Текст книги "Замужество и как с ним бороться"
Автор книги: Оливия Лихтенштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
– Мог бы уже ее и дочитать, – шепнула я Сэмми, пихая его локтем в бок.
Мы захихикали, как малые дети, но скоро затихли; Сэмми нежно тронул гитарные струны, совсем как в старые времена.
– Я тут подумал… – произнес он. – Может, мне переехать обратно в Лондон? Ничего, если я еще немного поживу у тебя?
– Я буду только рада, – сказала я, крепко его обнимая. – Живи сколько хочешь.
После рассказа Мадж я не могла найти себе места – мне так хотелось увидеть Лео и Китти, что я сразу же отправилась домой, но там было тихо, пусто и безлюдно. Внезапно мне страшно захотелось услышать голос Грега.
– У доктора больной, – сказала Марджори, секретарь в приемной госпиталя.
Несмотря на то что Грег был моим мужем, для меня она не делала никаких исключений. Даже когда я приезжала в больницу, она меня к нему не пускала.
– Доктор занят. Присаживайтесь и ждите своей очереди, – говорила она, морща идеально накрашенный рот и плотнее запахивая вязаный жакет, надетый поверх чистой и аккуратной блузки.
Я испробовала все, что только можно: очаровывала ее изо всех сил, дарила невообразимо дорогие подарки на Рождество, приносила домашние пироги, обдавала ледяным презрением, уверяла, что разговор совершенно неотложный, в конце концов, просто угрожала. Но ничто не помогало; с тем же успехом она могла быть одной из мам одноклассниц Китти.
– Марджори, это Хлоя. Позовите, пожалуйста, Грега. – Видимо, что-то было в моем голосе, потому что впервые она не стала возражать, и следующим голосом, который я услышала, был голос Грега.
– «Это могла быть только ты», автор и дата? – спросила я.
– Гус Кан и Ишем Джонс, тысяча девятьсот двадцать четвертый.
– Ты просто чудо.
– Я знаю. Но мне пора, милая. У меня сегодня просто аншлаг, – попрощался Грег.
Казалось, весь наш дом заполонили призраки и тени. Вот как оно все будет, если мы разведемся. Останется пустой дом, в котором когда-то дети жили со своим папой, и тоска по детям, когда по средам и выходным их не будет. А их отцу будет еще хуже – большую часть недели он будет предоставлен сам себе. Каждый из нас в любое время мог сделать этот кошмар реальностью. Для создания семьи нужны двое, зато для того, чтобы ее разрушить, достаточно всего одного. И не важно, как сильно брошенному партнеру хочется все вернуть, если супруг решил уйти, то все кончено, навсегда.
В этот серый день воздух был пропитан мелким моросящим дождиком. В комнату через откидную дверцу вошла Дженет. Кажется, ей понравилось, с каким изяществом она сквозь нее проскользнула. К Володе недавно приезжала из России мать, которая привезла огромное количество маковых рулетов. Часть из них, как только мама уехала обратно, Володя передарил мне. Он ненавидит мак, я же, наоборот, обожаю. Рулеты напоминали мне о бабушке Белле (она тоже их готовила), о том, как она вытирала своим платком мне липкий рот, весь черный от сладкой и липкой маковой начинки. Пациентов у меня не предвиделось до шести вечера, так что я отрезала себе большой кусок рулета и устроилась на диване, намереваясь немного насладиться запретным теликом и посмотреть «Ричарда и Джуди». Они казались такой счастливой парой; интересно, как им это удается? Мне даже захотелось написать им письмо, чтобы выяснить их секрет.
«Дорогие Ричард и Джуди!
Вы живете вместе, работаете вместе и, хоть иногда вы и ссоритесь, все равно кажетесь такими счастливыми и добрыми друг к другу. Как вам это удается?
С уважением, Хлоя Живаго, 43 года.
P.S. А как часто вы занимаетесь сексом?»
Одинокую тишину прервал звонок в дверь. На крыльце стояла Рути. Выглядела она увядшей, вокруг глаз темнели круги.
– У вас открыто? – спросила она.
– Кветчориум?
Она кивнула.
– Открыт всегда.
– Ненавижу свою жизнь, – вздохнула Рути.
