Текст книги "Серебряная лоза (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Глава 56. Настоящее. О сражении на Вершине

У Вершины Трёх Миров теперь стояли экипажи – с десяток, не меньше. Впрочем, стояли не все: какие-то лежали на боку, а один заехал на передок другого и стал похож на пса на задних лапах. Некоторые из машин столкнулись друг с другом, помяв бока.

Один экипаж впереди, необычного цвета, привлёк внимание Хитринки: рыжий, точно волосы Греты.

Выше по склону мелькали фигурки людей, доносился треск ружейных выстрелов и поднимались облачка дыма.

Карл и Каверза выпрыгнули наружу. Гундольф последовал за ними, а Грета замешкалась, не зная, как ей быть. Сердце тянуло её вперёд, и оно же велело оставаться.

– Давай с нами, – разрешил эти сомнения Карл. – Каждый, кто стрелять умеет, для нас на вес золота. А вы, детишки, спрячьтесь в фургоне и не высовывайтесь, ясно? Ты, парнишка, водить умеешь, вот если что, отъезжайте, понял?

И он, не дождавшись ответа, пошёл вперёд, и остальные за ним. Лишь Грета задержалась ненадолго.

– Будь осторожна, – сказала она Хитринке, обнимая её и целуя. Затем обняла и Прохвоста:

– И ты тоже береги себя и сестру.

Грета пустилась вдогонку за остальными, а когда они сделались не крупнее заклёпок на крыле светляка, этот глупый, бестолковый, беспечный Прохвост выбрался из фургона.

– Я тоже с ними, – сказал он виновато. – Не могу просто сидеть, понимаешь, сестрёнка? Я стрелять немного умею, ружьё по пути найду, ты за меня не тревожься. Сама же слышала, что Карл сказал, стрелки на вес золота.

– Да ты вообще не умеешь стрелять! – вскричала Хитринка. – Вот не поверю, что так быстро выучился! Не смей, не смей меня оставлять!

– Я вернусь, – только и сказал её несносный названый братец и закрыл дверцы кузова, пока Хитринка не успела выбраться наружу. Она услышала, как заскрежетал металл наружного засова.

Хитринка кричала и колотила по дверцам, но никто не спешил открывать, а задвижка, конечно, оказалась слишком прочна, чтобы сломаться от толчков. Так что пленница, смахнув злую слезу, опустилась на пол фургона, но тут же поглядела на решётку, отделяющую кузов от салона.

Металлическую раму удерживали четыре винта, и если бы только удалось их поддеть...

Хитринка рванула с платья медную пуговицу. Та оказалась не очень-то крепкой, края её то и дело гнулись, но всё-таки расшатанные винты поддавались! Одолев три из них и отведя решётку в сторону, Хитринка протиснулась в образовавшуюся дыру.

Она что-то задела, и фургон завыл длинно. Страшно перепугалась, как бы не стронуться с места, но этого не случилось. Наконец, свалившись на сиденье, Хитринка дёрнула ручку и выползла наружу.

Прохвоста уже и след простыл, а другие поднялись выше по горе, даже звук выстрелов не доносился. Ждать не хотелось, но и куда идти, было неясно. Хитринка решила двигаться к макушке горы, держась в стороне от людей, пока не увидит своих. Так она и поступила.

Она совершенно не могла понять, зачем Прохвоста понесло на гору. Кто вообще по доброй воле потащится сюда, в это опасное место, полное злых и кричащих людей, где, кажется, все стреляют во всех? Хитринка держалась так далеко от дороги, как только удавалось, чтобы различать при этом лица или хотя бы одежду. И всё равно ей было страшно, очень страшно – до слабых ног и потных ладоней, до колотящегося комка в груди, до животного желания бросить всё и бежать отсюда как можно дальше. Если бы не этот дурак Прохвост, никогда бы она не заставила себя идти вперёд!

Но названого брата Хитринка нигде не видела. И Грету, и Карла, и Каверзу тоже. Всё какие-то незнакомцы – одни в форме с рядами блестящих пуговиц, другие в чём попало. Кто в костюмах, кто в лохмотьях с заплатами.

Она укрылась за валуном, пытаясь сообразить, кто побеждает. Вот упал один, с пуговицами. Нет, остался жив, отполз в сторонку...

