Текст книги "Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2"

Автор книги: Паркинсон Кийз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Думаю, что теперь лучше как следует выспаться, ведь я не знаю, когда еще раз выпадет такой благоприятный шанс для этого. Надеюсь также, что это письмо в целости и невредимости дойдет до тебя, ведь это самое обстоятельное письмо за все время. А со мной все здорово, если не считать легкой дизентерии и простуды, которые, собственно говоря, мучают тут всех. Не беспокойся, па, ибо уверен, что война скоро кончится и не пройдет много времени, как мы с тобой свидемся. Дни и ночи во время боевых действий идут быстрее, нежели когда роешь окопы, поскольку когда ты не сражаешься, то ты передвигаешься с места на место.

С огромной любовью,

Ларри

Тур

3 ноября 1918

Дорогой па!

Пишу тебе это письмо, сидя в турском кафе, и надеюсь, что толпа, снующая вокруг, только вдохновит меня на то, чтобы это письмо получилось как можно более интересным. Я прибыл сюда в прошлый четверг, чтобы явиться в школу летчиков-наблюдателей после того, как ответил на запрос о добровольцах на фронт. Летать – это великая штука, и хотя я не думаю, что это окажется более актуальным, чем артиллерия, тут явно поудобнее. Работа наблюдателя заключается в том, чтобы определять местонахождение всяких объектов военной значимости. Еще надо быть неплохим пулеметчиком – на случай боя, и еще необходимо уметь водить аэроплан – на тот случай, если пилот будет убит. Тут со мной еще примерно двадцать пять парней из Сомюра, с которыми я познакомился и теперь знаю, что они и прежде занимались этим. Для некоторых из них здесь все знакомо и как-то по-домашнему, поскольку они прибыли от Бьюрегарда. Вот сижу тут и пишу письмо, а рядом со мной сидит лейтенант инженерных войск Фрэнк Уоддилл, с которым мы здесь большие друзья. Кстати, мы хорошо знали друг друга еще в Тулане, когда он повергал меня в уныние бесконечными рассуждениями на тему эхолокации. Он собирается модернизировать наш сахарный завод… разумеется, когда кончится война. А пока мы с ним проводим довольно бурные ночки, однако после полутора месяцев на фронте мы считаем, что так и должно быть. По дороге сюда я заезжал в Париж, и, безусловно, все там было вверх тормашками. Конечно, армии лучше использовать пилотов, поскольку нас практически не надо обучать дисциплине, но я сомневаюсь, что когда-нибудь еще увижу фронт, поскольку, похоже, все идет к тому, что война закончится перемирием. Жаль только одного: мне так хотелось стать пилотом. Военные новости чертовски неплохи, и если конец и вправду не за горами, то я надеюсь очень скоро оказаться дома, хотя и теряю возможность получить повышение, оставив артиллерию. Так что я должен стать одним из первых, кто покидает ее.

Твой любящий внук

Ларри

17 ноября 1918

Дорогой па!

Теперь, когда война закончилась, полагаю, можно рассказать тебе о многом, чем я занимаюсь и где нахожусь. Я высадился на берег в Бордо, оттуда направился в Брюссель, оттуда – в Сомюр, потом – в Ванн, а оттуда – в Верден, где мы попали в строевые войска. Мы находились на западном берегу департамента Мез, между рекою и Аргонским лесом. Это был один из самых крутых участков на всем фронте. Я видел, как менее чем за полчаса из двухсот сильных, здоровых людей остались, дай Бог, пятьдесят, и таких эпизодов было чертовски много. У нас поначалу насчитывалось до ста десяти лошадей, из которых через четыре недели остались двадцать четыре, и наша батарея отнюдь не была исключением. Па, мне не хватит целой стопки бумаги, чтобы рассказать обо всем, что я видел, но я обязательно поделюсь с тобой всем, когда вернусь домой. Я только что закончил курс обучения на пулеметчика, включающий в себя и обхождение с оружием, и стрельбу в воздухе. Теперь я начинаю курс наблюдения, состоящий из обучения аэрофотосъемке, создания карт, наведения артиллерийских расчетов и связи с пехотой. Полет – это прекрасно, и я просто наслаждаюсь им, если не считать, что наверху довольно холодновато. Этот курс продлится еще тридцать три дня, и, может быть, потом кое-кого из нас отпустят домой. Празднование окончания войны закончилось, и теперь все снова занялись делом. Мне предстоит еще очень много всяких дел.

