Текст книги "Фрося. Часть 5 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 39

Уже в полдень счастливые продавцы свернули удачную торговлю и отправились домой.

Сидя в автомобиле они бурно обсуждали все перипетия произошедшего на рынке.

– Фросенька, а скажи, как удачно пошли сапожки и эти дурацкие штаны, двести двадцать рублей за это говно, с ума сойти, я бы в них на огород постеснялась выйти.

– Настюха, мы с тобой отстали от жизни, да, и время наше ушло, нам даже трудно представить, что можно одевать на свои задницы эти модняцкие штаны.

А, вот, одни такие финские сапожки я оставлю себе на следующий год, выйдет, правда, дороговато, ведь надо вам с Анькой за них процент отдать.

– Подруженька ты, что опупела, о каких моих процентах говоришь, чтобы это я слышала в последний раз, а иначе рассержусь и надолго.

Фрося улыбнулась:

– О, подруга, оказывается ты умеешь сердиться и на меня.

Ну, не хмурься, весь остаток, что останется после распределения навара по другим адресам, делим ровненько пополам и никаких вопросов, а, что самим глянется берём по

номиналу, согласна?

– Нет, не согласна, не держи меня за полную дуру, без тебя я бы торговала только своими варежками, мне пол сотни за день торговли, и я буду счастлива, ведь это, как минимум двести целковых за месяц, с институтами такие деньги не получают.

– Договорились, это твоя ставка, а премии тебе выдавать моё дело.

– Лапочка, сердечная без тебя и я, и Анька, и Танька сидели бы гладко и только облизывались, дели по уму и не играй в благородство.

Помню, на своём самогоне редко, когда двести рубликов в месяц наторговывала, а, сколько сама тратила на сахар и дрожжи, а, сколько газа палила, сколько ночей не

доспала, а, сколько было риска, да, и ты знаешь, чем вся моя эта работа и торговля закончилась.

– Настенька, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, твёрдо уясни для себя: какой-то мужик с чёрной бородой выдал тебе этот товар для продажи и в конце дня

платит, скажем, десятку за услуги, если я на тот момент окажусь рядом, говори, что давняя знакомая подошла поболтать.

На тебе они и споткнутся, ведь весь основной товар у меня в машине, но думаю до этого не дойдёт, но, как учил меня мой бывший любовник, лучше обезопасить тылы, что я и сделала с этими ментами.

– Фросенька, я ведь чуть в штаны не наделала, когда ты двинулась с ними ко мне.

– Настюха, теперь эти менты наши, но иногда надо будет им что-нибудь по мелочам подкидывать.

– Подкинем, подкинем, душа с них вон.

Во вторник ближе к вечеру Фрося всё же решила навестить Таню.

Она сама не могла себе объяснить почему, но в её душе жила какая-то предрасположенность к этой женщине.

Может быть потому, что по её протекции та пошла в больницу делать аборт, может какая-то ответственность перед сыном, а может быть, просто, личная симпатия, а, скорей всего, первое, второе и третье.

Квартира Тани встретила её тишиной, двери никто не открыл, и она крайне взволнованная спустилась вниз к своей машине и тут же увидела её, она вела за руку старшую дочь, а младшую держала на руках.

Фрося подскочила и чуть ли не вырвала из рук Тани малышку:

– Танюха, у тебя мозги есть, что ты делаешь, кровью хочешь изойти?

В лице у Тани и так не было ни кровинки, поэтому Фрося тут же сменила тон:

– Скажи девчушке, чтобы не плакала, я ведь тётя хорошая, твою маму люблю, сейчас придём домой, я вас покормлю, а мама полежит немножко, правда, Анжелка, ты мне

поможешь на кухне, ведь ты уже большая...

Так приговаривая и, отвлекая детей от матери, Фрося поднялась с ними на пятый этаж, и сразу же взялась хлопотать – помогла детям переодеться, разогрела еду и с ложечки покормила малышку, почитала им книжку и даже что-то попыталась спеть, чуть позже выкупала в ванной и уложила спать.

Всё это время Таня лежала на диване и молча смотрела на действия Фроси, иногда она улыбалась, а порой смахивала непрошенные слёзы.

