Текст книги "Хочу с тобой (СИ)"
Автор книги: Ольга Вечная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Протягиваю ему бутылку. Данил бесцеремонно хватает и пьет.
– Эй, воды мало, скорость сбавь, – бурчу я.
Не реагирует. Тогда я пихаю его в плечо:
– Почти всё ушло на твои глаза. Оставь мне!
Он делает движение бровью, показывая, что на мою просьбу ему пофиг. Но прерывается, когда остается примерно четверть бутылки.
– Сцука, да, – блаженно шепчет беззвучно, но я считываю по губам. Он аж глаза прикрывает от наслаждения.
Жалость сжимает грудь. Жажда – невыносима. Нельзя отказывать людям в воде – эта пытка бесчеловечна. А Данил, судя по всему, намучился.
Я протягиваю ему персик.
– Мир?
Он хватает его, жадно вгрызается зубами, так что сок во все стороны брызгает.
Ну и манеры! Какой-то деревенский мужлан. Я закатываю глаза и поднимаюсь на ноги. Пора отчаливать.
Данил тоже встает. А потом быстрым движением забирает у меня сумку, заглядывает в нее.
– Эй, а ну отдай! Да как ты смеешь!
– Оружие, так и быть, верну в конце пути. А персики и воду я конфискую, – заявляет он. – За моральный ущерб.
– Мы так не договаривались!
Данил оборачивается ко мне. Глаза у него красные, как у черта. Взгляд злой. Волосы короткие, но сейчас слипшиеся от пота и взъерошенные. Действительно исчадие ада.
Я замолкаю на полуслове.
– Вот и ладушки, – кивает он, хищно улыбнувшись. Закидывает сумку на плечо. – Ножки и правда зачет. Ну бывай.
Данил разворачивается и идет вперед.
Меня что, ограбили?
Глава 5
Пару секунд я хлопаю ресницами, потом хватаю с земли камень и швыряю в сторону Данила. Первый бросок предупреждающий – мимо.
– А ну отдай! – кричу. – Вор! Я на тебя заявление напишу! Мой отчим мент! – голос звучит умоляюще. Я ведь никогда не пожалуюсь отчиму. Ни за что на свете.
Данил будто это знает – и ухом не ведет. Я выбираю камень поменьше и полегче, прицеливаюсь. Он попадает ему в ногу! Данил ёжится, но скорость не сбавляет. Поднимает руку и, не оглядываясь, показывает мне средний палец.
Кидаю еще один! Тогда Данил оборачивается, быстро наклоняется за камнем, размахивается и... Убьет же! Я визжу и отбегаю подальше.
А оглянувшись, понимаю, что бросать он не собирался. Напугал.
Быстро облизываю губы. Делать нечего, топать нам в одном направлении – надо мириться. Перехожу на другую сторону дороги от греха подальше, плетусь следом. Шаг у него быстрый, я немного запыхалась, стараясь выдержать темп. Но деваться некуда: у него моя вода.
Идет, фрукты мои жует как ни в чём ни бывало.
– Что ты здесь вообще делаешь? Одна на трассе, – говорит Данил минут через пять.
Пожимаю плечами:
– Персики ворую.
– Многовато усилий для кило персиков. Тебе совсем есть нечего, что ли?
– На самом деле меня отчим на работу отвез утром. Тут теплицы рядом. Грядки полоть, поливать. Я полдня отработала, а потом повздорила с начальством.
Мне дурно стало от жары, пошла в тенёк отдохнуть и случайно подслушала разговор о том, что нам не заплатят. Управляющий велел своему помощнику придумать, к чему придраться. Я рассказала другим женщинам в теплице, мне не поверили. Да еще и нажаловались! Пришлось бежать как можно скорее! В качестве отступных стащила по дороге немного персиков.
Так уже было несколько раз – отработала, а мне не заплатили. Слишком большая роскошь в нашем положении иждивенок.
– Твой отчим мент? Не обманула? Часто он тебя работать на поля отправляет? В пятнадцать лет это вообще легально?
Я прищуриваюсь. Вот только гонора местного работяги не хватало.
– Мы все работаем, жизнь такая. Сам-то тоже не за столом сидишь в офисе.
Окидываю его выразительным взглядом. Футболка облепила плечи, торс. Он, конечно, очень взрослый и крепкий мужчина. Моя бравада напускная. Данил мог бы легко со мной справиться, даже будучи ослеплённым. Повезло, что порядочный.
