Текст книги "Терем желаний"

Автор книги: Ольга Сакредова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– В магазине, – наивно ответила Маша. – Случайно я увидела ее и подумала...

– Машенька, ты чудо! Волшебница!

Валера закрыл книгу, рассматривая суперобложку и подбирая для Маши восхищенные эпитеты, пока не увидел цену.

Восхищение иссякло.

– Она столько стоит? – Валера пристально посмотрел на девушку. Заметь он книгу в магазине, подумал бы, стоит ее брать или можно обойтись.

Маша неопределенно пожала плечами. Она давно уже привыкла, что ее страсть к книгам никто не разделяет.

– И все это ради моего удовольствия?!

– Почему удовольствия? – попыталась возмутиться Маша. – Для работы. Тебе нужна эта книга.

– Но не такой ценой! Мало того, что ты кормишь меня, да еще... У тебя хотя бы на хлеб остались деньги?

– Остались, – прошептала Маша, отворачиваясь, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

– Не обманывай меня, – строго предупредил Валера. Он положил книгу и притянул Машу за руку. – Хоть бы посоветовалась со мной.

– Много ты советовался, когда покупал платье, – обиженно сказала она прерывающимся голосом. – И я не спрашивала, сколько оно стоит. Наверняка дороже, чем книга.

– Сумасшедшая, – улыбнулся Валера. – Иди сюда, вытру твои слезы.

Маша наклонилась. Напряжение дня нашло выход в слезах, только бы не сорваться на рыдания.

– Я знаю, что она очень дорогая, – жаловалась Маша, В то время как Валера целовал ее лицо, губами иссушая слезы. – Я так хотела ее купить.., все ходила, смотрела на нее... Если б провалила экзамен, не купила бы...

Это судьба, с улыбкой подумал Валера. Наивная девочка, она не знает, что успех экзамена был предрешен, что, помимо книг, покупается еще многое и многое.

– Машенька... – Валера добрался до ее губ. Он нежно касался их, охватывал, мягко всасывал. Пальцы запутались в ее волосах, прижали голову к плечу.

– Тебе понравилась книга? – тихо спросила она.

– Любимая...

Он впился в теплые губы, язык жадно и настойчиво проник вглубь, сплелся с ее языком. Долго сдерживаемая сила прорвалась, требуя, даря, впитывая и наслаждаясь. Маша еще ждала подтверждения, что не зря решилась на покупку, а Валера забыл о книге, об экзамене, о докторах и костылях, в сознании были только Маша да боль, мешавшая уложить ее под себя. Как он хотел почувствовать ее! Ему достались только ее губы да рука, слабо упирающаяся в его плечо. И Валера пил их, как живительный источник, проникал языком в сладостное пространство ее рта, гладил ровные зубы, нежное небо, играл с ее языком. Маша всхлипнула, и он глухо застонал, но не отпустил ее. Задыхаясь от волнения и силы его руки, прижавшей лицо к лицу. Маша попробовала отстраниться. Валера прервал поцелуй и прижал ее голову к подушке рядом со своей.

– Машенька, родная...

Он слышал, как она тяжело дышит, воображение дорисовывало вздымающуюся грудь, но туго забинтованные ребра не могли реально ощутить взаимность нарождающейся страсти.

– Машенька, расслабься. – Валера поцеловал ее волосы, щеку, висок, не ослабляя руки. – Устраивайся, как тебе удобно.

– Тебе будет тяжело, – забеспокоилась она в ответ.

– Мне тяжело без тебя. Когда ты приходишь, я не могу поцеловать тебя или коснуться. Мне было очень тяжело, когда ты покинула меня. Хотелось умереть.

Валера повернул ее лицо к себе, и вновь наступила тишина, нарушаемая тихими стонами и неровным дыханием.

Долгожданный покой снизошел на нее. Она и не подозревала, как сильно соскучилась по его ласкам, его телу и теплу.

Больше месяца Маша подавляла в себе тоску по Валере и не позволяла предаваться фантазиям, которым не суждено сбыться. Но в эту минуту тревоги растворились, как туман на солнце, терзавшая ее горечь расставания бесследно исчезла, весь мир замкнулся на Валере, его губах, словах, признаниях. Здесь ее место, и, пока он был рядом, Маша захлебывалась бурлящей в ней радостью.

