Текст книги "Эль скандаль при посторонних"
Автор книги: Ольга Шумяцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Вторая квартирка была бы что надо, но только соседи сверху немножко ее залили и вода капала с потолка прямо по проводке. Так что свет там не включался, а потолок висел практически на голове. Хозяйка квартиры сказала, чтобы я не волновалась, потолок скоро высохнет, она точно знает, потому что соседка сверху – старая карга! – нарочно заливает их уже в пятый раз. И каждый раз высыхало. Тут я вклинилась и поинтересовалась, почему старая карга заливает их нарочно. В чем дело? Оказалось, ничего особенного. Она просто претендует на их жилплощадь. Хочет отселить сына. Тут я вклинилась и поинтересовалась: а что, имеет право? На жилплощадь? Хозяйка замялась и весьма неохотно призналась, что они с мужем тут вообще не прописаны. Они прописаны у матери мужа в Калуге, но жить там не хотят, поэтому живут здесь. Тут я вклинилась и вежливо с ней распрощалась.
Третья квартира была всем хороша, за одним маленьким исключением. В ней накануне произошло убийство и работала следственная группа. Убили хозяина. Я пришла не очень вовремя. Следователь схватил меня за шкирку буквально мертвой хваткой и стал выведывать, не я ли убила хозяина, чтобы заполучить его квартиру. Если честно, он буквально замучил меня вопросом, где я была в 5 часов 15 минут утра, и не желал верить, собака, что я была в собственной постели. Требовал доказательств. Я еле вырвалась. Пришлось пообещать, что я подумаю над своими показаниями и расскажу ему что-нибудь более захватывающее.
Итак, я одиноко брела домой и набрела на мысль. А может, мне на все плюнуть и оставить эту идею с продажей и покупкой квартиры? Может, это судьба меня предупреждает: брось ты, Мопси, это дело! Да, но тогда зачем я продавала любимый синий «фольксваген» Интеллектуала, который так утешал его на старости лет? И я решила попробовать последний раз.
Вы не поверите, но я ее нашла. Я нашла квартирку своей мечты. Представьте себе: тихий центр, зеленый двор, три раздельные комнаты, четвертый этаж с лифтом и мусоропроводом, кухня 10 метров. Что еще?
Дубовый паркет. Чистенькая, душистенькая, только что после ремонта. И хозяева такие приятные, молодые, интеллигентные. А что самое приятное – у них тоже пудель. Размер и окрас – точь-в-точь как у Найджела Максимилиана Септимуса. Я вытащила из кармана фотографию и показала им нашего ангела. Хозяйка прослезилась, и мы ударили по рукам.
Домой я вернулась буквально на крыльях.
– Танцуй! – крикнула с порога Интеллектуалу. – Я нашла!
Интеллектуал скривился, как будто надкусил лимон, и отполз в угол. Но меня этими штучками не проймешь.
– И доплата! – кричала я, кружась по комнате с пуделем под мышкой. – И доплата – как раз восемь тысяч! Ты не рад?
Судя по всему, Интеллектуал был не рад. И тут раздался телефонный звонок. Я подкружила к телефону и схватила трубку.
– Алло! – крикнула я. – В эфире!
– Кисанька! – раздался вкрадчивый голос, и я вздрогнула. Это была мама. – Кисанька! Родная моя девочка! Я слышала, у вас перемены. Конечно, я не претендую на то, чтобы со мной советовались. Что взять с бедной, выжившей из ума старухи! Но ты могла хотя бы поставить меня в известность!
– В известность чего, мама? – упавшим голосом спросила я. Ой, не нравился мне этот разговор!
– Интеллектуал сказал, вы продали машину.
Я молча показала Интеллектуалу кулак.
– Конечно, я понимаю, просто так такие важные вещи не делаются, – между тем продолжала мама. – Ты, наверное, долго думала, прежде чем решилась на разлуку. Но должна тебя обрадовать! Все произошло как нельзя кстати. Теперь ты можешь вернуть мне семь с половиной тысяч!
Я села на пол прямо с трубкой в руках.
– А тебе... тебе очень нужны деньги? – заикаясь, спросила я.
Мама мелодично рассмеялась.
