Текст книги "Серебряная лоза (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Глава 9. Прошлое. О старых знакомых и новых огорчениях

– Учитель, – растерянно сказал хвостатый.

Он произнёс это прежде, чем решил, о чём хочет сказать – о задании ли правителя или о прежнем знакомом, с которым вроде бы хорошо расстались, а тот теперь и знать не хочет.

Но мастер Джереон лишь бросил угрюмо, не поворачивая головы:

– Дома поговорим.

И был он будто вовсе и не рад, что получил хороший заказ. Но почему, мальчишка никак не мог взять в толк.

Они возвращались домой, кажется, целую вечность. Мастер не спешил, бережно прижимая к груди шкатулку. Он то и дело сторонился, пропуская встречных прохожих, а прежде чем перейти дорогу, долго глядел по сторонам.

Движение в городе было не то чтобы оживлённым, но время от времени мимо катили тележки и механические экипажи, плюясь паром. Ничего не мешало пробежать между ними, но старик каждый раз выжидал, чтобы стало совсем пусто.

И лишь когда за ними захлопнулась дверь дома, мастер прислонился к стене и с облегчением прикрыл глаза.

– Папа! Папа, что случилось, где вы были? – кинулась к отцу Грета, уже возвратившаяся домой.

– Ты не поверишь, – расплылся в улыбке мальчишка. – Мы получили такой заказ! От самого правителя!

– Чему радуешься, дурак? – устало сказал мастер. – Ты ещё не понял? Это верный билет на тот свет.

И поскольку хвостатый стоял в недоумении, раскрыв рот, мастер пояснил:

– Ты услышал, наверное, что нам сулят награду, и больше ни о чём не думал. А если мы не управимся к указанному сроку, как думаешь, что будет?

– Ну... вернём, наверное, шкатулку, и её отдадут другим мастерам. Или попросим, чтобы дали ещё время, разве нет? – спросил мальчишка неуверенно.

– Головы нам тогда не сносить, вот что, – ответил ему мастер и понёс шкатулку к своему рабочему столу.

– Но ведь ничего такого нам не говорили, – удивлённо произнёс хвостатый и посмотрел на Грету.

Девушка тоже поглядела на него, заламывая пальцы, и в сером её взгляде читалась тревога. Затем она заспешила к мастеру.

– Неужели всё так плохо, отец? Ты думаешь, вы не успеете? Сколько у вас времени?

– Работа сложна, – ответил тот, осторожно поднимая крышку, – но поглядим. У нас есть месяц. Ковар, иди-ка сюда!

Никогда до этого мальчишка не видел такого механизма. Такого тонкого и сложного – и такого отталкивающего.

Внутри шкатулки что-то билось, подрагивая и хрипя. Оно было неровным, как крупный булыжник, и сделанным из стали и стекла. Хвостатый ожидал, что увидит по меньшей мере серебро.

Поверхность этого странного предмета едва заметно поднималась и опадала – видимо, благодаря гибким сочленениям крошечных деталей. Было видно, как за стеклом ходил маленький поршень, прогоняя по трубкам, местами стальным, местами прозрачным, зеленоватую жидкость. А на передней стенке располагалась замочная скважина, правда, сам ключ отсутствовал.

И звучала мелодия, рваная, спотыкающаяся, негромкая. Прежде её не пускала наружу плотная крышка.

– Мерзость, – сказала Грета. – Что это такое?

– Это механическое сердце, – ответил ей отец, не отрываясь от созерцания содержимого шкатулки.

Затем мастер придвинул ближе настольную лупу в бронзовой оправе и поглядел через неё.

– Странный какой-то подарок матери ребёнку, – хмыкнул хвостатый.

– Думается мне, это больше, чем просто шкатулка, – ответил мастер, понижая голос до шёпота. – Ходят слухи, что у господина Ульфгара...

Тут в дверь застучали.

– Кто бы это мог быть? – встревожился мастер, опуская крышку и накрывая шкатулку чертежом, лежавшим тут же на столе. – Открою.

За дверью обнаружился Гундольф, уже в обычной одежде, не в форме.

– Мне бы с Коваром переговорить, – сказал он. – Я ведь по адресу?

