Текст книги "Отечество"

Автор книги: Пак Ун Голь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Снаряд упал вблизи моста, подняв огромный столб воды и песка. Когда первая группа людей миновала гребень сопки, артиллерийский обстрел усилился. Трудно было разобрать, кому предназначались снаряды – воинам Народной армии или мирным жителям. Стреляли бегло, попадая в кусты, в прибрежный песок, в воду. Вот склонилось к земле молодое деревце, надломленное осколком снаряда. Среди лужайки образовалась желтая яма, вокруг нее траву усыпали комья земли.

Мужчины, как только стихал обстрел, продолжали подниматься в гору. Женщинам и это было не под силу. Они отставали – у многих тяжелая ноша. Пожилые женщины буквально ползли по камням. То и дело их длинные юбки-чхимы цеплялись за кусты и колючки, то одна, то другая, оступившись, падала. Хи Сону и Чор Чуну, шедшим сзади, поочередно приходилось тащить их за руки.

Когда последняя группа добралась до гребня, остальные уже успели немного передохнуть, устроившись прямо на земле или на камнях. Удалось уйти из-под носа противника, но как быть дальше? Женщины сгрудились около Хи Сона. Испуганные только что происшедшим около переправы, они готовы были молиться на него, только бы он спас их, вывел отсюда. Но он и сам не знал, что делать дальше, куда идти.

– Возьмите нас с собой, не бросайте! Пропадем ведь, – говорила пожилая женщина, заглядывая в глаза Хи Сону.

– Вы откуда? – спросил Хен Ман, присевший прямо на землю.

– С Енхына. Пробираемся в Хамхын.

– Нам надо сейчас же уходить. Разыскивайте своих, – вмешался Чор Чун.

– Бросить их здесь – и правда пропадут. Во время войны всего труднее женщинам и детям, – проговорил Хен Ман и огляделся по сторонам, ища поддержки. – Давайте возьмем с собой…

– Я против. Вы видите, что делается? Из-за них мы и так уже потеряли столько ценного времени.

– Ну и пусть. Ради кого мы идем сражаться? Ради них, ради таких, как они.

– У меня нет времени спорить! – нервно возразил Чор Чун и повернулся к женщинам. – Вы бы пошли поискали своих. Поняли? Идите обратно в Енхын.

Беженцы опять заволновались. Эхо доносило винтовочную и пулеметную стрельбу.

– Хватит, пошли! Все пошли! – сказал Хи Сон и поднялся с камня.

– Идти-то куда? Я вот не знаю, – озабоченно проговорил Хен Ман.

– А чего здесь сидеть и ждать? Не природой же пришли сюда любоваться.

Все снова тронулись в путь. За полянкой тропинка скользнула-в густую, непроходимую чащу. Вспугнутые внезапными гостями, из кустов вылетали птицы и кружили над головами. Колючки ранили лица, цеплялись за одежду.

Шли молча, повинуясь своему вожаку, шли, не зная, что ждет впереди. Не знал этого и Хи Сон, но старался не показывать своей тревоги.

– Может быть, немного передохнем? – едва слышно спросил шагавший сзади него Хен Ман. Он устал, дышал с трудом. Хи Сон остановился, сделал знак всем отдыхать. Люди повалились на траву от усталости.

– Товарищ, дайте мне винтовку, – обратился Хи Сон к офицеру милиции. Перекинув винтовку через плечо, он один направился в лес, бросив на ходу:

– Чор Чун, пусть пока все отдыхают.

– Вы далеко?

– Посмотреть, что впереди.

– Посмотреть, что впереди? – переспросил Чор Чун удивленно. Хи Сон уверенно вел людей, казалось, он знал дорогу. А тут… И только теперь Чон Чун понял, что секретарь шел наугад.

– Зачем вам самому? Пошлем в разведку несколько товарищей.

– Я пойду, – вызвался Чун О. Он взял из рук Хи Сона винтовку. Вместе с ним в чащу углубились Ки Бок и парень в охотничьих сапогах.

Трое двинулись на северо-запад. Они ушли, и снова все вокруг стало тихо, только издалека слышались настойчивые удары дятла о сухой ствол дерева.

– Эти женщины так и будут за нами тащиться? Такими темпами мы не скоро доберемся до места, – шепотом сказал Чор Чун секретарю.

– Другого выхода нет. Мы не можем бросить их одних… Сам понимаешь… Ну на сутки опоздаем… – устало ответил Хи Сон.