Кто-то хлопнул по плечу, и Хитринка от неожиданности заорала.

– Тише ты, – сказал ей незнакомый хвостатый. – Что здесь забыла, девчонка? Ну-ка живо дуй вниз.

– Н-не могу я, – ответила Хитринка.

Сердце от страха упало в пятки, она вся до макушки покрылась мурашками и тут же рассердилась из-за этого, потому закончила фразу уже твёрдо:

– Мой братец здесь. И друзья. И нечего пугать, никуда я не уйду!

– Дурёха, – покачал головой её собеседник. – Ты же не боец, это сразу видно. И какой только осёл притащил с собой ребёнка? Ну хоть не суйся из укрытия, да по сторонам гляди. Это хорошо, что я сейчас подошёл, а если стражник?

Он хотел было ползти вперёд, но замер, поморщившись, и покачал головой. Затем вынул из-за пояса маленькое ружьё, покрутил его в ладонях. Что-то щёлкнуло.

– Держи хоть мой револьвер. Да бери, не бойся. Возьмись за рукоятку, вот так. Другой рукой обхвати правую снизу. Вот это – спусковой крючок, без нужды туда палец не клади. Руки вытягиваешь прямо, и выше подними, на уровень глаз. Не прижимай их к груди, да выше, выше, говорю! Вот. Если безопасно будет выпрямиться в полный рост, ноги ставишь на ширину плеч. Теперь эту маленькую штучку видишь? Отводить её вот сюда перед каждым выстрелом, запомни, не забудь. Выстрелов будет всего пять, не трать зря. Ну, я пошёл, удачи тебе в поисках.

И обернулся напоследок, широко улыбнувшись:

– Да в спину мне не попади, ладно?

В улыбке не хватало одного зуба.

Он ускользнул, а Хитринка сообразила, что даже не поблагодарила. Да она и не чувствовала радости от такого подарка, только ещё один страх добавился к прежним – забывшись, нечаянно выстрелить себе в ногу.

Хитринка ещё раз попробовала, вытянув руки, прицелиться, и тут увидела Гундольфа.

Все здесь, как умные люди, старались прятаться за какими-нибудь укрытиями: за камнями и скальными выступами, за взобравшимся выше остальных экипажем, за остатками древесных стволов, даже за телами павших за неимением лучшего. Сражающиеся пригибались к земле, а то и вовсе ложились. Но глупый Гундольф шёл так спокойно, будто он на прогулке. Так ведь ещё и стрелять из ружья с одной левой рукой не мог. Хитринка только сейчас задумалась: а зачем, собственно, он вообще сюда полез?

А затем она заметила человека в форме за его спиной. Истрёпанная куртка покрылась слоем бурой пыли, но даже сквозь неё блеснули пуговицы. Стражник поднимал ружьё.

– Гундольф, сзади! – закричала Хитринка так громко, как могла, даже горло заболело. И она подняла револьвер, как учил незнакомец, и выстрелила в сторону стражника, но не попала.

И тот выстрелил тоже.

В это же время какая-то тень бросилась на Гундольфа с другой стороны дороги, и он упал, не удержавшись на ногах.

Хитринка застыла в тревоге, забыв даже дышать, не зная, жив этот глупец или нет. Тот, второй, что сбил его с ног, точно был жив: извернувшись, он послал пулю назад, и стражник упал, раскинув в падении руки и выпустив ружьё. Тело его немного прокатилось вниз по склону.

Хитринка оглянулась влево, вправо, не заметила поблизости врагов и решилась подползти ближе к дороге.

– Да что ж ты делаешь, больно же, – донёсся стон Гундольфа.

Он сел, баюкая раненую руку.

– А лучше, чтобы лежал сейчас с пулей в спине? – процедила сквозь зубы Каверза, потому что это оказалась именно она. – Жить надоело?

– А зачем мне жить? – мрачно ответил Гундольф.

– Зачем? Рот закрой и тащи свой зад вперёд! Там Марта, там все наши. Если собрался умереть, то хоть с пользой, спаси кого-то перед этим. А не так по-дурацки, чтобы всем друзьям стало стыдно за тебя!

– Ладно уж, понял, – буркнул Гундольф. – Ну, пошли тогда.

