Текст книги "Намеренное зло(СИ)"

Автор книги: Ольга Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Нет возражений. От меня что-нибудь требуется?

– Только добровольно данное согласие. Перед богами. Это все.

– То есть, церемония все-таки будет? Со всеми атрибутами? – в последний момент Лера передумала, и фразу "замшелые традиции" заменила более приличным словом.

Бракосочетание в их королевстве было возможно провести двумя способами – полноценной церемонией в храме с благословением богов или простой росписью в доме бракосочетаний и жизненных согласований. От первого варианта большинство современных пар отказывалось, руководствуясь, в основном, одинаковыми, чисто практическими соображениями. Самое главное из них – невозможность получить развод в дальнейшем. Благословение богов – не игрушка, которую можно передарить или задвинуть подальше в угол, когда надоест. От него нельзя отказаться – и сохранить жизнь или здоровье. Полная церемония проводится раз и навсегда. Она только для абсолютно уверенных в чувствах своих и своего партнера.

Другое, не менее важное, соображение – одна конкретная выдержка из клятвы верности про взаимную поддержку, "в горе и в радости, в счастье и в беде, в моменты побед и поражений". Находились в свое время умники, которые, не имея возможности развестись, втихую разъезжались и продолжали жить своими жизнями. Увы, недолго. "Вместе навеки" – до смерти и вероятно после – это предупреждение следовало бы выгравировать на воротах храма. К сожалению, никто этого сделать не догадался.

Были еще нюансы про супружескую верность, "здоровье и болезнь, богатство и бедность", но до них дело обычно не доходило, большинство самоуверенных пар спотыкались на первых двух пунктах.

Именно поэтому обрел популярность второй вариант бракосочетаний – простой, без церемоний и вмешательства богов. Без волшебства, таинства и благословения свыше, от которого, как показало время и практика, больше вреда, чем толку. А, может, сами брачующиеся перестали любить друг друга в достаточной степени... Жених и невеста обменивались словами любви, которые не имели никакого смысла, целовались и надевали друг другу на шею кулоны – символ "простого" брака; легко и безыскусно, а главное – без последствий для здоровья. "Сложная" церемония предусматривала массивные кольца, которые можно было снять только вместе с пальцем.

Лера в восторге от перспективы сочетаться браком "по полной" не была, но возражать не осмелилась. И опять же... Ей нужна была эта защита, нужна как воздух и даже больше. И нужны были гарантии, что он не бросит ее, как сломанную куклу, когда получит то, что хотел. И с этой стороны его инициатива обнадеживала. А с другой – вдруг что-то пойдет не так? Или наоборот – вдруг у нее появится возможность уйти?

– Естественно. Мне необходимо соблюсти традиции. Это важно.

– Хорошо, – Лера прошлась по комнате – до окна и обратно. – Что насчет меня?

– А что насчет тебя?

– Моих... проблем. Как быть с ними? – брачные клятвы, по разумению Леры, все-таки не полностью гарантировали ее защиту в будущем. Нужно было что-нибудь поконкретнее.

– Никак. – Жених, казалось, удивился. – Десять лет тебя никто не беспокоил, и впредь почти ничего не изменится.

– А... не сочтите за дерзость, гарантии?

– Гарантией будет церемония, и ты об этом прекрасно знаешь. Ты станешь моей женой, я буду тебя оберегать. Впрочем... – жених хмыкнул, – это обоюдная вещь.

– Я буду оберегать вас? – не сдержалась Лера. Час от часу не легче! – Я? Вас? Вы это сейчас серьезно?

– Смешно звучит? Однако ж это так. Церемония свяжет наши судьбы воедино. Мысль, как я смотрю, для тебя непривычная, но боги обычно радеют за справедливость. Я бы даже сказал, за равноправие, если бы не был законченным шовинистом.

