Текст книги "Хочу с тобой (СИ)"

Автор книги: Ольга Вечная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

За девяткой останавливается белый внедорожник, номера которого знакомы. Пацаны из станицы. Борзые. На Шубиных работают. Я отворачиваюсь. Не повезло, мать их.

Слышу, как хлопают двери машины. Голоса, насмешки. Бросаю встревоженный взгляд в сторону Данила. Следом ослепляет боль.

От сильного удара в солнечное сплетение я сгибаюсь пополам.

– А кто это у нас тут? Кулацкая подстилка? Давненько тебя не видно было, думали, сбежал! А тут один, на трассе.

Я хочу возразить, ответить, но от боли ни вдохнуть, ни выдохнуть. Страшно, перед глазами вспышки. Шум в ушах.

Где-то вдалеке кричит Егор. Подбегает и отпихивает урода, что меня ударил. Я рукой на капот опираюсь и кое-как выпрямляю спину.

Крики, ор. Мелькает бита. Откуда-то берется Миронов.

А дальше мне кажется, что всё как в замедленной съемке происходит. Данил пистолет из бака тачки вытаскивает, направляет на тварей, щедро обливая их бензином. Из кармана зажигалку достает и щелкает ею.

У меня сердце заходится от ужаса.

Все трое, что на джипе приехали, отшатываются от огня. Воздух наполняет густой, едкий запах горючего.

– Миронов! Эй, Данил, это шутка. Данил, не глупи!

Данил делает шаг вперед, зажигалку держит высоко. Его глаза совершенно спокойны.

– Еще раз кого-то из людей хороших тронете, будет ответка.

– Данил, поехали. Дань! – зовет встревоженный Егор. – Данила, блть! Не стоит того!

– В машину, – командует Миронов нам. Сам смотрит на уродов: – Шубину передайте, что я вернулся. И терять мне нечего.

Егор прыгает за руль, я на заднее сиденье. Миронов спокойно вешает пистолет на место. Но зажигалку продолжает держать перед собой до последнего. Пока не оказывается в девятке и Егор не стартует с места.

– Ты как? – спрашивает Данил. – Дышишь?

– Да, прошло. Суки, подкараулили. Уже не в первый раз, они со школы еще за мной... Как ты уехал. Забудь. Нормально.

– Наведем порядок. Сначала силой, потом законом. Со временем, – обещает Данил.

У меня мурашки по телу бегают.

– Ты же... не поджег бы их? – спрашиваю осторожно.

– Нет, конечно. Я же не сумасшедший. Но они этого не знают, – добавляет он со смешком. И его заговорщическая улыбка действие имеет успокаивающее.

До хутора добираемся где-то через час.

Егор останавливается перед площадью, заполненной людьми. Все наши в сборе, ждут, несмотря на то что конец рабочего дня. Это сюрприз!

Я с удовольствием наблюдаю за тем, как вытягивается лицо Миронова. Когда он вернулся несколько месяцев назад, мы все договорились первое время делать вид, что не узнаём его.

– А что это они? – спрашивает Данил напряженно.

– Тебя встречают, – отвечает Егор с улыбкой.

– Не с вилами хоть? – шутит Данил, замешкавшись.

– Всё в порядке, брат. Идем.

Мы втроем выходим из машины, Данил пораженно оглядывает площадь. На ней накрытые столы, вкусно пахнет жареным мясом.

– Не тупи, смелее. – Ударяю его по плечу. – Я же говорил, что все тебя ждут.

Данил слегка краснеет, но улыбается. Мы идем вперед.

Миронов со всеми здоровается, смеется. Шутит. Я сам веселюсь – приятно наконец-то вернуться домой! Поднимаю глаза на усадьбу, и следом сердце сжимается. Из дверей дома выходит Злата в нежно-розовом платье.

Замирает на крыльце. Шею вытягивает, разглядывая Данила, ладони к груди прижимает. Видно, что волнуется. И мешкает. Не решается подойти.

Глава 51

Данил

Полтора месяца спустя

Неплохой ресторанчик. Можно даже сказать, мне здесь нравится.

Лгу. Не нравится, разумеется. Шум, гам, людей чужих толпы, запахи странные. Мне дома хорошо.

Я стою у входа, курю вторую сигарету подряд, щурюсь от едкого дыма и думаю о том, что эта пачка может стать последней.