И он поглядел через плечо мастера Джереона – сперва на Грету, немного растерянно, а затем перевёл взгляд на хвостатого.

– Ты знаешь этого парня? – спросил мастер у своего ученика.

– Да, мы родом из одних мест, – кивнул тот. – Только...

– Входи, – тут же пригласил Гундольфа хозяин мастерской, – но чтобы недолго. У нас есть дело, которое не терпит отлагательства.

Ковар подошёл, всё ещё чувствуя обиду и не зная, что скажет. Но Гундольф сам заспешил объясниться.

– Слышь, ты прости, что я тебе нагрубил, но ты ж сам понимать должен, как в городе относятся к твоему племени, – извиняющимся тоном сказал он. – Отец вот использовал старые связи, пристроил меня на службу. С низов, правда, но всё лучше, чем на болотах. Я сейчас за что угодно вылететь могу, и болтать с хвостатыми мне никак не пристало. А ты ещё и при моих товарищах подошёл, так что выбора у меня не было. А как освободился, я сразу тебя разыскал, нетрудно было. Ты-то как поживаешь? Вижу, пристроился, куда хотел.

– Для меня всё сложилось удачно, – ответил хвостатый. – Вот только мать и отец так и не простили – да ты знаешь, наверное.

– Догадывался, – ответил Гундольф. – Они совсем уж угрюмыми стали, и слова от них не услышишь. Но у них всё шло хорошо, когда я в последний раз их видел. Когда же это было, погоди-ка... пожалуй, что перед зимой. Ну а что твой волк, разыскал его?

– С волком не получилось, – коротко ответил хвостатый. – Так ты сейчас при дворце живёшь?

– Ну, если это можно назвать дворцом. Ага, там, в казармах. Пока что мы улицы патрулируем, за порядком следим, ничего серьёзного. Но, может, дослужусь и до охраны правителя! Слышь, а что у вас за дело с правителем? А то у нас слухи уже ходят всякие.

– Что за слухи? – спросил хвостатый, с подозрением глядя на старого знакомого. Мало ли зачем тот пришёл на самом деле?

– Да вот, будто бы у правителя Ульфгара, – понизил голос Гундольф, – железное сердце, и раз в семь лет он ищет мастера, который бы его подлатал. А после этого мастеру отрубают голову.

Грета, невольно услыхавшая эти слова, ахнула, и Гундольф виновато обернулся к ней.

– Да это ж слухи только, – повёл плечами он. – Ерунда, наверное. Ведь кусок железа в груди не заменит живой плоти. Да и как бы господин Ульфгар жил без сердца в то время, когда его чинят? Ну, так говорят те наши, которые поумнее.

– И правильно говорят, – встрял в беседу мастер Джереон. – А о нашем деле мы болтать не можем, да и оно совершенно другое. И вот что, ребятки, поговорить ещё успеете, у нас тут работа не ждёт. Главными новостями обменялись, и будет пока.

– Ну, я пойду тогда, – кивнул Гундольф. – Рад был повидаться. Если на улице встретимся, ты уж извини...

– Понял, делаем вид, что незнакомы.

– Точно. А если можно, я сюда буду иногда заглядывать.

Посмотрел он при этом почему-то на Грету.

– Заглядывай, – согласился хвостатый. – Я буду рад.

Когда дверь за Гундольфом закрылась, мастер провернул ключ на два оборота и зашаркал к столу. Он сгорбился и прямо на глазах постарел.

– Во что же мы ввязались, – негромко произнёс он, качая головой. – Вот об этом я тебе и твердил, мальчишка. В этом мире безопаснее быть ремесленником, а не творцом.

– Отец, неужто про сердце – правда? – спросила Грета.

– Многое люди болтают, я и сам прежде слышал такое. Однако, думаю, Ульфгар не отпустил бы нас с собственным сердцем вот так просто, оставил бы при дворце. Да и что у него сейчас в груди? Но и что это музыкальная шкатулка, я не верю.

И Джереон, откинув в сторону чертёж, поднял крышку ящичка.

Трудиться им пришлось немало. С превеликой осторожностью мастер разбирал устройство. Ковар помогал, зарисовывая расположение деталей, подписывая их и тщательно сортируя, чтобы не потерялся и самый малый винтик. Вскоре была найдена и причина проблемы: две пружины растянулись и один зубец гребёнки обломался.

