Текст книги "Терем желаний"

Автор книги: Ольга Сакредова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Маша замерла с протянутым яблоком, потом молча подошла к пожилому мужчине.

– Угощайтесь. – Она подала на раскрытой ладони яблоко.

– Спасибо, не надо, – смутился больной.

– Пожалуйста, – мягко настаивала девушка. – Берите.

Он взял предложенное угощение, и Маша повернулась к Валере. Тот отвел глаза.

– Мне надо идти, – неслышно вздохнула Маша. – Доктор разрешил только на пять минут.

– Как ты узнала? – спросил Валера. Она страдальчески смотрела на перебинтованный торс Валеры, руку в гипсе, лежащую поверх одеяла.

– Лиля заходила, – тихо ответила она. – Принесла книги.

– И разболтала, – угрюмо резюмировал Валера. – Заботливая сестрица!

Маша виновато опустила голову.

– Мне пора. Можно я еще приду к тебе? Он устало закрыл глаза и ничего не ответил.

– Я пойду? – напомнила о себе Маша. – До свидания.

– До свидания, Маруся, – быстро откликнулся Коля. – Не забывайте нас. Знаете, приходите завтра вечером. Здесь будет молоденький доктор, я познакомлю вас.

Он весело подмигнул Маше, украдкой скосив глаза на Валеру.

– Спасибо. – Маша тоже посмотрела на него. – Я приду.

Доктор был молодым, он обладал уступчивым характером и не слишком строго поддерживался больничного режима, полагаясь на сознательность больных. Кроме него, Маша подружилась с одной из медсестер и взамен на книги – о любви! договорилась о вечерних посещениях больницы.

Теперь Маша работала во вторую смену и появлялась в палате после вечернего обхода врачей, засиживаясь там допоздна. Сверхобщительный Коля усердно развлекал вечернюю посетительницу, рассказывая обо всем: от мелких семейных передряг до международной политики и завоеваний космоса. Иногда в разговор включался Николай Васильевич, с настойчивым степенством останавливая словесный поток Коли, высказывал свое мнение или давал возможность сказать Маше.

Только Валера молчал, украдкой разглядывая Машу и отворачиваясь, когда их взгляды встречались. Иногда он еще думал о мщении, но, хоть обида не прошла, мысль о том, чтобы причинить Маше страдание, болью отзывалась в нем. И без того она выглядела несчастной, смиренной, с виновато-просящим взглядом, будто из-за нее Валера очутился здесь.

"А ведь так оно и есть", – распалял себя он, прислушиваясь к мелодичному, тихому голосу Маши, не вникая в суть ее слов. Не думай он тогда о ней, не было бы падения, и вообще все могло быть иначе, если б она не насмеялась над ним, не выказала жестокое презрение.

Каждый раз Валера собирался отказать ей в посещении и мысленно подыскивал слова достойно указать на дверь. Но язык не поворачивался сказать об этом вслух, и страх сковывал, что Маша послушается и уйдет в последний раз навсегда. И когда она уходила, глухая тоска еще больше овладевала им. Едва она закрывала за собой дверь, Валера уже ждал ее возвращения. Маша приходила, и все начиналось снова: бесконечные беседы ни о чем с соседями по палате, молчаливо-вопросительный взгляд ее, обращенный к Валере, его внутренняя борьба и демонстративно-печальное молчание.

Заходя в палату, Маша чувствовала себя до ужаса неловко. Ее не покидала мысль о навязчивости. Хотя Коля и Николай Васильевич отвлекали ее разговорами, она была скованна, невольно признавая, что Валере не нужны ее сочувствие и забота и что на ней лежит вина за его падение. Если б она не ушла в тот день... Но что теперь говорить?

