Текст книги "Камилла. Жемчужина темного мага (СИ)"
Автор книги: Оливия Штерн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
«Я не понимаю вас. не понимаю, почему мешаю. но если мешаю…»
И тут ей пришла в голову замечательная мысль, которую Камилла тут же выразила на бумаге.
«Если мешаю, помогите мне бежать».
она понятия не имела, куда, и что будет делать дальше. Возможно, доберется к Светлейшему. И, возможно, он ей поможет.
Сейчас ей казалось самым важным – вырваться из рук принца. И потом – точно! – добраться до Светлейшего и рассказать о том, что темного мага схватили и держат в плену.
медовая женщина прочитала и поджала губы, раздумывая. Затем сказала:
– мне проще тебя убить. Приказать задушить. Или отравить, ты же не можешь вообще не пить.
«но я вам не сделала ничего дурного!»
– А кого это волнует? – красавица пожала плечами, – ты мешаешь. Я не ради того полжизни промучилась со стариком, чтобы вдруг лишиться самого главного приза!
Камилла опустила руки, затем просто села на край кровати. Спорить было бесполезно, все равно что лбом биться в стену. И всем-то она мешает. Эдвин объявил, что мог бы ее убить. теперь эта женщина хочет ее смерти. И еще кто-то хотел убить ее и убил ее родителей…
– Ладно, ещё расплачься, – грубо сказала гостья, – послушай, а куда ты пойдешь, если я действительно помогу тебе бежать?
Вздохнув, Камилла написала:
«К Светлейшему».
– но тогда ты скажешь ему про Эдвина? о том, что он тебя похитил?
«могу сказать, а могу и не говорить. но мне нужно, чтобы его высочество отпустил темного мага, которого куда-то увезли».
– А если я тебе пообещаю, что твоего мага выпустят в обмен на то, чтоб ты не сказала Светлейшему про Эдвина? – она, казалось, стала щуриться ещё сильнее.
Камилла встрепенулась. В душе проклюнулся крошечный росточек надежды. И пришедшая таким вот странным образом женщина уже не казалась странной или пугающей – наоборот.
«Вы можете мне помочь? Я хочу отсюда сбежать. Я боюсь принца Эдвина».
– Правильно делаешь, что боишься, – проворчала женщина.
теперь она стояла, уперев руки в бока, позволяя любоваться дорогими кружевами из золотых нитей на рукавах и на корсаже.
– Хорошо, – вдруг сказала она, – давай заключим сделку. Я помогаю тебе сбежать… но не к Светлейшему. Я помогу тебе добраться… м-м-м, у меня есть небольшое имение, в двух днях езды отсюда, там переждешь, пока все успокоится…
«А как же Аларик?»
– Кто такой Аларик? – досадливо поморщилась женщина, – ах, темный маг! ну что ж, я ему тоже помогу сбежать. Вернее, постараюсь сделать так, что Эдвин его отпустит. И после этого вы оба исчезнете. Хоть в другое королевство.
Камилла торопливо закивала. А потом каракулями написала:
«Почему вы мне хотите помочь?»
– Дура ты, – сказала красавица, – или наоборот, я дура. Вместо того, чтобы тихо отравить, жалею тебя. ты ж ещё совсем дитя. У меня могла быть такая дочь, если бы… – и закусила губу, оборвав себя на полуслове.
– тогда я пошла, – услышала Камилла, – жди… знака жди, в общем. Постараюсь все обстряпать. Если хочешь что-то сделать хорошо, нужно делать это самой.
И она ушла, старательно заперев дверь.
Где-то через полчаса явилась зевающая и какая-то бледная служанка, прибралась в комнате, глядя на Камиллу совершенно коровьими глазами. Принесла обед и снова ушла. Камилла без особого аппетита похлебала бульона, вылавливая мясные фрикадельки, намазала маслом булочку. И ее очень скоро снова начало клонить в сон. Похоже, ее надсмотрщикам было выгодно, чтобы она постоянно спала и не делала глупостей.
Хотя, возможно, одну большую глупость Камилла ухитрилась сделать: поверила совершенно незнакомой женщине, которая говорила, в общем-то, странные вещи.