Сложнее оказалось с цилиндром, утыканным тонкими, будто иголочки, штырьками. Некоторые из них то ли стёрлись, то ли отсутствовали напрочь. Мелодия выходила рваной, дёрганой, и мастер не находил себе места.

Он даже ходил во дворец, чтобы узнать, какой должна быть музыка, но правитель его до себя не допустил. Лишь повелел передать, что к установленному сроку всё должно быть готово. И мастер Джереон вернулся домой ещё более мрачным, чем был.

И тут невольно помог Гундольф.

Он что-то зачастил к ним, несмотря на молчаливое неодобрение хозяина. Мастер не хотел, чтобы ученика отвлекали лишний раз, да и не был уверен в добрых намерениях юного стража порядка. Ведь того вполне могли приставить для надзора, не зря же он появился на пороге в тот самый день, когда правитель вручил шкатулку с сердцем.

Но Гундольф вёл себя как ни в чём не бывало. А чтобы никто не заподозрил его в дружбе с хвостатым, он делал вид, что навещает Грету – даже из цветочной лавки принялся её провожать едва ли не каждый день.

И вот однажды, когда Гундольфа никто не ждал, он пришёл в потёмках. Застучал, а когда открыли, втолкнул в мастерскую вперёд себя щуплую девчонку с тёмными глазами и зубами, выступающими так сильно, что они приподнимали верхнюю губу.

– Я слышал, музыка у вас не выходит, – немного виновато произнёс парень. – Не подслушивал, так уж само получилось. И вот эта мелочь мне попалась – отвлекала народ игрой на губной гармошке, пока её сообщник окорок с витрины тащил. Он-то сбежал, а её ничего хорошего не ждёт. Так я подумал, если сумеет она вам помочь, так и быть, по пути к тюрьме я отвернусь и нечаянно её упущу. Попробуете, может? Она хорошо играла.

Девчонка тем временем озиралась по сторонам, словно дикий зверёк, угодивший в ловушку, пытаясь найти выход. Но вот она углядела хвостатого и заметно успокоилась.

Мастер покачал головой, хмурясь, и видно было по его лицу, что размышляет он о чём-то непростом.

– Уж не знаю, чем она поможет, и механизм кому попало показывать не хочу.

– Времени всё меньше, – нерешительно произнёс Ковар. – Пожалуй, нам уже любая помощь будет кстати. Что мы теряем?

И мастер Джереон согласился. А когда девчонка прослушала рваную мелодию, она тут же наиграла её на гармошке без пропусков, да так хорошо, что сразу стало понятно: только так эта музыка и могла звучать.

Девочка осталась у них на два дня, разговаривала только с Коваром, а когда новый цилиндр был готов, сбежала, прихватив с собой светляка. Первого в своём роде, с ключом в спине. Юный мастер вдохновлялся механическим сердцем.

Впрочем, в то время хвостатого больше волновало, что скажет им правитель Ульфгар. А светляк... а что светляк? Чертежи и формы сохранились, и в любое время можно сделать нового. Только дали бы им это время.

Возвращая шкатулку во дворец, они ужасно боялись.

– Если бы ключ был, – бормотал мастер, пока правитель Ульфгар вертел работу так и сяк. – А то ведь мы даже завести не смогли, чтобы проверить. Детали вроде все на месте, но если бы ключ...

– А ключ вам и не положен, – холодно ответил правитель. – И правильно сделали, что не пытались изготовить его сами.

С этими словами он вытащил из-за ворота длинную цепочку, на которой висел небольшой ключик, вставил его в скважину и завёл механическое сердце.

Сердце вновь ожило. Заработал поршень, разгоняя зеленоватую жидкость (мастер бережно сохранил и её) по закольцованным трубкам, и негромкая мелодия зазвучала, наполняя пустой зал.

Правитель остался доволен. Он щедро наградил мастера, как и обещал, и Джереон пытался улыбаться, но хвостатого обмануть не смог. Тот видел, что на душе учителя лежит тень.

– С этого дня вы – мои личные мастера, – предупредил Ульфгар. – Других заказов больше не берите. Помните, я в любое время могу послать за вами.