– Ах, глупышка! Шутница! – проворковала она. – Да разве стала бы я напоминать, если бы были не нужны! Твой отец очень хочет купить мне норковую шубу. Не стоит лишать его этой радости.
Вдалеке раздавались глухие папины стоны.
Так я лишилась и денег, и квартиры, и машины, и работы.
Что мне оставалось делать? Надо было на что-то жить. Интеллектуал объявил сидячую забастовку. Я подумала-подумала и решила, что нечего торчать дома. Надо как-то пристраиваться. И позвонила одному знакомому редактору. И попросила у него срочно дать мне задание. Побольше и подороже. И он сказал, что я вполне могу сходить на концерт одной известной питерской рок-группы под названием «Бонч-Бруевич в Разливе». Развлекусь и заодно материал напишу.
– О чем? – спросила я. – О чем материал? Я же ни бельмеса не смыслю в рок-музыке.
Редактор задумался. Он тоже ни бельмеса не смыслил в рок-музыке.
– Ну... – сказал он после пятиминутного молчания.
– Ну... – сказала я, чтобы его как-то подбодрить. – О музыке? О их личной жизни? Может, сплетни какие-нибудь? Может, они наркотиками балуются?
– Ты что! – испугался редактор. – Какие наркотики! У нас медицинское издание!
– Ну, может, они чем-нибудь больны.
– Вот это хорошо! – обрадовался редактор. – Как мне самому в голову не пришло! Обязательно узнай, кто у них там чем болен! Шикарный получится материал! Просто шикарный!
– А как я пройду? – спросила я. – По пригласительному?
– Ровно в шесть в бюро пропусков будет лежать пропуск на твою фамилию.
Ровно в шесть я стояла в бюро пропусков. Вернее, висела. Впечатление было такое, что на концерт группы «Бонч-Бруевич в Разливе» не продано ни одного билета и все шесть тысяч человек, которые должны вечером заполнить зал, помещаются сейчас в бюро пропусков общей площадью четыре квадратных метра. Атмосфера в бюро сложилась теплая и доверительная. Меня, например, поддерживали с обеих сторон два дюжих молодца с татуировками на голых черепах.
– Не трусь, девушка! – сказали они и дохнули на меня крепким коньячным раствором. – Мы тебя не уроним!
И обещание сдержали.
Мы стояли насмерть. Прошло сорок минут, а мы продолжали стоять. Окошко время от времени открывалось, оттуда высовывался мясистый нос в треснувших очках и выкрикивал какую-нибудь фамилию. Наших фамилий никто не выкрикивал, и мы уже начали грустить. Я даже предложила молодым людям поднести меня поближе к окошку, чтобы узнать, в чем, собственно, дело. Они попытались. Только ничего у них не вышло. Те, впереди, тоже стояли насмерть.
Поодаль у дверей топталась группка женщин средних лет казахской национальности. Вели себя скромно, вперед не лезли, локтями не толкались, только все время что-то кричали в мобильный телефон. Судя по интонации, тоже хотели пропуск. Вдруг произошло какое-то движение, и в дверях появилась еще одна женщина казахской национальности и весьма энергичной наружности. У женщины были маленькие глазки и большие скулы. Знаете, есть такие лица – с какой точки ни взгляни, профиля не увидишь.
– Гульжан! – заорала женщина. – Вперед!
Гульжан выдвинулась вперед.
– Вы что, с ума сошли? Вы что тут стоите? – не унималась женщина. – Где пропуска?
– Нет пропусков! – крикнула Гульжан. – Не дали пропусков! С трех часов ждем!
Я похолодела. Но поразмыслить над тем, что ожидает лично меня, если Гульжан толчется здесь с трех часов дня, я не успела. Женщина уже тащила Гульжан к окошку, активно работая локтями и коленями.
– Фанфары уже отгремели, а они стоят! Просто безобразие! – бормотала женщина, протискиваясь мимо нас.
– Простите, пожалуйста! – прохрипела я. – Вот вы тут про фанфары... Это что за фанфары?
– Фанфары на награждение, – коротко бросила женщина.
– На награждение кого?
– Лучших из лучших.
– Лучших из лучших в чем? – продолжала я приставать.