– Мы выполняем боевое задание, товарищ секретарь. – Чор Чун старался сдержаться, чтобы не вспылить.

– Да, боевое задание. Но во имя кого? Во имя вот таких, как они – эти женщины. Во имя народа, – сердито возразил Хен Ман.

– Как хотите. По-моему, надо делать конкретное, порученное вам дело. А если этому что-либо помешает… без колебаний отбросить в сторону. Не понимаю вас. Во всяком случае, я не несу за это ответственности, – Чор Чун резко встал и отошел в сторону.

– Палку перегибает. Вспыхивает, как сухой лист, – с озабоченным видом проговорил ему вслед Хен Ман.

Под огромным кленом невдалеке полукругом сидели рабочие с шахты. Все курили. Хи Сон и Хен Ман подошли к ним. Как и раньше, все смотрели в их сторону с доверием.

Хи Сон сел рядом с директором шахты, положив руку ему на плечо. Хен Ман опустился на траву рядом.

– Устал, товарищ директор? Знаю, знаю…

– Одним разом махнули тридцать ли. Поневоле кости заломит, – Хак Пин слабо улыбнулся.

Хи Сону не хотелось продолжать разговор. Оба помолчали. Хен Ман смотрел куда-то в одну точку, сквозь кустарник.

– Отец, что ты там увидел? – нарушил молчание Хак Пин.

– Смотри… Вот туда, – осторожно показал Хен Ман. Невдалеке разгуливала белка. Сделает шаг и прислушается. А то встанет на задние лапки и смотрит – только пушистый хвостик нервно вздрагивает. В следующее мгновение она прыгнула, уцепилась за дерево и взбежала вверх на ветки. Там что-то схватила, соскользнула вниз и скрылась в сухих листьях. «Заготавливает к зиме провиант», – подумал Хен Ман и с болью вспомнил, как мало взято в лес продовольствия. А сколько всего осталось в поселке. Вот порадуется враг!…

– Молодец, белка. Поумнее нас – запасается, – вдруг со вздохом проговорил он.

– Отец, вы прямо-таки буржуй, все вам мало, – попробовал пошутить Хак Пин.

– Попробуй в этих кустах прокормиться.

– И прокормимся. Жить везде можно. Тем более здесь – смотрите, приволье какое! – вдруг очнулся от раздумий Хи Сон.

– Так-то так… но вот захочу есть и скажу, давай лепешку, кормите меня. Кормите и все.

Он и не подозревал, что будет гораздо труднее, чем кто-либо мог сказать.

* * *

– Давайте рассредоточимся, так лучше будет, – предложил парень в охотничьих сапогах, когда они углубились в лес.

– Рассредоточимся? Как это?—не понял Ки Бок.

– Ну пойдем на некотором расстоянии друг от друга.

Парень вынул пистолет и решительно двинулся вперед. Трое долго блуждали по лесу. Прошли заросли шиповника, потом попали в сосновый бор, миновали чащу молодых кленов и акаций, еще каких-то колючих кустарников. Оттуда вдруг выскочила горная коза, испуганно уставилась на людей и, помедлив секунду, одним прыжком снова исчезла в кустах. Чем дальше они шли, тем круче становились склоны. Кругом густой колючий кустарник. Неожиданно под ногами возникла узкая, как нитка, тропинка. Но и она вскоре исчезла среди густой травы.

– Она куда-то нас все-таки приведет, – сказал парень в сапогах. Они уже блуждали по лесу около часа.

Наконец кустарник кончился. Впереди лежала долина. Ввизу змеей извивалась лента шоссе. По нему двигались похожие на маленьких куколок люди. Автомашин не было видно. За шоссе опять начинался лес.

– Спустимся поближе к шоссе. Там поля, наверно, есть и жилье, – предложил Чун О.

– Но не дальше. Зачем спускаться вниз? Попадем прямо в лапы к лисынмановцам. Надо поосторожней, – возразил парень в сапогах.

– Нас послали все разузнать. Вот и разузнаем. Чего бояться? – ответил Чун О.

– Хорошо, – неохотно согласился тот. – Но только я не пойду впереди.

Когда они подобрались к крестьянским чиби у шоссе, Кван Хо – так звали парня в охотничьих сапогах – вытащил пистолет и поставил его на взвод. Чун О пробежал по огороду, оглядываясь вокруг: нет ли где-либо поблизости хозяина. Из двери выглянуло заросшее щетиной лицо старого крестьянина. Он приоткрыл дверь, с любопытством и опаской наблюдая за незнакомцем.