– Такая великая честь, – пробормотал мастер, склоняясь в поклоне. – Словами не выразить, как мы благодарны...

Хвостатый поклонился тоже, косясь на правителя. Тот ухмылялся так понимающе, что было ясно: он чуял страх, он знал, что никого не обрадовал.

И потянулось время в томительном ожидании. Правитель пока не посылал за мастерами, и несколько дней делать им было почти нечего. Джереон от скуки помогал хвостатому с очередным светляком. Долго подбирали пружину, чтобы завод держался дольше, а стекло мастер посоветовал закалить для прочности. Светляк вышел – любо-дорого взглянуть.

В эти свободные дни Ковар наконец заметил, как много времени стали проводить вместе дочь мастера и его старый друг. Из лавки Грета теперь возвращалась позже обычного, раз или два забыла позаботиться об ужине, а однажды в пятницу забежала домой ненадолго, надела лучшее платье, и Гундольф повёл её в театр. А ведь хвостатый всю неделю ждал этого дня, чтобы посидеть вместе у огня свечи.

Впрочем, раз к ним в дом в любую минуту могли заглянуть посланники правителя, то жечь свечи было неразумно. И всё равно хвостатый был бы счастливее, если бы Грета осталась дома.

– Ишь, повадилась ты гулять, – неласково встретил дочку Джереон, когда та появилась на пороге, вся разрумянившаяся, счастливая, с выбившимися из пучка золотисто-рыжими прядками. – Да и парень этот – тьфу, мелкая сошка. Такой ни семью содержать не сможет, ни защитить, ежели что. Не совершай ошибки.

– Да будет тебе, отец, – улыбнулась Грета, хорошее расположение духа которой не поколебала эта отповедь. – До чего великолепное представление сегодня шло! Прямо по сцене ехал паровоз – маленький, конечно – и казалось, что он настоящий, только далеко. Да что паровоз, там...

– Ты слышала хоть, о чём я тебе сказал? – перебил её мастер. – Заканчивай с этими прогулками. Вот сын Стефана...

Но тут уже Грета перебила отца.

– Не сватай мне ни Мартина, ни кого-то другого, – решительно произнесла она. – Я буду только с тем, кого люблю, а если не судьба – что ж, лучше одна проживу.

И она поднялась к себе.

– Ужинала-то хоть? – крикнул было ей вслед мастер, не дождался ответа, вздохнул. – Вот они, детки, – покачал он головой, обращаясь уже к ученику. – Вырастают, а потом... ой, да кому я это говорю. Ты вот тоже своих родителей не больно слушал.

Джереон ворчал и не замечал, как застыл хвостатый, прикусив губу. Грета сказала не «полюблю», а «люблю», и значит, она уже кому-то отдала сердце. И ясно как день, кому. Сам-то Ковар и в грёзах не осмеливался вообразить, что дочь мастера тепло на него взглянет. Отчего ему, дураку, казалось, что они всегда будут жить так, как сейчас, втроём, почти одной семьёй?

В ту ночь он долго не мог уснуть, глядя в стену сухими глазами. Весенний ливень бушевал и грохотал по крыше.

А наутро, едва рассвело, за мастером Джереоном пришли стражники и забрали во дворец – его одного.

Глава 10. Настоящее. О тайнах прошлого и ночных дорогах

В доме было темно, и новый знакомый не стал жечь свет. Он чем-то загремел, раздался ритмичный треск, а затем в больших ладонях разгорелся светляк.

Хитринка так и впилась в него взглядом. Этот механизм словно приходился старшим братом тем, что летали у болот. Пусть гораздо более неуклюжий и шумный, пусть светит тусклее, но очевидно, что делал светляков один и тот же мастер.

– Сюда, подальше от окон, – указал рукой стражник. – Из соседей здесь лишь пара глухих стариков, вроде как мы пока не привлекли их внимания, и пусть оно так и остаётся.

Затем он пристально поглядел на Марту.

– Ты и есть Гретина воспитанница?

– Тебе-то, дядька, что за дело? – выставила та колючки. – Сперва сам расскажи, кто таков и что тебе от нас надо.