Лера пожала плечами – он может полагать все, что ему вздумается, но последнее умозаключение – из ряда вон. Это она выходит замуж, чтобы остаться в живых. Это он берет на себя обязательство сохранять ее жизнь. И это у него волшебство через уши лезет, а она отпор дать только человеку и сумеет. Ну и другие мелочи, о которых думать не хотелось. И вообще... Да, церемония и все прилагающееся, да, свяжет, да навеки, но... совесть-то надо иметь! Кто мужчина в доме?

– Я принадлежу к тем волшебницам, которые не чураются мужской помощи, – не покривила душой Лера. – Я не умею забивать гвозди и вызывать демонов. И не собираюсь этому учиться. Так что, если под равноправием вы подразумеваете именно это, забудьте. Оно мне без надобности.

– Это не мои мысли, не моя воля, – ответил Александр. Он заложил руки за спину, прошелся по комнате, раздумывая о чем-то, и продолжил: – Так задумано богами, и не тебе искать недочеты в их законах. В любом случае, для меня это скорее некая страховка, нежели строгие требования. И я надеюсь...

На что именно он надеялся, так и осталось загадкой. Лера не стала лезть с расспросами, ей своих проблем хватало, чтобы ещё разбираться с чужими недомолвками. Оставив в стороне скользкую тему о равноправии, она набралась смелости и озвучила свои требования:

– Церемонии не достаточно. Я хочу клятву. Перед богами.

– На крови, разумеется.

– Разумеется.

– Еще пожелания? – учтиво осведомился Александр. – Мира во всем мире? Полнейшего равноправия?

– Я за весь мир не радею – только за себя. Звучит мелочно, зато правда. Мне нужна клятва.

– Значит, будет, – легко согласился волшебник. Подозрительно легко, на взгляд Леры, но придираться было бы глупо.

– Когда мне надо быть готовой? – спросила она.

– Подожди. Мне нужно знать, есть ли у тебя всё необходимое для проведения церемонии.

– Типа ритуального кинжала? – съязвила Лера, знавшая только, что невесте в этом случае требуется простое белое платье и кольцо. – Нет, конечно. Откуда? Я в первый раз замуж выхожу.

– Тогда приготовление на себя возьму я. Возражения?

И вновь возражений не последовало.

***

Матвей сидел за столом и читал книгу. Что-то по альтернативной теории волшебства и признакам его разложения на энергетические составляющие. Была глубокая ночь, но ему не спалось. Проворочавшись час с боку на бок, он встал и, не придумав ничего лучше, открыл книгу. Поначалу ему даже было интересно. Автор книги утверждал, что волшебство имеет в своей структуре некие энергетические волны, и чудеса совершаются благодаря взаимодействию этих волн между собой. Очередное измышление, не имеющее, по мнению Матвея, под собой никакой научной основы, однако ж первые полчаса пролетели незаметно.

А потом началось странное. Матвей все так же сидел за столом и читал, уже без интереса, по инерции, но отчего-то ему стало казаться, что рядом с ним кто-то есть. Как недавно в кухне. Волшебник прислушался, присмотрелся, призадумался и осознал, что этот кто-то даже не рядом, смотрит в затылок через оптический прицел, а внутри него, тихонько скребется и о чем-то просит, что-то говорит; что-то несусветное, несуразное и никакой смысловой нагрузки не несущее. Матвей попытался разобраться, что именно, вычленить слова, но не вышло. Голос стал тише, как будто не хотел, чтобы его слышали, а потом и вовсе стих.

Матвей еще некоторое время прислушивался, ждал, но так ничего и не дождался. Тогда он отложил книгу, встал и принялся ощупывать себя с ног до головы со смутной целью выявить незамеченные ранее странности. Все было как будто на месте – руки-ноги-голова. Тогда что это было – сейчас и тогда, в кухне? Игра воображения? Обман слуха? Или у него что-то с головой не в порядке? Или от общей усталости и неустроенности? Или кто-то специально его преследует, хочет использовать для своих тайных целей? Кому может быть интересна жизнь Матвея, когда ему самому она в последнее время стала безразлична?

