Текст книги "Мои воспоминания о Восточной Африке"

Автор книги: Отто Леттов-Форбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Сразу же возникал вопрос, останется ли колония нейтральной в предстоящей, по-видимому, мировой войне, в которой, по всей вероятности, примет участие также и Англия. Как выше было уже отмечено, я считал, что нашей военной задачей является сковывание, если это будет возможно, неприятельских, то есть английских, войск. Но это было бы невыполнимо, если бы мы оставались нейтральными. В этом случае, не владея морем, мы вынуждены были бы бездействовать с нашим, правда, в данный момент маленьким, войском, за которым, однако, стояло больше 8 миллионов крепкого, преданного, очень здорового и вполне годного для военной службы населения.

Наоборот, Англии не было никакого расчета использовать против нас в Восточной Африке хотя бы одного человека. Англия могла бы, насколько это до пускалось заботой об английском туземном населении, притянуть даже последнего годного аскари на другие театры военных действий, которые были важнее восточно-африканского. Таким образом, для Англии, несомненно, было выгодно, если какое-либо соглашение принудит нас к нейтралитету. Но этого не случилось. Договора относительно экваториальных областей говорили только о том, что при столкновениях двух из подписавших соглашение держав третья может предложить свои услуги в качестве посредника. Но, насколько мне известно, никто не предлагал такого посредничества. Итак, мы не были обязаны воздерживаться от операций на основании какого-либо договора. С военной точки зрения, являлось выгодным для нас, а не для англичан, чтобы война велась и на восточно-африканской территории. То обстоятельство, что нам не нужно было оставаться нейтральными, дало нам возможность, используя благоприятные условия морского побережья, служить опорным пунктом и убежищем для крейсерской войны в Индийском океане, и, что важнее всего, мы могли со своими несколькими тысячами человек удерживать в продолжение всей войны значительно превосходившие нас неприятельские силы.

Колониальные войска в начале войны состояли из 216 белых (из которых часть считалась ушедшими в отпуск) и 2.540 аскари; затем, в полицейских частях было 45 белых и 2.140 аскари; к этому позднее прибавился личный состав с "Кенигсберга"{20} (который в начале войны ушел в плавание) в 322 человека и парохода "Чайка" – в 102 человека. Наши силы во время войны в общем переоценивались, хотя сообщения, появившиеся непонятным образом в германской печати, давали неприятелю довольно верные сведения. Фактически во время войны наибольшее число войск едва достигало 3.000 европейцев и 11.000 аскари. Приведенные цифры содержат также в себе и всех нестроевых, как, например, полицейскую охрану, санитарный состав, служащих магазинов и т.д. Во сколько миллиардов обошлась противнику попытка сломить наши небольшие военные силы, это, вероятно, будет когда-нибудь изложено в английской печати. Здесь же можно только отметить, что мы были в состоянии, по всей вероятности, продолжать войну еще несколько лет и после 1918 года.

Что касается неприятельских сил, то в моем распоряжении нет точных сведений, и я должен возложить ответственность за правильность приводимых мной цифр на английских офицеров и на сообщения печати. По этим данным, против нас было выставлено 130 генералов и около 300.000 солдат, причем противник потерял 20.000 европейцев и индусов убитыми и 140.000 лошадей и мулов. Эти цифры, особенно число генералов, кажутся мне самому несколько преувеличенными, а потому я могу только повторить, что взяты они из английских источников. Во всяком случае, потери должны были быть очень велики, и, принимая во внимание то обстоятельство, что число убитых и умерших чернокожих солдат не опубликовано, общее число погибших можно считать не ниже 60.000 человек. В журнал военных действий уже сейчас внесено, по крайней мере, около тысячи боев, хотя в нем нет еще сведений от Тафеля и Винтгенса{21}.

