Текст книги "Замужество и как с ним бороться"
Автор книги: Оливия Лихтенштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Что это?
– Гашиш. Я его на днях у Лео конфисковал. Хочу приготовить пирог с гашишем.
– Зачем?
– Сэмми не нравится его курить, потому что он завязал с сигаретами, да к тому же сегодня придет Джон.
Джон – старый приятель Грега по медицинскому колледжу. Он выбрал себе удивительно неподходящую карьеру – при виде крови грохался в обморок. Когда на лабораторной работе его попросили разрезать мышь или лягушку, чтобы посмотреть на ее вены и артерии, он, периодически теряя сознание, нашинковал несчастное животное, словно чеснок на ужин. Он бросил учебу в конце первого курса и занялся куда более подходящим для себя занятием – прожиганием жизни. Правда, это не лучшим образом отразилось на его здоровье.
– Идиотище, Джону же нельзя есть пироги, у него диабет. И кстати, для твоего холестерина это тоже неполезно.
– Именно поэтому я и приготовлю низкокалорийный, не содержащий сахара яблочный пирог с гашишем! – весьма довольный собой, ответил Грег. – А ты можешь засунуть гашиш в свой куриный суп, а?
Видимо, раны поражения так до сих пор и не затянулись.
– А ты не думал, что, раз уж все вокруг бросают курить и страдают от всевозможных болезней, может, настало время перестать принимать наркотики? – спросила я.
Грег скептически на меня посмотрел:
– Нельзя позволить каким-то крошечным проблемам со здоровьем встать на пути редкого наркотического кайфа. Кроме того, марихуану даже используют в медицине. Я и сам некоторым своим больным ее рекомендую, чтобы легче переносить боль.
– И какая же боль терзает тебя, Сэмми и Джона? – поинтересовалась я.
– Обычная боль экзистенциальной тоски, – ответил он.
Абсурдность его мыслей меня восхищала, на мгновение ко мне вернулись прежние чувства, и я прижалась к нему, наслаждаясь знакомым запахом и такими родными объятиями. На этот раз он даже не оттолкнул меня, а обнял в ответ. – Дашь мне потом рецепт, – попросила я.
«Как насчет завтра? Где-нибудь между 2 и 4 дня?» Я прекрасно сочетала прилив нежных чувств к мужу с разговорами о следующем свидании со своим любовником. Мое собственное вероломство меня изумляло. Так вот как это проворачивают мужчины, живущие на две семьи. Прямо раздвоение личности, как у психов: можно разложить две части своей жизни в разные отсеки у себя в голове, и содержимое одной коробочки никогда не попадет во вторую. Я всегда думала, что это невозможно, и вот теперь поняла, как это просто. Ни на минуту не задумываясь, я легко захлопывала коробочку с Грегом и открывала вторую, с Иваном. «Когда же я снова смогу быть внутри тебя?» – написал мне Иван. Удивительно, как иногда мужчина может быть внутри женщины, но не в ее мыслях, да и то, что женщина вообще внутри мужчины быть не может, тоже странно.
Китти с Лео остались на ночевку у друзей, а Грег, Сэмми и Джон устроились за кухонным столом. Они уже уничтожили полпирога и теперь хохотали над только им понятными шутками. Они хлопали себя по бедрам, рыдали от смеха, и, когда кто-нибудь из них начинал рассказывать очередной анекдот, остальные держались за животы, готовясь заржать. Я не стала их трогать и уже собиралась выходить, когда вдруг позвонила ПП и пустилась в повествование о невероятном сексе, который устроили себе они с Джереми. Обычно я сразу затыкаю уши, но на этот раз выслушала ее, решив, что раз уж и я «вернулась в строй», то имеет смысл чему-нибудь у нее поучиться. Судя по словам ПП, секс у нее всегда лучше, чем у кого бы то ни было. По сравнению с ней я представляюсь себе музыкантом-недоучкой, мучающим скрипку, в то время как она мастерски подносит к струнам смычок и уверенно играет виртуозные пьесы.
– Ну так вот, трахались мы с ним, и я была сверху; слава богу, я перед этим себе волосы в хвостик завязала, – начала ПП.
– Погоди, а хвостик-то тут при чем? – перебила я.