Я затащила ее в дом, сделала ей чашку чая и отрезала кусок макового рулета. Рути сильно похудела и, как бы странно это ни звучало, выглядела просто ужасно.
– Какую именно ее часть? – уточнила я.
– Я просто больше так не могу. Я просыпаюсь каждое утро и понимаю, что просто не в состоянии прожить очередной день. Я лежу в кровати, думаю обо всех встречах, которые у меня сегодня будут, о людях, которых мне нужно увидеть… Вставать, умываться, мыть голову, завтракать, выходить из дома, ехать до работы… Никаких сил нет. А потом, когда я все-таки добираюсь до работы, этот мерзкий идиот, Дэвид Гибсон, говорит мне что-нибудь вроде: «Мы все на той же странице», а я отвечаю ему: «Так добавьте что-нибудь еще». Я все чаще и чаще беру выходные за свой счет. Чувствую себя жалкой депрессивной наркоманкой.
– А Ричард знает, что с тобой происходит?
– Нет. Он никогда ничего не замечает. Кроме, конечно, какой-нибудь антикварной хрени, в которую я, если продолжу вести тот же образ жизни, скоро тоже превращусь. Хотя это вообще не важно – все равно меня уволили по сокращению штатов.
– Как это – уволили? Ты же главный редактор! – удивилась я.
– Они там перераспределяют обязанности… Как они утверждают, то, чем я занималась, больше не требуется. Я могла бы поспорить, но мне кажется, это такое своеобразное благословение. Вроде как знак, что пришло время менять жизнь.
– Тебе надо перестать принимать кокаин; тогда ты снова сможешь взять все под контроль, – не сдержалась я.
– Хло, я разве просила тебя о советах? Или просила объяснить мне подоплеку моих проблем? Нет, я же пришла просто поныть, чтобы ты говорила в нужных местах моего рассказа: «Бедная ты моя крошка» и «Ты только не расстраивайся».
– Прости, дорогая, – извинилась я.
Рути всегда сохраняла отменное чувство юмора, даже в самых сложных ситуациях.
– Может, ну его, этот чай? Давай бутылочку разопьем? – предложила я и отправилась к холодильнику, где за залежами несвежих овощей обнаружила припрятанную бутылку шампанского. – О, это даже лучше, – сказала я, размахивая бутылкой. – Теперь мы прямо как парочка старых, отчаявшихся, но все еще шикарных алкоголичек, которые пьют средь бела дня. Интересно, сколько таких бутылок понадобится, чтобы мы очутились на скамеечке в парке? Ну, или в компании голубей, – добавила я, вспомнив о Мадж.
– Бедная старуха, – покачала головой Рути, когда я передала ей рассказ Мадж. – Так ужасно, я ведь ни разу не подошла к ней, не поговорила. Как думаешь, что с ней случилось?
– Видимо, что-то ужасное, раз она ничегошеньки не помнит, – предположила я.
Мы затихли, пытаясь представить, что же за событие могло свести Мадж с ума и отправить на задворки общества.
– А можно мы опять поговорим обо мне? – спросила Рути.
Я кивнула и подняла бокал в ее честь.
– Поверить не могу, я все эти годы пахала, чтобы стать редактором, а теперь для меня это вообще ничего не значит, – говорила Рути. – Какая вообще разница, о чем мы будем писать – о девице, которая учит других девиц, как заарканить миллионера, или о борьбе с алкоголизмом какой-нибудь сериальной звездишки? – Рути налила себе еще шампанского, упиваясь сарказмом. – Нет, просто если взглянуть на дело с глобальной точки зрения – все эти статьи завтра будут мусором. Хотя нет, больше не будут; мы ведь теперь используем перерабатываемую бумагу! – Она оценивающе взглянула на меня. – Ты просто чудесно выглядишь, Хло. Может, мне тоже завести интрижку; помимо всего прочего, на кожу романы влияют гораздо лучше кокаина.
– Тебе правда пора завязывать с коксом, – напомнила я.
– Завяжу, обещаю. Завтра же. Мне просто нужно еще немного продержаться, чтобы смириться с увольнением, – сказала Рути. Вдруг запиликал ее мобильный. – О-о, орел приземлился. Мне пора, надо встретиться с Карлосом. До встречи!
