Текст книги "Отечество"

Автор книги: Пак Ун Голь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Когда Хи Сон и старик Хен Ман с трудом добрались до провинциального комитета партии, была уже глубокая ночь. Комитет временно разместился в конторе электростанции в глухом ущелье реки Чандинган. В мирное время каждую ночь здесь зажигались гирлянды электрических огней и окрестность оглашалась гулом машин, но сейчас кругом стояла мертвая тишина, словно ущелье притаилось в напряженном ожидании завтрашнего дня.

Раздвинув маскировочный тент, Хи Сон и Хен Ман проскользнули в помещение партийного комитета. В приемной, освещенной керосиновой лампой, было много людей. Кто в рабочей одежде с винтовкой через плечо, кто в турумаги[13]13
  Турумаги – национальная одежда, напоминающая халат.


[Закрыть], с котомкой за плечами, кто в новенькой с погонами военной форме – и все эти люди пришли сюда посоветоваться в этот трудный час с партийными руководителями.

Пробираясь вперед, Хи Сон со стариком Хен Маном случайно увидели знакомого им заведующего орготделом провинциального комитета и спросили, где найти секретаря. Он кивком головы указал на соседнюю комнату.

Хи Сон открыл дверь. Секретарь сидел за столом и беседовал с тремя крестьянами.

Рядом с ним сидел пожилой человек и, склонив лысую голову, что-то старательно записывал. Крестьяне волновались и порой путались. Тогда секретарь наводящими вопросами уточнял нужные ему факты. На его плечи было накинуто старое зимнее пальто с меховым воротником. Неторопливые движения, тихий уверенный голос секретаря – все это, казалось, говорило о большом внутреннем спокойствии и глубокой вере в правоту своего дела.

Хи Сон хорошо знал этого энергичного и умного руководителя. В мирное время Хи Сон долго и мучительно раздумывал над каким-нибудь сложным вопросом и, не найдя решения, наконец отправлялся в провинциальный комитет. Секретарь встречал его как старый товарищ, помогал дельными советами. С ним всегда было легко и просто работать.

– Здравствуйте, – подойдя к столу, проговорил Хи Сон.

Секретарь, прикрыв ладонью глаза от света лампы, взглянул на Хи Сона и сказал:

– Вижу, не один, здесь и Хен Ман… Здравствуйте, дорогие товарищи! – Он крепко пожал им руки.

Все выглядело до удивления буднично, будто старые знакомые в мирное время собрались для обсуждения очередного вопроса. Секретарь повернулся к человеку с лысиной и представил:

– Чо Хи Сон, секретарь Ковонского уездного партийного комитета. Хен Ман, председатель Народного комитета.

Теперь Хи Сон мог разглядеть представителя Центра. Он и раньше несколько раз видел его в провинциальном комитете, да и встречал его фотографии в газетах и хорошо знал, кто сейчас перед ними сидит.

– Познакомьтесь. Уполномоченный ЦК по нашей провинции.

– Здравствуйте! Не устали с дороги?—Представитель ЦК поднялся из-за стола и, чуть прищурясь, поздоровался с новыми посетителями. – Ну, как у вас дела? Не жалуетесь на трудности? – спросил он, больше обращаясь к Хен Ману, словно к старому знакомому.

– Немного подождите в приемной. Вот закончим с ними, – секретарь комитета указал на крестьян, – тогда и поговорим.

Хи Сон и Хен Ман вышли из комнаты и сели на свободную скамью. Все посетители, занятые своими мыслями, молчали. В приемной стоял полумрак. То там, то здесь изредка вспыхивали цигарки. Несколько человек начали разговор о войне.

– Кажется, они дошли до Хванчорена. Беженцы рассказывают, что уже обстреливается перевал.

– Недаром они рвутся туда. Это очень важный стратегический пункт.

– Как ни говорите, дальше их пускать нельзя. Здесь и нужно задержать.

– Видимо, развернутся жаркие бои. Оттуда уже эвакуируют жителей.

– Спросим у товарища: он должен это хорошо знать, – один из собеседников жестом показал на сидящего рядом офицера. – Скажите, мы удержим Хванчорен? Правда?

