Текст книги "Пасынок (СИ)"

Автор книги: Ольга Сурмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Взросление

Этой ткани касалась её кожа. Ткань скользила по ней, местами, впивалась. Она терлась об её соски, пропитывалась редкими каплями холодного пота.

У него не было ничего, кроме ткани. Ничего, кроме грязных фантазий, которые она рождала, потому что он – пасынок. Подростка не целуют в губы. Не трутся об него, не обнимают в ночном коридоре, не позволяют ему кусать за шею. Он – пасынок, и пока что он должен это терпеть. Скрепя сердце, принимать тот факт, что сейчас он не интересен так, как бы ему этого хотелось. Оттого Нил просто однажды отстранился, и стал играть свою давно заученную странную роль. Еще слишком рано продолжать напоминать ей, что тут к чему. Рано заводить скандалы, вправлять ей мозги, это все равно ничего не даст. Юридически… он даже еще не совершеннолетний. Физически ему шестнадцать лет.

На сцене этой старой квартиры ему, с тяжелой усмешкой, приходится быть воспитанником, которым она могла бы гордиться. В глубине души парень надеялся, что если она будет гордиться, то сможет и полюбить. А если он будет ломать носы охамевшим одноклассникам, распускать руки, шантажировать и запугивать, то больше не будет «хорошим» мальчиком. Она не будет им гордиться. А, значит, может и не полюбить. За то будет истерично хвататься за голову, и кричать: «зачем ты его ударил! Зачем, ну зачем!».

Ткань – единственное, что у него было. Кусочек любимой женщины, который в воображении обрастал её плотью и кровью. Её хотелось схватить, дотронуться, но она тут же растворялась, как галлюцинация. Как шизофренический мираж.

А потом она возвращалась с работы. Усталая, измотанная. Улыбалась, хвалила его, и тут же сторонилась, словно Нил мог сделать что-то плохое, если она будет рядом с ним дольше, чем пару минут. Если он будет чувствовать её запах рядом с собой чуточку сильнее, чем обычно.

Он чувствовал, словно хотел поесть, а ему раз за разом отказывали в еде. «Это нельзя есть, потому что это – не правильно!».

Может, это правда неправильно?

Может, он в самом деле сошел с ума?

Потому что какой подросток в здравом уме будет смотреть на взрослую женщину, которая годиться ему в матери как на самый желанный на свете сексуальный объект? Как на самый лакомый десерт, мысли о котором вызывали нервный озноб и напряжение в паху практически до боли.

Иногда парень в самом деле думал, чтобы начать с собой бороться. Чтобы перестать на неё смотреть, перестать трогать её белье, встряхнуться и взять себя в руки. Может… правда переклинило. И с тем, что с ним происходило, нужно бороться, как с болезнью. Очень тяжелой, сладкой, но болезнью. Так никто не делает, в конце концов, Криста кое в чем была, все же, права. Она помогала ему с детства. Она была рядом, когда больше никого рядом не было. Она купила ему любимую приставку, одну, затем другую. Покупала книги, игры, одежду, поправляла ворот его рубашки и провожала в школу.

Может, он в самом деле извращенец?

От этой мысли Нил горько ухмылялся. Даже если да, то что это меняет? Понимание не лечит. Понимание… заставляет страдать. Гораздо проще было отбросить предрассудки и представлять… это, с предвкушением глядя на календарь. Он клялся себе быть хорошим мужем. Но тогда он будет самым ужасным на свете пасынком. А кто ей больше нужен? Чужой ребенок или любимый муж?

Злостно было правдиво отвечать на этот вопрос. Под коркой протестующей головы роились черви противоречий, иногда среди них проскальзывал стыд, иногда – ярость. На мир, на Кристу, на все сущее. Она так и не понимала, что на самом деле для него значит. Что он готов кинуться грудью под пули, если бы ей угрожала опасность. Готов стать на колени, если после этого она поклянется безоговорочно его принять.

Его. С его самыми мрачными мерзкими желаниями. Ведь что бы он не делал, они всегда будут его частью. Вопрос только… в сознании, или в подсознании.

