Текст книги "Мои воспоминания о Восточной Африке"

Автор книги: Отто Леттов-Форбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Интендант, капитан Файльке, умел отлично обращаться с людьми и о них заботиться. Носильщики чувствовали себя хорошо, и слово "командование", которое некоторые считали именем собственным, сделалось очень популярным. Лично мне два имеющихся автомобиля дали возможность производить многочисленные разведки местности, а также осматривать войска. За 2 часа я мог доехать из Неймоши до Таветы, куда вернулась часть войск из Танги. При другом же способе передвижения на это пришлось бы потратить 4 дня. Позднее я за один день проехал из Неймоши к Энгаре-Нероби и дальше на запад вокруг всей горы Меру, а затем назад в Неймоши, – путешествие, которое с носильщиками нельзя было бы сделать меньше, чем за десять дней.

Между тем успех у Танги возбудил решимость всей колонии к сопротивлению. 26 ноября начальнику этапной службы генерал-майору Вале удалось добиться в Морогоро согласия губернатора на оборону Дар-эс-Салама в случае нападения. К счастью, это согласие было дано как раз вовремя. Уже 28 ноября у Дар-эс-Салама появились 2 военных судна, транспортное судно и буксир, и потребовали осмотра лежащих в гавани судов. Здесь среди остальных судов находился пароход германо-африканской линии "Табора", оборудованный под лазарет. Так как англичане еще раньше объявили, что они не считают себя связанными какими бы то ни было договорами относительно Дар-эс-Салама, то каждый раз при желании избежать обстрела требовалось бы новое соглашение. Таким образом, получалась бесконечная история. Я телефонировал, что следует силой оружия воспрепятствовать требованию допустить в гавань большой английский вооруженный катер. К сожалению, на это посещение катера немецкие власти, непонятным для меня образом, дали согласие, и старший из офицеров, находившихся в Дар-эс-Саламе, чувствовал себя связанным этим согласием.

Когда же англичане, вместо одного разрешенного катера, ввели в гавань несколько более мелких судов, произвели разрушение на "Таборе" и даже взяли в плен личный состав этого парохода, всем, кто до сих пор еще колебался, стала очевидна безрезультатность нашей уступчивости. Капитан фон-Корнацкий прибыл как раз вовремя, чтобы удачно взять под пулеметный огонь мелкие английские суда, когда они при выходе из порта проходили узкий северный фарватер. При этом, к сожалению, был также ранен один из немецких пленных. Вся эта история может служить примером того, как опасно и в конце концов невыгодно, когда во время войны военачальнику постоянно мешают при выполнении его планов и необходимых мероприятий.

Последовавший затем обстрел Дар-эс-Салама не причинил сколь-нибудь значительного вреда, так как было повреждено всего только несколько домов.

Время сравнительного бездействия, в котором находились мы в Неймоши, было благоприятно в хозяйственном отношении. Европейцы, по большей части принадлежавшие к колонистам Северной области, сами снабжали себя главными видами своего продовольствия. Рис, пшеничная мука, бананы, ананасы, европейские овощи, кофе и картофель щедро текли с плантаций в армию. Сахар добывался на многочисленных заводах, а соль главным образом доставлялась из солеварни Готторп, расположенной у Центральной железной дороги между Таборой и Танганьикой. Многие плантации целиком отдавали свое производство для снабжения армии, и при имеющихся в большом количестве рабочих силах обработка этих плантаций не представляла никаких затруднений

Однако, необходимо было организовать подвоз. Большая этапная дорога, ведущая от Кимамбы к Северной железной дороге (к Момбо и Корогве), все время удлинялась, чтобы иметь возможность доставлять на север продукты из района Танганьикской железной дороги и из более южных областей. По крайней мере, 8.000 носильщиков были постоянно заняты только на этом участке. Скоро выяснилось, что выгоднее не давать караванам носильщиков проходить сразу все расстояние, длиной около 300 километров, но распределить носильщиков по отдельным этапам. Тогда появлялась возможность установить для них постоянные стоянки, а также следить за состоянием их здоровья. Санитары объезжали этапы и делали все, что было в человеческих силах, для охраны здоровья носильщиков, ведя борьбу главным образом против дизентерии и тифа.