С любовью Ларри

1 января 1919

АПО [31]31
  Армейский почтовый офис.


[Закрыть] 778

Дорогой па!

Новый год был прекрасен и очень красив – тепло и солнечно, так что я праздновал его и одновременно писал тебе. Я не писал тебе некоторое время, поскольку уезжал в небольшой, недельный отпуск, который мне удалось продлить до двенадцати дней. Я намеревался поехать в Монтерегард, но, заехав на два дня в Сомюр, я вернулся в Тур и больше так и не выбрался оттуда. Я великолепно провел время: видел много всяких достопримечательностей, ел много всяких вкусностей и спал столько, сколько моей душе было угодно!

Сейчас лагерь закрывают, а людей распределяют по военным округам, так что вскоре все вернутся в Штаты, однако что до меня – пока не знаю. Может быть, около года я проработаю в доке, но это не важно, ведь в конце концов я все-таки вернусь домой.

Твой любящий внук

Ларри

30 апреля 1919

Дорогой па!

Ну, наконец-то я могу сообщить тебе нечто окончательное. Каким-то чудом мне удалось раздобыть десятидневный отпуск, и полагаю, это значит, что впоследствии меня вновь прикомандируют к регулярной части.

Между тем могу прямо сейчас сказать тебе, что собираюсь воспользоваться своим отпуском, чтобы съездить в Монтерегард. Ты совершенно прав, разумеется, я должен был съездить туда намного раньше. Я уже изучил расписание поездов и выезжаю отсюда в Париж, что очень просто, а вот потом с несколькими пересадками доеду до одного местечка под названием Сент, где снова сделаю пересадку; оттуда доберусь до небольшого селения Сент-Порчер, а там уже рукой подать до Монтерегарда. Я уверен, что найду подходящую гостиницу, где хорошие еда и постель, поскольку, как известно, во Франции это и вправду хорошо поставлено повсюду. Я не буду предварительно писать о своем приезде тете Арманде, потому что почта сейчас работает из рук вон плохо, и я, возможно, доберусь до места скорее, чем письмо, тем самым сделаю тете Арманде веселый сюрприз.

Ну что ж, пока все, буду складывать вещи (сколько же времени прошло с тех пор, как мы танцевали под мелодию «Дублинский залив», и как хорошо, что очень скоро я вновь смогу потанцевать под этот мотив!).

С огромной любовью,

Ларри

26

Путь до Монтерегарда вселял в Ларри радость и превосходное настроение, он был уверен, что сможет легко найти туда дорогу.

Ему не потребовалось и пяти минут, чтобы миновать одинаковые ряды серых домиков, как капли воды похожих друг на друга и составляющих небольшое селение, и он сразу оказался на обширной луговине, где увидел возделывающих почву людей, а чуть поодаль – пастбища, на которых паслись овцы и коровы. Ларри почувствовал сильное головокружение от свежего воздуха и легкого ветерка, приносящего с собою соленый запах моря. Этот солнечный бодрящий ландшафт вскоре полностью изменился: открытая местность резко прерывалась густым, почти непроходимым лесом, где Ларри не встретил ни людей, ни каких бы то ни было признаков жизни. Поля кончились, внезапно превратившись в могучие деревья. Сердце Ларри подскочило от волнения, и он устремился вперед.

Перед ним был лес, совершенно не похожий на виденные им прежде. Густой и темный, он ничем не напоминал болотистые земли Синди Лу, лишь кое-где перемежающиеся небольшими рощицами. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь развесистые кроны мощных деревьев, увитых плющом, и яркими пятнышками падали на мох и папоротник прямо перед Ларри. Все вокруг являло собою буйство девственной, первобытной зелени. И Ларри посетило странное, необычное чувство, незнакомое ему доселе. Хотя солнце и проникало вниз, ветер не мог просочиться сквозь эти огромные ветви, и ни один листок на деревьях не шевелился. Ларри невольно остановился, и, когда утих звук его шагов, наступила полная тишина.