Если Марина захочет. Глубина моего падения оценке не поддается. Никому из окружающих и в голову прийти не может, что со мной происходит на самом деле.

Что-то не то.

Это «что-то не то» на плечи давит коромыслом чугунным, попытки скинуть приносят уколы в совесть и жгучую боль в районе груди. Не хочу скидывать. Таскаю всюду за собой образ улыбчивой блондинки. А ночами воспоминания приходят и на грудь укладываются плитой каменной. Давят, давят. Мне Маринка раньше спать мешала – не думал тогда, что без нее спать вообще невозможно станет.

Что ни ночь, то откат в прошлое. Что ни утро – разлука и одиночество.

Я ведь впервые был не один, а с кем-то. По-настоящему с кем-то. Не для показухи или статуса, а просто был. Когда любишь – об унижении не беспокоишься, не так ли? Победы над любимыми, как выяснилось на практике, тоже не радуют. Кто бы подумать мог, да, папа?

Ничего вообще, блть, не радует. Всю жизнь я кому-то что-то доказывал: что достоин фамилии, места под солнцем. Так уж вышло, что доказывать стало некому. Мнения тех, кто остался, значения не имеют.

А та единственная, что действительно важна, в этой забегаловке за людьми тарелки грязные убирает. И это ей по нраву больше, чем мои миллионы.

Выбрасываю окурок в урну и захожу в помещение. Занимаю один из крайних столиков у окна. Тут же подходит темненькая официантка, я делаю заказ. Всё самое дорогое и лучше из меню.

Есть не хочется, цель – привлечь внимание.

Марина обслуживает гостей на другом конце зала. Я когда ее спину и плечи замечаю, напрягаюсь мгновенно. Не остывает. Время идет, а ни фига.

Тепло потоком сверху обрушивается. Смотрю на нее и ощущаю, как душу в дыру засасывает.

Марина меня не замечает. Ее волосы собраны в аккуратный хвост на затылке, они какого-то непривычно белого цвета. Неестественного. Я запомнил золотистые.

Ровная спина, узкие плечи, синий фартук. Марина принимает заказ у большой шумной компании. Ребята явно веселятся, по губам прочитать можно, что приглашают ее присоединиться или хотя бы выпить за их счет. Оценивают липкими взглядами фигуру.

Вспышки гнева, что внутри рождаются, быстро гасятся усилием воли. Период диких, опрометчивых поступков закончился. Дальше только расчет и трезвость. Я и так наворотил достаточно. Легенды о попытке спалить хулиганов на заправке до сих пор ходят по станице, обрастая всё новыми подробностями, превращая меня в глазах селян в монстра, на фоне которого старый Кулак, папаша мой, казался милым пупсиком. Меня боятся, многие даже смотреть в мою сторону опасаются. Образ властного босса я поддерживаю. Стараюсь лишний раз на людях не улыбаться.

Когда в школу пришел пожертвование делать, директор чуть из окна от страха не выпрыгнул. Зато теперь лично мне отчитывается, что крышу починили, плесень вывели. Проектор приобрели.

На самом же деле день за днем я медленно подыхаю. Просто потому, что не вижу удовольствия в ее глазах. Восторга, обожания. Не чувствую безумной подпитки, не знаю и даже не догадываюсь, как она, с кем. Бывает же так. Двадцать семь лет живешь для себя, а потом ее встречаешь, и всё.

Приносят напитки. Я делаю глоток воды из тяжелого граненого стакана.

Марина, наконец, кивает и спешит в сторону бара. На ее лице легкая дежурная улыбка, глаза же не просто серьезные, они строгие. И как будто потухшие.

Она никогда раньше не улыбалась дежурно. Ей всё нравилось, Марина была открыта миру.

Сейчас же ее кожа бледная и какая-то особенно тонкая. А может, на фоне покрашенных волос так кажется. Джинсы некрасиво сидят, мешковатые, фигура едва проглядывается. Ногти короткие, как обычно, хотя мечтала она о сложном маникюре, что в понимании восемнадцатилетней девчонки из деревни – показатель успеха и богатой жизни.

Внутри неприятно ноет, скребется, там псы дикие на волю рвутся, раскидать всех тут, ее схватить и домой увезти. Спрятать. Отлюбить.

Смотрю мрачно и злюсь на этот е*учий город. Я отправлял ее сюда не такой.