Когда скрипнул дверной замок, Нил непонимающе вскинул брови. На самом деле этот день был полон непониманий. Криста крайне редко уходила куда-то днем, укутываясь при этом, как умалишенная, говоря, что у нее слабая чувствительная кожа и аллергия на солнце. Но, вот, сегодня её опять не было. Настораживало, вызывало подозрения, а еще вызывало беспричинную ревность, словно единственное, куда можно пойти среди бело дня, это свидание. Раздражало. Даже в те минуты, когда совесть брала верх, и Нил пытался абстрагироваться, представлять, что она на самом деле его не привлекала.

В коридоре слышалась какая-то возня, затем тихие голоса. Парень сжал зубы, медленно высунулся наружу, непонимающе склонив голову в сторону.

– О, Нил, привет! Знакомься. Это Крис и Роза, его племянница. Наши соседи сверху. – Криста широко улыбнулась. – У них сломался замок, и они не могут попасть внутрь, представляешь? Мы встретились на лестничной площадке, и я решила пригласить их к нам на чай. – Девушка разматывала шарф, который закрывал почти все ее лицо, снимала солнечные очки и совала их куда-то в карман.

Парень сконфузился и глубоко вздохнул. Перед ним стоял зеленоглазый мужчина с темными волосами, неприлично ранней проседью на них, и с натянутой улыбкой. Он смущенно совал руки в карманы длинных бежевых бридж, иногда осматривал свою длинную серую футболку навыпуск, чтобы убедиться, что выглядит достаточно аккуратно и внушительно. Рядом топталась юная девушка с легкими, золотистыми, курчавыми волосами в круглых роговых очках. Все время угрюмо смотрела вниз, словно дощатый пол в этой квартире был самым интересным, что она видела за жизнь. Едва заметно сжимала в кулаке подол красного, но совсем не вызывающего платья.

– Это – Нил. – Немного неловко продолжила Ллейст, словно ждала, пока пасынок начнет представляться, но тот так и не начал. – Он хороший парень. Нил… побудь с Розой, пока я пойду, поставлю чайник. Крис поможет мне снять банки с заваркой с верхних полок.

– Окей. – Сипло протянул юноша, сузив глаза, ведь был уже не ниже Криса, и сам мог помочь достать банки. Но моветон, мало того, апофеоз беспричинной ревности – прогонять гостя от хозяйки квартиры и все делать самому. Возможно, она просто хотела к кому-то пристроить девочку-гостью, чтобы не вызывала неловкость своим молчанием, и этим кем-то оказался Нил.

– Роза, проходи вон туда. – Криста указала на комнату. – Мы пойдем пока чайник ставить…

Парень сконфуженно вздохнул, возвращаясь в комнату. Теперь еще думать, чем занимать её, трясущуюся девочку-социофоба с явным страхом чужих квартир.

– Привет, Нил. – Послышалось за спиной. – Рада познакомиться.

– Взаимно. – Равнодушно, совершенно лживо ответил тот, вернувшись на свой диван. Девушка немного потопталась в дверях, затем присела рядом с ним, на самый краешек.

– Чего читаешь? – Она попыталась прочесть название книги, которая лежала под боком у парня, но там и не смогла. Видно, даже в очках Роза имела очень большие проблемы со зрением.

– Экономика. – Еще более равнодушно ответил он. – Я намерен заработать денег и убраться отсюда вместе с мачехой.

– Это очень благородно. – Девочка попыталась улыбнуться. – Обычно дети просто съезжают от родителей, а те остаются жить там, где жили.

– Не мой случай, Криста мне не родительница и не мать. Она просто... Криста. Я хочу заботиться о ней, а для этого она должна быть рядом.

– А у нее что, какая-то болезнь?

– Нет. – Нил вновь сконфузился. – А нужна болезнь, чтобы заботиться о близком человеке?

– Ну… нет. Просто я, если честно, мечтаю съехать от мамы и дяди. Они живут отдельно, но дядя постоянно заходит к нам то поесть, то еще зачем… Достали. Сил нет, ненавижу их. Мать то с учебой прикопается, то с едой. Сижу не так, говорю не так, ношу не то. Иногда хочется вытолкнуть её из комнаты и не слышать больше. Дядя ей во всем поддакивает. В общем… если бы мне предложили съехать, я слиняла бы тут же. А ты тут говоришь, что хочешь мачеху с собой забрать.

