Текст книги "Верь мне и жди"

Автор книги: Ольга Тартынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

В моем окружении не было ценителей любовных романов. К Кате и Шурке я не рискнула обратиться из ложной стыдливости. К тому же мы почти не виделись и очень редко созванивались. Можно было послать написанное Ларисе Васильевой из редакции, но с ней я тоже давно прервала всякие отношения. Оставалась Марина.

Подруга опять удивила меня до чрезвычайности, когда я выложила ей свою просьбу.

– С удовольствием почитаю! – сказала она. – Люблю на досуге побаловаться дамским чтивом.

В последний месяц мы и с ней редко виделись. Занятия в фитнес-клубе забросили. Сначала я, потому что не хотела посвящать время своему здоровью, когда болен ты. Марина же совсем недавно перестала ездить туда, ссылаясь на неважное самочувствие. В канун Нового года я дважды побывала на ее концертах и в который раз восхитилась ее талантом. Однако посидеть и поболтать времени у нас не было: я боялась надолго исчезать из дома.

– А знаешь что, приезжай ко мне! – предложила Марина.

Я удивилась: моя таинственная подруга никогда не приглашала к себе. Впрочем, и я тоже. Только в Туапсе мы нарушили привычную дистанцию, пересекли границы интимного пространства.

– Прямо сейчас? – спросила я.

– Да конечно! К тому же мне надо кое-что тебе сообщить в приватной обстановке.

У меня заныло сердце. С таким предисловием я не ждала для себя ничего хорошего. Все ее сообщения, как правило, были о тебе, о твоей тайной жизни. Быстро собравшись (ты еще с утра уехал в студию и намеревался пробыть там до вечера), я выскочила на улицу, поймала машину и только тогда сообразила, что не знаю Марининого адреса. Она жила где-то в районе Таганки. Пришлось звонить с мобильного телефона, уточнять. Отчего я так разволновалась? После всего случившегося что еще могло поразить мое воображение? Однако входила в квартиру Марины я на трясущихся ногах. Совсем сдали нервы в последние месяцы.

Марина встретила меня радушно. Она была одета в какой-то красивый темный балахон с вышивкой, украшена оригинальными деревянными безделушками. Всегда коротко стриженные волосы ее отросли и сделали весь облик женственнее и мягче. Марина представила меня маме, приятной интеллигентной даме лет шестидесяти. Елена Ивановна пригласила нас пить чай в гостиную, центром которой был старинный рояль. Марина подмигнула:

– Надо соблюсти церемониал.

Когда-то Елена Ивановна пела в Большом театре. Правда, в основном вторые партии, примадонной так и не стала. В гостиной висели ее портреты в сценических костюмах и фото с фрагментами оперных спектаклей. Я ничего не знала об отце Марины, его давно уже не было в живых. Здесь же увидела его портрет. Вот на кого походила Марина как две капли воды! Ее отец был известным артистом оперетты лет тридцать назад и значительно старше Елены Ивановны. Они очень мало прожили вместе, всего шесть лет. Но какие это были годы! После чая с потрясающе вкусным тортом Елена Ивановна провела меня по квартире, попутно рассказывая о муже. Его многочисленные фотографии в самых причудливых костюмах украшали стены бывшего кабинета.

Я смотрела на фотографии и удивлялась редкому сочетанию красоты и мужественности в облике Марининого отца.

– Поистине талантливый человек талантлив во всем, – повествовала Елена Ивановна. – Борис обладал исключительным баритональным тенором, но он мог бы стать художником, писателем, драматическим артистом. Ему все давалось легко. Это, конечно, еще и гены, дворянские корни…

Меня тотчас ознакомили с ветвистым родословным древом, заключенным в роскошную рамку, красующуюся на стене кабинета. Я так увлеклась интересным рассказом, что забыла, зачем пришла.

– Я овдовела в тридцать два года и всю жизнь после прожила одна, без мужчины, я никого не могла поставить рядом с ним. Такие мужчины рождаются нечасто. Мне выпало счастье быть его женой. И я ни о чем не жалею! – Голос ее задрожал.

– Ну будет, мама! – Марина обняла Елену Ивановну и чмокнула в щеку. – Ты не одна прожила эти годы, а со мной. Согласись, я сделала все, чтобы никто не встал между нами.