Рути была права – моя страсть к Ивану не так уж сильно отличалась от ее пристрастия к кокаину; этот роман нарушал спокойное равновесие моей жизни, делал меня какой-то невротичкой с маниакально-депрессивным синдромом. Сперва тебе кажется, что ты держишь ситуацию под контролем, но потом страсть затмевает все вокруг, и ее удовлетворение становится важнее многих других, гораздо более значимых вещей. Вдали от Ивана я превращалась в раздражительную замкнутую мегеру, а рядом с ним расцветала и впадала в экстаз.
«Я тоскую без тебя. Мы обязательно встретимся – я придумаю где», – пришла на мобильник очередная доза моего наркотика.
«Уровень поцелуев в моем организме упал до критического уровня, пожалуйста, поторопись», – отправила я ответную эсэмэску. Настроение у меня мгновенно улучшилось, и я, вальсируя, упорхнула в подвал, где меня дожидалась Джина.
Едва успев присесть, она тут же начала тараторить. Своей неуемной энергией она почему-то напомнила мне меня же. Скоро я выяснила почему.
– Я переспала с другим мужчиной, – объявила Джина. – Я решила, что мне необходимо избавиться от этой навязчивой идеи до свадьбы.
– Так, значит, вы все-таки выходите за Джима? – уточнила я.
– Да. И извините за тот истерический звонок. Сейчас я уже в порядке. Я поняла, что мне просто необходимо было так поступить, а теперь я готова к спокойной жизни.
– Ну и как вам этот опыт? – спросила я, и взгляд у Джины затуманился воспоминаниями о недавней похоти.
– Восхитительно, – призналась она. – И мне ни капельки не стыдно. Ну, не очень стыдно. В конце концов, мы ведь с Джимом еще не женаты.
– А вы бы повторили этот опыт еще раз? – поинтересовалась я.
– Нет. Да. Не знаю, может, еще разок. – Мой вопрос ее явно обеспокоил. – Черт, да. Я-то думала, одного раза с меня будет достаточно, но теперь понимаю, что хочу это повторить. Я просто чудовище, да? Вы точно так думаете, я знаю!
Я покачала головой.
– То, что думаю я, совершенно не важно, Джина. Важно только то, что думаете вы. Все мы одновременно чудовища и ангелы, честные и двуличные, щедрые и скупые. В каждом из нас есть все эти черты, но не в этом дело. Важно то, как мы справляемся с плохими проявлениями своего характера, – сказала я и поняла, что обращаюсь не только к ней, но и к самой себе.
Джина, мгновенно просветлев лицом, откинулась на спинку кресла.
– У меня ведь еще два месяца до свадьбы, так что, если я еще разок увижусь с тем парнем, это как бы не будет считаться, правда? – спросила она.
Видимо, именно так она оправдывала свою «нехорошесть», но, по правде говоря, она ничем не отличалась от наркомана, который каждый раз клятвенно обещает, что эта доза будет последней. Все мы одинаковые.
– Мы с ним познакомились сто лет назад, – рассказывала Джина. – Между нами всегда было какое-то притяжение, но мы никогда не затрагивали эту тему. Ну вот я и подумала, что стоит выяснить все до конца.
– Чем он так вам понравился?
– Он совсем другой, восхитительно незнакомый и новый, – объяснила она.
Я кивнула. Я прекрасно ее понимала.
– Но все будет хорошо, – утверждала Джина. – Я пройду этот этап, выйду замуж, рожу детей и буду жить долго и счастливо. А вы придете на свадьбу?
Вообще-то вступать в личные отношения с пациентами против моих правил, но Джина уже так давно ходила ко мне на сеансы и мне так хотелось, чтобы она была счастлива, что я решила нарушить свой кодекс и согласилась прийти если не на прием, то хотя бы на церемонию.
«Это ведь ты во всем виновата,– посмотрев на ее милое личико, вдруг подумала я. – Если бы не ты со своими сомнениями, во мне не прижилось бы семя предательства. И перед тобой не сидела бы сейчас женщина, имеющая любовника и ведущая двойную жизнь.
Что, неужели она приставила пушку тебе к голове и заставила изменить мужу?»– поинтересовался мой внутренний голос.
Глава тринадцатая
Шоколадный торт отмщения по рецепту Китти
Для торта:
200 г горького шоколада;
230 г сливочного масла;
1 чашка сахарного песка;
7 яиц, разделенных на белки и желтки;
1 чашка без верха молотого миндаля.