Взоры всех присутствующих обратились к молодому полковнику в серой шинели. Разглядывая красные погоны с золотыми полосками и фуражку с округлым верхом, Хи Сон решил, что это офицер связи командования франта.

– Перевал они не пройдут. Там сильный заслон, – успокоил полковник.

– Говорят, что линия Западного фронта теперь Откатилась до Синыйчжу. Правда? – спросил кто-то с тревогой.

– Этого я не знаю, – офицер вынул из кармана портсигар и закурил.

– Да и Центральный фронт почти у Канге. По крайней мере так толкуют люди, – проговорил тот самый старик, который первым сообщил, что перевал Хванчорен находится под артиллерийским обстрелом.

– Об этих фронтах ничего не могу сказать. Лучше помолчать, если сами точно не знаете, – заметил офицер.

Разговор еще продолжался, но Хи Сон уже не вслушивался, а стал обдумывать свой доклад.

Вскоре из кабинета вышли трое крестьян. Сразу поднялись несколько человек, чтобы пройти туда, но один из крестьян сказал, что просят секретаря Ковонского уездного комитета.

– Годы не молодые, а какую даль прошли… Как самочувствие? – обратился уполномоченный ЦК к старику Хен Ману, когда тот и Хи Сон заняли места у стола секретаря.

– Нам не привыкать, – и Хен Ман улыбнулся. – Вам ведь тоже не легче.

– Мне-то что. Я на машине… – тяжело вздохнул уполномоченный, точно в этом коротком вздохе воплощалась вся тяжесть невзгод, свалившихся на плечи людей. Он зажег спичку и закурил.

– Сколько вам лет?

– Не такой уж я старик. Пятьдесят семь.

– Только на год старше меня. Время, конечно, трудное, но не забывайте и о себе. Берегите здоровье.

После минутной паузы секретарь обратился к Хи Сону:

– Ну что ж, давайте начнем. Раньше всего объясните, почему вы перевели уездный центр в такую глушь и почему первыми эвакуировались сотрудники милиции? Это вызвало панику среди населения.

Хи Сон удивился, что секретарь так осведомлен о делах его уезда. Это озадачило и сбило его с толку; он растерял заранее приготовленные слова. Правда, Хи Сон предвидел такой разговор и знал, что получит нагоняй, но никак не ожидал, что дело сразу же примет такой оборот.

– Первое время мы хотели перебазироваться в Унгок, но враг так стремительно наступал… – растерянно пробормотал старик Хен Ман.

Неожиданно их выручил уполномоченный ЦК.

– Давайте перейдем к вопросу об организации партизанского отряда, – и, повернувшись к секретарю, добавил: – Времени очень мало, лучше сначала поговорить о том, что надо сделать.

– Хорошо. А с этим как обстоит дело? Рассказывайте, – предложил секретарь.

Но Хи Сону и здесь нечем было похвалиться. Видимо, товарищи хотели узнать о том, что уже сделано.

– Пока еще отряд не организован, но все уже подготовлено. И вот мы пришли за указаниями.

– Что именно подготовлено?

Хи Сон вынул блокнот и, перелистывая страницы, в немногих словах сообщил о положении дел. Уполномоченный ЦК, не перебивая, внимательно слушал. Секретарь изредка задавал вопросы.

В это время до их слуха донесся скрадывающийся расстоянием рокот ночного бомбардировщика. И тут же один за другим раздались раскаты взрывов. В комнате замигала лампа. Кто-то открыл дверь, крикнул:

– Воздушная тревога!

– Отведите людей в укрытие, – распорядился секретарь. Затем, повернувшись к посетителям, добавил: – И нам, товарищи, надо идти в бомбоубежище.

– Лучше вы идите одни. А я останусь здесь. Раз в Пхеньяне, где бомбы падают с неба, словно ливень, не убили, то здесь тем более, – и уполномоченный улыбнулся своим мыслям.

Было слышно, как из соседней комнаты люди шумно устремились к выходу.

– Все же лучше, если вы уйдете, – Хи Сон с беспокойством посмотрел на уполномоченного ЦК.