– Да чтобы лицо не обвисало, когда к нему наклоняешься, дурочка. После сорока за этим приходится следить. Когда лицо опускаешь, кожа свисает, словно переваренное мясо с косточки.
Фу! Божежтымой! (Иногда фразочки из лексикона Китти сами так и просятся на язык.) А я наклонялась к Ивану? К счастью, я вспомнила, что, застеснявшись, просто уткнулась лицом в его плечо. Но что дальше? Надевать в постель шапочку для плавания? Или приклеивать щеки к ушам суперклеем? Повсюду меня поджидали какие-то ловушки. Я быстренько свернула разговор и поспешила на встречу с папой.
Раз в месяц мы встречаемся с папой, только он и я. Это вошло у нас в привычку после маминой смерти, когда Сэмми отправился в самопровозглашенное небытие. Сначала мы встречались в его клубе – сомнительном полуразрушенном заведении в Блумсбери, где тусуются актеры и музыканты. Дома после маминой смерти я чувствовала себя неуютно. Очень уж давили воспоминания; призрак нашей бывшей семьи, казалось, натыкался на стены, отчего все вокруг ходило ходуном. Папа, судя по всему, тоже так думал – через пару лет он продал старый дом и переехал в просторную и светлую квартиру с французскими окнами в Праймроуз-хилл, где мы и продолжили наши встречи.
Когда я приехала, папа сидел в кабинете. Повсюду валялись какие-то бумажки, все свободные поверхности занимали чашки из-под чая и кофе. Папа ходил туда-сюда, его лицо походило на заросший сад: торчащие волосы, густые брови, свисающие до ресниц. Ему было семьдесят девять, и в тот день он выглядел на свой возраст. На меня накатила волна ужаса – так всегда бывало, когда я понимала, что однажды мне придется жить на этом свете без него.
Кругом громоздились нотные тетради, исписанные черными «птичками». Папа сыграл для меня новую аранжировку одной из своих известных композиций. Он готовился к гала-концерту, посвященному самому знаменитому его мюзиклу по мотивам «Принца и нищего» Марка Твена – его любимой детской книжки. В десять лет он увидел экранизацию этой истории и окончательно в нее влюбился.
Моя мама обожала Эррола Флинна. Они с папой познакомились весной 1958 года, и через три месяца после этого он пригласил ее в кинотеатр «Эверимен» в Хэмпстеде. На Хэлс-стрит они попили чаю с булочками в заведении, которое тогда называлось «Булочная Шерри». Через несколько лет пекарь Луис выкупил здание и переименовал булочную в свою честь. Папа с мамой сидели в заднем ряду кинотеатра и, как и все парочки, держались за руки и целовались. Когда пошли финальные титры, папа встал на одно колено и спросил, выйдет ли она за него замуж. Самый интимный момент он вынес на публику, которая в умилении им аплодировала. Мама же сразу потащила его к телефонной будке, чтобы сообщить новость своей родне.
– Я всего-то упомянул, что, возможно, когда-нибудь мы могли бы пожениться, а она уже заставила меня вступать в переговоры со всеми ее тетушками и дядюшками, – подшучивал потом папа.
Я любила слушать истории про то, как мои родители впервые встретились, влюбились и поженились; как все дети на свете, я считала, что судьба свела их вместе с единственной целью – чтобы родилась я.
– А ты скучаешь по маме? – Я уже давно хотела, но не решалась задать папе этот вопрос.
Я видела, что каким-то удивительным способом мамина смерть освободила папу, позволила ему начать жизнь заново и самому стать новым человеком. Правда, такое перерождение вполне могло сопровождаться чувством вины, но об этом я могла только догадываться.
– Иногда, – ответил папа. – Нам было хорошо вместе. Я частенько беседую с ее фотографией о Китти и Лео.
