Текст книги "Отечество"

Автор книги: Пак Ун Голь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Чор Чун видел, как сильно переживает директор, понимал его состояние. Конечно, другого выхода не было. Надо выполнить приказ партии. И эта тяжелая задача выпала на долю его, Чор Чуна, и директора. Такова война – безжалостная, жестокая. Размышляя об этом, Чор Чун пытался приободрить себя, найти силы для предстоящих нелегких разговоров с людьми.

– Надо сейчас же вызвать начальников участков и бригадиров, – сказал Чор Чун. Но Хак Пин, казалось, не слышал.

– Товарищ директор, поймите, время не ждет, надо действовать быстро, – нетерпеливо повторил Чор Чун.

Директор повернулся на крутящемся стуле к телефону.

– Извините меня. Все произошло так неожиданно… Голова пошла кругом… Легко ли расстаться с тем, что создано вот этими руками и куда вложена половина жизни? Взорвать шахту трудней, чем полоснуть себя по горлу ножом.

Он взял трубку.

– Начальникам участков, мастерам забоев, начальникам подвижного состава и механических мастерских, всем бригадирам… Немедленно прекратить работы. Не позднее чем через двадцать минут явиться ко мне. Всем… в строго обязательном порядке…

Секретарь Сон Хи вслух прочла написанное. Что бы это значило? Что? Смутное предчувствие нахлынувшей беды подступило к сердцу.

Убедившись, что все записано правильно, директор бросил в трубку: «Хорошо» – и повесил ее. А через секунду девушка диктовала приказ тем, кому он предназначался.

Хак Пин вынул платок, вытер лоб.

– Здорово вы приспособились к военному времени. Немало пришлось похлопотать, директор?—Чор Чун показал на ручную гранату. Пока Хак Пин говорил по телефону, он успел внимательно ее осмотреть.

– Может, и не так хорошо подготовились, но, откровенно говоря, надеялись собственными силами оборонять шахту, вооружили небольшой отряд. А гранаты – затея главного инженера.

– Хороша штучка. Много успели наделать?

– Две-три сотни есть.

– Будем уходить, прихватим с собой. Они еще пригодятся. Не лишний груз.

– Уходить, говорите… Надо бы договориться о том, кто и что скажет людям. Они сейчас сюда подойдут. Что надо вывести из строя? По-моему… – Теперь директор не был похож на того бушевавшего человека, который и слышать не хотел о том, что шахту надо взорвать. Вернулось обычное деловое спокойствие, словно речь шла о каких-то текущих производственных трудностях.

– Говорите, – кивнул Чор Чун.

– В первую очередь надо взорвать забои и подъемные клети. Это – самые важные участки. Согласны?

– Это, конечно, так. А железнодорожная ветка полностью достроена?

– Почти что да. Если бы не война – давно бы работала…

– Надо и ее повредить. Она может быть полезной оккупантам.

– Что толку, если будет взорвано несколько метров полотна. Может, снимем рельсы? – предложил Чун О, до того казавшийся безучастным.

– Нет, если взрывать, так в первую очередь мост, – возразил Хак Пин.

Чор Чун тоже собирался это сказать, но его опередил директор.

– Итак, кого пошлем? Надо выделить лучшего подрывника. Далековато, да и небезопасно, – обратился Чор Чун к парторгу.

– Лучшего подрывника? Тогда посоветуюсь с начальником шестого участка, – Чун О крутнул ручку телефона и вызвал шестой участок.

Глава 3

Совещание кончилось быстро. Определили, что нужно уничтожить перед эвакуацией. Дали задание подорвать забои и подъемные устройства, подготовить оборудование для отправки в тыл.

Чор Чун последовал за начальником шестого участка. Всю дорогу старый мастер молчал, изредка глухо покашливая. Вид старика говорил о крайней усталости. Глаза ввалились, лицо исчерчено черными от пыли морщинами. Клеть стремительно падала вниз. На подъемной площадке стояла очередная вагонетка с углем. Она быстро поползла вверх. Сопровождавшая ее работница беззаботно напевала какую-то песенку.

– Пок Сир, кончайте работу и идите в контору, – распорядился на ходу начальник шестого участка.

Блеснула белозубая улыбка девушки.

– Это зачем? Опять собрание? – Звонкое эхо голоса отдалось далеко вверху.