– Господи, ну в чем, в чем! В соревновании, конечно, что тут непонятного! – с большим раздражением проговорила женщина. Я хотела было спросить, что это за соревнование такое, но она уже отвлеклась. – Нурали и Салтынбека пропустить без очереди! – крикнула она в конец очереди, продолжая биться за место у окошка.
И тут меня прорвало.
– Нет! – взревела я. – Нет! Нурали, черт с ним, пусть проходит! А Салтынбека не пропустим! Граждане! Поступим с Салтынбеком строго!
Граждане одобрительно загудели.
Дверь открылась, и на пороге появились Нурали с Салтынбеком. На плече у Салтынбека сидела маленькая Кызылкун в национальном наряде и островерхой шапочке с меховой опушкой и хвостиком белых перьев на макушке. Кызылкун хлопала в ладоши, кивала головкой и посылала нам улыбки и воздушные поцелуи.
Пришлось их пропустить.
Домой я попала после полуночи, чего нельзя сказать о концерте. На концерт я не попала вообще. К тому времени, когда мы с дюжими молодцами подползли к окошку, он уже закончился.
– Тебе звонили, – угрюмо буркнул Интеллектуал, выразительно посмотрев на часы.
– Кто?
Интеллектуал пожал плечами.
– Мужской голос, – наконец изрек он.
Я плюхнулась в постель и забылась тяжелым сном. Провалилась моя очередная попытка подзаработать. О, Кызылкун!
Сводный хор личного состава
комикс-шоу-балета «Огневушки-поскакушки»
исполняет песню «Идет бычок, качается»
Итак, Мурка лежала в постели, когда раздался телефонный звонок. Мурка нехотя сняла трубку.
– Н-да, – сказала она неприятным недовольным голосом.
И услышала в ответ совершенно замшевый баритон.
То, что баритон именно замшевый, а не бархатный, Мурка поняла сразу. Бархатные баритоны в корне отличаются от замшевых. То есть на первый взгляд они вроде бы одинаковые. Мягонькие такие, пушистые. Вот только замшевые голоса более шершавые и подкладка у них, знаете, такая жестковатая. Мурка сразу услышала, что в телефоне живет именно замшевый голос и этот голос твердо знает, что ему нужно. И встрепенулась. Ее всегда бодрило общение с уверенными мужчинами.
– Добрый день! – прошуршал голос. – Могу я поговорить с Мурой?
– Это я, – сказала Мурка, которую бабушка и пионервожатая в лагере учили всегда говорить правду.
– Ха! – сказал голос. – Прекрасно! Вас-то мне и надо!
– А вы кто? – грубо спросила Мурка, всегда прущая напролом.
– Я – художественный руководитель, – скромно, но гордо ответил голос.
– И чем же вы художественно руководите? – беззастенчиво напирала Мурка.
– Я художественно руковожу художественным коллективом. Под моим художественным руководством находится комикс-шоу-балет «Огневушки-поскакушки», состоящий из дам среднего возраста и внушительной комплекции. Хочу предложить вам участие в нашем шоу.
Последние слова насчет возраста и комплекции Мурке совсем не понравились, но она решила пока смолчать. До выяснения всех обстоятельств.
– А меня вы как нашли? – спросила она.
– Ха! – хмыкнул голос. Он, видимо, всегда говорил «ха!» в критические моменты. – Да о вас весь Питер говорит. В какое агентство ни приду девушек смотреть, всюду: «Мура-Мура-Мура!»
Мурка от удовольствия даже покраснела, перевернулась на живот и помахала в воздухе толстыми лапами. Ей всегда хотелось быть городской знаменитостью, потому что после городской славы можно плавно выходить на всероссийскую.
– И что хорошего обо мне говорят? – самодовольно промявкала она.
– Да ничего! – довольно хамским тоном брякнул голос. – Ничего хорошего о вас не говорят.
– То есть? – строго спросила Мурка.
– Ха! – сказал голос. – Хорошего ничего, но вот интересного – масса! А это, между прочим, для актрисы гораздо важнее.
И Мурка, совершенно размякшая от слова «актриса», тут же с ним согласилась. Правда, поинтересовалась, чем же она так задела модную питерскую общественность. Голос немножко помялся и сообщил, что модная питерская общественность без ума от Муркиного оранжевого начеса и шевелящегося животика. Мурка оглядела себя со всех сторон в зеркало, пошевелила животиком и решила, что питерская общественность совершенно права.