Надо бы узнать, что это может быть. Только с кем посоветоваться? Довериться маме очень хотелось, равно как и спросить совета, но язык не поворачивался рассказать правду. Как наяву, Матвей видел перед собой ее приподнятые брови-ниточки и недоверчиво искривленные губы. Ни к чему хорошему это не приведёт. Но если не мама, то кто?..

Матвей всерьез размышлял над этой проблемой еще минут пять, а потом ощущение подзабылось, расползлось на отрывочные воспоминания и перестало казаться чем-то важным. Ему вдруг захотелось спать. Он прилег на кровать, повернулся на бок, свернулся калачиком и почти сразу заснул. И приснился ему странный сон.

Будто бы он карабкается изо всех сил куда-то вверх – то ли на гору, то ли по лестнице. Сдирает в кровь пальцы, оступается, срывается, но упорно продолжает лезть. Вокруг плотная завеса тумана и ничего не видно, и капли дождя – мелкие-мелкие, будто их сквозь сито пропускают – попадают в глаза, нос, рот, и скользко так делается, что Матвею страшно, что не долезет, что упадет и разобьется насмерть. О камни, или об пол, а может, о чье-то равнодушие. Он замирает на мгновение, переводит дыхание, до рези в глазах всматривается вверх – в небо или в потолок, но видит лишь густой туман. И когда он опускает голову, но на него сверху обрушивается нечто тяжелое. Срывает с лестницы-горы и бросает вниз, прижимает к земле – еще живого, трепыхающегося, испуганного. И давит, давит что есть сил, совсем как взгляд на кухне. Давит так, что Матвей ощущает, как крошатся внутри него кости, как лопаются внутренности, и сам он трескается по швам, и становится нечем дышать. Он пытается оттолкнуть нечто, но под руками лишь воздух. Он хрипит, дергается, трепыхается, как наколотая на булавку, но еще живая бабочка... и просыпается. В холодном поту, дрожа от ужаса, задыхаясь...

"Бред", – едва успевает подумать он, прежде чем ощущение давления возникает с новой силой, и вжимает Матвея в толстый матрас на кровати. Волшебник кричит, но из груди вырывается лишь слабый хрип; он бьет ногами, руками, совсем как во сне, только это уже не сон, это жуткая реальность, и в этой реальности он, кажется, сейчас умрет...

И тут Матвей просыпается снова... Вскрикивает что есть сил, дергается всем телом и падает с кровати. На какой-то миг лишается чувств, ударившись виском об пол, но затем его подкидывает с места, как мяч. Он вскакивает на ноги, шарахается вправо-влево, заполошно машет руками и что-то бессвязно бормочет...

– Ничего этого нет, – шепчет он, сидя на кровати, полностью обессилев. – Ничего этого нет. Мне все приснилось. Очередной кошмар. Мама...

Он хватается за голову руками и раскачивается из стороны в сторону, дрожа от напряжения и сипло, тяжело дыша. А в голове его уже кто-то копошится, копается в мыслях, перебирает их, оценивает, отбрасывает ненужные, и добавляет свои, необходимые. И все это сливается в один поток; хаотичный, наполовину свой, наполовину чужой, он то набирает ход и на всех парах, будто паровоз, устремляется вперед; то резко меняет направление и замедляется, то разделяется на параллельные потоки, то вновь сливается в один. И все это длится, и длится, и длится, и нет никакой возможности взять себя в руки...

А перед глазами черные мошки летают, мельтешат и пытаются пробраться под кожу.

Матвей отнял руки от головы, нервно почесался и помахал руками перед лицом, отгоняя наваждение. Ему хотелось перестать думать – хотя он и не думал ни о чем конкретном – но это движение внутри головы становилось невыносимым. Уже занимался рассвет, а значит, он провел в таком состоянии несколько часов.

– Хватит, – прошептал он, оседая на кровать. – Хватит. Я не хочу.

"Ты жалок до отвращения...", – вспыхнула в голове ясная мысль, одна из миллиона.

– Пусть, пусть, пусть. Только оставьте меня в покое...