Приносят закуски и салаты. Делаю глоток воды. Марина ходит от столика к столику уже минут двадцать без перерыва. Ее окликают, кто-то ругается, что-то требует. Жалуется. На ее лице всё та же дежурная, неменяющаяся улыбка, которая возникает по команде и точно так же по команде стирается.

Марина собранная, молчаливая, раздражающе серьезная. На все комментарии отвечает кротко и вежливо. Не Хулиганка больше, бледная тень себя прежней. Как будто уставшая. Но усталость эта иного рода. Сама по себе физическая усталость Марине нравилась. Нравилось потягиваться в конце дня, разминаться. Нравилось рассказывать о том, что сил нет, и высмеивать слабость, строя грандиозные планы на будущее.

Я больше не скрываю своего интереса. Смотрю четко на нее, не отводя глаз ни на секунду. Даже хочется, чтобы все отметили мой выбор. Отметили и отвалили от нее!

Она же словно не замечает настойчивости.

Но так ведь не бывает. Если на тебя в нескольких метрах в упор пялятся, ты чувствуешь это. Или краем глаза зацепишь случайно, или интуиция толкнет оглянуться.

Марину ничего никуда не толкает. Кажется, будто ей не интересно, что происходит вокруг.

Надо было раньше за ней приехать. Приехать и забрать. Но когда? Через неделю? Две? Какой идеальный срок, если человек тебя бросил и видеть не хочет? Если не звонит, не пишет, лайки твоим записям не ставит. Я даже инстаграм завел. Выкладываю сторис с работы – вдруг Марине интересно, как там наши поля на хуторе.

Не интересно ничего.

Марина стоит у бара, передает заказ. К ней подходит официантка, что меня обслуживает. Девушки перебрасываются парой фраз. Темненькая делает едва заметный кивок в мою сторону. Марина, наконец, поворачивает голову.

Наши глаза встречаются, ее брови вмиг летят вверх. На лице как будто радость отражается. Увидела меня и обрадовалась. От этого внутри всё разом плавится и возникает надежда, что Марина сейчас ко мне ринется. Ринется, а я поймаю и обниму. Крепко-крепко. До хруста косточек. И не отпущу уже никогда.

Следом ее глаза тускнеют. Сама Марина испуганно отшатывается. Застывает, как попавший в капкан зайчишка. Я же пялюсь во все глаза. Поглощаю, впитываю в себя ее образ, стараясь за несколько секунд узнать всё о ее жизни. Мысли прочитать. Разгадать, что за усталостью прячется. Увидеть хоть что-нибудь. Сердце щемит.

Внутри огонь разрастается. Я хочу ее. Хочу не просто трахать где-то в номере отеля или кабине туалетной, хотя сейчас в общем-то похер, время и место значения не имеют. Дома у себя хочу трахать ее, в постели своей. Я это понял еще в начале пути нашего. Когда она стонала от удовольствия в душевой кабине дешевого отеля, доверчиво обвивая меня руками и ногами. Когда каждый ее стон, каждый вдох выдавал обожание, когда ее глаза в наслаждении закатывались.

И хотелось мне, чтобы мы дома оказались. Усадьба старая, стены там толстые, надежные. Ни звука не пропустят. Там Марина могла бы кричать, сколько вздумается, – ни одна живая душа о нашем экстазе не узнала бы.

А если бы кто-то из местных и услышал случайно, то промолчал бы и виду не подал. Потому что моя она девочка, хозяйка. Со своим мужчиной. У себя дома. Со мной. Можно.

Но мы не на хуторе. Мы в заведении общепита средненького уровня, расположенном в одном из спальных районов Ростова. На Марине не белье, а синие бесформенные штаны, мешковатая белая майка, оттеняющая усталость в глазах. Усталость, которой не должно быть у молоденьких девочек. А еще там чертов е*учий опыт.

Прищуриваюсь.

Мы смотрим друг на друга два вдоха. В последний раз так смотрели на вокзале, когда я нашел ее вагон и встал напротив, так как в окне Марину увидел. Она тогда сразу почувствовала мое внимание и повернула голову. Моргнула и вздрогнула, словно обожглась. Мы друг на друга смотрели. Марина сомневалась, ей было больно, она боялась. Потом отвернулась. Не вышла.

Я ждал, пока поезд тронется. Стоял напротив до последнего. Не знал, что сказать, кроме как: поехали домой.