Стражник сел за старый выщербленный стол, установив светляка перед собой, и уронил лицо в ладони. Впрочем, долго молчать не стал.

– Грета из-за тебя в беде, – сказал он, поднимая глаза. – В большой беде. Она попала в руки к людям правителя, и те сейчас пытаются выбить из неё сведения, где тебя искать, малявка. Мне чудом удалось перекинуться с Гретой словечком, и это она посоветовала ждать тебя в приютском саду. Она полагала, ты уж непременно вернёшься, раз не нашла того, за кем тебя послали.

– А если ты друг Греты, чего тогда её не вытащил? – всё ещё с подозрением спросила Марта.

– Ты не представляешь, о чём говоришь, – покачал головой стражник. – Охраны там будь здоров, и вывести Грету мне было не под силу, да она и не хотела уходить. Я напоил троих, что сидели перед её камерой, и времени у нас было в обрез. Нужно, чтобы вы закончили, что она начала, иначе её жертва будет напрасной.

Тут человек перевёл взгляд на Прохвоста и Хитринку, молча стоявших у Марты за спиной.

– Вы тоже приютские? – спросил он.

– Нет, – отрезала Хитринка.

Она была совершенно не рада тому, какой оборот приняли дела. На болотах, это верно, жилось паршиво, но там хотя бы сохранялась уверенность, что и завтра будет так же, и послезавтра. А в этом проклятом городе их бросало туда-сюда, и неясно было, что случится в следующую минуту.

– Расскажите нам, что происходит, – вступил в беседу Прохвост. – Марту мы не оставим, но мы должны знать, что делать. Почему за ней охотятся волки? Для чего идти к Вершине Трёх Миров?

– Давайте вот что, – произнёс стражник, помедлив. – Малышку я зря пугать не хочу. Ты, парень, сядь, я тебе всё расскажу, а ты уж потом сам решишь, как бы ей это передать осторожненько, да и когда. А вы, девочки, дом осмотрите пока, только к окнам не подходите.

Хитринка фыркнула презрительно. Взрослый, а неприятные разговоры и ответственность стремится переложить на чужие плечи.

Вслух она этого, конечно, не сказала. Что зря время терять, позже Прохвост всё расскажет. Да и Марте не помешает узнать, что происходит, ведь это касается её напрямую. А пока Хитринка взяла девчонку за руку, и та доверчиво пошла за ней следом.

– Темно, – спохватился стражник, когда они уже были на середине лестницы. – Погодите, свечу вам поищу...

– Не нужно, – отмахнулась Хитринка.

Она как раз доставала из торбы светляка. Встряхнула, и тот загорелся в её ладонях.

Стражник привстал уже, чтобы раздобыть огня, да так и замер.

– Призрака, что ли, увидел? – насмешливо спросила Хитринка и, не дожидаясь ответа, потянула Марту наверх.

– Верно, призрака, – пробормотал тот, садясь на место и проводя рукой по лбу. – На миг мне показалось – это Грета вернулась домой...

Дом выглядел так, будто обитатели давно его покинули. Вещи и мебель покрылись слоем пыли, углы затянула паутина.

Наверху оказалась всего одна комната. В узкой вазе на столике темнел давно высохший букет. На тщательно заправленной кровати – ни складочки, но светлые причудливые кружева одеяла густо покрыла пыль. Такой же серый налёт времени лежал и на когда-то белоснежной подушке.

– Фу, – фыркнула Марта, сунув нос в шкаф. – Не нравится мне, как здесь пахнет. Что там этот усатый сказал, будто это дом Греты был? Ошибся, может? Грета всегда жила в Приюте.

Затем она с грохотом выдвинула ящик.

– Ой, прелесть какая! Только погляди на эти маленькие вещички. Как думаешь, кто мог быть настолько крохотным, чтобы их носить? Уж точно не Грета!

– Вещи не трогай, – предупредила Хитринка, задвигая ящик. – Это чужое, и чего бы ты ни нахваталась в своём Приюте, сейчас действуем по нашим правилам: не твоё – не бери.

– О-ой, – без малейшего раскаяния отмахнулась девчонка. – Если это всё вправду Гретино, так она бы мне разрешила...