Все это почему-то напомнило ему письмо, написанное на пожелтевшем от времени листке бумаги, которое однажды показывал ему дед. Теперь строчки из этого письма как бы наяву встали перед взором молодого человека, словно письмо было написано огненными буквами, а не потускневшими чернилами:

До замка вы добираетесь через восхитительный дубовый лес, увитый плющом, и нечто магическое и завораживающее видится вам в солнечных лучах, с трудом пробивающихся сквозь густую листву.

Его мать, которой он не помнил, была совершенно права.

В этот момент только одна дорога расстилалась перед ним. Она была широкая, прямая и, судя по всему, вела прямо к замку. Тем не менее Ларри не стал особенно углубляться по ней дальше, увидев еще одну дорогу, ответвляющуюся вправо. Он без колебания ступил на нее, но почти сразу же решил, что эта дорожка хотя и уже первой, тоже очень прямая и слишком открытая для того, чтобы обещать романтические перспективы. Ему не пришлось очень далеко уйти по ней, чтобы убедиться, что его догадки верны. Взору Ларри предстал огромный сад при кухне, окруженный надворными постройками замка. Он вновь вернулся на главную дорогу и пошел немного быстрее, увидел еще одну ответвляющуюся от главной дорожку, на этот раз ведущую влево. Состояние этой дороги наводило на мысль, что по ней ездят реже, чем по тем дорогам, которые он видел до этого, и что эта дорожка глубже уводит в лес; однако когда спустя несколько минут он очутился на круглой открытой полянке, то увидел, что трава на ней тщательно подстрижена, окаймлена цветочными клумбами, а в самом центре возвышается белая мраморная колонна. Ларри заключил, что здесь эта колонна была вовсе не уместна.

Очевидно, Ларри зашел дальше, чем предполагал, или же день оказался намного теплее, чем он ожидал, поскольку ему стало очень жарко и он страшно устал. Но все же он решил продолжать свои поиски и довольно скоро увидел, что дорога, по которой он попал на этот совершенный круг, не только соединяется с главной дорогой и не только заканчивается лужайкой с клумбами. От лужайки разбегались другие дорожки, подобно спицам колеса. Все они были узенькие и, по-видимому, терялись где-то глубоко в лесу; казалось, они ничем особенно не отличаются друг от друга. Наконец Ларри остановил свой выбор на одной из них, бежавшей немного под уклон и сужавшейся до размеров тропинки. Идти мешали склоненные ветви деревьев, к тому же по обеим сторонам росли густые кусты. Вскоре Ларри обнаружил, что ему все время приходится огибать крупные камни, чтобы продолжать путь, а ветви над головой спускаются все ниже и ниже, почти не давая прохода. Когда он на секунду притормозил, чтобы не налететь на толстую ветку, преградившую ему путь, то впервые услышал какие-то звуки, точно, не являвшиеся отзвуком его шагов. Это были мягкие, еле слышные звуки, напоминавшие нежное журчание небольшого ручейка. Вскоре он услышал еще один звук – это был звук человеческого голоса, сливавшегося с другим голосом. Оба голоса были чистыми и звонкими, говорящими о том, что собеседники совсем молодые, а один голос обладал такой мелодичностью, которая проникала прямо в сердце. Ларри, больше не обращая внимания на мешающие ему ветви, уверенно шагнул вперед. Деревья внезапно расступились перед ним – и он увидел перед собой то укромное местечко, которое искал.

На огромном камне напротив него сидели две совсем юные девушки. Они склонили головки над книгой, лежащей между ними. Одна была одета в белое платье с черными ленточками, вторая – в белое платье с зелеными ленточками. У одной были блестящие черные волосы, с пробором посередине, а у другой – непокорная шевелюра золотисто-каштановых волос, без всякого пробора. Ларри какое-то время наблюдал за ними, пока обе девушки не вскочили от неожиданности, и тут он обратил внимание на то, что лицо одной было бледным, а у второй – розовым. Они удивленно смотрели на него широко раскрытыми глазами, но явно не боялись его, что он с облегчением для себя отметил. Неожиданно одна из девушек обратилась к нему, но говорила настолько быстро, что он даже не сумел придумать какие-нибудь слова, которые объяснили бы его столь бесцеремонное вторжение.