На стене позади папы висела фотография – мама в роли Одетты в «Лебедином озере» за год до их знакомства. Мама стояла на пуантах в позе «арабеск» – вытянув идеальной формы ногу вперед, скрестив руки на груди, переплетя пальцы и нагнувшись вперед. Вокруг головы красовались перья, а на лице читалось такое наслаждение, какое бывает только у артиста на пике творчества. Встречаться с человеком, блестяще выполняющим свою работу, само по себе приятно, не говоря уж о том, что мама была потрясающе красивой. Ничего удивительного, что папа в нее влюбился. Внизу на пианино, прямо под маминой фотографией, стояла еще одна, на которой я сняла папу пять лет назад на Рождество. Он улыбался, глядя, как дети открывают подарки, и лицо его было преисполнено нежности. По этой фотографии сразу было видно, какой же он славный, веселый и добрый.
Папа проследил за моим взглядом, изучающим фотографии на стенах.
– Когда долго живешь с человеком, начинаешь воспринимать его как брата или даже как соседа, правда ведь? – произнес он.
Я подумала о Греге. Я знала в нем каждую черточку. Знала, как, сосредоточившись, он чешет бровь, как кивает, когда смеется. Эти знакомые черты вызывали во мне не страсть, а смесь раздражения и любви.
– Интересно, все ли супруги к этому приходят? – задумчиво спросила я.
– Мне кажется, чтобы избежать этого, нужно чертовски много трудиться. Поэтому мы с Хельгой и держали наши отношения в тайне столько лет. Гораздо дольше, чем это необходимо. У нас нет особых доводов против совместной жизни, но и за не очень-то много. Мы с ней уже побывали в браке, завели детей. Мы не хотим воспринимать наши отношения как должное. Из-за постоянных расставаний встречи все еще волнуют и радуют нас; мы счастливы, когда видимся после очередной разлуки.
– Должно быть, это здорово. А я вот чувствую, что рутина моногамии будет сопровождать меня веки вечные, пока смерть не разлучит нас. Аминь. В юности чувствуешь, будто будущее принадлежит тебе целиком. А в старости понимаешь, что на самом деле у тебя есть только прошлое, – горько произнесла я.
– Господи, Хло, да ты ведь еще совсем молодая женщина! – поразился папа.
– Ну, в космонавты меня уже не возьмут.
– Да тебя вроде бы космические путешествия никогда не интересовали.
– Ну и что. Не в этом дело. Просто теперь я, даже если захочу стать космонавтом, им не стану. – Сказав это, я почувствовала, как по щекам побежали слезы. – И поп-звездой мне тоже не стать, – зачем-то добавила я.
– Я знаю, зайка. Сложно смириться с тем, что возможностей у тебя становится все меньше. А я вот все еще пытаюсь понять, чем же буду заниматься, когда вырасту, – сказал папа и обнял меня, а я положила голову ему на плечо, словно маленькая девочка. Меня поразило, насколько же хрупким он стал. – Заводи этот свой роман, если он поможет тебе стать счастливей, – посоветовал папа. Как любой родитель, он всегда знал, что натворил его ребенок. – Но будь осторожна. У тебя теперь будет две совершенно разные жизни – постарайся их не смешивать.
– Разложить все по разным ящичкам? – спросила я, и папа кивнул. – Это у меня хорошо получается.
– Просто, когда заводишь роман на стороне, – продолжил папа, – он становится чем-то вроде пригорода возле твоего мегаполиса. Очень соблазнительно гулять по зеленой загородной травке, не обращая внимания на город. Но без твоей заботы он очень скоро опустеет.
– Я понимаю, о чем ты, – кивнула я. – Но я, образно выражаясь, счастлива на своем шезлонге в солнечном пригороде. Можно я еще немножко там поваляюсь, половлю момент и все такое? – Часть меня еще не до конца поверила, что я обсуждаю свою измену с отцом, но он был таким мудрым и деликатным человеком, что разговор протекал легко и непринужденно.
– Хорошие и приличные люди иногда совершают поступки, которые сами еще вчера бурно осуждали, – улыбнулся он. – Можно всю жизнь прожить несчастным, боясь обидеть окружающих. Конечно, нужно делать все, что в твоих силах, чтобы не причинить боли родным и близким, но, уж прости меня за банальность, жизнь коротка. Иногда я смотрю на себя в зеркало и думаю: что это за старик? А потом понимаю, что это я сам. Ты стареешь, и с этим уж точно ничего поделать нельзя. – Обняв, папа погладил меня по голове. – Ты просто помни, что по сравнению с единственной альтернативой старость наверняка лучше.