– Маша, я хочу, чтобы мы начали все сначала, чтобы не было ссор и непонимания. – Валера говорил быстро и тихо, чтобы Маша не могла перебить его, отдав все внимание слуху. – Я уже другой, Маша, я многое понял и прочувствовал, и я не могу Потерять тебя.

Валера вспомнил о своем падении. Теперь он понял, почему разжались пальцы, почему не сработал инстинкт самосохранения и он не увернулся от удара, не попытался поймать холодные трубы. Уход Маши снизил природный рефлекс самосохранения до нуля. Он вспомнил Машин рассказ, и казалось, он мог понять ее состояние – не просто нежелание жить, а полная, абсолютная апатия и равнодушие к себе.

Он и сейчас согласился бы на смерть, но ту смерть, которую видел в Машиных объятиях. Машиной любви. Теперь она не пугала его, важнее, чтобы Маша была рядом, как тогда, касалась, любила, возносила на грань жизни и смерти. Как тогда.

– Маш, ты согласна? Я ничем не обижу тебя, никогда не скажу то, что ты не захочешь слышать, не попрошу больше, чем ты захочешь дать. Давай попробуем, Маш...

– Почему сначала? – задумчиво проговорила Маша. Она смаковала в себе сказанное Валерой, его слова плавили ее жаром и наполняли новой силой. Начало уже было. Это неинтересно и долго. – Она подняла лукавые глаза. Почему бы нам не продолжить?

Валера моментально откликнулся на предложение новым долгим поцелуем. Слова Маши огнем разожгли его плоть. Почти два месяца он мучился от недостатка ласки, сдерживал внезапные порывы. Именно этим он объяснял вспышки дикой ревности и неуравновешенного поведения. Но и сейчас стало только хуже: вот она – рядом, а он не может любить ее так, как ему хочется. Валера сделал попытку повернуться и застонал от боли. Вмиг нежные слабые руки обрели силу, и он оказался прижатым к постели.

– Валера, – предупредила, как будто позвала, Маша. Шея затекла от силы его руки, но не это ее волновало. – Лежи спокойно.

Он снова утопил ее лицо в подушку, прижался щекой к волосам. Он тщетно пытался взять себя в руки. Его лихорадило от страсти. Только обещание не идти против ее воли да заживающие переломы удерживали его. И боязнь, что он не сможет довести дело до конца.

– Маш, знаешь, что я хочу?

– Что?

Она повернула голову набок, ее губы коснулись его шеи там, где она переходила в плечо.

– Ребенка, – тихо прошептал Валера и замолчал в ожидании Машиной реакции. Маша тоже молчала, и он продолжил:

– Девочку. Красивую милую баловницу. Я б ее холил, играл с ней, жалел, когда она плачет. И чтоб она меня любила. И была похожа на тебя.

Маша долго молчала и наконец предрекла:

– Девочка должна походить на отца, тогда она будет счастлива.

– Тогда две девочки, – коротко хохотнул Валера.

– Что, сейчас? Не получится, – приняла шутливый тон Маша.

Валера затронул слишком больную для нее тему, а она, смакуя радость и покой настоящего момента, боялась загадывать на будущее.

Валера тоже чувствовал себя не лучшим образом. Опасность утратить мужские способности стала навязчивой мыслью, а после разговора с Леной, после того, как он увидел ее, Валера содрогался при мысли, что его любовь никогда не принесет плоды. И эта скрытая боязнь заставила его сказать вслух о ставшем заветным желании. Поэтому когда Маша ответила шуткой, Валера мысленно возблагодарил ее и принял тон ее голоса:

– У нас есть время.., до одиннадцати.

– А мне говорили, что детей вынашивают девять месяцев.

– Но должна быть точка отсчета? – с хитрецой настаивал он. – Чем плох этот день?

– Тем, что, пока я тебя размотаю, пройдут все желания.

Валера пристально посмотрел Маше в глаза:

– А они у тебя есть?

– Подумай о том, что у твоих детей должен быть здоровый отец.

Опять она ушла от ответа и невольно натолкнула его на больной вопрос, с которым он так старался разделаться. Будет ли он отцом когда-нибудь?

