Текст книги "Ты будешь нашей мамой? (СИ)"

Автор книги: Ольга Виноградова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Глава 10
Отец и Сын

Столица Империи людей. Резиденция Императора. Тот же восход.

«Отец совсем лишился рассудка! Я должен остановить его. Как бы нас ни было много, сотворенным по силам уничтожить род людской полностью. Или отбросить нас назад во времени к невежеству и беззаконию. Неужели он не видит, что его поддерживает меньшинство из знати и только порченные недалекие экземпляры, которые заслуживают презрения и оправдывают кличку – эни. Им место в зверинце!»

Отношения с Советом в последнее время обострились. Лишиться оставшихся крох расположения можно на два вдоха, но отец не замечает этого. Он непозволительно груб с Высокими сотворенными. Даже Сэллариона, Правительница эльфов, начала терять терпение, прозрачно намекая на физическое устранение Императора. Последней каплей, переполнившей чашу недоверия Совета к людям, стало обнародование факта существования собственной магической школы, куда насильно собирали мало-мальски одаренных детей со всей Империи. Юным дарованиям прививали ненависть ко всем остальным расам, внушали, что только люди достойны видеть свет Звезды. Перебежчики сотворенные учили их убивать сородичей. Быстро и эффективно.

Выросшие в этой чудовищной лжи, усиленной магическим внушением, дети свято верили в уникальность, неповторимость и особое предназначение человечества. Они были готовы убивать несогласных, хотя толком не могли объяснить свои убеждения. Совет разумных рас потребовал распустить учеников и передать им для правки разума. Тех, кого еще можно спасти. Остальных отправят к Создателю. Кто знает, быть может, это куда милосерднее, чем такая жизнь. Само по себе создание этой школы было вопиющим нарушением договора. Отец пошел на это. Сознательно, но не в здравом уме.

Переполнившись отвращением к себе и своим мыслям, недостойным сына, Первый наследник принял решение. Отвратительный в самой сущности замысел начал зреть в его голове. Увы, это решение принадлежало к редкому классу необходимых, насколько сильно не пятнало бы репутацию и совесть. Мужчина вошел в залу и без предисловий изложил основную мысль.

– Мы обязаны выполнить предписание Совета, отец! – проронил Первый Наследник Империи. Это последняя попытка договориться. Много сил, много времени уже потрачено зря. Нужный результат не достигнут. Мужчина чувствовал себя сморщенным печеным яблоком, из которого вытянули все соки.

– Должны? – произнесено еле слышно. – И эти слова говорит мой сын, мой наследник… Мы никогда им не были должны… – сухой кашель ржавым железом вплетается в разговор, – забудь это слово в отношении сотворенных. – Император сидел в кресле перед камином. Кутался в шаль. Он очень стар по меркам людей. Почти семьдесят весов топтал он мраморные полы дворца. Сорок из них – Императором. Его время кончилось, жизнь держалась в изношенном теле благодаря зельям и хранам. Первые боролись с неумолимым временем, вторые – с физической угрозой. Нет, он не может уйти сейчас! На кого оставить Империю? Неразумному мальчишке, склоняющему голову перед сотворенными?! Создатель! И это плоть от плоти его! Кашель повторным приступом согнул иссохшую фигуру.

– Отец, одумайтесь, пока еще есть время! Ваше решение – это вызов не одной расе, это вызов всем сотворенным! У нас нет столько сил, мы не сможем противостоять им! Да и незачем. Сколько людей вы готовы положить, прежде чем поймете, что могущество, о котором поют вам лизоблюды – выдумка. Империя не настолько сильна, чтобы затевать такую кампанию! – горячился Наследник. Он начинал терять терпение. Уже вначале разговора мужчина знал о невысоких шансах на успех, но должен был выполнить свой долг. Не перед отцом – перед собой и всей расой людей.

– Война! Называй вещи своими именами, мы говорим о войне! – это страшное слово прозвучало. Теперь пути назад нет. Император озвучил решение. Дело за малым – осуществить его.