И она хитро улыбнулась мне.

– А вот это ты напрасно! – воскликнула Елена Ивановна. – И теперь еще не поздно создать семью. И не говори, что не делаешь этого из-за меня!

Марина снова чмокнула маму в щеку.

– Я скажу больше: и тебе еще не поздно найти близкого, понимающего человека. – Она шутливо зажмурила глаза, предугадывая возмущенный вопль Елены Ивановны. – Такого, как папа, на свете нет, но есть другие.

– Ну-ну… – Елена Ивановна покачала головой, бережно закрыла семейный альбом и убрала его на место.

Марина повела меня в свою комнату, а я подумала, что хорошо понимаю ее маму. После таких мужчин, как ты или Борис Вяземский, отец Марины, другие кажутся скопцами. Да простят они мне это грубое сравнение!

– А каким мой папочка был донжуаном, она не рассказывала? – ворчала меж тем подруга. – Ведь не было дня, чтобы слезы не лила из-за его неверности!

Комната Марины оказалась большой и светлой. Высокие, как и во всей квартире, потолки здесь казались еще выше. Порадовали книги: их было много в старинном шкафу со стеклянными дверцами. На стенах висели странные, авангардные, картины, исполненные в неожиданной, но интересной манере. Цветовая гамма завораживала глаз.

– Чьи это картины? – полюбопытствовала я.

– Так, одного знакомого, – небрежно ответила Марина. – Он давно за границей.

Почетное место в комнате, конечно, занимал пюпитр с нотами. Он стоял у окна, развернутый к свету. Скрипка покоилась в футляре, на подвесной полке резного дерева. На окнах – что меня тоже порадовало – висели не модные жалюзи, а тяжелые, полноценные драпировки из толстой ткани. Мне все чрезвычайно нравилось в доме Марины.

Однако я взглянула на подругу, которая приняла торжественный вид, и вспомнила, зачем пришла. Тотчас заныло сердце, хотя сияние Марининого лица не предвещало ничего дурного. Я напряженно ждала, и все-таки до меня не сразу дошел смысл сказанного.

– У меня будет ребенок!

– Что? – глупо переспросила я.

– Я жду ребенка! – повторила моя удивительная подруга, сияя глазами.

– А мама знает?

– Нет еще, но скоро узнает. – Марина нежно погладила себя по животу.

– Кто его отец? – продолжала я задавать глупые вопросы.

Марина счастливо улыбнулась, и я поняла.

– Он? Твой курортный роман? – наконец изумилась открытию.

– Он.

Конечно, я рада была за нее. Совершенно очевидно, Марина была счастлива. Но сердце мое продолжало ныть. Я думала о нашем ребенке, которого не будет…

– Мне все равно, кто родится, мальчик или девочка. Не буду заранее узнавать пол. Господи, это такое чудо!

Да, любовь творит чудеса. Моя сильная подруга плакала от одной мысли о будущем младенце. Чего же ждать дальше? Я почувствовала, что вот-вот разревусь сама. От радости, от сопереживания.

У меня не будет детей. Я давно уже отказалась от предохранения, но чуда не случалось. И мы так редко бываем близки! Да теперь и помыслить невозможно, что ты согласишься на ребенка, если чудо и произойдет…

Марина прочла мои мысли и почувствовала себя виноватой.

– Прости, я тут раскудахталась… Но знаешь, совсем недавно я тоже не могла и представить, что это случится со мной!

Я кивнула сквозь слезы:

– Я рада за тебя, честное слово!

– Я даже простила Сашу, все простила! – продолжала сиять Марина.

– Какого Сашу? – не поняла я.

– Да его, южного.

– Не будешь искать, чтобы сообщить? – заведомо зная ответ, спросила я на всякий случай.

Марина задумалась.

– Жалко малыша, без отца расти будет… – Она вздохнула и поморгала. – Но Саша в этом не виноват. Бог с ним, пусть живет.

Мы помолчали каждый о своем.

– Ну а где твое детище? – встрепенулась Марина. – Мне не терпится почитать.