– С какой еще альтернативой?
– Со смертью.
Ах да. Я решила, что поэтому мне и надо проводить время с Иваном, пока это еще возможно. «Хорошо в могиле, братцы, / Тихо, крыша не течет, / Но с любимыми встречаться / Лучше где-нибудь еще».
Глава двенадцатая
Маковый рулет по рецепту Володиной мамы
Для теста:
3 1/2 чашки муки;
1 щепотка соли;
2 столовые ложки мелкого сахара;
2 чайные ложки сухих дрожжей;
3/4 чашки молока;
цедра 1 лимона;
120 г масла;
1 желток, взбитый с водой для глазури.
Для начинки:
3/4 чашки плюс 1 чайная ложка мака;
1 столовая ложка сахара;
2 столовые ложки меда;
1 чайная ложка масла;
цедра 1 апельсина;
цедра 1 лимона;
белки от двух яиц.
Для приготовления теста смешайте в миске муку, соль и сахар. Туда же добавьте сухие дрожжи. В центре сделайте углубление. Положите в кастрюлю масло, лимонную цедру, добавьте молоко и держите на огне, пока масло не растает. Затем немного охладите смесь и добавьте ее к сухим ингредиентам. Замесите тесто, выложите на присыпанную мукой доску и месите 10 минут, пока оно не станет эластичным и гладким. Переложите тесто в чистую миску, накройте влажным полотенцем и поставьте в теплое место на 45–50 минут. Тесто должно увеличиться в объеме примерно в два раза. Тем временем приготовьте начинку.
Размельчите маковые зерна в комбайне или блендере. Растопите в кастрюльке масло и добавьте к нему перемолотый мак, сахар, мед, апельсиновую и лимонную цедру. Оставьте на 1 минуту на большом огне, затем дайте остыть. Добавьте белки от двух яиц и хорошо перемешайте.
На присыпанную мукой доску выложите тесто. Раскатайте в форме длинного прямоугольника толщиной в три сантиметра. Равномерно распределите начинку по тесту (остановитесь где-то за 2,5–3 см от длинного края). Сверните тесто в рулет. Убедитесь, что начинка осталась внутри. Выложите рулет швом вниз на противень, накрытый пекарской бумагой. Оставьте на полчаса. Покройте глазурью из яйца и распределите оставшуюся чайную ложку мака по поверхности рулета. Выпекайте в предварительно разогретой до 190° С духовке в течение 35–40 минут. Перед подачей остудите рулет на решетке.
Я сидела в гостиной и обменивалась с Иваном сообщениями, договариваясь о времени нашей новой встречи, когда почувствовала, что ко мне сзади подошел Грег. Я вскочила, словно перепуганная лошадь, увидевшая змею.
– Хло, ты белая как привидение, – сказал Грег.
– Ты меня напугал, – слабо откликнулась я.
– Ты какая-то нервная в последнее время. С тобой все в порядке? – Грег как-то странно на меня посмотрел, и мое сердце затрепетало от ужаса. Неужели он что-то подозревает?
– Да вроде да. Устала только немного.
– А ты не видела мой стетоскоп?
– Он разве не у тебя в сумке? – спросила я, и Грег отрицательно помотал головой. – Грег, ну куда ты его запрятал?
Грег виновато опустил голову, словно мальчишка, которого поймали за хулиганской проделкой.
– Господи ты боже, Грег! Откуда мне знать, куда тыдел свой стетоскоп? – воскликнула я.
Муж тщательно осмотрел комнату. Вдруг глаза у него загорелись. Он уверенно подошел к тумбочке, на которой стоял телевизор, улегся на пол и вытянул руку.
– Нашел, – сказал он, довольно улыбаясь, словно маленький Джек Хорнер, доставший сливу [18]18
Джек Хорнер – персонаж детского четверостишия, известного с XVIII в., пай-мальчик, любящий полакомиться и прихвастнуть.
[Закрыть]. Потом взглянул на меня лукаво: – А я знаю твой секрет.
Мое сердце подпрыгнуло и пустило волну адреналина по телу.
– Какой секрет?