"Жалок... жалок..." – гулкое, раскатистое эхо выстреливало из темных углов комнаты, и Матвей что было сил зажимал уши. А потом все прошло – резко, неожиданно. Замедлили бег, обрели смысл и упорядочились мысли в голове. Черные точки больше не плясали перед глазами; тревожное ожидание, напряжение растворились, ушли, как не было. Наступила блаженная тишина и покой.

Матвей сидел на кровати, но в его позе не было недавней скованности. Вот уже полчаса он просто сидел и пытался придумать удобоваримое объяснение тому, что с ним происходит. Первое, что приходило в голову – он сошел с ума. Или смертельно болен. Ни то, ни другое не радовало. Однако сбрасывать со счетов варианты – не значит от них избавиться.

Еще одно возможное объяснение – чьи-то жестокие шутки. Или не шутки, а умысел. Преступный, злокозненный. И Матвею отведена роль марионетки, исполнителя чужой воли. А может, кто-то наслал на него порчу? Или проклял? Но зачем? Кому он, тридцатилетний скучный библиотекарь, мог перейти дорогу?

Волшебник некоторые время поломал себе голову над возможными сценариями и пришел к выводу, что надо начать с простого. С болезней – душевных или физических. И с докторов. А кто у них с мамой доктор? И как бы записаться на прием и миновать при этом материнский пригляд?

Остаток ночи прошел в бесполезных раздумьях и общем планировании действий на завтра. Спать Матвей так и не лег.

***

Время до замужества пролетело очень быстро. Лера только и успела, что выполнить "погодный" заказ, отписавшись предварительно и получив письменное же заверение в том, что "как будет – так и ладно". Пару раз она звонила Игнату, тактично напоминая о своей проблеме, но друг был слишком занят и отделался невнятным бурчанием. Лера не стала обижаться, равно как и не стала посвящать его в подробности своей личной жизни.

Нет, периодически её атаковало чувство вины за то, что не рассказала единственному другу о будущем замужестве. Однако тому было несколько причин, достаточно веских, на её взгляд. Первая и самая главная – расхристанные чувства и, как следствие, страх, что Игнат поймет: замужество – вынужденная мера, без любви и малейшей симпатии. И, не приведи боги, примется в жизни Леры – в той ее части, которую она тщательно скрывала от всех на свете – основательно копаться. Вторая – даже если бы удалось друга обмануть и он поверил бы в "счастливую невесту", Лера не ощущала в себе сил выслушивать жизнерадостные поздравления, неизбежные пожелания любви и плодотворного личного союза (подразумевались общие научные исследования), и далее по списку. Она разрыдалась бы уже на втором слове, чем опять поставила бы под угрозу весь план будущего мужа. Третья – Лера тайно, очень тайно и истово надеялась, что пронесет. Брак заключен не будет; Александр обойдется без нее; божественный дар неожиданно покинет Леру; и так далее и тому подобное. Это было глупо, но, в конце концов, она всего лишь волшебница! И как всякая нормальная волшебница надеется на лучшее. Была еще и четвертая причина, и пятая, и сто пятая, но перечислять их бессмысленно, ведь все они сводились к одному – тайна подлежит сохранению в полном объеме. Любое упоминание деталей может привести к полному разоблачению, а это подвергнет её жизнь опасности.

Но, несмотря на все эти доводы, очень разумные, железобетонные и правильные, Лере безумно хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, страхами, надеждами! Она не просто замуж выходит, она в столицу переезжает. Это же совершенно новая жизнь, незнакомая, нежеланная и при этом неизбежная.

Мама... она хоть и знала давно про дар, почему-то никогда не воспринимала рассказы дочери всерьез. Да и не понять ей Лериных страхов. Скажет – дурака валяешь, с жиру бесишься. Из отца сроду слова не вытянешь. Особых друзей во взрослой жизни Лера так и не завела, а школьные поделились на два лагеря – те, кто уехал делать карьеру в столицу, и те, кто, как и она, прозябал в их глухой провинции. Говорить и с теми, и с другими было, в общем-то, не о чем.