– Я в последний раз прошу. Одним из условий вступления в Совет и признания нас равными было отсутствие кровопролития, междоусобиц и объединенная под одним руководством территория людей. Ни один из наших предков не нарушил этот закон! Так почему ты считаешь себя вправе это сделать?! – Наследник замер. Напротив кресла и отца. В вызывающей позе. Крепко сцепив руки на груди, чтобы сдержаться и не вытрясти из отца душу. Возраст, статус, сыновье почтение – это не остановило бы мужчину. Сейчас он видел перед собой больного, выжившего из ума старика. Опасного, оттого, что наделен властью.

– Никто не сделал это до меня, ибо, как и ты, уподоблялись трусливым шавкам, вылизывающим сапоги сотворенных! Ничтожество! Все вы ничтожества, не имеющие собственной воли! – прокричал Император. Вернее, ему так показалось, на деле вышел тихий прерывистый сип.

– Не смей оскорблять память предков! Каждый из них был великим человеком, оставившим потомкам великолепное наследие, которым мы до сих пор пользуемся, заметь, и ты тоже! – саркастически усмехнулся наследник. – По чьим рецептам тебе готовят зелья, продляющие твою жизнь? Кто охраняет тебя? Наставники в твоей Школе и те – сотворенные! Перебежчики, предатели! И ты не гнушаешься пользоваться их услугами и щедро платишь! Нет ли тут противоречия твоим речам, отец?! – обвиняюще заключил сын Императора. Слова содержали вызов. Открытый. Он прозвучал, как пощечина, данная умелой рукой. Старческое лицо покрылось красными пятнами сдерживаемого гнева. «Где же я допустил ошибку в воспитании наследника? Когда же на нем начало сказываться тлетворное влияние образа жизни сотворенных?» Император не успел найти ответ. В подреберье прорезалась сильная боль, сердце пустилось вскачь, а дыхание перехватило на вдохе…

– Мага… мага… ко мне… – прохрипел старец, заваливаясь набок. Подставленные руки сына он оттолкнул. Лекарь прибыл спустя несколько вдохов и выгнал всех из залы, неодобрительно посмотрев на Наследника. Тот стоял за спинкой кресла. Бледный. Опустошенный. Отвергнутый собственным отцом. Всего лишь за попытку объясниться, образумить.

Одно дело тайно желать кому-то смерти, другое – видеть, как человек, подаривший жизнь, умирает на твоих глазах. Как затухает разум в его, раньше карих, а ныне выцветших до желтизны глазах. Как судорожно сжимаются скрюченные пальцы на подлокотниках. В последней попытке удержать рвущуюся из тела душу. Как хрипит и булькает в сжавшемся до размеров угольного ушка горле. Практически раздавленный чувством вины, сопровождаемый укоряющим взглядом мага, мужчина выбежал из залы.

«Надо немедленно найти причину. Зацепиться за что-то, что заставит с новой силой пылать огонь ненависти в груди». Долго искать не пришлось. Взгляд скользнул по грубым каменным стенам замка. Когда-то здесь шныряли многочисленные проворные слуги. Сейчас же громыхают железом усиленные патрули Хранителей Закона. Бальная зала не закрывала своих дверей перед высокими гостями. Ныне, покрытая слоем серой пыли, почти никем не посещается. На нижних этажах нередко встречались группки любопытствующих низкорожденных, любующихся древней архитектурой резиденции. Просители, ожидающие своей очереди на аудиенцию, удобно устроившиеся на широких софах. Теперь во дворец можно попасть только по пропуску. Дриада, рассказывающая юному Наследнику о тайнах природы у прозрачного вечно холодного озера в дворцовом парке. Давно уже мертвом. Мама, простоволосая, с заплаканными глазами, дарящая ему последний поцелуй. Ненависть в ее глазах… Чаша с вином, преподнесенная ей придворным магом… Тяжелая могильная плита, с гулким скрежетом опустившаяся на ее прах…

«Хватит! Достаточно!» Он сейчас с ума сойдет от раздирающих голову противоречивых чувств. Мужчина обнаружил себя сидящим на корточках прямо посреди коридора. Руки плотно обхватывали голову, а губы были искусаны в кровь. Мысли, напоенные горькими воспоминаниями, закружились с новой силой, ураганным ветром сметая все сомнения.