Так прошла неделя, за ней другая. Ничего не менялось в их отношениях. Маша уже подумала, не прекратить ли визиты. И Николай Васильевич, которому Маша принесла почитать Достоевского, и Коля, предпочитавший чтению живую беседу и считавший себя душой общества, хорошо относились к ней и не могли не заметить недовольного равнодушия Валеры. Со стороны казалось, что Маша ходит к ним, Валера оставался чужим и безразличным. Но, заканчивая работу, она забывала о мучивших ее сомнениях и бежала в больницу, чтобы увидеть его, удостовериться, что новых осложнений нет. Перед тем как зайти в палату. Маша забегала к Вере, медсестре, и расспрашивала о состоянии Валеры.

Как-то Вера разоткровенничалась и поведала Маше, что у Валеры задет спинной нерв и врач опасается, что он останется инвалидом. Маша слушала новую подругу внешне спокойно и вдруг ухватилась за плечи Веры и медленно начала сползать по ней. Сознание Маши работало как никогда четко и ясно – ноги отказались слушаться, тело, как проткнутый воздушный шар, не подчинялось командам мозга. Вера не на шутку испугалась, уложила девушку на кушетку, причитая о собственной глупости.

С того вечера медсестра была осторожна в словах, и Маша честно выполняла обещание не говорить Валере об истинном состоянии его здоровья.

Собственно, и возможности такой не было, они почти не разговаривали. Спустя две недели Николай Васильевич поделился хорошей новостью:

– Послезавтра выписывают.

– Здорово! – обрадовалась Маша. – Поздравляю.

– Рановато поздравлять, – тут же встрял Коля. – Зима на носу. Вы, тезка, умудрились сломать ногу, упав с табуретки. А представьте: гололед, вы с костылями или , палочкой... Скоро вернетесь! – Он рассмеялся.

– Типун тебе на язык, балаболка! – незлобно огрызнулся Николай Васильевич и снова обратился к Маше:

– Конечно, шестьдесят пять – возраст, да при моей комплекции.

– Но вы будете осторожны, – участливо подсказала Маша.

– Постараюсь, – улыбнулся Николай Васильевич, и добрые огоньки сверкнули в блекло-голубых глазах. – И знаете, этот болтун прав. – Он кивнул на Колю. – Не по воле оказался здесь, а уходить не хочется, здесь все-таки люди.

– Вы один? – тихо спросила Маша, надеясь, что ее любопытство не покажется невежливым.

– Не то что один. Дети есть, двое внуков. Они приходят сюда, а домой ко мне не спешили. Мы с женой разошлись, Машенька, а дети всегда ближе к матери. У вас, наверное, дружная семья?

– Мой отец погиб, – ответила Маша, поняв, что подразумевается под словом "дружная".

– Простите, – сдержанно произнес старик и посмотрел в окно. – День сегодня хороший, солнечный, а настроение грустное.

– Сейчас я его подниму, – в момент отозвался Коля, но был тут же остановлен:

– Не надо. Маша, вы в библиотеке работаете?

– Да. А что? – удивилась она.

– Наверное, много читаете. – Николай Васильевич задумался и, обращаясь в никуда, продолжил:

– Стихи знаете? Почитайте нам...

– Она сама пишет, – неожиданно подал голос Валера.

Маша удивленно посмотрела на него. Что это? Трепет души или желание уколоть прошлым? Но Валера лежал с закрытыми глазами. Он не мог выдержать глубоко засевшую печаль в ее взгляде. Ему хотелось притянуть Машу к себе, найти губами ее губы, уничтожить ее грусть и утолить свою жажду любви.

– Интересно, – мечтательно произнес Николай Васильевич, не выходя из задумчивости. – Почитайте, Машенька. Что-нибудь ностальгическое...

В палате наступила тишина. Маша посмотрела на свои переплетенные пальцы, вспоминая любимых поэтов. Она мысленно подбирала стихотворение, которое бы хотела прочесть, а губы уже тихо шептали:

Как больно, милая, как странно...

Маша замолчала, смущенно нахмурившись. Здесь нельзя читать такое.

– Простите, сейчас вспомню другое.

– Зачем? Нет-нет, – запротестовал Николай Васильевич. – Продолжайте! – И, прищурив глаза, спросил:

– Это ваше творение?

– Кочетков, – понимающе улыбнулась Маша.