В итоге Лера переживала в одиночестве, то гуляя по саду, то привидением бродя по дому.

С неприятным постоянством ей на глаза попадался жизнерадостный до неприличия Эмиль, три заклинания забвения на это бестолковое имя! Чем хуже было настроение Леры, тем настойчивее становились приглашения "попить чайку" или "покачать пресс", пока, наконец, она не гаркнула в сердцах:

– Я замуж выхожу на днях, иди кого-нибудь еще пригласи, а?

Эмиль только глаза шире распахнул и спросил:

– Как это – замуж? Извини, но ты не походишь на счастливую невесту. Скорее, на скорбную вдову.

Лере очень хотелось ответить что-нибудь грубое, но по делу, отражающее ее эмоции в данный момент, но она как вежливая волшебница сдержалась и выдала:

– Ммм... обычное девчачье волнение перед свадьбой. Первый раз, все-таки.

Эмиль, который в это время с гордостью оглядывал ухоженные клумбы на своем участке, ответил:

– Хочешь, помогу стресс снять?

– Жених не поймет, – мрачно сказала Лера. И добавила для красного словца: – Он у меня ревнивый. И волшебник сильный, к тому же.

Если она рассчитывала этим Эмиля припугнуть, то просчиталась. Он только с интересом уставился на соседку:

– Насколько сильный?

– Тебе по какой шкале? – усмехнулась Лера. – Не знаю. Но сильный.

– Вы здесь будете жить или переедете?

– Переедем. Что, скучать обещаешь?

– А то. Единственная симпатичная девчонка на всю округу – и ту забирают. С кем я теперь буду чай пить и болтать?

– Думаю, и без меня будет, с кем. Без женского общества не останешься.

– Замуж – это, конечно, великолепно, – вдруг произнес Эмиль. – Но если совсем невмоготу будет – нервы, предсвадебная лихорадка и все такое – милости прошу. Я в деле успокоения девиц величайший специалист.

Последнее утверждение Лере показалось сомнительным – за девять с лишним лет жизни окна в окна девушки в доме Эмиля гостили пару раз, не больше. Возможно, он хорошо их прятал, только от кого? Сосед, видимо, заметил скептическое выражение её лица, потому что добавил после паузы:

– Иногда мы слишком много боимся просто так, потому что жизнь скучна. Надуманные проблемы, слюни и сопли, размазанные по глупым мыслям. Разве тебе никогда не хотелось узнать, на что ты способна? Отбросить страх и ринутся в бой, до конца?

– То есть выйти замуж? – озадаченно промямлила Лера, не уловившая причинно-следственной связи между предыдущим высказыванием Эмиля и этим. И вообще, откуда этот серьезный тон? Он ее жизни хочет поучить? Вот уж дудки, она и сама разберется, без псевдоумных советов от тех, кто только железо тягает сутками, да сад свой вылизывает. – Я и так выйду. Какая разница, боюсь я или нет? Все уже распланировано.

– Но ты не очень хочешь, я прав?

Лере стало неприятно, оттого что он так назойливо лез в душу. Да еще с неожиданной прозорливостью. Пора было разговор прекращать. Эмиль смотрел участливо, без обычной задорной ухмылки, но Лера слишком привыкла хранить свои секреты. Кто-то другой, менее запуганный жизненными обстоятельствами, возможно и поддался бы искушению облегчить душу, выговориться, но она лишь пожала плечами с самым дружелюбным выражением лица. Обычно выражение дружелюбия на ее лице росло прямо пропорционально раздражению в душе. Припомнив все возможные последствия незаключения брака, она ответила искренне:

– Очень хочу. – И, прибавив пафоса, с надрывом и экспрессией воскликнула: – Я без него жить не смогу.

И разве она покривила душой?

Эмиль поднял руки:

– Как скажешь, Элеонора. Тебе виднее. Но если что...

– Я твой адрес знаю, – перебила Эмиля Лера. Выносить дальше этот фарс сил не осталось.