Она не вмешивалась, не давала никаких указаний, видно было, что во всём доверяет неожиданной помощнице.

После того, как Фрося уложила детей спать, выключила свет и вышла на кухню, Таня последовала вслед за ней.

Фрося поджигала газовую плиту, чтобы поставить чайник, когда вдруг почувствовала, как на её плечи сзади легла голова молодой женщины.

Она не обернулась, сердце замерло, стояла не шевелясь, неожиданно представив, что это её Анютка проявляет к ней свою дочернюю нежность.

– Танюшка, как ты?

– Уже намного лучше, мне Сёма говорил, что у него замечательная мама, но я раньше видя ваш строгий вид, даже подумать не могла, что вы такая хорошая и заботливая.

Фрося обернулась и обняла девушку:

– А ведь я своих внуков никогда так не опекала, как сегодня твоих деток.

Мне кажется, что зря ты от Сёмки утаила свою беременность, но ты не волнуйся, я не проговорюсь.

– Я ему сама расскажу, не хочу, чтобы у него возникли подозрения, а тем более, в эти выходные он должен явиться, сами понимаете, что сразу же поймёт не ладное.

– Танечка, в ваших отношениях с моим сыном, я тебе не помощник, не советчик и не критик, надеюсь, сами разберётесь и в этом деле и в других.

Поеду я уже домой, что-то здорово устала, ведь хлопоты с детьми у меня в далёком прошлом, а может уже и старость подваливает, раньше так не выматывалась.

– Фрося, простите меня, что вам пришлось столько возиться со мной и детьми, вы в моей душе заняли второе почётное место после мамы.

– Танюха, хватит петь мне соловьиные песни, поехала я, если что, звони без раздумий, чем смогу, помогу.

Фрося возвращалась домой, а на сердце было не спокойно, вот только, чем это вызвано, она не понимала.

Хотя почему не понимала, по идее, уже давно должен был прилететь Олег, а от него даже телефонного звонка до сих пор не было.

Чувствовала, что и Андрей на неё затаил не то обиду, не то злость после истории с Аглаей.

Уехал не попрощавшись, а когда она позвонила, ничего не говоря, передал трубку Семёну.

Да и Семён беспокоил, похоже, у него что-то не ладится в Новосибирске с работой или научной деятельностью, а тут ещё эта история с Татьяной, какая буря разразится в выходные, она даже представить не могла, может, дай бог, пронесёт, хотя что-то подсказывало вряд ли.

В четверг Фрося вновь заехала к Тане забрать уже готовые джинсы.

Они вдвоём тщательно буквально их пронюхали и остались довольны, комар носа не подточит, фирменные и только. На этот раз повезёт на базар сразу три пары и это вызывало определённые опасения.

– Танюха, ты должна понять мои страхи, ну, кто поверит, что эти бабульки притаранивают штанишки из-за кордона пачками.

– Фрося, а я слышала, что есть ребята, которые крутятся возле гостиниц и там сбывают и покупают подобные вещи.

– Танюха, так это фарцовщики, они и раньше были, я на эту роль никак не потяну, а тебе не советую этим заниматься, хватит нам и нашего криминала, лучше шей что-нибудь

попроще.

Мы, кстати, в следующее воскресенье в Можайск хотим сгонять, будем иногда менять место торговли, чтобы не примелькаться у милиции и скупщиков.

– Фрося, пусть идёт, как идёт, я не смею вас ослушаться, а пока буду сгонять весь материал, что вы мне привезли, ведь скоро наступит тепло и надо будет побольше времени детей держать на воздухе.

– Вот, это правильно, а там и осень наступит и новые заказы от Валерия Ивановича будут, он тоже уже кожей запасается, смотришь и не пропадёшь.

В тот же день раздался долгожданный звонок от Олега.

Фрося буквально влипла ухом в трубку:

– Олеженька, я уже вся истосковалась по тебе, хоть бы позвонил раньше, ведь я себе места не находила.

А может быть ты уже в Москве?

Она с надеждой ждала ответа.

– Нет, моя любимая, я по-прежнему в Мурманске и пока не знаю, когда появлюсь в столице нашей Родины.

Я тоже очень скучаю по тебе, но в силу определённых обстоятельств застрял надолго.