– Ты откуда? – спрашиваю.
– С хутора Атаманова.
Присвистываю.
– Далековато забрался. Работаешь, значит, на кулацкую семью. Колхозник.
– А ты у нас нет, леди?
Против воли улыбаюсь. Чем хуже одет мужик, тем изысканнее комплименты. Какая-то странная тенденция.
– Я временно, у меня всё впереди. А ты взрослый. И ничего лучше не смог придумать, как на ферме батрачить. Именно что колхозник.
Данил пожимает плечами, дескать, справедливо. Не спорит. Молчит.
– Про отчима я не соврала. Ты здорово помог нам с сестрой. Если бы он узнал... а он бы узнал, было бы плохо. Спасибо тебе большое. Весь день тряслась, что они нас вычислят как-то по камерам, пробьют адрес и приедут. Но почему-то охрана просто забила. Мы вообще с Варей хотели сумку вернуть... ты, наверное, не поверишь. Но потом я предложила попробовать пройти на территорию. Варя ни в чём не виновата, говорю сразу. Это всё я.
– Ты боишься своего отчима?
– Мы его уважаем, он нас содержит, – фыркаю я.
Данил в ответ молчит, о чём-то своем думает.
– Ближайшее село скоро? – спрашивает шагов через пятьдесят.
– А что тебе там нужно? Если доехать до хутора, то автобусы ходят.
– Да нет, трактор надо найти. Машина застряла.
– Далеко?
– Тачка старая, но отличная. «Крузер 200».
Как у папы! Я даже запинаюсь на ровном месте от неожиданности. Воспоминания теплые волной окатывают. И даже не так жарко становится на одно мгновение. Задержать бы их, сохранить, оставить. Я облизываю губы. Вот бы в такой машине посидеть еще хоть раз.
– Это ты к чему сейчас сказал? Про марку, – хмурюсь.
– Ты спросила, далеко ли застрял. – Данил стреляет в меня своими покрасневшими глазами. – Все знают, что чем круче джип, тем дальше пи**овать за трактором, – мрачно завершает он мысль, и я звонко смеюсь.
Всё ясно, крузак застрял, начальник уехал, а этому колхознику велел ее доставать, отмывать, гнать домой.
– Еще минут двадцать идти, – говорю, взглянув на часы.
– Покажешь, у кого можно трактор попросить? Верну сумку, – широко улыбается он.
Я перехожу дорогу и дальше иду рядом с ним.
– А домой докинешь? – Снова облизываю губы.
– Конечно, – отвечает спокойно, без угроз, тупых шуток или намеков.
Мне нравится этот его тон. Адекватный. Ну колхозник, ну и что. Может, он и правда человек хороший.
– Тогда покажу, – улыбаюсь.
Кулак был жестким мужиком, никто по нему особо не тоскует, но было в нем и много хорошего. По крайней мере, на хуторе и в станице он сохранял порядок, подчиненные не беспределили. Сейчас там кулацкие сыновья хозяйничают, но думаю, Данил еще нормальный.
– Дай попить? – протягиваю руку.
– Самому мало, – отвечает Данил.
Беру свои слова назад.
– Пожалуйста, – прошу я. – Ведь не со зла на тебя набросилась. Действительно не узнала. Представляешь, как страшно было. Хрупкая беззащитная девушка, да к тому же красивая. Мне нужно себя защищать.
– Ровно. Один. Глоток. – Данил протягивает бутылку.
Я ее хватаю, действительно делаю глоточек, а потом плюю внутрь.
– Всё, теперь вода моя! – заявляю победоносно. – Каждый выживает, как может. Извини.
Данил бросает на меня странный взгляд. Впервые в нем не сквозит злость и раздражение. Там что-то другое. Интерес? Становится не по себе, жутко хочется опустить глаза и натянуть шорты пониже.
– Ты правда думаешь, что меня это остановит? – приподнимает он брови.
Забирает бутылку и демонстративно допивает. До донышка! Обалдеть! Я в миг краснею и отворачиваюсь.
Дальше идем молча.
Я смотрю на дорогу перед собой, под ноги, на его ботинки. Он просто молчит, опять о чём-то своем размышляет.
Доходим до ближайшего поселения, я показываю, где можно договориться насчет трактора. Данил подзывает меня и дает деньги:
– Вон там вроде рынок. Купи воды и еды какой-нибудь. Побольше. А то щас сдохну.