Наследник спустился на первый этаж, слился с нишей, пропуская патруль, и быстрыми шагами пересек внутренний двор, отделяющий крыло Императорской семьи от гостевых покоев. Всего несколько освещенных окон. Он нашел нужное ему, убедился, что гостья не спит, и направился к входу. Эльфы храны пропустили его без проволочек. Насчет Наследника Правительница дала абсолютно четкие указания – в любое время. Тихий перебор струн, нехитрые слова, но в эльфийском исполнении звучавшие очаровательно. Сэллариона развлекала себя пением. Подле ее ног, прикрыв глаза, расположился эльф. Рубашка расстегнута, волосы распущены… Никакого простора для воображения. Все так очевидно… Просто. Естественно.

– Лисардо, проходи, – изящный жест приглашения, – располагайся.

– Вам что-нибудь принести, Наследник? – вмешивается Высокий. Ему можно. Он такой же, как они – заговорщик. В этот вдох в этой зале нет титулов и званий. Все равны перед опасностью с лицом старого Императора.

– Да, будь любезен, Кристэйсен, покрепче, – знак равенства не отменяет вежливости. Когда все закончится, остроухие могут вспомнить о нанесенных оскорблениях. Даже ненароком. Потому что им стало скучно.

– Я вижу – ты принял решение? – в другой раз она бы пошла окольными путями, вынуждая собеседника все рассказать. Самому. Но…

– Да. Не могу сказать, что это было легко! – человек вытер пот со лба не менее влажной ладонью. Сэллариона приоткрыла совершенные губы, чтобы ответить, но вовремя передумала. Любое слово могло качнуть чашу весов назад. Состояние мужчины очень неустойчиво. Пусть сначала озвучит, отрезая себе путь назад.

– Спасибо, – поблагодарил Наследник появившегося так кстати Кристэйсена. Запотевший бокал, щекочущий ноздри запах трав. Слабый, не для людского нюха, аромат плодов анои. Растения, чей сок способствовал успокоению. Мужчина пил его мелкими, но неразрывными глотками. Так жадно, что у всех остальных невольно пересохло в горле.

– Да, – краткое утверждение, смысл которого прозрачен. Решение положительное. Окончательное, и обжалованию не подлежит. С этого момента Императорский сын, Правительница эльфов и Кристэйсен – преступники. Существа вне закона, которые не достойны яда. Висельники, если их поймают.

– Как и когда? – вопрос по существу. Без имен. Зала хорошо защищена, но случайности… От них не застрахован никто. Покачивание русой кудрявой головой, уже несущей на себе призрачный отсвет короны.

– Не знаю, он так боится, рядом с ним присутствуют не менее двух хранов за раз, на официальных приемах и вне стен резиденции количество увеличивается, не говоря уже о магах. Пока не вижу способа преодолеть эти преграды.

Эльфа задумалась, просчитывая варианты развития событий, отбрасывая одну версию за другой. Иногда переглядывалась с Высоким, занявшим прежнее место у ног, вывод тот же. Значит – ждать. Именно это она и озвучила. Неопределенность и постоянная готовность действовать – нелегко будет выдержать следующие несколько восходов, а то и периодов. О циклах речь не идет – все надо закончить до конца этого веса, иначе… Женщина внутренне содрогнулась, представив десятки тысяч искалеченных, умерщвленных ради заблуждений одного человека существ. Этого нельзя допустить!

Предложить наследнику самостоятельно обагрить руки кровью отца – кощунство. За все циклы, что Правительница провела в человеческих землях, она успела понять: люди очень нежные в эмоциональном плане существа. Они отягощают себя множеством ненужных вещей. Самая забавная из этого списка – совесть. Величайшая иллюзия человечества, на самом деле представляющая собой смесь из страха к наказанию, отвращения к радости за содеянное и слепой веры в правоту собственных убеждений.

Лисардо не сможет править, если сам убьет Императора, а народ не примет нервного, неуверенного в себе властителя. Да и кто сможет рассеять подозрения, которые непременно возникнут. Кристэйсен, да и любой другой из ее свиты, совершил бы убийство Императора без колебаний, по одному слову Правительницы, но его не подпустят так близко к высокопоставленной коронованной особе. Напряженность между хозяевами и гостями налицо. Сейчас эльфы гости не Императора, а его сына. Наилучший выход из ситуации – случайность: падение с лестницы, попавшая не в то горло кость.