– Да, собрание, – ответил мастер. Девушка вряд ли услышала его. Вагонетка стрелой взмыла вверх и скрылась в темном коридоре.

– Что я должен сказать рабочим, товарищ заведующий? – старый мастер будто искал сочувствия у Чор Чуна, но тот промолчал. – Для них шахта – сама жизнь. Родной дом. Уголь их одевает, кормит, дает кров – все. Понимаете ли вы меня? Я всю свою жизнь провел в штреке. И теперь я сам должен предложить им уйти.

Начальник участка глубоко вздохнул.

– Вот он, сверкает, наш уголек! Переливается красками при свете лампы. Настоящие изумруды. Его пласты ох как далеко тянутся. Враги обрадуются, если побывают здесь. Эх!…

В конторе участка уже собрались рабочие, поджидая своего начальника. Стоял приглушенный гул.

– Собрание в рабочее время не положено!—крикнул кто-то, обращаясь к начальнику участка. – Забыли про решение шахтеров…

– Все собрались? – спросил мастер и снял фуражку.

– Еще нет Пок Сир и Цоя, – ответил за всех приземистый крепильщик средних лет. На его рабочей спецовке поблескивал значок отличника труда.

– Пор Сир сейчас поднимается. А где товарищ Цой? В это время снова послышался приглушенный взрыв.

– Что это? В забое остались люди?—начальник с тревогой оглядел окружающих.

– Товарищ Ки Бок, кто не вернулся из штрека? – строго спросил крепильщик Ток Чун здоровенного парня с пневматическим молотком на плече.

– Ли Тхэ Ха. Он там, – недовольным голосом ответил Ки Бок.

– Почему? Не знает о собрании?

– Знает… Оставалось несколько метров пройти, запал уже подложили. Подорвет и быстро здесь будет.

Снова послышался взрыв, на этот раз большей силы…

– Что это значит?! Почему всех не оповестили, немедленно не вызвали сюда?—мастер вопросительно посмотрел на молоденького диспетчера.

– Не смогли сразу со всеми связаться…

Все с тревогой следили за начальником участка. Тишину нарушали отзвуки ударов парового молота.

– Товарищи… Друзья… – выдавил из себя старый мастер, но дальше не смог говорить. Вынул платок и вытер набежавшие слезы.

– Ну, говорите, говорите же, что случилось?—не выдержал один из шахтеров.

Начальник участка повернулся к рабочим, не поднимая головы.

– Товарищи, надо взорвать шахту… – Он произнес эти слова почти шепотом, но они громом отдались в комнате. – Враги уже в Мунчхоне. Значит, конец нашей шахте, ее надо взорвать, а самим уйти, – почти прошептал старик.

– Пусть в Мунчхоне. Ну и что? – раздалось сразу несколько голосов.

– Мунчхон около Ковона. Понимаете?

– Верно. Сегодня Мунчхон, завтра Ковон. Обстановка на фронте сложилась не в нашу пользу. Здесь заведующий отделом труда уездного комитета партии. Он вам расскажет… – старик отвернулся в сторону, считая, что с него уже достаточно.

Шахтеры в упор смотрели на Чор Чуна. Так ли на самом деле?

Чор Чун вышел вперед и привычно уверенным голосом начал:

– Шахта должна быть немедленно взорвана. Пусть врагу не останется ни одной вагонетки угля… Предстоит эвакуация…

Чор Чун кончил говорить, и сразу же вся комната пришла в движение, зашумела.

– Один вопрос. Сколько нужно взять с собой продовольствия?

– Как быть семьям тех, кто ушел в армию?

Ки Бок – молодой парень с пневматическим молотком на плече – категорически заявил:

– Я не пойду. Не могу. Зачем же тогда организовывали отряд самообороны? Чтобы защищать нашу шахту, поселок, ее жителей, Мы ведь поклялись! Значит, отступить от клятвы?

Пожилой шахтер положил ему руку на плечо.

– Паровой котел (это было прозвищем Ки Бока), сядь на свое место. Не лезь вперед и не кричи. Не ты один. Уважай других.

– Но я еще не все сказал… – Ки Бок пытался доказать свою правоту, но уже не так рьяно.

Рабочие еще долго не расходились, задавали вопросы, шумели.

Тем временем старый мастер разбил всех на группы, каждой дал задание на взрывные работы. Чор Чун не вмешивался.