– Ты иди, – сказала ему Каверза, – а я тут побуду. Тех, кто снизу поднимается, сдержу, сколько могу, а затем догоню. Давай-давай, шагай уже!

И Гундольф пошёл, а Каверза осталась лежать. Совсем не удобное и не безопасное это было место, чтобы поджидать врага. Середина дороги – ни ямки, ни камешка. Хитринка вновь огляделась и поползла, пригибаясь, вперёд. Дурацкий револьвер только мешал, его стоило бы бросить.

– А, подруга, – криво усмехнулась Каверза, обернувшись на шум. – Что, не удержалась, явилась следить, как бы я не повисла на шее у твоего братца?

– Замолкни, дура проклятая! – сердито выпалила Хитринка. – Чего разлеглась?

– Передохнуть захотелось, – ответила хвостатая, не прекращая улыбаться. Только улыбка была как будто усталая.

Хитринка, не желая больше спорить, отложила револьвер в сторону и придвинулась ближе, намереваясь подхватить Каверзу под мышки и оттащить, если получится, в сторону.

– Не трожь! – зашипела на неё та. – Здесь, может, ещё кого-то успею положить. А сдвинешь если... беги отсюда вниз и сиди, где было велено!

– А ты отведи меня! – фыркнула Хитринка.

Каверзу она трогать не стала, лишь подняла револьвер с земли и попыталась вспомнить, какую штучку ей советовали отвести в сторону перед выстрелом. Чем-то щёлкнула, надеясь, что сделала всё правильно. И опять осмотрелась в тревоге, не зная, с какой стороны покажется враг.

Каверза шевельнулась, поднимая ружьё: прямо на них по дороге поднимался стражник. Прогремел выстрел, но меткая обычно хвостатая в этот раз не попала в цель. Второй оказался удачнее.

После этого Каверза опустила голову, закрыла глаза и перестала следить за тем, что творится вокруг. Она побледнела, на лбу и над губой выступил пот, а дыхание стало шумным и прерывистым.

– Проваливай уже, а? – прошептала она чуть слышно и поморщилась.

– Молчи, дура! – ответила ей Хитринка дрожащим голосом.

Следующий стражник пришёл сверху.

Был он изрядно потрёпан, зажимал ладонью располосованную ногу и всё оглядывался, хромая, точно ожидал преследования. Увидев двоих на дороге, потянул ружьё из-за плеча.

– Не двигайся, не то я выстрелю! – завопила Хитринка, и револьвер в её руках так и заплясал, выписывая кренделя.

Но стражника это не остановило. Он только усмехнулся нехорошо, утерев кровь со лба, и ружьё его поползло вверх. Хитринка чувствовала всем телом, как чёрный глаз оружия шарит по ней в поисках самого уязвимого места. Она зажмурилась и надавила на спусковой крючок, затем осмелилась открыть глаза.

Стражник глядел удивлённо, будто не веря, что противник оказался способен дать сдачи. Но он всё ещё стоял на ногах, и ружьё оставалось при нём. Потому Хитринка, уже не думая особо, ещё раз прицелилась и потянула крючок, однако в этот раз ничего не получилось.

Волна паники захлестнула её с головой, но тут же, по счастью, она вспомнила, что говорил хвостатый о штучке, которую надо дёргать перед каждым выстрелом. И Хитринка успела, успела прежде, чем стражник вновь поднял ружьё, и он упал, а она всё ещё стояла. На мгновение ей стало радостно, а после совсем нехорошо.

Но Каверза уже не видела ни её успеха, ни её поражения.

Если бы Хитринка только знала, что ей делать! Найти рану, перевязать? Но чем? Или просто зажать, или оттащить эту дурёху в сторону, хоть за камень? Да жива ли она ещё?

Хитринка упала на колени рядом с Каверзой и затрясла её за плечи. Та застонала, но глаз не открыла. А проверить, куда она ранена, было так страшно! Хитринка уже насмотрелась на лежащие тела, исковерканные, безнадёжно испорченные, при взгляде на которые даже ей становилось ясно: дела не поправить. Она не хотела, совсем не хотела видеть, что с Каверзой случилось то же самое!

Пожалуй, если бы какой-то стражник наткнулся на них сейчас, то тут бы конец и Хитринке. Она совсем перестала глядеть по сторонам, да и что увидишь такими полными слёз глазами. Но раздалось хлопанье крыльев, и на дорогу опустился ворон. Он прошёл несколько шагов, склонил умную головку и мягко потянул Каверзу за прядь волос.

