Текст книги "Фрося. Часть 5 (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Фрейдзон Овсей Леонидович
Фрося. Часть 5
Глава 1
Тишину разорвал яростный вопль будильника, вырвав спящую женщину из глубокого сна.
Выпростав руку из-под пухового одеяла, Фрося машинально, не открывая глаз, пошарила по прикроватной тумбочке, нащупала маленького, но коварного зверька, вырвавшего её из сладких объятий Морфея, и нажала на кнопочку отбоя.
Наступила вновь благодатная тишина и ей захотелось опять отдаться на волю последнему предутреннему сновидению.
Она не привыкла долго нежиться в постели, лёжа на спине, с хрустом потянулась и открыла глаза.
В комнате было темно и необычайно тихо, только слышалось, как за окном протяжно по-волчьи завывает ветер.
Фрося опять прикрыла глаза, и вернулась к последним кадрам сна, которые так нагло нарушил будильник: в свете ярких фонарей разбрасывающих вокруг фиолетовые блики, она шла по заснеженному тротуару.
Пушистые снежинки, плавно кружась в ритме медленного вальса, ложились на её шапку, шубку и ресницы, и таили, скользя по щекам, солёной влагой задерживаясь на губах...
Только сейчас, проведя ладонью по лицу, Фрося поняла, что оно мокрое от слёз.
под одним из фонарей стоял в своей медвежьей шубе, но почему-то без шапки Марк и нежно улыбался, глядя, как любящая и любимая женщина приближается к нему.
Она увидела его, и побежала, скользя по покрытому свежим снегом тротуару, готовая упасть в крепкие объятья любимого мужчины. Но, чем быстрей Фрося бежала, тем всё дальше он отдалялся от неё.
Из её горла рвался с острой болью истошный крик, но его словно сковал лютый мороз.
Марк протянул вперёд руки и шагнул к ней на встречу, но в этот момент, вдруг завопил будильник, и разрушил сладкую идиллию сна.
Приснится же такая ерунда, уже пять с половиной лет, как Марк покинул её и уехал со своей семьёй в далёкую не достижимую для неё Америку, а вот, на тебе, приснился.
Хотя, что тут удивительного, ведь и наяву она часто вспоминает о нём, хотя в последнее время сердце больше не отзывается при этом болью.
Фрося вновь открыла глаза и включила над головой бра: вот, полежу ещё пяток минуток и буду подниматься, к восьми ведь на работу, хотя Валера убеждал её сегодня не спешить и выйти уже после обеда.
Тоже мне веская причина – День Рождения, можно подумать великий праздник, мне же не двадцать исполняется, а страшно подумать, уже шестьдесят.
Тишину вновь разорвали пронзительные трели, но на сей раз не будильника, а стоящего в прихожей телефона.
Сколько уже раз Сёмка ей говорил, что надо провести параллельный аппарат в её спальню, в его то комнате, ведь до сих пор стоит, а она всё отнекивалась, что это, мол, пустое, а вот теперь беги в ночной сорочке, дрожа от холода на этот ранний звонок.
Кто же это может быть, кому приспичило потревожить в начале седьмого человека, который должен в этот час собираться на работу.
Пока бежала к телефону, в голове роем летали мысли: а, может быть, что-нибудь у кого-то из её детей или внуков случилось?
Да, нет же, просто кто-то хочет первым поздравить её с этой круглой датой, от которой душа замирает от тоски.
Фрося сорвала трубку с аппарата:
– Да, я слушаю.
Треск, щелчки... И вдруг!
– Здравствуйте, ответьте Сан-Франциску.
(Боже мой, кто это, где это?!)
– Я слушаю, слушаю!
– Здравствуй Фросик, это я.
От услышанного такого знакомого и до сих пор волнующего голоса, сердце резкими толчками заколотилось в груди.
– Ма-ри-чек...
– Фросенька, ты меня сразу узнала... боже мой, как приятно.
– Марик, Марик, я только что тебя видела во сне, ты стоял под фонарём, шёл сильный снег и мороз был кусачий, а ты в шубе и без шапки, я к тебе бежала, бежала, а ты удалялся и удалялся от меня, а потом протянул мне на встречу руки и тут этот гадский будильник, как зазвонит и мне так было жалко сна, а тут ты взял и позвонил, как я рада, если бы ты только знал, как я рада...