– Есть в деревне лисынмановцы, отец?—спросил Чун О.

Старик пробормотал что-то невразумительное и захлопнул дверь. Ки Бок рассердился за такой прием.

– Эй, ты чего это? – он подбежал к двери и постучал.

– Не могу знать, – последовал ответ.

– Выходи, старик, – Кван Хо, державшийся до этого за изгородью, вдруг осмелев, подошел и сильно постучал в дверь кулаком.

Чун О сделал ему знак отойти. Но Кван Хо уже дернул за ручку и сорвал дверь. Все трое стояли в растерянности перед неожиданно открывшейся картиной. В коридоре лежали трое раненых народноармейцев. В руках у них были топоры. Когда открылась дверь, все трое попытались подняться.

– Простите, товарищи. Не вставайте… – сказал изумленный Чун О. Он хотел было притворить дверь, но на порог выбежал хозяин.

Поняв, что перед ним свои, он охотно ответил на все вопросы.

– Понимаете, у меня раненые. Боялся. Не знал, что вы…

Когда они вернулись обратно, солнце уже клонилось к закату. Хи Сон сразу же дал команду выступать. Дороги были каждый час, каждая минута. Группа растянулась в длинную цепочку.

Шли в полной темноте.

Глава 13

Тхэ Ха лежал, не двигаясь. Как отсюда выбраться, он не имел ни малейшего представления. Сделал два шага и наткнулся на стену. Снова замер. Наверху наконец стихли шаги. И вдруг снова выстрелы. Пули просвистели где-то рядом. Потом мертвая тишина. Он приподнялся, шагнул вперед. Все дальше и дальше. Сзади послышался слабый стон, но Тхэ Ха не остановился, шагнул вперед в темноту, поскользнулся и свалился в жидкую грязь. На мгновение мелькнула догадка – не старик ли Ким звал его на помощь? Может быть, он лежит, истекая кровью, а ты спасаешься бегством? Да, это был Ким.

Он взглянул вверх. У края шахты вырисовывались две темные фигуры. Неожиданно они исчезли. Внизу тускло поблескивала вода. Тхэ Ха пристально вгляделся в темноту.

Наверху все стихло. Враги сюда уже не придут. Побоятся спуститься в черную пропасть. Но как самим им отсюда выбраться? Вход в шахту очень далеко, может быть, и штольни завалены. Тогда совсем плохо. Заживо погребены среди черного мрака шахты.

– Отец, скорее иди сюда, скорее! – шепотом позвал Тхэ Ха.

Старик пошевельнулся, встал на колени и пополз вперед.

– Куда тебя ранило? – спросил Тхэ Ха, когда Ким приблизился.

– В живот… Господи, умираю… В живот, – слабеющим голосом ответил старик и едва слышно застонал. Если бы не скрученные за спиной руки… Но теперь Тхэ Ха не мог ничем помочь старику, поддержать его. Он медленно побрел впереди, нащупывая дорогу. А Ким полз за ним следом. Через несколько метров путь им преградила отвалившаяся стойка крепления. Обвал. Тхэ Ха лег, уперся головой о стенку и попытался ногами сдвинуть землю. После нескольких невероятных усилий земля подалась, отступила. Тхэ Ха работал ногами, стараясь расширить образовавшуюся дыру. Если бы руки были свободны… Вскоре ему удалось протиснуться сквозь отверстие. Ким попробовал тоже преодолеть препятствие. Но силы покидали старика. Наконец и он оказался на другой стороне завала.

– Ты ступай вперед. Там скоро должен быть поворот направо, есть дорога к выходу. Попробуй, – прошептал Ким.

Тхэ Ха последовал его совету и вскоре обнаружил проход, ведущий в другой забой. Подождал старика. Казалось, дальше ему идти не под силу. Первым делом Тхэ Ха попробовал зубами перегрызть веревки, которыми были скручены руки Кима. Веревки не поддавались. Только песок скрипел на зубах – веревки, как и все тело Кима, были перемазаны грязью и угольной пылью. Старик в изнеможении лежал лицом вниз. Видимо, рана у него была тяжелая.