– Вольфрам!.. – всхлипнула Хитринка. – Ты здесь! Вот бы ты смог позвать кого-то на помощь!

Ворон легонько клюнул Каверзу в щёку, та никак не отреагировала. Затем он обошёл её, поглядел в лицо хвостатой с другой стороны, коротко вскрикнул, расправил крылья и улетел.

Хитринке очень хотелось верить, что за помощью.

Она вновь обрела надежду, утёрла слёзы и принялась следить за дорогой. Ниже по склону ещё стреляли, но похоже было, одна из сторон проигрывает. Тёмные фигурки бежали вниз, и два или три экипажа сорвались с места и укатили. Хитринка очень надеялась, что это удирают стражники.

Кто-то показался наверху, и она поспешно направила туда револьвер. Хорошо хоть крючок сдуру не нажала, потому что это торопливо спускался Карл, и никого ещё Хитринка в жизни не была так рада видеть. Чуть впереди него летел ворон.

Последние шаги Карл пробежал, упал на колени перед Каверзой, взял её за запястье, попытался нащупать что-то на шее. Выражение его лица не понравилось Хитринке.

– Держись, слышишь меня? – прорычал он, подхватывая Каверзу на руки. – Только посмей умереть!

И обернулся к Хитринке:

– Наверху безопасно, наши там, твой братец тоже. Можешь туда идти.

– Нет, – замотала та головой. – Я с вами!

И пока Карл спускался, шагая так быстро, как только мог, Хитринка бежала рядом, крепко сжимая револьвер и готовясь пустить его в ход, если придётся.

Внизу они взяли экипаж, стоявший в стороне от остальных. Ещё несколько машин отъезжали, открывая путь, кто-то стрелял им вслед. Здесь уже стало понятно, что люди в форме потерпели поражение.

Хитринка забралась на заднее сиденье, и Карл уложил Каверзу головой к ней на колени. Стянув с себя куртку, велел прижимать её крепко к боку раненой, прыгнул за руль и с ходу вжал педаль до упора. Они подняли столько пыли, что Хитринка даже не разглядела, как они выехали за разрушенную стену.

Экипаж трясло. Голова Каверзы моталась из стороны в сторону, хотя Хитринка и пыталась её придерживать. Второй рукой она крепко держала куртку, надеясь, что та не сместилась. Руки совсем онемели.

– Только попробуй мне тут помереть, дура проклятая, – шептала Хитринка, и слёзы, срываясь из её глаз, капали прямо на лицо Каверзы.

Та пошевелила пересохшими губами и что-то пробормотала.

– Ненавижу ночевать... под открытым небом... – с трудом разобрала Хитринка.

Карл летел, не выбирая дороги. Они даже обогнали экипаж, отъехавший от Вершины раньше них, а ведь люди в нём пытались спасти свою жизнь. Хитринка уже почти не чувствовала правую руку и подумала, что та, чего доброго, отвалится к концу пути. Ей было стыдно за эти мысли, такие неуместные сейчас, но ведь правда, рука ужасно затекла. И пошевелить ею было нельзя, ведь от этого, может быть, зависела жизнь Каверзы.

Карл направился не к Замшелым Башням, а в другую сторону. Хитринка никак не могла понять, куда именно.

– А куда мы едем? – спросила она.

– К дому, – бросил Карл. – В нашем городе я хотя бы знаю, где искать докторов.

– Карл, а Марта...

– Не отвлекай от дороги. Зови, только если Каверзе станет худо, поняла? – перебил её собеседник.

– Поняла, – ответила Хитринка.

Ещё она поняла, что с Мартой, наверное, случилось что-то такое, о чём не хочется рассказывать, и вновь тихонько заплакала.

Близился вечер этого долгого и ужасного дня, когда они подъехали к городу Шестерни.

– Чтоб его! – воскликнул Карл, поворачивая правее.

Хитринка выглянула в окно и увидела кое-что странное. Такие же необычные деревья, как на Вершине, стелющиеся по земле, проросли здесь в изобилии, перекрыв часть дороги. Только тут они были не обгоревшие, а серебристо-белые, как перья Вольфрама, и напоминали гигантские ростки, выползшие из тёмных семян.