Кстати, штучки твои пригодились, очень они здесь, как ты говоришь, котируются, имей это в виду.

– Олеженька, позвони только заранее, мы и другие нарисуем.

– Хорошо, но я появлюсь в Москве уже только в апреле, взял отпуск на месяц.

– Что-нибудь с детьми у тебя случилось?

– Фросенька, милая, не выпытывай у меня ничего, придёт время, сам расскажу.

И после короткой паузы, тихим голосом:

– У меня нет детей.

Фрося поняла, что она зашла на чужую территорию, куда доступа ей пока нет.

– Олежик, а я перешла работать на четыре часа, хотела вовсе уйти с работы, но Валера устроил такой тарарам, и мы нашли это решение.

Замечу, что обе стороны остались довольны.

– Фросичек, я тоже доволен, когда опять попаду в Москву, у нас будет больше времени, чтобы побыть вместе.

– Олежечек, я безумно скучаю.

– А если бы ты знала, как скучаю я...

После долгих нежных излияний любовники распрощались.

Фрося стелила себе постель и тяжело вздыхала – ну, почему, ну, почему, все её любимые мужчины достаются ей с такими трудностями?!

Почему она вечно должна их ждать или догонять?!

глава 40

В пятницу после обеда Фрося плотно засела дома.

Она ожидала младшего сына, который по идее должен был появиться в эти часы у неё в квартире, если, конечно, сразу же из аэропорта не понесётся к Тане.

В районе шести вечера повернулся ключ в замке и в квартиру ввалился Семён:

– Мамулька, это я, здравствуй моя миленькая, как ты тут, сегодня чуть дождался, когда самолёт, наконец, приземлится в Москве.

– Сынулька, что-то ты чересчур возбуждённый, обычно это бывает не к добру.

– Мамуль, от тебя никогда ничего не укроется, только скажи, наш разговор может подождать, пока я приму душ, а потом буду одеваться и вкратце поведаю тебе свои последние новости?

Фрося выпустила из объятий натянутое, как струна жилистое тело сына.

– Иди сынок, в душ, куда я денусь, конечно, подожду, что-то моё сердце чует неладное.

– Мамуль, не драматизируй, возьми там сама в моей сумке рыбёху, такого хариуса мне добыли, я для вас с Танькой по штуке привёз.

Семён отправился в ванную, а Фрося открыла его пухлую дорожную сумку.

Наверху, действительно, лежали завёрнутые в плотную бумагу две крупные вяленые рыбины.

Мать взяла причитающую ей и любопытства ради заглянула в глубь сумки – пакеты, пакетики, явно, предназначенные Тане и её девочкам.

Она не стала дальше проявлять свой не здоровый интерес, хотя порадовалась за сына, не крохобор какой-то, едет к женщине, как положено, с любовью и подарками, и глубоко вздохнула – ну, чего он залип на эту Таньку? Хорошенькая, ничего не скажешь, но ведь у него были девчонки гораздо ярче и без паровоза.

Раскрасневшийся после душа Семён появился в зале, на ходу застёгивая пуговицы рубахи:

– Мамуль, у меня там началась настоящая война, как я тебе и говорил мой куратор, профессор Николаев, хочет стать моим соавтором и пустить кандидатскую, что я пишу, сразу на докторскую.

Поверь, я не имею ничего против этого, но он, уважаемый Иван Сидорович, хочет своё имя вписать первым, а меня сделать, вроде, его ассистента.

В случае удачной защиты ему все регалии и почёт, а мне уготована участь пристяжной лошади, сопровождать великого учёного на всякие семинары, симпозиумы и то, думаю не

надолго, как только дело коснётся поехать в загранкомандировку, тут он меня и отцепит.

– Сыночек, тебе ведь только двадцать четыре годика, вот и смирись, побудь какое-то время, как ты говорил, младшим научным сотрудником, а чуть позже и дальше шагнёшь.

– В том, то и дело, что не шагну, высосут и выкинут за ненадобностью, а позже и вовсе затрут, чтобы не напоминал о своей значимости в открытиях, а они уже есть, наша лаборатория впереди планеты всей, ну, чтобы тебе было понятно, скажем так, нашего университетского центра.