Было очень интересно в эти напряженные дни наблюдать поведение английского консула в Дар-эс-Саламе Кинга. Его можно было встретить везде – и в офицерском собрании за игрой в карты, и на почте, куда сдавались наши телеграммы. Захваченные позднее у Танги официальные распоряжения английского экспедиционного корпуса, которые по большей части были основаны на сведениях от Кинга, показали, как был спокоен этот человек накануне войны и как отлично он был осведомлен о внутренних делах нашей колонии. Его оценка обстановки отличалась такой полнотой, что он сравнивал между собой европейцев различных областей в отношении их боевых качеств и отмечал отсутствие у Дар-эс-Саламцев большого стремления к бою. Будучи честным, нужно признать, что, действительно, для большей части тамошних немцев, а также для тамошних правительственных учреждений, потребовалось некоторое время, пока они прониклись воинственным настроением, без которого нельзя было выполнить нашу задачу.

Очень тяжелое положение было в приморских районах, густо населенных европейцами (среди них много женщин и детей), которые каждую минуту могли подвергнуться обстрелу со стороны английских военных судов. Губернатор отстаивал ту точку зрения, что необходимо во что бы то ни стало избежать подобного обстрела. Согласно существующим законам, которые, без сомнения, не предусматривали случая европейской войны, высшая военная власть в колонии находилась в руках губернатора. Вследствие прекращения связи с Германией не было возможности изменить этот порядок, и я должен был считаться с этим очень значительным, с военной точки зрения, затруднением. При точном выполнении указаний губернатора следовало учитывать, что Дар-эс-Салам и Танга, начальные пункты наших железных дорог и готовые опорные пункты для неприятельских операций от побережья вглубь страны, попадут без боя в руки противника.

По моим соображениям, мы лучше всего могли защитить колонию, угрожая неприятелю на его собственной территории. Мы могли очень сильно его связать на чувствительном для англичан пункте – Угандской железной дороге. Густо населенный нашими колонистами район Северной железной дороги (Танга-Неймоши) до известной степени способствовал этому плану. Но губернатор не согласился с предлагаемым мною еще раньше сосредоточением войск на севере, у Килиманджаро. Однако, для того, чтобы вообще иметь возможность действовать, надо было сосредоточить части, разбросанные по всей колонии, и, так как этого нельзя было сделать в желательном для меня районе Килиманджаро, пришлось поневоле сбор войск произвести в одном переходе к западу от Дар-эс-Салама, на высотах Пугу. Здесь Дар-эс-Саламская рота соединилась с ротами, переброшенными частью пешком, частью по железной дороге из Килиманджаро, Таборы, Уджиджи, Узумбуры и Кисенджи. Полиция, которая, после небольших связанных с войной приготовлений, должна была немедленно присоединиться к колониальным войскам, поступила в мое распоряжение, включив в свой состав некоторое количество служивших ранее аскари. Таким образом, сразу было сформировано 4 новых роты, получивших номера с 15 по 18-й.

Немцы, находившиеся в отпуске, были призваны по мере надобности, и каждая рота состояла в среднем из 16 европейцев, 160 аскари и 2 пулеметов.

В некоторых местах призыв европейцев в армию натолкнулся на затруднения. На запросы команд некоторых кораблей восточно-африканской линии, которые стояли в гавани Дар-эс-Салама, комендант станции ошибочно ответил, что для них в войсках места нет. По предложению заместителя губернатора людям этим было предложено дать подписку, по которой они брали на себя обязательство оставаться во время войны нейтральными. Затем им стало ясно, что это является проступком против воинской повинности, и, кроме того, такое обязательство противоречило их здравому чувству долга. С подробным изложением всех обстоятельств они обратились ко мне. К счастью, еще можно было исправить эту ошибку, так как их обязательства о нейтралитете не попали в руки неприятеля.

Число носильщиков в роте колебалось и составляло в среднем примерно около 250 человек. Находившиеся в гавани Дар-эс-Салама запасы оружия, снаряжения и прочие военные припасы были распределены по различным пунктам внутри страны вдоль железной дороги, где были учреждены склады.

Подготовка войск стала производиться в спешном порядке, и уже тогда оправдала себя предложенная одним практичным ротным командиром, капитаном Тафелем, маскировка наших головных уборов травой и листьями. Возникал, конечно, вопрос, способны ли наши аскари воевать против европейских частей. Это оспаривалось многолетними знатоками страны. Однако, по наблюдениям, которые я сделал во время восстания в Южной Африке 1904 – 1907 года, я был убежден, что у восточно-африканских чернокожих , которые ведь принадлежали к той же самой обширной группе племен банту, как и гереро, можно пробудить храбрость и военные способности. Это был известный риск, но у нас не было другого выхода.