За дверью послышались голоса, в коридоре кто-то спорил. Маша оттолкнулась, чтобы выпрямиться, но Валера не пустил ее.

– Сюда идут.

– Это не к нам, – решительно ответил он. Маша пыталась выскользнуть из его рук.

– Валера, ты сломаешь мне шею, – пригрозила она. – Отпусти, дай передохнуть.

Он нехотя расслабил руки, не удерживая, но и не отпуская. После некоторых усилий Маша села и потянулась, разминая затекшие мышцы спины. Грудь выпятилась небольшими полусферами, и в Валере вновь заговорила коварная плоть.

– Сделай так еще раз. – Несмотря на невозможность сделать с Машей все, что он хочет, Валера радовался реакции своего тела – значит, не все еще потеряно.

– Как?

– Так! – Он значительно вперил взгляд на ее грудь. Маша покраснела, но захихикала вместе с Валерой.

Дверь в палату открылась, и она едва успела перескочить с кровати на стул, однако Валера крепко держал ее за руку.

– Привет, Валерик! – раздался с порога звонкий голос.

Маша не обернулась, борясь с горящим румянцем на щеках и моля Бога хоть на минуту задержать визитершу за ее спиной. Красные от недавних слез глаза тоже не украшали ее лицо.

Валера тревожно посмотрел на Машу и перевел взгляд на посетительницу. В этот момент он меньше всего ожидал увидеть здесь Наташу.

– Прекрасно устроился. – Наташа обвела взглядом комнату, указала на пустующие койки. – И здесь для тебя персональный сервис.

Она подошла к Валере, склонилась для поцелуя, он устало или обиженно отвернулся. Но Наташа не растерялась, она привыкла быть с Валерой инициатором – иначе как сдвинуть с места этих тупых мужчин? Сочными алыми губами она надолго приложилась к его губам. Когда Валера отвернулся снова, ускользая от ее поцелуя – хватит! – Наташа выпрямилась и посмотрела на бледную, с распахнутыми зелеными глазами Машу.

– Здравствуйте! – ослепительно улыбнулась она, будто ничего не произошло.

– Здравствуйте, – тихо повторила потерянная Маша. Наташа не слышала ее. Оглянувшись в поисках стула и не найдя его, она села на край кровати и оптимистично заговорила:

– Хорошо здесь, тихо. Никто не дергает, не то что у меня в салоне.

– Не назвал бы это место домом отдыха, – сухо ответил Валера. – Как ты решила зайти?

– Я ничего не знала. – Наташа гордо вскинула голову, оскорбленная вопросом. – Мы ведь, – она мельком взглянула на постороннюю, – поспорили в последнюю встречу. Ты очень обидел меня и теперь предъявляешь претензии. Я ждала твоих извинений, – выразительно закончила Наташа, уверенная в правильности своего поведения и слов.

– Мне не за что извиняться.

– Это ты так считаешь. Впрочем, – смягчила она тон, – ты никогда не просил прощения за то, что я терпела твоих пассий. Только Лиля почему-то звонила мне, а не им. Странно, не правда ли? И что-то не видно здесь толпы твоих бывших поклонниц.

Голос Наташи не был осуждающим, скорее это походило на шутливую свару, чтобы заполнить тишину или растормошить больного. От красивой, безупречно одетой, ухоженной с ног до головы женщины веяло энергией и силой жизни. Ничто не собьет ее с ног. Улыбчивая фортуна сопутствовала своей любимице, прокладывая ей путь во всем, чего бы ни пожелала Наташа, и она легкой уверенной поступью шагала по жизни и бодро жонглировала интимными прегрешениями своего жениха.

Валера же, наоборот, говорил медленно, равнодушно, как будто делал одолжение поддержанием беседы. Его упреки звучали вяло и безжизненно, только пальцы крепче сжимали кисть Маши, и вовсе безмолвствующей.

– Сестра говорила, что звонила, хотя я и не просил. Странно, что ты забыла об обиде.

– Не будь капризным, дорогой, – мило улыбнулась Наташа, – ничего страшного не случилось, ты ведь не умер с голоду...

– Твоими молитвами, – ехидно вставил Валера.

– Я уверена, что тетя Клава кормила не только тебя, но и весь персонал отделения.