Да и сейчас не знаю.

Марина отворачивается и поспешно уходит в кухню.

Я поднимаюсь с места и иду за ней.

Быстро. Это снова порыв, который не контролируется. Не со всеми своим демонами я научился справляться за эти полтора месяца. Не всех выдрессировал.

Дверь в служебное помещение распахиваю, мне кричат что-то, остановить пытаются. Типа нельзя сюда клиентам. Щас, блть.

Вижу светлую макушку, меня сам дьявол не остановит.

Марина хватает куртку и выскакивает на улицу через служебный вход. Я следом.

– Мариш, – окликаю. – Постой.

Она резко оборачивается.

– Что тебе надо? – кричит сразу, широко разводя руками. – Какого хрена ты приперся опять?!

Внутри что-то надламывается. Кажется, будто у нее надломлено уже, и у меня следом в том же месте.

Надломлено у нее кем-то?

– Поговорить хочу.

– Ты мне всё уже сказал. Я всё услышала.

– Да стой ты!

Торопливо обгоняю и путь загораживаю. Она назад пятится и к стене спиной прижимается. С этой стороны дома темно. Я делаю еще один шаг, чтобы в Марининой зоне комфорта оказаться.

– Поужинаешь со мной? – спрашиваю.

Она рот приоткрывает. Сладкий, обожаемый мною рот, который я целовать хочу, облизывать. Вкус которого ночами снится. Лучший на всём белом свете рот. Не вовремя, но в паху простреливает. Трахать ее хочу и целовать одновременно. Всю ночь. Целовать везде. И трахать.

Мы не дома. А в грязном переулке шумного города. Я на нее нападаю – всем проходящим мимо нас*ать. Потрясающее место для жизни.

– Я на работе здесь, ты меня отвлекаешь!

– Давай после. Ты во сколько заканчиваешь? Я подожду.

– Убирайся, – выплевывает она мне в лицо вместе с порцией слюны.

Я кулаки сжимаю и делаю вдох-выдох глубокий. Забыл, блть, как она выбесить может. Парой фраз.

Вдох, блть, выдох. Моя грубость ее в прошлый раз напугала, надо бы полегче на поворотах. Полегче сложно, потому что я такой и есть: грубый, импульсивный, требовательный. Я, блть, ни хрена не мечта. Но...

– Я приехал, чтобы домой тебя забрать, – говорю быстро. – Я скучаю, маленькая.

Марина зажмуривается, кривится и отворачивается так, словно я пощечину ей влепил. Мое предложение ей как удар. Металлическая пуля, крошечный крепкий шарик в гордость влетает. Не пробивает ее, но корежит.

– Мариш, я скучаю. Каждый день. Думай, что хочешь. Что прихоть, что очередная ложь, игра. Похрен. Давай дальше играть. Правила обсудим. Я на парочки влюбленные смотрю и сразу о тебе думаю. Такого раньше не было. Любая романтичная херня в голове цепочку ассоциаций запускает, и в итоге твое лицо перед глазами. Твой запах. Марин. Мариш... – повторяю тише.

Сам руки к ней тяну. Хватаю за талию, под куртку забираюсь. Она теплая такая, даже горячая. Красивая, вкусная и натуральная, как мед и пастила. Я целовал, я помню. Склоняюсь и по щеке ее носом провожу.

– Я сложный, но ты как-то справлялась. Только ты. Я приехал тебя вернуть.

– Замолчи, – шипит она, руками в грудь мне упирается. Оттолкнуть хочет.

Мои демоны с цепи срываются, до нее дорвались. В угол загнали дичь, которой все эти недели бредили. Эмоций столько, что я справиться не могу с ними. Снова силком Марину держу. Снова губами тянусь. Ее хочу. С ней. Снова как монстр. Пугаю, злю ее.

Я не так хотел. Планировал показать, что могу быть джентльменом. Да какое там! Вижу ее, и крыша едет. Достаю козырь за козырем:

– У меня никого не было за это время. Это правда. Я не крысил, слово даю. И не буду. Не стоит того. Дальше только ты. О тебе думаю. Тебя хочу, Марина.

Она зажмуривается и плачет. Я наклоняюсь и на ухо ей шепчу:

– Помнишь, как хорошо было? В машине, в отеле? Помнишь? Давай еще. Ты и я.