Я моргаю, глядя на него.
– Не боишься, что сбегу с деньгами?
Он, не удостоив меня ответом, идет в сторону гаража. Понятия не имею, что мне делать. Можно сбежать, сесть на автобус и отправиться в станицу. Отсидеться где-нибудь и солгать маме, что отработала целый день. Заплатили. Вот как раз и пазик едет, рукой если махну – он остановится.
Кидаю напоследок взгляд на Данила.
Он руки в карманы засунул, объясняет трактористу, что от того нужно. Перед моими глазами мелькают картинки: солнце палит нещадно, крузак, как у папы, злые красные глаза, как у чёрта...
Данил ведь голодный. Вон как персики лопал, прямо накинулся. Вдруг это все его деньги и больше нет? А ему еще машину искать, вытаскивать, ехать до хутора.
Аа-а! Коря себя миллионом ругательств, я плетусь в сторону рынка. Своих ведь не бросаем – так всегда говорил папа. Потом, правда, взял нас и бросил.
Глава 6
В кабину трактора набились втроем. Тесновато, но едем.
Виктор Леонидович меня не узнал, курит сигарету, дымит противно. Духота! Я бейсболку на глаза натянула, в окно смотрю. Отчиму донесут – он башку мне открутит, по крайней мере попытается. Наш блюститель чистоты и порядка.
Работяга Данил между губ сигарету держит, правда, незажженную. Пялится на дорогу исподлобья. Мрачный, в образе самого главного парня на деревне. Гонора, конечно, у него выше крыши.
Как бы там ни было, рядом с ним почему-то не страшно. Я не могу это объяснить, на каком-то клеточном уровне чувствуется. Он мне отца напоминает. Нет, не внешне. Папа был двухметровым худым блондином. Данил тоже высокий, но не настолько. Он широкоплечий, крепкий, смуглый шатен. Но, как и папа, он тоже много хмурится, вечно всем недоволен. При этом я всегда знала: в глубине души папа добряк, который не обидит.
Невольно окунаюсь в воспоминания. Теплый весенний денек. Мне десять, Варе – двенадцать, уже подросток, не отрывающийся от телефона. Мы сидим в беседке у дома, отец стрижет газон.
– Пап, мы хотим в ресторан! – перекрикивает Варя шум газонокосилки.
– Сильно? – отзывается он, вытирая пот со лба.
– Терпение на исходе! – поддакиваю я, расцветая от счастья.
– Одевайтесь.
Через полчаса мы с Варей в длинных модных платьях выходим из дома, отец – в идеально сидящем костюме. Забираемся в его блестящий чистотой «Крузер 200» и едем. Долго-долго. В город. Показывать наряды, гулять, обедать...
Я редко думаю о прошлом. Не хочу превратиться в ноющее нечто, которое только и говорит, что о былом. Наша жизнь – здесь и сейчас. Возможно, однажды и до матери это тоже дойдет.
Через час трактор останавливается в какой-то адовой глуши у закопавшегося по брюхо черного внедорожника. Мужики выпрыгивают на улицу. Здесь их обувь – ботинки и резиновые сапоги – выглядит уместнее, нежели мои босоножки на плоском ходу, которые моментально увязают в сырой земле.
Данил выглядит получше: пока ждал Виктора Леонидовича, обмылся под уличным душем. Волосы стали на тон светлее. Футболка и штаны уже почти высохли на солнце. Глаза, правда, по-прежнему покрасневшие и воспаленные. Он часто моргает, иногда вытирает скупую мужскую слезу, без его разрешения катящуюся по щеке. В такие моменты мое сердце преисполняется сочувствия и хочется предложить ему еще один пирожок с луком– яйцами, что я купила на рынке.
Данил смотрит на крузак, Леонидович – на меня.
– Зажигалку дай, – не просит, а требует Данил таким недовольным тоном, что становится ясно: на меня нечего заглядываться.
Леонидович вздрагивает, как от подзатыльника. На всякий случай я встаю чуть поодаль, чтобы не мешать.
– Как же ты сюда забрался, мужик? – крякает Леонидович, оценивая фронт работы. – Здесь каждое лето дорогу подтапливает, ездить можно только зимой. Ну край до марта.
– Объяснили, что тут свернуть надо. Чтобы до озера Чистого добраться быстрее.
– До Чистого надо было дальше ехать с полкилометра, это все знают. Перепутал, может? Не местный? – сочувствует Леонидович.