Каким образом Камилла Велье, немая нищая сирота, может помешать этой красавице заполучить корону? Разве что Эдвин бы собрался на ней жениться. но ведь… этого не может быть. он ее ненавидит, потому что схлопотал пощечину на балу. Этого просто не может быть, правда ведь?
* * *
Дни проходили в полусне-полуяви, и Камилла была совершенно бессильна что-либо сделать. один раз она попробовала отказаться от питья, но служанка оказалась на диво злобной и сильной: она попросту скрутила Камиллу и силой вливала ей в рот приторно-сладкий чай, после чего снова пришел беспокойный сон.
так Камилла просыпалась к полудню, и получалось, что, единожды поев, снова валилась и засыпала до следующего полудня.
один раз она посмотрела в зеркало и ужаснулась. Лицо сделалось желтоватым и отекшим, под глазами залегли тени.
«Что они со мной делают? А если я умру?»
И усмехнулась, все ещё стоя перед зеркалом и тыкая пальцами себе в щеки, отчего на них оставались ямки.
Сколько раз она уже побывала на самом краю? не один, это точно. И поэтому уже не страшно. Впрочем, ей хотелось дождаться ту медовую женщину – а вдруг получится убежать? Камилла очень надеялась, что к тому моменту, когда незнакомка навестит ее снова, она сможет хотя бы держаться на ногах…
С каждым разом все тяжелее было открывать глаза. Сон не хотел отпускать, Камилла тонула в бесконечно-мягкой перине, задыхалась в пуху, плавала в серой мути. Родители больше не приходили, и она от этого чувствовала себя совершенно несчастной. маленькой несчастной девочкой, которая сидит в чулане под лестницей и в щель между досками смотрит на то, как вся семья собралась к обеду. Ей уже начинало казаться, что даже во сне ей в рот вливают какую-то едкую гадость, и Камилла уже наяву кашляла и захлебывалась.
– оставьте меня в покое! – кричала она во сне.
там, в снах, она по-прежнему могла говорить.
– Пей! – кто-то рычал ей в ухо, – не смей выплевывать! Пей же!
– ненавижу вас! – кричала Камилла, давясь горячей жижей, – оставьте меня в покое!
…Сознание начало проясняться. Что-то выдрало ее из сна, и Камилла сообразила, что кто-то держит ее на руках, что ее щека прижалась к рубашке, и пахнет эта рубашка свежим одеколоном.
Это не был запах темного мага, к которому она привыкла.
Взвыв от ужаса, Камилла дернулась, но чужие руки держали крепко.
– Я дал тебе лекарство, которое нейтрализует сонное зелье, – прошептал на ухо… принц Эдвин.
Камилла забрыкалась еще сильнее, пытаясь вырваться из кольца нелюбимых рук, но он держал крепко, прижимая ее к себе.
– ну, ну… перестань. Прекрати, я сказал. Верги… Пожалуй, я переусердствовал с зельем. не надо его пить так долго… так можно и сдохнуть. Да… но я думал, так будет лучше. Чтобы ты поспала до того, как я приму окончательное решение.
Камилла окаменела.
он ведь… наверняка решал, что с ней делать. С ней, которая уже умерла и похоронена!
– Сегодня Мартин возвращался, – вдруг тихо добавил Эдвин Лоджерин, – и мы узнали кое-что интересное… Слышишь меня, Камилла? твою семью приказал убить твой дядя.
она содрогнулась всем телом.
Ее дядя? тот улыбчивый, галантный мужчина? но почему?
она видела мужественный подбородок Эдвина.
Ей не нравилась жесткая черная щетина, коричневая с медным отливом – куда лучше.
И пахнет принц как-то… искусственно, лживо. В объятиях Аларика Камилла чувствовала себя в безопасности, из объятий принца хотелось выдраться и бежать куда подальше, несмотря на то, что он только что сказал…
– наверняка ты хочешь знать, почему, – тоном искусителя прошептал Эдвин, продолжая прижимать ее к себе.
И Камилла кивнула.
Да, она действительно хотела это знать, какой бы ужасной не оказалась правда.