Скомкано попрощавшись, она побрела к дому. И что этот Эмиль к ней лезет? То с советами, то с таблетками, то с чаем? Дались ему чужие проблемы!

Оставшееся до церемонии время Лера, опасаясь продолжения идиотского разговора, не казала носу из дома, погрузившись в просмотр сериалов. За всю жизнь ни одного не посмотревшая, она так переживала за главных героев, у которых, что ни серия, то драма и трагедия, что не заметила, как настал Тот самый день.

***

Лера расхаживала по своему дому в поисках чего-нибудь, что она забыла и что ей непременно понадобится на новом месте жительства. Огромная, шумная, накрытая шатром выхлопных газов столица – самое оно для той, что предпочитает свежий воздух и тишину. От этих мыслей хотелось дуться и кукситься, но Лера запретила себе переживать. Все, что ни делается, все к лучшему. Просто это не сразу заметно.

Основной переезд совершался после бракосочетания. Пять чемоданов с разнообразным барахлом были упакованы, оставалась мелочевка. Массивное кольцо сильно мешалось с непривычки. Лере все время хотелось его снять и убрать с глаз долой. Оцепенение, в котором она пребывала до свадьбы, сменилось лихорадочной жаждой деятельности, и ныне замужняя волшебница уже который день с истеричным упоением вытряхивала из ящиков заколки, шпильки, расчески, тушь, помады, ручные зеркальца и тому подобное. Это помогало не думать о том, что случилось, и особенно о том, что ещё только случится.

***

...Свадьба была тихой и ничем не примечательной. Скупой на поздравления и эмоции – как положительные, так и отрицательные. Не было долгих поцелуев, не было шквала поздравлений и толпы гостей, не было сияющих улыбок и моря танцев.

Все вышло ровно, гладко и бесчувственно – так, как, собственно, и задумывалось изначально. Невеста, Элеонора, в качестве свадебного дара преподносила жениху возможность совершить полноценный Ритуал возвращения, а жених невесте в ответ гарантировал сохранение ее жизни в течение еще как минимум пятидесяти лет. "Осталось договор подписать", – нервно посмеивалась Лера.

Проведение бракосочетания было назначено на раннее утро, что не добавило хорошего настроения Лере, которая любила понежиться в постельке часиков до десяти. Храм, где должно было состояться действо, располагался на пригорке и снаружи представлял собой небольшое одноэтажное строение без особых знаков отличия. На стенах, выкрашенных в светло-коричневый цвет, от руки были весьма коряво начертаны восхваления богов. К арочной двери вела длинная лестница, взойти по которой под силу было далеко не каждому. По бокам от двери торчали маленькие, увитые плющом колонны.

"Интересно, куда они спрятали беседку? И кто у них занимается окультуриванием растений? Руки оторвать такому мастеру. У меня и то в свое время лучше выходило", – думала Лера, которая уже полчаса куковала на площадке перед дверью. Александр привел ее сюда и оставил, наказав ожидать специального приглашения; сам же вошел в храм. Вот Лера и убивала время, рассматривая то увядающий плющ, то стены в надписях. Кое-где краска облупилась, и Лера, не удержавшись, расковыряла пальцем основательную проплешину, благо свидетелей святотатства в столь ранний час вокруг не было. Помимо прочего, эти занятия помогали ей не удариться в панику по поводу предстоящей церемонии. Да еще это глупое одеяние, больше напоминающее мешок для картошки, чем платье! Белый, отглаженный, с тугим корсетом, но мешок. Хорошо, что из-за длины лестницы с улицы её почти и не видно.

Наконец дверь открылась, в проеме показался Александр и скомандовал:

– Заходи.