– У нас с ней не такие отношения, как у вас с матерью. Нас нельзя назвать семьей в детско-родительском смысле. – Парень грустно усмехнулся себе под нос. – Она добрая. Нежная. Неловкая, ранимая. Ей нужна помощь и поддержка. Она никогда не читает мне мораль, не упрекает и не выносит мозг. Она… просто существует рядом. Помогает и поднимает настроение. Конечно я её не брошу, что бы не случилось.

– Ну тебе повезло. – Роза непонимающе развела руками. – Серьезно. Обычно взрослые не такие. А если у тебя девушка появится? Будете втроем жить?

Неприятный вопрос. Такой неприятный, что сводило зубы. Хотелось мерзко оскалиться и выдать: «девушка? Я намерен трахать Кристу, я представляю ночами, что она будет ходить от меня беременной, с голым животом по дому и давать мне по первому моему требованию». Но он раздраженно прикрывал глаза и молчал. Потому что тут же услышит после этого: «фу, ну и мерзость! Она с тобой живет, она старая, ты что, больной?! Может, тебе в психушку надо?!».

Может, он и правда больной.

– Кстати. – Роза подозрительно прищурилась. – Твоя опекунша говорила, что ты её ревнуешь. Эта правда? Она поэтому не сразу согласилась… впустить нас.

– Что? – Нил едва не закашлялся от такой прямоты. – Серьезно? Она так и сказала?

– Так и сказала. – Девочка развела руками. – Ну, теперь я не удивляюсь, почему она так подумала. Ты жить с ней собрался, это странно. Собрался переезжать с ней… а что если у нее мужик появится? Что тогда будет?

Парень со стиснутыми зубами представлял, с каким наслаждением будет отрывать яйца её потенциальному «мужику». С каким наслаждением треснет его череп о край стола, видя брызги крови, а затем аккуратно подмоет эту грязь, чтобы не пачкать кухню. А бренное тело вышвырнет на лестничную площадку, на потеху соседям-алкоголикам.

– Я действительно не люблю чужаков. – Нил натянуто улыбнулся. – И не хочу, чтобы она ходила на свидания с кем попало. Поэтому, наверно, она так решила.

– А как ты определишь, кто какой попало, а кто нет? – Роза непонимающе похлопала глазами. – Мне кажется, это она сама должна решать. Может… ей с каким-то мужиком комфортно будет, даже если у него зарплата маленькая, и все такое. А ты будешь говорить, что он какой попало, и испортишь ей жизнь. Я тебя понимаю, правда, в самом деле. У моей матери тоже есть ухажеры. Лет в десять я бесилась очень, страшно было. Устраивала истерики, выгоняла их. А сейчас вспоминаю, и… так стыдно. Повзрослела, что ли. Даже наоборот круто, когда мать на свиданки ходит. Мне перестает мозги выносит, и настроение у нее супер после этого. А мужик если с деньгами появится, может, и мне что перепадет.

Испортишь жизнь.

В ту же секунду из кухни послышался довольно громкий смех, однако парень сжал кулаки и прикрыл глаза. «Испортишь жизнь». Разве запрет на прогулки с нищими разведенцами испортит Кристе жизнь? Разве сделает её несчастной?

А что, если да?

– Они нашли там сборник анекдотов, или что? – Процедил Нил, а Роза непонимающе подняла брови.

– Нам школьный психолог говорил, что если у нас есть привычка лезть к взрослым, то нужно перестать. Типа… взрослые сами разберутся. Ну и… думать о себе. То есть не думать, что там делает твоя сожительница, а самому. На свидание кого-нибудь позвать, развеяться…

– Она ветреная. – Сквозь зубы прорычал парень, продолжая вслушиваться в смех. – Инфантильная, безответственная. Тут же вляпается в неприятности, если не держать её рядом. Тут же найдет себе на голову проблем.

– Может, ты преувеличиваешь? – Осторожно поинтересовалась девушка. – Она как-то тебя содержала, значит, не такая уж и безответственная.

Нил грустно усмехнулся. Случайная гостья не знает, кто варил его нерадивой опекунше суп, когда она приползала с работы едва ли не без рук и без ног. Кто тихонько расчесывал её, пока она спала, кто держал их дом в чистоте. Разве всего этого мало, чтобы посмотреть со стороны и понять, кто тут на самом деле взрослый? Кто взрослый, а у кого в паспорте просто внушительная двузначная цифра.