Растопите шоколад на медленном огне. Протрите вместе масло и сахар. Добавьте яичные желтки и молотый миндаль. Добавьте растопленный шоколад. Взбивайте белки, пока масса не станет плотной, затем добавьте ее в шоколадную смесь. Получившуюся смесь вылейте в смазанную маслом форму и на 45 минут поставьте в духовку, разогретую до 180 °C.
Пока торт печется, приготовьте шоколадную глазурь.
Для глазури:
150 г горького шоколада;
1/2 чайной ложки ванильного экстракта;
1 чашка жирных сливок.
Растопите шоколад на водяной бане на среднем огне. Когда шоколад растает и станет мягким, добавьте к нему ваниль и сливки. Получившуюся массу взбивайте, пока она не станет гладкой и блестящей. Вылейте глазурь на остывший торт, не убирая с боков подтеки.
Оближите миску. Мням.
На лестнице я увидела рыдающую Китти. Она еще не переоделась из школьной формы и сидела, крепко обхватив себя руками, словно маленький худенький черный паучок. Она уселась так, чтобы видеть в зеркале на стене всю сцену: рыдающая принцесса, страдающая от несправедливости этого мира.
– Милая, что с тобой? – переполошилась я.
– Молли и Анна ужасно ко мне относятся. Ненавижу их; проклятые суки!
– Не говори так. Что случилось?
– Мы после школы пошли в «Брент Кросс», ну, ты в курсе?
Я кивнула. Этим занимаются все девочки – болтаются по торговым центрам, изображая из себя взрослых: пьют кофе, глазеют на витрины. В дни моей молодости мы ходили на Хай-стрит, и я никак не могла отделаться от мысли, что там было гораздо душевнее, чем в нынешних торговых центрах. (И что вообще это значит – «в мои дни»? Мои дни когда-нибудь закончатся, и начнутся чьи-нибудь еще. А когда кончаются дни моей молодости? Где этот волшебный рубеж? В двадцать, тридцать лет? А может, и сейчас еще «мои дни»? В конце концов, я же пока не умерла. Дни остаются моими, пока я жива, вот как я считаю.)
– Мам, ну послушай же, – затрясла меня Китти, пытаясь обратить на себя внимание. – Так вот, я ушла немного вперед от остальных девчонок, а когда обернулась, их уже не было, представляешь? Они сбежали от меня, и я не смогла их найти. Я там по всему магазину бегала, врезалась в какую-то девицу, которая чуть не упала. Ужасно вульгарная девка – знаешь, с такими огромными серьгами, в кроссовках и укороченных штанах. Она встала передо мной, уперла руки в боки и как разорется типа «Не трогай меня!» А потом ее дружок нас увидел, зыркнул на нее и говорит: «Чё, эта цаца тебя нехило взбесила», так что я решила смотаться оттуда, пока они меня не избили, – рассказывала Китти, совершенно позабыв про слезы. Она вжилась в роли той парочки, и я не сомневалась, что она абсолютно точно передает их голоса. Для нее вся жизнь была источником и материалом для актерской игры.
– Ну а потом что? Ты нашла девочек? – прервала я ее рассказ.
– А, да, в конце концов нашла, но я так расстроилась!
Я обняла ее, вспомнив, как иногда могут быть жестоки друг к другу маленькие девочки. Да и большие тоже – например, мамаши из школы, которые так грубо ведут себя со мной и Рути.
– Они все надо мной постоянно издеваются! У меня нет ни одной подруги, – всхлипывала Китти, уткнувшись мне в шею.
Мне захотелось надавать пощечин Молли и Анне.
– А как же Сефи, а?
– Ну, Сефи не считается, она мне как сестра.
– Так в том-то и дело, зайка. Если у тебя есть хоть один друг, такой, как Сефи, на других наплюй. Если они так себя ведут, значит, они тебе вовсе не друзья.
– Но я хочу, чтобы Молли с Анной тоже со мной дружили.
Все родители, включая меня, разрешали девочкам одним ходить в торговый центр только при соблюдении одного правила – что они не будут разделяться. Я постоянно им об этом говорила. Я набрала номер матери Молли.