Все организационные вопросы, которые обыкновенно тщательно обдумываются и подготавливаются еще в мирное время, в данном случае необходимо было решать немедленно. Сюда относилось чрезвычайно важное задачи снабжения и пополнения. Приходилось в первую очередь обратить внимание на большие дороги, важные в военном отношении.

Прежде всего выяснилось, что между Центральной и Узамбарской железными дорогами не было никакого колесного сообщения. Сообщение между ними в мирное время происходило пароходом, от Дар-эс-Салама до Танги; теперь, в связи с господством на море англичан, эта возможность была исключена. Очевидно, при строительстве дорожной сети не подумали о военных надобностях. Для исправления этого недочета нам пришлось проложить этапную дорогу к Северной железной дороге между Морогоро и Корогве. Вторая дорога проходила западнее Массейских земель от Додомы через Кондоа-Иранги – Уфиоме к Аруше, и третья дорога шла из богатой области Таборы, главного города страны Ваньямвези, к Муанзе у озера Виктории и в область Васукума, которые были населены наиболее значительными из наших племен, что признавалось и консулом Кингом. Эта дорога имела большое значение еще потому, что по ней, кроме скота, нам доставлялся рис от области озера Виктории. Другие линии связывали Килоссу с богатыми областями Махенге, Иринга, и даже Нейлангенбургом, которые покрывали большую часть нашей потребности в пшеничной муке.

После того, как первоначальная организация снабжения была в общем и целом закончена, командование не могло уже в дальнейшем вникать во все мелочи. Нужно было найти человека, который по своей военной подготовке был бы способен руководить службой снабжения не только с точки зрения простого управления, но и учитывая также настойчивые требования боевой обстановки.

Генерал-майор в отставке Вале, который 2 августа случайно прибыл для посещения сына и Дар-эс-Саламской выставки, немедленно предоставил себя в распоряжение армии и по моей просьбе принял руководство этапами. Его задача была особенно трудной, потому что там, где не было железных дорог, могли быть использованы только туземцы-носильщики. Я не располагаю никакими данными о числе носильщиков, потребовавшихся для обслуживания армии, и было бы очень трудно установить эти цифры. В это число необходимо включить также людей, которые только переносили тяжести с одного места на другое, пока их не принимал постоянный носильщик. Однако, можно, пожалуй, без преувеличения сказать, что в общем обслуживанием армии были заняты сотни тысяч носильщиков, которых необходимо было, в свою очередь, снабжать продовольствием и обеспечить в врачебном отношении.

Среди многих других затруднений следует упомянуть еще об одном совершенно особого рода. В мирное время европейцы в тропических колониях из гигиенических соображений привыкали к известным удобствам. Европейских продуктов в Восточной Африке достать нельзя, но только немногие европейцы привыкли жить фруктами, которые доставлялись туземцами или природой. Редко можно найти убежище под крышей. Необходима также защита от москитов. Таким образом, европеец, чиновник или военный, едва ли мог обойтись в дороге менее, чем 11 носильщиками, которые, кроме его палатки, походной кровати и одежды, несли также значительное количество продовольствия. Но такое число носильщиков было неприемлемо для армии, которая должна быть подвижной, а между тем дальнейшие затруднения заключались в том, что почти каждый аскари имел мальчика-слугу. Чрезвычайно трудно бороться с подобными обычаями наивных людей, которые, благодаря исламу, еще более непоколебимо придерживаются своих закоренелых предрассудков и, кроме того, обладают большой гордостью и очень тщеславны{22}.

В тропической войне, которая нам предстояла, обеспеченность в санитарном отношении играла большую роль. Туземец в общем крайне невосприимчив к малярии, и редко случается, чтобы аскари действительно заболел, но некоторые племена, которые живут в высоко лежащих, свободных от малярии областях, как например, вадшагга у Килиманджаро, и у которых поэтому с детства не выработан иммунитет, сильно страдают от этой болезни, как только они спускаются в равнину. Каждому европейцу необходимо строго применять средства механической защиты, вроде москитной сетки, против малярийного комара, начиная с вечерних часов и до утра. Я много месяцев спал на земле, и в этом случае меня также спасала москитная сетка. Конечно, у меня все-таки десятки раз была малярия, так как в поле не всегда имеется возможность применять санитарные меры.