У нас такая приличная группа ребят собралась, мы все просто горим на этом, а придут седенькие дяденьки и своими загребущими лапками присвоят всё себе.

– Сёмочка, чтобы ты только на этом шею себе не сломал, вашего темперамента мало, у них ведь все рычаги власти, надо, так партию привлекут, а очень понадобится, так и органы.

– Знаю мама, знаю, уже на это мне намекали.

Всё, моя хорошая, убегаю, Танька ждёт.

Через пару минут от сына в квартире остался только шлейф запаха одеколона.

Фрося покрутилась по комнатам, слегка прибралась и присела к телевизору, посмотрела программу Время, и к её радости, после новостей на экране телевизора демонстрировали давно разрекламированную новинку – "Москва слезам не верит".

Фильм захватил её настолько, что все тяжёлые мысли, которые раньше витали в её голове, отступили на задний план.

Нельзя сказать, что сюжет фильма хоть в какой-то мере напоминал её жизнь, но судьба главной героини полностью приковало к себе внимание.

Ведь она не сломалась, оставшись одна в чужом городе с малым ребёнком на руках, а более того, выучилась, сделала карьеру и даже рядом с ней появился симпатичный мужчина.

Да, вот это судьба, не то, что у неё.

Фрося выключила телевизор, вытерла с глаз слёзы умиления после последнего кадра фильма и собралась идти спать, но в эту минуту в квартиру буквально ворвался Сёмка:

– Ах, мамулечка!

Ах, ты моя добрая душа, помогла страждущей женщине избавиться от постигшей её неприятности.

Нашла свои старые связи, оперативненько так всё обтяпала, приласкала, приголубила и дело в шляпе, сыночек её теперь свободный от груза ответственности.

Фрося стояла напротив разъярённого сына и смотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо – она знала, она чувствовала, что так приблизительно и будет, ведь это был её сынок, её любимец, которого она читала, как хорошо знакомую книгу.

Фрося не спешила оправдываться, увещевать или пытаться урезонить праведный гнев Сёмки.

Пусть выкричится, пусть даже обольёт грязью, но пусть только не держит в глубине своей души горькую обиду или, того хуже, презрение и ненависть к матери.

Сёмка тяжело дышал и смотрел с отчаяньем на мать.

– Скажи, ну, скажи, почему ты мне не позвонила, почему не предупредила?

Ладно она, глупая курица, всё решила сама за меня.

А ты... как, ты могла предать меня, ведь надёжней друга, чем ты, я даже не представлял, что может быть у меня на земле...

– Сынок, ты выговорился или у тебя есть, что ещё добавить к выше сказанному?

Я не собираюсь перед тобой оправдываться и посыпать голову пеплом, я не вижу здесь своей вины, как и не хочу оправдывать или порицать Таню за содеянное.

Я бы, в свою очередь, могла тебя упрекнуть в том, что ты мало думал о последствиях, когда горел любовным экстазом, хотя Таня обвиняла только себя за произошедшее.

Она корила себя глупышка, что не смогла противостоять твоему натиску.

Семён опустил глаза и нервно поводил плечами, чувствовалось, что он не находит выхода своей злости.

– Успокойся сынок, назад пути уже нет, что свершилось, то свершилось.

Вот, ты, мечешь гром и молнии, а о ней ты подумал, каково ей сейчас, после того, как ты вылил ей на голову подобную же кучу обвинений и, пылая справедливым гневом, покинул женщину с израненной душой, а между прочем, с ещё с не зажившим телом.

Семён вытер слёзы отчаянья, выступившие на глазах:

– Мама, ведь я бы её никогда не бросил с моим ребёнком на руках, всё бы сделал, чтобы они были счастливы.

– Присядь и спокойно выслушай свою умудрённую жизнью мать.

Фрося потянула за собой на диван сына, усадила рядом и обняла за плечи:

– Я говорила Тане, что надо тебя поставить в известность, что это не справедливо по отношению к тебе принимать одностороннее решение, но она была не сговорчивой и

собиралась пойти сделать подпольный аборт на квартире, чему я воспротивилась.

Повторяю, я не собираюсь оправдываться сама и обвинять Таню.

Сынок, вы знакомы ещё меньше двух месяцев, вами ещё руководит безумная страсть и, когда вам было проверить на прочность чувства, ведь вы вместе пробыли только несколько выходных дней.