Да, у нее ребенок, а у меня «детище»… Я принесла распечатку, по которой правила рукопись. На компьютере ничего не вижу, читать не могу, то же и Марина. Мы привыкли к книге, вот я и принесла материальный, а не виртуальный роман.

– Но он еще не окончен, тебе интересно будет?

– Конечно, интересно!

Она тотчас сунула нос в пачку листов:

– О-о, тысяча девятьсот шестой год! Серебряный век. Безумно интересно!

– Только все честно скажи, – предупредила я. – Мне надо знать, будет ли это читабельно.

– Так тебе нужна точка зрения критика или читательский взгляд?

– Конечно, читательский! Но если покритикуешь, буду тоже очень признательна.

На том и порешили.

Тебе я почему-то стеснялась говорить о том, что пишу. Заставая меня за работой, ты, верно, полагал, что я сижу в Интернете, изучаю диеты. Да и не до меня тебе было. С записей новогодних сборников ты возвращался мрачнее тучи. Фонограмма, которую ты не мог терпеть, лишний раз напоминала о пропавшем голосе. Вполне возможно, что на этих записях ты встречался с нимфой, которая успешно раскручивалась благодаря мужу. Ты по-прежнему боролся с кризисом в одиночку. Мы уже не спали вместе, ты предпочитал кабинетную кушетку. Не знаю, что бы со мной было, не увлекись я сочинительством! И все же, глядя на твои мучения, я искала способы тебе помочь. Накануне Нового года я решилась спросить:

– Хочешь, поедем вместе куда-нибудь встречать Новый год? Или домой позовем гостей?

Ты покачал головой:

– Никуда не хочется. Давай вдвоем встретим?

Я согласилась, конечно. Это была самая печальная новогодняя ночь в моей жизни. Подарки не радовали тебя. Как ни силился ты изобразить оживление, глаза выдавали безразличие. И опять ты много пил. Пил, чтобы поскорее забыть обо всем. Мое присутствие ничего не меняло в твоем существовании. Подаренное мне кольцо с роскошным бриллиантом меня ничуть не согрело. Это был формальный подарок, вложение денег. Конечно, я благодарила и целовала тебя, но носить кольцо не стала, спрятала в домашний сейф.

Мы рано завершили праздник. Ты ушел к себе, пробормотав невнятно извинения, а я еще некоторое время пялилась в телевизор, который мы намеренно не включали, пока сидели за столом. И тут раздался телефонный звонок. Я почему-то испугалась. Давно уже в новогоднюю ночь меня никто не поздравлял.

– Ты смотришь телевизор? – услышала я глухой голос Марины.

– Да.

– Включи второй канал.

Я подчинилась.

– Сейчас, – прошуршало в трубке. – Вот!

Я увидела на экране мужчину, сидевшего за праздничным столиком. Он поздравлял всех с Новым годом. Затем ведущая забрала у него микрофон, однако камеру перевели не сразу. Я с трудом, но узнала Марининого Сашу.

– Это он, – пробормотала трубка.

– Я поняла. Ты узнала что-нибудь? Чем он занимается?

– Снимается в модном сериале. Он не актер, математик по образованию, кандидат наук. Так сказали. Но вот теперь известный сериальный актер. В Туапсе проходили съемки…

– Да-а, иногда полезно все-таки смотреть сериалы, – заключила я.

Неожиданно мы рассмеялись.

– С Новым годом! – вспомнила Марина.

– С Новым годом. Как мама? Ей мои поздравления.

– У мамы еще не прошла эйфория от новости, которую я ей сообщила, – усмехнулась Марина.

– Как, ты ей сказала?! И что?

– Плачет. Говорит, что от радости. Ладно, иду к ней. Я не хотела, чтобы она слышала разговор, поэтому ушла на кухню.

Я уже клала трубку, когда услышала:

– Да, а как у вас там?

– Все то же, – уныло ответила я.

– Ну ничего, ничего! Я чувствую, что этот год принесет всем сюрпризы. Приятные!

И мы попрощались.

Марина прочитала готовую часть романа, и мы встретились с ней на Рождество, чтобы это обсудить. На сей раз я пригласила подругу к себе. Ты уехал с утра в студию, должен был вернуться поздно вечером. Я приготовила праздничный обед. Веришь ли, волновалась, как на экзамене. Понравится ли у нас Марине, придутся ли ей по вкусу мои кушанья? Но главное: что скажет о моем романе?