Солнце скрывалось за горами. Дул прохладный осенний ветер, поднимая клубы пыли, играя желтыми листьями. Долина притихла. Замерла узкоколейка. По ней к конторе спешили двое рабочих. Впереди – приземистый крепыш, диспетчер шестого участка. Следом за ним – круглолицый парень. Круглолицый, размахивая с самым беззаботным видом шахтерской лампочкой, подошел к Ки Боку.

– Здорово маханули, проход расчистился, хоть танцы устраивай!—сказал он и громко рассмеялся. Окружающие с удивлением переглянулись, но парень не обратил на это никакого внимания.

– Сколько метров осталось?—спросил Ки Бок, поддавшись его веселому настроению. Видно было, что они большие приятели.

– Не больше четырех. Взрыв удался.

– Удался… Теперь все это ни к чему, – вставил стоявший рядом пожилой шахтер.

– Да, брат Тхэ Ха, ни к чему! Враг уже в Мунчхоне, наверное, сегодня будет и в Ковоне, – вдруг неожиданно каким-то незнакомым голосом проговорил Ки Бок.

Тхэ Ха беспомощно смотрел на начальника участка и других людей, стоявших рядом. В их глазах он видел тоску и уныние.

Кто-то громко выругался:

– Эх, сволочи!

– Что будем делать?—спросил Ки Бок товарища.

– Подамся в армию, – ответил тот и плотно сжал губы. Лицо его вдруг стало совсем детским.

Тхэ Ха направился к мастеру. Чор Чун задумчиво смотрел ему вслед. В памяти возникли картины прошлого… На шахте взрыв газа. Свыше трехсот шахтеров ранены. Жены и дети всю ночь не покидали двора шахты. Плач, слезы. Вместе с матерью рыдает мальчик Тхэ Ха о своем погибшем отце. Потом вспомнились дни, когда Чор Чун работал механиком на шахте. Это было пять лет назад. Окончив работу, Чор Чун шел по штреку и вдруг увидел двух плачущих подростков. Расспросил, в чем дело. Оказалось, что их побил начальник хозотдела Сон Док Ки. В тот день было очень холодно, и ребята пошли погреться. Сон Док Ки застал их у печки и избил.

Начальник участка подвел Тхэ Ха к Чор Чуну.

– Вот этот парень справится со взрывом моста. Не подведет.

– Мы, кажется, уже знакомы. Правда, давно это было… А тот тип все еще работает на шахте? – спросил Чор Чун.

– Да, работает. И сейчас он в хозяйственном отделе заведующим.

– Ну рад встрече. Тем более в такое время, – он положил руку на плечо Тхэ Ха, рассматривая юношу. Те же большие глаза, ровный ряд белоснежных зубов, застенчивая улыбка. Но теперь перед ним стоял рослый, крепко сбитый шахтер.

– Значит, в забое работаешь. Не женился?

– Нет еще, – Тхэ Ха смутился.

– Трудно подобрать?

Тхэ Ха улыбнулся вместо ответа.

– В партии?

– С сорок седьмого.

– Молодец. Очень хорошо, что встретились, – повторил Чор Чун.

– Как же мы теперь будем? Ничего путного в голову не приходит. Наверное, лучше уйти в армию?—спросил Тхэ Ха.

– Самое главное – поступать, как подсказывает совесть. Можно и в армию… Но сейчас не так важно, в военной форме ты или нет. Сражаться можно и без мундира. Вот тебе предстоит важное боевое задание…

– Какое?

– Трудное. О нем тебе расскажет парторг.

Тхэ Ха невольно обернулся и посмотрел на контору, где находился парторг.

Глава 4

Жизнь на шахте замерла. Груженные углем вагонетки застыли на полдороге, бадьи безжизненно повисли в воздухе. Казалось, что составы вагонеток с углем застыли лишь на минуту, но вот-вот снова вздрогнут и потянутся вперед, оглашая привычным лязгом окрестности. Но они не двигались. Смолкли ритмичные вздохи компрессорной установки. Подача воздуха в шахту прекратилась.

Тень умершей шахты легла и на поселок. Хан Чон Ок, обучавшая на школьном дворе детей танцам, распустила их по домам.

Другая учительница, Сук Хи, уложила в футляр аккордеон и вместе с Чон Ок пошла в здание школы. Они принялись торопливо переносить в подвал школы учебные пособия, приборы – все, что представляло ценность. Туда же снесли и музыкальные инструменты.