– Так или иначе. – Продолжила Роза. – Она как-то справлялась сама раньше. Так что, в любом случае, сможет за себя ответить, если что. Забота мешает, забота бесит. Вот это вот: «надень шапку!», «а ну ешь давай!», «чтобы домой вернулась к девяти вечера!». Оно реально бесит, прям хоть кричи. А у вас так вышло, что… наоборот. Ты за неё беспокоишься, а она тупо пытается делать то, что хочет делать. Забей, Нил, правда. Она уже взрослая, сама разберется.

Эти слова так раздражающе впивались в сознание, что хотелось схватиться за голову. Криста? Сама разберется? Это что, какая-то шутка? Какого черта эта девочка тут читает ему мораль, и к чему сейчас ведет? К тому, что он должен отстать? Позволить Ллейст делать то, что вздумается, включая секс с мерзкими пузатыми обывателями?

Его тошнило. Хотелось что-нибудь раздавить, или сломать.

– В общем… правда. Ты можешь испортить ей жизнь, сделать её несчастной, и ты же будешь в этом виноват, понимаешь? Она потом тебе будет припоминать, мол, ты от неё всех мужиков распугал, и она в старости одна осталась.

– С ней в старости буду я. – Глухо ответил парень.

– Ну Нил, это не то! Ты же сам понимаешь! Хочешь лишить её жизни? Чтобы она с твоими детьми, внуками сидела?

Пульс звенел в ушах словно отбойный молоток. Тело наполнялось то гневом, то горечью.

– А что, это так плохо? – Хрипло спросил парень, скромно умолчав о том, что всегда представлял их общих детей. Детей, которых выносит и родит ему Криста. Как плод его бурной, хотя и грязной любви.

И, как в плохом ситкоме, вечно звучал закадровый смех, который раздражающе доносился из кухни. О чем они говорят? С этим гостем что, настолько весело?!

– Еще бы плохо! Она, как бы, сама должна выбрать, с кем старость встречать, свою семью иметь. В смысле… мужика своего. Это же нормально как бы!

«Должна сама выбрать», «лишишь жизни», «испортишь». Сердцебиение продолжало ускоряться, дыхание сбивалось. Неужели он… такой плохой? Неужели ребенок-тиран, который своим существованием обрекает Кристу на ад? И она будет с ним несчастна?

Все еще раздавался тихий смех. В какой-то момент нервы треснули, и пасынок, не помня себя, ринулся в темный коридор. О чем можно так долго смеяться? Что они делают, вместо того, чтобы заваривать чай? Дверь на кухню была слегка приоткрыта, и на пол падала узкая полоска белого света. Нил схватился за ручку, и дернул её на себя.

В тот же момент перед глазами предстала странная картина. Девушка стояла в обнимку с этим незнакомцем, почти что у окна, неловко улыбалась, смеялась себе под нос, и тот улыбался тоже. Как только к ним залетел свидетель, улыбки медленно слезли с лиц, они тут же стали обескураженными и напряженными.

Сердце гулко билось. Крошечными зрачками парень смотрел, как мужчина держал его Кристу за талию. Как близко к ней стоял, едва касаясь торсом её небольшой груди. Перед глазами темнело от гнева, руки сами сжимались в кулаки. Дышать становилось тяжело, словно вокруг был вовсе не воздух, а раскаленная магма, или же пар катастрофических температур. Этот мудак её трогает. Трогает её талию. Касается её груди. А ему нельзя, всегда было нельзя.

– Убирайся отсюда. – Едва держа себя в руках прорычал подросток. – Убирайся, или я проломлю тебе череп.

– Нил. – Прошептала Криста, проглотив ком.

– Эй, парень, ты чего? – Крис неловко заухмылялся, словно хотел казаться уверенным, но получалось не слишком хорошо. – Ревнуешь, что ли?

– Я сказал – пошел вон. – Продолжал рычать он, затем медленно стал подступать. – Я проломлю тебе череп, оторву твои крошечные яйца, и буду носить с собой, как сувенир.