Откуда он знает про Ивана? У меня перехватило дыхание; я явственно увидела, как рушится наша жизнь: уложенные по коробкам вещи; проданный дом; рыдающие дети. И все из-за меня.
– Надо же, – удивленно уставился на меня Грег. – А я думал, только я тут переживаю из-за рецепта твоего куриного супа.
О чем это он?
– Секрет ведь в жире из той банки из холодильника, да? Вот твой секретный ингредиент! – Грег ликующе замахал перед моим носом какой-то бумажкой.
Меня все еще потряхивало. Я с трудом выровняла дыхание и постаралась успокоиться. Шмальц! Вот в чем дело. Пришел отчет из лаборатории – они обнаружили в моих кнедликах присутствие куриного жира. Мне еще повезло, что муж не отправил в лабораторию меня и не обнаружил во мне присутствие другого мужчины.
Позже в этот же день мы с Иваном лежали на диване в его гостиной. Он спал, я нет. Вот вам и еще одно различие между мужчиной и женщиной: он после оргазма лишается сил, а она их набирается. Бекки еще не вернулась в город. Ужасно, конечно, было спать с ее мужем в ее же доме, но не настолько ужасно, чтобы перестать с ним спать. Мы тем не менее избегали супружеской спальни, вовсю исследуя остальной дом и гордясь собственной щепетильностью. Я поведала Ивану папину теорию о взаимоотношениях: о том, как муж и жена привыкают друг к другу, становятся словно братом и сестрой, и оттого срабатывает запрет на инцест, а следовательно, и на секс. Если честно, я просто хотела узнать, занимаются ли они с Бекки сексом.
– Есть один такой русский роман девятнадцатого века, описывающий утопию, – начал рассказывать Иван. У папы на каждый случай имелась цитата из великих, а у Ивана – книга. Судя по всему, в Советской России заняться, кроме чтения, было в общем-то нечем. Ну, еще сексом, в котором Иван тоже преуспел. Секс входил в краткий перечень увлечений, не привлекавших к человеку повышенного внимания властей. В общем, я была рада такому стечению обстоятельств – благодаря этому Иван состоялся как прекрасный любовник.
– Эта книжка тогда пользовалась большим успехом, – продолжил он, – ее написал Чернышевский, и называлась она «Что делать?».
– А я думала, ее Ленин написал, – прервала его я, хвалясь своей эрудицией.
Студенткой я как-то ненадолго увлеклась коммунизмом и прочла брошюру про Ленина. Тогда же я занималась продажей «Социалистического рабочего» на улицах Камдена, но быстро сменила эту низкооплачиваемую должность на работу официантки в занюханной кафешке, что позволило мне, известной также как «мисс Селфриджез» [19]19
«Селфриджез» – крупнейший универсальный магазин Лондона, расположенный на Оксфорд-стрит.
[Закрыть], более полно удовлетворять потребительский голод. Я рассуждала так: мои покупки суть плоды моего же труда, следовательно, предаваясь шопингу, я не изменяю марксистской идеологии. Вскоре после этого я закончила университет, заплатила первый взнос за квартиру и перестала притворяться коммунисткой, как любой работающий налогоплательщик из общества собственников, всецело отдавшись капитализму.
– Написал. Но только название он взял у Чернышевского, притом преднамеренно. В общем, в том романе он описал равноправный брак, в котором муж и жена договорились уважать личную жизнь друг друга. Они входили в комнату супруга только после приглашения и, кроме того, отвели отдельную комнату для личных встреч. Я всегда думал, что в этом что-то есть – так можно сохранить какую-то тайну, загадку между двумя людьми, поддержать сексуальный интерес друг к другу, не воспринимая его как должное.
– Мм, – протянула я, – неплохая мысль. Только вот комнат нужно много. Ну и что с ними произошло? Сработала теория?
– Ну, все получилось немного сложнее. Жена влюбилась в друга мужа, и они стали жить втроем. А потом муж инсценировал собственную смерть, чтобы жена смогла спокойно жить с его другом, ведь его она любила больше, чем мужа.
– Какой альтруист. Боюсь, ради тебя Грег на это не пойдет, – призналась я. – Правда, ты ему и не друг вовсе. – На мгновение я задумалась. – Наверное, поэтому нам с тобой так и хорошо вместе, правда? Из-за того, что мы отвлекаемся от рутины обычной жизни.