Сиротливо теперь выглядели классные комнаты. Только парты остались на своих местах – сплошь все в чернилах, усердно поцарапанные и исписанные каракулями своих маленьких хозяев. Чон Ок долгим взглядом обвела комнату. Бросились в глаза диаграммы и рисунки на стене. Она стала срывать их и относить во двор к цветочной клумбе. Вскоре большой костер пожирал работы школьников. Обе учительницы как бы в забытьи наблюдали за догорающим костром. Сколько вечеров потратили они вместе с ребятами, рисовали, вырезали картинки, готовили диаграммы!

Непривычная тишина угнетала. Над клумбой кружили пчелы, и сейчас их жужжание слышалось особенно отчетливо. Вдруг вдалеке, за сопками, два раза что-то глухо ухнуло, заставив девушек вздрогнуть. Трудно было разобрать, что это за взрывы – началась ли бомбежка или обстрел из орудий.

– Вот и конец! – грустно вздохнула Сук Хи, затаптывая ногами огонь. Розовощекая, с необычно большими глазами, словно темно-лиловой амурский виноград, всегда такая жизнерадостная, Сук Хи сейчас как-то присмирела.

– Да. Враги и сюда, наверное, заявятся, – согласилась Чон Ок. Она с тревогой всматривалась в сторону сопки, склоны которой пылали желто-красным убором осенних кленов.

– Говорят, все уходят… А как нам быть? Чон Ок, ты что решила?

На людях и в присутствии учеников обе девушки старались держаться солидно, как и подобает учителям, а оставшись наедине, они по-прежнему чувствовали себя просто школьными подругами. Они дружили давно, вместе прошло их детство.

– Не знаю… Не думала еще… Посмотрим, как дальше будет… – задумчиво проговорила Чон Ок.

– Все-таки придется уходить…

Но Чон Ок ничего не ответила, устремив взгляд в сторону сопок. В памяти всплыли последние дни, работа в школе, детство. Тревога все глубже закрадывалась в сердце девушки: как же дальше?

– Сук Хи, а ты? Надумала?

– Как скажет отец… Если ты уедешь, то и мне придется с отцом… Ведь он начальник участка, ему оставаться нельзя…

Ан Сын Хун, отец Сук Хи, работал на шестом участке. Чон Ок хорошо знала его. Он добрый человек. Но сейчас Чон Ок не хотела бы, чтобы ее подруга говорила о своем отце. Одно упоминание о нем вызвало волну горьких размышлений. Нет у Чон Ок более близкого человека, чем подруга. От Сук Хи у нее не было никаких секретов. Сук Хи тоже очень привязалась к ней. Бывало, ей первой, а не отцу поведает она свою самую сокровенную тайну. А тут… Когда и без того щемит грудь от свалившихся бед, Сук Хи оставляет Чон Ок. От этого на душе Чон Ок стало еще тоскливей.

– Мне раз пришлось уехать ненадолго в Ковон, – сказала она, – и то все время я считала дни и мечтала о возвращении. Скучала вот по этим кленам. Среди них как дома, они охраняют от всех горестей и бед. У нас так много чиндалле[3]3
  Чиндалле – распространенные в Корее цветы.


[Закрыть], и все такие пахучие, что голова кружится. А сопки и берег моря – все здесь просто чудесно. За той вон сопкой похоронена моя мама…

Сук Хи не раз слышала об этом, знала, что подруга снова готова расплакаться.

– Не надо вспоминать, а то и я разревусь, глядя на тебя, – тихо проговорила Сук Хи и присела на скамейку.

Скрипнула калитка, и вошел Тхэ Ха. Чон Ок вздрогнула, повернулась и не смогла сдержать радости. Словно из-за тучи выглянуло солнце и осветило ее лицо. Сук Хи с удивлением заметила, как ее подруга взволнована и обрадована.

– Ну как? Управились?—спросил Тхэ Ха. Он выглядел очень усталым. В руках у него был ящик с динамитом.

– Закончили, – ответила Чон Ок.

– Садитесь, – предложила Сук Хи, указав на скамейку.

Тхэ Ха осторожно опустил ящик на землю, вытер платком лицо.

– Что слышно? Говорят, все эвакуируются… – негромко сказала Чон Ок.

– Да, поэтому к вам и зашел. Раз кончили свою работу, ступайте в комитет партии.