Но тот категорически отказался. Воздушный пират кружил где-то над самой электростанцией. Гул мотора то удалялся, то приближался. И каждый раз, когда особенно бывал нестерпим рокот и все строение дрожало, как в приступе лихорадки, секретарь с беспокойством поглядывал на уполномоченного.

Наконец самолет стал удаляться. И уполномоченный ЦК как ни в чем не бывало сказал:

– Ну, товарищи, продолжим наш разговор.

Подождав, пока Хи Сон и его спутник приготовили себе бумагу и карандаши, он неторопливо начал говорить, отчеканивая каждое слово:

– Операции вашего отряда должны развертываться в вашем уезде, значит, следует немедленно перебазироваться туда. Это стратегически важный опорный пункт. – Он медленно поднялся из-за стола и подошел к висевшей на стене карте. С минуту молча постояв перед ней, остро отточенным карандашом указал на железную дорогу и шоссе, которыми соединены Пхеньян и Ковон. – Вот смотрите. Если нам удастся перерезать эти коммуникации, то в известной степени будет парализовано взаимодействие Восточного и Западного фронтов врага. А это принесет огромную пользу нашему контрнаступлению и укрепит у населения веру в победу. Да и людей мы сбережем…

Заложив руки за спину, уполномоченный ЦК прохаживался по комнате, от стола к карте и обратно, и коротко, но очень понятно растолковывал задачи создаваемого отряда.

Затем перешли к практическим вопросам. Секретарь подробно инструктировал, как лучше сформировать отряд и как наладить политико-воспитательную работу среди партизан.

– Отряд надо расширить и сделать это быстро, – говорил он. – Кроме того, следует создать партизанскую базу хорошей маневренности,—это дело первостепенной важности. На мой взгляд, было бы неплохо первым боевым заданием поставить перед собой освобождение Ковонской шахты. Как вы думаете? – Этими словами он как бы подчеркнул, что доверяет Хи Сону, как командиру нового партизанского отряда.

– А как с кадрами? Наши наметки не вызывают возражений? – спросил Хи Сон.

– Вам виднее. Отряд ваш, вы и хозяин.

– Где лучше всего создать базу?

– Это опять-таки вам лучше знать. В горах Ковона легко вести партизанскую войну. Мне кажется, что следует держаться поближе к шахте. В общем вам предоставляется полная свобода действий.

– Видимо, каждую нашу операцию нужно согласовывать с провинциальным комитетом?—спросил до сих пор молчавший Хен Ман.

– А как вы рассчитываете эти сделать?—улыбнулся секретарь комитета.

– Очевидно, по радио…

– К сожалению, пока у нас нет ни радиопередатчиков, ни другой техники связи. Со временем, возможно, будут. Но сейчас дорога каждая минута. Сами подумайте, пока ваш связист доберется до нас, а потом обратно, утечет много драгоценного времени.

– Помогите нам, подбросьте немного оружия, – не унимался Хен Ман. Он погасил сигарету, придавив ее о край стола, и провел рукой по лысине, словно приглаживая густую шевелюру.

Сон Хи и Хен Ман вышли из кабинета с запиской к заведующему военным складом: «Предъявителям сего выдать из оружейного фонда провинции 10 винтовок и автоматов и необходимые к ним комплекты боеприпасов».

Беседа в провинциальном комитете заставила Хи Сона задуматься. Раньше он полагался на указания свыше. «Им видней. Лучше подождать до новой директивы», – думал Хи Сон. Но теперь понял, что партизаны должны действовать смело и самостоятельно, не дожидаясь указаний и директив.

Небо обложили низко нависшие тучи. Дул холодный ветер. К утру разыгралась метель. Хи Сон и Хен Ман возвращались в глубоком раздумье. Вскоре в снежной пелене исчезли черные контуры электростанции и все потонуло в снежной буре.

Глава 20

Всю ночь падал снег. Пушистый, как хлопья ваты, он разукрасил деревья большими белыми цветами. Идти было трудно, ноги глубоко утопали в снегу. Только на Другой день к вечеру Хи Сон и Хен Ман вернулись на базу отряда. На окраине деревни их с сияющей улыбкой встретил Чун О. Чуть поодаль за кустами маячили фигуры партизан.