– Фросик, милый мой Фросик, дай слово вставить, ведь я позвонил поздравить тебя с Днём Рождения, а ты стрекочешь и стрекочешь, как будто только вчера расстались, и ты мне сообщаешь последние новости за прошедший вечер.
– Да, какая это ерунда, мой день рождения, хотя твой звонок, стоит того, чтобы стать совсем старухой.
– Фросенька, поздравляю тебя, моя хорошая, я целых пол года собирался позвонить тебе, и хотел это сделать именно в этот день...
Фрося не дала договорить:
– Маричек, а зачем ты, ждал эти пол года, ведь мне плевать на мой юбилей, для меня сегодня самый ценный подарок, это твой звонок, это возможность вновь услышать твой голос, а я дура раньше не верила снам, теперь буду всё время с утра вспоминать увиденное во сне.
– Фро-сик, Фро-си-чек, дай пару слов сказать на счёт твоего славного юбилея и расскажи хоть что-нибудь о себе, а то на этих восклицаниях всё время, заказанное мной, выйдет, я и так заказал максимум возможного, аж десять минут.
Фрося услышала знакомый до спазм в горле смешок Марка и слёзы непроизвольным потоком хлынули из глаз.
– Фросик, милая моя, ты плачешь, не надо, я тебя умоляю, не надо плакать, иначе мы с тобой все наши десять минут проплачем и ничего друг другу не расскажем, а я хочу так много узнать о тебе.
И произошло то, чего Фрося ни разу с момента их знакомства не слышала, в голосе Марка прорвались плаксивые нотки.
В голове у Фроси табунами быстроногих коней неслись, сменяя друг друга различные невероятные мысли, отдаваясь в груди громкими ударами сердца, в висках бешено бился стуком отбойного молотка пульс, дыхание было равносильно тому, как будто она быстро пешком взобралась на двенадцатый этаж.
– Фросик, не молчи, пожалуйста, расскажи немного о себе, о детях, внуках, работе и вообще обо всём, что посчитаешь нужным мне рассказать о себе.
Фрося, наконец, взяла себя в руки, провела ладонью по лицу от волос к подбородку, как будто снимая налипшую паутину растревоженной памяти.
– Маричек, я работаю у Валеры, сразу же после тюрьмы, как ты мне посоветовал, я обратилась к нему, и он всё сделал, как ты просил, мы с ним вполне ладим, он очень хороший парень и я стараюсь его не разочаровывать.
Живу скромно в той же квартире, сожженную дачу отстроила, сейчас бы ты её не узнал, она стала намного добротней и уютней.
Про детей и внуков не буду тебе рассказывать, потому что не только десяти минут не хватит, но и целого дня.
Маричек, я не знаю, что тебе поведать ещё, мне особо нечего, я хочу слышать твой голос, расскажи лучше про себя.
– Фросик, у меня тоже немного скопилось новостей за эти годы, как мы с тобой расстались.
Два года назад я покинул Бруклин и перебрался в Сан-Франциско.
Живу здесь без семьи, они не пожелали ехать за мной через всю Америку, подниматься на ноги, что меня совсем не расстроило.
Старшая моя дочь окончила университет и вышла удачно замуж за какого-то банковского работника из состоятельной семьи и уже два года я её не видел, и за это время только несколько раз слышал по телефону, когда поздравлял её с праздниками.
Короче, живу один и только моя младшая Ленка иногда наезжает ко мне, она ещё на распутье, и я ей бывает подкидываю немного баксов.
Всё, о них больше ни слова -
Я открыл здесь русский ресторан, магазин в основном с советскими продуктами, утоляю запросы ностальгирующих, и собираюсь с одним толковым парнем открыть салон красоты.
Ты, теперь должна понять, что у меня нет, совершенно времени на развлечения, и работа помогает отвлечься от мыслей о тебе, но от них я никуда не могу деться.
– Маричек, я так рада за тебя!