– Наверное, – ответил он, и на пару минут мы замолчали. Иван провел рукой вверх и вниз по моему плечу, по которому тут же забегали мурашки. – Знаешь, я очень жалею, что присутствовал на родах своей жены, – признался он. – Мне после этого трудно воспринимать ее как женщину. Она для меня стала в первую очередь матерью моих детей, и теперь мне кажется, что сексом с ней заниматься как-то неприлично.
– Как ты можешь так говорить? – удивилась я. – Они ведь и твои дети тоже.
– Я знаю. Просто я не вру сам себе, да и тебе говорю чистую правду. Так это на меня повлияло. Да и не только это. Еще эти вечные: «Куда ты положил мыло?» и «Почему нельзя закрыть за собой зубную пасту?»… Все это разрушает таинство, верно? Ты слышала о таком русском поэте – Маяковском?
Я кивнула.
– Он очень здорово описал это в одной из своих поэм: любовная лодка разбилась о быт.
Я поняла, что меня страшно заводит, когда он говорит по-русски.
– А как насчет нашей лодки? – кокетливо спросила я, лаская его между ног.
– А наша лодка, милая, только-только вышла в море, – ответил он и, притянув меня к себе, поцеловал. – Я никак не могу тобою наесться, – прошептал Иван, и мы снова занялись любовью.
Сидя в кафе в парке, я наблюдала, как какая-то женщина, явно стыдясь, поедала яичницу с беконом, прикрывая второй рукой жующий рот. Как будто есть в общественном месте страшно неприлично. Рядом с ней сидел мужчина за пятьдесят, с жидкими волосенками, затянутыми в хвост. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не заорать ему в ухо, что он выглядит нелепо, и не отчекрыжить хвостик маникюрными ножницами. Настроение у меня было не ахти, и я срывалась на всех и вся. Бекки раньше времени вернулась домой, поэтому Ивану пришлось отменить наше следующее свидание. Свою досаду я вывалила на Грега, и мы жутко поругались. Любая супружеская пара со стажем проводит ссоры легко и виртуозно. Каждый из супругов, до бесконечности повторяя свои аргументы в споре, запоминает их в совершенстве. У нас «хитовые» фразы звучали так: «Ты всегда в плохом настроении, уставший и никого не хочешь видеть» и «Ты всегда права, а все вокруг ошибаются». В общем, в результате разговора я теперь ненавидела все живое: Грега – за то, что он зануда, Ивана – за то, что отменил свидание, Бекки – за то, что зачем-то приперлась домой и мешает мне спокойно жить и трахаться с ее мужем.
Через окно я увидела Сэмми и Даму-с-голубями. Они сидели рядышком на скамейке. Интересно, что за тему для разговора они нашли? Вдруг Сэмми поднял голову, заметил меня и жестом пригласил присоединиться. Мое настроение не очень-то располагало к общению, но потом я заметила кое-что интересное – правая рука у Сэмми двигалась то вверх, то вниз. Он играл на гитаре. Насколько я знала, с момента маминой смерти он ни разу не брал в руки гитару и тем более не играл, и сейчас я страшно удивилась и растрогалась. Допивая кофе, я натягивала куртку, намереваясь присоединиться к ним, как тут зазвонил мой мобильник. Может, это Иван? Может, мы все-таки встретимся? В глубине моей души встрепенулась надежда, но быстро зачахла и умерла – звонила Джина, да еще и очень взволнованная.
– Я собираюсь отменить свадьбу, – заявила она.
Мои мысли все еще занимал Сэмми с гитарой, так что я вяло откликнулась:
– Да?
– Я ведь не смогу прожить с одним-единственным мужчиной всю оставшуюся жизнь!
Я попыталась сконцентрироваться на ее словах:
– Джина, не предпринимайте ничего, пока мы не увидимся. Вам нужно все серьезно обдумать. Возможно, вам просто страшно.
– В смысле?
– Вы боитесь серьезных отношений, боитесь стать счастливой. Мы сегодня во время сеанса все это обсудим, – пообещала я.
– Я не достойна такого мужчины, как Джим, – отозвалась Джина, но в конце концов пообещала потерпеть до нашей встречи и ничего пока не делать.