– Ты подсчитываешь убытки или радуешься?

– Прекрати паясничать. – Улыбка сошла с Наташиного лица. – И отпусти руку девушки.

Валера повернулся к Маше, еще сильнее сжимая ее запястье и пристально рассматривая свои пальцы на ее руке. Маша резко отвела глаза от измазанного губной помадой мужского лица. Чисто женский атрибут красоты нес в себе что-то непристойное и отвратное. Маше стало стыдно за Валеру, за себя, за цинично-злорадную атмосферу в палате.

– Я пойду, – прошептала она, боясь нарушить тишину. Она встала, но Валера прижал к кровати ее пальцы, и Маше пришлось снова сесть.

– Тебе не надо уходить. Наташа недолго будет здесь.

– Хорош прием! – весело воскликнула Наташа и миролюбиво улыбнулась Маше. Ему нельзя верить. Уж я знаю, какой это ветреник. Он забудет вас, как только увидит очередную юбку. Не знаю, как у меня хватает характера прощать его каждый раз и каждый раз выслушивать чувственные жалобы! – И с наигранной строгостью она обратилась к Валере:

– Не задерживай работника, ее ждут другие больные.

Вот как?! Маша стала пунцовой от возмущения и стыда. Можно было раньше догадаться, кто эта женщина. Значит, такая она – невеста Валеры. Но, глядя на нее. Маша забывала о бестактности и цинизме и невольно соглашалась с тем, что они – оба красивые, уверенные, горделиво-надменные – подходят друг другу. Два человека из одного круга общения, с одинаково большими требованиями к жизни и небрежные с людьми, которых считают ниже себя. Может, Маша и явилась исключением для Валеры, но Наташа – как трудно произнести ее имя! – права: это ненадолго. Его любовь? Но что она? Поэты, о которых так возвышенно и педантично говорил Глеб Станиславович, сравнивали ее с метеоритом. Нет, она больше походит на огонь спички – слишком короткий всполох, а если попытаешься продлить, пальцы обжигает. И в результате остается боль.

Маша дернула на себя руку, но Валера был сильнее.

– Хватит! – разозлился он. – Спасибо, что проведала.

– Что с тобой? – удивилась Наташа. – Я пошутила, а ты злишься. И отпусти девушку, смотри: она уже плачет от боли.

Маша выкручивала руку, освобождаясь от цепких пальцев.

– Маша! – Валера взглядом продолжил просьбу остаться, он слегка разжал пальцы, но не выпускал ее руки.

– У вас.., лицо в помаде.

– Черт! – взбесился Валера, уничтожая глазами Наташу. Он отпустил Машу и стал рьяно тереть ладонью губы и щеки.

Маша взяла сумочку и встала.

– До свидания, – обратилась она к Наташе и, не взглянув на Валеру, пошла к двери.

– Маша! – Валера приподнял голову в надежде остановить ее.

Она обернулась, на миг замерла; в навернувшихся на глаза слезах переливались отчаяние и боль, тоска и безысходность.

– Маша, подожди, – попросил Валера. – Останься, я не все сказал тебе.

– Я уже знаю.

– Маша!..

Она медленно перевела взгляд на далекую-далекую точку за окном, задумалась о чем-то своем, глаза высохли и стали пустыми.

– Графиня утонула, – прошептала она и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

– О чем это она? – Наташа удивленно посмотрела на Валеру, ожидая его объяснений.

– Маша!!! – во весь голос закричал Валера. Он обернулся к Наташе. Останови ее! Верни ее! – И снова прокричал ее имя. – Не дай ей уйти!

Чертова графиня! Опять она ворвалась в его и Машину жизнь! Валера отлично понимал, что о нем может подумать Маша, но что она может сотворить с собой?.. Почему она всегда говорила о графине так, словно приберегала для себя выход из трудной ситуации? И теперь вспомнила о ней. У Валеры волосы дыбом встали, когда он подумал о последствиях. Нет уж, он не допустит никакой графини!

Он рывком сел на кровати, скинул ноги на пол.

Нестерпимая боль перерезала позвоночник пополам, и Валера навзничь повалился поверх одеяла без сознания.

Когда Валера открыл глаза, над ним стоял молодой доктор и медсестра поправляла на нем одеяло.