– А куда эвакуируются?—Чон Ок виновато посмотрела на Тхэ Ха, как бы извиняясь за свою назойливость.

– Одни в горы, другие – в тыл, – нехотя ответил он и затянулся сигаретой. Трудно было понять, то ли Тхэ Ха рассержен этим вопросом, то ли устал.

– А нам можно в горы? – не унималась Чон Ок.

– Пожалуйста, только не советую. Лучше в тыл. – Тхэ Ха не мог ответить иначе: он любил Чон Ок, боясь даже себе в этом признаться.

– Почему же всем нам не уйти в горы?

– Женщинам там будет трудновато, вот почему.

– Ничего, я выдержу. Пусть другие эвакуируются в тыл, а я останусь здесь.

– Комитет партии не разрешит.

– Нет, разрешит, – не сдавалась Чон Ок.

– Ну и упрямая! По-моему, тебе в горах делать нечего.

Он понимал, что напрасно убеждать Чон Ок, все равно она пойдет к парторгу и будет добиваться своего.

Сильный взрыв где-то совсем недалеко потряс воздух. Девушки невольно пригнулись к скамейке. Тхэ Ха встал. Долина и окрестные сопки содрогались от набегавших волн глухого эха.

– Ничего страшного, – сказал Тхэ Ха, отвечая на немые вопросы девушек. Они побледнели и испуганно оглядывались по сторонам.

– Взорван первый участок шахты. За ним будет третий… – со злостью пояснил Тхэ Ха, поднимая с земли ящик.

Чон Ок встала, с опаской поглядывая на необычную ношу.

– Я зашел сюда по дороге из шахтоуправления. Завтра отправляемся. При всех вариантах советую готовиться, – голос его вдруг погас, и он, согнувшись под тяжестью ящика, медленно побрел за калитку.

– Куда ты? – крикнула ему вслед Чон Ок.

– Взрывать… Кстати, если нравится эта работа, вам помогут в комитете партии, – на ходу кинул Тхэ Ха, не задумываясь, слышат ли его слова девушки. Вскоре сгорбленная фигура Тхэ Ха исчезла за поворотом.

Глава 5

Когда девушки остались одни, Чон Ок попросила подругу побыть еще немного в школе, присмотреть за помещением, а сама вышла на улицу. Ей бросилось в глаза, что многие дома очень старые. Некоторые едва держались на подпорках. Правда, рядом лежал строительный материал, свежеобструганные бревна, но теперь все это стало никому не нужно. Не до ремонта.

На воротах некоторых чиби[4]4
  Чиби – корейские дома типа мазанки.


[Закрыть] все еще были заметны облезлые и кое-где замазанные старые вывески, напоминавшие, что когда-то тут был постоялый двор, там лавка, а здесь мастерская. Эта улица несколько лет назад называлась Улицей трактиров. По вечерам она оглашалась пьяными криками шахтеров, бранью.

Чон Ок вспомнила август 1945 года. Тогда страна освободилась от колониального ига. Поселок понемногу стал преображаться, появились новые дома, столовые и магазин. Сами собой исчезали мелкие лавчонки и трактиры. Но остались добротные дома под черепичной крышей. Эти дома и их хозяева врезались в память Чон Ок на всю жизнь.

…Шахта их была построена много лет назад, когда Чон Ок бегала босоногой девочкой. Деревня в долине жила своей привычной жизнью – сеяли рис, занимались рыболовством. Крестьяне не имели и понятия о каких-то машинах. Окрестные сопки сплошь были одеты густым лесом. Только кое-где лес расступался и на полянке можно было увидеть хижину хваденмина[5]5
  Хваденмин – букв. «житель выжженных полей». Разорившиеся крестьяне, вынужденные уйти в лес, чтобы заниматься подсечным земледелием.


[Закрыть].

Этот нетронутый край и привлек внимание дельца с Юга. Он нанял людей, которые ковыряли сопки, искали и нашли уголь, руду и золото. Но жила оказалась бедной, добыча золота не окупала и десятой доли вложенных капиталов. На рудниках дело тоже не клеилось, и вскоре хозяин их забросил, сосредоточив все внимание на угольных шахтах. К тому времени японские власти проложили дорогу от морского порта Вонсан к Пхеньяну. Потребовалось много топлива для новой железной дороги.