Так состоялось Муркино знакомство с Наглым Парнишей.
На встречу с Наглым Парнишей, который к тому времени еще не был Наглым Парнишей, вернее, он был им всегда, но мы об этом не знали, так как не были с ним знакомы, так вот, на встречу с Наглым Парнишей Мурка собиралась тщательнее обыкновенного. Она решила предстать перед ним в образе скромной, но боевитой труженицы, поэтому смыла с мордахи и волос весь боекомплект лакокрасочных изделий. Потом она начала выбирать подходящий туалет. Перебрав все свои тряпочки, на что ушел не один час, Мурка обнаружила на дне шкафа черный трикотажный костюм, связанный рисунком «лапша». Этот костюм Мурка когда-то запихнула в шкаф ногами в приступе нечеловеческой злости. Во время скитаний по агентствам ее случайно занесло на трикотажно-вязальную фабрику «На крючке», где как раз в тот момент требовались манекенщицы для демонстрации трикотажно-вязаных изделий. Фабрика эта существовала с 1929 года и когда-то носила имя Розы Люксембург. Правда, во время «оттепели» имя Розы Люксембург у нее отняли, потому что в порыве развенчания культа личности и всех других вместе взятых культов выяснилось, что с Розой Люксембург было не все в порядке. Нет, так-то все о'кей. И моральный облик, как говорится, на уровне, и прогрессивность воззрений не подкачала. Беда лишь в том, что Роза Люксембург оказалась слегка горбата и по этой причине выставлять ее в качестве флагмана отечественной трикотажной промышленности и примера для подражания советским гражданкам было не вполне комильфо. Итак, Розу убрали, а трикотажные изделия остались. Их не коснулся свежий ветер перемен. В том смысле, что их внешний облик практически не изменился с 1929 года. Вот в этот оазис модных тенденций и пришла наша Мура с предложением попользоваться ее знойным телом на предмет пропаганды кофточки вязаной типа «лапша». На трикотажной фабрике Мурку оглядели со всех сторон, пошептались, повздыхали и сообщили, что ни с какой стороны она им не подходит.
– Почему? – довольно-таки обиженным голосом спросила Мура.
– Видите ли, девушка, – интеллигентно ответил директор, который с Мурой знаком не был и не знал, что в таких случаях ее надо выбивать из помещения прямо ногами. – Наша фабрика изготавливает продукцию для пожилых полных женщин. Вы не подпадаете под наш контингент.
Мурка задумалась.
– То есть вы хотите сказать, что я не пожилая? – уточнила она, поскрипев всеми своими ржавыми винтиками.
– Нет, – вздохнул директор. – Не пожилая. А весьма даже молодая.
Этот взгляд на себя любимую Мурке понравился, так как в модельных агентствах ей наперебой внушали прямо противоположную точку зрения. Мурка не знала, что все в жизни относительно.
– Ага, – промолвила она довольно и облизнулась. – И стало быть, не полная?
– Ну... – замялся директор. – Как вам сказать... Я бы предложил другую формулировку.
– Какую? – настаивала Мурка.
– Я бы сказал, что на такую полноту мы не шьем. Понимаете, если бы мы шили на такую полноту, в стране бы закончились нитки.
С этим ответом директор сильно прогадал. Как известно, честность до добра не доводит. Мурка напряглась. Было видно, что она силится понять, о чем толкует директор, но никак не может в полной мере осознать сказанное. Наконец до Мурки дошел тайный смысл директорских слов, и она побагровела.
– Позвольте! – сказала Мурка неприятным голосом и начала затяжную склоку за свой вес.
Я не буду тут вам долго расписывать, что сказала директору Мурка и в каких выражениях ответил ей директор. В своем докладе я только отмечу, что она билась за каждый грамм, как Павлик Морозов за урожай. Она требовала от директора точной формулировки слова «полная» с отсылом к словарям Даля и Ожегова, а также разнарядки на поставку трикотажной нитки с учетом имеющихся на фабрике лекал для среднеарифметического размера пожилых полных россиянок. Директор не смог предоставить ни Даля, ни Ожегова, ни лекал. Он просто предложил ей немедленно очистить помещение и попытался вызвать охранников. Но она прижала его коленом к креслу, и он не смог дотянуться до красной кнопки. Тогда он переменил тактику. Сахарным голосом он попросил ее принять от фабрики маленький подарочек, так сказать, благодарность за плодотворное сотрудничество. Мурка ослабила хватку.