Для нас было большим счастьем, что в Танганьике находилось значительное число санитарных офицеров для изучения и борьбы с сонной болезнью, так как это давало возможность обеспечить почти каждую роту врачом.

Хлопоты, которые принесла с собой вся эта мобилизационная работа, не давали ни днем ни ночью передышки туземцу у телефона в Пугу, и надо было удивляться, с какой ловкостью здесь и в других местах туземец обслуживал свой аппарат. Его большая восприимчивость к технике оказала нам ценные услуги.

Разумеется, было бесчисленное число затруднений и недоразумений. Случалось, что в первые дни скот, который перегонялся из области севернее Таборы в Дар-эс-Салам для снабжения тамошнего гражданского населения, встречался по дороге с другим гуртом скота, шедшим в то же время в обратном направлении для войсковых надобностей. Я еще до сих пор с дрожью во всем теле вспоминаю, как на станции Пугу подобный поезд, нагруженный лучшим скотом для выставки, на всем ходу врезался в другой, около которого я стоял, и едва не причинил чувствительных для нас потерь личному составу, необходимому для проведения мобилизации.

Наш сборный пункт был расположен внутри страны, примерно в 20 километрах от Дар-эс-Салама, у подножия горы Пугу. Лес там чрезвычайно густой, и район покрыт туземными и европейскими плантациями. Несмотря на слегка возвышенное положение, Пугу принадлежит к жаркой береговой полосе, и, хотя август относится еще к прохладному времени года, температура была такой, какую мы определяем выражением "тропическая". Это давящая, слегка влажная жара, которая делает большие переходы очень изнурительными для европейцев.

В то время мы имели еще для европейцев палатки и для каждого походную кровать с неизбежной сеткой от москитов, так что в этом отношении не существовало никаких затруднений. На случай болезни был открыт приемный полевой лазарет в ближайшей плантации Вихман.

Глава третья. Первые бои (Август-сентябрь 1914 года)

Обстрел станции беспроволочного телеграфа в Дар-эс-Саламе. Переговоры гражданских властей о сдаче "Кенигсберга" и "Меве". Взятие Таветы. Переход главных сил к Северной железной дороге. Новые телеграфные линии. Обстрел Багамоджо. Действия против британской Угандской железной дороги. Малая война на севере

Итак, мы вели в лагере Пугу деятельную подготовку, когда 8 августа утром, до полудня, со стороны Дар-эс-Салама послышался сильный артиллерийский огонь. По полученным скоро донесениям, он исходил от двух небольших английских крейсеров – "Астрея" и "Пегасус", которые взяли на прицел станцию беспроволочного телеграфа. Эта станция была выдвинута далеко в море, так как этим достигался большой радиус действия в сторону открытого моря. Станция в Дар-эс-Саламе была для нас очень ценной, так как строящаяся большая станция в Таборе еще не была готова, а две небольших станции Муанзы и Букобы имели только местное значение. Станция была разрушена не англичанами, а взорвана нами самими из опасения, что она легко могла попасть в руки неприятеля. Спустя некоторое время офицер-наблюдатель передал донесение, что неприятель, по-видимому, готовит десант у Кондучи, в одном дневном переходе к северу от Дар-эс-Салама. По характеру берега это было правдоподобно. Поэтому я приказал семи наличным ротам аскари немедленно выступить, чтобы использовать благоприятный случай захватить неприятеля врасплох во время самой высадки.

Перед выступлением в поход я говорил на станции Пугу, во время остановки поезда, с губернатором Шнее, проезжавшим в Морогоро. Он казался очень удивленным враждебными действиями со стороны англичан и вполне был согласен с моим намерением атаковать неприятеля у Кондучи, По дороге туда я встретил двух чиновников Дар-эс-Саламского управления, которые мне показали официальный документ о переговорах относительно передачи Дар-эс-Салама англичанам. Так как губернатор мне об этом ничего не сообщил, и, кроме того, я очень торопился, то я только бегло взглянул на бумагу. Мне не приходила мысль, что здесь может быть речь о договоре, одобренном губернатором Когда же войска ночью достигли гор в 16 километрах севернее Дар-эс-Салама, и мы на следующее утро увидели гавань и расположенные перед ней английские крейсера, то выяснилось, что сообщение о попытке десанта в Кондучи было ошибочным. Мы твердо установили, что английские корабли имели сообщение с берегом, и мне стало теперь ясно, что с неприятелем ведутся переговоры.