Ты можешь мне не поверить, но я верила в тебя даже тогда, когда прочитала твоё первое и единственное ко мне письмо полное тоски и печали.
– Фросик, милый мой Фросик, приезжай ко мне, я уже сносно стою на ногах, появились определённые связи и, если бы ты только дала своё добро, то изыскал бы возможность, чтобы вытянуть тебя ко мне, подумай, ведь мы ещё можем с тобой пожить счастливыми людьми.
Фрося рассмеялась.
– Марик, Марик, о каком счастье ты сейчас говоришь, его уже не догонишь, как мои молодые годы, оно растаяло, как мой сегодняшний утренний сон.
Я же тебе рассказывала, как, когда-то летела на встречу своему счастью в далёкую Сибирь через весь Советский Союз, а получила такой удар, что впору было задавиться, а дальше...
Ах, ладно, у нас ведь уже нет минуточек, поздравляй меня, ведь ты так красиво умеешь это делать.
Фросик, ты ошибаешься, я умел это делать, а сейчас только умею доллары считать и то, славу богу, а была вероятность, что буду считать только одни долги, но я не хочу о мрачном, ведь только сейчас у меня появилась возможность с полной уверенностью позвать тебя к себе.
Ты мне веришь?
– Я тебе верю, как верила всегда.
И ты мне поверь, обратно не воротишься, а новое строить уже поздно, я же тебе ещё про своих детей и внуков ничего не рассказывала, а их собрать в твоём, забыла, как он называется твой город, сам понимаешь, не могу.
И, самое главное, в Москве у меня есть собственная квартира, машина и привычный налаженный образ жизни, а там только будешь ты...
– И тебе этого мало?
– Да, Маричек, мало, мы ведь никогда не жили общим хозяйством, а характерочки у нас у обоих не подарок.
Кто-нибудь из нас психанёт и, что тогда... в своей будке не спрячешься.
Нет, мой любимый, поздно, уже поздно, не мучай себя и не терзай меня.
– Фрося, не спеши категорически говорить нет, ведь для того, чтобы всё обустроить, надо немало времени.
Фрося услышала голос девушки, что-то сказавшей на английском языке.
– Фрося, Фросенька, до свидания, время наше вышло, я тебе напишу, ответь мне, обязательно, ответь.
Фрося опустила трубку на рычаг аппарата.
Слёз не было, холодно ей было, ужасно холодно, дрожа всем телом и душой, быстро проследовала в ванную и включила горячую воду.
После неожиданного и нелепого разговора по телефону с Марком, тело её буквально сотрясалось от озноба, пронзившего её, от пальцев на ногах до глубины души.
Стоя под сильными струями благодатного душа, постепенно согревающего и успокаивающего её растревоженное сердце, Фрося будто бы продолжала прерванный суматошный разговор с Марком: Нет, мой дорогой, никуда я не поеду, какая там Америка и святой Франциск, кажется, так называется город, где он сейчас живёт.
Когда-то она умышленно солгала младшему сыну, после его вопроса, звал ли её с собой в штаты Марк.
Не задумываясь, ответила, звал.
Это была явная ложь и ложь не во спасение, а если, да, так только во спасение её материнского и женского авторитета.
Никуда её Марк по-настоящему не звал, а в отчаянии от близкой разлуки нашёптывал сумасбродные пустые мечты об их совместной жизни в тайге или в Израиле, в то же время, быстро пакуя чемоданы, подмазывая всем, кому ни поподя, чтобы не чинили препятствий отъезду и выпустили их семью из страны, пока не замело его ОБХСС.
Безусловно, он многое сделал для того, чтобы и она выкрутилась из жуткой криминальной истории с наименьшими моральными и физическими потерями и это сработало, три с половиной месяца, что она провела в тюрьме не в счёт, ведь это капля в море по сравнению с тем, что её ожидало.
Одеваясь и красясь перед зеркалом, она по-прежнему продолжала свой мысленный диалог с Марком: Нет слов, молодчина, сумел подняться на ноги и стал настоящим бизнесменом.
Замечательно, что строит грандиозные планы на будущее и опять в нём чувствуется прежний Марк, умеющий подбирать ключи к различным зигзагам жизни, обстановке и людям.
