Текст книги "Миллиардер Скрудж по соседству (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Из-за нервов трудно говорить.

– Меня еще никто не сбивал с ног. Это относится и к личной жизни тоже.

– Какой позор, – говорит он. Не похоже, что Адам говорит это всерьез.

– Да. Действительно, очень грустно. Так что вместо этого я погружаюсь в праздничное настроение.

– Это единственное, чем хороши праздники, – говорит он. – Отвлекают людей от всего.

– Ты говоришь что-то хорошее о Рождестве?

Он морщится.

– Это утверждение, а не комплимент.

– Я никому не скажу.

– Спасибо.

Я улыбаюсь, а он смотрит на меня сверху вниз, темные глаза бездонны. Из-за них трудно удержать ход мыслей. Я бы хотела, чтобы мы могли остаться здесь навсегда, смеясь вообще ни над чем.

Его губы изгибаются.

– Ты говорила, что осталось сделать рождественские покупки?

– Ой! Верно! Нужно кое-что купить для игры в «Тайного Санту».

– Я пойду с тобой.

Я провожу нас мимо киосков, кивком здороваясь с несколькими людьми. Если Адам и замечает любопытные взгляды, брошенные в его сторону, то не подает виду. Здесь много людей, которые понятия не имеют, кто Адам такой… но местным жителям это известно.

Не знаю, смотрят они потому, что он Адам Данбар, гений Wireout и один из самых молодых миллиардеров, сделавших себя сами в Америке, или потому, что он Адам Данбар из печально известного рождественского магазина «Данбар».

Вероятно, и то, и другое.

Мы останавливаемся перед крошечным киоском, где Джош Перкинс продает снежные шары ручной работы. Внутри – резные копии Фэрхилла с главной улицей, Рождественской ярмаркой на ее новом месте и городской рождественской елкой в центре. Джош тратит на это месяцы.

– Привет, Холли, – он наклоняет голову к Адаму. – Кто твой друг?

– Это Адам, – говорю я. – Мы делаем кое-какие рождественские покупки в последнюю минуту.

– У тебя ещё почти две недели, так что не то чтобы в последнюю минуту, – говорит он. – Вы бы видели очереди в канун Рождества!

– Черт возьми, могу себе представить.

– Ищете что-то конкретное?

Я указываю на снежный шар среднего размера с изображением Фэрхилла в центре. Он на красивой белой подставке, украшенной нарисованными снежинками.

– Я бы хотела купить вот это, пожалуйста.

– Скоро будет. В подарочной упаковке?

– Нет, спасибо. Украшу дома.

– Вот и хорошо, – говорит Джош. – Эти руки хороши для лепки, а не для упаковывания.

– Не уверена, – говорю я. – Снежные шары очень красивые.

Он вполголоса соглашается и начинает заворачивать снежный шар в оберточную бумагу.

Адам наклоняет голову.

– Ты действительно покупаешь снежный шар? – бормочет он.

– Да, – шепчу я.

– Не могу в это поверить.

Я подталкиваю его локтем, чтобы тот молчал. Адам молчит, но ненадолго. Мы едва успеваем отойти на три фута, как он качает головой.

– Я ценю, что ты хочешь поддержать местный бизнес, но снежный шар? Что собираешься с ним делать?

– С тоской смотреть одиннадцать месяцев в году, – говорю я.

Адам качает головой.

– Не понимаю одержимости этим праздником.

– А я не понимаю твоей ненависти, – говорю я. – Но на самом деле это не для себя, а для невесты Эвана. Для семейного Тайного Санты.

– Тайного Санты, – повторяет он.

– Да. Мы делаем это каждый год, но Сара присоединяется впервые. Я хочу сделать для нее коробку со всем, что делает Фэрхилл Фэрхиллом. Познакомить с прошлым Эвана и его семьей, понимаешь? У меня есть несколько фотографий из ежегодника Эвана и его любимые рецепты, те, что всегда готовит мама. Я написала путеводитель по Фэрхиллу. Даже достала календарь пожарной охраны на следующий год. Эвану понравится, если Сара развесит дома полуодетых пожарных. И теперь у меня есть этот снежный шар!