Таким образом, на этой оживленной этапной дороге возникли на расстоянии дневного перехода постоянные лагери носильщиков, в которых люди помещались сначала во временных, а затем в капитально построенных хижинах. Была установлена строгая лагерная дисциплина. В заботе о многочисленных приезжающих европейцах были созданы небольшие дома с бетонным полом. Следовавшие в одиночку имели возможность довольствоваться здесь из запасов этапа вместо того, чтобы, как это принято при африканских путешествиях, быть вынужденными тащить с собой все продовольственные запасы на продолжительное время. Работа на этой этапной дороге была предметом постоянного внимания; европейцы и цветные должны были научиться сначала приемам совместной работы при такой большой массе людей и понять важность порядка и дисциплины для службы подвоза и для здоровья всех участников.

На вокзале Неймоши телеграф и телефон работали круглые сутки. При создании заново всей организации нельзя было совершенно обойтись без трений. Все лица, принадлежавшие к штабу, были чрезвычайно перегружены. Однако в напряженной работе встречались также и светлые минуты. Материальная помощь со стороны европейцев здесь на севере оказывалась также и нашему штабу. Мы были прямо избалованы многочисленными посылками от частных лиц. Когда кто-нибудь из нас ехал по Северной железной дороге, на которой в мирное время было трудно, даже за деньги, добыть себе немного продовольствия, теперь почти на каждой станции кто-нибудь заботился о нас.

Я вспоминаю один случай, когда в штаб, в Неймоши, вернулся из области северной горы Эрок сильно истощенный усиленной разведывательной службой обер-лейтенант фон-Шроттер. После того, как его с 7 до 11 часов, казалось, отлично накормили. он застенчиво попросил дать ему все-таки еще раз поужинать. На следующий день он отправился в 14-дневный отпуск в свою плантацию, расположенную в Узамбаре, чтобы отдохнуть и прийти в себя. После завтрака мы дали ему с собой в вагон кофе, хлеба, масла и мяса и просили различные станции позаботиться об этом совершенно изголодавшемся разведчике. Таким образом, через полчаса в Кахе тамошней станционной охраной ему снова был подан завтрак; в Лембени милая жена местного коменданта вокзала испекла ему пирог, и в Саме о нем позаботился начальник местного рекрутского депо фельдфебель Рейнгард. В Макандже дежурный колонист Барри принес ему собственноручно приготовленный шоколад и "бычачье сердце", – это фрукты величиной приблизительно с дыню. В Буйко гостеприимный начальник движения Северной дороги Кюльвейн, который так часто подкреплял нас при наших проездах, приготовил ему великолепную еду. В Момбо, куда стекалось продовольствие из Узамбарских гор и где мы устроили наши армейские мастерские, нашего лейтенанта ожидал морской офицер Мейер с сытным ужином. Но тут мы получили телеграмму: "Прошу больше ничего не заказывать, Я больше не могу".

Когда служба это допускала, мы не забывали о развлечении и отдыхе. Часто собирались по воскресеньям в окрестностях Неймоши для веселой облавы. Носильщики и аскари скоро поняли свою роль загонщиков и в образцовом порядке гнали к нам сквозь густейший кустарник дичь, о которой они предупреждали громкими криками "Худжу, худжу" ("вот он, вот он"). Что же касается разнообразия дичи в этом районе, то такого никогда нельзя встретить на охотах в Европе: зайцы, различные карликовые антилопы, цесарки, куропатки, утки, кустарные и водяные козлы, рыси, разных пород дикие свиньи, шакалы и множество другой дичи. Я вспоминаю, что однажды, к моему изумлению, в 15 шагах передо мной бесшумно появился лев. К сожалению, я имел в руках охотничье ружье, и, пока успел привести в готовность лежавшую у меня на коленях винтовку, он так же бесшумно исчез. Охота в богатой дичью области Килиманджаро и еще больше на восток от Таветы давала нам приятное разнообразие в нашей мясной пище. Снабжение мясом в основном основывалось на пригоне масаями для войск гуртов скота из областей Килиманджаро и Меру, а также издалека из областей, примыкающих к озеру Виктории.