– У ваших семей был спорный участок земли, предгорье, – тихо сказал Эдвин, – твой дядя никак не хотел его отдавать твоему отцу, хотя в завещании твоего деда это и было прописано. на том участке нашли серебро, мой цветочек… Сама понимаешь, никто такое не отдаст. И тогда дядюшка решил одним махом срубить две головы: избавиться от претендента на будущий рудник, а заодно немного расчистить своему сыну дорогу к трону. Все видели, как ты дала пощечину принцу… И это было очень удобно для того, кто хотел пошатнуть мое право на престол. так-то, цветочек.
он наконец разжал руки, и Камилла шариком скатилась на кровать, тут же отодвинувшись от Эдвина как можно дальше. В голове… царил сумбур.
он говорит, что не убийца ее родителей. Все-таки дядя. И тогда понятно, почему именно дядя объявил ее мертвой, не найдя тела: Камилла Велье оставалась единственной наследницей сереброносной земли.
Камилла пристально посмотрела на Эдвина. он тоже смотрел на нее и выглядел… торжествующим. Как будто одержал великую победу. наверное, ему можно было бы даже поверить, но… Всего один вопрос.
Камилла огляделась в поисках бумаги, подорбрала на полу уже изрядно исписанный, и на краю вывела:
«Почему тогда вы объявили меня мертвой, ваше высочество? Какой вам от этого толк?»
Ей было страшно. Казалось, что сейчас Эдвин разозлится, начнет кричать и, возможно, сделает что-то… недопустимое.
но принц был настроен благодушно.
– Видишь ли, мышка, вся беда в том, что в твоих венах течет королевская кровь, признанная моими предками. И, выходит, ты тоже вполне себе можешь претендовать на мой трон. Вот так вот бывает.
И картинно развел руками.
Камилла нахмурилась.
В нем… было слишком много наигранного, ненастоящего. И даже сейчас, находясь с ней один на один, Эдвин Лоджерин упивался собственной победой, как будто только что одолел соперника на рыцарском турнире.
Внезапно накатившее раздражение почти прогнало страх.
«Значит, тебе тоже выгодно меня убить?» – написала она.
он склонил голову к плечу, глядя на нее с покровительственной улыбкой.
– Совершенно верно, цветочек.
«Почему ты этого не сделал?»
– У меня появилась идея получше, – вкрадчиво сказал принц, – я на тебе женюсь, малышка. Сразу же после коронации. Как тебе мысль стать королевой?
Камилла сперва думала, что ослышалась.
мгновения текли одно за другим, и наконец она осознала. И, даже не успев подумать, мотнула головой.
– нет? – принц вздернул соболиные брови, – это почему же? Я что, хуже твоего мага? Да тебя, после того, как ты побыла подстилкой темного, никакой забулдыга замуж не возьмет!
Камилла замотала головой решительнее.
– Я ж могу его убить, – осклабился Эдвин, – знаешь, я его держу в цепях, в подвале. обычно люди умирают за месяц, если их держать закованными и в полной тьме.
Камилла сжала грифель и вывела:
«Как это низко».
– низко? Возможно, птенчик. но тут, видишь ли, есть две вещи. Первая – это то, что я могу жениться на единственной оставшейся в живых наследнице. И вторая – знаешь ли, я тебя просто хочу. мне будет приятно тебя поиметь во всех возможных и невозможных позах. А ты будешь извиваться и просить еще. К слову, я тебе ещё на балу предлагал. Согласилась бы – и, возможно, ничего бы не произошло ни с твоими родителями, ни с тобой. Женившись на тебе, я укреплю свое положение…
Щекам стало нестерпимо жарко. Камилла вскочила на ноги, ее качнуло, она едва не упала… А Эдвин сидел и наблюдал. Затем размеренно произнес:
– Знаешь, мне начинает нравиться эта игра. Все больше и больше. Давай начнем с малого? ты меня поцелуешь – и твой маг останется жив, по крайней мере, ещё пару дней. Или… нет! Даже не так! Я предоставлю тебе самой выбирать свою судьбу, Камилла Велье. Или ты сейчас подходишь, садишься мне на колени и целуешь меня так, как будто мечтала об этом всю жизнь, или… или, дорогая, ты становишься на колени и целуешь носки моих сапог. ну и… опять же, маг твой проживет ещё пару дней. Как тебе?
Комната поплыла перед глазами. К горлу подкатила тошнота.