По глазам Адама невозможно прочитать, о чем тут думает. Я крепче сжимаю коробку со снежным шаром.

– Звучит глупо?

– Нет. Звучит… очень похоже на тебя.

– Не уверена, комплимент это или нет.

– Да, – говорит он. – Поверь.

В горле пересохло.

– Спасибо.

– Тебе нравится Сара?

– Невеста Эвана?

– Да.

– Наверное. Она милая. И… именно то, что ему нужно. Будет забавно пригласить ее на Рождество.

Адам приподнимает бровь.

– Звучит неубедительно.

– Нет, нет, я уверена. Все пройдет действительно приятно. Просто, полагаю, это изменит атмосферу. У нее аллергия на сосну, поэтому мы не будем ставить рождественскую елку, как раньше, – я пожимаю плечами. – Это глупо. Мелочь, но я скучаю по нашей традиции.

Он кивает.

– Я понимаю.

– Несмотря на то, что рождественские елки – коммерциализированная чушь?

– Да, – говорит он. – Несмотря на это.

Это заставляет улыбнуться.

– Ты безнадёжен. Какие планы на Рождество, мистер Скрудж?

– Особо никаких, – говорит он. Адам поворачивается к центральной сцене. Школьный оркестр снова заиграл, мелодия дурацкой «Все, что я хочу на Рождество» разносится по ярмарке.

– Ты будешь здесь? В городе?

– Еще не решил.

– Понятно, – говорю я. Все еще не совсем понимаю, что произошло с его родителями после всего случившегося, и нет простого способа спросить. – Дай знать, если останешься, чтобы я могла подарить тебе собственный снежный шар.

Он стонет.

– Холли, не смей.

– Я видела, как ты смотрела на те, что стояли дальше. В глазах была похоть. Чистое, неподдельное желание.

– Похоть, – повторяет он, глядя на меня сверху вниз. – Нет, определенно не было.

– Да, – бормочу я. – В глубине души ты хочешь отпраздновать Рождество.

– Нет, – говорит он так же тихо. – Я действительно не хочу.

В горле пересыхает. У него темно-карие спокойные глаза, и я хочу узнать мужчину получше. Все в нем интересно. Адам Данбар, загадка, которую я так и не смогла разгадать.

Может быть, на этот раз он позволит.

– Эй, вы Данбар? – спрашивает мужской голос. Он стоит перед нами в куртке с рефлексивными бирками, прищурив глаза. – Адам Данбар?

Адам встречает взгляд мужчины средних лет холодным взглядом.

– Да, это я.

– Ленни Мауриц, – говорит он и протягивает руку. Адам пожимает ее. – Когда-то я работал на твоего отца. Он нанял строительную компанию дяди для расширения дома на Террелл-стрит.

– Знаю, кого ты имеешь в виду, – говорит Адам. В голосе нет злобы, но он холоден. Как будто знает, что сейчас произойдет.

Страх скручивает желудок. Пожалуйста, не надо, Ленни.

Но Ленни знает.

– Что ж, твой старик здорово надул нас. Годовой доход потерян, и мы не получили ни пенни. Дяде пришлось продать дом, – голос Ленни повышается, слышится гнев. – Ты знаешь, где он, не так ли? Я бы с удовольствием сказал, что люди здесь думают о нем.

– Я не знаю, где он, – говорит Адам.

– Уверен? Последнее, что я слышал, его не было в стране. Скрывается от правительства. Но неужели он действительно оставил бы единственного ребенка в неведении? Сомневаюсь в этом.

Его тон беспокоит меня.

– Адам не несет ответственности за то, что сделал его отец, – говорю я.

Ленни смотрит на меня так, словно удивлен, что здесь есть кто-то еще.

– Конечно, нет, – говорит он. – Но он мог бы помочь все исправить. Ничто из сделанного Данбаром не было правильным. Твой отец мудак, и я не боюсь это сказать.

– Очевидно, что не боишься, – бормочет Адам. Он тянется к внутреннему карману пиджака и достает бумажник. – Сколько компания твоего дяди потеряла в ожидаемом доходе? Сколько отец им должен?