Глава шестая. Опять тяжелые бои на северо-востоке (Декабрь 1914-январь 1915 года)

Наступление неприятельских сил у Яссини. Разведка местности для предполагаемого боя. Наступление немецких рот на английские позиции. Внезапное нападение и окружение укрепившегося противника. Отрицательное поведение арабского отряда. Доблестная оборона со стороны неприятеля. Затруднительное положение атакующих. Неприятель выбрасывает белый флаг. Переход к Северной железной дороге

Когда мы в Неймоши, в нашей столовой, на вокзале, праздновали Рождество 1914 года, военная обстановка северней Танги начала настолько обостряться, что стало вероятным решительное наступление противника в том районе. Наши патрули, которые находились на британской земле, в последних числах декабря были постепенно оттеснены назад и сосредоточились на немецкой территории, южнее Яссини. Здесь соединились 2 роты и отряд, сформированный примерно из 200 арабов. Неприятель, по-видимому, усилился и занял здания немецкой плантации Яссини.

Создавалось впечатление, что он стремится постепенным наступлением вдоль побережья пробиться к Танге и обеспечивает занятую им область системой блокгаузов. Чтобы на месте ознакомиться с положением дел, я отправился в середине января вместе с капитаном фон-Гаммерштейном в Тангу, а затем в автомобиле по только что построенной новой дороге, длиной в 60 километров, которая шла на север вдоль побережья, в лагерь капитана Адлера у Мвумони. На разведке меня сопровождал лейтенант Блек, который был очень полезен вследствие своих удачных многочисленных разведывательных поисков в этом районе. Местность в окрестностях Яссини была занята, главным образом, кокосовыми плантациями германского Восточно-Африканского общества протяжением около мили, засаженных сизалем – растением из породы агавы, с острыми шипами. Этот сизаль образовал густую поросль между стволами кокосовых пальм и во многих местах так тесно переплетался своими колючими листьями, что можно было пробраться сквозь него, только получив множество очень неприятных уколов.

Всегда бывает трудно принимать боевое решение на незнакомой местности, о которой можно судить только по донесениям патрулей, ввиду отсутствия основных картографических данных. Сейчас эти затруднения могли быть устранены тем, что призванный в армию старый служащий плантации, лейтенант резерва Шефер, мог дать точные сведения. Был составлен сносно исполненный план, снабженный военными наименованиями. В общем казалось, что у Яссини дело идет о выдвинутом посте и что главные силы неприятеля находятся еще севернее в укрепленном лагере. Можно было предположить, что нападение на пост у Яссини выманит противника из лагеря и побудит к бою в открытом поле. Я решил использовать это положение, и, чтобы создать наиболее благоприятную тактическую обстановку для боя с противником, двигавшимся из своего лагеря на выручку поста у Яссини, я собирался держать часть сил на пути вероятного наступления неприятеля так, чтобы он, со своей стороны, должен был столкнуться с нами.

Сбор продовольствия в этой густо населенной местности не встречал никаких затруднений, и требуемое количество носильщиков могло быть взято из многочисленных европейских плантаций. Таким образом при переброске вызванных сюда по телеграфу из Неймоши рот вместе с ними должны были следовать только носильщики для пулеметов и боевых припасов, что представляло существенное облегчение для железнодорожного транспорта.

Перевозка прошла быстро. 16 января роты, прибывавшие из Неймоши, были высажены в нескольких километрах западнее Танги и сразу же направлены походным порядком на Яссини. Туда же были двинуты и части из Танги, где для непосредственной защиты осталась только одна рота. 17 января вечером военные силы, в общем 9 рот при 2 орудиях, собрались в 11 километрах южнее Яссини, у плантации Тотохову, и был отдан приказ об атаке на следующее утро. Майор Келлер был назначен с двумя ротами для охвата справа, а капитан Адлер с двумя следующими ротами должен был охватить противника слева, у деревни Яссини. Арабский отряд был расположен северо-западнее на дороге, идущей из Семанджи; капитан Отто наступал с 9 ротой с фронта по главной дороге на Яссини. Непосредственно за ним следовало командование, а затем главные силы, состоявшие из роты европейцев, трех рот аскари и 2 орудий. Движение было рассчитано так, что при первом проблеске утра должна была последовать одновременная атака на Яссини, и все колонны, при энергичном движении вперед, имели задачу взаимно поддерживать друг друга.