– Боевые учения, – пояснил он, перекидывая на плечо винтовку и не переставая улыбаться.

– Пополнение еще не пришло? – спросил Хи Сон.

– Прибыли двадцать товарищей с Унсанокой шахты.

И вот тот парень объявился… – Последние слова Чун О произнес с нескрываемой радостью: ведь за Тхэ Ха он получил взбучку.

– Это ты о ком?

– …Помните, посылали на ремонтный завод… Ли Тхэ Ха.

– Вот молодец, все-таки прорвался!

– Его поймали лисынмановцы. Чудом спасся… А отец Чор Чуна расстрелян.

– Негодяи, они уже принялись за свое черное дело, – сдавленным голосом проговорил Хен Ман.

– Отец Чор Чуна? А другие?—спросил Хи Сон.

– Точных сведений нет… Многие арестованы, судьба их неизвестна. Да вы сами расспросите Тхэ Ха, – Чун О собрался уходить, но Хи Сон не отпустил его.

– Надо собрать товарищей, поговорить, посоветоваться… – сказал он. – Поручаю тебе оповестить всех командиров подразделений, парторгов и членов партизанского совета… – и Хи Сон зашагал к казарме. Он понимал, что от врага нельзя ждать пощады, но, когда сам услышал о зверствах захватчиков, сердце его закипело ненавистью. Он ускорил шаг, почти побежал, забыв, что старику Хен Ману за ним не поспеть.

Когда он вошел в казарму, за ним ввалились двое крестьян. Хи Сон сразу узнал их: это они сидели у костра в беспокойную, тревожную ночь перед последним переходом к партизанской базе.

– Целый день ждем вас, – возбужденно сказал один из них, старик Цой.

– Измучились, – добавил крестьянин с короткими усиками, Кым Сун.

– Вы по какому делу?

– Хотим спросить, товарищ начальник, кого вы принимаете в партизаны?—спросил Цой, не глядя на Хи Сона. Тот не ожидал такого вопроса и не знал, что ответить. Цой прятал глаза, сердито попыхивал трубкой. Хи Сон понял, что это не праздный вопрос для старика, и задумался.

– Каждого, кто готов биться с врагом и изгнать интервентов с нашей земли. Больше от партизана ничего не требуется, – наконец сказал он.

– Ясно… Раньше так же набирали в добровольческую армию против японских оккупантов, – поспешно согласился Кым Сун, внимательно следивший за командиром отряда.

– Вот-вот, как и в былые годы, – подтвердил Хен Ман, которому пришлось по душе напоминание о добровольческой армии, и продолжал:—А потом наш народ участвовал в вооруженной партизанской борьбе под водительством Ким Ир Сена. Помните бои возле Пэктусана?

– А как же… – кивнул Кым Сун.

– Но, товарищ, сейчас не время для воспоминаний. Итак, что же вы хотите? – прервал его Хи Сон.

– Мы потому и добирались сюда вместе со всеми. Правда, годы у нас немолодые, но и мы хотим драться. Почему же нас отстраняют? Я мог бы вернуться в родную деревню, там у меня земля… получил от народной власти. А нет… грудь жжет. После того как услышал, что творится на шахте, просто жить не хочется…

– И мне тоже. Давно бы пора домой, да нельзя, пока не изгоним врагов, – вмешался в разговор Кым Сун.

А старик Цой продолжал:

– …Я в своей деревне председатель крестьянского союза. Сын на фронте, служит командиром роты. Стыдно от него отставать. В каждом письме пишет, что бьют они врагов. А почему же мне не попробовать? Если я не стану партизаном, как же отомщу захватчикам? – с жаром проговорил Цой.

Но тут его перебил Кым Сун:

– Я тоже был активистом, заместителем председателя совета деревни. Меня проверяли.

– Так вы к кому, собственно говоря, пришли?—улучив минуту, спросил Хи Сон.

– В партийный комитет, к заведующему отделом труда товарищу Чор Чуну, – в один голос ответили оба.

– Он сейчас занят. Ну ладно, я скажу ему, только знайте, времени у нас в обрез.

Когда оба крестьянина вышли, старик Хен Ман не на шутку рассердился и принялся ругать Чор Чуна.