Ах, ты мой блестящий мужчина вспомнил своего Фросика чуть ли не через шесть лет и теперь хочешь правдами и не правдами вызвать к себе в Америку, как будто она домашний цветок в горшочке, который легко можно перевезти с места на место.
Так и тот не всегда бывает приживается на другом подоконнике, а тем более в другом климате.
Фрося улыбнулась своему отражению, вплетая привычную голубую ленточку в по-прежнему пушистые, но уже подкрашенные волосы.
Умеют эти капиталисты делать хорошую краску.
Дорого, конечно, за неё дерут спекулянты, но оно того стоит, а ей, слава богу, это по карману.
Фрося привычно оглядела спальню, как это делала каждый раз, покидая квартиру.
Кровать застелена, ничего не валяется, взгляд задержался на будильнике, и она охнула: вот это да, скоро пол восьмого, о завтраке дома уже речи не идёт, на работу бы не опоздать.
В прихожей обулась в последнее своё ценное приобретение на толкучке – финские, зимние, коричневые сапожки на среднем каблучке, сидели на ноге, как влитые, двести рябчиков отдала при зарплате семьдесят, не считая, конечно, прогрессивки, ещё сотня в квартал.
Быстро облачилась в норковые шубку и шапку, схватила с полки ключи от машины и выскочила за порог.
С большим трудом отворила скованную льдом входную дверь подъезда и задохнулась от морозного воздуха.
Ничего себе, сегодня, похоже, под тридцать, давненько такого не бывало, вот тебе и подарочек на день рождения.
Фрося быстро пересекала двор, устремляясь к гаражу, снег напевно скрипел под сапожками, в воздухе, не смотря на сильный мороз, кружились снежинки и подгоняемые ветерком, больно впивались ей в лицо.
Пока открывала гараж и садилась в машину лицо и руки буквально околели.
Копеечка, к великой её радости завелась с первого оборота.
Надо парочку минут дать ей прогреться и себя родимую не забыть.
Фрося включила обогреватель и следом стоящий рядом на пассажирском сидении японский кассетный магнитофон – щедрый подарок Сёмки.
По салону автомобиля полилось тепло и голос Аллы Пугачёвой:
Жизнь невозможно повернуть назад
И время ни на миг не остановишь...
Глава 2
К своему месту работы в ателье мод на Арнаутской Фрося прибыла за одну минуту до восьми, ну, слава богу, успела.
Цокая каблучками, она вбежала в сапожную мастерскую, в которой было тепло и одурманивающе пахло кофе:
– Танечка, ты где? Я сегодня не успела позавтракать, сделай кофе и на мою долю.
Фрося только успела повесить в шкаф свою шубку, как сзади за шею обвили руки её напарницы по работе Тани, молодой приятной женщины лет тридцати.
– Станиславовна, миленькая, поздравляю с Днём рождения, как от вас вкусно пахнет морозом и духами, какая вы сегодня красивая, держите мой скромный подарок, я сама его связала для вас.
Фрося обернулась, приняла от девушки почти невесомый свёрток и поцеловала её в щёку.
– Танюха, сколько раз тебе говорить, никакая я тебе не Станиславовна и не надо мне выкать, мы с тобой не на приёме в Кремле.
– Ну, не могу я так... выбирайте, что оставить Станиславовну или Вы.
Таня залилась звонким смехом, на щеках округлились и заплясали миловидные ямочки.
– Давай Станиславовну.
И Фрося непроизвольно подхватила смех напарницы.
– Ого, такое веселье и без меня.
В заднее бытовое помещение сапожной мастерской, стуча своей неизменной палочкой, входил заведующий Валерий Иванович.
– Ефросинья Станиславовна, Фросенька, мои сердечные поздравления!
Я подарок тебе не выбрал, да, и трудно это сделать такой избалованной женщине и поэтому сегодня вечером всем нашим небольшим коллективом идём в ресторан Прага отмечать твою круглую дату, надеюсь, возражений не будет.
– Не будет, не будет.
Таня заплясала вокруг Фроси, кружа её, обнимая за плечи и талию.