Она явилась с мороза, раскрасневшаяся, легкая, веселая. От ее мальчишеской порывистости не осталось и следа, появилась плавность, женская грация. Марина на диво легко переносила беременность, много двигалась, была деятельна, как всегда. Она вручила мне умопомрачительный букет со словами:

– В знак поддержки начинающему таланту.

Я смущенно поблагодарила и пригласила подругу в гостиную, где к тому времени накрыла столик.

– Совсем по-рождественски! – восхитилась Марина.

Она с интересом осмотрелась, постояла у елки, разглядывая игрушки. На елке висели ракушки, которые мы собирали у моря. Марина потрогала одну из них и глубоко вздохнула.

– Вспоминаешь? – сочувственно спросила я.

Она молча кивнула и отвернулась к окну. Я подала утку, рыбное филе, овощи – все вполне диетическое и полезное. Марина ела со здоровым аппетитом и смеялась над собой:

– Невозможно остановиться, так вкусно!

Вина мы не пили по понятным соображениям. Говорили о последнем выступлении Марины в Концертном зале им. П.И. Чайковского, после которого ее пригласили вновь за границу с концертами.

– Пришлось отказаться от контракта, – рассказывала Марина. – Теперь меня другое заботит, ты же понимаешь.

– Не жалей, – утешила я, – ты еще столько всего сыграешь!

Марина улыбнулась и спокойно сказала:

– Я вовсе не жалею. Мне грех жаловаться на что-либо. Я так счастлива…

Но вот настал момент, когда она принесла распечатку с моим романом и заговорила.

– Сразу скажу: читала с удовольствием и жду окончания романа с нетерпением! Мне кажется, это главное?

– Да, конечно! – ободренная началом, ответила я.

– Героиня, на мой взгляд, вполне симпатичная, вызывает сочувствие, в отличие от шаблонных героинь западных любовных романов. Однако ты их не читаешь, поэтому не представляешь. Герой шикарный на самый взыскательный взгляд. Сюжет, насколько я поняла из прочитанной части, интригующий, захватывающий. Исторический фон удовлетворит не только снисходительных читательниц любовных романов, но и людей компетентных. Так мне кажется.

Она отпила чаю, полистала странички, а я все ждала, когда же прозвучит «но». Оно должно было прозвучать, я это чувствовала. И не обманулась.

– Кое-какие неувязки сюжетные есть, – сказала Марина, деловито отмечая карандашом некоторые строчки. – Я вот здесь подчеркнула… Это понятно, ты ведь не редактировала написанное, это черновой вариант.

– Да, конечно, – с готовностью согласилась я.

– Ну и совсем мелкие замечания, если тебя интересует…

– Очень интересует! – воскликнула я.

– Вот здесь слово «порскнула», мне кажется, использовано не в том значении. «Порскнуть» – значит метнуться, стремительно убежать, если я не ошибаюсь. А тут у тебя: «Вера порскнула, и Дуню вмиг смело оттуда». Понимаешь? Вера «пугнула» или «шугнула», хотела ты сказать, что-то в этом роде?

– Да, – ответила я пристыженно. – Как хорошо, что ты подсказала. Я не знаю, как это получилось. Еще что-нибудь?

Марина немного полистала.

– Вот ты пишешь: «византийские глаза». А немного далее: «его серые раскосые глаза». Так они византийские или серые раскосые? Что такое «византийские»? Огромные, черные, как я себе представляю.

– Мне очень понравилось это определение у Бунина, – смущенно пробормотала я.

– Обычно исторический любовный роман весьма относительно исторический, – продолжала Марина. – Но у тебя неплохо воссоздана эпоха, встречаются известные имена: Брюсов, Блок, Столыпин. Значит, и речь героев должна в какой-то мере соответствовать времени. Нет, засорять архаизмами ее не следует. Но совсем уж современные выражения, мне кажется, режут слух. Или глаз.

– Например? – встревожилась я.

Марина зачитала фразу:

– «Видела бы ты, как она сама висла на нем!» Может, я придираюсь уже?