Мало кто из жителей Империи знает или подозревает о нависшей угрозе. Объяснения предоставлены давно и мастерски: здоровый образ жизни, воинские искусства и наемничьи гильдии становятся все популярнее. Эти вещи преподносятся в Империи, как неотъемлемые атрибуты человека с большой буквы. Сотворенным нужно было догадаться раньше и задушить начинание еще в колыбели, но они проглядели. Их юноши и девушки воспитывались так же. Те, кто смог раскусить эти правила и управлять ими в угоду себе, становились поистине интересными личностями. А люди… Они копировали все подряд.

– Стийник… – задумчиво сказал Наследник, – я хотел бы знать эту тварь. Такие, как он, могут быть чрезвычайно полезны в безвыходной ситуации.

– Такими, как он, сложно управлять, невозможно подчинить, – продолжил эльф, но в чем-то он был согласен с Наследником.

Через некоторое время Сэллариона снова взяла в руки гитару, и полилась грустная мелодия. Лисардо посидел еще немного, но, так и не решив ничего конкретного, распрощался с эльфами и отправился к себе. Четвертый Пес, совершавший свою ночную прогулку по небу, приглушил свет, давая возможность Наследнику незаметно добраться до своей залы. Люди… Эльфы… Если бы не они, жизнь Небесной Стаи была бы так скучна и однообразна. Помочь, что ли? Он почесал лапу и беззвучно завыл, призывая своих земных собратьев на поиски…

Недалеко от Оранж-но-Ари, следующий восход.

Я передвигала сбитые ноги на остатках воли. Здравомыслие покинуло меня где-то через три лиги от Оранж-но-Ари. Мною двигало нестерпимое желание. Всего одно – как можно дальше уйти от мисселиума. От воплотившегося кошмара. Странно, но я не могла не думать о нем. Он пророс в моих мыслях. Пустил корни. Того и гляди, зацветет! Маленькая, но все же моя часть, рвалась назад. Зарыться в снег его глаз. Перебрать его белые пряди. Провести ладонью по его животу… Создатель! Неужели, он выдрессировал меня? Или люди, и впрямь, животные, привыкают к любому хозяину?! Нет, он не заставит меня снова! А если попросит? Мысль горячим змеем скользнула от сердца вниз. Я не смогу отказать. Больше не хочу играть в эти игры. Скоро закат, и сыночек сможет меня перенести еще дальше. Если объявится. А пока надо отдохнуть. Немного. Вон и гостевой дом виднеется. Покосившееся от времени деревянное здание. Несколько лошадей пьют воду из корыта. На заднем дворе гуляют куры, и нежатся свиньи в лужах помоев. Грязь такая, что с трудом пересиливаю себя, ведь мне придется преодолеть это расстояние босыми ступнями. Завалиться с парадного входа и с пинка открыть дверь я не могу: не в том положении. Да, и когда могла, никогда так не делала. Из приоткрытой двери доносится шум: шипение раскаленного масла, похабные шуточки, громкие голоса, выкрикивающие заказы. Пахнет едой. Плохой, но и такая отзывается во мне радостной дрожью.

– Чего тебе? – хриплый голос, щербатый рот и гнилостное дыхание глубоко нездорового человека. Он засаленным фартуком вытирает сковороду от остатков пригоревшего кушанья.

– Еды, – голодная слюна наполняет рот.

– Слышь, Ливер, тут попрошайка объявилась. Еды просит! – крикнул куда-то в сторону.

– Гони в шею, хватит копаться, там собаки имперские жратву ждут! – донеслось в ответ.

– Да, сейчас я, сейчас! А она довольно хорошенькая. Видать, недавно на улице, может, накормим, а? – сальный взгляд похотливо осматривает меня. Он не замечает одежды в бурых разводах. Испачканных ног.

– Хорошенькая? – второй, не менее неприятный субъект, выходит из кухонный залы. Уже два взгляда прилипают ко мне. До ужаса хочется окунуться в кипяток. Слишком много у меня неосуществимых желаний в последнее время.