– Чего он играет в прятки? Сам куда-то скрылся, прячется от людей…

Он с самого начала был против жесткого подхода Чор Чуна к зачислению людей в отряд и злился, что тот действовал самолично, не советуясь с ним.

А в это время Чор Чун и Тхэ Ха шли полем к казарме. Неожиданно они заметили двух крестьян, выходивших от командира отряда, и сразу догадались, в чем дело. Чор Чун прошел к командиру первым. За ним – юноша с перевязанной головой. Хи Сон понял, что это Тхэ Ха, оглядел его с ног до головы и остался доволен. «Молодец, держится хорошо».

– Ну-ка, рассказывай, Тхэ Ха, – Хи Сон дружески потрепал его по плечу. – Крепкий парень, – обратился он к Чор Чуну, но тот промолчал, грея руки над железной печкой.

– Ты не горюй, – продолжал Хи Сон.

– Сейчас некогда горевать. Да и слез нет, высохли. Только злость осталась, – тихо проговорил Чор Чун.

– Верно. Некогда, – согласился Хи Сон. Он вытащил из портфеля бумаги и стал их перебирать. – Созываем товарищей. Ты не против? Кандидатов в отряд проверили? – командир перешел на деловой тон.

– Да. Отобрали сто сорок пять человек.

– Это все?

– Остальные беспартийные, им доверять нельзя.

– Не включили? Ни одного беспартийного?

– Ни одного.

– Это идет вразрез с решением собрания. Разве там говорили, чтобы не принимать в отряд беспартийных? – спросил Хи Сон.

– Я и тогда настаивал, чтобы в отряд включать только членов партии.

– Тебе поручили проверить людей и составить списки, а ты это поручение не выполнил. Хоть бы посоветовался с парторгами! – голос Хи Сона прозвучал необычно резко.

– К чему разводить говорильню? Враг с нами не советуется, зверствует, пытает, истязает наших людей. Месяц назад я своими глазами видел, как в бомбежке погиб мальчонка. Мой отец завещал жечь этих подлецов каленым железом. Это Тхэ Ха рассказывал… А мы все обсуждаем, советуемся… Теперь настало время действовать, бороться…—Чор Чун ладонью вытер заблестевшие глаза.

– Ты сейчас расстроен, и я тебя понимаю. Но это не должно отражаться на деле. Мыслить надо всегда трезво, не поддаваться чувствам. И беспартийных зря обижать не следует. Ты им не веришь?

– Я и раньше был против. С беспартийными нам не по пути: с них не спросишь.

– В партизанском отряде, как в армии, приказ командира – закон для всех. Приказываю включать в отряд всех активных товарищей, которые хотят к нам примкнуть. Нам полезен каждый человек. Те, кто не сумеет принять участие в боевых действиях, пригодятся для работы с населением, помогут крестьянам на полевых работах. Да мало ли где еще? Короче говоря, раз они шли с нами сюда, в горы, значит, мы должны им доверять, – Хи Сон говорил тоном, не допускающим никаких возражений. Стоявший в стороне Хен Ман никогда не видел его таким строгим. Чор Чун молчал. Дрожащей рукой он вынул сигарету и закурил.

– Кстати, много ли вражеских солдат на шахте? – Хи Сон повернулся к Тхэ Ха. Он хотел знать все подробно, его интересовало, сколько там лисынмановцев, сколько американцев, есть ли отряды безопасности, много ли арестовано шахтеров и жителей поселка. Ответы Тхэ Ха он записал в блокнот и задумался, как бы взвешивая их.

Тхэ Ха принялся было описывать обстановку в оккупированном поселке.

– Подробней поговорим в другой раз, – прервал его Хи Сон.

Тхэ Ха понял, что сейчас командира отряда мало занимает его рассказ: видимо, есть более срочное, более важное дело. Хи Сон, казалось, не слушал его, а что-то прикидывал в уме.

Вскоре собрались и все вызванные на совещание. Они явились в чем были – в промокших ботинках, в перемазанной грязью одежде, но с полным боевым снаряжением, – видимо, пришли прямо с боевой подготовки, усталые и возбужденные. Совсем недолго пробыли они в горах, но как изменились за это время: исхудали, обросли бородами. Даже Хак Пин, всегда подтянутый и чисто выбритый, и тот отпустил бороду. Весь промокший, он выглядел усталым, ссутулившимся и очень постаревшим. Впрочем, не он один, все казались гораздо старше своих лет.