– Достаточно, чтобы компания работала в течение года, – говорит Ленни. Он с подозрением смотрит на бумажник Адама. – Даже ты не можешь носить с собой столько наличных.

– У меня их и нет, – говорит Адам. Он протягивает визитку. – Свяжитесь со мной по электронному адресу с полным списком того, что вам и дяде причитается по аннулированным контрактам. Я позабочусь, чтобы вам заплатили.

Ленни смотрит на визитку в руке Адама.

– Немного поздновато, не так ли? Твоему отцу следовало сделать это много лет назад, ублюдок. Вместо этого он валяется на каком-то пляже с выпивкой и нашими деньгами.

Голос Адама отрывистый.

– Что ж, это лучшее, что ты можешь получить. Соглашайся или не соглашайся.

Ленни принимает визитку.

– Ладно.

– Я сожалею о том, что произошло в прошлом, – говорит Адам. – Но, боюсь, не могу сделать ничего большего, чем это. Я не знаю, где он.

– Спасибо, – говорит Ленни. Слова звучат неохотно. – Я буду на связи, если что. И ожидать полную сумму. Для дяди и его сотрудников тоже.

– Пожалуйста.

Ленни кивает нам обоим.

– Хорошо. Что ж… наслаждайтесь ярмаркой.

– Приятного вечера, – говорит Адам.

Мы стоим в тишине и наблюдаем, как Ленни растворяется в толпе. Я крепче сжимаю коробку со снежными шарами.

– Мне так жаль.

Адам кладет бумажник обратно.

– Пожалуйста, Холли. Не извиняйся.

– Но это неправильно, – говорю я. – Ты не должен был этого делать. Он даже не разговаривал с тобой, на самом деле.

– Знаю, – Адам прикусывает язык. Он широкими шагами пробирается сквозь толпу, и я вынуждена направиться следом. Мужчина ведет нас к более тихим стойлам в глубине зала.

– Адам, – говорю я, наконец-то хвата его за локоть. – Подожди, Адам, нам не обязательно уходить.

Он останавливается под аркой. Челюсть двигается, заостряясь под темной бородой.

– Не следовало приезжать сюда.

– Не говори так.

– Не на ярмарку. Я имею в виду Фэрхилл, – он проводит рукой по волосам, отводя взгляд от меня на толпу. – Думал, прошло достаточно времени.

– Так и есть. Этот парень придурок.

– Но он ведь прав.

– Ты не несешь ответственности за то, что сделал отец. Как мог быть таким?

Глаза Адама встречаются с моими и в них такая усталость от мира, какой я раньше не видела.

– Люди видят это по-другому. Особенно когда знают, что у меня есть средства, чтобы загладить вину.

– Это не значит, что ты обязан. Если решишь, думаю, это благородно. Тебе следует отдать должное. Не потому, что ты должен это сделать, а потому, что хочешь.

Он кивает, глядя мимо моего плеча.

– Тогда со мной и мамой обращались как с преступниками. В городе, в полиции.

– Сожалею об этом, – я придвигаюсь ближе, желая хоть как-то утешить. Но ничего нельзя сделать для раны, которой больше десяти лет.

– Все спрашивают, знаю ли я, где он, – Адам качает головой. – Чертовски унизительно продолжать говорить, что понятия не имею.

– Это не твое преступление, – повторяю я. Рука крепко сжимает его предплечье. – Адам, это произошло давно. Люди здесь думают по-другому. Но те немногие, которые считают так же, ну… пошли они к черту. Почему их мнение имеет значение? Ты сам себе хозяин, и чертовски впечатляющ.

Адам смотрит на меня долгим взглядом.

– Чертовски впечатляющ?

– Да, – румянец, выступающий на щеках, не имеет никакого отношения к этому моменту, и голос остается твердым. – Замечательно, что ты поступаешь правильно по отношению к Ленни, пусть и не должен отвечать за чужие грехи.

Он надолго замолкает.

– Ну а ты произносишь хорошие ободряющие речи.

– Спасибо. Это мой навык, – снова сжимаю его предплечье. – Мы можем уйти, но обещай: это потому, что ты хочешь уйти, а не из-за него. Не все ужасны в Фэрхилле.

– Нет, – тихо соглашается он. – Не все.