– Где Маша? – хрипло спросил Валера.

– Все ушли. – Низкий бас доктора не вязался с его высокой худой фигурой. Если вы еще раз устроите подобное, я ни за что не поручусь, – строго сказал он и пошел к выходу, бросив через плечо:

– Дайте ему снотворное.

Глава 14

Выход из больницы задержался на месяц. Доктор забрал костыли, заставив Валеру проваляться в постели еще неделю. Гипс сняли, только на спине осталась шина. Валера не упоминал о Наташе, никому не сказал о ее визите. Лишь Олега попросил зайти в библиотеку около его дома.

– Я боюсь за Машу, – признался он. – Она может сделать что угодно. И мне она сказала... Зайди, Олег. Ничего не говори, только убедись, что она.., жива.

– Добро. Так она работает в библиотеке? А я-то расписывал пользу медицины. Ты когда-то говорил, что она медсестра.

– Не знаю. По-моему, я вообще не говорил с тобой о ней. Олег, ты зайдешь?

– Сказал же! – Олег терпеть не мог, когда ему не доверяли.

– И потом приедешь сюда, расскажешь. Олег выполнил просьбу; в тот же день он вернулся в больницу и сообщил, что Маша жива, здорова и мило улыбается.

– Ты с ней разговаривал?

– А как же! Надо ж внести ясность в ее профессию.

– Тебе-то зачем?

– Чтобы знать, – удивился Олег странному вопросу. – Я обещал Лизу привести. Как они похожи – на удивление!

– И Маша согласилась?

– Сразу и бесповоротно, – твердо ответил Олег. – Зачем ты скрывал ее от нас, не пойму.

– Она сама не хотела.

– Врешь, парень. Машутка свободно общается с такими людьми, что тебе и не снилось. Пока я был в библиотеке, многое увидел. А Маша – так она просто жить не может без общения.

– Значит, она уже Машутка? – вслух подумал о своем Валера.

– Это я с тобой смелый, – с улыбкой признался Олег. – Черт! Никогда не думал, что буду разговаривать на вы с такой малявкой.

– Ладно, спасибо, что зашел.

Спустя несколько дней Вера спросила о Маше.

– Она занята, – ответил Валера, не развивая тему. Больше о Маше не говорили. Валера сходил с ума, думая о ней, снова и снова вспоминал бессмысленный и злобный разговор с Наташей. Что же заставило Машу уйти да еще вспомнить о графине? Валера забыл о легенде, которую сам рассказал, а Маша не забыла. В день выписки к Валере пришел один Олег.

– У моих родственников не нашлось времени? – недовольно спросил Валера.

– Они не говорили тебе. – Олег подождал, пока Валера застегнет куртку, и заставил его сесть. – Дело в том, что у Виталика инсульт.

– Отец? – Спина заныла от боли, холод пробежал по костям и застрял в сросшихся переломах.

– Он месяц как в больнице. Мать и Лиля дежурят там.

– А врачи что говорят? – Язык плохо слушался, Валера тупо соображал, о чем спрашивал.

– Лиля рассказала Клаве о Маше, – продолжил Олег, не расслышав Валеру. Некрасиво получается, но они надеялись на нее, поэтому не заходили к тебе. Лиза помогает им, но, сам знаешь, надо и передохнуть. Клава совсем с лица сошла.

– Да, конечно. – Валера опустил голову.

– А что Маша, приходила?

Валера отрицательно покачал головой.

– Давай заедем к отцу, – попросил он.

– Куда тебе! – возмутился Олег. – Сам еле на ногах стоишь. Идем, машина ждет.

Какая машина, вяло думал Валера. Сколько раз он воображал, что его встретят Маша и Мэри. Как глупо все получилось! И противно. Черт принес Натали в самый неподходящий момент и с похабными шутками. И не моргнув глазом она разрушила то, чего он добивался долгие месяцы. Вечно она ломает ему жизнь, стерва!

На улице Валера оторопел и бросил исподлобья на Олега злобный взгляд.

– Зачем она здесь? Тот пожал плечами:

– Сама предложила подвезти, я и согласился. Наташа открыла дверь в машине.

– Привет, дорогой – В ее голосе звенел ироничный холодок.