то есть, он предлагал ей поцеловать его? Прелюдия к свадьбе?!
– Я все равно на тебе женюсь, – напомнил Эдвин.
И Камилла написала: «ты можешь меня убить».
– Это будет слишком просто и неинтересно, – ответил Эдвин, – ну, давай же, ты решила? Поиграем, Камилла?
она посмотрела в лицо принцу. И вспомнила о том, что, отправляясь на бал, она мечтала о том, что выйдет за него замуж? Бойтесь желаний своих.
теперь же… Камилле казалось, что еще никого она не ненавидела так сильно, как Эдвина Лоджерина.
Да, он объяснил, кто приказал убить семью Велье.
Да, он не сделал этого сам, но…
но он приказал бросить Аларика в темницу. он шантажировал Камиллу его жизнью. он собирался сделать ее своей женой – но не потому, что любил, а потому, что ему так было удобнее, он хотел оградить себя от каких-либо неприятностей в будущем.
А еще он просто хотел играть с ней, как с куклой. И, похоже, ему просто нравилось причинять ей боль, ломая сопротивление.
но, даже будь Эдвин Лоджерин святым, Камилла попросту не смогла бы целовать его так, как до этого целовала Аларика, потому что это было бы самым настоящим предательством всего того прекрасного, хрустально-чистого, что было между ней и темным магом.
она вздохнула.
– Иди ко мне, пташка, – позвал Эдвин, – уверяю тебя, я ублажу тебя не хуже твоего тощего рыжего мага. И когда я побываю у тебя между ног, ты поймешь, как это делают особы королевской крови.
Камилла передернулась.
«Даже слова у него… грязные, как и мысли».
И, подойдя ближе, стиснула челюсти и опустилась на колени.
– А, вот как? – прошипел Эдвин, – вот что ты выбрала, дура? ну тогда… приступай.
он вытянул вперед ногу, и Камилла, зажмурившись, безмолвно коснулась губами начищенного носка его сапога. на самом деле, ничего ужасного. И отец и матушка одобрили бы. не то, что она целует кому-то сапоги, а то, что не предала ни себя, ни того, кого успела полюбить…
Внезапно Эдвин больно дернул ее за волосы, заставляя поднять голову. Его лицо оказалось совсем близко, бледное, перекошенное в ярости. И принц, брызжа слюной, прошипел:
– можешь привыкать стоять на коленях, маленькая сучка. Я найду, чем тебя занять.
В следующий миг он резко отшвырнул ее от себя, вскочил с кровати и выскочил за дверь. Камилла, кряхтя, преодолевая головокружение, кое-как поднялась, дошла до кровати и села. Последние силы покинули ее, но она знала, что в ближайшее время не заснет. Почему не приходила больше та женщина в платье цвета чая с лимоном? Вдруг что-то случилось?
«Я не выйду за него замуж», – подумала Камилла.
Или… или придется выйти, чтобы сохранить жизнь Аларику?
но так она все равно предаст их обоих. Принял бы Аларик такую жертву? Камилла не знала. она уже ничего не знала, мысли путались, и во рту горчило от вкуса ваксы, которой были наполированы сапоги его высочества.
ГЛАВА 12. Королевская кровь
Эдвин никогда не думал, что это будет так остро, так больно – словно бритвой по запястьям или босиком по битому стеклу. Более того, он никогда и предположить не мог, что это случится именно с ним – с ним, роскошным, уверенным в себе, завтрашним королем.
он, провались все к вергам, никогда не думал, что какая-то нищая пигалица привяжет его к себе на крепкий поводок, и – уж что совсем невероятно – предпочтет ему какого-то темного мага, у которого нет ничего, а сам он – часть ковена.
И это оказалось действительно… больно.
В груди словно кипела смола, не находя выхода, распирая, заставляя кровь ухать в висках, а кулаки сжиматься.
Вот, значит, как!
Эта дура предпочла целовать его сапоги!