– Эй, вы двое! Поднимите глаза!

Я бросаю взгляд туда, где мимо проходит Джинни. Она несет гигантскую коробку с надписью «какао», а на лице улыбка.

Я поднимаю взгляд.

Мы стоим под веточкой омелы, развешанной на каждой арке Рождественской ярмарки. Эта традиция так же стар, как и сам Фэрхилл.

Адам замечает это.

– Только взгляни.

– Забавно, что ты остановилась именно здесь.

– Да уж… – он медленно наклоняет голову, давая время отстраниться. Я не двигаюсь.

Он прижимается губами к моей щеке, а борода щекочет кожу.

– Спасибо за сегодняшний вечер, малышка Холли.

– В любое время, – шепчу я. – Но я больше не маленькая.

Его глаза темные, бездонные.

– Нет, – соглашается Адам. – Ты определенно не такая.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Холли

На следующий день я превращаюсь в фейерверк.

Дом пуст, родители благополучно уехали к тете и дяде, так что мы с Уинстоном остались одни.

Что ж, на его планы, похоже, это не повлияло. Он проводит день, занимаясь тем, чем обычно занимается, а именно наблюдает за мной темными собачьими глазами со своего места на диване. Когда-то давно ходил по дому.

Я занимаюсь утренним пилатесом, принимаю душ и выпрямляю волосы. Зря? Может быть.

Но продолжаю поглядывать на дом через дорогу и прокручивать в памяти ощущение его губ на щеке и на сто процентов возвращаюсь к себе пятнадцатилетней, за исключением чрезмерного использования блеска для губ.

Я также включаю очень громкую рождественскую музыку. Мэрайя Кэри была саундтреком утра, и я фальшиво подпевала ее песням. На ногах любимые рождественские носки, чертовски высокие, пушистые и нелепые, с крошечными колокольчиками, вшитыми в резинку.

Я даже успеваю кое-что сделать. Документ на экране компьютера заполнен полностью. Сверху донизу, через один интервал, и все это о Фэрхилле.

Адам вчера шутил, но правда в том, что этот город интересный. Я знаю его как свои пять пальцев.

Внутри керамических Санта-Клаусов нет тайников с наркотиками, но должна быть какая-то мистическая тайна. Почему это рождественская столица штата? Как местные жители относятся к празднику?

Только начала писать вторую страницу, как раздается звонок в дверь. Я вскакиваю с дивана.

– Иду!

Уинстон кряхтит, с трудом спускаясь, чтобы присоединиться. Обязанности сторожевой собаки, по-видимому, по-прежнему имеют первостепенное значение.

Это Адам Данбар, высокий и собранный. Темные волосы покрыты крошечными снежинками после того, как тот перешел улицу.

– Привет, – говорит он. – Я не вовремя?

– Нет, нет, вовсе нет. Как дела? Нужно установить еще несколько лампочек?

Он морщится.

– Нет. Ты проделала очень тщательную работу.

– И ты это ненавидишь, – говорю я. – Нет, все в порядке. Тон как бы выдал тебя.

– Ненавижу это, – говорит он, но голос сух. – Но мне нравится не быть мишенью гнева Мэйпл-Лейн.

– Ты сделал правильный выбор. Эти дамы наводят ужас.

Он притворяется, что дрожит от страха.

– У тебя есть работа или можешь прогуляться?

– Мне не нужно работать, – говорю я. – В конце концов, сегодня суббота.

– Точно. Хочешь пойти со мной по делам?

Не нужно просить дважды.

– Давай. Могу я просто накинуть куртку и взять сумку?

– Нет, – говорит он. – Должна пойти прямо так, только в свитере и рождественских носках. У меня строгое ограничение по времени.

– Ха-ха, очень смешно. Сейчас вернусь.

Я оставляю Адама в коридоре и бегу через весь дом. Носки абсолютно нелепы, и я люблю их, но ни разу не подумала, что мужчина, который мне интересен, увидит их до того, как, знаете ли, влюбится. В меня.

Но теперь увидел.

– Я вернулась! – говорю я и тянусь за паркой. – Куда направляемся?

– Это сюрприз.