– Продолжайте, прошу вас, – как бы облегченно вздохнул Николай Васильевич.

Выдержав паузу, чтобы собраться с духом, Маша начала читать.

Тихо, печально звучали слова, как молитва, как исповедь. Трагическая философия, замешенная на безысходности и святой надежде, плавно текла из уст девушки. Больные чутко прислушивались к голосу чтицы, боясь пропустить малейшее изменение интонации, слово, каждое из которых несло свой неповторимый смысл.

Маша положила руку на край Балериной кровати, словно нуждалась в опоре. Печальные глаза смотрели далеко за окно, и губы, как заклинание, шептали:

С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них...

Скрипнула кровать; раздраженной молнией пронеслось в воздухе немое недовольство слушателей на помеху. Маша шепотом закончила стихотворение, пряча слезы, и замолчала.

Воцарилась тишина. Каждый по-своему переживал услышанное. Переживание вроде и объединяло людей, на себе познавших превратности судьбы, но в то же время вызывало глубоко спрятанные сокровенные мысли, утраты, сожаления, тоску, о которых не рассказывают – бережно хранят от суетности быта.

Маша вздрогнула: теплая ладонь Валеры накрыла ее холодные пальцы и осторожно сжала тонкое запястье. Она мельком посмотрела на Валеру. Он лежал с закрытыми глазами, и только вздутая жилка на виске выдавала его волнение. Через несколько секунд его пальцы зашевелились, нежно погладили прохладную кожу ее руки.

– Спасибо, Маша, – сказал за всех Николай Васильевич. – Умное стихотворение. Я его очень люблю.

Маша молчала, не в силах отвести глаз от жилистой руки Валеры, от длинных пальцев с отросшими ногтями. Она улыбнулась внезапной мысли о ножницах Валере не мешало бы подстричь ногти, – и смахнула слезу.

– Мне пора, – сказала она.

Пальцы вокруг ее запястья сжались сильнее. Не открывая глаз, Валера повернул голову к Маше. Она мелко и часто дышала, боясь нарушить немое перемирие между ними. Валера нащупал учащенный пульс и приоткрыл глаза.

– Ты придешь завтра, Маша?

– Ты хочешь? – Она замолчала, сердце подпрыгнуло в груди, спазм сжал горло.

Взгляд Валеры стал пронзительным, на долю секунды глаза дьявольски загорелись и потухли. Слабый лучик Машиной надежды угас в тумане его глаз. Она медленно освободила руку.

– Я приду завтра, – безжизненным голосом сказала Маша и встала.

Валера проводил ее тоскливым взглядом, молясь в душе, чтобы она оглянулась на прощание.

Маша, не оглядываясь, вышла из палаты и прижалась лбом к стене. Валера не простит, нечего и надеяться. Она убила его любовь, едва не погубив самого Валеру.

Однако на следующий день он разговорился. Выспрашивал об угощении, с любопытством заглядывал в кулек, капризно объяснял, что у него достаточно еды, и просил то подать ему яблоко, то почистить апельсин и разделить его на дольки; снисходительно участвовал в общей беседе, только избегал встречаться с Машей глазами. Но она была рада любому малозначительному проявлению внимания к себе. Едва сдерживая счастливую улыбку, она ухаживала за Валерой, как за малым дитятей. Она терпеливо сносила капризы и раздражительность больного, не показывала недовольства. Она медленно превращалась в прежнюю Машу с добродушно-ироничным юмором.

В субботу у Маши был выходной, и, сходив на базар, она решила пораньше прийти в больницу. В коридоре она столкнулась с сестрой Валеры. Маша сразу узнала Лилю по гордой посадке головы и твердому шагу. Лиле пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, откуда она знает эту девушку. Маша замедлила шаг и поздоровалась.

– Пришли все-таки? – против воли удивилась Лиля. – Я думала, вы из вежливости спрашиваете адрес.

Маша пожала плечами, не зная, что ответить. Лиля оглядела довольно скромный Машин" наряд. Заметив хозяйственную сумку, полную продуктов, она перевела взгляд на ее лицо.