Таня пошла на этот ответственный шаг не только ради избавления от ненужного ей сейчас ребёнка, но и ради тебя, потому что уже поняла твою тонкую ранимую душу и знала, что если тебе сообщит, то ты в порыве благородного рыцарского долга не позволишь сделать ей то, что она сделала.

Она отлично отдавала отчёт своему поступку, потому что дурёха полюбила тебя всей своей недолюбленной душой и не насытившимся любовью телом.

Она ведь тебя ни в чём не осуждает, а более того, отлично понимала, что ты бросишь всё и примчишься в Москву, и не допустишь сделать аборт.

А, что потом?...ни толкового у вас жилья, ни надёжного заработка, а главное, тебя ждёт неминуемая потеря интересной работы и научной деятельности, на твои плечи ляжет забота не только о женщине, но уже о трёх детях, а это я тебе скажу не шутка, кто, как не я знаю об этом.

Сынок, не злись на те слова, что я тебе сейчас скажу, но ты ведь сам сказал, что я твой друг, а друзьям и с друзьями говорят откровенно – сегодня ты пылаешь праведным гневом и другой мысли не допускаешь, считая, что Таня поступила по отношению к тебе подло.

Поверь, сынок, всё в жизни бывает, пройдёт время, ты остынешь к этому свершившемуся факту, а, возможно, остынешь и к Тане и, что тогда...

Не спеши спорить со мной, никто этого пока не знает, но если, действительно, случится так...

Не взваливай на себя то, что может лечь на твою судьбу неподъёмным грузом.

Не спеши, мой миленький, не спеши обвинять и не спеши делать конкретные выводы, ты же у меня боксёр, знаешь, что иногда выдержка ведёт к победе.

Сёмка, как в детстве приник к матери, обвил её шею и поцеловал в щёку:

– Мамулечка, прости меня за мою горячность, за все те слова, что наговорил тебе в запале, я помчался к Тане...

глава 41

Весна стремительно набирала обороты.

На смену не уравновешенному марту с таянием снегов, с неожиданными морозами и метелями, врывались погожие дни с ласковым солнцем и нежными дуновениями ароматного ветерка.

Дело шло уже к середине апреля, а Олег всё не появлялся в Москве и, более того, за весь прошедший месяц он только дважды позвонил и по его голосу можно было догадаться, что он мало расположен к сердечному разговору.

Фрося чувствуя состояние мужчины, не мучила его вопросами, а старалась даже приободрить, совершенно ничего не зная обо всём происходящем вокруг него.

Их вылазки с Настей на толкучки приняли спокойный, рабочий режим.

Каждое воскресенье они выезжали из дому не свет не заря, то есть в три часа ночи и мчались по пустым от транспорта дорогам до Смоленска и оттуда начинали свой рабочий день, на обратном пути заезжая во все крупные и мелкие города по пути следования, задерживаясь ненадолго на тамошних базарах.

Подруги единогласно приняли решение не мелькать часто на Московской толкучке, один раз в месяц вполне достаточно.

Фрося по привычному уже сценарию с самого утра оббегала ряды торгующих и поняла, что их товар сильно кидается в глаза своей редкостью и количеством.

Благодаря их подвижности, они умудрялись за один день продавать до десяти пар джинсов, что весьма радовало Таню, но волновало Фросю.

С начала апреля к их бизнесу присоединился Карпека, узнав от Фроси, что они с Настей успешно торгуют далеко от Москвы.

Это его вполне устраивало, ведь светиться с домбытовскими босоножками на Московской толкучке ему тоже особо не хотелось.

Фрося уже не представляла, как она могла последние пять лет жить без постоянных подсчётов, без поисков новых возможностей для реализации товара, без переговоров с

поставщиками, в роли которых выступали Аня, Таня и Валера.

Последний давно уже починил свою машину и возле дома Тани стояла неприкаянной, старая Фросина копеечка, которой только изредка пользовались её сыновья, наезжая в Москву.

Пришла пора наведаться на дачу, ведь за всю зиму Фрося ни разу там не побывала.