И она выбежала из комнаты своей странной походкой – то ли прихрамывающей, то ли танцующей – и двинулась дальше по коридору.

– Тоже комнатка, – донеслось до Хитринки вместе со скрежетом двери.

Марта толкнула узкую створку, которую Хитринка прежде приняла за стенной шкаф, и за нею обнаружилась крошечная каморка. Были там лишь голый топчан да стопка книг на полу, да ещё приверченный к стене подсвечник и крохотное окошко под самым потолком – только руку просунуть, не больше.

– А Грета – она хорошо к тебе относилась, да? – спросила Хитринка.

Ей казалось, нужно как-то поддержать Марту, лишившуюся единственного близкого человека. Но как начать такой разговор, она не знала.

– Хорошо, – ответила девчонка, поднимая на Хитринку серьёзный взгляд своих круглых светлых глаз. – Жалко, что не она была моей мамой, и сама она тоже о том жалела. Ты думаешь, может быть, я не понимаю, что могу уже никогда больше её не увидеть?

– Да я не потому... – пробормотала Хитринка, досадливо морщась. Хотя и такая мысль тоже её посещала, что таить.

– Всё я понимаю, – строго произнесла Марта. – Только, знаешь, жизнь в Приюте не сахар, особенно если родишься горбуньей, да ещё вдобавок хромой на обе ноги. Плакать я давно разучилась, да и не помогают они, слёзы. Так и Грета всегда говорила: если хочешь изменить что-то к лучшему, не плачь, а действуй.

– Объяснила бы она тебе ещё, как действовать. Ладно уж, давай подождём, Прохвост что-нибудь разузнает и всё нам передаст.

Но Прохвост, как выяснилось немного погодя, не торопился ничего сообщать.

– Я по пути всё расскажу, – сказал он. – Вот поедем в город Шестерни, дорога долгая, тогда и побеседуем.

– Зачем нам в город Шестерни? – прищурилась Хитринка, складывая руки на груди. Чтобы Прохвост что-то от неё таил – неслыханно!

– К Вершине вам нужно, – виновато произнёс стражник. – Времени мало, так что... Перед рассветом с юга пройдёт грузовой состав, он везёт зерно в город Шестерни, на нём доберётесь поближе. А дальше я парнишке уже пояснил маршрут.

Затем он помялся, покосился на Хитринку и добавил нерешительно:

– Ты платок-то какой у Греты поищи, волосы прикрыть. Полукровок и у нас не жалуют, а к северу народ злее. Слыхал я, у Разводных Мостов одного такого камнями забили.

– Каких ещё полукровок? – не поняла она. – Что это вы тут ещё мелете? С чего меня так зовёте?

– Ты не знала, что ли, что у хвостатых волосы или чёрные, или тёмно-каштановые, и никак иначе? – спросил стражник. Выглядел он озадаченным. – А если светлые или вот рыжие, как у тебя, значит, в тебе и человеческая кровь.

– Вот чушь какая! – разгневалась Хитринка, ощущая, как жар приливает к щекам. – Впервые эту ерунду слышу! Да неужто мне дед или бабка бы этого не сказали, если оно и вправду так?

Прохвост шагнул к ней и обнял за плечи, поддерживая.

– Да и мне они ничего такого не говорили, – немного неуверенно сказал он, – но мы потом обязательно разберёмся. Ещё у кого-нибудь спросим. А платок на всякий случай ты поищи, хорошо?

– Я не хочу этого всего знать! – выпалила Хитринка. – И ни к какой Вершине не хочу. Дайте мне вернуться на болота!

– Послушай, дело серьёзное, – сказал ей названый брат. – Если не мы, Марте никто не поможет. А чтобы она могла проделать этот путь, несколько хороших людей уже рискнули жизнью. Ты продержись ещё несколько дней, очень тебя прошу. Я по дороге тебе всё объясню, и ты сама поймёшь, что так будет правильно.

– И мне объяснишь, – пискнула Марта.

– Само собой, и тебе, – без промедления ответил Прохвост. Но Хитринка умела определять, когда он недоговаривал, и это был тот самый случай.

Платок она всё-таки нашла и укуталась по самые брови, а сверху ещё и натянула капюшон истрёпанной накидки. И была Хитринка в такой растерянности, что не передать словами. Даже рассердиться как следует не получалось.