– Так вы уже не впервые здесь?

– Пару раз заходила, – зачем-то солгала Маша и покраснела.

– А я думаю, почему у Валеры так много еды? – догадалась Лиля. – Решила, что Наташа приходит к брату.

Маша промолчала, подавляя в себе напрашивающийся вопрос, и Лиля спокойно продолжила:

– Я звонила ей и заходила. Наташа – невеста брата, он о ней тоже рассказывал?

Маша отрицательно покачала головой.

– Действительно, с какой стати? – уверенно согласилась Лиля. – Надо будет позвонить ей.

– Пожалуй, – решила поддержать разговор Маша. – Не очень она торопится. Необдуманные слова сами сорвались с языка, и Маша поспешно добавила:

– Извините, Лиля. Это не мое дело.

Та важно кивнула, но трудно было понять, согласилась ли она с тем, что Машу это не касается, или с тем, что Наташа до сих пор не появилась, хотя Лиля звонила ей две недели назад, просила навестить Валеру, так как она и мама не могут приходить каждый день. Лиле стало обидно за брата. Чужой человек, библиотекарь, находит время посетить одного из многих читателей, а Наташа настолько занята, что не может уделить час-два своему будущему мужу.

– Как вас зовут? – спохватилась Лиля.

– Какое это имеет значение? – запинаясь, спросила Маша. – Извините, я пойду. До свидания.

Лиля кивнула и направилась к выходу.

Недовольство Наташей смягчалось вниманием этой девушки.

"Скромная!" – усмехнулась про себя Лиля. Ей захотелось отблагодарить библиотекаршу за доброе участие к несчастью брата. Но как? Деньгами – даже оскорбительно, подарок – вряд ли возьмет. Надо сказать Валере, решила Лиля, пусть сам думает. А с другой стороны, ее никто не просил проявлять заботу. Чего ради волноваться из-за благодарности?

– Черт! – тихо прошептала Лиля. – Простое "спасибо" она-то заслужила? Посмотрим.

Лиля отмахнулась от непрошеных мыслей и стала искать глазами свободное такси.

***

– Коля, вам понравился творог? – спросила Маша, выкладывая на тумбочку около Валеры пакеты, судки, банки с едой.

– Я люблю творог, – удивленно ответил. Коля. – Я все люблю. – И засмеялся:

– А сам – как вобла сушеная.

– Каждый раз, – объяснила Маша, – я забываю, что Валера не ест молочное, но не уносить же обратно. Может, мне сразу положить творог на вашу тумбочку?

– Оставь, – коротко приказал Валера. Маша улыбнулась ему, но в глазах была печаль, а Валера думал о неестественной разговорчивости Маши.

– Зачем? – Она подавляла в себе желание уйти, остаться одной, чтобы обдумать известие о невесте Наташе. – Потом санитаркам придется перекладывать или выбрасывать его.

– Вы о твороге, Маруся? – уточнил Коля. – Валера так смачно пережевывает его, что слюнки текут.

А я-то думаю, почему вы спрашиваете?

– Балаболка! – вспомнил Валера определение ушедшего Николая Васильевича.

– Зачем ты так, Валера? – Маша не на шутку обиделась за Николая, что подстегнуло и ее боль. Почему он умолчал о невесте? Хотя нет. Кажется, он говорил о ком-то или хотел сказать, но Маша не дала. Она перебила его и что-то сказала в ответ, что-то напыщенное и очень глупое, но что?

– Ничего страшного, – весело откликнулся Коля. – Я люблю поговорить и не обижаюсь. Меня и Муся так называет дома. Сегодня приходила, пирог с вишнями принесла. Хотите?

– Хочу, – согласилась Маша. – В обмен на творог, тут всем хватит.

Она взяла с Колиной тумбочки тарелку и вернулась к Валере. Он внимательно следил, как Маша перекладывает на тарелку жирный творог. Первый раз она согласилась принять угощение, и то из чужих рук. Сколько Валера ни просил ее съесть апельсин, или банан, или яблоко, зная, что в доме Маши не бывает экзотических фруктов, она упорно отказывала ему. А тут у какого-то Коли с удовольствием берет пирог.