– Вот, это подарок, Станиславовна все мужчины там будут у ваших ног, простите, у твоих, ой, простите, совсем запуталась.
Фрося не стала заострять внимание на смущённом лепете девушки, а обратилась к своему боссу, сделавшему ей неожиданный и щедрый подарок:
– О, Валера, это очень дорого тебе обойдётся, может быть, я сама внесу свою долю.
– Не смеши подруга, тоже скажешь, сама.
Дорогой юбиляр, это подарок от всего нашего дружного коллектива – Зямы, Фимы, Коли и Наума Ивановича!
Мы все собираемся прийти парами. А вы, девчонки?
Таня от направленных на неё взглядов сконфузилась, а Фрося ответила:
– И мы будем парой. Правда, Танюха?
– Не знаю Станиславовна, если найду на кого детей оставить, а если честно, то мне нечего особо в ресторан одеть, а тут такой шикарный, Прага.
– Ладно, это ерунда, у нас с тобой ещё целый день впереди, а я, между прочим, ещё не рассмотрела, что ты мне красивое подарила.
– Ай, Станиславовна, мне даже не удобно, вы так шикарно одеваетесь, а я тут со своим самопалом.
Фрося развернула бумагу и в руках её оказался мягкий мохеровый свитер голубого цвета в белую полоску.
– Станиславовна, я подбирала цвет в тон вашей ленточке в волосах и к вашим не обыкновенным сапфировым глазам.
Таня всего два месяца, как работала напарницей Фроси.
Их небольшому коллективу было очень мало, что известно об этой симпатичной молодой женщине, лишь только то, что у неё было двое детей, одной девочке было шесть лет, а младшей годик.
Мужа рядом не было, по какой причине никто не знал, и Фрося тоже не хотела лезть в душу со своими расспросами, захочет расскажет, а нет, то и не надо, она от этих знаний богаче и здоровей не станет.
Таня побежала к окошку выдачи и приёму заказов, к которому уже подошли первые посетители, а Фрося с чашкой кофе в руке зашла в кабинет к заведующему:
– Валера, ты с ребятами поставил меня в неловкое положение. А вдруг вечером кто-то захочет прийти меня поздравить, а я сбегу из дому, как думаешь, это будет красиво?
– Фросенька хватит тебе скучать в одиночестве, кому ты мозги заправляешь, мы, что с тобой первый день знакомы, а если кто-нибудь появится на небосклоне, то нет проблем, я договорился в ресторане, что возможна опция в ту и другую сторону, ведь мужики тоже от своих половинок зависят, я, кстати, буду с Галкой... не возражаешь?
– Валера, это твоё дело с кем быть, жить и проводить время, наверное, ты забыл, что я когда-то сама была почти такой же галкой.
Глава 3
Работать в этот день Фросе было совершенно некогда, она ещё не успела принять поздравления и поцелуи от работников ателье – сапожников Зямы, Фимы, Коли и старого закройщика Наума Ивановича, который всё же больше был похож на Наума, как её позвал к телефону начальник.
Фрося переняла у него трубку телефона и услышала голос старшего сына:
– Мать, поздравляю тебя с твоим славным юбилеем, у меня сегодня будет возможность сделать это ещё при личной встрече.
Мы сейчас с моим Первым выезжаем из Витебска на служебной Волге, вызывают для отчёта в ЦК партии, может по шапке дадут, а может быть и награды вручат.
– Стас, огромное спасибо, как приятно!
Прости, но может быть такое случится, что ты меня не застанешь дома, спасибо тебе за поздравление, а больше за память, что не забыл, что у меня сегодня круглая дата.
– Ну, ты меня расстраиваешь, ведь мой Первый очень хотел с тобой познакомиться, как он говорит, интересно, кто же мать такого славного моего партийного работника.
И Стас новым для себя бархатистым баритончиком мелко рассмеялся.
– Слышишь сын, мои сотрудники в ресторане Прага устраивают для меня торжественный вечер, если твой Первый секретарь с моим первым сыном соизволят, то могут присоединиться, только надо сообщить заранее.
– Нет вопросов мать, уточню у босса и перезвоню, до скорого.