Она головой качает.

– Миронов, я тебя ненавижу! – пищит. – Так сильно ненавижу, ты себе представить не можешь!

Шаг назад делаю, поспешно отстраняюсь. Воспользовавшись моей заминкой, Марина тараторит:

– Я не хочу на хутор. И тебя не хочу. У меня тут всё отлично. У меня парень появился.

– Врешь.

Следующие слова рикошетом отлетают, но броню мою корежат изрядно:

– Нежный, добрый и чуткий парень, как я всегда мечтала. Городской, воспитанный. Он лапы не распускает, не матерится при мне, не командует моей жизнью! Шлюхой меня не зовет, помойкой не угрожает. У нас с ним настоящие отношения. И планы на будущее.

Вдох-выдох. Всё еще живой. Кажется.

– Ты счастлива? – уточняю. – По тебе не видно.

– Счастлива. Не всё измеряется деньгами, Миронов.

– Познакомишь? – спрашиваю зачем-то. Губы пересохли. Так сильно хочется. Ее хочется.

– Что ты сделать хочешь? Ему рожу набить? Бензином облить? Я наслышана о твоей выходке. Ты чокнутый псих! Или деньгами его подкупишь? Может, проверку очередную устроишь? Господи, да пойми ты уже, что у меня своя собственная жизнь. Своя судьба! Ни твоя ферма, ни твои деньги, ни ты сам мне не нужны! Ты – особенно! Мой папочка в земле лежит, и другого мне не надо!

– Ты плачешь.

– Плачу. Потому что боюсь тебя. Боюсь неприятностей. Ты приехал зачем? Наговорил мне все эти слова. Верность свою как подарок притащил, а я просила о ней? Просила? – Слёзы катятся по ее щекам. – У меня есть парень! Мы любим друг друга. Ты понял?

– Пока не до конца, – признаюсь честно. – Ну что я сделать могу, если тоже влюбился. Влюбился, и другой мне не надо. Не понимаю, как с этим чувством справиться.

– Господи, Виноградов, Миронов, или как там тебя, пойми уже слово «нет»! Нет! Я не поеду с тобой на хутор никогда. У меня своя жизнь! Исчезни из нее! У меня отношения, ты третьим нам не нужен!

Марина наклоняется и проскальзывает под моей рукой. Бежит обратно в ресторан. Я провожаю ее взглядом. Какая-то сутулая, надломленная. Брюки мешковатые, а под ними тощая. Глаза другие у нее, без блеска. А может, показалось мне. Чёрт его знает.

Другого себе нашла за месяц. Надо же. Быстро.

Достаю сигарету. Надеюсь, никотин всё же подарит мне рак.

Закуриваю.

Надо вернуться и оплатить счет. Надо, наверное, еще как-то попытаться, потому что один я на хутор уже возвращался. И один, и с нелюбимой девушкой. Дом большой, стены там крепкие. Вот только в этих стенах один я.

Надо слова подобрать, надо что-то придумать.

Так много «надо» и так мало внутри сил и веры после всех пуль, что Марина в меня всадила.

Глава 52

Марина

Полторы недели спустя

Кушетка, на которой я сижу, неприятно холодная. А слёзы на глазах – обжигающе горячие.

Плачу с трудом – во мне ни воды, ни соли уже не осталось. Доктор бросает строгие взгляды. А мне жить не хочется. Снова. Но деваться некуда, никто не знает, где я. Так правильно, а дальше видно будет.

Колени сжимаю. Смотрю на них. Молитву бы прочла, да слова вместе не свяжу. Страшно мне.

Я совсем-совсем одна в целом мире. Теперь уже абсолютно точно.

Вопросы стандартные, но никогда не думала, что отвечать на них придется при вот таких обстоятельствах. Я думаю о Даниле. Сама не знаю, как к этому пришла. Раньше в минуты отчаяния к отцу обращалась мысленно, но детство закончилось.

– Дата начала последней менструации, – спрашивает врач.

Называю. Страшный день. Ссора с Данилом. Конец всему. Бежать от него хотелось, чтобы не видеть, не слышать. Ни о чём не думать и с начала начать. И я начала в Ростове. На работу устроилась. Дядя Саша не разрешил нам с Леной квартиру снимать вдвоем, хотя мы студию нашли уже и оплатили на три месяца вперед, плюс услуги риелтора. Пришлось половину денег вернуть, что для меня вышло непомерно дорого. Но отчаиваться я не стала, пошла работать. Была открыта для знакомств и возможностей.