– Нил!! – Закричала девушка, затем резко встала перед гостем, заслонив того спиной. Сжав зубы, уставилась своими синими глазами в глаза пасынка и развела руки в стороны. – Только попробуй. Только попробуй, я не знаю, что я с тобой сделаю.

– Ты его защищаешь? – Не веря своим ушам, скрипел подросток. – Ты – его защищаешь?! Ты его впервые видишь!!

– Да, я защищаю. – С дрожью в голосе продолжала она. – Меня достала твоя ревность, я уже не могу больше. Достали вечные подозрения на пустом месте, все это достало. Я не твоя вещь, которой ты считаешь, что можешь распоряжаться. Ты можешь меня подкалывать. Можешь надо мной шутить, можешь смеяться. Я знаю, я не идеальная. Может… может даже не хорошая. Но ты не посмеешь обижать дорогих мне людей. Нил, ты не посмеешь. Я тебе этого никогда не прощу.

Он отшатнулся. Руки опустились сами собой. Гнев перемешивался с горем, и, вдруг, стали мокнуть ресницы.

– Вот и оставайся с «дорогими тебе людьми», Криста. А я пошел.

Парень резко развернулся, и пошел прочь из кухни. Через пару секунд послышался хлопок входной двери.

Ночь

После полуночи город пустел. Почти никто больше не встречался, кованные фонари нелюдимо освещали набережную. Далекие огни едва отражались от черной глади реки, рябили на ней, и тут же исчезали.

«Нил!!» – с содранной глоткой кричала Криста, несясь вдоль набережной. Колени подгибались от усталости, и дважды девушка падала на сухой асфальт просто потому, что тело отказывалось бежать дальше. Её трясло. Колотило так сильно, что телефон не держался в мокрых холодных руках, но она все рано раз за разом набирала один и тот же номер, чтобы услышать, что аппарат абонента выключен. Голос осип, болела шея, но вампирша все равно выдавливала из себя крик, чтобы позвать.

У него нет друзей, чтоб к ним пойти. Нет знакомых. Куда он мог подеваться? Где его искать? Из приемной дешевых хостелов ей говорили, что человек по описанию у них сегодня не появлялся.

Сердце болезненно колотилось в груди.

Она рыдала. Вытирала холодными пальцами слезы, пока дрожали губы и подбородок. Глаза стали настолько красными и воспаленными, что смотреть на фонари становилось больно. Ноги уже почти перестали ощущаться.

«Милый, ну где ты? Ну как же так?» – сипела Криста, осматривая все вокруг. Нил любил гулять по этой набережной. Где еще его можно было искать? Сломя голову она развернулась, и помчалась в другую сторону, быть может, он сидит где-нибудь на городской спортивной площадке.

И нет ни одного человека, чтобы спросить, не видел ли кто высокого крепкого юношу с хвостом прямых длинных волос на затылке. Все разошлись. Все ложились спать, кроме Нила, который был… где-то. «Милый, простудишься, заболеешь» – повторяла Ллейст одними губами, все несясь вперед. «Ненавидь меня, но прошу, только не заболей. Хоть бы с тобой было все хорошо, боже, хоть бы все хорошо…».

Ноги вновь подогнулись, и в очередной раз вампирша рухнула на сухой серый асфальт. Камешки впечатывались в кожу ладоней, дышать становилось больно, сложно, но она тут же сжала зубы, быстро поднялась и вновь понеслась вперед. Набережная заканчивалась, и начинался широкий мост.

Даже автомобили проезжали относительно редко. Фонари здесь были выше и ярче, а внизу плескалась та же черная вода, которую легко можно было разглядеть сквозь такой же черный кованный парапет. Мурашки выступали на коже, Криста пыталась вспомнить, где именно бросила свой автомобиль, но сейчас было плевать. Бросила, потому что на нем нельзя опрашивать прохожих, а еще на нем нельзя пробиться в парки и скверы. То есть, туда, где есть лавочки.

Её пасынок собрался ночевать на лавке?

«Я – дерьмовый опекун» – продолжала рыдать девушка, снова и снова ощущая холодный озноб. «Просто отвратительный. Мальчик. Добрый мальчик. Мой Нил…».

«Нил!!» – Вновь раздался сорванный крик, вслед за которым послышалось эхо, а затем молчание.