– О, звучит зловеще, – говорю я. – Это тот момент, когда ты признаешься, что все эти годы был серийным убийцей?

– Казалось, я говорил об этом пару дней назад, – говорит Адам. – Серийные убийства были старой работой. Сейчас я занимаюсь исключительно программированием.

– Неплохая смена карьеры!

Он кивает.

– Да, но серийные убийства учат всевозможным навыкам.

– Сохранять спокойствие под давлением, – невозмутимо отвечаю я. – Спокойно относиться к риску. Отлично завязывать узлы.

Адам ухмыляется.

– Садись в машину, засранка.

– Верно, верно. Мне самой заклеить руки скотчем или ты это сделаешь?

Он качает головой, все еще улыбаясь, и заводит машину. Мы проезжаем через Фэрхилл и мимо средней школы. Мимо главной улицы и гигантской закусочной, украшенной яркими мигающими огнями, которые я люблю. Проезжаем мимо городской площади и рынка рождественских елок.

Где он и паркуется.

– Мы идем в парикмахерскую? – спрашиваю я.

– Нет.

– В химчистку?

Он фыркает.

– Я действительно сказал «по делам», но не стал бы приглашать тебя с собой ради этого.

– В таком случае куда направляемся?

Адам наклоняет голову в сторону рядов деревьев на продажу.

– Ты сказала, что в этом году не будет рождественской елки, потому что у невесты Эвана аллергия, верно?

– Верно, – говорю я.

– У меня дома есть место.

Мой рот открывается.

– О.

Адам молчит, ожидая ответа. Но его нет. Я ошеломлена мыслью о том, что он предлагает это. Поэтому просто смотрю на ряды зеленых сосен под падающим снегом и пытаюсь не расплакаться.

Его голос немного грубоват.

– Хороший сюрприз? Потому что мне эта елка не нужна, знаешь же.

– Нет, это очень хороший сюрприз. Лучший в мире. Спасибо, Адам.

Он застегивает куртку.

– Что ж, пойдем выберем одну.

Я таскаю Адама вверх и вниз по рядам. Он настаивает, что первая елка, которую мы увидели – самая лучшая, но я знаю, что продавцы часто кладут самые лучшие в конце. К третьему заходу идет такой сильный снег, что приходится прикрывать глаза.

И тут появляется она. Идеальная.

Темно-зеленая, с толстыми сосновыми иглами и невероятно, несовершенно симметричная. Выглядит как из мультфильмов, за исключением сломанной верхушки.

Адам почти такой же высокий как елка.

– Она?

– Она та самая!

– Мы проходили мимо три раза.

– Нет.

Он хмурится.

– Определенно проходили.

– Ну, в таком случае, не давала о себе знать до сих пор. Разве она не прекрасна?

– Похожа на все остальные.

Я качаю головой.

– Ты программист, а не художник. Не похожа она на все остальные. Давай поднимем.

Адам сгибает колени и со стоном поднимает елку. Я тянусь за шатким кончиком, но он качает головой.

– Я сам.

– Уверен?

– Да. Но давай убираться отсюда.

Том и его сын Маршалл управляют рынком, как и каждый год. Они заворачивают елку.

– Возвращайся домой в целости и сохранности, Холли, – говорит Маршалл. – Похоже, снегопад в ближайшее время не прекратится.

– Упоминали что-то о снежной буре на севере, верно? Есть вероятность, что она пройдет здесь? – спрашиваю я. Это не должно повлиять на возвращение родителей домой, но я не могу не волноваться.

– Нет, – говорит Адам. Белые снежинки цепляются за его темные волосы и бороду как драгоценные камни. Это вызывает улыбку, поскольку не сочетается с серьезностью в глазах. – Предсказали, что она находится по меньшей мере в двух часах пути от нас.

Том хихикает.

– В том-то и дело, что погода, сынок, не прислушивается к прогнозам.

Мы с Адамом возвращаемся к машине с елкой. Она влезает, но едва-едва. Из-за снега трудно вести машину, поэтому я держусь за верхушку дерева, заглядываю на переднее сиденье между сиденьями и указываю куда ехать как навигатор.

– Я знаю дорогу назад, – ворчит Адам.

– Да, но прошло много времени с тех пор как ты здесь жил.