– Мсье заблудился, – проговорила она. – Если он сможет добраться до колонны, что стоит на полянке, откуда, мсье, наверное, и начал свой путь, то он без труда выйдет на центральную дорогу.

Это говорила бледная девушка с черными волосами и черными ленточками на платье. Потом заговорила вторая.

– А может быть, мсье вовсе не заблудился, – предположила она. – Возможно, он стремился попасть сюда.

Она улыбнулась, и ее улыбка подействовала на него так же, как и ее голос.

– Вы совершенно правы, мадемуазель, – произнес он. – Именно это место я и искал. Только никак не ожидал, что мне выпадет такое неземное счастье – обнаружить его занятым прекрасными лесными нимфами.

Теперь заговорила девушка с золотистыми волосами.

– Что ж, у вас, верно, должна быть какая-то причина искать это место, – сказала она, улыбаясь. И чем больше она улыбалась, тем красивее становилась. Вторая девушка выглядела посерьезнее, и, хотя разговаривала она не менее учтиво, во всех ее манерах скользила холодность.

– Возможно, вы задумали посетить пещеры. Но, в любом случае, туда намного удобнее добираться по другой дороге. Однако люди давно уже не ходят туда, поскольку с начала войны туда ходить запрещено. Должна повторить вам, мсье, что намного проще добраться до них по дороге, которая…

– Я не намереваюсь посещать пещеры, во всяком случае сейчас. И мне действительно очень хотелось обнаружить именно это место. Мне не очень хочется возвращаться на центральную дорогу. Вообще-то я надеялся, что вы не воспримете меня как совершенно незнакомого человека, бесцеремонно вторгшегося в ваши владения. Вероятно, вначале мне следовало бы зайти в замок и представиться, как положено. Будьте любезны, позвольте мне представиться сейчас. Меня зовут Ларри Винсент, и, по-моему, одна из вас должна быть моей кузиной, Джаниной де Шане.

Он с ожиданием смотрел то на одну, то на другую девушку. Черноволосая, похоже, немного расслабилась, хотя ее лицо было по-прежнему серьезным. Пока она рассматривала Ларри, не произнося при этом ни слова, будто стараясь поверить ему, но отчего-то сомневаясь. Золотоволосая громко рассмеялась.

– Если вы Ларри Винсент, то Джанина – ваша кузина, – сказала она. – Значит, она должна быть первой, кто пригласит вас в Монтерегард. Однако я не могу больше ждать, когда она решит это сделать, и поэтому сама приглашаю вас в замок! Мое имя, если, конечно, вас это интересует, Луиза де Курвилль, и родственные связи тут очень сложные… А в действительности, что касается меня и вас, их не существует вовсе. Однако я очень и очень рада познакомиться с вами!

* * *

Несмотря на то, что Джанина не первой пригласила Ларри в замок, ее приветствие было на редкость учтивым. Она весьма сожалела, что не узнала в госте своего американского кузена Ларри, но, как он сам заметил, ему стоило бы вначале зайти в замок и представиться ее отцу… Она может понять его желание осмотреть эти великолепные, густые, девственные леса, но, в конце концов, для этого ведь будет масса времени впереди. Ну, и вполне естественно, она была немного удивлена, что незнакомый человек…

– Вы говорили, что будет очень много времени, – прервал ее излияния Ларри. – Так почему бы нам всем не пойти в дом вместе и прямо сейчас?

Словно обсуждать это было совершенно бесполезно, она пошла по направлению к тропинке. Тропка была настолько узкой, что до тех пор, пока они не вышли к круглой полянке, они не могли идти рядом. Однако, достигнув полянки, Луиза предложила Джанине показывать дорогу, а сама пошла рядом с Ларри.

– Вас наверняка удивила эта колонна, – проговорила она, словно отвечая на не высказанный им вопрос. – На территории замка их четыре, и каждая расположена на одной из основных точек компаса. Они не очень старые. Их установил дядя Пьер. Установил и обсадил цветами. Я никогда не могла понять, зачем он это сделал. Они мне не кажутся чем-то особенно важным.