– Это Хлоя, мама Китти.
– О, здравствуйте, – отозвалась она, словно силясь припомнить, кто же я такая и не встречались ли мы прежде.
Я объяснила ей, что произошло, и она рассмеялась, коротко и нетерпеливо.
– Ну, девчонки есть девчонки. Не знаю уж, чего вы от меня ждете в такой ситуации.
Львица-мать внутри меня медленно зарычала:
– Насколько я понимаю, со стороны Молли это было форменным издевательством, так что будьте добры поговорить с ней, пока это не зашло слишком далеко.
– Да бросьте вы, – сказала она и положила трубку.
Будь она рядом, я бы оторвала ей голову своими большими когтистыми лапами.
– Вот ведь сука, – пробормотала я.
– А я что говорила, – кивнула Китти, услышав меня.
Ну, война так война. Поведение Молли разделило нас на два лагеря. Мы с Китти обсудили возможности психологической атаки. Выяснилось, что завтра у Молли день рождения, а в свой день рождения девочки всегда приносят в школу торт. Мамаша Молли одевалась исключительно в «Маркс энд Спенсер», и, очевидно, единственное, что она могла сделать, выкроив время между походами в спортзал, – это купить торт по пути – первый попавшийся. К тому времени домой вернулась Джесси, учившаяся на два класса старше Китти, и втроем мы приготовили превосходный шоколадный торт, чтобы завтра моя дочь отнесла его в школу. Китти отрепетировала свою речь:
– Ой, я совсем забыла, что сегодня у Молли день рождения! Нам с мамой просто захотелось угостить всех тортиком.
Хитрость заключалась в том, что, если был выбор между покупным и домашним тортами, все всегда отдавали предпочтение домашнему. Тщательно украсив свое творение глазурью, мы написали на нем «Просто потому, что сегодня четверг» и восхитились собственным коварством.
– Думаю, это научит их вежливости, – резюмировала я, нанося последние штрихи из глазури.
Наш план чуть не разрушил Лео. Он бесшумно прокрался на цыпочках на кухню, словно вор, и собирался уже вонзить в торт огромный нож, чтобы отрезать себе щедрый кусок, как вдруг к нему подбежала я и, выдернув из его ушей айпод, заставила положить нож обратно.
– Чего вы так расшумелись? – удивился он. – Я только попробую.
– Это торт для Китти, она его завтра в школу с собой возьмет, – объяснила я.
– Ну, вечно так, как что-нибудь хорошее, так для Китти, – вздохнул Лео.
Чтобы доказать сыну, что я люблю его не меньше дочки, мне пришлось приготовить сандвич в виде пряничного человечка.
– Только маленький, – предупредила я, – мы ведь сегодня ужинать идем, помните?
По средам мы ходим ужинать в ресторан, чтобы избежать компании хмурой и унылой Беа, которая посреди недели всегда почему-то впадает в депрессию. С тех пор как к нам присоединилась Зузи, настроение у Беа исправилось, но в рестораны мы ходить не перестали, тем более что девушки с нетерпением ждали каждой среды, чтобы устроить себе романтический вечер на двоих. Единственной проблемой оставалось то, что почти все окрестные рестораны мы уже обошли. Грег с его капризами – отнюдь не идеальный клиент, и в справочнике «Рестораны в вашем районе» напротив почти каждого заведения красовался начертанный его рукой жирный красный крест. Мне всегда казалось, что такие же кресты рисовали в XVI веке на дверях несчастных, зараженных чумой. Иногда после смены руководства тому или иному ресторану удавалось реабилитироваться, но, как правило, вскоре он возвращался в позорный список, прибавив к первому кресту второй.
Мы устроились в «Сверчке», новой пиццерии на Вайлсден-лейн. Это место нам порекомендовали Рути с Ричардом. Меню было составлено многословно и до отвращения жизнерадостно: «Попробуйте нашу аппетитную пиццу «Сверчок» с острыми сосисками, покрытую расплавленным сыром, обладающую невероятным ароматом».
– Я ничего не хочу, – заявила Китти. – Читаю меню и все думаю, как у них в печках на пиццах сидят сверчки и заживо поджариваются.