Ну, вот, начинают собираться гости, но эти уж совсем неожиданные – больше трёх лет прошло, как Стас пошёл на повышение и теперь он Второй секретарь Витебского областного исполнительного комитета коммунистической партии.
Почти сразу после назначения и переезда в областной город, Стас позвонил матери и попытался наладить с ней вконец разладившиеся отношения.
Фрося не стала становиться в позу, напоминать сыну об их прошлых размолвках и, мягко выражаясь, "о некоторых расхождениях по жизненно важным аспектам восприятия текущего момента".
Так назвал их долгое противостояние старший сын и Фрося не стала перечить примирению.
По крайней мере, с тех пор между ними наладились устойчивые семейные отношения, хоть и с большой долей холодка, но это всё же лучше, чем, происходившее на протяжении долгих семи лет.
Бывая в Москве, Стас заходил к матери на чаёк, принося с собой для угощения, вкусные деликатесы, которые он закупал в кремлёвском буфете для партийных работников.
Витебск по сравнению с Поставами был гораздо ближе к Москве, и Фрося уже несколько раз наведывалась в гости к сыну, а точнее, к невестке и внукам, с которыми она стала поддерживать тесные, родственные отношения.
В областном центре Стасу выделили большую трёхкомнатную ведомственную квартиру в самом центре города в старом доме сталинской постройки,
А в их дом в Поставах временно поселилась одна из сестёр Нины, у которой уже было двое детей.
Постепенно Фрося втянулась в работу, принимая заказы и выдавая после починки или пошитую под заказ обувь.
Её крайне удивляло, отсутствие звонков с поздравлениями от двух других сыновей, но день ведь лишь начался, а до вечера ещё уйма времени.
Ателье закрыли на обед, и Фрося зашла к заведующему:
– Валера, как ты посмотришь на то, если мы с Танюхой сейчас слиняем, сам понимаешь, женщинам необходимо привести себя в должный порядок, а с Наумом Ивановичем я уже договорилась, он нас подменит на это время.
– Фрося, какие проблемы, я ведь ещё вчера тебя отпускал на выходной, забирай с собой и Таню, пусть развлечётся женщина, такая молодая, а зависла с приличным хвостом, муж ведь её бросил, когда она была ещё беременная вторым ребёнком, уехал поганец куда-то на север и с концами.
– Она мне ничего этого не рассказывала, а в принципе, и не должна, кому хочется делиться такими сугубо личными печальными подробностями.
Беру её сегодня под своё крыло, сделаю из неё конфетку.
– Давай, давай, а мне надо ещё на базу за материалами подскочить и с Галкой на вечер договориться.
– Валера, а дома?
– Фросенька, дома меня уже давно не пасут, живём со своей жёнушкой каждый своей жизнью, гадко съесть и жалко бросить, и детей ведь необходимо на ноги поставить.
– Ну, я это уже проходила, может твоей Галке больше повезёт.
– Фрося, проехали, всё, что ей необходимо Галка от меня получает.
– Ах, Валера, знаете ли вы мужики, что нам необходимо, но хватит об этом, а то становится муторно на душе.
Кстати, сегодня с самого утра звонил мне Марк и поздравлял с Днём рождения.
– Что ты говоришь, вот молодчина, как он там?
– Похоже, не плохо, переехал в другой город, живёт один, открыл ресторан и магазин, я очень рада за него.
– А чего тогда таким тусклым голосом обо всём этом мне сообщаешь?
– А потому что, он позвал меня к себе.
– Вот это да! Ну, и что?
– Никуда я не поеду, сегодня слушала песню, как раз про себя:
Жизнь невозможно повернуть назад
И стрелки на часах не остановишь...
– Ну, эту песню я тоже знаю, но может быть это не про тебя.
– Про меня Валера, про меня, пожалуй, я уже пойду, давай созвонимся, жду твоего звонка с шести до семи, чтобы уточнить количество гостей, двое добавится почти наверняка, мой старший сын со своим Первым секретарём намеренны появиться.
– Нет проблем, это уже интересно, с такими большими коммунистами мне ещё не приходилось водку пить.