Она-то привыкла думать, что матерью её была какая-нибудь девица с городского дна, которой оказалось не до забот с младенцем. Иногда в порыве великодушия Хитринка воображала, что у этой девицы имелась уважительная причина отказаться от дочери – к примеру, смерть. Но что её матерью была человеческая женщина? Вот уж чушь, чушь несусветная!

– Что ты сказала? – переспросил Прохвост.

– Ничего я не говорила! – буркнула Хитринка, вновь погружаясь в размышления.

Да кто бы поглядел на хвостатого? Что это была за несчастная, опустившаяся, не уважающая себя душа? На болоте жила одна такая пара, Хитринка застала их уже пожилыми, Злыдня и Эберт. И хотя в кругу отщепенцев граница между людьми и хвостатыми была практически стёрта и все они мирно соседствовали, поддерживая друг друга, но к этому союзу относились с молчаливым неодобрением.

Так разве бы Хитринке кто из соседей не сказал, что она полукровка? Неужто удержали бы языки за зубами? Все они в молодые годы жили в городе и окрестностях, уж должны-то повидать всякое, от них бы не утаилось, что она наполовину человек. И кто она теперь? Ни то ни сё, ни к одной стороне не причислена, ещё и камнями таких бьют. Проклятый отец, за что он наградил её такой судьбой? Вот почему, наверное, дочь оказалась негодной для него. Да пропади оно всё пропадом!

– Чего ты ругаешься? – с любопытством спросила Марта.

– Вовсе я не ругаюсь, – мрачно ответила Хитринка.

Стражник тем временем что-то искал, простукивая стену за пустыми рядами полок.

– Ага, вот оно, – наконец довольно произнёс он, с усилием сдвигая доску в сторону.

В стене обнаружился небольшой тайничок. Стражник погрузил туда руки, набрал полную горсть небольших предметов и со звоном высыпал на стол.

Огонёк светляка заплясал на серых металлических пластинках.

– Лет-то вам сколько? – поднял глаза стражник. – Тебе, малявка, пять или шесть?

– Одиннадцать, – сурово ответила Марта, хмуря белые брови. – Ростом я не вышла, да ещё вот этот горб проклятый.

Стражник призадумался.

– Ох, как давно уже... – непонятно сказал он, перебирая таблички. – А всё ж таки давай представим дело так, будто тебе лет поменьше. Те, которые тебя ищут, уж наверное, знают точный возраст. Вдруг да поможет хоть немного сбить их со следу. Вот, держи, будешь Матильдой, запомни.

И он протянул Марте одну из пластинок, которая немедленно исчезла в кармашке платья. Раздался звон. Хитринка вспомнила, что девчонка так и не вернула украденные из повозки монеты, и строго поглядела на неё. Марта приняла невинный вид, ну чисто одуванчик на полянке.

– Злорад, рождён в двадцать третьем году нового мира, – прочёл тем временем стражник выбитую на очередной табличке надпись и с сомнением поглядел на Прохвоста. – Поверят ли, что тебе восемнадцать?

– Скажу, плохо питался, – улыбнулся тот. – Да и разница-то всего два года, сойдёт.

– Что ж... И Плутня, двадцать шестой год нового мира. Это тебе, – произнёс стражник, протягивая жетон Хитринке.

Затем он сгрёб таблички и спрятал в прежнем месте.

– А откуда здесь хранилище пропусков? – поинтересовался Прохвост.

– Самому любопытно, – буркнул стражник. – Грета подсказала, где искать, для Марты чтобы новый подобрать. А я-то думал, всё о Грете знаю. Ну да ладно, это уж не ваше дело. Пойдёмте теперь наружу, мне ещё дверь опечатать нужно, да до вокзала пока доедем по окраинам... на состав вам опоздать никак нельзя.

Ехали долго, медленно, почти в полной темноте. Огни повозки стражник – они до сих пор не знали его имени – пригасил, оставив тусклый свет, лишь чтобы видеть дорогу перед колёсами. Он выбирал какие-то кривые пути, где и окна, и двери часто были заколочены, и старался не поднимать шума.