Приглядевшись, Хитринка поняла, что это были за семена. На земле лежали механические волки господина Ульфгара. Вот почему они не вернулись к горе. Но что же за сила одержала над ними верх, как такое могло случиться?

Подъехав к дому, Карл остановил экипаж у забора. Спешно отпер, внёс Каверзу, попросил Хитринку разрезать простыню на полосы, а затем выставил её за дверь. Когда дверь открылась, хвостатая уже лежала, укрытая одеялом.

– Я в город, – коротко бросил Карл. – Побудь с ней.

– Подожди! – воскликнула Хитринка. – Что с Мартой?

– Не успели мы, – с горечью покачал головой её собеседник. – Этот пёсий сын заставил её открыть врата и ушёл вместе с девочкой и с частью своих людей. Так нам сказал один, что валялся на земле, прежде чем испустить дух. Очень веселился, мерзавец. Каверзе, если очнётся, не говори, ясно?

Хитринка пообещала.

Карл ушёл, и она, притащив табурет, села у изголовья раненой. Та тяжело дышала, и на лицо её по временам набегала тень, как у того, кому снится кошмар. Хитринка решила, смочив тряпицу, протереть ей лоб.

– Не надо! – закричала вдруг Каверза. – Не бей меня, не бей! Ведь я же принесла тебе бутылку!

Голос её звучал обиженно и будто по-детски.

– Всё хорошо, – сказала Хитринка. – Ты в безопасности, слышишь?

Каверза ненадолго затихла, но лишь затем, чтобы погрузиться в очередной кошмар.

– Не уезжай, братишка! – взмолилась она. – Я прошу, не бросай меня! Я знаю, тебе не нужно туда, не нужно!.. Нет!.. Он не мог умереть, он не мог бросить меня! Только не он! Ты не должен туда ехать, слышишь?..

– Он не умер! – закричала Хитринка ей в ухо. – Ты слышишь, твой братишка жив!

Каверза попыталась приподняться и открыла глаза, только Хитринка зуб могла дать, что эти глаза видят не её и не старенькую неприбранную комнату, а что-то другое.

– Где он? – спросила Каверза. – Когда он придёт?

Пришлось изо всей силы навалиться на её плечи, чтобы заставить лежать спокойно.

– Жди! – сказала Хитринка. – Будешь себя хорошо вести, и он обязательно придёт, вот увидишь. А будешь вертеться, истечёшь кровью и помрёшь, тогда не успеешь встретиться со своим братцем.

Голова хвостатой вновь упала на подушку. Неясно, слышала ли она хоть что-то, понимала ли. Хитринка отчаянно надеялась, что да.

– Ты только доживи, – сказала она, обхватив своими маленькими ладонями безвольную руку Каверзы. – И слово даю, ни капельки даже на тебя не стану сердиться ни за что. И с Прохвостом можешь дружить сколько влезет. Не умирай только!

В это время со двора послышался какой-то шум, затем выстрел. Хитринка вскочила на ноги в тревоге, отыскала брошенный револьвер и осторожно прокралась к кухонному окну – поглядеть, что творится. Должно было оставаться, если только она не ошиблась в счёте, две пули.

Глава 57. Прошлое. О том, кто выжил, кто погиб и кто победил

Ковар мчал по дороге, отчаянно пытаясь не уснуть и не потерять из виду волка. Он бы с радостью передохнул, но позволить этого себе не мог. И так потерял немало времени, пытаясь разыскать в Золотых Песках хоть какого-нибудь лекаря.

Все мастерские в этом городке встали, и стражники недолго смогли сдерживать натиск рабочего люда. В Песках всем заправляла Одилия из «Птиц», обманчиво хрупкая пожилая женщина, хитрая, как дюжина хвостатых. У неё имелась своя ювелирная лавка и пять крепких сыновей. Одного из них, Герберта, Ковар заметил в суматохе – такого здоровенного да рыжего, красного даже, как огонь, сложно было проглядеть. Со стражниками к тому моменту уже покончили, те сложили оружие и сидели под замком в тюрьме, но нашлись люди, желающие поживиться под шумок. Герберт с товарищами как раз пытался остановить мародёров и угомонить тех, кто решил свести личные счёты с обитателями богатых кварталов. Мать его в это время обращалась к народу на городской площади у ратуши.