Ей показалось скучным одной ехать за шестьдесят километров от Москвы, и она, руководствуясь самой себе не понятными мотивами, позвонила Тане:

– Танюха, не хочешь составить компанию, прокатиться со мной загород?

– Можно, я с удовольствием, а то уже спина болит седеть за швейной машинкой, только в пять мне надо вернуться, забрать деток из сада.

– Отлично, выбегай из дому через минут пятнадцать, у нас с тобой почти пять часиков есть на прогулку.

Фрося подкатила к уже хорошо знакомому подъезду и почти в ту же минуту из него выбежала молодая женщина. Она была одета в джинсы собственного пошива и в такую же джинсовую куртку, волосы свободно развивались на ветру, на щёчках в улыбке играли ямочки – симпатичная, чёрт побери, Сёмкина любовь благотворно на неё влияет.

С этими мыслями Фрося открыла перед Таней дверцу рядом с собой.

– Танюха, хорошо выглядишь, смотрю и себя одела в эти модные шмотки из-под своей машинки.

– Фрося, я не стала вам говорить, решила целиком показать джинсовый костюм, чтобы вы оценили, я оплачу всё за вычетом своей работы.

– Не дури голову, мы уже можем себе позволить подобные радости для себя дорогих, и стоит ли так щепетильно подходить к расчёту, мы не просто компаньоны, а свои люди.

Настюха уже так расхрабрилась, что стала собирать деньги своему сыну на машину и ты, надеюсь, не бедствуешь.

– Что вы, я таких денег сроду не зарабатывала, у мамы уже ни копеечки не беру, а даже ей подкидываю.

– Она в курсе наших дел?

– Немножко, ведь материал в доме и работу мою не скроешь, но в детали она не посвящена и не будет, у неё другой подход к жизни.

– Какой это, нищенствовать?

– Да, она у меня ещё тот коммунист, старой закалки, всё ещё верит, что скоро народ заживёт лучше.

– А, ты, как думаешь?

– А, я думаю, что заживёт, только далеко не весь, а тот, кто умеет крутиться в этой жизни, как это делаете вы.

– Теперь Танечка, мы, но знай, нельзя останавливаться на достигнутом.

Слушай меня внимательно – я не могу постоянно быть у вас извозчиком, мне это уже тяжело, порядком надоело и опасно, и не всегда на это будет время, ведь скоро собираюсь поехать на месяц в гости к дочери в Израиль.

– Мне Сёма говорил об этом.

– Не перебивай, пожалуйста, выслушай до конца – в ближайшее время запишешься в автошколу на курсы и в скором порядке получишь водительские права.

Возле твоего дома машина стоит большую часть без дела, вот и будешь на ней рассекать по Москве.

– Фрося, я и на машине, вы смеётесь надо мной?

– Нисколько, десять лет назад у меня была точно такая же реакция, а теперь жизни не мыслю без своей куколки.

Вот сейчас подъедем к моей даче и поменяемся местами, покатаешься для начала по просёлкам на малой скорости, почувствуешь себя за рулём, не дрейфь девочка, справишься.

Под чутким руководством Фроси, Таня проехалась до лесочка, затем к пруду и, объехав весь дачный посёлок, остановились напротив новых ворот Фросиного отстроенного после пожара домика.

Снег с участка уже полностью сошёл, из земли показалась молодая радующая глаз зелёная травка, на плодовых деревьях заметно набухали почки.

Они зашли через калику и по бетонной дорожке проследовали к дверям дачного домика:

– Фрося, это ваша личная дача? Какая красивая и уютная.

– Смеёшься, какой тут уют в апреле, вот летом будет красота невероятная.

Насадим с тобой и девочками цветов, насыплем опять горку с песком, поставим качели...

Таня перебила:

– Вы, сказали со мной или я ослышалась?

– С тобой, с тобой, а с кем ещё, тут когда-то летом много детворы отдыхало, начиная с маленького моего Сёмочки, а последние годы душа не лежит сюда ездить, никому не нужны мои яблоки, сливы и груши, а теперь опять клубничку посажу, а ещё у меня тут есть кусты садовой малины, вот девочкам будет в радость.

Фрося так размечталась и даже не заметила, что стоящая на крыльце молодая женщина отвернулась, и вытирает обильные слёзы, невольно покатившиеся из глаз.