На другой стоне реки была широкая велосипедная дорожка, которая вела глубже в пешеходный парк. Там по утру бегали молодые спортсмены, спортивной ходьбой разминались спортсмены постарше, и там же стоял один из бесплатных открытых спортивных комплексов. Парень часто посещал его перед школой, и Криста надеялась, что сейчас он тоже может быть там. От нахлынувшей горячей надежды её вновь трясло, слезы сносил холодный ветер. Они падали на черную ветровку и впитывались в ткань.

Где-то впереди, меж редкими стволами ухоженных скромных деревьев стали мерцать блики спортивных снарядов. Девушка беглым взглядом осматривала каждый из них, и всякий раз сердце опускалось вниз, а руки дрожали все сильнее. Где он? Почему?

В какой-то момент она замерла, наткнувшись на темный силуэт, сидящий на одном из турников. Он сперва сдвинул брови и присмотрелся, затем резко их вскинул и спрыгнул вниз.

– Нил!! – Не своим голосом завопила Ллейст и с истерикой кинулась к пасынку. В мгновение ока оказалась возле него, стиснув высокое тело в сильных хватких объятиях. – Милый… милый, прости меня! – Вновь закричала она, едва сдерживая очередной порыв разрыдаться. – Господи, я так боялась, так боялась… пойдем домой, прошу тебя. Пойдем домой…

– Криста. – Обескураженным шепотом сказал подросток, затем медленно ответил на объятие.

– Как ты мог?! – Сиплым голосом выдавливала из себя она. – Не вернуться домой, как ты… милый… у меня чуть сердце не отказало.

– Криста. – Вновь повторил Нил, поднял руку и осторожно поправил волосы на голове рыдающей сожительницы. – Все хорошо, не плачь. Все хорошо.

Мокрые красные глаза с синей радужной оболочкой слегка поблескивали в свете далеких фонарей. Красные щеки, лоб… красные дрожащие губы. Он продолжал гладить её голову, и уже чувствовал вину за то, что заставил так переживать. От вязкой злости и обиды не осталось и следа.

Он хотел её поцеловать. Больше всего на свете… наклониться, и накрыть её губы своими. Взять за красное лицо, но вместо этого парень убрал темные топорщащиеся волосы со лба и коснулся губами его. Мокрый, холодный… но пахла она как всегда удивительно. Собой. И сейчас так сильно, что её не хотелось выпускать.

– Я ждала тебя. – Сипела Ллейст. – Я приготовила тебе еду, ты же не ел почти весь день. – Криста нагнулась, и полезла в пакет, который все время таскала с собой, затем достала оттуда керамическую коробочку для ланча. – Я приготовила рис с яйцом… и…

Нил опустил глаза. Рис с яйцом, зелень, а еще смешные сосиски, несколько раз разрезанные от середины и поджаренные, которые теперь напоминали осьминогов. Сожительница никогда не славилась кулинарными способностями, но то было так мило, и так нелепо, что подросток вновь сгреб девушку в кучу и вновь поцеловал её в лоб.

– Спасибо. – Тихо ответил он, раскрыл коробочку и взял вилку. Парень в самом деле был голоден.

Она продолжала его обнимать, слышала, как стучали челюсти, пока он ел. Глупо, широко улыбалась, чувствуя самое большое облегчение на свете. Внезапно город перестал казаться таким враждебным, а ожил и расцвел, потому что самый близкий на свете человек нашелся. Шумела трава, где-то далеко раздавались сигнализации потревоженных автомобилей.

– А где машина, Криста? Ты пешком сюда шла? – Тихо спросил Нил, отложив на деревянную лавку пустую коробку.

– Я не помню. – Честно призналась она, и все еще дрожала, то ли от внезапных порывов ветра, то ли… – Я бросила её где-то, у сквера, по-моему.

– Ладно, не переживай, найдем. – Он стал растирать ей руки под ветровкой, затем тяжело вздохнул, чуть отстранился, и стал поднимать наверх футболку.

– Ты… ты чего? – Девушка непонимающе подняла брови, как вдруг пасынок резко подался вперед и затянул её под свою футболку. Теперь у горловины торчала четвертинка её непонимающей головы.