Грег беспрестанно крутил в руках нож, которым, видимо, хотел намазать масло на булочку, несмотря на то что никакого масла нам не подали. Я решила заказать «Садовый салат»: «Ароматные свежие овощи на хрустящих листьях салата».Надо было им еще дописать»… с маленьким блестящим жуком посередине»,потому что именно его я обнаружила, когда салат мне принесли.
– Официант! Будьте добры, пригласите шеф-повара, – ледяным тоном произнес Грег. Такой голос он всегда использовал, когда хотел закатить сцену.
Я посмотрела на детей и подняла бровь – вернее, обе брови, потому что так и не научилась задирать только одну из них – словно говоря: «Ну, началось».
К нашему столику подошел молодой парень в поварском колпаке, из-под которого выбивались неопрятные и не очень чистые пряди волос. Грязные штаны сидели на нем в обтяжку, а пальцы рук были сплошь в пластырях и порезах.
– Вы не расскажете, как вы делаете этот салат? – поинтересовался Грег.
Шеф-повар, кажется, удивился.
– Извините? – переспросил он.
– Ну, просто расскажите поподробнее про процесс приготовления, – объяснил Грег.
– Ну, я режу овощи, – неуверенно произнес шеф-повар.
Дети заерзали, мучаясь от смущения. Грег поднял руку, заставляя их замолчать. Джесси тоже пошла с нами в ресторан. Раньше она никогда не видела Грега в подобных ситуациях и, кажется, была страшно поражена.
– Да-да, – кивнул Грег повару.
– Потом мою латук, – продолжил тот.
– Прошу прощения? – спросил Грег, наклоняясь к нему поближе, словно гончая, унюхавшая лису.
– Латук, – повторил повар, качая головой.
– Да-да. А вот что за слово было перед словом «латук»?
Повар почесал голову. Лицо его выражало напряженную работу мысли.
– Эээ… «Мою». Мою латук.
– Точно! – воскликнул Грег, многозначительно подняв палец. – Именно это слово – «мыть».
Из внимательной собаки он превратился в сердитого хозяина и собирался ткнуть повара лицом в его ошибки да еще наподдать напоследок свернутой газетой по голове.
– Все дело в мытье, не правда ли? – спросил он, сделав акцент на слове «мытье». – Так почему же, позвольте спросить, в салате моей жены лежит этот жук?
Впечатляющий указующий перст моего мужа переместился на жука, который спокойно лежал себе на ароматнейшихлистьях и знать не знал, какой из-за него поднялся переполох. Повар подхватил тарелку и шустро удалился на кухню, пробормотав что-то себе под нос на непонятном языке и энергично проведя пальцем поперек горла, выражая тем самым свое недовольство.
Я настояла, чтобы после «победы» Грега мы отправились домой. В юности я работала официанткой и прекрасно понимала, что униженный шеф-повар скорее всего наплюет в заказанные нами блюда, если не сделает чего-нибудь похуже.
– Почему нельзя было просто сказать ему, что в салате жук? Зачем было устраивать такую сцену? – сквозь зубы спросила я, выпроваживая всех к двери.
– Должны же они учиться! – воскликнул сумасшедший, за которого я по какой-то глупости умудрилась выйти замуж.
Вернувшись домой голодными как звери, мы обнаружили пустой холодильник. Беа с Зузи, удобно расположившись на кухонном диванчике, облизывали губы и похлопывали себя по набитым животам.
– Ну, все! – заорала я на Грега. – Никогда больше не пойду с тобой на ужин. С этого момента есть мы будем только в этих стенах!
– Но не по средам, да? – обеспокоенно спросила Беа. – Среда – это день Беа и Зузи, да?
Я сомневалась, что смогу ей нормально ответить, так что поднялась вслед за Грегом наверх. Он взял ресторанный справочник и поставил большой красный крест рядом со «Сверчком», а затем уселся сочинять письмо в редакцию справочника. Разумеется, он будет настаивать, чтобы они убрали «Сверчка» из своего списка. Взбешенная, я стояла и смотрела, как он царапает по бумаге гусиным пером. Не надо было ему его дарить. Я явственно чувствовала, как в воздухе вокруг меня образуются ледяные глыбы. Я превратилась в Снежную королеву; оттаивать я начну в лучшем случае через пару дней.
– Эй, пап, мама тебя сейчас заживо съест! – крикнула Китти, направляясь в свою комнату.