– Потерпи немного. Никак не получается… крепкая… черт!—Тхэ Ха снова принялся за веревку. Наконец старик с облегчением вздохнул и развел в сторону затекшие руки. Через некоторое время оказались свободными и руки Тхэ Ха. Старик довольно быстро распутал узел.

Тхэ Ха ощупал живот Кима. Его ладонь покрылась липкой теплой кровью.

– Наверно, умру… Дышать тяжело, – грустно сказал Ким. И никто сейчас бы не узнал в нем того шахтера, богатырскому здоровью которого еще недавно завидовали его товарищи.

– Крепись, отец. Ты ведь не из слабых.

Кромешная тьма и жуткая тишина угнетали. Отчетливо слышно было падение каждой капли воды, сочившейся с потолка и стен. Здесь, в этих забоях и штреках провели они оба не один час и не один год. И вот теперь эти черные стены превратились для них в западню. Многое видели эти черные стены. И радость и слезы. Ким помнит: раньше нередки были случаи обвалов. Многие товарищи нашли здесь могилу. «Неужели и я? – подумал старик. – Но ведь не все погибали. Иным удавалось выбраться». Мелькнула слабая надежда. Боль утихала. Главное – спастись, выбраться наверх любой ценой.

– А ведь говорят, что даже если небо обрушится, и то можно спастись, – задумчиво сказал старик и нащупал руку товарища.

– Конечно, – поспешил поддержать его Тхэ Ха, – выкарабкаемся, вот увидишь! Отведу тебя в больницу.

Тхэ Ха понимал, что это не так-то просто, но ничего другого не мог сказать.

– В больницу, говоришь? Где там! Весь мир перевернулся вверх дном, теперь не до лечения… Что же сталось с Ен Хеном?—вдруг вспомнил он о товарище.

– Убили…

– Ты видел точно?

– Видел. Упал и больше не шелохнулся.

Откуда-то потянуло дымом. И тут сразу же старик оживился, заговорил возбужденно:

– Хм, вот дураки… Думают, отсюда выкурить нас дымом – деваться, мол будет некуда. Разве не знает человек, проведший всю жизнь в этой яме, выхода из нее?! Они совсем ошалели. Мы по дыму и пойдем. Он нас выведет из этой ямы. Пойдем скорей.

Он первым приподнялся и пополз. Тхэ Ха догнал старика, помог ему встать, и они пошли вместе, держась за руки. Этот забой совсем был незнаком Тхэ Ха.

– Прошли сто шагов? – спросил Ким и остановился.

– Вроде бы…

– Тогда здесь начинается дуга. Слева, – с трудом проговорил старик, превозмогая усилившуюся боль в животе. И действительно, скоро они обнаружили поворот. – Ну вот, что я говорил? Значит, верно идем. Пройдем дугу, а там еще шагов семьдесят.

Они без труда нашли узкий лаз в конце забоя. Тхэ Ха подсадил старика, и тот, подобно мыши, скользнул в небольшое отверстие. Тхэ Ха не представлял себе, как оно образовалось и для чего служило раньше. Скорей всего осталось после обвала. Он вспомнил, что несколько лет назад здесь погибло пять шахтеров. С каждым движением все учащенней становилось дыхание старика. Наконец он со стоном упал на бревно. Тхэ Ха прилег рядом, тоже не имея сил двигаться дальше. Нестерпимо хотелось пить.

Сознание притупилось. Разом навалился сон.

Они спали долго. Их разбудил глухой звук взрыва. Сердце тревожно сжалось.

– Где это, отец?—испуганно шепнул Тхэ Ха над самым ухом Кима.

– Наверное, у входа в штольню. Порази их молния, гадов!

Оба прислушались. По-прежнему мерно капала вода с потолка, внизу журчал ручеек. Шум где-то совсем рядом заставил вздрогнуть. Это от стены отвалилась после взрыва глыба породы и упала в лужу. Сколько же прошло времени?

– Пойдем, отец.

– Надо идти… Все тело будто свинцовое… Сдохну – не велика беда… Ты должен жить. Бери влево, – старик попробовал встать, но не устоял и повалился. Где-то опять грохнул взрыв. На этот раз одновременно в нескольких направлениях понеслось эхо. Земля задрожала, как испуганный олень, попавший в западню. Посыпались вниз глыбы земли и угля, с гулом ударяясь о пол забоя. С шумом грохнулось что-то невдалеке.

– Вот тебе и выход, завалили, сволочи!