Данил досадливо закусывает губу.
– Раньше вроде не топило, – говорит он с вызовом.
– Это когда? Как русло реки изменилось, так и топит.
В следующие полчаса мужики занимаются делом. Крепят трос, вытаскивают машину. Кричат, матерятся. В общем, наблюдать со стороны интересно. Я жую бутерброд с адыгейским сыром – вкусно.
Закончив работу, Леонидович довозит нас в крузаке до дороги, забирает положенные деньги и неспешно катит в сторону села.
Я сижу на пассажирском сиденье, рассматриваю панель, мысленно играя в игру «найди отличия между этой тачкой и машиной отца». Их много. У папы сиденья были белые, панель под дерево, экран другой формы. Расскажу сегодня Варе, какие мне выпали приключения. Она поругает, но слушать будет с восторгом.
Мы никуда не движемся, Данил смотрит на руль, будто впервые в жизни его увидел. Всё же он очень странный. Может, психованный?
– Ты не уснул? – спрашиваю я.
– Погоди, думаю.
Я вижу еще одну слезу, тянусь салфеткой, чтобы вытереть, – он тут же отклоняется и обжигает раздражением.
– Марин, а тебе домой срочно надо? – спрашивает вдруг.
Ох уж эти перепады настроения!
– Срочно.
– Что, если мы пару часов порыбачим? Тракторист сказал, тут полкилометра, потом направо, метров семьсот по бездорожью, немного пешком и озеро уже.
– Там берег скалистый, пробраться трудно. Местные не любят рыбачить на Чистом. И пешком долго шлепать, а у меня обуви нет.
– Давай так: ты говоришь, чего бы хотела, я выполняю, мы едем. Без всяких там капризов, нытья и прочего.
– Без нытья? Это я умею.
Следующие полчаса мы летим по бездорожью с ветерком! Я за рулем, сердце колотится, ладони потеют! Думаю о папе и ощущаю себя немного сумасшедшей – плачу и улыбаюсь одновременно! Разве так можно?!
Мы с Данилом то подскакиваем на кочках, то резко тормозим. При этом мой спутник вообще ничего не комментирует. Ему будто нет дела, если я поцарапаю или как-то еще поврежу машину его босса. Даже когда мелкий меткий камешек ударяет в лобовое и трещина по стеклу идет паутинкой, Данил никак не комментирует ни повреждение, ни мое «ой!». Бросаю на него опасливый взгляд – задремал. Блин, сказать, что так и было? Я останавливаю машину в тупике и бужу его.
– Вставай, плакса. Приехали.
– О, мы еще живы? Тогда двигаем. – Данил играет бровями и выпрыгивает на улицу.
Через час изматывающего пешего хода с рюкзаками, снастями и прочими принадлежностями мы, наконец, выходим к скалистому берегу. Вид открывается – дух захватывающий! Водная гладь чистая, как наша с Варей честь в мечтах матери и отчима. Густая зелень по кромке.
Даже исчадие ада застывает как вкопанный на целый вдох.
– Ты видел, камень в лобовое попал? – говорю я.
– Видел, – отвечает Данил. – Смотри, вон устье и небольшая заводь, идем туда, – командует, закрывая тему.
Добравшись до места, он первым делом умело и быстро распаковывает снасти. Дальше разжигает костер. Я мою ноги в прохладной воде, брожу по берегу. Занимаю местечко на камнях в теньке. Хорошо так! Тихо, спокойно. Мой спутник не особо разговорчивый, и это к лучшему.
Запах жареных сосисок нутро выкручивает. Следующие полчаса мы жадно едим свежий хлеб, пирожки, сыр, фрукты. Всё, что щедрая Кубань для нас осенью приготовила.
Наевшись досыта, Данил снимает футболку, простирывает ее в озере. Следом ныряет и некоторое время плавает.
А затем приступает, собственно, к рыбалке. После первой пойманной здоровенной щуки он становится добрее. После второй я решаюсь нарушить молчание:
– Через час уже поедем?
– Да. Возьми там плед и отдохни. Скоро уже, Марин. Хорошо идет.
Но спать не хочется. Освоившись на новом месте, я отхожу подальше, чтобы не мешать, снимаю шорты и тоже захожу в воду. Наслаждаюсь прохладой, неспешным ленивым течением. Улыбаюсь. Разделась бы догола, но с ракурса Колхозника меня видно прекрасно, и шоу для него устраивать я, конечно, не собираюсь. Много чести.