Тогда я направился к городу, и, так как можно было опасаться, что поспешность в данный момент может, по всей вероятности, привести к заключению невыгодного для нас договора, я послал вперед капитана Тафеля. Он должен был объявить, что я принимаю исполнительную власть и что сношение с неприятелем должно происходить исключительно через меня. Только через капитана Тафеля я узнал, что действительно, по распоряжению губернатора, проходят переговоры. Мое вмешательство губернатором, которому принадлежало право использования колониальных частей, одобрено не было, но верховная военная власть предоставлялась ему, конечно, в расчете на совершенно другие обстоятельства.

Практически в данный момент это не имело никаких последствий. Только несколько английских морских отрядов побывало на берегу и уже вернулось на корабли. Но настоящий солдат не мог допустить, что здесь перед глазами большей части армии, силой в тысячу человек, заключался договор, который запрещал нам всякие враждебные действия в Дар-эс-Саламе, в то время как со стороны неприятеля это обстоятельство принимал на себя только командующий флотом. Таким образом, мы были бы связаны, неприятель же фактически сохранял свободу действий. Он мог маневрировать, осуществлять разведку и затем – как он это скоро и сделал – открыть операции против Дар-эс-Салама.

"Кенигсберг" уже несколько дней тому назад вышел из гавани Дар-эс-Салама, а лежавшее в гавани измерительное судно "Меве" было взорвано своим командиром 8 августа. Это означало для нас ценное увеличение сил на суше, так как командир "Меве" морской капитан Циммер поступил теперь в мое распоряжение. Морской обер-лейтенант Горн отправился 9 августа с 30 матросами в Кигому, где принял и вооружил небольшой пароход "Гедвиг фон-Виссман". Он охотился на Танганьике за бельгийским пароходом "Делькоммун", который 22 августа захватил врасплох и повредил, и таким образом обеспечил за нами чрезвычайно важное господство на озере Танганьика. Быстрая переброска войск, расположенных у Центральной железной дороги на Бисмаркбург или на Узумбуру, зависела, безусловно, от наличия постоянного и беспрепятственного транспорта по Танганьике, и это сыграло большую роль в дальнейшем ходе операций.

На севере колониальной области стоявшая в Аруше 1 рота была усилена 13 ротой, прибывшей из Кондоа, и ротой, сформированной из полицейских аскари в Неймоши. Точно так же и большая часть европейцев северного округа была сведена в отряд под командой капитана фон-Принца. Эти войска находились, главным образом, в области Неймоши. Лежащая восточнее на английской территории Тавета была занята неприятелем. Было очень важно быстро захватить этот пункт, владение которым давало неприятелю возможность угрожать нашим европейским поселениям северных областей. Потребовалось немало времени, пока удалось двинуть туда войска. Многие думали, что мы на основании договора обязаны оставаться нейтральными, и имели мало доверия к моим распоряжениям. В результате слабо занятая неприятелем Тавета была взята только 15 августа.

Ведение боя показало, что войска нуждаются еще в длительном обучении совместным действиям в закрытой местности, поросшей кустарником. Командование на севере принял капитан Краут, который случайно находился в северо-западной пограничной области для проведения границы. В следующие дни удалось также убедить и губернатора, обладавшего высшей военной властью, согласиться на переброску главных сил обороны к Северной железной дороге.