– Подарок? – задумчиво пробормотала она.
Директор воспользовался передышкой, выскользнул из-под Мурки и рванул в приемную. В приемной он полез в шкаф, вытащил оттуда свертки с неприкосновенным запасом трикотажных изделий, который держал на случай приезда высокого начальства, метнулся обратно в кабинет и всучил один сверток обалдевшей Мурке. После чего ласково, но твердо выставил ее вон.
Дома Мурка развернула сверток. Там оказался вышеозначенный черный вязаный костюм типа «бабушки, бабушки, бабушки-старушки, бабушки-старушки, ушки на макушке» – юбка «в пол» на бельевой резинке и глухая кофта с черными пластмассовыми пуговицами. Мурка взвыла и ногами запихнула костюмчик в шкаф.
И вот теперь она задумчиво вертела в руках этот шедевр дизайнерского искусства. «Пойдет!» – решила Мурка и начала натягивать юбку. Юбка натягивалась не очень охотно. Можно сказать, что она не натягивалась, а обтягивала. Она обтягивала Муркин животик вместе с бочками, и это Мурке не понравилось. Она закамуфлировала животик кофтой, прихорошилась и отправилась в путь.
Офис и репетиционная база комикс-шоу-балета «Огневушки-поскакушки» располагался в здании дома культуры овощной базы №32 Петроградского района. Впрочем, овощная база давно отошла в мир иной вместе с советской властью, а дом культуры остался. Последние пять лет его арендовал Наглый Парниша для своего художественного проекта. В голове у Наглого Парниши всегда находилось место для парочки-другой художественных проектов. Тут надо на минутку остановиться и пояснить, кто такой Наглый Парниша.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА НОМЕР ДЕСЯТЬ,
в которой дается исчерпывающая характеристика одной особи мужского пола
Наглый Парниша относился к весьма распространенному виду таких же наглых парниш, коих множество в наших широтах, а за их пределами еще больше. Типичный Наглый Парниша должен обладать необходимым набором отличительных видовых признаков. А именно: беззастенчивый голубой глаз, куртка-«косуха», циничная ухмылка, часы «Армейские», папиросы «Прима» и мотоцикл «Ява», замаскированный под «Харлей». Наглые Парниши имеют обыкновение называть женщин «пупсик» независимо от их возраста и в разговоре класть руку на плечо как бы в порыве интимной ласки. Еще они заглядывают в глаза. О, как они заглядывают в глаза! Короче, ведут себя так, будто ты единственная и неповторимая. Ты, натурально, растекаешься под этими руками и томными взглядами, при этом прекрасно понимая, что таких единственных и неповторимых у них вагон и маленькая тележка. Наш Наглый Парниша проделывал все это с блеском. И «Приму» курил, и часы «Армейские» заводил каждое утро, и на «Яве» гонял.
По профессии Наглый Парниша был театральным режиссером. На питерских подмостках он прославился благодаря своей смелой необузданной идее. Однажды он ставил пьесу Николая Васильевича Гоголя «Ревизор». В принципе Николай Васильевич Гоголь имеет право на неординарное прочтение и, думаю, не возражал бы против чего-нибудь эдакого, заковыристого, черт его знает какого, чтоб, значит, только плюнуть да перекреститься. Точно так же думал и Наглый Парниша, сидя в зале на режиссерском стуле и задумчиво глядя на сцену. А на сцене происходило вот что. «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» – вскричал то ли Городничий, то ли Хлестаков. Уже не помню. «Не верю!» – воскликнул Наглый Парниша, вскакивая с кресла. «Не верю!» – повторил он шепотом, и судьба театра была решена. Наглому Парнише пришла в голову мысль создать новый концептуальный театр правды жизни. «Вот вы, господин Городничий! – говорил он, вертя в пальцах пуговицу на городничьем мундире. Городничий вставал во фрунт и сильно напрягал лицевые мышцы, типа «я весь внимание». – Вот вы произносите реплику: «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» А где он? Где Тяпкин-Ляпкин, я вас спрашиваю? – Городничий пугался и пожимал плечами. – Нету Тяпкина-Ляпкина, – сам себе отвечал Наглый Парниша. – И быть не может! Потому что вместо Тяпкина-Ляпкина у нас по сцене болтается артист Завальнюк. Вам все ясно?» «Все! – рапортовал Городничий. – А что мне ясно?» «Ясно ли вам, любезный, что артист и персонаж должны носить одну фамилию? – И Наглый Парниша поворачивался к своему ассистенту Варваре Львовне. – А подать сюда немедленно артиста Тяпкина-Ляпкина на роль Тяпкина-Ляпкина!» «Да где ж я его возьму!» – чуть не плача отвечала Варвара Львовна. «А где хотите!» – отвечал жестокий.