Вся церемония заняла от силы десять минут, в течение которых волшебница успела лишь осмотреться по сторонам, поразиться убогой обстановке храма, в который ее приволок будущий муж, и промямлить "да". И хотя она успела подготовиться к тому, что ее ждет – почитала книги, поспрашивала у жениха – все одно смутно ожидала, что ее начнут резать, не отходя от алтаря. Но обошлось. Все закончилось быстро и бескровно – Лера даже не сразу сообразила, что отмучилась, пока Александр ловким движением не сцапал ее руку и не надел на палец кольцо. Тяжелое, зараза. Священнослужитель перед ней что-то пробормотал, затем повернулся к алтарю и совершил несколько хаотичных движений руками – словно крыльями взмахивал. Лера в это время машинально крутила на пальце кольцо и привыкала к мысли, что она теперь замужем. Оказалось, прошедших десяти лет для утрамбовывания в голове этого соображения было недостаточно.

Затем Александр дал клятву, на что ушло еще три минуты. Вид у него при этом был весьма недовольный. Лера сразу почувствовала себя значительно увереннее – он не хотел, но сделал, как она просила. Это кое-что, да значит.

Когда все было закончено, Александр вывел ее из храма.

– Нам надо поговорить, – заявил он важно, останавливаясь на подножии лестницы. Лера потерла кольцо и вздохнула, но возражать не стала – у нее был план, и согласно этому плану она не должна была ссориться с возведенным в статус мужа волшебником до того, как озвучит ещё одну просьбу.

– Конечно.

Открылся портал, пара вошла в темноту и спустя мгновение очутилась в гостиной дома Александра. Лера была тут впервые. Дом, как выяснилось впоследствии, был довольно просторный – для одного волшебника. Два этажа, многочисленные комнаты, бесконечные коридоры и подвал, куда же без него. Лера ожидала, что обстановка будет под стать характеру муженька – бездушная, лаконичная, строго функциональная. Однако, оглядев гостиную, она поняла, что ошиблась. Это была приятно светлая комната с мягким диваном, парой кресел и даже камином. На массивном деревянном столике были разбросаны какие-то книги с яркими обложками, явно не ученой направленности. Очаровательные разноцветные подушечки на диване вообще озадачили Леру сверх всякой меры – ее муж обзавёлся ими в приступе безумия, не иначе. На камине были расставлены фигурки собачек. А самое интересное – здесь возникало ощущение, что ее отбросило лет этак на сто назад. И не потому, что в гостиной не было ни телефона, ни телевизора, а из-за массивной, шикарной мебели, тяжелых портьер на окнах, огромного зеркала в изумительной деревянной оправе, затейливых часов на камине и еще многого другого, что Лера привыкла видеть на картинках, а не вживую. Ну кто в наши дни, скажите на милость, предпочтет жить в музее, когда современная обстановка в разы функциональнее и удобнее?

– Как мило... – начала было Лера, но Александр не слушал.

Почти бегом он затащил её на второй этаж. Деревянная лестница была красоты невероятной, отполированная до блеска и с массивными перилами, но детали в спешке ей рассмотреть не удалось.

– Жить будешь здесь, – указал Александр нужную дверь – тоже музейного образца – и, решив, видимо, что на этом его обязанности хозяина заканчиваются, увлек Леру обратно в гостиную, где силой усадил на мягчайший диван и сказал:

– Мне сейчас надо уйти.

– Куда? Вы же поговорить хотели? – изумилась Лера, в планы которой не входила подобная задержка.

– Мне срочно надо в лабораторию, и так много времени потерял. Буду через три часа, тогда и поговорим.

Александр выпалил все это и застыл, словно задумавшись о чем-то важном. Лера заерзала, пытаясь продышаться. Ей казалось, что корсет с каждым вздохом сужается все больше и скоро захлопнется, как дверца мышеловки. А муж все молчал – загадочно, упорно и выходить из состояния отрешенности явно не собирался.

Устав ждать, пока он свои думы додумает, и изрядно взбесившись от невозможности избавиться от платья прямо сейчас, Лера вскочила с дивана и в духе "замшелых традиций" – обстановка прямо-таки требовала – небрежно присела в реверансе. Многозначительно покосившись на дверь, ведущую из гостиной, она спросила нарочито громко:

– Я могу идти?

Александр не сразу понял, что обращаются к нему.