– Погрейся и пойдем. – Мягко ответил подросток, вновь обняв любимую, хотя чуть вздрогнул, когда почувствовал, как она холодными ручонками обнимала в ответ его голое тело.

Он с улыбкой рассматривал, как росли её волосы. Как непослушно выбивались в стороны, странно лежали, не поддаваясь никакой логике или физике, включая закон всемирного тяготения. «Ты самая лучшая на всей земле» – хотел сказать Нил, но молчал. Поглаживал пальцами пряди, пока не почувствовал под подушечками пальцев нечто странное.

Подросток слегка отстранился, затем чуть приподнял за подбородок её заплаканное лицо. Скользил по нему взглядом, и брови медленно поднимались вверх. Ожоги. Самые настоящие ожоги, которые он сперва не рассмотрел из-за темноты и слезливых отеков. На тюпке носа, прямо под глазами, на подбородке. Даже на шее, вплоть до места, где начиналась ветровка.

– Криста, что с тобой приключилось? – Ошарашено проскрипел подросток. Ожоги с небольшими язвенными волдырями, наполненные жидкостью.

– Ты о чем? – Дрожащим голосом спросила та, подняв глаза.

– У тебя ожоги по всему лицу, нужно в больницу.

– А, это… нет, нет-нет, все нормально. Помнишь, я говорила, что у меня кожа чувствительная? Ну… ну вот.

– Но не до такой степени!! – Нил тяжело выдохнул, затем медленно стащил с сожительны футболку и продолжил. – Дай, я тебя осмотрю.

– Да нет, милый, не надо, все в порядке. – Криста нервно отвела голову в сторону. – Заживет.

Парень присел перед ней на колено, и принялся рассматривать ссадины. Несколько тяжелых падений легко и с успехом прорвали тонкие старые джинсы девушки.

– Ноги разбила, господи. Болит ведь наверняка. – Подросток стал всматриваться сквозь тьму, затем вновь медленно поднял брови. – Слушай, а… от чего у тебя кровь такая черная? Это вообще нормально?

– Просто высокая свертываемость. – Ллейст проглотила ком.

– Криста, это не нормально. – Нил едва дотронулся до ссадины, и тут же шарахнулся, размазывая по пальцам жидкость, похожую на мазут. – Никакая она не высокая, у тебя до сих пор раны не засохли!! С этим что-то нужно делать. Едем в больницу, сейчас.

– Милый. – Голос дрожал. – Пожалуйста. Я умоляю, давай вернемся домой. А завтра… завтра я схожу в больницу, если хочешь. Завтра. Пошли… пошли домой. – У неё по-прежнему стучали зубы, хотя ветер, вроде бы, стих.

Парень тяжело вздохнул. Затем повернулся спиной, нагнулся и чуть кивнул вперед.

– Залезай. Пойдем домой.

– Нет, Нил, я так…

– Залезай, или я с места не сдвинусь.

Фонари бросали свой тусклый свет на асфальт, от прохожих ползли длинные тени, когда те проходили мимо. Плеск воды на пустой набережной наполнял собой пространство, пока в небе мерцали звезды, а луну заволакивала черная туча. Парень любил гулять в темноте. В любое другое время он получил бы особое удовольствие от того, что теперь катает на спине опекуншу, которая в детстве катала так его. Любимую, нежную. Единственную. Правда, сегодня прогулку омрачало страшное волнение, практически до тремора. Волнение, которое заставляло постоянно оборачиваться назад, прислушиваться к хриплому дыханию, смотреть на дрожащие ресницы.

Ей плохо. Он чувствовал это сквозь одежду, и все внутри заворачивалось в узел. Её челюсти стучали прямо у него над ухом, а тело дрожало, как осенний лист. Ей плохо, а парень не знал, как помочь. Единственное, что он мог сделать, это вызвать скорую, но она упорно повторяла: «у меня такое уже бывало, завтра пройдет». «Не переживай, милый, это нервное, я просто переволновалась».

Ночь только начиналась.

* * *

Легче ей не становилось. Нил впервые видел Кристу в таком состоянии, словно у неё был жар, но тело оставалось таким холодным, что парень надел ей на ноги несколько пар носков и завернул в два одеяла. Она странно косилась куда-то в сторону, на стену, все время сжимала зубы, которые стучали, если их не сжимать. Пыталась выдавливать улыбку, цедить, что все хорошо, но в какой-то момент буквы начали путаться. Ресницы подрагивали над глазами с неадекватно широкими зрачками.