– За работу! – процеживаю сквозь зубы. – Если нет, я пойду.

– За работу, – повторяет тип, растягивая слова, – ну, коль не шутишь, Арлен, неси котлы! Отчистишь, накормим.

– Дай хоть хлеба, – бросаю угрюмый взгляд. Желудок уже завязался узлом.

– Арлен, и хлеба захвати, да не того, что посетителям подаем! – я готова съесть все, что угодно.

Парнишка вытаскивает три огромных котла. Корка копоти, плесень. Они с рождения не знакомы с водой и песком. Мое тело поместится в любой из них. Он оставляет их возле колодца и даже помогает набрать воды, пока я запихиваю в себя объедки. Стараюсь не чувствовать вкуса. Иначе стошнит.

– Шла бы отсюда, – дает парень мне напоследок совет. А то я не знаю, что они приготовили для меня!

К сумеркам я закончила работу. Получила тарелку пресной гречки и мясные прогорклые обрезки. Привыкай, аристократка, теперь это твоя жизнь на ближайшее время. Никто не торопится. Они уже разделили меня. Посчитались. Что ж, подонки, у меня есть, что предложить вам. О, вы будете в восторге!

Мне дают выйти из дома, нагнав возле свинарника. Ну, и стоило так бежать? Я же никуда не тороплюсь. За спиной прячу ржавый тесак, прихваченный с кухни. Эти недостойны даже такого оружия, главное, чтобы о кость не сломался. Не буду ждать, когда они нападут, надо атаковать самой. Магию оставлю про запас: слишком узнаваемый след она оставляет. Мне совсем не нужно, избавившись от одной опасности, угодить в жернова другой.

Скупые движения – экономлю силы. Каждый взмах находит свою цель, оставляя кровоточащие полосы. Понимаю, что не смогу справиться со всеми – насильников много, и они быстро справились с удивлением. Очевидно, у них большой опыт охоты на оборванок. Удар по спине ставит меня на колени. Смешки. Подкованные гвоздями сапоги давят лодыжки, а на плечи легли потные лапищи.

А я… улыбаюсь… Напеваю тихую колыбельную, что пела детишкам… Ночь так прекрасна, отражаясь на лицах застывших изваяний. Обнимающих себя в вечной попытке согреться. Я так уродлива, наслаждаясь победой, в глазах араксов, которых привел добрый юноша с кухни… С десяток заклинаний пронзает меня. Что же ты наделал, мальчик…

Глава 11
Сделка

В землях морфов.

Небольшой селиум изменчивых аккуратно примостился на каменном плато. Узкие тропки ведут туда. Не каждый сможет подняться. Еще меньше спустятся обратно. Селиум изгнанных. Преступивших законы. Грубо: схваченных за руку. Им не положена смерть, ведь это высшая награда, а не наказание. Родиться заново. Получить и использовать второй и последующие шансы. Кто же будет так щедр к недостойным?! Пусть живут в одиночестве. Ощутят вокруг себя полосу отчуждения. Физически выраженную в четырех каменных стенах и небольшом оконце на потолке. Морально – в отсутствии общения с себе подобными.

Раз в день еда. По расписанию. Заключенные не видят своих тюремщиков, а те не видят подопечных. Раз в цикл один единственный вопрос звучит возле замурованного входа: кто ты? От ответа зависит свобода. Или продление пытки. Но часто, казалось бы, вот он, шанс, не востребован. Многие ссыльные к концу первого цикла словно прирастают к полу. Не видят и не слышат ничего. Для них больше нет мира за этими четырьмя стенами. Одиночество поглотило их сущность, самое вкусное, выкинув пустую животную оболочку, как шелуху.