Тхэ Ха и старик пробрались в четвертый забой. Обшарив его, они увидели, что оправдались их самые худшие предположения. Он тоже завален. Тхэ Ха впал в отчаяние. «Неужели так и придется погибать в этом подземелье? Нет, этого не может, не должно быть. Я еще слишком молод, чтобы умирать». Тхэ Ха заставил старика подняться. Снова тронулись в путь. Все повторялось – грязь, острые выступы угля, беспроглядная темень. Пятый забой тоже был заброшенным. Здесь уж лет семь-восемь не ступала нога человека. А что сейчас там, наверху? День или ночь? Старик слабел, теряя веру в спасение. Тхэ Ха чувствовал безумную усталость. Но с еще большим упорством тащил Кима вперед.

– И что ты за человек, Тхэ Ха? Брось меня, ступай один, – просил Ким, едва передвигаясь. Ты должен жить. И выберешься. Ведь устанешь ты из-за меня. Мне уже пришел конец… Не спеши. Хорошо обдумай… Может быть, и седьмой забой завален, но все-таки выход должен быть… Должен.

– Найдем, отец… Потерпи… Не падай духом… Давай ко мне на спину… – Тхэ Ха не договорил и сам упал в изнеможении.

– Судьба, сынок! – вздохнул старик и огляделся вокруг. – Здесь схоронен и твой отец.

– Здесь?! – изумился Тхэ Ха, и вдруг страшные воспоминания встряхнули его. «Да ведь и в самом деле отца засыпало в пятом забое».

– Да, здесь… Я был рядом, тоже думал о смерти, но, видишь, бог спас… Просто чудом уцелел…

Старик дальше не мог говорить. Нахлынули воспоминания. Вспомнилась вся жизнь, самое главное – это было здесь, в шахте, в поселке…

– Твой отец был упрямым… Работал как вол. А жили кое-как. Едва перебивались. А потом… Обвал…

– Пойдем скорее, скорее!—Тхэ Ха стало не по себе от его рассказа. Старик лежал без движения. Тхэ Ха с силой поднял его, поставил на ноги. Но он едва держался и опять сполз на землю. Тхэ Ха ничего не мог поделать. Жизнь покидала старика. Он дернулся всем телом и затих. Теперь уже навсегда.

Тхэ Ха продолжал путь один. Кругом жуткая, пугающая темнота. Только монотонный звук падающих капель. Нестерпимая боль сдавила грудь. Тхэ Ха вернулся, обнял тело старика и зарыдал. «Теперь очередь за мной», – подумал он, и слезы с новой силой полились по щекам. Страх вдруг цепко схватил его за горло. Он не понял, что с ним было дальше. То ли во сне, то ли наяву неожиданно вспыхнул пучок света. Обезумев, он закричал:

– Мама!

Тхэ Ха бежал вперед, падал, вставал и снова бежал. Потом споткнулся о бревно, упал и больно ударился лбом. В полузабытьи он долго звал:

– Товарищ Чун О!

– Товарищ директор!

Глава 14

Чон Ок проснулась от холода, сковавшего все тело.

Солнце еще не взошло – очевидно, она не проспала и двух часов. Из зарослей смородины и молодого ельника доносился мужской храп. Чон Ок попыталась снова уснуть, натянула одеяло на голову, подложила ладонь под щеку. Кругом стояла тишина – война шла где-то стороной. Заплакала тоскливо кукушка. Ей откликнулась другая. Мальчик обнял ручонками шею Чон Ок и приник к ней, как к матери. Только сейчас она вспомнила, что рядом малыш-сирота, и заботливо укрыла его одеялом. Тоскливые крики кукушек вернули Чон Ок к грустным мыслям, от которых она все время пыталась уйти. Ей вдруг почудилось, что это ее зовет Тхэ Ха. Воспоминания овладели девушкой. Сердце забилось учащенно, точно у маленькой птички, попавшей в когти орлу. Тревога за Тхэ Ха росла с каждым днем, а теперь она стала просто нестерпимой. Захотелось «уда-то бежать, искать его. Но где? Чон Ок отбросила от лица одеяло. С неба глядели звезды тысячами блестящих глаз. Подобно слабой пелене тумана, пролегла полоса Млечного Пути.