– Те… тел… лелефон. – Сипела сквозь зубы она, прикрыв глаза. – Те… фон…

– Вызвать скорую? – Подросток схватил девушку за руку под одеялом.

– Лук… кл… лук…

– Тебе нужен лук? – Нил непонимающе поднял брови. От волнения все скручивало в животе, на коже выступали мурашки. Он уже хотел забить на её мольбы не вызывать скорую и вызвать, но, почему-то, до сих пор выжидал. Где-то в глубине души парень хотел ей верить. В небольшой комнате горел лишь тусклый ночник на прикроватной тумбе возле изголовья дивана, а от сидящей возле вампирши фигуры ползла длинная темная тень.

– Лук… ас… – Дрожали губы. – Звонок… Лук… ас…

– Кто это? – Пасынок прищурился, но тут же схватил её телефон, что лежал возле ночника, и стал искать в нем нужный контакт. – Что ему сказать? Сказать, в каком ты состоянии? А что… что вообще происходит? – Он еще сильнее подозрительно прищурился и сжал кулаки. – Криста. Скажи, ты колешься? У тебя ломка? Просто скажи, да или нет. – Нил строго наклонил голову. – Я что-нибудь придумаю. Но я должен знать, что делать.

Она ничего не отвечала. Губы дрожали, а неадекватно широкие зрачки скользили по комнате. Подросток со вздохом покачал головой, затем нажал на контакт в телефоне сожительницы и поднес к уху. Через пару секунд послышались короткие гудки, похоже, аппарат человека был не в зоне действия сети.

– Криста, у него выключен телефон. – Парень сжал аппарат в руках. – Что мне делать? Ты можешь сказать? Два слова. Почему тебе так плохо, тебе нельзя бегать? Нельзя… нервничать, перенапрягаться?

Девушка медленно кивнула.

– Криста. – Он тяжело вздохнул. – Затем медленно протянул руку и погладил мачеху по голове. Во взгляде читался ужасный страх, непонимание, боль. По спине полз холодный озноб, хотелось вскочить, принести ванночку для компрессов. Хотелось сделать хоть что-нибудь. Хоть как-нибудь ей помочь. – Прости. Прости меня. Давай вызовем скорую, не бойся, я поеду с тобой. Все будет хорошо. Все точно будет хорошо. – Нил медленно обвел руками её слегка обожженное лицо, как вдруг в воздухе послышался странный звук. Ллейст резко повела головой, и клацнула челюстями возле его ладони. Так резко и сильно, что зацепила кусочек кожи, и на ней осталось что-то вроде крошечного кровящего укуса. Парень едва успел одернуть руку, затем непонимание вскинул брови.

– Хотела меня укусить? Ты… видишь во мне угрозу? – Снова вздох. – Криста, это я. Ты меня слышишь? Понимаешь, что я говорю?! – Голос срывался. Нервы медленно трескались. – Милая… что с тобой, ты можешь сказать?! Два слова!!

Она жутко уставилась на небольшую закусанную ранку на ладони пасынка. Вновь сами собой клацали челюсти, иногда внезапно дергалось тело, словно в порыве податься вперед. Подросток внимательно осмотрел тонкий кровавый след, затем перевел взгляд на девушку.

– Крови хочешь? – Осенило того. – Серьезно? Ты… хочешь крови?

Услышав заветное слово, Криста вновь остервенело ринулась вперед, клацнув зубами так громко, что становилось страшно. Зрачки почти заполнили радужную оболочку.

Нил стиснул зубы и рефлекторно отшатнулся.

– Потерпи. – Хрипло сказал он, затем медленно развернулся и вышел из комнаты. В темном коридоре раздавались лишь тихие удаляющиеся шаги.

«Происходит какая-то ересь» – стучало в висках в такт с пульсом. «Какая-то ересь, но она хочет. Раз Криста хочет, значит, она это получит. Потом буду разбираться с этим». Эта ночь вместо обычного отдыха теперь превращалась в какой-то жуткий сон. Мерзкий и безумный.