В долине, по которой пролегает малоизвестный заброшенный путь через земли морфов, сегодня вечером весело. Горят костры, играет гитара, и звенят бубны. Несколько узких босых стоп лихо отплясывают ритм на земле, освобожденной от дерна. У циркачей праздник. Встретились два бродячих лагеря и теперь дают представление для самих себя. Любой, кто увидит выступление, будет потрясен феерическим зрелищем. Звуки, движения, мысли и чувства – все вместе создает колоссальную по силе воздействия картину, творимую мастерами холста в настоящем времени. Ни за какие богатства мира, ни перед кем из Высоких циркачи не сыграют так, как перед тем, с кем делят вчерашний жесткий хлеб и кислое дешевое вино. «За жизнь!» – раздается многоголосый тост, и стук кружек подхватывает ветер, донося его до ушей морфов-хранителей.

Стражи ссыльных в бессильной злобе скрипят зубами, глядя сверху на развернувшееся внизу далекое действо.

Молчание, и даже костры угасли. На канат, натянутый до звона, вступила Она. Мерцающее в неверном свете короткое платье. Слишком худая для человека фигурка. Ребенок, как посчитали бы многие, но, присмотревшись, с удивлением бы разглядели присущие взрослой женщине миниатюрные формы. Волосы, мягче паутинки, облаком окутывали кукольное личико. Она парила над канатом, выделывая головокружительные пируэты. Пришлые циркачи замерли. Зачарованные номером. Свои же усмехались. Впрочем, не отрывая глаз. Они знали магнетизм Касиллы. Так назвали маленькую гномку, прибившуюся к ним много весов назад.

Она закончила, и небольшой мирок снова ожил. Сославшись на усталость, девушка проскользнула в свою повозку. На полпути, убедившись, что за ней никто не наблюдает, свернула в сторону леса. Она уже не боялась темноты, ибо та поселилась в ее душе. Давно и прочно. Обосновавшись и в теле. С каждым шагом вглубь ее силуэт таял, пока не истончился до контуров. Листва на деревьях, и без того потерявшая жизненные соки в преддверии холодов, сворачивалась трубочками и осыпалась хороводом. Дань смерти. Ее губы сами собой складывали считалочку: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Поиграем?»

Вдох, выдох. Хранитель безымянного селиума зябко поежился. Подул на руки. «Папа?» Морф развернулся на звук. Никого, но голос не может существовать сам по себе… Ведь так? «Папа!» Близко. Прямо в ухо. Судорожное движение. Хранитель один. Игра разума? «Нет, – печальный вздох, – ты не папа. Тогда… поиграешь со мной?» Штрихи. Как будто кто-то рисует. Скопище несуразных черт лица мелками. Иллюзия? Кто-то из ссыльных освободился? Надо бы подать сигнал тревоги, но морф забыл, как. Вот уже глаза, по-детски наивные, напротив его.

Когда хранитель успел встать на колени? Целиком лицо. Оно может принадлежать фарфоровой статуэтке. Холодные пальцы заползают под череп. Перелистывают его воспоминания том за томом. Натыкаются на… О! Об этом нельзя вспоминать. Нельзя-нельзя! Всхлип. Надрывный. Короткий. Из самой сердцевины души хранителя. «Ты… ты… ты мерзкий! Ты был плохим мальчиком!» И рука в голове сжимается, превращая содержимое в кашу… «Ну, вот. Опять! Испорченная игрушка…» А девушке нужен идеал. «Может быть, вон тот подойдет?»

За несколько вдохов до первого луча звезды на небосклоне гномка тихонько прокралась к себе, и, свернувшись калачиком, заснула, оставив за плечами около пятидесяти прекрасно исполненных скульптур. Чудовище в ней осталось довольно ночным рейдом, а она уже давно не испытывала мук совести. Жизнь одна, и жить хочет каждый.

В нескольких восходах пути от Оранж-но-Ари.

Тарго приходится придерживать. От этого животные нервничают. Грызутся промеж себя и надолго исчезают по вечерам. Что поделаешь – альв слишком слаб, чтобы передвигаться самостоятельно. Валяется бесполезной грудой костей в повозке, которую понуро тащит лошадь. Обуза. Сойварраш так и не пришел в себя после той ночи. Что было этому виной – определению не поддавалось. Отменное здоровье, выносливость и быстрая регенерация, выгодно отличающие представителей этой расы, дали сбой. Оздоровительные амулеты заживили раны. Зелья, собственноручно ежедневно вливаемые Оларом, не давали ослабнуть окончательно. Угаснуть. «Для чего?» – спрашивали сопровождающие. Если они зададут вопрос еще раз – убьет, но, слава Создателю, догадались держать язык за зубами. Не стали пробовать мастерство убийцы на своей шкуре. Предпочли спрятать свой интерес. Правильное решение о поведении в отношении убийцы и Знающего.