За последний месяц после посещения Валеры она успела подумать и прийти к выводу, что не быть ей Балериной женой. Злоба и неприязнь, с какими он принял ее, отнюдь не оправдывались болезнью. А отчаяние, с каким Валера звал Машу, на многое открывало глаза. Наташа не хотела – сама судьба отомстила за долгое и напрасное ожидание. Разумом она жалела об инциденте в больнице, но в душе, несмотря ни на что, радовалась: он получил по заслугам, и эта шлюшка будет знать, как зариться на чужих мужиков.

Но в вопросе о замужестве немалую роль сыграла и травма Валеры. Наташа здраво рассудила, что ни за какие деньги не согласится угробить жизнь на мужа-инвалида. Да и будут ли деньги? Сейчас Олег цацкается с Валерой, но придет время, и его аккуратненько уберут из фирмы. Работник он никакой, и придется еще обеспечивать мужа средствами. Нет, не для Наташи такая жизнь.

Остается маленький штрих – отдать долг – и посмотреть на бывшего Казанову, оставшегося в одиночестве и забвении, чтобы расстаться навсегда. Ее уж точно винить нельзя, она достаточно натерпелась от Валеры. А если и искала утешения с другими, то он этого не видел, а значит, других и не было вовсе. Да и не ему судить о верности. По заслугам и награда.

Впервые Валера воспользовался лифтом. Для него было удовольствием взбегать на третий этаж по лестничным пролетам. Теперь же несколько ступенек до лифта дались с большим трудом.

В коридоре он заметил ключи от машины, значит, Маша заходила сюда.

Валера устроился на диване, подложив подушку под спину. Олег ушел в кухню сварить кофе. Приятно вернуться домой! Валера не предполагал, что будет скучать по этой пустой комнате. Немного отвык от ее нетрадиционности и криво улыбнулся, вспомнив, что когда-то Маша назвала ее комнатой возможностей. И в который раз он не смог ими воспользоваться. Все против него.

Наташа стояла у окна. Пустая комната уже не навевала мыслей об устройстве, скорее напоминала об убогости хозяина. Она уже знала об инсульте Валериного отца и искренне жалела тетю Клаву и Лилю, которым теперь придется содержать двух здоровенных и ни к чему не пригодных мужиков.

– Купил бы мебель, пока есть возможность, – вырвалось у нее непроизвольно, – Ты еще не вышла замуж? – Валера пропустил мимо ушей совет о мебели, отметив про себя последние слова Наташи.

– Хочешь сделать мне предложение? – не растерялась она.

Наташа не исключала попытку с его стороны. В конце концов, Валера всегда возвращался к ней. Он привык к тому, что Наташа прощала его любовные приключения ради будущего замужества. Он был слишком самонадеян, но не теперь, когда не в состоянии обслужить себя сам.

– Завидный я жених, правда? – Валера грозно оскалился. – И возможностей хватит разве что на мебель. Так что? Не пропало желание стать моей суженой?

Над кем он издевается – над собой или над Наташей?

– Однажды я сказала тебе, что всему есть предел и моему терпению тоже. Ты опоздал, Валера. Я приняла предложение другого мужчины.

– И в больницу приходила, чтобы известить меня об этом, – то ли спросил, то ли сказал Валера.

– Нет, – против воли стала оправдываться Наташа. – Это произошло позже.

– Следовало догадаться самому, – саркастично заметил он.

– Я не виновата! – возмутилась она. – Я всегда была с тобой честна и прощала все твои выходки.

– Я тоже прощал, – спокойно ответил Валера. – Разница только в том, что я не упоминал твоих поклонников. Мне это было неинтересно.

Наташа побагровела от злости. Ему ли обвинять?!

– Ты ничего не знаешь. Меня не в чем упрекнуть! Жалостливые укоры больного не состоялись. Сидя с прямой спиной, как повелитель на троне, Валера хладнокровно доводил Наташу до бешенства.

– Я раньше не упрекал тебя, теперь и вовсе это не моя забота. Жаль только мужа твоего, если он станет таковым.

– Себя пожалей! – взвизгнула она. – Кому ты теперь нужен?

Вошел Олег с чашками на подносе и недобрым взглядом уставился на Наташу.

– Ты думаешь, о чем говоришь? – угрожающе спросил он. – Придержи язык, мадам.