Еще до рассвета раздались первые выстрелы в колонне Кеплера. Несколько минут спустя начался огонь также впереди нас в колонне Отто, и разгорелся затем по всему фронту. Было невозможно, при отсутствии всякого обзора в бесконечном пальмовом лесу, составить себе хотя бы о приблизительную картину того, что собственно происходит. Но мы были уже так близки к неприятельской позиции у Яссини, что противник казался застигнутым врасплох, несмотря на свое выдвинутое вперед охранение. Это предположение подтвердилось позднее, по крайней мере отчасти. Действительно, неприятель не знал о нашем быстром сосредоточении южнее Яссини и о последовавшем непосредственно за ним нападении в таких крупных силах.

Отряд Отто быстро отбросил находившийся перед ним укрепленный пост противника, и командование отправилось левее, через лес, вместе с обходящей колонной, в которую была сначала назначена одна, а затем и две следующие роты. При этом бросалось в глаза, что мы попали под хорошо направляемый огонь с близкого расстояния, вероятно не более как в 200 метров, и только гораздо позднее удалось выяснить, что неприятель имел в Яссини не только слабый пост, но что тут засели в отлично замаскированном форту солидной постройки 4 индусских роты. Капитан фон-Гаммерштейн, который шел сзади меня, вдруг осел: он получил пулю в нижнюю часть тела. В то время я должен был оставить тяжело раненого на попечение врачей, хотя его состояние меня сильно тревожило. Через несколько дней смерть этого выдающегося офицера причинила трудно восполнимую потерю нашему штабу.

Бой стал очень сильным. Две наших роты, несмотря на то, что оба ротных командира, обер-лейтенанты Герлих и Шпольдинг, были убиты, быстро заняли блестящим броском вперед крепкие здания плантации Яссини и закрепились непосредственно перед неприятельской позицией. Скоро мы почувствовали вмешательство главных сил неприятеля. С севера от Ванги подошли сильные неприятельские колонны и неожиданно появились прямо перед нашими ротами, лежавшими у укреплений Яссини. Противник предпринял здесь 3 энергичных атаки, но всякий раз был отбит. С севера и северо-запада также подходили новые неприятельские колонны. При столкновении с противником, наступавшим с запада, арабский отряд плохо выполнил свою задачу; еще накануне многие арабы умоляли меня отпустить их. Теперь же, когда они должны были ожидать приближения противника, скрытые в засаде в густой чаще на пути его движения, это напряжение оказалось для них чрезмерным. Вместо того, чтобы внезапно открыть уничтожающий огонь, они стали стрелять вслепую в воздух, а затем бросились бежать. К счастью, эти неприятельские колонны встретили затем обе роты капитана Адлера и были отброшены с большими потерями.

До настоящего момента бой можно было характеризовать как неудержимое стремление вперед; даже последний резерв, а именно европейская рота, по ее настойчивой просьбе, был введен в дело. Около полудня наступление приостановилось перед сильными неприятельскими укреплениями. Фактически мы не располагали никакими средствами для их разрушения и не могли ничего предпринять против этих позиций. Наши полевые орудия, расположенные на дистанции в 200 метров, тоже не имели никаких успехов. Жара была невыносимая, и, как при Танге, все утоляли жажду молодыми кокосовыми орехами.

Я лично отправился с лейтенантом Блоком на правый фланг, чтобы разузнать о положении в колонне майора Кеплера. Я не имел тогда ясного представления о позиции противника, и потому мы опять попали на открытой прогалине с сухим песчаным грунтом под хорошо направленный огонь. Пули падали с дистанции в 500 метров совсем рядом с нами, и ясно видимые песчаные брызги позволяли противнику легко корректировать стрельбу. Песок был так глубок, и жара настолько велика, что только несколько шагов можно было сделать бегом или скорым шагом. Мы должны были двигаться, преимущественно медленно, по открытому месту и терпеть этот невыносимый обстрел. К счастью, последний не причинил нам никакого серьезного вреда, хотя пули, пробившие мои шляпу и руку, показывают, что огонь был достаточно метким. По возвращении с правого фланга жажда и изнурение стали так велики, что между несколькими обычно дружелюбно настроенными людьми возникла перебранка по поводу кокосового ореха, хотя с имеющихся в огромном количестве деревьев не трудно было достать сколько угодно питья.