Когда-то в седьмой вечер июля мать рассказывала ей о Млечном Пути историю. «На небе жили юноша, по имени Кен У, и девушка Чик Нё. Они любили друг друга. Но об этом узнал злой демон. Он бросил их обоих в темницу. Они все равно были рядом и могли встречаться. Тогда злой демон образовал широкую и глубокую реку – Млечный Путь, по одну сторону поместил Кен У, а по другую – его любимую девушку. Теперь они, казалось, были разлучены навсегда. Увидев их горе, сорока и галка решили им помочь. Они каждый седьмой вечер июля перекидывали мост через Млечный Путь, и возлюбленные снова могли встречаться. Но только раз в год, в этот день. Они долго тосковали, а когда встречались, то плакали, и оттого на земле лил дождь. Поэтому в седьмой день июля всегда шел дождь, даже если до этого была ясная погода».

– А почему злился демон?—спрашивала Чон Ок, подперев подбородок рукой и внимательно слушая рассказ матери.

– Злился потому, что Кен У и Чик Нё любили друг друга.

– А это плохо, что любили?

– Злой демон боялся любви и потому сердился, старался помешать.

И Чон Ок невзлюбила злого демона. Когда ее взяли в дом «младшей невесткой», она частенько уходила на опушку леса и оттуда смотрела на Млечный Путь. В такие минуты она представляла себя на месте несчастной девушки Чик Нё. И как той девушке помогали сорока и галка, перекидывая мост к ее любимому, так и для самой Чон Ок таким мостиком казался путь на шахту. Об этом она всегда вспоминала, когда ей доводилось идти на шахту по каким-либо делам. С годами она поняла, что рассказ матери всего-навсего легенда, но навсегда в ее сознании Млечный Путь остался связанным с разлукой и невысказанной любовью.

С тех пор как Чон Ок полюбила Тхэ Ха, полюбила в первый раз в своей жизни, она стала еще чаще смотреть на Млечный Путь… Как сейчас помнит она тот день, когда собирала пахучие цветы чиндалле, а из окон шахтерского клуба доносились возбужденные молодые голоса. Шло собрание членов Минчхона. И она пришла на это собрание. В первый раз. Выступал парень с добродушным открытым лицом. Он рассказывал о своей работе. Говорил горячо, с задором, то и дело ослепляя Чон Ок белозубой улыбкой. Это был Тхэ Ха. Она узнала в нем того мальчика, с которым в детстве не раз собирала чиндалле, делала из песка лепешки, бегала наперегонки и потому-то вдруг покраснела. После собрания Тхэ Ха подошел к ней.

– Я Тхэ Ха, помните?—приветливо представился он.

Чон Ок обрадовалась встрече и протянула ему руку.

– Вы очень изменились. Просто не узнать, – с улыбкой продолжал он.

– Вы тоже, – улыбнулась Чон Ок и по обычаю прикрыла ладонью рот.

Она растерялась, не зная, о чем говорить дальше. Они вышли на улицу, миновали дом Тхэ Ха, подошли к ручью, но он и не думал возвращаться. Перебрались по камням через ручей и молча пошли дорогой среди поля. Весь поселок уже погрузился в темноту, свет горел только в бывшем доме «старого борова».

– Помните, как мы этой дорогой бегали в школу? Вы были на один класс моложе, верно?—спросил он, когда они подошли к зданию Народного комитета поселка.

– Почему же не помню? Там, на склоне сопки, много цветов…

Так шли они, вспоминая свое детство.

– Вам пора. Уже поздно. Я теперь живу вот здесь, – сказала она, когда они подошли к дому директора школы.

В тот день Чон Ок долго не могла заснуть. А потом они стали часто встречаться в клубе Минчхона. И с каждым днем все сильнее привязывались друг к другу. И Чон Ок поняла, что это не просто товарищеская дружба, а какое-то новое, незнакомое чувство, заставлявшее ее страдать, если она долго не виделась с Тхэ Ха. То же самое испытывал и он, боясь даже наедине с собой быть до конца откровенным, признаться, что это любовь.

Так миновала весна, пришло лето. Как-то вечером они возвращались с собрания молодежи уезда. До дома было далеко, а они не прошли и половины пути. Тхэ Ха предложил отдохнуть. Присели, усталые, на берегу небольшой речушки.

– Чон Ок!—нарушил молчание Тхэ Ха.

Чон Ок почувствовала, как учащенно забилось ее сердце.

– Да…

– Чон Ок! – снова проговорил взволнованный голос.

– Говорите, я вас слушаю… – едва слышно ответила она, предчувствуя, что сейчас произойдет что-то очень важное.