Она вернула мне распечатку.

– В общем, это пустяки. Главное, что все получается! И когда же ждать окончания?

Я засмеялась:

– Осталось самое сложное: придумать счастливый конец. И чтобы он еще был естественный при этом.

– Разве это сложно? По-моему, приятно, – возразила Марина.

– Да, хеппи-энд – это приятно. Но финал должен быть не просто счастливым. Ведь от него зависит, с чем останется читатель. Это заключительный аккорд, он должен быть впечатляющим, эмоциональным… Я тороплюсь и боюсь скомкать.

– Не надо торопиться, – посоветовала Марина. – Представь, что у тебя еще полромана не написано, – так сохранишь темп.

Подруга меня вдохновила. Захотелось скорее сесть за компьютер и писать, писать! Что я и сделала, когда мы попрощались…

Любимый, я и здесь виновата перед тобой. Я оставила тебя в одиночку бороться с недугом и тоской. Нет, конечно, я давала тебе микстуры, напоминала о режиме, готовила вкусную еду, заботилась о тебе, как обычно жена заботится о муже, но внутренне была далеко, в своем романе. Я отнимала у тебя свою любовь, свое внимание и тепло, деля их с героями романа. Ты если и чувствовал это, то никак не давал мне понять.

И вот к тебе вернулся голос, а я узнала об этом от Геры!

Как раз на Рождество ты выступал в небольшом клубе, пробуя связки. Все прошло удачно, о чем мне и рассказал Гера, когда на следующий день позвонил, чтобы поздравить с Рождеством. Я не стала тебя упрекать. К тому же существенных перемен в нашей жизни не произошло: ты по-прежнему хандрил и пил. Спал в своем кабинете. Ты не сразу сообщил мне об излечении, потому что тогда оставалось бы необъяснимым твое состояние. Ты же не мог рассказать о нимфе.

Голос вернулся, ты снова пел, но больше не бренчал на клавишах в поисках нужных звуков. Музыка не возвращалась. Твой день рождения мы не праздновали. Ты не желал изображать веселье. Я стала бояться, что это навсегда, и снова подумывала о том, чтобы уйти. Однако оставить тебя в полном одиночестве я не могла.

Так мы дожили до весны. Далекие и почти чужие. Ты уехал на давно уже спланированные гастроли по провинции. Перед отъездом мы сидели на кухне и говорили о повседневном. Ты давал кое-какие наказы. Забрать деньги там-то и там-то. Что кому ответить, если будут звонить. Что упаковать в чемоданы…

Я все ждала главного: личного, мне предназначенного. Хотя бы слово надежды и ободрения! Ты выглядел усталым, глаза по-прежнему были тусклы и безжизненны. Я крепилась изо всех сил, чтобы не зареветь в голос. И только уже на пороге, когда мы прощались, позволила себе попросить:

– Звони хотя бы иногда!

Тогда ты обнял меня, поцеловал в лоб и прошептал, прижавшись щекой к моему лицу:

– Родной, потерпи еще немного. Все будет хорошо.

Ты ушел, и я осталась одна. Это был ужас, ледяной, цепкий. Будто бы ты не на время уезжал, а навсегда. Туда, откуда нет возврата…

Я не перенесла бы эту боль, если бы не моя новая деятельность. Роман был дописан, неоднократно перечитан и отредактирован. Марина, прочитав, дала добро, и я позвонила Олегу Сергеевичу. Не сразу дозвонилась, пришлось искать его по мобильному телефону.

– Значит, все же взялась за перо? – с непонятной усмешкой сказал Олег и уже серьезно спросил: – Жизнью довольна?

Мне не хотелось жаловаться, но и врать не хотелось. Ответила уклончиво:

– По-разному бывает.

Договорились, что я перешлю роман по электронной почте, а он постарается быстро прочесть. И действительно, не прошло и двух недель, Олег позвонил мне. Увидев его номер на дисплее, я мысленно перекрестилась и нажала кнопку. Олег Сергеевич предложил мне приехать в редакцию, чтобы обсудить условия договора. Просил продиктовать мои данные. Я была на седьмом небе от счастья, никак не могла поверить, что все удалось. Обещала на следующий же день явиться в редакцию.