«Альв должен жить. И он будет! Несмотря или вопреки!» Потому что он, будь проклят, должен Олару ответы и услугу, а после – пусть делает, что хочет.

Убийца никому не позволял коснуться тела Знающего: на пальцах может быть яд. Сам ухаживал за ним. Обтирал его, осматривал и поил. Это похоже на наваждение. Недавно он сгорел бы от стыда за такие действия, сегодня же… Олар даже вознес просьбу Создателю! Второй или третий раз за свою жизнь. Слишком ценной в свете вновь открывшихся обстоятельств стала жизнь Знающего. Изменение, странная привязанность к эни и Нечто, живущее, но не имеющее названия ни на одном языке.

Насчет последнего были идеи. Состряпанные наскоро и не выдерживающие критики. Очередная остановка, и убийца, коротко распорядившись, бросается к повозке с телом, надеясь на изменение. Его просьба была услышана. Выполнена, но таких ли слов он ожидал от своего… Кого? Вопрос вызывал нешуточные затруднения.

– Убей меня… – хриплая просьба из пересохшего горла. А что еще просить у такого, как Олар? Морф приподнял голову Знающего и насильно заставил того сделать пару глотков из фляги.

– Даже в таком состоянии ты причиняешь мне неудобства. Ты хочешь, чтобы я окончательно потерял уважение к себе? Проткнуть сердце труда не составит, но тебе нельзя сострадать, – говоря это, морф ловко распутывал веревки, стягивавшие руки и ноги Высокого. – Ты привык отдавать приказы, но сам не умеешь подчиняться и принимать. Жизнь выкинула тебя на обочину. Пора познать и другие ее стороны. Проторенная дорожка слишком легка для тебя, а на новой ты по уши увяз в дерьме, едва вступив на нее. И никто другой не будет за тебя копаться в нем. Ясно?

Сойварраш не отреагировал. Желаемое можно достичь несколькими способами. Не хочет это существо – он найдет другое. Слова морфа достигли его ушей, но просочились, не оставив осадка, не всколыхнув липкое марево разрозненных чувств. Знающий сделал свой выбор. «Этому ли морфу, бывшему врагу, бывшему партнеру, пытаться изменить его? Ведь он бывший…» Его мнение пристрастно и предсказуемо. Зачем возвращаться в суету, когда можно утопиться в спокойствии… Вечном… Для этого есть все основания…

– Знаешь, что, – морф пакостно улыбнулся, – можешь попробовать вручить свою душу Создателю, но помни, тогда твоя эни сдохнет! Наконец-то! – Олар сказал это так алчно, как пес, почуявший след, что усомниться было нереально.

Тон, слова, эмоция – неизвестно, что из этого отдельно или в совокупности затронуло Знающего. «Эни… Его… Девушка, доверчиво вкладывающая узкую ладонь в руку…» Инстинкты оказываются быстрее памяти. Имя только начало проявляться, а альв, извернувшись змеей, уже подмял под себя морфа.

– Никто не смеет прикасаться к моему Творению! Ты помнишь, какое наказание за это? – морщинки лучиками разбегающиеся от глаз-щелок.

– А кто будет палачом? – шепчет Олар, приподнявшись на локте. Замер в миллиметре от губ альва. Почти поцелуй, но не любовный. Не братский. Сладковатый запах исходит от морфа. Убийца в своем амплуа – никогда не бывает безоружным. Зубы слегка сжимают маленькую капсулу. Стоит только раздавить, а дальше… Вдохнуть, плюнуть – нет разницы. Смерть практически мгновенна. Для альва. Секретом противоядия владеют единицы изменчивых.

– Ну, так как? Хочешь узнать, какова она на вкус? – морф знает, Знающий увидел и понял его затею. – Не беспокойся об эни – я убью ее быстро, – морф сделал баснословно заманчивое предложение. В первой части.