Один только раз за ними увязались бродячие псы. Похоже, путь лежал мимо свалки, и собаки, роющиеся в отходах, бросили это дело ради удовольствия облаять экипаж. Стражник ругался сквозь зубы, но ничего поделать не мог.

Позади открылось окно, послышался плеск воды, чья-то ругань. Один из псов взвизгнул, остальные залаяли было громче, но по дороге ещё что-то загрохотало. Псы притихли и наконец отвязались.

Экипаж подъехал к открытому месту, где на большом отдалении друг от друга стояли фонари, и стражник заглушил мотор.

– Дальше пешим ходом, – скомандовал он.

Компания побрела по насыпи из мелких камней, стараясь не поднимать шума и держаться подальше от света. Слева виднелась городская стена – там должна была стоять охрана. Справа возвышалась тёмная громада вокзала с причудливыми скатами крыши. Его большие окна, отражающие огни фонарей, были черны, светились лишь часы на одной из башен, размытые в тумане.

– Успеваем, – кивнул стражник, поглядев на циферблат.

Блестели колеи, протянувшиеся по земле, будто длинные серебряные змеи. Кое-где они сплетались, переползали друг через друга. От этих участков стражник велел держаться подальше.

– Если переведут стрелки, а тут будет чья-то нога... ну, вы поняли, – пояснил он.

У вокзальной платформы стоял состав. Чёрный, длинный и мёртвый, он застыл неподвижно, и казалось немыслимым, что какая-то сила способна сдвинуть этакую тяжесть с места.

– Нам сюда? – негромко спросила Хитринка.

– Э, нет, – покачал головой их спутник. – Нужный поезд ещё не прибыл. Вот здесь, за вагонами, его и подождём. Да смотрите в оба, чтобы нам на обходчика не наткнуться.

На мгновение Хитринке показалось, что на крыше вагона мелькнула чья-то фигура, но видение так же быстро исчезло.

Издалека послышался слабый гул. Казалось, сама земля запела и задрожала, и эта дрожь передалась ногам. Раздался протяжный гудок.

– Готовьтесь, – сказал стражник. – Состав не остановится, но сбросит скорость, и вам нужно будет успеть.

– Прямо-таки отлично, – проворчала Хитринка.

Ей стало страшно, как никогда в жизни, когда огромная чёрная машина в клубах пара начала стремительно приближаться, слепя огнями. Даже когда довелось сидеть на дереве в окружении волков, было не так жутко.

Шум нарастал. Новый гудок взвыл так пронзительно и громко, что всё внутри перевернулось. Ударил поток горячего воздуха, вынуждая отступить, срывая капюшон. Мимо покатили вагоны – да ни капли этот распроклятый состав не замедлился!

– Цепляйтесь, чего ждёте! – заорал стражник, перекрикивая грохот колёс.

Прохвост ухватился за борт низкого вагона, проплывающего мимо, ловко перелез, протянул руки. Стражник, что бежал следом, подал ему Марту.

Хитринка тоже бежала, глотая дым и сырой ночной воздух, но прыгать не решалась. Ей казалось, она тут же угодит под колёса, где её перемелет на кусочки. По щекам текли злые слёзы.

– Вот же дурёха, – раздалось над ухом, и кто-то её подхватил, поднимая выше.

Она и тут не решилась схватиться за борт, но Прохвост вцепился, потянул её к себе, и они упали на что-то относительно мягкое. При этом Хитринка больно стукнулась о холодную стенку вагона.

Прохвост вновь перегнулся через борт, помахал рукой. Хитринка осмелилась поглядеть тоже, но стражника уже не было видно. Он остался где-то там, в чёрных тенях за спящим составом. Но тут глаза заметили тень, летящую по земле.

Всё ближе, ближе, вот-вот поравняется с их вагоном... Жёлтое пятно очередного фонаря выхватило из мрака механического волка.

Зверь бежал молча, упорно. Красные огни глаз устремлены были прямо на них.

Прохвост успел её отдёрнуть прямо перед тем, как волк прыгнул. Зверю не удалось преодолеть преграду борта, но перед глазами Хитринки ещё долго стояли алые пятна его зрачков и оскаленная в свете фонарей пасть, в которой не хватало одного зуба.

Ох, и почему только они не остались дома!