– Я вернулся два месяца назад.

– Поверни налево.

Он фыркает.

– Знаю.

– У тебя есть какие-нибудь украшения для елки?

– Да, – говорит Адам. – Я привез праздничные украшения из Чикаго.

– Правда?!

Его рот снова кривится, а взгляд такой, словно я спросила что-то глупое и из ряда вон выходящее.

– Холли.

– О, – говорю я. – Держу пари, у тебя ничего нет.

– Ни одного елочного шарика.

– Ты всегда был таким злым? Я помню тебя как милого друга Эвана.

Он фыркает.

– Милого. Это худшее слово.

– Что не так?

– Кто хочет, чтобы его называли милым? Ванильное мороженое – это мило. Правильно вставить флешку с первого раза – тоже мило.

Я смеюсь, чувствуя, как горят щеки.

– Ладно, ладно. Я думала, ты больше, чем просто милый. Ты был классным.

– Хорошо, теперь я знаю, что ты лжешь. Если и было что-то, чего я не знал в старшей школе, так это то, как быть крутым.

– Ты был для меня таким.

Адам постукивает пальцами по рулю.

– Тогда я рад, что произвел подобное впечатление, – говорит он. Адам паркует машину на подъездной дорожке к дому и хмурится, глядя в окно. – Завтра придется разгребать много снега.

– Тебе никто не поможет?

– Если знаешь кого-нибудь в Фэрхилле, кто может помочь, дай знать, – сухо говорит он.

– Робби раньше помогал. Это сын Сандерсонов. Но он переехал. Должна ли я забрать рождественские украшения из дома? Мы можем украсить елку.

– Да, конечно.

Я замираю, положив руку в перчатке на ручку двери машины.

– Ничего, если я приведу Уинстона? Не хочу, чтобы он долго оставался один.

– Делай что хочешь, – говорит Адам.

– Спасибо!

Десять минут спустя великое переселение завершено. Уинстону не хотелось идти пешком по толстому слою снега, что покрывает улицу, поэтому пришлось нести его, а Адам помог с одной из коробок, сухо спросив, помню ли я, что на самом деле мы купили только одну рождественскую елку.

Когда с этим покончено, Адам оказывается на двухместном диване, а Уинстон рядом с ним. Он лежит, как сфинкс, с серьезным выражением, пристально глядя на Адама.

– Ты находился рядом долгое время, – говорит Адам. – И был просто щенком, когда я видел тебя в последний раз.

– Он джентльмен в расцвете сил, – говорю я. – У тебя есть колонка?

– Есть. Зачем тебе?

– Мы не можем украшать елку без рождественской музыки.

Адам хмурится.

– Я не говорил, что буду украшать елку вместе с тобой.

Я упираю руки в бока и игнорирую нервный трепет в животе.

– Адам, перестань, – говорю я. Произносить его имя кажется роскошью. – Я не буду украшать елку в одиночку.

– Это все ради тебя, но я подвожу черту, помогая.

– Нет. Поднимайся, давай. Иди сюда.

– Господи, – бормочет он.

– Да, верно, скоро день рождения Христа, – говорю я. – Видишь, ты все знаешь о Рождестве!

Адам неохотно смеется.

– Уф, отлично. Елка вкусно пахнет, должен отдать тебе должное.

– Победа! – вскрикиваю я, пугая мужчину. – Теперь он любит Рождество!

– Я этого не говорил, – Адам открывает одну из коробок и в немом ужасе смотрит на блестящее содержимое. Я включаю рождественский плейлист в случайном порядке и из динамиков раздаются нежные звуки Эрты Китт, напевающей «Санта-Бэби».

Адам со стоном опускает крышку.

– Я пожалею обо всем, что произойдет сегодня.

– Это была твоя идея, – я подхожу ближе и тянусь за одним из украшений. Руки Адама касаются моих. Мы оба замолкаем, глядя на нагромождение безделушек.

– Это была твоя идея, – тихо повторяю я. – Еще раз спасибо. Это… очень, очень мило с твоей стороны.

– Не за что, – бормочет он.