– Они обеспечивают ему приятные занятия, – заметила Джанина, оборачиваясь. – Не понимаю, почему ты так пренебрежительно отзываешься о действиях папы.

– Я не хотела сказать пренебрежительно. Просто меня всегда озадачивали эти колонны… А вас, Ларри, разве колонна не озадачила? – добавила она.

– Честно говоря, да. Но меня по-прежнему значительно больше озадачивает вопрос родственных связей. Очевидно, мой дядя Пьер – вам тоже дядя. А вы сказали, что…

– Я сказала, что все очень запутанно и сложно, и так оно и есть. Еще я сказала – насколько это касается меня и вас, то связи тут не существует вовсе. Вам угодно, чтобы я объяснила?

– Да, мне бы очень хотелось, будьте добры…

– Хорошо. Вам известно, что мой дядя – отец Пьера… – давайте для удобства будем называть его старый маркиз де Шане – был женат дважды, верно?

– Кажется, мне известно об этом. Но я не совсем уверен. Мой дедушка пытался объяснить мне, но…

– Придется, видимо, мне по порядку рассказать все до конца, чтобы окончательно просветить вас. Итак… Первой женой старого маркиза была княгиня де Гербемон. Она скончалась, когда ее единственной дочери Аскелине было всего несколько недель от роду, и маркиз совершенно не умел ухаживать за младенцем. Поэтому маленькую Аскелину вырастили де Гербемоны. Став взрослой, она вышла замуж за Этьена д’Амблю, и у нее самой родились две дочери – Жозефина и Изабелла. Жозефина вышла замуж за Жана де Курвилля, а Изабелла – за Жиля де Лорна. Я – дочь Жозефины. Так что старый маркиз де Шане – мой прадед. Пока вам все понятно?

– Более менее.

– Прекрасно. Так вот, спустя довольно долгое время после кончины княгини де Гербемон старый маркиз женился вторично – на некоей даме, которую мы все считали американкой, однако по происхождению она оказалась тоже француженкой. Ее звали Доротея Лабусс, и у нее тоже родился ребенок – Пьер. Поэтому он – мой дядя Пьер… Вернее, он мой двоюродный дедушка, поскольку они с моей бабушкой были единоутробными братом и сестрою, хотя по возрасту ей больше подходит быть ему матерью.

– Понятно.

– Не знаю, поняли вы или просто соглашаетесь из вежливости. Но тем не менее Пьер де Шане вырос, поехал вместе с матерью в Соединенные Штаты и повстречался там с некоей красавицей мисс Винсент, которая была настоящей американкой; он влюбился в нее и женился на ней.

– Этой красивой молодой леди была моя тетя Арманда! Она сестра моего отца!

– Совершенно верно. Вот видите, в действительности все оказалось не так уж запутанно и сложно. Нынешний маркиз де Шане – это мой дядя Пьер и ваш дядя Пьер, как вы только что соизволили заметить. Но, как совсем недавно сказала я, мы с вами совсем не родственники!

– Я надеялся и очень хотел познакомиться с моей кузиной Джаниной, – проговорил Ларри. – Но не предполагал, что одновременно познакомлюсь с ее кузиной, которая, оказывается, совсем мне не кузина, однако добавляет этому милому знакомству еще больше обаяния. Если бы я только знал, я бы сильнее желал этой встречи!

Луиза рассмеялась, и ее смех, как и улыбка, казалось, коснулся самого сердца Ларри.

– Разумеется, я надеялся встретиться с обеими моими кузинами… вообще со всей семьей и снова повидаться с тетей Армандой. Надеюсь, все дома?

Джанина повернулась к нему, и на этот раз в ее взгляде застыл не просто упрек, как это было вначале, – ее взгляд стал на удивление суровым для такой молодой и красивой девушки, и одновременно очень печальным.

– Очевидно, вы не знали, что приехали в дом во время траура, – холодно проговорила она. – Если бы вы справились…

– Вероятно, ему не довелось побывать в каком-нибудь месте, где он мог бы узнать обо всем, Джанина, – перебила ее Луиза и легко коснулась руки Ларри. – Нам следовало рассказать об этом сразу же, – продолжила она мягко. – Но, казалось, все не было подходящего момента, и, конечно же, Джанине очень трудно говорить об этом. Видите ли, в Монтерегарде траур… и весь дом погружен в великую скорбь. Понимаете, за день до заключения перемирия[32]32
  День заключения перемирия, положивший конец 1-й мировой войне, – 11 ноября 1918 г.