Выяснилось, что издательство переехало в новое здание. Это была современная, построенная под офисы многоэтажка. По указанию Олега я довольно быстро нашла нужный отсек. В редакцию вошла не без трепета. Хотя стены были новые, но люди-то все те же. Если честно, встречаться с бывшими коллегами мне не хотелось. По счастью, у Олега был отдельный кабинет, просто роскошный по сравнению со старым. Бывший однокурсник встретил меня с дружеским поцелуем, усадил в удобное кресло, оглядел со всех сторон.

– Вроде бы даже похорошела! Годы тебя не берут!

– Скажешь тоже, – смущенно ответила я.

– Счастлива? – повторил он свой вопрос. – Я слышал, ты замужем за мужчиной мечты половины российских женщин?

Я не стала отвечать на этот вопрос, а сразу перешла к делу.

– Ты сам читал роман?

– А как же! Любопытно.

– Тебе понравилось?

Олег рассмеялся:

– Ну, мать, ты хочешь, чтобы я, мужчина, да еще с университетским образованием, признался тебе, что мне нравится любовный роман!

– А если не брать во внимание жанр?

Приятель посерьезнел.

– Это сделано профессионально как минимум. Это цепляет. Однако твой роман не совсем любовный в привычном смысле. Значит, не всем любительницам западного любовного романа придется по вкусу. А это наш основной потребитель. Ты читала обычные, переводные романчики?

– Что-то, наверное, читала, – замялась я. – По крайней мере представляю, что нужно женщине. А ты читал? Неужели?

– Ну, мать, я же главный редактор. Естественно!

Олег разлил кофе в крохотные чашки, придвинул ко мне корзинку с печеньем.

– Видишь ли, у них там любовные романы пишут домохозяйки. Они не отягощены интеллектом, поэтому так непосредственны в выражении желаний и в своих сексуальных фантазиях. У нас же книжки кропают люди с университетским и литературным образованием. Они по определению не могут плохо писать. Вот как ты. Надо бы похуже, попримитивней, но ты не можешь. У тебя из каждой строчки Тургенев или Бунин выглядывает.

– Это плохо? – удивилась я.

– Само по себе нет, конечно. Но не нужно.

Олег порылся в бумагах на столе и достал тонкую папочку. Это был готовый договор!

– Так что пока я не могу тебе обещать большие тиражи и приличный гонорар. Конечно, читатель у тебя найдется. Но посмотрим, как будет продаваться книга.

Он сунул мне в руки договор:

– Читай, изучай. Но это все, что я могу тебе предложить сейчас.

Конечно же, я согласилась. Я и не читала договор, просто пробежала глазами и подписала. Я согласилась бы на любые условия.

– Под своей фамилией будешь печататься или псевдоним возьмешь? – спросил Олег.

– Конечно, не под своей. Вернее, именно под своей, девичьей. Лебедева, а не Краскова.

Олег что-то отметил у себя.

– Когда выйдет книга? – спросила я нетерпеливо.

– Для тебя постараемся скорее, но настраивайся на полгода. Два месяца на макет и обложку, три как минимум на типографию.

– Столько ждать…

– А ты не жди, – посоветовал приятель. – Пиши следующий роман.

Странно, но эта мысль почему-то не приходила мне в голову. Я ведь просто хотела занять себя, чтобы не думать постоянно о тебе и не сходить с ума от одиночества. Я не ожидала, что меня это так увлечет, и уж тем более не предполагала, что за первой книгой последует другая. В общем-то я писала для себя, а Олегу отнесла потому, что Марина настояла. И вот…

– Да я как-то не думала… – растерянно ответила я.

– Так часто бывает, – заметил Олег. – Сначала пробуют, что получится, а потом увлекаются.

– У меня и сюжета никакого нет, – бормотала я. – Все, что было, я уже написала.

– Это так кажется, – усмехнулся Олег. – Пройдет немного времени, и ты снова будешь писать. Даю голову на отсечение!

Он оказался абсолютно прав. Я уже не могла остановиться. Буквально на следующий день в голове забродили какие-то смутные идеи, стали мелькать неопределенные образы. На время я запретила себе читать высокую литературу, чтобы не комплексовать и не сбиваться. Читала мемуары и архивные документы начала двадцатого века, ибо вновь выбрала эту эпоху. Покупала книги о повседневной жизни людей того времени, пособия по истории костюма, изучала биографии известных людей.