– Я давно собирался сказать… но не решался… не мог. Честное слово… Я люблю тебя!—вдруг выпалил он. Последние слова прозвучали не как нежное признание, а скорее напоминали долго сдерживаемую обиду.

Чон Ок молчала, задумчиво глядя на журчащую по камням воду. Она, казалось, ничего не слышала.

– Как же мне быть, Чон Ок?

– Я не могу вас любить… Я этого недостойна.

– Нет, это я недостоин… недостоин тебя, – с жаром возразил Тхэ Ха и тут понял, что вдруг перешел на «ты». – Я рабочий, а ты… Но мне трудно без тебя… так трудно… – и он крепче сжал ее руку.

– Не надо таких слов. Мы ведь друзья с детства, хорошо знаем друг друга. Но потом я стала… «невесткой»… Самой было противно так называться… Убежала… Но достойна ли я после этого быть твоей женой?—Чон Ок уронила голову на колени, готовая разрыдаться.

– Разве твоя вина?…

– Конечно, но люди будут говорить…

– Но это же предрассудки… предрассудки!… – как в бреду повторял Тхэ Ха.

– Нет, ты подумай…

– Я думаю о тебе все время. С той минуты, помнишь, когда мы встретились… И больше ничего не хочу знать. Я буду любить тебя всю жизнь!

– Тогда, значит, я очень счастливая, – тихо проговорила Чон Ок.

– Верь мне… Всю жизнь…—он нежно поцеловал ее.

Чон Ок смотрела на Млечный Путь глазами, полными счастливых слез. Звезды, которые ей казались холодными и жестокими, теперь улыбались… Так, сплетя руки, они сидели еще долго, забыв о времени, обо всем… Мечта о счастье, о новой жизни унесла их далеко-далеко.

А потом дни полетели с невероятной быстротой, заполненные счастьем и надеждами. В поселке знали об их дружбе. Товарищи нет-нет, да и отпустят колкую шутку, заставляя Чон Ок краснеть до кончиков ушей. Но каждый раз она успокаивала себя тем, что на всей шахте нет никого счастливее ее…

И вот теперь Чон Ок казалось, что Млечный Путь разделяет не Кен У и Чик Нё, а ее и Тхэ Ха. Кукушка куковала то где-то далеко, то совсем рядом. О чем она хочет сказать Чон Ок своей печальной песней? Неужели с Тхэ Ха случилась беда? Нет, этого быть не может.

Но тревожное чувство не покидало ее. Все эти дни Чон Ок мысленно не расставалась с Тхэ Ха. Взбиралась ли по горным кручам, обдирая руки в кровь, переправлялась ли вброд через реку, она думала о возлюбленном, – как ему тоже приходится трудно, сколько опасностей его ждет на каждом шагу. Но больше всего Чон Ок мучила мысль, что дороги перерезаны и сюда добраться будет очень нелегко. Враг всюду.

На каждом привале Чон Ок всматривалась в лица, ждала, искала Тхэ Ха, но не находила. Отряд спешил, короткие передышки и снова в путь. Все приходило в движение. Все держались и шли вместе… А как он там, один?

Заплакал малыш, и Чон Ок оторвалась от своих мыслей.

– Не плачь мой мальчик… – она обняла сиротку, укутала одеялом. – Не плачь, мама завтра придет.

Проснулась Сон Хи:

– Не надо, а то тигр услышит и придет. Скажет, кто это здесь шумит, не дает мне спать.

– Слезами горю не поможешь, мой милый, – Чон Ок вытерла мальчику мокрые щеки.

Вскоре все стихло. Только не умолкали кукушки, продолжая свой грустный перепев. Чон Ок смотрела на мальчика, и по щекам покатились крупные слезы. Вот и ему приходится терпеть то, что не под силу взрослым. Холод, непомерно тяжелый путь, где на каждом шагу подстерегает смерть. И он в свои пять лет понимает всю опасность. Смолк, съежился в комочек. Тигр… Если бы только он… тогда нечего было бы бояться… Чон Ок вспомнила, как мальчик попросился на руки к «другому дяде», видя, что тот, кто его нес, устал. Нежность к этому маленькому комочку жизни захватила ее всю… Людям было нелегко самим, но они несли мальчугана. Он напоминал им о покинутых семьях, вот о таких же маленьких сыновьях и братьях, и они несли его заботливо, с неистощимой любовью в сердце.