Командование снова отправилось на дорогу Тотохову – Яссини. Рядом с ней имелась узкоколейная железная дорога плантации, вагоны которой беспрестанно перевозили раненых в Тотохову, где в европейских домах был устроен лазарет. Боеприпасы – аскари нес около 150 патронов – начали истощаться, и все чаще начали поступать сообщения из боевой части, что они не могут больше держаться. Легко раненые и толпы беглецов стекались к штабу – целые части разбежались или по разным причинам оставили указанные им места. Все эти люди были собраны, вновь распределены, и таким образом получился сравнительно боеспособный резерв. Снаряженные пулеметные ленты были по большей части израсходованы, и новые патроны подавались сюда из Тотохову по подвесной железной дороге. Люди, занятые набивкой пулеметных лент, прикрепленных к стволам пальм, работали непрерывно.

Было ясно, что мы уже понесли значительные потери. Некоторыми высказывалось желание прекратить бой на том основании, что овладеть неприятельскими укреплениями казалось безнадежным делом. Однако, когда представляли себе, в каком затруднительном положении находится запертый в своем укреплении неприятель, который не имел воды и был вынужден совершать все отправления повседневной жизни, скученный на узком пространстве под раскаленным солнцем и под нашим огнем, то все-таки казалось возможным, при условии непоколебимого упорства с нашей стороны, достигнуть в конце концов успеха. Конец дня и ночь прошли в беспрестанном бою, и, как всегда в подобном критическом положении, возникали всевозможные слухи. Говорили, например, что гарнизон неприятельского укрепления состоит якобы из южно-африканских европейцев, выдающейся меткости стрелков; некоторые будто бы точно разобрали их язык. Узнав об этом мой ординарец омбаши (ефрейтор) Раджабу немедленно приготовился к близкой разведке, подполз вплотную к неприятельской линии и был там убит. Чернокожие, вообще очень впечатлительные, ночью в таком критическом положении нервничали вдвойне, и я неоднократно должен был серьезно ругать людей, когда они вслепую стреляли в воздух.

С утра 19 января огонь снова достиг большой интенсивности. Поскольку мы парировали удары деблокирующих колонн, противник оказался окружен со всех сторон. Он сделал неудачную вылазку, вскоре после чего выкинул белый флаг. 4 индусские роты с европейскими офицерами попали в наши руки. Мы все обратили внимание на победоносный вид, с которым наши аскари смотрели на противника; я никогда не думал, что наши черные могут иметь такой важный вид.

Обе стороны находились в тяжелом положении и были близки к истощению своей нервной энергии. Так обычно бывает в каждой серьезной борьбе – аскари поняли теперь, что для достижения победы нужно превозмогать первые затруднения. Потери неприятеля я оценивал, по меньшей мере, в 700 человек; захваченные бумаги давали ясное представление о его силах, которые более чем вдвое превосходили наши собственные. Судя по документам, командующий войсками в Британской Восточной Африке генерал Тигхе, незадолго перед тем прибывший в Вангу, сосредоточил в Яссини и ее окрестностях свыше 20 рот, которые большей частью прибыли походным порядком вдоль побережья со стороны Момбасы. Они должны были наступать в направлении на Тангу.

Отправка раненых из Яссини в лазареты Северной железной дороги прошла без задержек в несколько дней с помощью автомобилей и рикш, которые курсировали между полевым лазаретом Тотохову и Тангой. Эти рикши – небольшие двухколесные плетеные коляски, передвигаемые людьми, которые в Танге играют роль извозчиков, – были реквизированы санитарными офицерами для транспорта раненых. Неприятель отошел в свой укрепленный лагерь севернее государственной границы. Новое нападение на него обещало мало успеха, поэтому у Яссини был оставлен лишь небольшой отряд из нескольких рот для противодействия деятельности патрулей, которая немедленно возобновилась. Главная масса войск была опять переброшена обратно в область Килиманджаро.

По дороге к пункту посадки на Северную железную дорогу войска должны были пройти через плантацию Амбони. Здесь жители Танги приготовили из своих запасов пищу и освежающие напитки. После чудовищных трудов, перенесенных во время операции у Яссини, длительных и усиленных переходов при уничтожающей жаре и после боев, происходивших днем и ночью, небольшой серный ручей Сиги быстро покрылся сотнями белых и черных купающихся фигур. Все лишения были забыты, и настроение поднялось до высшего предела, когда как раз в этот момент после продолжительного перерыва снова были получены по беспроволочному телеграфу вести с родины. Они показали нам, что сообщение о боях у Танги только теперь было получено в Германии, и содержали благодарность за достигнутый успех.