– Патовая ситуация, верно? Низкорожденная превратилась в Правительницу [57]57
  Низкорожденная превратилась в Правительницу – как в шахматах, когда пешка достигает противоположной стороны.


[Закрыть]! – улыбка становится шире. Гораздо. Убийца заливается смехом, отбрасывая голову назад, открывая горло, которое бессильно отпустил альв.

– Ты был одним из моих учеников, подающих большие надежды, – пробормотал Знающий.

– Был, Наставник? – переспросил Олар. Его достоинства собрались принизить или…

– Да, был, ты не стал лучшим, когда достал меня мечом, скрасив мое существование болью. Ты стал лучшим сейчас, не оставив мне выхода. Превосходная комбинация. Отлично разыгранная. Прими мои поздравления, Олар, – нетрудно признать заслуги достойного. Сложно, что достойным оказался именно он.

Морф недоверчиво кивнул. Он ожидал новых фортелей от Знающего. Быстрый переход от самосожаления к защите, а после к нападению, ставил под сомнение адекватность поведения альва. Признание компетентности морфа из его уст прозвучало до крайности нелепо. Морф понимал, что его победа – удача. Ни толики расчета и планирования. Сплошное пересечение обстоятельств.

Альв подавлен, но плевать – дорога скоро подойдет к концу, и есть задачи, требующие немедленного участия.

– Ты ответишь на вопросы? – осторожно подергал пса за хвост [58]58
  Подергать пса за хвост – осторожно что-то выяснять, с другой стороны – дразниться.


[Закрыть]Олар.

– Не на все и не сразу, – альв выглядит потерянным. Заблудившимся. Обычно хладнокровный, спокойный, знающий все и всех Высокий сейчас выглядел странно… живым. Показать кому такого Сойварраша – не признают. Посчитают насмешкой. Те, кто еще помнит Сюрва Школы.

– Создатель! – вырвалось у убийцы.

– Что? – уточняющий вопрос, адресованный морфу. Откровенно досадливое восклицание обратило на себя внимание.

– И как мы объясним твое присутствие среди живых под Звездой?! – смотреть на вытянувшееся лицо альва после этого заявления было забавно. До колик. От смеха в сведенном судорогой животе.

Резиденция Императора. Территория людей.

Пока Император спал, его Наследник устроился в кресле возле ложа. Забылся тревожной, беспокойной дремой. Он находился здесь, в этой зале, так как должен играть роль порядочного, обеспокоенного состоянием отца, сына. Мнение окружающих должно быть однозначным на этот счет. Когда придет время. У Лисардо всегда была хорошая репутация, поэтому сгладить неровность, возникшую в последние восходы, острыми пиками выкалывающую глаза, будет не сложно. Изобразить покорность. Послушание. Убедить всех в смирении перед волей Императора. Восторженность его идеями. Легко. Когда всего лишь исполняешь план. Продуманный, осязаемый. В тонкой золотой полой трубочке на шее – он согревает сердце. Не дает забыть, что твои действия не несут отпечаток тебя самого. Просто буквы, написанные четким уверенным почерком. Еще немного, и Наследник провалится в зыбкую пучину кошмаров, что преследуют его с недавнего времени.

Робкий стук в дверь – спаситель. Быстро застегнуть верхние пуговицы, чуть пригладить волосы.

– Что случилось? – шепотом спросить у гонца уже за дверью.

– Сард Терно просит аудиенции у Императора, – гонец согнулся в поклоне. Третий раз за восход он у этой двери. Слышит, сперва грустное, далее недоуменное, а теперь, видимо, раздраженное «нет».

– Уважаемый Терно совсем ничего не понимает?! – зашипел Наследник. – Что такого важного ему не терпится сообщить?!

– Приношу свои извинения, Наследник, но я не знаю, – слуга побледнел. Он сам не в восторге от поручения. Отказался бы, да не может. Его обязанность доставлять послания. Любые и любому, кому прикажут.

– Пойдем, пусть Терно сам расскажет мне известия, а также причины, почему он проигнорировал мою кандидатуру. Сомневаюсь, что он не осведомлен о состоянии отца! – размашистыми шагами Лисардо двинулся по коридору.