А тебя жизнь уводила от меня все дальше и дальше… Вернувшись из гастролей, ты снова уехал, и надолго, почти на полгода. Впрочем, это был добрый знак. Ты отправился в путешествие, а значит, все возвращалось на круги своя. Однако за этот короткий промежуток времени, пока ты был дома, мы не приблизились ни на сантиметр друг к другу. Как-то я даже спросила:

– Скажи, а тебе нужно все это? – Я повела рукой вокруг.

– Что? – спросил ты, оторвавшись от телевизора, который с некоторых пор заменял нам собеседника за обедом.

– Ну, наш дом, я… – Задавая вопрос, я вовсе не собиралась выяснять отношения и тем более плакать. Просто спросила между делом, но вдруг поняла, что еще секунда, и я сорвусь. Поспешно добавила: – Можешь не отвечать.

Ты внимательно посмотрел на меня и ничего не сказал. Однако перед отъездом в Мексику ты пригласил меня в ресторан. Это было так неожиданно, что я растерялась. И разволновалась, как перед первым свиданием. Понеслась к себе выбирать наряд и наводить красоту. Посмотрела в зеркало и ужаснулась: совсем запустила себя. Занятия в спортклубе забросила, в бассейне бываю от случая к случаю, в косметический салон не заглядывала месяц. Бдение у компьютера скверно сказывается на физической форме.

– Я успею принять душ и немного привести себя в порядок? – спросила у тебя, заглянув в кабинет.

Ты говорил по телефону и непонимающе посмотрел на меня. Я сочла благоразумным исчезнуть. Отгоняя дурные мысли, сосредоточилась на сборах. Вынула из гардероба черное вечернее платье, покрутила его, прикидывая, подойдет ли к случаю. Мне необходимо было выглядеть как можно лучше, чтобы ты обратил на меня внимание. Словом, мне опять нужно было соблазнять собственного мужа. Прости, но это горькая правда.

Через час я была готова. Ты уже ждал меня в гостиной, поглядывая на часы. Когда я возникла на пороге, дыша духами и туманами, ты поднялся с кресла и предложил мне руку. Я успела отметить скользнувший по моей фигуре небезразличный взгляд. Как мало надо неизбалованной женщине! Я всю дорогу улыбалась и трепетала при мысли, что мы будем вдвоем за столиком и, возможно, даже потанцуем. Смешно, не правда ли? Мы и дома всегда вдвоем, но между нами будто прозрачная стена, через которую видеть друг друга мы видим, а приблизиться никак не можем.

Ты привез меня в небольшой уютный ресторанчик, где нас тотчас встретил метрдотель и отвел в отдельный закуток. Несмотря на предосторожности, тебя все же узнали. Я боялась, что нам не дадут посидеть спокойно, однако публика оказалась вполне достойная. Проводив любопытными взглядами, нас оставили в покое.

Обслуживал тот же метрдотель. Он прекрасно знал твой вкус – очевидно, ты бывал тут не раз. С кем? Усилием воли я отогнала подозрения, не желая портить этот вечер. Мой вечер! Сомелье предложил нам карту вин, ты выбрал красное, французское. Мы ели восхитительную рыбу, какие-то экзотические овощи, от устриц и морепродуктов я отказалась. Музыка здесь была ненавязчивая: фортепьяно и саксофон. Ты слушал с интересом, отбивая такт пальцами. Я смотрела на тебя и не могла насмотреться. Ты не стареешь, думала я. Как прежде, есть в твоем облике мальчишеские черты. По-прежнему прекрасны руки, глаза, губы, высокий чистый лоб… Тебе идет, когда лоб открыт, а не занавешен челкой. Я сказала это однажды, и теперь ты коротко стрижешь волосы, оставляя только небольшие бачки. К твоей бородке я не смогла привыкнуть, и теперь радовалась, что ее нет.

– Я бросаю эстраду, – вдруг сказал ты между переменой блюд.

– Как? – оторопела я.

– Так, – пожал ты плечами, продолжая работать вилкой.