Глава седьмая. Малая воина и новые приготовления (Февраль-июнь 1915 года)

Необходимость сбережения людей и средств. Заботы о раненых. Радиопередача с родины. Разъезды в районе Лонгидо. "Это было чертовски ловкое дело". Патрули для порчи железной дороги. Лишения и смерть в степи. Прибытие вспомогательного парохода. Лихорадочная работа по производству снаряжения. Наступление у горы Ольдоробо. Избыток сырых материалов и недостаток фабричных изделий. Новые виды промышленности. Постройка дорог. Развертывание войск и боеспособность

Позднее из захваченных бумаг выяснилось, что противник предпринимает передвижение войск от озера Виктории к Килиманджаро. Таким образом, бой у Яссини действительно облегчил положение других далеко расположенных областей. Эти сведении лучше всего подтверждали первоначальную мысль, что сильный удар по противнику в одном пункте представляет в то же время лучшую защиту также и остальной колониальной территории; при этом вопрос об энергичной обороне других пунктов колонии имел второстепенное значение. Несмотря на это, в феврале 1915 года я с радостью приветствовал согласие губернатора отдать приказ, по которому прибрежные пункты должны оказывать сопротивление при угрозе со стороны неприятеля.

Прежние удачные столкновения показали, что такое местное сопротивление может быть небезуспешным даже против огня судовых орудий.

Наш удар, произведенный 9 ротами, хотя и привел у Яссини к полному успеху, но показал мне, что такие тяжелые потери, которые мы понесли, могут быть терпимы только и исключительных случаях. Мы должны были беречь наши силы, чтобы выдержать длительную войну. Из кадровых офицеров пали майор Кеплер, обер-лейтенанты Шпалдинг и Герлих, лейтенанты Кауфман и Эрдман, а капитан фон-Гаммерштейн умер от своей раны.

Нельзя было возместить потерю этих подлинных солдат, которые составляли примерно седьмую часть всех наличных кадровых офицеров.

Точно так же расход в 200.000 патронов показал мне, что с имеющимися средствами я смогу, самое большее, провести еще три подобных сражения. На первый план настоятельно выступила необходимость только в исключительных случаях наносить крупные удары, а вместо них вести малую войну.

Можно было вновь вернуться к основной идее о постоянных набегах на Угандскую железную дорогу, тем более, что здесь все равно нельзя было вести операции крупными войсковыми частями. Достигнуть железной дороги можно было только после многодневного перехода через обширную степь, бедную водой и слабо населенную, где, кроме случайной охотничьей добычи, имелось очень мало продовольствия. Приходилось нести с собой не только запасы продовольствия, но и воду. Уже это одно ограничивало численность действующего отряда. Для такой экспедиции через бедные местными средствами и водой области от войск требуется много опыта, которого в тогдашний период войны еще не могло быть. Для перехода через степь был бы слишком велик даже отряд силой в роту, и, если после многих дней марша, она достигла бы все-таки Угандской железной дороги, то ей пришлось бы опять повернуть назад, так как правильный подвоз продовольствия оставался немыслимым. Со временем эти условия улучшились, благодаря большему опыту войск и постепенно растущему знакомству с местностью, которая, в сущности, сначала была совершенно неисследованной областью.

Таким образом, не осталось ничего другого, как достигнуть намеченной цели мелкими отрядами – патрулями. В дальнейшем эти патрули ценились очень высоко. Из Энгаре-Нероби маленькие смешанные отряды, от 8 до 10 человек европейцев и аскари, огибали лагеря противника, который продвинулся до Лонгидо, и действовали на его сообщениях с тылом. Благодаря добыче, взятой у Танги, мы располагали телефонными аппаратами; эти отряды включали их в английские телефонные провода и выжидали, пока мимо не проходили большие или меньшие неприятельские отряды или транспорты, запряженные быками. Противник обстреливался из засады с 30 метров, брались пленные и добыча, – и патруль исчезал снова в бесконечной степи.