Девочка Чон Ок не раз с ужасом глядела на нескончаемые вереницы тележек и тачек с углем. Босые, все в угольной пыли, люди, обливаясь потом, тянули груз вверх по горной дороге до ближайшей станции. В ушах и до сих пор, как протяжный стон, звучит «Э-хе-я!», повторяемое с тупой настойчивостью измотанными рабочими. И за все это – только гроши в конце недели, их едва хватало на миску чумизы. Скрипят повозки с углем мимо богатого дома с черепичной крышей, и рабочие зло сплевывают: «Будь ты проклят, старый боров!» Иначе они и не называли хозяина шахты, как «старым боровом».

Потом дела у «старого борова» пошли все хуже и хуже. По соседству обосновалась японская акционерная компания «Тэдон». Она тоже приступила к добыче угля и повела дело с размахом – возникла подвесная дорога, электрифицированная узкоколейка, прибыли экскаваторы и другие машины. И уголь потоком хлынул с шахт компании. «Старый боров» разорился, и его шахты перешли к японским хозяевам. В доме с черепичной крышей теперь поселилась семья старика акционера. Он-то и взял к себе в дом маленькую Чон Ок, когда ее родители умерли. В присутствии гостей он нередко подзывал девочку к себе и говорил:

– Вот, полюбуйтесь, моя приемная дочь. Бедняжка – круглая сирота, натерпелась она, как тут было не сжалиться. Правда, у меня самого пятеро сыновей. Родственников у нее не осталось, и вся забота на мне – подрастет, глядишь надо подумать о ее замужестве. И обо всех-то у меня болит сердце. А ведь кругом не люди, а истые звери… Им не понять моих чувств. Теперь у меня лишний едок прибавился, шесть ребят ходят в школу… Сами подумайте, забот не оберешься.

Но гости уходили, и Чон Ок превращалась из «дочери» в судомойку и прислугу. Особенно доставалось девочке от жены акционера, хитрой и двуличной женщины, в прошлом гейши. Она заставляла Чон Ок топить печь, носить из колодца воду, мыть полы. А «нареченные» братья любили издеваться над Чон Ок, дрались и дергали ее за волосы.

Так, однако, продолжалось недолго. Когда Чон Ок исполнилось тринадцать лет, скончался хозяин дома. Бывшая гейша отдалась своему прежнему занятию. Двое сыновей старика от первой жены, а также Чон Ок оказались на улице. Мальчики нашли прибежище у родственников своего отца, но Чон Ок некуда было податься. Несколько дней она скиталась по поселку, пока наконец добрые люди не помогли найти ей давнего друга отца – хваденмина. Старик и взял к себе Чон Ок. А через несколько дней помолвил со своим сыном, болезненным и горбатым мальчиком, на два года моложе Чон Ок. Деревенские мальчишки не преминули поиздеваться над девочкой: «Вот невеста горбатого!» Сама же Чон Ок не знала о помолвке и недоумевала, почему ее так дразнят.

Как-то спустя год жена старика послала девочку веять чумизу. Чон Ок не справилась, она едва доставала до веялки, и зерно просыпалось на землю. «Ну и послал нам бог сноху, – возмутилась старуха, – белоручка, привыкла чужой хлеб есть, а ты работай за нее!» Она с неприязнью смотрела на девочку, как будто та виновата в том, что мала ростом и слаба здоровьем. Но в глухой деревушке были свои законы. Невеста должна быть сильной и ловкой, иначе зачем брать ее в дом? Маленькая, щуплая Чон Ок со слезами на глазах слушала брань будущей свекрови.

Настал день освобождения страны от колониального режима. У людей появилась надежда на перемены. Воспрянула духом и Чон Ок. Она подросла, легко теперь управлялась у веялки, и свекровь больше не бранилась. Тем более что осенью Чон Ок должна была повенчаться с ее сыном. Но накануне свадьбы девушка, собрав свои нехитрые пожитки, покинула дом. Ушла на рассвете, не отдавая себе отчета куда, ушла лишь бы избежать ненавистного брака. Как говорят, ушла «куда ноги вели» и очутилась невдалеке от шахтерского поселка. Свирепствовала метель. Тревожно завывал ветер в низкорослых японских сосенках. Закутавшись в платок, Чон Ок медленно брела по дороге с маленьким узелком в руках – в нем было все, что ей принадлежало.