Вот и познакомилась. С разными людьми. Через Ленку и на работе. Один парень, друг Лены, начал настойчиво ухаживать. Симпатичный, городской. Я сначала отнекивалась, но потом согласилась сходить с ним на свидание. Было ужасно одиноко, да и Лена заверила, что он из очень хорошей семьи. Хотелось скорее затмить Данила кем-то, переключиться. Чтобы глаза его не вспоминать. Стереть из памяти, как смотрел на вокзале, когда провожал. Чтобы не сорваться и не позвонить ему.

Этот парень был добрым, понимающим, веселым и современным. И казалось, совершенно безопасным. Мы сразу нашли общий язык. Его совсем не испугало, что я одна, без семьи и денег. Приехала из деревни поступать и учиться. Он хвалил мои амбиции, восхищался. Через три недели пригласил меня на вечеринку и привел в квартиру, где зависала компания. Поначалу было весело: музыка, смех. Я не пила алкоголь, только воду. А когда мы с этим парнем случайно оказались за закрытой дверью, поняла, что затмить Данила не удастся. Никем. По крайней мере, не в ближайшее время. Захотелось домой, и я попросила проводить меня к выходу. На что получила ответ, что я невероятно красивая.

– Расправляйте пеленку и ложитесь, – приглашает врач в кабинете узи. – Не переживайте так сильно, всё наладится.

– Мне страшно, что не справлюсь, – говорю, а голос дрожит. – Мне в декабре девятнадцать. И я не хотела. Об аборте думаю, но решиться не осмеливаюсь. А посоветоваться не с кем. Я... на той неделе чуть с моста не прыгнула, – признаюсь честно.

Это правда.

Работала как робот. Постоянно ошибалась, роняла посуду, била. Меня не увольняли только из-за дяди Саши, который хмурился, но молчал.

Приходила домой, бросала взгляд на учебники, к которым за семь недель не притронулась. Садилась на диван, закрывала глаза и думала о Дане. Это всё, на что я была способна.

Представляла, как заберусь на крышу и прыгну вниз. Или с моста в ледяную воду. Я хотела, чтобы меня не было. Молилась, чтобы всё само каким-то образом разрешилось, без моего участия. Но оно никак не разрешалось!

Доктор смотрит на меня внимательно.

– Я договорюсь о приеме психолога, не убегайте сразу. Вам помощь нужна.

Отрицательно качаю головой:

– Уже не нужна. Мне помогли.

Данил. Снова. После всего. Врач всё же достает сотовый и набирает номер, начинает упрашивать какую-то Ольгу Геннадиевну, чтобы задержалась. Я сижу молча, смотрю в одну точку.

Данил появился через три недели после той вечеринки. Я увидела его за столиком в ресторанчике, где работаю, и чуть не умерла от счастья на месте! А потом вспомнила всё, что со мной случилось. Что я натворила! У меня задержка была и тест положительный. Полная безнадега, и животный ужас внутри. А также четкое понимание, что Данил не простит, не поймет и не примет. Никогда.

Миронов брал измором. Я наговорила ему столько злых слов, чтобы уехал. Но он вернулся в ресторан, сел за свой стол и остаток вечера мрачно наблюдал за мной. До самого закрытия. Устроил засаду и охотился на дичь. А я старалась не думать о его словах! О том, что он хочет меня вернуть, что любит. Забыть не может.

Не по полу ходила, клянусь, а по колкому льду. Ноги замерзли, как в ту ночь, когда я босиком бежала по улице, спасаясь. Они кровоточили, а душа болела. Я хотела к Данилу на колени, хотела прижаться к его груди и умолять, чтобы забрал меня с собой. Спас. Решил проблемы. Такие страшные, стыдные проблемы. Единственные, с которыми не пойдешь к любимому мужчине.

Было слишком поздно. Данил заслуживает семью и своих собственных детей.

Потом он ушел и на следующий день не вернулся. Я понятия не имела, что делать дальше. Денег оставалось мало. Я совершенно не чувствовала в себе сил принять хоть какое-то решение. Звонить домой? Кому? Маме? Хоментовскому?

Я была на грани. А потом...