Один из этих патрулей установил у горы Эрок, что противник всегда в определенное время гонит своих верховых лошадей на водопой. Быстро собрались десять наших кавалеристов и, после двухдневного путешествия верхом через степь, они залегли близ неприятеля. 6 человек вернулись назад с лошадьми, остальные четверо произвели разведку. Затем каждый взял по седлу и прокрался всего в нескольких шагах от неприятельских постов – к расположенному за лагерем водопою. Английский солдат гнал табун, как вдруг из кустов вышли два наших разведчика-кавалериста с ружьями наперевес и крикнули: "Hands up!" (Руки вверх!). От изумления у него изо рта выпал свисток. Тотчас же к пленному обратились с вопросом: "где находятся недостающие лошади?" Дело в том, что наш добросовестный патрульный заметил в табуне только 57 голов, в то время как накануне он насчитал больше 80 лошадей. Оказалось, что недостающие были отправлены в тыл. Тогда быстро оседлали вожака табуна и несколько других лошадей, на которых вскочили наши патрульные, и табун понесся карьером кругом неприятельского лагеря по направлению к немецким постам.

В пленном англичанине, который вынужден был вместе с остальными проделать это путешествие, сидя без всяких удобств прямо на скользкой спине лошади, проснулся спортивный дух его народа. Полный юмора, он воскликнул: "Я, право, хотел бы увидеть, какое лицо теперь у моего капитана", и, когда животные счастливо прибыли в немецкий лагерь, он сказал: "это было чертовски ловкое дело".

Полученная таким образом добыча, вместе с известным числом захваченных лошадей и мулов, позволила выставить вторую конную роту. Обе имевшиеся теперь конные части, которые состояли частью из европейцев и частью из аскари, были сведены вместе, – и это мероприятие вполне себя оправдало. Оно дало нам возможность посылать сильный партизанский отряд в продолжительные рейды по обширным степным областям, лежащим к северу от Килиманджаро, и, кроме того, проникать до Угандской и Магадской железных дорог, разрушать мосты, нападать на железнодорожные посты, подкладывать мины под железнодорожное полотно и производить всякого рода диверсии на путях сообщения в районе между железной дорогой и неприятельскими лагерями. Мы тоже несли потери. Один из патрулей произвел вблизи Магадской железной дороги блестящее огневое нападение на две индусских роты, но затем потерял от неприятельского огня своих верховых лошадей, которые были оставлены за прикрытием; длинный 4-дневный обратный путь через степь патрулю пришлось сделать пешком и без продовольствия. К счастью, люди достали в одном из масайских кроалей{25} молоко и немного мяса; позднее их спас от голодной смерти убитый слон. Однако, вместе с успехом росла также и предприимчивость, и просьбы о разрешении возможно скорее отправиться в набег, верховой или пеший, стали многочисленны.

Другой характер имели патрули, которые из области Килиманджаро высылались в восточном направлении. Они двигались в течение многих дней пешком сквозь густой кустарник. Патрули, разрушавшие железные дороги, были большей частью слабы: один или два европейца, от двух до четырех аскари и 5-7 носильщиков. Им приходилось пробираться через неприятельское охранение, и их часто выдавали туземные шпионы. Несмотря на это, они большей частью достигали цели и иногда бывали в пути более двух недель. Для такого небольшого числа людей одно убитое животное или незначительная добыча представляли тогда существенную помощь. Несмотря на это, лишения и жажда при нестерпимой жаре были так велики, что много раз люди умирали от жажды. Плохо обстояло дело, когда кто-нибудь заболевал или был ранен; часто, несмотря на все желание, не было никакой возможности его транспортировать. Переноска тяжело раненых от Угандской железной дороги через всю степь до немецкого лагеря, если это случалось, представляла неимоверные трудности. Это понимали и цветные, и бывали случаи, когда раненый аскари, вполне осознавая, что его оставляют на съедение многочисленным львам, не жаловался, когда его бросали в кустах, а, наоборот, отдавал товарищам оружие и патроны, чтобы, по крайней мере, не погибли они.

Эта патрульная деятельность все более и более совершенствовалась. Росло знакомство со степью, и наряду с патрулями, которые действовали скрытно, избегали столкновений и занимались взрывами на железных дорогах, развивали деятельность боевые патрули. Они, состоя из 20-30 и больше аскари, иногда вооруженные одним или двумя пулеметами, искали неприятеля и старались нанести ему потери в бою. При этом в густом кустарнике дело доходило до таких неожиданных столкновений, что наши аскари иногда буквально перепрыгивали через лежащего противника и таким образом снова появлялись у него в тылу. Влияние этих предприятий на развитие предприимчивости и готовности к бою было у европейцев и цветных так велико, что после серии успехов трудно было бы найти армию с лучшим боевым духом.