Сегодняшний день так ужасно начался – ранний подъем, ссора, каторжная работа, снова ссора, побег, маньяк... и так хорошо продолжился!
Выхожу из воды, натягиваю шорты на мокрые трусы и подхожу ближе к Данилу. Он всё еще по колено в воде и голый по пояс. На берегу уже три огромные щуки!
Я показываю ему два больших пальца. Он кивает. Без улыбки, но как-то... позитивно, что ли.
Поймав еще одну рыбину, Данил выходит на берег. Я подбегаю посмотреть. Но в какой-то момент осекаюсь и останавливаюсь.
Голод, усталость, раздражение отступили. На смену им пришли радость и кое-что еще.
Становится вдруг очевидно, что нас тут всего двое. Глаза сами опускаются с его лица на широкую грудь. Потом ниже – на плоский живот, который пересекает дорожка густых темных волос, уходящая под ремень свободных штанов.
Данил смотрит прямо на мою грудь. Я это понимаю, когда глаза вскидываю. Они у него голубые или серые, так и не разглядела. Но сейчас кажутся темнее. Я чувствую запах его кожи – мужской, терпкий, приправленный душным южным солнцем и физической работой.
Мы какие-то оба первобытные: весь день провели вместе, делили воду, выживали.
Вдвоем, спрятанные от мира и проблем. А он ведь ни одного намека, ни одного взгляда себе не позволил лишнего. Накормил, напоил, не трогал. Безопасность вновь окутывает теплым коконом, впитывается в кожу, лелеет. Внезапная мысль, что этот мужчина мне не отец, пронзает насквозь. Он лучше.
Ощущение безопасности внутри растет, копится, зреет, а потом, когда Данил чуть голову набок склоняет, прищуривается, когда шаг вперед делает, – взрывается жаждой. Дикой, иссушающей. Кожу простреливает. Я хочу его.
Тоже делаю шаг вперед. Между нашими телами десяток сантиметров, я хватаюсь за его плечи – горячие, твердые. Мы оба тянемся, наши губы почти касаются за секунду до того, как Данил резко отворачивается. И тяжелой поступью идет в сторону рюкзаков. Я не удерживаю. Растерянно прижимаю руки к груди. Туда, где сердце молотит под ребрами и под майкой мокрой, очерчивающей грудь и торчащие соски.
Убираю волосы за уши.
– Пятнадцать, блть, лет, – доносится до меня бурчание. – Охренеть можно! – ругается он себе под нос.
Я оборачиваюсь и с улыбкой смотрю на него. Хмурые, злые с виду мужики – те еще добряки внутри.
– Что ты там бормочешь, Колхозник? – кричу я, наблюдая, как Данил поспешно, словно напуганно натягивает майку и начинает собирать вещи.
– Баллончик свой всегда носи с собой, – отвечает он. – А лучше травмат.
– А у меня нету, – говорю с вызовом.
– Отчим-мент не подарит? – Данил не смотрит на меня.
Я чувствую себя самой красивой.
– Дождешься от него! Менты, они только постфактум работают. Не знаешь, что ли?
– Тогда я тебе подарю.
– А пользоваться научишь?
– Собирайся. Нам еще километр в гору шпарить, и хорошо бы до машины засветло добраться.
– Иду! – отзываюсь я весело.
Если бы он знал точно, что мне восемнадцать с половиной, наверное, мы бы уже трахались. Эта мысль не греет. Она взрывает петардами.
Ни за что нельзя ему признаваться! Я, конечно, не принцесса, но лишиться невинности с едва знакомым хуторским работягой на каменистом берегу озера – совсем не то, о чём я мечтала.
Глава 7
Данил
– Как вообще можно в кого-то влюбиться, когда мир такой большой и красивый! – вещает правду жизни Марина, разламывая последний пирожок пополам. – Будешь?
– Ешь, – снисходительно бросаю я. – У тебя еще всё впереди. Парня встретишь, и как понесется.
– Куда понесется?
Она кусает и начинает интенсивно жевать. С таким аппетитом лопает, что рот вновь наполняется слюной. Но отбирать уже поздно.
– Варя встретила и понеслась в женскую консультацию. Спасибо, обойдусь.
– Не обязательно сразу детей заводить. Можно начать с отношений. Там... романтики.
Марина пожимает плечами.