Это само по себе простое передвижение требовало в условиях данной обстановки значительной подготовки. Можно было найти очень мало немцев, которые настолько хорошо знали бы всю область между Дар-эс-Саламом – Морогоро, с одной стороны, и Танга – Корогве – с другой, чтобы быть в состоянии дать верные сведения в отношении дорог и условий снабжения. Было необходимо послать офицеров-разведчиков, чтобы таким способом определить число дорог, годных для подвоза. Однако, нельзя было проверить результаты этой разведки, а нужно было начать марш. По предположениям европейцев, область была редко населена, и по имеющимся сведениям местные средства едва ли могли дать продовольствия и воды на часть больше роты. Поэтому не представлялось возможным без приготовлений и глубокого эшелонирования направить по одной дороге колонну более, чем в роту. В то время не было еще опыта быстрого сбора продовольствия, который армия приобрела к концу войны, В общем дело сводилось к тому, что марш и снабжение роты в местной обстановке требовали примерно таких же усилий, как и дивизии в германских условиях. При этом передвижении нужно было считаться с опасностью, что роты известное время будут недосягаемы для приказаний. Единственная телеграфная линия от Центральной железной дороги на север шла непосредственно вдоль побережья и в любое время могла быть прервана, если бы неприятель захотел это сделать.

Быстрота, с которой директор почт Роте и секретарь Крюгер, идя навстречу потребностям армии, приступили к постройке новой проволочной линии Морогоро Гандени – Корогве и при этом, под давлением обстоятельств, временно отказались от обычной для тропиков прочности, – эта быстрота дала возможность проложить линию в несколько недель. В мирное время, во избежание порчи линий термитами, ставились основательные железные телеграфные шесты, которые, из-за многочисленности как раз в этой области жирафов, должны быть очень высоки и снабжены крепкой телеграфной проволокой. Эта же вынужденная легкость постройки и проводки кабеля имели следствием беспрерывную порчу и ремонт линии.

Между тем полученные донесения о движении мелких неприятельских партий у Яссини, в двух переходах севернее Танги, укрепили во мне уверенность, что неприятель намерен высадить здесь десант для быстрого затем вторжения внутрь страны вдоль Северной железной дороги. Отдельные роты, выступившие из различных пунктов участка железной дороги Дар-эс-Салам-Мпапуа, находились на марше, сосредоточиваясь, главным образом, у Гандени, несколько же частей направлялись на участок Танга-Корогве, когда я 23 августа, в Пугу, был вызван после обеда по телефону обер-лейтенантом фон-Шаппюи, который находился у Багамоджо с 17 полевой ротой. Он сообщил мне, что небольшой английский крейсер появился перед Багамоджо, предложил местному начальнику гражданского управления разрушить телеграфную станцию и угрожал в противном случае обстрелять город. Я приказал капитану фон-Шаппюи немедленно принять на себя всю полноту власти и силой воспрепятствовать десанту неприятеля. Поэтому лодка с военного корабля, которая под парламентерским флагом хотела пристать к берегу, была отослана обратно, и в результате город был обстрелян. Это доставило большое развлечение роте и туземцам, так как удачных попаданий почти не было.

В конце августа командование отправилось по железной дороге в Кимамба у Морогоро. По дороге генерал Вале, который из Морогоро руководил этапным делом, пожелал мне удачи в решительном бою, которого мы ожидали в окрестностях Гандени и для участия в котором направлялся также его сын. Затем командование двинулось дальше на Гандени на двух реквизированных автомобилях. После 30 километров езды пришлось отказаться от этого способа передвижения, так как намеченный ремонт дороги еще не был завершен. Капитан фон-Гаммерштейн и я продолжали дальнейший путь на велосипедах и обгоняли на походе одну роту за другой. Предполагаемый десант неприятеля не подтвердился, и в начале сентября мы прибыли в Корогве. Между тем в Танге появился английский крейсер и утащил стоявшие там катера.

Теперь нужно было организовать подвоз и снабжение армии на севере. Прежний полевой интендант капитан Шмидт выбыл вследствие болезни, и найти подходящего человека было трудно. По счастливой случайности нашелся заместитель в лице отставного капитана Фейльке – долголетнего опытного руководителя плантациями в Узамбаре, который находился в окрестностях Танги, где он предоставил себя в распоряжение армии. Бывший адъютант 8 егерского батальона, этот 52-летний опытный и ловкий офицер наилучшим образом соединял военное образование. необходимое для тяжелого поста интенданта, с хозяйственными способностями. Он явился немедленно, и мы оба поехали в Неймоши, шде я встретил капитана Краута. В предгорьях Килиманджаро малая война уже была подготовлена: там имелись продовольственные склады. Наши дозоры ходили через Тавету в направлении британской Угандской железной дороги, и дело уже доходило до многочисленных мелких стычек.