Помощь пришла неожиданно, но вновь от единственного человека, которому я была небезразлична, несмотря ни на что. Действительно небезразлична.

Мне позвонил Паша и попросил встретиться. Конечно, не по собственной инициативе.

Приехал в мою студию, огляделся. Кивнул сам себе, словно отметив, что условия достойные. Положил на стол документы и ключи от «Лексуса». Того самого, на котором мы с Данилом проехали полстраны.

– Это тебе прощальный подарок, – сказал сухо. – Не обольщайся. За ту цену, что Данил запросил, ее никто брать не хочет, а уступать Миронов, как обычно, не собирается. Данилу эта машина не нужна, она ему никогда не нравилась. Он решил тебе ее подарить. Тут документы, я помогу оформить. Только быстро, времени в обрез.

– Что? Я не приму, – прошептала обескураженно.

– Он просил передать, что денег тебе больше не даст ни рубля. Всё, довольно. Дальше сама, у тебя парень есть. Не жди и не надейся. И в жизни твоей Миронов больше не появится. Тачку я тут брошу в любом случае, не возьмешь – дело твое. Как парню объяснишь – придумай сама. Подарок от бывшего. Пусть конкурирует, – неприятно гоготнул Паша. – Хочешь, продай ее и хату купи, хочешь – езди. Контакты знакомого дилера оставлю на всякий случай. Скажешь, что от Миронова, он не обманет.

Я смотрела на ключи и растерянно моргала.

– Только, Марина, оставь его в покое.

– Что?

– Данила оставь в покое. Довольно. Он в таком состоянии долго не протянет. Больной участок нужно отрезать резко, а не пилить неделями. Не приезжай больше в станицу. Не пиши ему и не звони. Если бы ты не появилась... – Паша помолчал. – Всё только-только начало возвращаться на круги своя.

О том, чтобы написать Данилу, разумеется, и речи не шло! Когда Пашка уехал, я взяла ключи, вышла на улицу. И правда, тот самый черный «Лексус». Чистый, блестящий. Идеальный. Олицетворение самого необычного, я бы даже сказала, сказочного периода в моей жизни. Прощальный подарок. Как вечное напоминание о том, что у меня могло бы быть. Насмешка.

Я забралась внутрь и сидела там до ночи, пока не замерзла.

Утром машина по-прежнему стояла на месте. Документы лежали на столе. Как и ключи.

А вечером, возвращаясь с работы, я поняла, что должна жить. Пусть одна. Пусть без него. По крайней мере, у меня есть наши воспоминания. Меня действительно любили – я знаю, сердцем чувствую.

Данил черствый, замкнутый грубиян. Но добрее него нет никого на свете! Пусть я его потеряла, но у меня осталась Варя. Ее нужно вытаскивать из кошмара. Я не имела права сдаваться.

– Я договорилась, в три часа вас примет перинатальный психолог, – сообщает врач. – Кабинет номер восемь, найдете?

Отрешенно киваю. Мне всё равно. Я стою на мосту, смотрю вниз, но от заманчивой идеи прыгнуть отказываюсь. Всё безразлично. Свою собственную жизнь рядом с любимым человеком я упустила.

– Обязательно сходите. Я категорически настаиваю. А сейчас укладывайтесь, – приглашает врач.

Она что-то еще говорит о том, что я совсем юная, что вся жизнь впереди. Что я обязательно буду счастливой.

Я же закрываю глаза и молчу. Не улыбаюсь уже несколько недель даже вежливо. Разучилась.

Слёзы беззвучно текут по щекам. Мне снова плохо и страшно. Это не со мной происходит. Лишь с моим телом, оболочкой. Я же сама далеко. Опять нахожу лазейку и прячусь в прошлом. Так явно себе всё представляю, что сердечко сладко сжимается. Я в машине со своим любимым Даней. Мы смеемся, переглядываемся. Я в постели с ним, окутанная его теплом и заботой. Воображаю, как выбежала из поезда и мы обнялись. Как заставила его тысячу раз извиниться за грубое слово, после чего мы поехали домой на хутор. Как оказалась в его надежных руках, поэтому со мной ничего не случилось плохого. И не случится.