Небольшая комната оказалась забитой до отказа. Тхэ Ха встал, почувствовал, что он здесь, пожалуй, лишний и лучше уступить место другим.

– Ты куда? Сиди, сиди!—оторвавшись от блокнота, бросил Хи Сон. Тхэ Ха присел, а командир отряда продолжал:—Итак, начнем. Все собрались? – он вынул карандаш, приготовившись записывать.

– Все!—выкрикнул из угла Чун О.

Впервые собралось так много народу. Успели уже порядком накурить, и дым сизыми струйками тянулся к потолку. В комнате воцарилась тишина, даже кашляли сдержанно. Все взгляды были устремлены на Хи Сона, все предвещало важный разговор.

Хи Сон рассказал о положении на шахте и о судьбе арестованных товарищей. Его ровный, спокойный голос вселял чувство уверенности. Можно было подумать, что идет обычное совещание в уездном комитете партии и докладывает не командир партизанского отряда, а секретарь комитета.

– Товарищи, мне хочется сообщить вам радостную весть, – Хи Сон повысил голос. – Трудности не сломили нашу партию, все члены ЦК на местах, они руководят нашей борьбой, помнят и заботятся о каждом из нас.

В комнате радостно зашумели, многие аплодировали. Вырвалось громкое и неожиданное «Мансе!»[14]14
  Мансе! – Ура!


[Закрыть]. Всех охватило неистовое возбуждение. На глаза Тхэ Ха навернулись слезы. Ему почему-то вспомнились бурные демонстрации во время революционных праздников, когда люди, проходя по площади, так же радостно шумели.

– Тише, друзья!—несколько раз повторил Хи Сон. – Давайте продолжать… Партия и правительство справились с эвакуацией важнейших промышленных объектов и государственных учреждений на север, в провинцию Чаган, и оттуда, как и в мирное время, осуществляют руководство. Не оставлен без внимания и наш уезд, к нам послан представитель центра. Он хочет знать наши нужды и от имени Верховного Главнокомандования обещает помочь…

Снова раздались аплодисменты. Наконец возбуждение улеглось… Теперь слово взял Чор Чун. Он доложил о формировании партизанского отряда из трех рот и взвода разведчиков, назвал командиров и сообщил, что будет создано специальное подразделение для работы в тылу и помощи населению оккупированных районов. После него выступил Хак Пин, назначенный командиром первой роты.

– На шахте имелся отряд самообороны, о котором по непонятной причине Чор Чун умолчал. Руководство отрядом было поручено мне. Мы намеревались оборонять шахту собственными силами. Я предлагаю включить в мою работу оставшихся на шахте товарищей. Тем более что наша ближайшая задача – освободить шахтерский поселок. – Хак Пин говорил кратко и безапелляционно, словно на производственной летучке, не допуская и мысли, что кто-то будет ему возражать.

– Нет, так не пойдет!—неожиданно выкрикнул с места командир второй роты, заведующий мельницей в Унгоке. – Если директор шахты будет ориентироваться только на своих шахтеров, его примеру могут последовать и другие командиры – и мы располземся, будем воевать разрозненно, бить врагов ладонью с растопыренными пальцами, а не единым кулаком. Я против.

– И я, – не вытерпел секретарь волостного комитета Судон, теперь ставший командиром третьей роты. – Директор отправится на свою шахту, я к себе, другие тоже… Нет, так у нас ничего не получится.

– Вы неправы, руководитель не имеет права оставлять своих подчиненных на произвол судьбы. Возьмем, к примеру, меня. Я ушел в горы, а свой отряд оставил. Что скажут люди? Убежал!—Хак Пин говорил запальчиво и раздраженно. Повернувшись к товарищу из Унгока, он продолжал:

– Свою шахту я буду освобождать сам, не хотите нам помогать, обойдемся и так. Но прежде всего надо помочь нашим людям влиться в отряд.