Я кручу серебряную безделушку в руке и подхожу к елке. Сердце бешено колотится в груди, с каждым ударом усиливая прежнюю влюбленность. Только сейчас я чувствую себя по-другому. Пьяняще и настоящей и это то, на что мне, двадцатидевятилетней, определенно стоит обратить внимание.

– Является ли это свидетельством того, как мало у тебя друзей в городе, что готов тусоваться с младшей сестрой Эвана? – спрашиваю я. – Или свидетельством того, как сильно ты скучал по Эвану, что будешь проводить время с его заменой?

Темные глаза Адама наблюдают за тем, как я вешаю безделушку.

– Я не согласен с двумя вещами, которые ты только что сказала.

– Хм?

– Возможно, тремя.

– Как спорно.

Он улыбается.

– Во-первых, я тусуюсь с тобой не потому, что мне одиноко.

– Хм. Спасибо.

– Во-вторых, ты определенно не замена Эвану. Он бы с этим тоже согласился.

Я фыркаю.

– Забыл, как сильно мы ссорились в детстве?

– Нет, но также знаю, что это было давно. Я помню, как он гордился тобой.

Я смотрю на ветку, которую украшаю. Толстые, удивительно мягкие сосновые иголки царапают кожу. Кажется, прошла целая вечность с тех пор как мы с Эваном тусовались. Разрываясь между работой и невестой, он чаще всего занят по выходным, несмотря на то, что живет всего в нескольких кварталах отсюда, в Чикаго.

– Спасибо, – говорю я. – Знаю, он будет рад снова тебя увидеть.

Адам открывает пакет с безделушками. Он сосредотачивается на том, чтобы вынимать их одну за другой, протягивая мне. Но не отвечает.

Я смотрю на него.

– Адам?

Он крутит блестящего ангела в больших руках.

– Будет приятно увидеть его.

– Почему в твоем голосе нежелание? Я что-то пропустила? – Адам качает головой, губы кривятся. Он вешает безделушку на самую высокую ветку, куда я не могу дотянуться.

– Давай просто признаем, что я тот, кто позволил дружбе умереть. У меня не очень получалось поддерживать отношения со старыми друзьями, и он был бы прав, обвиняя меня в этом.

– Он не будет винить тебя. То есть, я этого не знаю, и, возможно, не следует говорить от его имени. Но вы учились в разных колледжах и в разных направлениях. Друзья отдаляются друг от друга. Такое случается.

Адам откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди. Темными глазами наблюдает, как я украшаю елку.

– Может быть, – говорит он. – Но те девяносточасовые недели, о которых упоминал ранее? Эван не единственный друг, которым я пренебрегал.

Возможно, я попала прямо в точку, пошутив об одиночестве. Что-то сжимается в животе. Сострадание и внезапное понимание, которое прорывается сквозь фантазии о его успехе, привлекательности, представлении о том, кто он такой. Прямо к человеку, которого я всегда хотела узнать.

– Ты поэтому переехал? Чтобы немного замедлить ход событий?

Он вздыхает.

– Возможно, хотя не смог бы сказать этого два месяца назад.

– Тогда зачем купил дом?

Адам отвечает не сразу. Когда я оглядываюсь, он проводит рукой по спине Уинстона, прядь темных волос упала на лоб и скрывает глаза.

– Ты поверишь, если я скажу, что все еще не уверен?

– Да. И также никогда больше не буду спрашивать, если ты устанешь от этого вопроса. Уверена, за последние два месяца постоянно его слышал.

– Раз или два, – говорит он с улыбкой. – Ты пропустила место вон там.

– Да? О, ты прав, оно выглядит очень пустым.

Я исправляю это, и у Адама звонит телефон. Он одаривает меня извиняющейся улыбкой и надевает наушники. Я сосредотачиваюсь на оформлении, но слышу компетентный, командный тон, когда тот разговаривает с сотрудником. Вскоре уже сидит за кухонным столом позади меня с открытым ноутбуком.

Рождественская музыка из динамиков, елка, которую нужно украсить, и саркастичный красивый мужчина, которым можно наслаждаться. Я улыбаюсь про себя, когда заканчиваю украшать елку. Это не в доме родителей, но все равно великолепно.