Как только я вышла из кафе, мобильник снова разразился звоном. На этот раз звонила ПП.
– Джесси у тебя? – поинтересовалась она. – До меня тут дошло, что я ее уже давно не видела, вот и решила уточнить, у тебя она или как.
– У меня, и с ней все в порядке. Но вообще-то могла бы и позвонить ей хоть разок.
– Позвоню-позвоню, – пообещала ПП. – Просто я так занята, ну, сама знаешь. Пойдешь со мной на бал, который дает Элтон Джон? У меня есть лишний билет, а Джереми не может. Странно, но мне так тяжело, когда его нет рядом.
«А когда твоей дочери рядом нет, тебе наплевать», – подумала я, но промолчала и вместо этого спросила:
– Что же тебе в нем так нравится?
– Он божественно делает куннилингус. Обязательно приходите с Грегом к нам на ужин, я вас познакомлю. Ну, мне пора, – прочирикала она и бросила трубку.
Я мысленно передернулась, представив себе картину божественного орального секса, выключила телефон и направилась к Сэмми.
Он все еще сидел на скамейке рядом с Дамой-с-голубями и играл «Это могла быть только ты». Старушка с голубем на плече тихо и мелодично подпевала ему:
Нет на свете парня лучше,
Я не ем, не пью, не сплю.
У тебя пороков куча —
Все равно тебя люблю.
Когда она пела, голос у нее становился как у молодой девушки. На какое-то мгновение я увидела, какой она была: юной девчушкой, ребенком, чьей-то дочкой. Все мы чьи-то дети, все мы появились на этот свет из материнской утробы. И вот теперь та девочка стала странной, дикой и одинокой старухой, почти карикатурным персонажем, бродящим по улицам Квинс-парка и разговаривающим с голубями. Что за шутку сыграла с ней жизнь, чем довела до такого? Когда я подошла поближе, Дама согнала голубей со скамейки, чтобы я смогла сесть.
Сэмми нас познакомил:
– Хло, это Мадж. Мадж, это Хло.
Последние десять лет я неоднократно видела ее на улице, но ни разу не поинтересовалась, как же ее зовут. Мне стало стыдно.
– Да-да, – кивнула Дама, – мы с Хло давние подруги, правда ведь? Но ты всегда так занята, все время какие-то дела-дела-дела, так что мы никак не можем улучить момент и поговорить по душам.
Впервые я внимательно взглянула на нее. На измученном заботами лице сияли миндалевидные, удивительно зеленые глаза, полные грусти и печали. Ей было где-то около семидесяти, и что-то в ее поведении подсказывало, что раньше она жила благополучной и счастливой жизнью. Возле ее ног покоилась груда пакетов, без которых она не выходила из дому. В одних виднелись какие-то тряпки, вроде тех, что висели у нее над крыльцом; в других лежали корки хлеба для голубей.
– Мадж раньше была дизайнером по тканям, – сообщил Сэмми.
Мадж кивнула, закачав растрепанной головой.
– У меня двое детей, – добавила она. – Славные мальчик и девочка, совсем как вы с братом.
– Ты снова играешь, – заметила я Сэмми, прикасаясь к гладкой поверхности гитары.
– Да, пришло время. Мадж говорит, мы все обязаны делать то, для чего появились на этот свет, – сказал Сэмми, и Дама похлопала его по плечу. Сэмми взглянул на свои пальцы, удивляясь, как же после такого долгого перерыва им удается так шустро перебирать струны. – Я как будто встретил старого друга после долгих лет разлуки, – сказал он. Его глаза были полны слез.
– Сэмми поможет мне найти моих малышей, – поделилась Мадж.
Я, немного обеспокоившись, посмотрела на брата.Интуиция велела мне держаться подальше от людей, которым нужна моя помощь, только если они не собираются за нее платить, – в таком случае я могла бы контролировать наши взаимоотношения, определяя их строгими, сугубо профессиональными рамками. С другой стороны, Сэмми всегда был добр к бродягам и бездомным. Он никогда не пройдет мимо нищего – всегда даст денег, чтобы хватило на чашку чая, а потом вместе с ним его и выпьет, заодно угостив несчастного полноценным английским завтраком, во время которого будет углублять знакомство и строить планы на завтрашнюю встречу.