– Вот и возись со своим дружком! – Наташа выхватила из сумки пакет, швырнула его на диван. – Больше я ничего тебе не должна. И скажи своей сестре, чтобы не звонила мне.

Она выскочила из комнаты, через минуту дверь с грохотом захлопнулась.

– Ты тоже хорош, – пробурчал Олег, подавая Валере чашку. – Чего взъелся на нее?

– Тошно мне, – пожаловался Валера. – Эта мерзавка такое наговорила Маше, так расписала меня...

– Поэтому она и перестала навещать, – понял Олег. – Но ведь и ты рассказывал Маше о ней.

– Даже имени не упоминал. Как Маша узнала? Когда они встретились. Маша не удивилась, не спросила, кто она, словно знала давно.

– Она и знала, – подтвердил Олег и сам удивился. – Интересно получается знала и все равно навещала тебя. Надеялась, что Наташа откажется?

– Нет. – Валера покачал головой. – Она как-то сказала, что не станет на дороге другой женщины. Кто мог подумать, что они увидятся? Наташа вела себя как оскорбленная жена – нагло, бесцеремонно.

– Да, дела... – задумался Олег. – И что ты намерен делать?

– Откуда я знаю! – раздражился Валера. – Кому нужен инвалид? – невольно повторил он слова Наташи.

– Замолчи, парень, – строго предупредил Олег.

– Я шагу не могу ступить без посторонней помощи, – сердился Валера. – Что мне, давить на Машину жалость? Достаточно она жалела меня. Жалела и не любила.

Последние слова он сказал тихо, почти про себя. Закрыв глаза, откинув голову на спинку дивана, он вспомнил давние встречи с Машей. Со дня их знакомства он один боролся за взаимность, Маша только уступала, но сама оставалась пассивной. Ее воля проявлялась лишь в готовности порвать отношения. Она не выясняла причины, не требовала объяснений, она просто уходила, исчезала, безропотно предоставляя воображаемой сопернице властвовать в жизни Валеры. Это он, привыкший к успеху у женщин, к их открытому стремлению за его внимание и выбор, обижался на Машу за покорность и равнодушие.

Неужели она оставалась равнодушной к его любви? И та радость и счастье, которые испытывал Валера, не трогали ее сердце?

Валера окончательно запутался в своих мыслях, он был не в состоянии разобраться в Маше.

***

Декабрь выдался холодным. Коля как напророчил гололед. Днем подтаивало, на дорогах машины месили слякоть, но за ночь все снова покрывалось коркой льда, и резкий ветер полировал поверхность до блеска.

Валера постепенно увеличивал нагрузки лечебной гимнастики, но выйти на улицу в гололедицу не решался. К тому же ноющая боль в суставах и особенно в позвоночнике не проходила, смешавшись с тоской о Маше. Как-то, не выдержав, Валера позвонил в библиотеку. Голос Маши показался ему безжизненным и глухим, но по-прежнему ровным и спокойным.

– Маша... – после долгого молчания позвал Валера. Наступила короткая пауза раздумий, потом она сказала:

– Я не должна.

– Что не должна? – не понял он, но трубка уже коротко гудела.

Наконец потеплело. После двухнедельного затворничества Валера вышел из дому.

За столом сидела заведующая. Маши не было видно.

Пробормотав что-то о журналах, Валера направился в читальный зал.

Увидеть бы ее. Хотя бы голос ее услышать... Пальцы переворачивали страницы журнала, а глаза не видели ничего, напряженный слух улавливал чужие голоса за спиной в безотчетной надежде услышать один – ее голос.

– Здравствуйте, юноша! – Глеб Станиславович улыбнулся Валере и сел за стол рядом с ним. – Давно мы не виделись. – Он посмотрел на костыли. – Машенька говорила, что с вами случилось несчастье. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хромаю потихоньку. А Маши нет на работе сегодня, вы не знаете разве?

– И вам она ничего не сказала, – посочувствовал профессор. – Все скрытничает барышня. Я тоже пришел повидать ее, да Елена Николаевна сообщила, что Машенька взяла отпуск. Я-то надеялся, что она с нетерпением ждет рецензии, а она – отпуск.

– Надолго? – насторожился Валера.