– Да, разумеется, – кивнул он после паузы, – до завтра.

Лера кисло улыбнулась и, выходя, едва удержалась от того, чтобы не хлопнуть дверью посильнее. И это называется – свадьба? И это – на всю жизнь и даже после? Да, она очень хотела выжить, но выжить, чтобы жить потом с этим равнодушным скотом? Разве это жизнь?

Однако не стоит привередничать, попсиховала – и будет. Не в том она положении и выбора не было изначально. Поэтому по дороге к своей комнате Лера старательно заставила себя поискать положительные моменты в заключении брака. Первое и, пожалуй, наиглавнейшее. Волшебник добровольно поклялся не выкачивать из неё при первом же ритуале всю кровь. Да, по всей видимости, невеста впечатления на него не произвела. Впрочем, положа руку на сердце, он и сам не тянул на идеального жениха. Но либо так – либо следующий волшебник, увидевший в ней огонь, вскроет ей вены и без предварительных ласк закинет на алтарь.

Второе. Александр симпатичный, хотя и заторможенный, как снулая рыба. Постоянно молчит, ни на кого не смотрит. А если и смотрит – то словно не видит. За все время знакомства Лера привыкла видеть на его лице либо скуку, либо полное равнодушие. Никаких эмоций, словно от того, что он улыбнется или сердито нахмурится, мир сойдет с ума, а боги спустятся на землю и объявят живым войну. Интересно, о чем можно так сосредоточенно размышлять? О судьбах вселенной, не иначе. Злая на себя на то, что ей почему-то не все равно и она тратит время на бесплодные думы о том, кто этого совершенно не стоит, Лера сама не заметила, как очутилась перед дверью спальни.

Стоит ли лишний раз упоминать, что обстановка в спальне была такова, что хотелось взять тряпочку, натянуть на голову старомодный чепец, накинуть фартук и без перерыва на обед полировать столбики кровати, комод, изогнутые ножки кресел и все, что под руку попадется? Лера решила просто не обращать на это внимания. Не алтарь жертвенный в качестве кровати – уже спасибо.

Поэтому войдя, волшебница первым делом направилась в ванную. Ей хотелось принять душ. Казалось, бы что может быть проще? Но нет. Сперва надо было избавиться от платья, а это оказалось задачей почти непосильной. Платье застегивалось хитро, на миллион крохотных пуговок на спине, и чтобы расстегнуть его самостоятельно, пришлось бы повернуть голову на сто восемьдесят градусов и согнуть руки в обратную сторону. Облачалась Лера в него с помощью простенького бытового заклинания, которое сейчас использовать не могла. Во-первых, потому, что она в чужом пока еще доме и неизвестно как здешние заклинания отреагируют, вздумай она обратиться к волшебству. А во-вторых, она жаждала крови и личного участия в расчленении той вещи, что мучила ее без зазрения совести уже несколько часов подряд. Проще всего, конечно, было обратиться к мужу за помощью. Лера над этим даже подумала пару секунд и решила категорично – вот уж дудки. Да она скорее порвёт это несчастное платье на лоскутки, чем в неглиже перед ним предстанет. Хотя... ей казалось – небезосновательно – станцуй она перед Александром голой, он не заметит. Точнее, заметит, но... не впечатлится. Не соблазнится. И на лице его будет все та же задумчивая скука и непроницаемая пустота.

А раз так... зверская расправа над платьем его тоже не сильно огорчит. Открыв шкаф и убедившись в наличии кое-какой одежды, подобранной, видимо, для нее Александром, Лера принялась ожесточенно сдирать с себя платье. Увы, наскоком взять не получилось. Ткань трещала, но рваться отказывалась, пуговицы отлетать – тоже.

Лера стала искать ножницы, всерьез намереваясь разрезать корсет и таким образом сделать первый раз за день нормальный вдох. Освоиться в своей новой спальне она ещё не успела, поэтому на поиски ушло некоторое время. Но в итоге ножницы все же нашлись, и довольно быстро, во втором ящичке изящного комода.