– Ишь заговорил в нем администратор… – возразили ему с мест сразу несколько человек. – Надо подчиняться приказам штаба отряда!

– Значит, выходит, Ковонскую шахту будет освобождать первая рота?—спросил Хи Сон, до этого не вмешивавшийся в спор.

– Каждый любит свой дом и хочет туда вернуться, – ответил Хак Пин.

– Хорошо. Кого еще вы собираетесь включить в свою роту?

Хак Пин предложил назначить своим заместителем Чун О и попросил откомандировать к нему Ки Бока, Цоя, богатыря Сока и, наконец, Тхэ Ха.

Тут не вытерпел Чор Чун, вспылил.

– Ты бы лучше позаботился о Док Ки, его бы выручил… Ведь он тоже был твоим кадровым работником? Не так ли?

Не ожидавший такого поворота, Хак Пин растерялся и не знал, что ответить.

– Док Ки? И до него доберемся. Под землей найдем. И веревку для него припасем…

Но никто не улыбнулся этой шутке. Хотя Хак Пин видел, что с ним не согласны, он упрямо стоял на своем.

– Товарищ директор, не думайте только о себе. Если вы заберете лучших людей, как же быть другим ротам? Вы их этим ослабите. А что касается меня, я хотел бы пойти в разведчики. Там я буду полезнее, – проговорил Тхэ Ха.

Хак Пин низко склонил голову. Хи Сон недовольно посмотрел на него и поднял руку, призывая к тишине.

– Давайте послушаем, где кто хочет быть. Значит, первым высказался Тхэ Ха? Не хочет ли он что-нибудь добавить?

Тхэ Ха, смущенный общим вниманием, приподнялся со стула.

– Говори с места,—остановил его Хи Сон.

– Хочу разведчиком, но где сочтете нужным, там и буду.

– Вот это деловой разговор! – одобрил Хи Сон.

Между тем каждый командир старался перетянуть к себе лучших людей. В комнате стоял гул.

– Пора кончать, – предложил Хи Сон, – к вечеру окончательно согласуем списки. Возражений нет?

Все молчали.

– Ну как же? Говорите!

Но никто не промолвил ни слова. Хи Сон вопросительно посмотрел на Чор Чуна.

– Я-то, конечно, согласен. По мне, хоть сейчас бы за дело. Вы командир, как скажете, так и будет, и нечего спрашивать.

– Непривычно еще, – рассмеялся Хи Сон.

– Итак, можно подбирать людей?—спросил кто-то.

– Да, и построже. Пусть присягу дадут.

– Многие уже давали партизанскую клятву. Стоит ли еще раз, – попробовал возразить Хак Пин.

– Будем выступать ночью или отложим на завтра? Снегу-то сколько намело, – сказал Хи Сон.

– Лучше бы денек обождать, подготовиться… – заметил кто-то с задних рядов.

– Можно мне сказать?—обратился Тхэ Ха.

– Почему нет, говори.

– Вот что я хочу сказать… На шахте и в деревнях льется кровь, а мы сидим здесь и только митингуем. На моих глазах погиб отец Чор Чуна. И не он один… Людей истязают, подвергают пыткам. Родные принимают смерть, не зная, что мы здесь. Сил нет спокойно отсиживаться в лесу и ждать. Не ночью, сейчас же надо трогаться в путь, бить проклятых! Так я думаю… – и Тхэ Ха тяжело опустился на свое место.

– А как другие? – спросил командир.

– Мы готовы. Но под силу ли вам, товарищ командир, сейчас снова идти в дальний путь? Мы сидели сложа руки, а вам и отдохнуть не пришлось.

– Обо мне не беспокойтесь. А насчет нашего дедушки…—Хи Сон замялся и хитро посмотрел на Хен Мана.

– Надоело слушать, «дед» да «дед». Вроде и за человека меня не считаете. Я хоть сейчас готов. Вот именно, хоть сейчас, – с силой повторил Хен Ман.

Кругом заулыбались.

Снегопад прекратился. Окрестные сопки, деревья – все преобразилось. Будто кто-то расстелил на земле белоснежное турумаги, заботливо укрыл его полами горы и долину. Комья пушистого снега повисли на ветках, напоминая цветы грушевого дерева в пору цветения. Стало гораздо светлей. Лес притих. Изредка в нем вспорхнет птица, изумленная необычной картиной, – и ком снега полетит вниз, увлекая за собой другие.