– Можно, конечно. Но бывает всякое, ни одно средство контрацепции не дает стопроцентной защиты. А отдуваться потом девушке. Мужчины уходят и не возвращаются.
– Не всегда.
– Отец обещал, что приедет за нами. Клялся мне своим здоровьем. И не приехал! – с жаром продолжает она. – Варя тоже доверяла своему парню. Наверное. Ну и где он теперь, когда она изгоем стала? На работе над ней издеваются, соседи смеются и пальцами тычут. Почему он не появится, не спасет ее, не защитит? Имела я в рот твою романтику.
– А кто этот парень?
– Она не говорит. Прикрывает его. Мама отца тоже прикрывала, потом время прошло, за дядю Семёна замуж вышла. Они даже повенчались, всё серьезно. Этот не уйдет. Скорее нас выгонит. Я уехать собираюсь. Поэтому любовь – это вряд ли. Хотя страшно, конечно. Настраиваюсь потихоньку.
– Понятно.
– А ты давно работаешь на хуторе?
– Нет, не очень.
– Вижу, что вроде бы и в теме, и путаешься. Одновременно.
Она широко зевает, прикрывая рот ладонью.
– Там плед есть, поспи. Ехать еще долго. – Я киваю на рюкзак.
– А сам не заснешь? Или отвезешь куда-нибудь, я не замечу. А потом поздно будет.
Бросаю на нее испепеляющий взгляд. Можно подумать, если она заметит, хоть что-то мне сделать может. Баллончик я спрятал от греха подальше.
– Ладно, но имей в виду: Леонидович видел, что ты ехал рыбачить с блондинкой. Он хоть и с похмелья, но расскажет всё. Отчим мой – мент.
– Который работает постфактум, помню.
Она перелезает на заднее сиденье, копошится, доставая плед, укрывается и мгновенно засыпает. В салоне наконец-то становится тихо. Аллилуйя.
Девчонка, кстати, стойкая. Думал, проблемы будут, но карабкалась с сумкой и пакетом еды почти на равных. Не ныла и не жаловалась. Только на обратном пути, когда осталось подняться метров двести и спуститься пятьсот, рухнула на поваленный ствол дерева и расплакалась. Не от обиды, а от изнеможения.
– Минуту дай, – попросила, вытирая щеки. – Ноги гудят, в груди жжет, голова кружится.
– Посиди здесь.
Я забрал у нее пакет, хотел и сумку, но Марина вдруг вцепилась в нее, как безумная, чем изрядно разозлила.
– Я вещи донесу до машины, потом за тобой вернусь, – сказал выразительно. По идее бы сначала ее дотащить, но мы немного заблудились. Так быстрее будет.
– Нет! – взвизгнула она неожиданно неадекватно. – Не уходи! Не вздумай меня бросить! Эй! – Руку мою схватила, потом футболку. Потянула так, что ткань чуть не треснула.
Я сам с полчетвертого на ногах. Собирался рявкнуть, отпихнуть. Но потом в глаза Марине случайно заглянул. В них столько ужаса было, что орать почему-то не вышло. Это я еще с курса психологии в универе отлично усвоил: кричать на людей в стрессе и панике бесполезно – не поймут. И уж точно не успокоятся.
Поэтому просто сел перед ней на корточки.
– Не уходи, пожалуйста. – Она обняла меня за шею. – Пожалуйста-пожалуйста.
Ее всё еще мокрая футболка оставила влажный след на моей высохшей. Минута наполнилась тяжелым дыханием, быстрым сердцебиением и запахом кожи этой красивой юной девушки и потянулась странно долго.
Начинало темнеть. Вокруг, конечно, на километры ни одного фонаря. Я отвык уже, что на юге так рано солнце садится.
– Я приду за тобой, – повторил спокойно и решительно.
Марина пальцы разжала, но головой начала мотать сильно-сильно. Заплакала. Я не такое уж чудовище, но сил и желания с ней разговоры разговаривать часовые не нашлось. Раньше думать надо было. Сама со мной поехала на тракторе, сама к озеру шла. Так что пусть ждет и не парит мозг!
Сейчас еду и в голове кручу ее фразу: мужчины уходят и не возвращаются. Тогда я психанул и тоже ушел. При этой мысли в груди неприятно колет.
Быстро оглядываюсь. Нет, я не герой ее романа. Но в этот раз шаблон сломал и вернулся.