[Закрыть], когда все радовались известию, что, слава Богу, пришел конец этой жуткой войне…

Джанина не отвернулась, но и не смогла скрыть слез. Луиза тихо и спокойно поведала Ларри, как погиб Пьеро: далеко за линией фронта оказалась одна немецкая батарея тяжелой артиллерии. У них оставался всего один снаряд, который они решили выпустить наугад в направлении запада, перед тем как уничтожить свой артиллерийский расчет. Снаряд разорвался в поле, рядом с руинами старого фермерского дома, и острый осколок рикошетом угодил Пьеро прямо в висок.

– Этого уже не могла вынести его несчастная мать после четырех нескончаемых лет тревоги, – продолжала Луиза. – Ведь до этого Пьеро дважды был тяжело ранен: один раз – на Ипре и второй – в Маасе. Тетя Арманда… ну, вы понимаете, какое нечеловеческое напряжение она испытывала в течение всей этой войны…

– И что же случилось? – осмелился спросить Ларри. Но у него уже совершенно пересохло во рту, потому что он понял все.

– Конечно, это могло быть несчастным случаем. Она могла просто поскользнуться… Или не заметить, куда идет. Поскольку она пребывала в состоянии полнейшей прострации и была чрезвычайно рассеянна. Она была ко всему готова… Вы слышали о Голубом пруде в Монтерегарде?

И снова Ларри показалось, что он держит перед собой пожелтевшее от времени письмо матери, которое показывал ему дед, и читает его, читает эти слова, такие бодрые, живые, веселые, хотя и были они написаны потускневшими чернилами. Пьер… поведал мне легенду о Голубом озере, образовавшемся у входа в пещеры. Как гласит легенда, несколько столетий тому назад леди де Шане, у которой умер возлюбленный, утопилась в этом озерце, и в том месте забил ключ. Разумеется, все это глупые сказки и суеверия, но я считаю эту легенду очаровательной, не правда ли?..

– Да, – с трудом ответил он. – Я слышал о Голубом пруде.

– Через день после того, как мы получили известие о смерти Пьеро, тетя Арманда надолго заперлась в своей комнате. Впоследствии мы обнаружили, что большую часть времени она писала, и, хотя она разорвала в мелкие клочья практически все написанное и бросила обрывки бумаги в камин, один листочек все-таки остался лежать на письменном столе. Там было написано: Я не потеряла своего возлюбленного, ибо его никогда у меня не было. Но я лишилась единственного сына, что намного хуже. Я уже говорила, что она была сама не своя и очень рассеянна… и письмо доказывало это. Как вам известно, она не теряла своего возлюбленного. Она вышла за него замуж.

– Кажется, я слышал о том, что, еще когда она была совсем молодой девушкой, ее жених умер от желтой лихорадки. Может быть, она имела в виду его.

– Может быть, – с сомнением в голосе проговорила Луиза. Он понимал, что она не верит в это, и совершенно не удивился, поскольку не верил в это сам. – Кроме того, лишиться сына не может быть намного хуже, чем лишиться возлюбленного, – задумчиво произнесла Луиза. – По крайней мере я так не считаю. По-моему, если бы я любила человека и потеряла его, со мной случилось бы самое худшее из всего возможного. Но чтобы я собралась покончить жизнь самоубийством…

– Полагаю, вы правы… – Сейчас Ларри не понимал, почему заговорил с такой убежденностью, но убежденность его была очень глубокой. – Я уверен, что она тоже не совершала самоубийства.

– Полно, не стоит больше говорить обо мне. Мне надо еще рассказать вам о тете Арманде. В конце концов, никому не сказав ни слова, она вышла из замка. Но наша привратница Жюстина видела, как она миновала Львиные ворота, а потом пошла по аллее в лес. После этого ни одна живая душа больше ее не видела, но на тропинке, ведущей к пещерам, сохранились следы. А в конце тропинки, у самого края Голубого пруда лежал шарфик.