– Как положено, – вздохнул Глеб Станиславович. – Вы удостоились чтения ее рукописи? Валера удивленно поднял брови:

– Что за рукопись?

– Любопытная вещица. – В глазах старика появились искорки. – Маша обронила фразу о вашем участии в ее работе, поэтому я спросил.

– Участии в чем? – недоумевал Валера. – Что за работа?

– Вы знаете, что Маша писала стихи? – Валера кивнул, и профессор продолжил:

– Она была моей лучшей ученицей в университете. Иногда мне казалось, что я говорю с Цветаевой или Ахматовой. К сведению, последней я был представлен и несколько раз имел честь беседовать. Женщина – королева. Позже Машенька напоминала Анну Андреевну манерами, но, к сожалению, перестала писать стихи. Вы их читали?

Валера отрицательно замотал головой. Маша рассказывала, почему бросила поэзию, и Валера старался не возвращать ее к памяти прошлого.

– Маша дала вам новые стихи? – предположил он.

– Если бы, – улыбнулся профессор. – Я долго уговаривал ее не губить талант. И вот не далее как на прошлой неделе она попросила прочесть. – Глеб Станиславович достал папку, положил ее на стол и накрыл ладонью. – Конечно, это первая попытка и не все тут гладко, но сюжет привел меня, старика, в растерянность. Я не предполагал, что у молодой девушки могут появиться такие мысли.

Валера не отводил глаз от сухой морщинистой ладони на папке.

– Что же изменилось?

– Я и хотел об этом поговорить с Машей, – ответил Глеб Станиславович. – Ее работа заставила меня задуматься о простой, но удивительной вещи. Всю жизнь я преподавал студентам литературу, изучал поэзию романтичных восемнадцатого и девятнадцатого веков, старался молодым привить вкус к великим и не очень великим поэтам. И все они писали о любви... Валерий Витальевич, можно мне задать нескромный вопрос? – Валера кивнул. – Вы признавались когда-нибудь в любви?

Его глаза затравленно остановились.

Да! Он тысячу раз признавался! Помыслами, желаниями, жестами, словами.

ТЕРПЕНИЕМ!

И ОЖИДАНИЕМ.

– Простите, Валерий...

– Признавался. – Валера заставил себя посмотреть на Глеба Станиславовича.

Взгляд профессора светился лукавством и любопытством, но огонек в нем потух, он сухо кашлянул и опустил глаза на рукопись.

– Простите еще раз, – печально сказал он. После недолгого размышления он продолжил:

– А я не удосужился. С супругой моей, Прасковьей Петровной, мы прожили душа в душу сорок девять лет. Пять месяцев она не дожила до золотого юбилея, умерла – земля ей пухом. А я ни разу не сказал ей о своей любви. Сын наш единственный, Андрей, погиб на фронте, под Минском. Я и тогда не признался. Жизнь посвятил любовной лирике, а сам не догадался произнести таких простых и нужных слов. Теперь я вспоминаю: в молодости Прасковья Петровна часто говорила, что любит и обожает меня. Я все списывал на ее легкомыслие, уж щебетушкой она была. А потом перестала говорить – после того как получили мы похоронку. Порой я ловил ее вопросительно-задумчивый взгляд и не понимал, чего она ждет.

Теперь понял. Молчанием своим мы губим души близких и дорогих нам людей. Молчание порождает неуверенность и страх, а страх, в свою очередь, вызывает стремление подавлять чувства, способные лишить человека уверенности в себе. Он пытается искоренить в себе уязвимость и слабость. И что остается? А остается так называемое хладнокровие, а проще говоря, равнодушие и безразличие. Но мы-то с вами знаем, что нет страшнее безразличного человека. Равнодушие губит нас, а мы трусливо молчим, боясь произнести добрые, нежные слова. Боимся, что нас заподозрят в слабости. Как будто мы не потомки Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Тютчева и многих, многих... – Голос профессора стал тихим. Дрожащие сухощавые пальцы, словно паучьи ножки, гладили папку, осторожно прощупывая ее углы. – Многих, – обреченно закончил он.

Валера отвлекся от своих дум и внимательно слушал Глеба Станиславовича. Теперь он знал, почему Маша благоговела перед учителем, и жалел, что не смог послушать его лекций.