Да он… он отдаст ее солдатне, чтоб понимала. он выставит ее голой на городской площади. отрежет магу уши и пришлет их ей в шкатулке…
Ветер хлестал в лицо, когда Эдвин, пригнувшись к лошадиной шее, мчался во дворец. И охрана терялась где-то сзади, не поспевая, но было на все наплевать. Из-за ветра слезились глаза, все плыло, а в груди жутко бухало: «сдохни, маленькая тварь». Зря только на нее зелье потратил. надо было, чтоб она и дальше спала, и умерла во сне – действительно умерла! И тогда, наверное, ему было бы легче…
Уже во дворце, вихрем пронесясь по пустым залам, Эдвин заскочил в спальню, содрал с плеч нарядный камзол и швырнул его на пол. Его трясло, перед глазами прыгали цветные точки.
Да как так-то?
Что она о себе возомнила?
История на балу так ничему и не научила? особенно тому, что некоторым людям вообще не принято отказывать…
– Дура, – сквозь зубы процедил Эдвин, – верги, какая дура… Заносчивая дура!
он метался по спальне. Хотелось что-нибудь разбить, разорвать в клочья, избить кого-нибудь. А он ей ещё рассказал о том, почему убили родителей. Да не нужно было ничего говорить, нужно было бросить ее на постель, задрать юбки и показать, кого надо слушаться!
Эдвин остановился посреди комнаты, отметил про себя, что уже несколько раз протоптался по брошенному камзолу… плевать. он король, будущий король, и таких расшитых камзолов будет столько, сколько он пожелает!
однако… нужно было как-то успокоиться.
Ведь не может же какая-то нищая дура так испортить настроение?
он остановился рядом с кроватью, закрыл глаза, стараясь дышать медленно и размеренно. Сердце постепенно успокаивалось, переходя с суматошного бега на размеренный ход. Вергова девка. И почему каждый раз, когда он ее видит, то кажется, будто она сияет? мягкими жемчужными отблесками. И глаза чистые и спокойные, сияющие, как пара бриллиантов…
«Сентиментальная чушь», – Эдвин фыркнул.
К нему постепенно возвращалось самообладание, и он уже начинал удивляться тому, почему отказ Камиллы привел его в такой бешенство.
он еще постоял немного, перекатываясь с носков на пятки, уперев руки в бока, и внезапно расхохотался. А что? он все равно на ней женится. но если раньше он представлял себе это как снисходительное такое покровительство, то теперь… о-о, Камилла Велье пожалеет, что не умерла тогда, в лесу. Потому что – да, он будет беречь свою королеву… на людях, естественно. А когда их не будут видеть, то будет пользовать эту девку, как последнюю подзаборную шлюху.
Чтобы понимала, кому можно отказывать, а кому – нельзя.
И Эдвин мгновенно представил себе Камиллу, заплаканную, обязательно на коленях. он ее ударит – обязательно, разобьет губы, и она будет всхлипывать, давиться слезами – великолепное зрелище. И когда он сполна насладится ее унижением, то заставит делать то, что делают все шлюхи: им ртом лучше работать, чем говорить.
Реакция тела на воображаемые сцены унижения Камиллы Велье была столь однозначной, что Эдвин даже испугался. Верги. так нельзя. Король должен быть… хладнокровным. Хотя бы чуточку. Король не должен воспламеняться, как хорошо промасленная пакля, только от одних мыслей, как прелестный ротик Камиллы Велье сомкнется мягким кольцом на его члене. Проклятая девка! Да что ж его так ведет только от одних мыслей о ней? Лучше бы в самом деле ее убить…
«Спокойно, – подумал Эдвин, – она и так умрет, потому что твоя месть за отказ будет ужасной. но умрет после того, как удовлетворит все твои фантазии».
но уязвленное самолюбие по-прежнему требовало выхода, и Эдвин уже знал, куда отправится через несколько минут.
* * *
он пошел туда сам, без охраны – не нужны сплетни вокруг таких дел, как это. И бояться нечего: два верных человека ждут на месте, и сделают все, что только он прикажет.
Переодевшись и умывшись, Эдвин неторопливым шагом двигался в левое крыло дворца – там отец любил селить любовниц, некоторых даже силой, отбирая у семей… мало кто возражал, а если и возражал, то недолго. одного графа, возмущенного участью супруги, король выслал куда-то на север, в болота, где тот благополучно и помер. Другой… который закатил скандал, был найден мертвым в собственной постели. Папаша был тот еще весельчак, в этом не откажешь.