Собственно, в этом и состояла художественная идея Наглого Парниши. Он считал, что артисты должны носить фамилию своих персонажей. Иначе совершенно невозможно добиться достоверности. И вы знаете, он нашел то, что искал. Он нашел артиста Бобчинского и артиста Добчинского. И артиста Хлестакова тоже нашел. Он нашел артиста Яичницу и артиста Землянику. Он объездил всю Армению в поисках артиста Гамлета и артистки Офелии. Не щадя ни себя, ни близких, он искал Андрея Болконского, Пьера Безухова и Наташу Ростову. Он нашел Офелию в Ереванском детском драматическом театре. Ей только что стукнуло 55 лет. Он нашел Джульетту в драмкружке ткацкой фабрики имени Луначарского. Она оказалась немножко беременной. Он нашел князя Болконского в передвижной труппе цирка-шапито. Тот выступал в аттракционе лилипутов. После долгих напряженных поисков на соревнованиях по тяжелой атлетике он нашел Акакия Акакиевича. Тот только что выжал штангу весом 150 кг.
Так началась новая эпоха в развитии русского театра. Наглый Парниша шел все дальше и дальше по пути эксперимента. Теперь он требовал от актеров точно следовать букве пьесы и на полном серьезе выполнять то, что автор набуровил понарошку. Он поставил пьесу Шекспира «Отелло» со сменным комплектом Дездемон. Похороны Дездемон осуществлялись за счет театра. Он заставил артистку Каренину уйти от мужа, которого та очень любила. До поезда, правда, дело не дошло, так как артистке Карениной пришлось лечь в неврологическую клинику. Артист Онегин, стреляя в артиста Ленского боевыми патронами, потерял сознание и был госпитализирован с диагнозом «коматозное состояние третьей степени на почве нервного стресса». Надо сказать, что артист Ленский в этой ситуации вел себя очень мужественно и сопровождал артиста Онегина до порога реанимации. Многие артисты стремились попасть в труппу Наглого Парниши и даже подделывали документы, чтобы, значит, поменять имя и фамилию на более подходящие. Но Наглый Парниша всегда выводил врунишек на чистую воду. Подделки он не терпел.
Вскоре Наглый Париниша написал фундаментальный труд «Правда жизни как форма эстетического самовыражения в традициях русского репертуарного театра» и издал его тиражом 100 тысяч экземпляров. Труд был переведен на 34 иностранных языка и стал главным учебником по теории режиссуры во всех театральных вузах мира. Появились последователи. Намечалось создание собственной школы. Толпы восторженных поклонников ночевали у касс театра. Но тут театральным экспериментом Наглого Парниши заинтересовались следственные органы. Я уж не знаю, кто ему стукнул, что на ближайший спектакль оперуполномоченный майор Ковальчук планирует привести группу захвата численностью 15 человек, но в антракте он сел на свою «Яву» и укатил, в туманную даль. Пять лет о нем не было ни слуху ни духу. Он отсиживался у тетушки в Самаре. А в этом году взял и нагло явился в Питер. И создал комикс-шоу-балет «Огневушки-поскакушки», где дамы бальзаковского возраста разыгрывали сюжеты русских народных сказок. В данный конкретный момент ему срочно требовалась актриса на роль Репки в одноименной сказке. Так он наткнулся на Мурку.