На этот раз Ларри даже не пытался что-либо сказать. Они уже вышли из леса и проходили через мраморный портал, украшенный скульптурами львов, а потом направились дальше по внутренней аллее, где на красивых лужайках, обрамленных рядами деревьев, повсюду стояли статуи.

Луиза посмотрела на Ларри и улыбнулась.

– Давайте больше не говорить о печальных вещах, – сказала она. – И не надо очень много размышлять об этом. Вам просто необходимо было все узнать, иначе вы не поняли бы ничего из того, что здесь происходит. Но, ради Бога, только не подумайте, что дядя Пьер сочтет ваш визит нежеланным, решив, что вы бесцеремонно вторглись сюда. Напротив, я уверена, что он очень обрадуется вашему приезду… будет очень рад познакомиться с вами и составить вам компанию. Он даже будет благодарен вам за ваше общество. Ведь он страшно одинок. Не думаю, что они с матерью когда-нибудь были особенно близки, а теперь она вообще все время проводит в Париже. Она всегда предпочитала Париж Монтерегарду и очень редко приезжает сюда. Здесь все, как она утверждает, вызывает у нее дрожь и неприятные ощущения… здесь как в могиле. Надеюсь, вам так не покажется, а если даже вдруг и покажется, то, не сомневаюсь, вы сумеете справиться со своими чувствами, заставив себя поверить, что вы здесь почти как дома. А я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам понравилось у нас.

– Знаете, наверное, вы любое место можете превратить в гостеприимный дом, – любезно сказал Ларри. – И если я могу чем-нибудь помочь…

– Конечно, конечно, можете. И я рассчитываю на вас. Знайте об этом!

Луиза пошла быстрее, очевидно, желая догнать кузину. Но когда они с Ларри ступили на главную аллею перед замком, Джанина уже скрылась из глаз. Огромный двор, начинающийся прямо от наблюдательной башни, с одной стороны сходился с замком и окаймлял сад, вплотную подходящий к замку с другой стороны. Перед главным входом тянулся ряд подсобных помещений, крытых красной черепицей; они, в свою очередь, примыкали к замку там, где возвышались две гигантские башни. Двор был пуст, и, озираясь по сторонам, Ларри почувствовал, как огромно и сурово это величественное здание; даже зеленое буйство его треугольного сада, казалось, господствовало над каменной лестницей, ведущей с одной террасы на другую, а потом к огромному каменному повороту, венчающему лестницу. Все в замке походило на неприступную, неприветливую крепость, но в этом бесконечном величии ощущалась полнейшая пустота. Не будь рядом Луизы, Ларри, наверное, развернулся бы и не пошел дальше. Словно прочитав его мысли, девушка просунула изящную ручку ему под локоть, дотянулась до его пальцев и крепко сжала их.

– Наверное, Джанина уже сообщила дяде Пьеру, что вы здесь, – сказала Луиза. – Полагаю, надо поспешить. И, пожалуйста, не подумайте, что она не рада вам. Смерть Пьеро была для нее жутким потрясением… они были ближе друг к другу, чем большинство братьев и сестер. И теперь она говорит, что уйдет в монастырь. Если такое произойдет, это будет еще один удар для дяди Пьера. Ведь она – все, что у него осталось. Конечно, он очень любит меня, но это не одно и то же…

Как только она замолчала, входная дверь медленно отворилась, поворачиваясь на огромных тяжелейших петлях, и Ларри увидел перед собой высокого стройного мужчину, одетого в черное. Он стоял в дверном проеме. Волосы у него были седые, рот обрамляли глубокие скорбные морщины, но все же он был потрясающе красив и безупречен.

– Дядя Пьер… – начала было Луиза. Но мужчина в дверном проеме слегка покачал головой, словно делая ей знак замолчать, и вышел вперед, пристально вглядываясь в лицо Ларри, так, словно никогда в жизни прежде не видел перед собой живого человека.

– Входи, Ларри, – проговорил он, протягивая молодому человеку обе руки. – Добро пожаловать в Монтерегард. Ты очень, очень желанный гость здесь. И я всегда и везде узнал бы тебя, как сына Кэри. Ведь больше ни у кого в мире не было таких глаз.