Отнес вещи в машину, перегнал ее поближе к тропинке, а потом не мешкая, уже в потемках, поспешил обратно. Подобрал Марину всё на том же пеньке – какую-то жалкую, беззащитную, напуганную. Она уже не плакала, только всхлипывала.
Дальше хулиганка мне на спину залезла, руками и ногами вцепилась намертво. Ну я и дотащил ее до крузака. Оказавшись в салоне, девица снова быстро освоилась, приободрилась, легко и непринужденно болтала, пока не вырубилась на заднем сиденье, дав мне возможность, наконец, подумать о важном.
Итак, что мы имеем. Рыбачить утром решили на вип-месте у озера Чистого. Товарищи колхозники, как называет местных Марина, заверили, что такой рыбалки в моей жизни еще не было. И не обманули, блть.
Выехали на трех машинах. Со мной сел помощник нашего главного агроинженера Давид Поляков. Я вел машину по знакомому с юности пути, Поляков поддакивал, забывая упомянуть, что старой дорогой уже лет семь как никто не пользуется.
Когда застряли, с час пытались сами выбраться – не вышло. Поляков пошел за помощью и пропал еще на час. Остальные рыбаки выехали раньше и должны были к нашему приезду разложить лагерь, но на озере следов недавнего кемпинга я не обнаружил.
Хотя Чистое большое, мог в теории и не заметить.
И тем не менее, куда делся Поляков? Не похитили же его по пути? Тут по трассе девчонки шастают, и ничего.
Вновь бросаю взгляд назад, словно проверяя, на месте ли хулиганка. Чуть не поимел ее сегодня. Конец лета, цветущая природа, запах воды, густой зелени и костра. Тишина вокруг. Усталость в мышцах и приятное удовлетворение после сделанной работы. Жажда вознаграждения. Ее зазывающие голубые глаза, приоткрытые алые губы, юное тело – сочное, ставшее доступным. В паху стрельнуло от предвкушения девичьей нежности, мягкости, тепла... Банальное отсутствие секса вдруг в списке проблем вышло на первое место.
Делаю глоток воды.
С моими нынешними деньгами, именем и властью ничего бы мне никто не сделал. Ни ее пропавший отец, ни отчим в погонах. Ну пятнадцать лет, ну и что.
Приятно осознавать, что, несмотря на беспринципность, вечное раздражение и равнодушие, какие-то ориентиры в жизни еще остались.
Похвалив себя мысленно, я выжимаю педаль газа.
– Эй, вставай, – бужу Марину, когда мы подъезжаем к ее улице.
– А? Что? – Она подскакивает, трет глаза.
Футболка растянулась, оголив плечо и верхнюю часть груди. Я отворачиваюсь.
– Какой дом у тебя? Улица Вишнёвая, а дальше? Говори скорее.
Молчит. Мне приходится вновь обернуться – на лице Марины паника. Девушка натягивает плед до подбородка.
– Ты с ума сошел?! – пищит она. – Езжай вперед, до самой дальней остановки, которая у старого молокозавода находится.
– Я никуда больше не поеду, устал как лошадь.
– Если кто-то увидит, что меня на тачке с хутора привезли – всё, капец мне будет!
Глава 8
– До чего высоконравственная у нас, блть, станица, оказывается! – саркастически присвистываю.
– Нисколько. – Марина надувает губы. – Но проблем не хочется. С хуторскими катаюсь, а местным отказываю. А мне жить здесь вообще-то еще долго. Данил, пожалуйста, тут два километра в сторону. По-человечески прошу тебя.
– Ровно два километра, – нехотя иду на поводу.
Кое-как найдя безлюдное место, которое удовлетворяет хулиганку, я жму на тормоз. Марина выпрыгивает на улицу.
– Я тебе сдачу не отдала.
– Оставь себе.
Вручаю ей перцовый баллончик и быстро поднимаю стекло. Она смеется.
– Ну пока, – говорит весело.
Напоследок стреляет в меня хитрыми глазищами, а потом, развернувшись, прихрамывая идет в сторону остановки. Я зачем-то с минуту наблюдаю за ней. Изначально Марина казалась мне старше, но чёрт знает этих деревенских, развитых не по годам девок... Она обхватывает себя руками, прижимает к груди сумку.
Я выжимаю газ, «Крузер» трогается. Мой день еще не закончился.
До хутора долетаю быстро, скорость не сбавляю и сбавлять не планирую.