Иногда издалека, со стороны Чандина, донесется гулкое орудийное эхо, деревья испуганно встрепенутся, осыпая землю снежной пылью, да небо на востоке озарится заревом. Но проходит мгновение – и снова воцаряется тишина.

Тхэ Ха направился к месту сбора. Шел легко. За спиной рюкзак – память о матери, в руке карабин. Над дверью сборного пункта развевался самодельный красно-синий флаг. В доме не было ни души; Тхэ Ха явился первым. Он снял рюкзак, положил в угол, подошел к окну. Перед ним, придавленный толстым слоем снега, белел кустарник. Узкая, только пробитая тропка убегала вдаль, к полю.

Постепенно начали собираться партизаны. Входили молча, присаживались на свободные места и сразу же начинали дымить цигарками. Никто ни о чем не спрашивал: вроде и так все ясно. Слабо горел фитиль в пузырьке с керосином. В полутьме с трудом различались лица; лишь седая борода Хен Мана белела в полумраке. Кто-то тихо затянул песню.

Появился Чун О. Вслед за ним подошли Хи Сон и Хен Ман.

– Товарищи!—Хи Сон постучал сухощавой ладонью по столу. Сразу все смолкли. – Ну вот, отряд организован. Настал наш черед сражаться. Вы, наверное, и без меня знаете, что в одном только районе Ковонской шахты погибло больше ста человек. Мы должны мстить, беспощадно и смело. Поклянемся же, что не пожалеем жизни ради нашей борьбы и победы.

Жалобно скрипнула половица. Слышалось чье-то тяжелое дыхание.

– Начнем с меня,—Хи Сон вышел на середину комнаты.

– …Я, член Трудовой партии, Чо Хи Сон, торжественно клянусь перед лицом партии, родины и народа… что отдам жизнь ради полного изгнания империалистических хищников с родной земли… Не отступлю ни перед какими испытаниями… Если же струшу, испугаюсь врагов или разглашу военную тайну, то получу справедливое возмездие от народа и партии…

Затем, сняв шапку, вышел Хен Ман. Он неуклюже вытянулся по швам.

– …Я, Ю Хен Ман, вступая в партизанский отряд, клянусь… – старик закашлялся, но лицо оставалось строгим и суровым.

Вызывали по списку. Каждый, услышав свою фамилию, давал клятву. Слова были разными, но смысл один. Глухой бас сменялся почти мальчишеским тенором, простуженный сиплый голос – взволнованным и срывающимся.

После принятия присяги все вышли на улицу и разбились по своим подразделениям.

– Смирно! На-а-пра-во! – послышалась команда.

Тхэ Ха шел следом за Кван Хо, командиром взвода разведчиков. Он только вчера впервые встретил своего командира, которого по военной выправке принял за бывшего солдата. Тхэ Ха еще тогда обратил внимание, как он выхватил из кобуры пистолет и резко скомандовал. Точь-в-точь как на поле боя. Он подумал, что Кван Хо – командир целой партизанской роты, а оказывается, этот, по всему видать, бывалый вояка будет его непосредственным начальником. Тхэ Ха обрадовался.

– Ты, парень, кажется, прошел боевую закалку. Как зовут? – спросил Кван Хо.

– Ли Тхэ Ха.

Кван Хо опросил всех и сверил со списком. В нем значились Тхэ Ха и Ки Бок, старик Цой, двое бывших работников по технике безопасности и учитель.

В сборах прошло немало времени. Было уже за полночь. С востока по-прежнему доносился тяжелый орудийный гул, небо то и дело озарялось вспышками. Колонна тронулась в путь. Шли, разгребая ногами глубокий снег. Исчезла усталость. Шли легко, точно обрели крылья. Тихо зазвучала партизанская песня.

Впереди – родные места. Колонна углубилась в кустарник. Потом началась чаща. Приходилось низко пригибаться, отстранять морозные, в снегу, ветки.

Двигались все время на юг, пока не стало светать.