Эдвин прошелся по пустым комнатам: каждая из них была великолепно отделана, здесь постоянно убирали – но все равно, почему-то именно в левом крыле дворца воцарился дух запустения и печали. он-то всех любовниц папашки знал в лицо. И знал, что все они потом куда-то делись, их при дворце больше не видели. наверное, именно поэтому постоянно казалось: вот-вот выплывет из-за угла какая-нибудь очередная аристократка, обдавая навязчивым запахом духов и пудры. но никого не было больше, не звучал ни раскатистый смех короля, ни истеричное хихиканье какой-нибудь аристократки. тишина… как будто скорбная, давящая. По навсегда ушедшим.
мало кто знал об одной особенности этого крыла: если зайти в «абрикосовую» спальню, там, где нежно-кремовые стены расписаны ветками цветущих абрикосовых деревьев, старательно закрыть входную дверь – так, чтобы щелкнул запирающий замок, а потом подойти к этажерке с мраморными статуэтками и развернуть ее вокруг своей оси, в углу откроется потайная дверь. Дальше – узкая лестница, спиралью уходящая в толщу стен и вниз, туда, где из освещения только магкристаллы. Пока спускаешься по лестнице, не отпускает чувство, что ступени ведут за грань. Гаснут звуки, и даже шорох шагов по стертому камню тонет среди толстых стен, рассыпается сухим шелестом пепла на ветру. Лестница приводит глубоко под фундамент дворца, туда, где много лет назад держали особенных узников, неугодных монархам. Каменные лабиринты, в которых так тяжело дышится, отстраивали ещё до того, как сгорел старый замок и на его месте построили нечто ажурное, совершенно непригодное к обороне, зато пригодное к нескончаемому празднику правления. Кое-где, по углам, в ржавых цепях висели скелеты в истлевшей одежде. А пару раз Эдвин видел скелет, прикованный к жаровне… Эдвин знал историю: когда-то давно произошло землетрясение, разрушившее старый замок. А из подземелья бежали те, кто мог. те, кто не мог, так и остались там навсегда.
И вот теперь Эдвин, насвистывая простенький мотивчик, шагал по широкому, но постоянно изгибающемуся коридору. магкристаллы светили ровно, выхватывая то ввинченные в стену ржавые кандалы, то какое-то тряпье в углу. Хорошим ориентиром здесь служил скелет, не только прикованный, но еще и насквозь пронзенный мечом. Эдвин первое время даже задумывался, кому понадобилось убивать прикованного узника. но, возможно, во время землетрясения просто был отдан приказ убить наиболее значимых узников, и на этой гипотезе Эдвин успокоился.
он свернул в боковое ответвление и довольно поцокал языком: все было в порядке. Двое его людей, из личной охраны, и темный маг, сидящий на полу, с руками, растянутыми на цепях так, что опустить он их мог только тогда, когда поднимался в полный рост.
Эдвин потянул носом, поморщился. Попахивало здесь не самым лучшим образом.
Едва заслышав шаги, маг поднял голову и уставился на Эдвина так, словно готовился одним взглядом выжечь в нем дыры. но взгляд оставался мутным. мага тоже поили… нужным составом.
на миг Эдвину даже показалось, что сквозь спутанные пряди волос, упавших на лицо, на него смотрит сама тьма, и он невольно передернулся.
«Да ничего он тебе не сделает», – тут же напомнил себе.
К нему подошел один из охранников, коротким кивком обозначая поклон.
– Ваше высочество.
– Я тебя слушаю, – негромко ответил Эдвин, искоса поглядывая за замершего мага, – что скажешь?
– Проснулся недавно, зелья больше не давали. молчит.
– Конечно, молчит. А что ему говорить?
Эдвин оглядел охрану и скомандовал:
– на час свободны.
И когда они ушли, подвинул себе табурет, на котором сидел один из его людей, и сел, с любопытством рассматривая господина Фейра. Выглядел тот неважно. откуда-то свежие кровоподтеки на лице появились. И нос ему явно сломали. Запястья уже были изрядно стесаны железными ободами, которые, конечно же, были ржавыми и с заусенцами. но при этом маг выглядел недостаточно плохо, даже невзирая на отеки на лице. И, что самое отвратительное, не боялся, это было видно. Презирал, а не боялся.