На дороге ее повстречал какой-то солдат и отвел в детский дом. Здесь Чон Ок впервые взяла в руки учебник, в нем увидела не японские иероглифы, а родную корейскую азбуку. Время понеслось незаметно, стали стираться в памяти невзгоды.

На шахту попала Чон Ок уже взрослой девушкой.

Все изменилось в поселке. Он был не тот, каким его помнила Чон Ок по детским годам. Вроде и прежняя улица, по которой она идет сейчас, и не та. Остался деревянный настил по обочине дороги, сохранились многие старые домишки. Но рядом с ними новые – длинные, из кирпича и под черепичной крышей. И названия у них новые – «Дом шахтера». В палисадниках цветы, совсем как у «старого борова». Только жители здесь иные. А Вот дом акционера. Теперь и здесь иные хозяева. В прежней конторе компании разместилось шахтоуправление. Невдалеке новые здания – «Дом культуры» и бани.

…Чон Ок, предавшись воспоминаниям, не заметила, как подошла к подножию сопки, где протекал ручей. В нем, как и раньше, вода была мутной от угольной пыли. Мостика не видно. Он бесполезен сколько раз здесь укладывали камни, но весной в половодье их уносило. Обходились без моста – кто мог, перепрыгивал ручей, другим приходилось разуваться и переходить вброд.

Чон Ок выбрала камень, на который удобнее было бы ступить, как вдруг заметила на другом берегу мужчину и остановилась. Она пригляделась и узнала в нем начальника хозотдела шахты Сон Док Ки. Тот, подняв над головой толстый портфель, осматривал берег, выбирая, где бы удобнее перебраться через ручей.

– Пожалуйста, вы первым, – кивнула ему головой Чон Ок в знак приветствия и уступая дорогу.

– Вот уж ни за что!—он отступил назад, стараясь не смотреть на нее.

– Нет, нет! – вежливо запротестовала девушка.

– Чон Ок, вам дорога, я потом, – Док Ки сильно покраснел. Но Чон Ок оставалась на берегу. – Ну ладно.

С этими словами он, балансируя, перебрался по камням через ручей и протянул руку Чон Ок.

– Как ваши дела? – спросила она, видя, что Док Ки чем-то взволнован. К тому же он почему-то не на работе.

– Спасибо, вроде ничего, – скороговоркой ответил он и попрощался, заспешив вниз по дороге.

«Странно!» – подумала Чон Ок, наблюдая за качающейся сутулой фигурой Док Ки. Она все еще испытывала неприятное чувство от пожатия его потной и пухлой руки.

Она перепрыгнула через ручей, поднялась вверх по крутому откосу и за поворотом увидела доску объявлений. Встреча с Док Ки тут же забылась. На доске висела карта Кореи, пересеченная пополам жирной линией 38-й параллели. Южнее этой линии у черных точек городов красными флажками обозначено положение на фронте. Цепочка флажков ушла на самый юг и опоясывала лишь небольшой кружок полуострова. Его можно было закрыть ладонью. Все это напомнило Чон Ок недавнее время, когда она сама рисовала вот такую карту и каждый день, слушая радио, наносила на бумагу данные сводки Верховного главнокомандования Народной армии, жила мечтой о скором конце войны.

Чон Ок миновала скалу, нависшую над дорогой, и увидела впереди, внизу, шахтерские строения. Около входа в шахтоуправление сгрудилась толпа. У многих на плечах были какие-то ноши, другие, вооружившись шестами и ломиками, взваливали на вагонетки ящики. Возле домов суетились женщины. У них свои заботы – громко звали ребятишек домой, кого-то жестоко бранили, иные шепотом сообщали соседке слухи. У одного дома группа рабочих возилась у тяжелого мотора. Заметив девушку, они не сказали ни слова приветствия, только грустно усмехнулись и отвернулись. Они не ответили и на ее приветливое «здравствуйте!». Наконец мотор взгромоздили на носилки и шесть рабочих подняли его с земли. Сбоку груз подхватили еще несколько человек. Сгибаясь под тяжестью, рабочие направились в сторону шахты.

– Ну и жирен ты, братец! Смотри, как бы из тебя сало не потекло, пока дойдешь до шахты, – с укором проговорил какой-то старик.

– Не твоя забота, отец, – угрюмо ответил ему высокий тучный шахтер.

– Еще раз, взяли! Еще раз!

– Еще ра-аз!

Рабочие убыстряли шаги под мерное «Еще раз!». Встречные провожали необычную процессию тревожными, вопрошающими взглядами.