Ведь если бы половина города превратилась в руины, в конечном итоге никому бы от этого не стало лучше.

– Надо же, кого вижу! – обрадовался Герберт, перехватывая за шиворот тощего малого с жуликоватой рожей, который так и зыркал глазами в поисках лазейки. – Ты чего здесь забыл-то, разве не в столице должен быть?

– Нужен доктор! – поспешил ответить хвостатый, оглядываясь с тревогой на заднее сиденье.

Парень, которого он сперва не счёл живым, застонал чуть слышно, едва они немного отъехали от Мостов. Ковар спешно остановился, осмотрел раны, перевязал, что мог и как мог. Одна пуля попала в плечо, вторая в грудь, но насколько опасно ранение, хвостатый определить не сумел. Он плюнул на преследование экипажа, за которым поехал от Разводных Мостов, перебрал в уме все ближайшие поселения и решил, что лучше двинуть к Золотым Пескам.

Герберт не пошёл с ним, но дал человека, чтобы тот указал путь. Они добрались до небольшого дома на окраине и долго колотили в дверь, пока им не открыл насмерть перепуганный старик. Бедняга полагал, до него добрались мародёры или кто похуже.

Старый костюм доктора пестрел заплатами, половинки очков скрепляла проволока, а впалые щёки свидетельствовали о недоедании. Хвостатый ничего не сказал вслух, а про себя взмолился, чтобы лекарь оказался толковым. Иначе отчего у старика такая беда с доходами?

Ковар оставил раненого в этом доме, отдал все деньги, которые ещё оставались при себе, и попросил связаться с Гербертом, чтобы тот доплатил, если понадобится. Затем накормил ворона – доктор поделился рыбой. Тут на улице стало шумно, и вместо того, чтобы уйти, Ковару пришлось провести на крыльце половину ночи, отгоняя всех, кто желал заглянуть. Ему не нравились лица непрошеных гостей, а им приходилось не по душе его ружьё, так что по взаимному согласию они воздерживались от близкого знакомства.

Хвостатый жалел только, что оставил волка за городской стеной, опасаясь паники. Сейчас бы тот оказал немалую помощь.

Перед рассветом к дому явились хвостатые. Двое поддерживали третьего, склонившего голову.

– Старик дома? – спросили они.

Пришли, похоже, за помощью, так что Ковар посторонился, открывая им дорогу. Вскоре один вышел, присел рядом, прикурил от лампы.

– Вы знаете этого доктора? – осторожно спросил Ковар. – Он как, надёжный?

– Филипп-то? – хмыкнул его собеседник, выдыхая дым. – Жизнь бы ему без колебаний доверил. На моей памяти он пару раз ставил на ноги тех, кого отправляли уже приглядывать местечко на кладбище. Думаю, в нашем городишке он лучший. Спрашиваешь-то чего?

– Да вот, человека я привёз, и хотелось бы, чтоб помощь ему оказали всю возможную. А старый Филипп что-то бедноват для лучшего доктора, верно?

Огонёк папиросы прочертил дугу.

– Ха! – воскликнул хвостатый, хлопнув себя по колену. – Так это оттого, что он нашу братию лечит. Денег, ясно, с наших много не стрясёшь, так Филипп позволяет в долг. И сроков не ставит – говорит, отдадите, как сможете, только чтобы честным трудом добыли, а не в чужом кармане. Ну а люди к нему из-за этого лечиться не ходят. Брезгуют, понимаешь ли. Бедноват, говоришь? Я вот удивляюсь, как старик ещё по миру не пошёл.

Двое согласились посидеть на карауле, и Ковару удалось подремать, а утром его разбудили голоса. Явился Герберт, и он обещал дать защиту старику доктору, потому хвостатый с лёгким сердцем мог уйти. Напоследок он услышал, что раненый парень хоть и потерял много крови, но организм крепкий и должен справиться.

Отыскав волка и приказав ему вести к Марте, Ковар помчался следом. Уже через несколько часов его одолела сонливость, но он знал, что поддаваться нельзя. Он больше не имел права отвлекаться ни на что.

Как ни странно, волк повёл его в обход Вершины. Сперва хвостатый предположил, что они возвращаются в город Шестерни, но затем понял: нет, зверь летит к городу Пара.