* * *
В кабинетик Наглого Парниши Мурка вошла, зазывно виляя бедрами. Ей все еще казалось, что она на кастинге по подбору моделей. Но Наглый Парниша быстро прекратил намечающийся стриптиз. Он просто указал ей на кресло, подсунул «Приму» и чиркнул размокшими спичками. Мурка развалилась в кресле, выставив животик, и закурила. Наглый Парниша пристально разглядывал ее. Примерно это он и ожидал увидеть, судя по рассказам, которые уже давно циркулировали по Питеру. Мурка, в свою очередь, тоже разглядывала Наглого Парнишу, сощурив глаза, чтобы лучше сфокусироваться. Он ей нравился. Ой, де-евочки! Он ей нра-авился! Мурка даже пожалела, что пятнадцать лет назад опрометчиво вышла второй раз замуж за Лесного Брата. Хотя Лесной Брат ей тоже нравился. Может быть, даже больше Наглого Парниши. «Вот если бы взять да принять закон о многомужестве!» – мечтала Мурка, разглядывая Наглого Парнишу. И тут же решила, что войдет в Государственную думу нового созыва с этим законопроектом. Но пока следовало заняться делами.
– Ну-с, – наконец промолвил Наглый Парниша. – Приступим.
– Приступим, – кивнула Мурка.
– Вы, конечно, знаете, что мы даем представления в детских садах и школах нашего славного города. Перед детишками выступаем, – сказал Наглый Парниша.
– Конечно, не знаю, – напряглась Мурка. Такого поворота дела она не ожидала. Детишки нашего славного города были ей мало интересны.
– Ну, вот я вам и говорю. Несем в детские массы драгоценные крупицы народного эпоса. «Колобок», «Курочку Рябу», «Репку», «Машу и медведей».
– «Теремок», – брякнула Мурка.
– «Теремок», – согласился Наглый Парниша, щелкнул пальцами, и на пороге появилась неизменная Варвара Львовна. – Варвара Львовна, голубушка, принесите, пожалуйста, костюмы к «Снегурочке», «Теремку» и «Репке».
– Все? – спросила Варвара Львовна.
– Нет, зачем же. Наша новая актриса, – тут Наглый Парниша выразительно посмотрел на Мурку, и та зарделась. Он знал, чем взять женщину. – Наша новая актриса Мура будет пробоваться на роль Снеговика, Петуха и Репки.
Через пять минут Варвара вернулась с костюмами.
Наглый Парниша взял двумя пальцами красную морковку и приставил к Муркиному носу. Мурка недовольно мотнула головой, и морковка свалилась на пол. Наглый Парниша тяжело вздохнул. Потом он взял двумя пальцами ведерко и пристроил на Муркину голову. Мурка недовольно дернулась, и ведерко тоже оказалось на полу. Наглый Парниша понял, что со Снеговиком дело не пойдет. Он выбрал из груды тряпья несколько разноцветных перьев и приставил к Муркиной попе. Мурка заверещала, что она им тут не павлин. Наглый Парниша понял, что с Петухом тоже конфуз. Тогда он взял зеленую ботву, искусно вырезанную из поролона, и приколол к Муркиным волосятам. И вы знаете, ботва Мурке понравилась. Она ей очень понравилась. Прелестным зеленым венчиком ботва стояла у нее на макушке и даже покачивалась в такт движениям. Мурка покружилась перед зеркалом, покачала головкой и дала свое добро на Репку.
– Придется померить основной элемент костюма, – сказала Варвара и вытащила на свет огромный желтый надувной шар.
В шаре было пять отверстий. Одно сверху – для головы, два посередине – для рук и два внизу – для ног. Мурке надлежало влезть в шар и просунуть в отверстия вышеозначенные части тела. Потом выйти на сцену, расставить ноги, растопырить руки и так стоять на протяжении всего спектакля. Бабка, дедка, внучка, Жучка, кошка и мышка должны были ходить вокруг и проделывать с ней различные манипуляции. А именно: посадку, прополку, полив, окучку и выкорчевку. Все это Наглый Парниша рассказал Мурке. В том смысле, что поставил художественную задачу. Однако задача в отличие от ботвы Мурке не понравилась. Она не желала стоять на сцене, растопырив руки, и подвергаться прополке и окучке. Она ткнула пальцем в желтый шар и грубо сказала:
– Вот этого не надо!