Но войска не обладали еще в то время необходимым для дальних поисков опытом, который позднее приводил к удачным разрушениям железной дороги. Первые дозоры достигли Угандской дороги наполовину истощенными и были взяты в плен, Я отправился из Неймоши в лагерь на реке Химо, где на укрепленной позиции находился капитан фон-Принц. Он сопровождал меня к Тавете, занятой выдвинутым вперед офицерским постом. Мы могли теперь обсудить на месте перевод сюда главных сил северной группы. Местное очень многочисленное туземное население всецело доверяло поставленному армией европейскому управлению; жители продавали свои продукты на базаре; настроение было очень благоприятное.

Это было важно, так как с самого начала войны во многих местах возникло опасение туземных восстаний. В районе Центральной железной дороги появились дикие слухи о возмущении вахехе – одного из тех воинственных племен, которые в районе Иринги так долго сопротивлялись германскому владычеству, а у Килиманджаро опасались восстания вадшагга. Многочисленные черные рабочие на европейских плантациях Северной области считались администрацией тоже неблагонадежными по причинам продовольственного характера. Однако, все эти опасения в общем не оправдались. Позднее грамотный пленный английский аскари сказал мне прямо: "Ты ведь знаешь, что туземцы всегда стоят за того, кто сильнее", а английский масай выразился откровенно: "нам безразлично, кто наши господа – англичане или немцы".

Только позднее, после вторжения неприятеля, туземцы начали представлять для нас опасность; тогда она была, разумеется, очень велика. Туземец обладает хорошим чутьем на то, когда фактическая власть переходит из одних рук в другие.

После возвращения на короткое время в Корогве командование перешло в Неймоши и вскоре затем в Тавету. Три из прибывших к Северной железной дороге рот сосредоточились у Танги, остальные пять были направлены в область Килиманджаро. Вблизи Дар-эс-Салама остался только капитан фон-Карнацкий с вновь сформированной 18 ротой.

В следующий период были начаты действия различных летучих колонн, силой в роту, цель которых состояла в том, чтобы оттеснить неприятельские отряды, удерживавшие, по полученным донесениям, пункты с источниками воды приграничной английской области, нанести им потери и этим облегчить действия наших патрулей против Угандской и Магадской железных дорог. Так, в конце сентября капитан Шульц двинулся со своей ротой из Килиманджаро вниз по реке Тсаво, пробился к Угандской дороге и там натолкнулся на противника силой в несколько рот, которые, вероятно, были переброшены по железной дороге. Севернее Килиманджаро капитан Тафель преследовал со своей ротой и отрядом европейцев силой в 50 человек английскую конную колонну, но был затем атакован ею в густом кустарнике в своем лагере у горы Энгито.

Это был первый сравнительно серьезный бой наших аскари на севере. Хотя неприятель состоял из английских и бурских фермеров, то есть хороших наездников и стрелков, которые были привычны к жизни в степи, наши аскари так энергично перешли в наступление с примкнутыми штыками, что противник, силой в 80 европейцев, около 20 человек оставил на месте убитыми, и, таким образом, вместе с раненными, его потери можно определить, по крайней мере, в половину всего отряда.

Точно так же, как и у Килиманджаро, действия капитана Баумштарка, который командовал тремя сосредоточенными у Танги ротами, привели к боям в пограничной области между Яссини и Момбасой. Цель всех этих предприятий заключалась в то же время в том, чтобы создать необходимую ясность в сведениях об этом неизвестном районе военных действий. Таким образом, постепенно, была получена точная картина страны и населения. Английская пограничная область была вдоль самой границы густо населена и богато застроена. Дальше вглубь она имела характер безводной степи, покрытой местами густым кустарником. Среди степи подымалось несколько горных хребтов, которые очень часто представляли собой скалистые массивы.

После опраций наши войска были расположены в нескольких укрепленных лагерях восточнее Килиманджаро, командование же, вследствие трудности связи, скоро вернулось из Таветы в Неймоши.