И в стороне, на дороге, ведущей к дому Карла и дальше, к городским воротам, Ковар увидел нечто странное. Рощу, которой ещё недавно не было, удивительную рощу с белыми хрупкими деревьями, стволы которых стелились по земле. У корней что-то темнело.

Хотя и страшно спешил, Ковар ненадолго выглянул наружу, подбежал к деревьям. Зрение его не подвело: то, пригвождённые к земле, лежали волки, стальнозубые звери господина Ульфгара. Серебристо-белые стволы прошли сквозь их тела, пришпилили, как насекомых булавками. Некоторых зверей разорвало пополам, а какие-то ещё шевелились, лязгая челюстями и фыркая паром. Красные глаза со злобой следили за хвостатым, дотянуться до которого они не могли.

– Серебряная лоза проросла!.. – пробормотал Ковар. – Так девочка всё же прыгнула, и у неё получилось. Но почему ты не остановил её, Гундольф? Где же ты теперь, Марта? Пресвятая Хранительница, я повсюду опоздал!

И вновь он ехал вслед за волком, зная уже, куда ведёт этот путь. В город Пара, конечно, куда же ещё. Но зачем Марта вернулась туда, неужели преодолела страх и решила противостоять господину Ульфгару? Или кто-то заставил её?..

Эти мысли не нравились Ковару. Он гнал, выжимая всё, что может, из своего экипажа, и беспрестанно молился, чтобы с девочкой не случилось ничего плохого. А другие девочка и мальчик, там ли они? Ох, только бы и им ничего не грозило!

И тут хвостатый разглядел несущуюся навстречу колонну машин. Он уже видел такое у Золотых Песков: люди правителя пытались убраться как можно дальше, чтобы избежать расправы. Неясно, правда, куда они думали держать путь и на что рассчитывали.

Так что Ковар и не удивился бы даже, если б только первым в цепочке не ехал так хорошо ему знакомый экипаж, отливающий медью. Собранный им с такой любовью под себя, всегда тщательно начищенный, с удобным для невысокого человека расположением рычагов и педалей – вот он, пожалуйста, кем-то похищен и пролетает мимо!

Впрочем, Ковар тут же сдержал порыв негодования. Машину он и новую соберёт, ещё лучше прежней, это лишь вещь. Но есть то, чего не восполнишь, утратив. Потому – выбросить медный экипаж из головы и вперёд, вслед за волком...

Вот только волк замедлил бег, затем и вовсе осел на задние лапы, водя мордой влево-вправо. Поглядел красными глазами на хозяина, будто извиняясь, развернулся и потрусил в обратном направлении, вслед за машинами, держа нос у земли. Когда Ковар развернул экипаж, волк уже набрал скорость, превратившись в бурую точку вдали, пляшущую в волнах пыли и пара.

Ковар подбавил ходу. Удерживая руль левой рукой, правой он нащупал ружьё и подтянул поближе. Что ж, по крайней мере, одно теперь он знал точно: Марта совсем рядом, в какой-то из этих машин.

И все они, как хвостатый сообразил чуть позже, неслись к Вершине. Это было плохо, очень плохо. Девочке незачем туда возвращаться второй раз, если только господин Ульфгар не тащит её, чтобы открыть врата и сбежать.

Машины подлетели к горе. Они тормозили так резко, что подняли целое облако дыма и пыли. В этом рыжем тумане слышались звуки ударов, будто кто-то сминал огромные жестяные банки – экипажи сталкивались, водители не заботились об осторожности. Затем прозвучали первые выстрелы.

Хвостатый понял, что не все участники гонки держали сторону правителя, и ему стало немного спокойнее. Впрочем, времени всё равно оставалось в обрез – во всей этой суматохе, в пыли и грохоте сражения нужно было успеть догнать и остановить того, в чьих руках Марта. Почти сразу Ковар решил, оставив экипаж, идти в обход, а не прорываться по дороге.

Он то шёл, пригибаясь, держась в стороне от летящих пуль, то полз по земле, поросшей чахлой растительностью, огибая старые пни, то карабкался на уступы. Волк и ворон направились своим путём, и за зверя хвостатый не беспокоился – почти неуязвимый, тот достигнет цели. За птицу было тревожно, но Ковар надеялся, никому не придёт в голову стрелять в ворона. Да и Вольфрам, если не дурак, сообразит держаться выше.