Но Наглый Парниша знал, что делать с заупрямившимися мурками. Он взял ее за руку и нежно заглянул в глаза. Потом поднес руку к губам и поцеловал указательный пальчик.
– Ну ладно! – пробурчала Мурка. – Так уж и быть!
И поплелась на сцену.
Начались изнурительные репетиции. Целыми днями Мурка стояла на сцене, растопырив руки и ноги, и зевала. Наглый Парниша в смысле работы оказался деспотом. Он добивался от Мурки не только полного внешнего, но и внутреннего слияния с персонажем. Он требовал, чтобы Мурка буквально перевоплотилась в Репку. Надо сказать, что, несмотря на все ее артистические способности, позволяющие ей пятнадцать последних лет манипулировать Лесным Братом, мной и Мышкой, задача оказалась Мурке не по зубам. Образ Репки никак не вырисовывался.
– Мура! – строго говорил Наглый Парниша. – Сколько можно повторять! Применяйте систему Станиславского! Что мы знаем о Репке? Как она жила до того, как попасть к бабке и дедке? Кто ее родители? Может, она пережила большое светлое чувство? Может, ее предал любимый человек? А дети? Есть ли у нее дети? Не было ли у нее в роду репрессированных?
– А я откуда знаю! – грубо отвечала Мурка.
– Ах, Мура, Мура! – недовольно качал головой Наглый Парниша. – Вы же сами должны придумать ей биографию! Ну, придумывайте!
Мурка морщила лоб.
– Это... – бормотала она. – Она подкидыш...
– Хорошо! – одобрительно кивал Наглый Парниша. – Дальше!
– Это... – бормотала Мурка. – В детском доме... того... ну, воспитывалась...
– Очень хорошо! – подбадривал Наглый Парниша.
– Это... лишения... того... испытывала... супу недоедала...
– Прекрасно! – кричал Наглый Парниша и всплескивал руками. – Ведь можете, когда хотите!
– И тогда она!.. Тогда она!.. Тогда она сварила суп из самой себя! Реповый! – орала Мурка, войдя в раж.
– А вот это уже неправда жизни! Не верю! – морщился Наглый Парниша. – Если она сварила суп из самой себя, кого же тогда посадили бабка и дедка?
– Да-а... – мямлила Мурка. – Это я недодумала.
И репетиции продолжались.
Тут надо сказать несколько слов о взаимоотношениях Мурки с творческим коллективом комикс-шоу-балета «Огневушки-поскакушки». Они были непростыми. Можно сказать, они были очень сложными. Творческий коллектив «Огневушек-поскакушек» как-то сразу невзлюбил нашу Муру. Причин этой ненависти могло быть несколько. Первая: наша Мура существо грубое и неотесанное. Хамит непрерывно. Не всем это нравится. Причина вторая. Наглый Парниша оказывал Муре недвусмысленные знаки внимания. А так как творческий коллектив состоял исключительно из дам бальзаковского возраста, то все эти дамы сильно ревновали Парнишу к Муре и не прощали ей бешеного успеха. Причина третья. Вытекает из второй. Состав труппы «Огневушек-поскакушек» был исключительно однородным. А именно: Зульфия Ахмедовна, бывший бухгалтер, 58 лет, Наталка, бывший освобожденный секретарь комсомольской организации агитпоезда «Целинник», 72 года, Вероника Евсеевна Пых, бывший массовик-затейник дома отдыха завода «Красный подшипник», 64 года. Собственно, этими личностями, чей бальзаковский возраст временами плавно перетекал в мафусаиловский, состав труппы исчерпывался. На эпизоды приглашали специальных звезд из областного кукольного театра. Теперь вы понимаете, почему Муру так невзлюбили.
Вели они себя безобразно. Ну то есть ужасно. Однажды сдули Муркин желтый шар, когда она находилась внутри. Шар облепил Мурку, и она чуть не задохнулась. Спасибо Парнише, который быстро сообразил, что к чему, притащил велосипедный насос и надул шар заново. Другой раз подстригли ее ботву, и Мурка стала походить на раздувшегося желтого ежа. Пришлось заказывать новую ботву в театральной мастерской.