Любому очевидно, что подставили. Специально. По носу щелкнули, как пацана, и на место указали. Почему бы не поржать над тупостью столичного наследника? Возможно, я и сам бы поступил так же, но сегодня я по другую сторону баррикад.
А значит, возвращаться надо так, чтобы запомнили надолго.
Грязный, словно вырытый из земли внедорожник влетает на нашу улицу и с ревом шин резко тормозит у усадьбы, поднимая на небольшой площади пыль и нарушая спокойствие южного сельского вечера. Музыка орет из окон, заглушая местную развлекательную программу. В пятницу здесь всегда топят бани, на площади жарят шашлык, кучкуются, обсуждают тяжелую неделю, сплетничают.
Кафешек и баров на хуторе нет – за этим ездят в станицу или город. Тут все свои.
Я выключаю музыку не сразу. Выхожу на улицу, достаю из багажника мешок с рыбой. И тяжелой походкой иду к зоне барбекю. Целенаправленно.
Ага, все наши сидят. Собутыльники херовы.
Вижу, в котелке что-то варится.
При моем появлении музыку выключают, разговоры прекращаются. Смотрит народ враждебно, но мне уже пофигу.
Злость внутри вновь щупальца выпустила, они лелеют мое эго, детские обиды и просто дрянной характер. Да, я могу попытаться войти в положение и понять многое, но не попытки выставить меня идиотом.
– Уху варите? – бросаю им в лицо вопрос-утверждение.
– Да, вот уже скоро будет готово... – с улыбкой отвечает повар.
– Вы в баню сходите, Данил Андреевич, – по-отечески советует управляющий. Он ровесник и бывший друг моего отца. – И подходите, накормим, напоим. Расскажете про приключения. Вы, кажется, заблудились. Мы вас искали-искали, не нашли. Но это ничего, десять лет прошло, откуда вам помнить. Идите, идите в баньку, – умиляется он мне, как неразумному малышу.
Я беру тряпку, наматываю на ладонь. Подхожу к чану и не раздумывая переворачиваю его! Суп выплескивается на плиту, стол, пол... Народ отпрыгивает, боясь обжечься. Возмущенно вопит, кроет матом.
– Щуку фаршированную приготовь, – рявкаю я, швырнув на стол мешок с рыбой. И смотрю на повара: – Сейчас.
Часы в башке отсчитывают мгновения. Одно. Второе. Третье... Я не двигаюсь, смотрю в глаза. Дернется, откажет, выкажет сомнение – придется увольнять и выгонять. Заступятся за него – драка будет.
Напрягаюсь всем телом, ожидая почувствовать удары со спины, сбоку... Все вокруг чужие. Молчание режет драматическую паузу на лоскуты. Аж физически больно.
– Конечно, Данил Андреевич, будет сделано. – Повар стреляет глазами в пол.
Я выдыхаю. И нет, я не забыл добавить «пожалуйста». И он это понял.
– Зачем же вы так с ухой... – всплескивает руками наш агроинженер, который тоже должен был быть на рыбалке. По ходу, он и был. Только в другом, менее диком месте.
– А где Поляков? – хмурюсь я.
Поднимаю глаза и вижу знакомую фигуру, которая выруливает из переулка, резко поворачивается вокруг своей оси и заруливает обратно. Смотрю на агроинженера. Умный мужик, на нем вся наша техника. Пришел уже после моего отъезда, но работает по совести и исправно. Что же делать?
– Много не пейте, – говорю я. – Завтра в восемь ко мне зайдете.
Тот кивает. Всё еще под впечатлением от моего появления и щук, которых повар одну за другой достает из мешка.
– Одну готовить или... – начинает повар.
– На всех, – перебиваю я. Ищу глазами управляющего: – Баня топится, говоришь?
– Должна быть готова. Сейчас пошлю кого-нибудь проверить, Данил Андреевич.
Я очерчиваю всех глазами, проверяя, может, кому есть что добавить. Отчитывать смысла нет – вокруг взрослые люди, все всё понимают. Киваю своим мыслям и иду в усадьбу.
Срочно помыться и отпариться! От усталости, перенапряжения, да и, чего греха таить, страха пальцы подрагивают. Пот катится между лопаток.
Надеюсь, никто не замечает.
Позади слышны редкие хлопки и перешептывания: «Кулак», «Кулацкий сын», «Заткнись ты», «Прекрати хлопать!», «Он другой, не тянет на Кулака», «Тихо!».