Вергов маг.
Эдвин усмехнулся, глядя на пленника. тот, все так же сидя на холодном каменном полу, смотрел на него и молчал. минуту, две… И Эдвин почему-то не выдержал.
– ничего спросить у меня не хочешь?
– Хочу, – почти мгновенно отозвался маг, – я хочу спросить, что здесь делаю, почему меня опоили какой-то дрянью, и почему таким образом вносится помеха в выполнение прямого приказа Светлейшего. он будет крайне недоволен.
– Понятное дело, будет недоволен, – Эдвин хмыкнул, стараясь говорить холодно и презрительно, – но недоволен он будет тобой, потому что это ты не делаешь то, что он тебе приказал.
– Когда он узнает…
– А с чего ты взял, что Светлейший узнает? – Эдвин картинно приподнял брови, – ничего он не узнает. И ты ему уже ничего не расскажешь…
он все ожидал, когда же маг испугается, задергается, начнет умолять… но ничего не происходило. Лицо Аларика Фейра как будто окаменело. Казалось, сотри с него засохшую кровь – и оно окажется выточенным из самого лучшего белого мрамора…
– Что я здесь делаю, ваше высочество? – снова заговорил маг.
«Вы с Камиллой водили меня за нос, ты ее прятал и наверняка собирался насолить мне в самый неподходящий момент», – подумал Эдвин.
Помолчал.
И снова задумался о том, зачем ему темный маг. на самом деле, он уже был готов приказать задушить поганца – но ровно до того момента, как увидел, как боится за него Камилла Велье. Именно тогда Эдвин подумал, то смерть – это слишком мало за такое, за то, что Камилла предпочла какую-то ворону прекрасному орлу. Узнать бы, как Аларик сам относится к Камилле? Бабская глупая влюбленность – это одно. но вот что думает по этому поводу темный маг?
– ты здесь, потому что я так хочу, – получилось несколько рассеянно.
– Странное желание, – выдохнул маг.
– мне плевать на твое мнение.
– Я не понимаю, чем провинился перед вашим высочеством, – пробормотал Аларик.
Казалось, он покорен. но чернильная тьма следила за Эдвином сквозь глаза мага, ожидая удачного момента для нападения.
– ты сунул нос туда, куда не следовало, понятно? – снисходительно ответил Эдвин, – ты стал играть в игры, которые тебе не по зубам. Сидел бы в ковене и не лез не в свое дело.
– А какое дело – не мое? – вдруг спросил Аларик и начал медленно подниматься, – не мое дело – это спасти Камиллу Велье, которую потом вы объявили мертвой, м-м? Почему такая спешка была, ваше высочество?
– не дурак, это точно. но все-таки – дурак. Я собирался убить эту девку, она мне мешала, но… – и с лучезарной улыбкой закончил, – теперь я на ней женюсь. Да, мой драгоценный. После того, как ты побывал меж ее прелестных ножек, я заберу ее себе. надеюсь, она не беременна.
И тут Эдвин внезапно понял, что его удар попал в цель: маг дернулся, и его безмятежное лицо на миг исказилось такой мукой, что, казалось, его живьем режут на куски.
«Ба, да у вас там любовь!» – осознал Эдвин.
И ему стало смешно. И одновременно больно, потому что за одно мгновение он как будто погрузился в ту чистоту чувств, которой окружили себя эти двое. Это раздражало. Сияющий ореол хотелось сорвать и растоптать… Почему? он и сам не знал. но теперь желание сделать больно им обоим стало просто необоримым. И – да. Разумеется, для этого убивать их не нужно.
– Я женюсь на Камилле Велье, – с удовольствием повторил Эдвин, наблюдая за магом, за тем, как он упрямо стискивает челюсти, сжимает кулаки, – она будет королевой. И я буду любить ее каждую ночь. Впрочем, как и она меня. Сегодня она подарила мне весьма изысканное удовольствие, и я не собираюсь от этого отказываться.
– оставь ее в покое, – взгляд мага резал, – она просто несчастная немая девочка.
– так и прекрасно, что немая! – Эдвин вконец развеселился, – нет ничего лучше, чем немая жена. Стонать она умеет, я в этом убедился, а большего и не нужно.