– Ну почему? Ты известен, тебя любят, ждут твоих новых песен.

– В том-то и дело! – Ты отбросил вилку. – Я пою одно старье!

– Это хорошее старье, классика. Всем нравится, – пылко возражаю я.

– Мне не нравится! Я превращаюсь в нафталин, для которого один способ выжить – это чес по провинции.

Мне странно было это слышать: твоя востребованность до сих пор не вызывала ни у кого сомнений.

– Чем же ты будешь заниматься? – недоумевала я.

– Продавать музыку в кино, молодым певцам, я уже пробовал. У меня много чего скопилось.

При упоминании о молодых певцах у тебя изменилось лицо. Стало жестче. Я затосковала.

– Мне кажется, тебе рано уходить со сцены, – пыталась переубедить тебя. – Ты многое еще сделаешь. Напишешь новые песни.

– Не пишутся…

– Подожди, вот съездишь в Мексику, вдохновишься! Поверь, так и будет!

Ты вдруг ласково посмотрел на меня и совсем уж неожиданно взял руку и поцеловал. Я смутилась, как девчонка.

Мы так и не потанцевали. Предложить это тебе я не решилась, понимая твое состояние. Но мы были вместе. Смотрели друг другу в глаза, чего давно не случалось. Я была вполне счастлива. Показалось, что все как прежде. Сейчас мы вернемся домой и опять будем вместе. Я устала от одиночества, устала засыпать без тебя…

Однако дома тебе позвонили и ты долго разговаривал по городскому телефону. Я ушла к себе переодеваться, а когда вернулась, ты стоял у дверей, готовый уходить.

Я не смогла скрыть свое разочарование:

– Ты куда?

– В студию. Надо отвезти демо и кое с кем встретиться до отъезда. Не жди меня, ложись спать. Утром заеду за вещами.

Ты уехал, а я долго слонялась по комнатам, потом села за компьютер и начала писать новую сказку о любви. Она спасла меня от тоски и отчаяния, когда мы снова надолго расстались.

В июле у Марины родилась чудесная девочка. Она назвала ее Ольгой, но мы тотчас произвели ласкательное – Лёся. Меня так звали в детстве. Елена Ивановна оказалась плохой помощницей Марине. Она жаловалась, что все давно забыла, и так волновалась, так боялась брать младенца на руки, что скоро слегла с давлением. Моя подруга оказалась в затруднительном положении, и я, конечно же, бросилась ей помогать. К тому времени мы подготовили все самое необходимое: коляску, кроватку, памперсы и множество всяких мелочей. Я освоила детские магазины, с удовольствием выбирала подарки и накупила всякой чепухи, без которой, наверное, можно было бы обойтись, но все было так красиво, нарядно. И игрушек заранее накупила.

Конечно, мы никуда не уехали в это лето. Гулять выбирались в парки, в ближайшее Подмосковье. Бывало, я одна выходила с ребенком, и женщины на площадках или в парках принимали меня за молодую маму. На какой-то момент я сама поверила в это, а зря: Лёська была копией Марины.

Подруга немного захандрила, но, говорят, в первые месяцы это со всеми случается. Однажды она гладила Лёськину одежку и пеленки, изредка поглядывая в телевизор. Лёська спала, я готовила на кухне куриный суп. Марине надо было хорошо питаться: она кормила грудью. Когда все было готово, я заглянула к Марине и увидела ее горько плачущей.

– Что случилось? – всполошилась я. – С ребенком что-нибудь?

Однако Лёська мирно почивала в кроватке. Марина справилась с собой. Она достала бумажный платок, отерла слезы и мрачно кивнула в сторону телевизора. Там шел сериал с ее Сашей.

– Хочешь, я разыщу его и приведу к тебе?

Марина отрицательно покачала головой:

– Не забывай, у него семья, дети, которые ни в чем не виноваты.

Однако шло время, и постепенно Марина возвращалась к привычной жизни. С октября она начала выступать в концертах. Пока редко, но все же. Нужны были деньги. Все, что имелось, Марина растратила, а у меня уже отказывалась брать.

– И без того ты нас кормишь и памперсами снабжаешь. Сколько можно сидеть на твоей шее?