Под раскатистый смех своего заведующего, Фрося покинула его кабинет и зашла в заднюю комнату, служившей им раздевалкой, где Таня разложила на маленьком столике свой скромный обед и поджидала напарницу, чтобы разделить трапезу.
Фрося подошла к смотрящей на неё с улыбкой Тане и взъерошила ей волосы:
– Танюха, давай быстренько перекусим и в парикмахерскую, Валерий Иванович нас отпустил, я договорилась за двоих.
– Станиславовна, ты прости меня, но я не могу пойти в ресторан, никак не могу.
– Тсс, слушай старших, как я раньше сказала, вначале мы идём в парикмахерскую, приводим твои волосы и ногти в порядок, потом заедем в мою квартиру, мне кажется, что где-то висят в шкафу оставшиеся после моей Анютки парочка вещичек, ты будешь пониже её, но у тебя же я поняла золотые руки, вот сама и подошьёшь.
Так, проблему с детьми попробую тоже решить, позвоню своей подружке Насте, она живёт не далеко от Москвы в деревне, ту я точно в ресторан не вытяну и попрошу подежурить. Или у тебя есть другие варианты?
– Есть, я могу маму попросить или соседку, она предлагала мне много раз свои услуги, но я ни разу ими не воспользовалась, ведь никуда с дому вечером давно не выхожу.
– Отлично, тогда всё равно позвоню Настюхе и постараюсь её уговорить на ресторан, с той будет попроще, ей и мои шмотки налезут, но опасаюсь, что тут все мои уговоры будут напрасными.
Что это у тебя здесь, я ведь кроме чашечки кофе ничего сегодня не ела и не пила.
Ух, котлетки, вкусные, чёрт побери, редко себя балую домашней едой, а в последний год, так вовсе обленилась.
И Фрося жуя, от удовольствия закатила глаза.
Парикмахерская находилась прямо в их ателье, там же рядом были обработаны ногти, и к трём часам дня они переступили порог Фросиной квартиры.
Таня зашла во внутрь и обомлела:
– Ефросинья Станиславовна, вы тут живёте одна, ведь это настоящие хоромы.
– Одна, совсем одна, уже целый год одна.
Видно было, что у Тани возникли некоторые вопросы, но она сдержала своё любопытство, ведь старшая напарница по работе тоже у неё ни о чём не расспрашивала.
Фрося вытащила из угла шкафа несколько вешалок, на которых уже скоро десять лет бесцельно висели два выходных платья и брючный костюм её дочери.
Трудно ей было даже себе объяснить, почему до сих пор она сними не рассталась, может быть в глубине души всё поджидала, что та вернётся домой, хотя надежды на это уже давно не было никакой.
Фрося увидела, как загорелись глаза у молодой женщины, когда она увидела яркое алое платье, которое подарил Анютке перед свадьбой Андрея, её щедрый и внимательный Марк.
– Мерь, вот это, оно тебя освежит, а то ты бледная, как белая ночь в Ленинграде.
– Я не могу, оно ужасно дорогое, вдруг испорчу.
– Дурочка, все эти вещи уже твои.
И Фрося демонстративно стала запихивать в большой пластиковый пакет оставшееся платье и брючный костюм прямо с вешалками.
– Мерь, я тебе сказала вот это алое, нет у нас с тобой времени играть в бирюльки, а я пойду позвоню Насте, ведь ей тоже надо ещё добраться до меня и приодеться, в парикмахерскую с ней уже не успеем попасть, да и её туда не затащишь, деревня и есть деревня.
– Станиславовна, а зачем ты так смеёшься над подругой, что деревенские не такие люди, как мы?
И тут Фрося закатилась таким смехом, что даже согнулась от хохота.
– Та-ню-ха, дурочка, чего ты злишься на меня, я ведь сама деревенская и какая, ты даже представить не можешь.
Девочка моя, я до сорока двух лет вот этими руками доила, полола, копала, навоз раскидывала.
Корова, куры, индюки и свиньи до сих пор мне снятся, а ты говоришь, что я смеюсь над подругой, что она деревенская.
– Вы деревенская, корову доили, навоз раскидывали, свиньи, куры?...