– она скорбит по родителям, которых, возможно, отняли твои люди. И, знаешь, слишком мелочно для будущего короля мстить глупенькой девчонке за пощечину.
«Здесь уже не только пощечина», – подумал Эдвин.
нащупав болезненную для мага точку, он продолжал наслаждаться тем эффектом, которые производили его слова.
Что ещё сильнее унизит влюбленного?
только ложь о том, что объект его любви ему добровольно изменил.
– При чем здесь месть? Камилла ведь влюбилась в меня ещё тогда, да и как можно не влюбиться? так что, женившись, я сделаю ее счастливой.
Аларик ещё раз дернулся.
А потом вдруг его лицо снова обрело выражение полной безмятежности. он посмотрел на Эдвина – и одновременно куда-то сквозь.
– Когда я выберусь отсюда, ваше высочество, вам не поздоровится.
Эдвин едва не расхохотался. Поднялся с табурета и, шагнув к пленнику, произнес:
– ты никогда не выберешься отсюда. ты сгниешь здесь заживо, Аларик Фейр. но ты будешь еще жив, когда я поведу под венец Камиллу Велье. Возможно, ты даже доживешь до того момента, как она родит мне первенца. И обо всем этом я постараюсь тебе рассказать во всех подробностях. Да-да, и о том, как она будет кричать от удовольствия, когда я буду в ней. А если ты надеешься на то, что Светлейший узнает о твоем местонахождении, то ты глубоко заблуждаешься. Да и не нужно это Светлейшему. Если бы этот чурбан хотел что-то сделать, то уже бы сделал.
несколько мгновений он наслаждался беспомощным видом пленника, а затем пошел прочь, думая, что охранники скоро вернутся. И тихим шорохом сыплющегося песка в спину донеслось:
– Самонадеянность никогда не бывает безнаказанной, в отличие от прочего творимого зла.
«Да ты поэт, – Эдвин усмехнулся, – ну ничего, посмотрим, как запоешь через месяц».
Что до Светлейшего…
В самом деле, этот чурбан уже мог что-то сделать – но не сделал.
Светлейший мог спасти умирающего папашу, в этом Эдвин был почти уверен, но не стал лезть в дела, далекие от дел Храма.
Светлейший мог подсобить с герцогом Велье – но опять не стал вмешиваться.
С чего ему начинать разбирательство из-за какого-то исчезнувшего темного мага? тем более, что никакая тьма не грозила более будущему королю.
Эдвин усмехнулся.
«не самонадеянность наказуема, а бездействие. И, клянусь, возмездие докатится до нашего архимага».
он вернулся в спальню с цветами абрикосового дерева так же, как и ушел оттуда. однако, стоило высунуться из потайной двери – в спальне ждал его сюрприз.
неприятный, мягко говоря, сюрприз – поскольку сразу же стало ясно, что кое-кто сует нос не в свое дело.
– Какого верга ты тут делаешь? – спросил он замершую и отчего-то побледневшую Лафию.
он застыла, так и не добежав до двери. Выходит, следила? Шла за ним в эту спальню, кралась на цыпочках, чтоб он не услышал?
Эдвин так и впился взглядом в ее лицо. Как пить дать, следила. Что-то вынюхивала. Иначе бы не побледнела так, что даже под слоем пудры заметно.
но Лафия решила не сдаваться легко.
на полных губах мгновенно расцвела улыбка – как полагал Эдвин, насквозь фальшивая, и женщина, наивно хлопая ресницами, пропела:
– Ах, Эдвин. Я тебя искала. Весь дворец обошла, а сюда напоследок заглянула. И мне показалось, что там… – кивок в угол, – мышь.
В ее голосе слышалась растерянность. И дураку было понятно, что Лафия пробралась в «абрикосовую» спальню до того, как он вновь воспользовался тайным ходом. Потому и бросилась к выходу, что не знала – или наоборот, слишком хорошо понимала, кого оттуда ждать. Что она здесь вынюхивала? тайный ход в подземелье? но зачем ей?
Эдвин и бровью не повел.
– ну надо же… мышь. Кто бы мог подумать?
он улыбнулся женщине.
– Пойдем, дорогая, в мое крыло. Я не прочь бы и отдохнуть…