Я опускаюсь на диван рядом с Уинстоном, когда все готово. Осталось сделать только одно… и я не хочу этого без Адама.

В конце концов он вешает трубку, коротко объяснив, что перезвонит позже и выключает ноутбук, присоединяясь ко мне.

– Прости, – говорит он с полуулыбкой. – Я был поглощен работой.

– Не беспокойся. Что-нибудь важное?

– Все важно, если ассистент имеет право голоса. Только посмотри на это. Хорошая работа.

Я ухмыляюсь.

– Почему это звучит так же убедительно, как если бы родитель смотрел на сотый рисунок ребенка с фигуркой из палочек?

Он закатывает глаза.

– Почему ты еще не зажгла гирлянду?

– Ждала тебя, – говорю я. – Готов?

– Еще бы.

Я вставляю вилку в розетку и елка тут же загорается. Теплое золотистое сияние исходит от елки и наполняет скудную гостиную. Это место становится похоже на дом.

– О, это так красиво, – говорю я, не в силах отвести взгляд от ёлки. – Спасибо, Адам. Знаю, ты этого не хотел, и подумать только, сделал только для того, чтобы я могла… спасибо.

Он серьезно смотрит на меня.

– В любое время, Холли.

Я опускаю взгляд на носки. Они респектабельные. Не видно рождественской модели, которую должна носить зрелая женщина.

– Я не хочу навязываться. Знаю, что у тебя есть работа. Империей нужно управлять, верно?

– Я не возражаю, – тихо говорит он.

– Нет?

– Нет, – Адам отталкивается от спинки дивана и идет на кухню. Во что бы то ни стало, это место он хорошо знает, место, где вырос. Но останавливается у кухонной стойки и смотрит на выцветшие шкафчики.

– Я собирался сделать… что-нибудь на ужин.

– Что-нибудь? – говорю я, ухмыляясь. – Это мое любимое блюдо.

Адам криво улыбается.

– Идеально, – говорит он. – Ты, случайно, не знаешь, как это приготовить?

– О, ты потерял рецепт?

– Не вышел процесс приготовления.

Я прохожу мимо него, касаясь рукой плеча. Оно словно стальное под свитером крупной вязки.

– Сочувствую, – говорю я.

Я открываю кладовку и ничего не могу с собой поделать, начиная смеяться.

Позади раздается мужской вздох.

– Да, знаю. Выглядит жалко.

– Это то, на что ты живешь? Макароны в упаковке с сыром?

– Да. И на силе воли.

– Конечно, – я с ухмылкой достаю единственную упаковку лапши. – Знаешь что? Я так часто видела тебя в Интернете. То есть, в интервью и статьях. Коллега даже написал о тебе. Ну, и не только.

– О чем он писал?

– Ммм. Что-то о моде технического директора.

– Мы модные?

Я улыбаюсь.

– Нет. В этом и есть смысл статьи.

– Ауч, – говорит он, потирая место на широкой груди. – Но продолжай.

– Дело в том, что я увидела все это и подумала: «Вау. Адам зашел так далеко. Интересно, помнит ли он вообще, что такое обычная еда». И хорошо, если помнишь. Обычная жизнь. Макароны с сыром в коробках, – я поднимаю их, словно нашла сокровище. – Ты не забыл.

Он подходит ближе и берется за противоположный конец упаковки, касаясь моего пальца.

– В магазине дальше по улице не было икры.

– А, – выдыхаю я. – Это многое объясняет.

– Подобная еда – определённо не то, чем должна питаться младшая сестра моего друга детства, – говорит он. – Можем заказать на дом, если хочешь.

Я облизываю губы.

– Уже поздно. Деннису не стоит выходить на улицу в такую погоду.

– Ты права. Хорошая мысль.

– Я не против макарон с сыром.

– Точно?

– Точно.

– Хорошо, – говорит Адам, забирая коробку из моих рук. – Почему бы тебе не присесть, пока я вспоминаю, как это готовится?

Я опираюсь руками на кухонный островок и наблюдаю, как он включает плиту. Высокий и уверенный в себе, и за этим мужчиной скрывается тот самый подросток, в которого я была сильно влюблена.

– Я останусь, – говорю я. – Составлю тебе компанию.