Слушая, идущие от души разглагольствования матери любимого, Таня не могла поверить, что эта женщина совсем недавно, принимала в штыки их отношения с её младшим сыном.

Наконец Фрося обернулась:

– Танюшка, ну, что ты опять плачешь, давай я открою дверь и покажу тебе мои хоромы изнутри.

Не надо столько плакать, я ведь сама за свою жизнь достаточно наревелась, да если добавить мои слёзы в наш пруд, то он станет морем.

Зайдя во внутрь дачи, Фрося вновь обратилась к Тане:

– Тут раньше было две комнатки, а я не знаю, чем, руководствуясь, в новом проекте после пожара сделала три, так, на всякий случай.

Вот, летом в одной из них и будешь работать. Как думаешь, тебе здесь будет удобно?

Смотри, в окошко двор виден, сможешь за детьми наблюдать.

Таня обняла Фросю и сбивчиво заговорила:

– Ну, почему, почему вы так ко мне относитесь, чем я заслужила, мы ведь с вами всего не полных полгода знакомы, а вы делаете для меня больше, чем для других делают родные мамы?

Вы, меня опекаете, как родную дочь, а ведь у вас своих четверо детей и куча внуков.

– Ну-ну, столько вопросов, на которые у меня один только ответ.

– Один? Какой?

– Ты, любимая женщина моего Сёмки.

– А если он меня разлюбит?

– Ты, хочешь знать ответ или хочешь посмотреть, как это будет?

– Не хочу, не хочу, не хочу ни того, ни другого, но в жизни всякое бывает.

– Танюшка, мы с тобой начали за здравие, а пришли к чему.

Выше носик девочка, кроме моего первого мужа, в каждом из четырёх следующих своих любимых мужчин, я видела последнюю свою любовь.

Сейчас в моей жизни появился хорошо тебе знакомый Олег, ну, и что... а ничего, я даже предположить не могу, чем закончится наша связь, что-то его держит в Мурманске сильней его любви ко мне.

А я точно знаю, вижу, чувствую, что он меня любит.

Всё, Танюха, давай завязывать болтовню на эту тему, а то я сейчас расплачусь так, что не успокоишь.

И она положила руки на плечи молодой женщине, смотревшей на неё с широко раскрытыми глазами.

– Танюха, нам бабам в жизни приходится много плакать, и дорого платить за наши чувства, к пригретым в душах, мужикам.

Они легко после нас заводят новые семьи или просто удобных для жизни подруг, а мы вечно ждём, пока на нас обратят внимание или подвернётся случай, когда в чьих-то глазах вдруг предстанешь королевой.

Не думай о плохом будущем, когда есть хорошее настоящее, и давай двигаться по направлению к тому, что я сегодня наметила.

Ты согласна?

– Согласна, уже завтра запишусь в автошколу, и счастлива летом переехать сюда с детьми, и готова всегда прислушиваться к вашим предложениям, потому что плохое вы мне до сих пор не предлагали.

– Правильно, прислушивайся, но это не значит, что всегда должна слепо следовать за мной, я ещё та вздорная баба, но...

– Фрося, ведь я так и сказала, что буду прислушиваться...

– Ага, а я боялась тебе кое-что предлагать.

Таня напряглась.

– Не волнуйся это опять про наши гешефты: Танечка, на базарах всё больше становится фирменных штанов, боюсь, залетим со своими подделками, а это может грозить нам не

только тюрьмой, но и лишением жизни.

Люди ведь платят сумасшедшие деньги, как за настоящие и у меня от этой афёры уже зубы сводит.

Честно признаюсь, почти с самого начала к этому душа не лежала...

– Вы, хотите сказать, что я фактически останусь без работы?

– Глупышка, совсем наоборот, будешь лепить эти джинсы, на сколько у тебя хватит времени и сил, но будем их продавать за пол цены и не обманывать людей.

– И, что их будут покупать за сто рублей?

– Будут, ещё, как будут, ведь они, как настоящие, вот и пусть модники сами обманывают завистников этими клёпками и лейблами.

– Фрося, какая вы умная!

– Нашла умную, я опытная, в этой торговле нахожусь уже больше сорока лет, я девочка, стала уже ушлая спекулянтка.