– Унесли… Только лет через пять опять пригодится эта машина… К тому времени ржавчина ее изъест…

– Сказал тоже, через пять… – Ничего, не заржавеет…

Чон Ок слушала Эти слова, а у самой все больнее сжималось сердце. Она поубавила шаг и теперь шла следом за рабочими, несшими мотор. Ей было по дороге – как раз рядом с шахтой и размещался партком. Так она дошла до деревянного барака, без стука шагнула через порог комнаты. И тут же пожалела, поняв, что пришла не вовремя и помешала. Впрочем, и здесь все было необычно, не соответствовало заведенному порядку. Никто не обратил на вошедшую никакого внимания. Всегда такой спокойный и внимательный парторг выглядел хмурым, озабоченным. Рядом с ним склонился над столом человек с бледным лицом, тот самый, который приходил на школьный двор, когда она учила ребят танцевать. Парторг говорил по телефону, человек тихо беседовал с пожилым шахтером. В нем Чон Ок узнала Ан Сын Хуна. Когда парторг заметил вошедшую девушку, он посмотрел на нее внимательным, строгим взглядом.

– Садитесь, придется немного подождать, – тихо сказал он и глазами указал на диван около стены. На нем уже сидело человек пять-шесть рабочих – одни курили, другие безучастно разглядывали половицы. Чон Ок присела рядышком с Чор Чуном.

– Нет, друг, так не пойдет. Хоть уже в годах, да силенка есть. Рановато торчать у кастрюли, ходить за ребятишками. Шалишь… – упрямо крутил головой АН Сын Хун, отвечая Чор Чуну.

– Лучше бы, отец, не упорствовал. В такое время каждый выбирает дело по своим силам, – старался убедить Чор Чун старого шахтера.

Старик молчал, потом взял узелок с едой и поднялся.

– Ладно, подумаю… Все-таки не пришла пора сдавать Ан Сын Хуна в архив. Рано… – с этими словами он, не прощаясь, вышел.

Уже уходя, Ан Сын Хун столкнулся на пороге с другим стариком, Мун Чем Ди, и вместо приветствия крепко его обругал. Ничего не поделаешь – у людей, проведших вместе бок о бок много лет, свои привычки, и приятеля ничуть не обидели слова старого шахтера. Оба привыкли к такой беззлобной ругани, она порой для них звучала лучше, чем приветливые слова.

Мун Чем Ди подошел к Чор Чуну.

– У меня к вам дело… – негромко проговорил он, будто сообщал большую тайну. Чон Ок очень хотелось узнать, что скажет дальше Мун Чем Ди. Ведь он не был членом партии и никогда раньше не приходил в партком. Значит, привело его сюда что-то особо важное, срочное. Пожалуй, нет такого человека в шахтерском поселке, кто бы не знал Мун Чем Ди.

Когда-то еще во времена японской акционерной компании Мун Чем Ди был откатчиком вагонеток, попал под колеса и лишился одной ноги. После освобождения страны работал кладовщиком на шахте, затем ушел на пенсию. С тех пор целиком отдал себя заботам по благоустройству поселка и помощи жителям. На традиционных праздниках он больше других хлопочет по хозяйству, сам вместе с женщинами, бывало, и тесто замесит. Заболеет какой-нибудь старый шахтер – и Мун Чем Ди уже в этом доме.

Поэтому так хорошо знали старого Мун Чем Ди женщины поселка, уважали его за отзывчивую душу. Чуть что стрясется, возникает какая-либо трудность – бегут первым делом к нему, и не было случая, чтобы он отказал. На шахте же над Мун Чем Ди посмеивались, считали человеком со странностями, чуть ли не выжившим из ума.

– Что у вас, говорите, пожалуйста, – вежливо осведомился Чор Чун.

Мун Чем Ди, волнуясь, поглаживал жиденькую бородку и, наконец, с трудом выдавил:

– Дайте и мне какое-нибудь поручение.

– Поручение?…

– Любое. Все заняты своими делами, а тут сидишь сложа руки. Вроде бы никому не нужен, выходит, зря хлеб ем. Прошу дать задание.

Чор Чун окинул его пристальным, долгим взглядом и задумался. Затем тяжело вздохнул и наклонился к Чун О. О чем они говорили, Мун Чем Ди не слышал, только заметил, как Чун О кивнул головой.