Последнюю часть пути можно было проделать лишь по дороге, и сюда сражение ещё не добралось. Лёжа за камнем, хвостатый видел стражников, нацеливших ружья вниз и выглядывающих противника оттуда. Они не ждали никого со стороны.

Первый же выстрел уложил одного из пятерых. Остальные закрутились, соображая, откуда прилетела пуля, и промедление оказалось гибельным ещё для одного. Затем трое послали огонь туда, где прятался хвостатый, и тот вжался в землю. Один из выстрелов отбил осколок от камня, за которым он прятался.

Выстрелы ненадолго стихли, а затем зазвучали беспорядочно, но пули больше не взрывали землю слева и справа от хвостатого. Стражники вопили. Ковар рискнул выглянуть и с радостью увидел Верного – тот добрался как раз вовремя, чтобы помочь. Волк мог справиться и один, так что хвостатый решил пробираться дальше.

Серебряные лозы, сгоревшие и искорёженные, мешали разглядеть вершину, но Ковару показалось, он слышит выстрелы и крик ворона. Вскоре он увидел и его самого – Вольфрам, сделав круг, стремительно пикировал, будто нападал на кого-то.

Хвостатый побежал, поднимая ружьё. Обогнув чёрные стволы, у иссохшей арки он увидел небольшую группу людей – нескольких стражей из числа личной охраны правителя, самого господина Ульфгара и крошечную беловолосую девочку. Арку затягивало дрожащей пеленой, отливающей зелёным, и сквозь пелену эту проступали не очертания мёртвых лоз, но совсем другая, лишённая всякой растительности вершина.

– Уходим! – закричал господин Ульфгар и первым шагнул на ту сторону, таща за собой девочку.

Ковар видел их силуэты, размытые, колышущиеся. Он не знал, как долго продержатся врата, нужно было спешить.

– Верный! – крикнул он. – Верный, скорее!

И послал пулю в одного из стражей, особо не целясь. Двое, вскинув ружья, одновременно дали залп, и хвостатый лишь чудом успел отшатнуться под прикрытие ближайшего ствола.

Тут подоспел волк. Он опрокинул на землю стражников, здесь их осталось двое, ещё двое поспешили вслед за правителем. Ковар, забыв об осторожности, бросился вперёд, перепрыгнул через тело на земле и влетел в арку, зажмурившись.

Что-то толкнуло его в бедро и спину и сбило с ног, но в следующее мгновение он возблагодарил судьбу, поскольку две пули прожужжали над головой. Верный, последовавший за хозяином, полоснул одного из стражников по руке, вынуждая отпустить ружьё. Хвостатый хотел было заняться вторым, но обнаружил, что ствол его оружия погнулся при падении.

– Ни с места! – захрипел господин Ульфгар. – Стоять, не то прикончу девчонку!

Он крепко удерживал Марту, прижимая к её горлу деревянный нож. Клинок этот, довольно грубый и топорный, мог бы вызвать смех, если бы только Ковар не знал, что древесина лозы смертоносна для пернатых. Глубокий порез на щеке Марты, сочащийся зелёным, и такого же цвета кровь на её руках доказывали это.

Девочка не плакала, разве что одна слезинка скатилась по белой щеке. Широко раскрытые глаза, льдисто-голубые теперь, устремлены были на хвостатого, и во взгляде этом жила только надежда, но не страх. Ковар не имел права её подвести.

Он отбросил ставшее бесполезным ружьё и оглянулся на Верного. Тот стоял над телами стражников, один из которых, причитая, закрывал руками голову, а второго уже ничего не волновало.

– Гнусный предатель! – прошипел господин Ульфгар. – Так вот кому я всем этим обязан! Разве плохо тебе жилось, разве я не дал тебе всего, о чём ты просил?

Волк сделал шаг в сторону правителя, и тот прижал клинок к шее Марты ещё сильнее. Девочка пискнула.

– Стой, Верный! – приказал Ковар. – Не шевелись! Что ж, господин Ульфгар, давайте начистоту. Страшиться каждый день за свою жизнь, за судьбу близких – не то, что я назвал бы счастьем. И перестаньте так давить на нож – вы живы, пока жива эта девочка.