А все эти слёзы, что пролиты... они мне приснились. На самом деле я никогда не боялась до трясучки, не бежала из проклятой квартиры босиком, умирая от холода. Никогда не пряталась от парня, который обрывал телефон, приезжал и требовал встретиться. Никогда не кричала любимому в лицо, что нашла другого. Не кричала ложь, будто в мире есть кто-то, кто лучше него, кто нужнее мне. Боже! В другой реальности я никогда не причиняла Данилу боль! В другой, лучшей реальности всё совсем иначе!

Дергаюсь, прижимая руку ко рту. Мои собственные слова об аборте, которые я выкрикнула Данилу, всё еще жгут язык. Хочется по губам себе надавать! Лишь сейчас понимаю, как страшно они прозвучали в тишине комнаты после всей нежности, что была между нами.

Если бы только можно было вернуть время...

Я продам машину и куплю жилье, заберу сестру. Она вот-вот родит уже, решать нужно быстро. Справимся.

Наверное, счастья уже не будет. Но мне и не нужно. Ничего больше не нужно. Без моего Данила. В свободную минуту я смогу закрывать глаза и мечтать – этого будет достаточно.

– Та-ак, – тянет врач. – Не спешили вы на прием, вижу.

Я кусаю губы и зажмуриваюсь.

– Десять-одиннадцать недель, – продолжает она. – Если об аборте думаете, то решать нужно сегодня-завтра. На следующей неделе уже поздно будет. Вам на скрининг пора записываться.

Мои глаза распахиваются.

– Как десять-одиннадцать недель? – спохватываюсь я. Слёзы как-то быстро высыхают. Я снова здесь, в кабинете врача. Тут нет Данила, но зато появляется робкая вера в чудо. – Не может быть. Должно быть четыре.

Врач смотрит на меня. Потом поворачивает экран, чтобы я увидела своими глазами. Берется за датчик.

– Вот, смотрите. В четыре недели мы можем даже яйцо не увидеть, сердцебиения нет. А у вас здесь целый симпатичный эмбрион нас приветствует, руками машет.

Меня швыряет в пот. Я действительно вижу на экране силуэт маленького человечка. Голову, ручки. Он... боже, он двигается. Прямо сейчас, на моих глазах.

Опять слёзы. Но теперь они другие. Больше не хочется прыгать с моста. Напротив, попробуйте меня выбросьте – упираться буду и бороться до последнего!

– Зачатие произошло в конце августа – начале сентября, – подсказывает терпеливый доктор. – Точнее сказать не могу.

– Точнее не надо, – быстро перебиваю я, смутившись. – Это ребенок Данила. Мы встречались, он за мной ухаживал. Боже, но как такое возможно?

– Получается, отец всё же будет? – радуется врач.

– Да, – говорю я.

И тут руки начинают трястись. Из одного ужаса в другой швыряет. Что-то я в своей жизни делаю не то.

Что-то нужно менять. Не понимаю, как правильно, но так быть не должно!

Вытираю слёзы и говорю серьезно:

– А с ним всё в порядке? С моим малышом? Я так много нервничала.

Как он только всё это выдержал? Мой маленький воин.

– Давайте посмотрим.

Узи длится недолго, врач заверяет, что плод жив, сердечко колотится. Всё в порядке. Приглашает через неделю-две на скрининг, на котором всё точно будет ясно.

Глава 53

Я выхожу на улицу и медленно присаживаюсь на лавочку. Прохладный октябрьский воздух остужает пылающие щеки. Губы сухие, нужно дойти до магазина и купить бутылку воды. Я пришла в женскую консультацию в полном отчаянии, а вышла обескураженной. С кучей направлений на анализы, которые нужно сдать как можно скорее.

На лице играет первая за несколько недель улыбка. А внутри бьется желание жить! Господи, как же хорошо, что я не шагнула с крыши!

Закрываю глаза и вспоминаю Данила. Его глаза, когда смотрел на меня, зажимая у стены. Когда просил поужинать. Когда мрачно следил, получив жесткий отказ.

При мысли, что у нас всё еще может наладиться, что появится шанс на примирение, я впервые осознаю, как сильно по нему соскучилась!

По нему самому! Не по защите, что он давал, не по теплу его мужественного, сильного тела, не по его находчивости и смелости. А именно по нему самому. По часам, что мы провели рядом. По его улыбке и саркастичному смеху. По его шуткам. Грубым, да, но, если уж совсем начистоту, они всегда меня веселили. Я вспоминаю, как Данил терся щекой о мой живот, и улыбаюсь.