– Мадж не видела своих детей уже тридцать пять лет, – объяснил Сэмми.
Мадж откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза, чтобы ничто не отрывало ее от воспоминаний, и начала свой рассказ.
Она познакомилась со своим мужем Регом в двадцать лет. В 1958 году, после двух лет ухаживаний, они поженились. Она работала дизайнером на текстильной фабрике, он был бригадиром. У нее, в отличие от мужа, было хорошее образование – после средней школы она окончила факультет дизайна в колледже.
– Он был невероятно красивым. О нем мечтали все девушки города. А выбрал он меня, – гордо сказала Мадж.
Когда Мадж забеременела, ей пришлось оставить работу. В 1962-м родилась дочь, а через два года появился и сын – в те же годы, что родились и мы с Сэмми. Такая же семья, как у нас, в том же городе, жила такой же жизнью.
– Поначалу у нас все шло прекрасно, – добавила Мадж.
Рега радовала роль отца и кормильца семьи. Они жили в маленьком доме с террасой в Килбурне, и Мадж была счастлива готовить, убираться и просто растить своих детей. Сначала. Когда же дети пошли в школу – Рози было семь, а Джимми пять, – Мадж потеряла покой.
– Если бы Рег просто позволил мне вернуться на работу, все было бы совсем иначе, – вздохнула она.
Но ее муж был обычным трудягой, убежденным, что работающая жена – позор для мужчины, подтверждение того, что он – неудачник, который не в состоянии обеспечить семью. А у Мадж было слишком много свободного времени и энергии.
– Мне было так одиноко. Рег приходил домой с работы и засыпал на диване перед телевизором. Я целый день сидела дома одна и, уложив детей спать, вечера проводила тоже в одиночестве. Мне так хотелось хоть с кем-нибудь поговорить.
Этим кем-нибудь и стал Армстронг (Арми), ее любовник. Он не только ее слушал, он еще и говорил с ней. Они познакомились в 1969 году в Кентиш-тауне, когда Мадж поскользнулась и упала на скользкой дорожке. Он помог ей встать, обработал содранные коленки и пригласил на чашку чая, чтобы помочь оправиться от стресса. Арми был на пять лет младше Мадж, имел диплом преподавателя, но работать сумел устроиться только автобусным контролером. Он приехал с Ямайки и, сойдя с корабля, разочаровался в стране, которая не ответила его ожиданиям.
Они влюбились, и Мадж, погрузившись в мир тайных свиданий и сорванных украдкой поцелуев, снова стала счастливой. Довольно скоро она сообщила Регу, что уходит от него к другому и забирает с собой детей. Когда Рег узнал, что Арми черный, он заявил, что его дети с черномазым жить не будут только через его труп.
– Я не знаю, что случилось потом, – завершила свой рассказ Мадж. – Это все, что я помню. Видимо, я заболела и попала в больницу. – Она затрясла головой, словно пытаясь вытрясти забытые воспоминания – она точно знала, что они есть, но никак не могла их вызволить.
Внезапно Дама вскочила со скамейки.
– Мне пора домой. Джимми и Рози скоро вернутся домой пить чай.
Туман в ее голове, на время рассказа немного прояснившийся, опять заволок ее сознание, и теперь Мадж снова выглядела не совсем нормальной. Подхватив мешки, она поспешила домой, отгоняя прочь с дороги голубей.
– Бедная старушка, – покачал головой Сэмми. – Я собираюсь ей помочь – хочу выяснить, что все-таки произошло с ее детьми.
– А ведь маме сейчас было бы столько же, сколько ей, – заметила я.
Над парком медленно сгущались сумерки. Вокруг радостно носилась парочка собак – далматинец и чихуахуа. Время от времени они застывали на мгновение, но потом снова принимались валять друг друга в траве. Позади псов в полной тишине брели их хозяева – видимо, случайные знакомые, объединенные лишь дружбой своих питомцев. Неподалеку мужчина с аккуратным красным тюрбаном на голове, склонившись над священной книгой, ходил кругами по периметру детской площадки, как делал это каждый день.