Маша обильно помазала творог густой сметаной и отнесла еду Коле.

– Достаньте в тумбочке пакет, – предложил он, принимая угощение. – Муся печет отличные пироги, вам понравится.

Она отрезала кусочек, попробовала.

– Очень вкусно, – улыбнулась в ответ. Завернула в бумагу оставшийся кусок, положила в тумбочку. – Спасибо, Коля.

– Сделай мне тоже, – грубо попросил Валера, злясь на Колю и свою беспомощность. Врезать бы по уху этой деревенщине! Маша, как назло, разговаривает только с ним. – И оставь пирог попробовать.

– Маруся, я уже могу вставать, – похвастал Коля.

– Я вижу, с вас сняли гипс.

– Вчера пробовал костыли.

– Значит, скоро домой? – порадовалась девушка. Валера молча давился творогом.

– Сейчас я покажу вам, как умею ходить.

– Подождите, Коля. – Маша вскочила со стула.

– Маш, я больше не хочу. – Валера протянул ей судок, ожидая похвалы за самоотверженное послушание в диете.

Она мимоходом схватила посуду, поставила на тумбочку, слова не сказав, не посмотрев на него, и быстро пошла к Коле.

– Давайте тарелку. Я вымою ее, а вы приготовитесь пока.

Валера осуждающе смотрел на ее спину, испытывая обиду и ревность.

Кровать под Колей заскрипела, он осторожно потянулся за костылями. Маша повернулась, оперлась на умывальник и, забыв о тарелке в руке, взглядом помогала Коле подняться на ноги.

– В-вот, – выдохнул он. Опираясь на костыли, он подтянул широкие спортивные штаны, едва державшиеся на худощавой фигуре. – Сейчас пройдусь.

– Мужик! – презрительно буркнул Валера, отворачиваясь.

И что Маша цацкается с ним? Какое ей дело до Коли? Кого она навещает, черт побери, его или соседа по палате?

Но двое не слушали и не обращали на Валеру внимания, поглощенные достижениями Коли. Маша следила за первыми неуверенными шагами и молилась, чтобы он не упал. Когда Коля добрался до кровати Валеры и вцепился в высокую спинку, оба облегченно вздохнули.

– Вы молодец, Коля! – Глаза Маши победно сияли, как будто это она делала первые шаги. – Ой! – Девушка поймала выскользнувшую из рук тарелку, и оба весело рассмеялись.

– Теперь обратно. – Ободренный Машиной поддержкой, Коля с усилием оторвал пальцы от опоры.

Обиженный Валера даже не взглянул на товарища по несчастью, демонстративно разглядывал стену с салатовыми панелями.

В неловком молчании Маша посидела несколько минут, потом встала, высвобождая руки из больничного халата.

– Ну, я пойду.

– Вы придете завтра, Маруся? – спросил Коля. – Устроим праздник с танцами.

– Усни! – Злость нашла выход в приказе Валеры, и снова Маша с укором посмотрела на него. – Маша, побудь еще.

Она взглянула на часы.

– Сейчас начнется обход, и меня однозначно выгонят.

– Маш, я хотел попросить тебя... Сядь, есть еще время. – Пересиливая боль в спине, Валера потянулся к ней рукой. Маша села, стараясь не замечать его жеста, двумя руками она держала сумку на коленях, и Валера уронил руку на живот, разочарованный Машиной непонятливостью. – Там в тумбочке ключи. Возьми их.

– Зачем?

– Сегодня приходила Лиля...

– Я встретила ее. – Трусливое желание убежать снова овладело Машей, она сжала в кулачках ручки от сумки, удерживая себя на месте.

– Ты видела ее? – удивился Валера. – Вы разговаривали?

Теперь он мог оправдать поведение Маши. Лиля кого угодно может обидеть своей самоуверенностью.

– Перекинулись парой фраз. – Маша смотрела на Валеру, не обращая внимания на зов его руки.

– О чем? – насторожился он. – Она что-то сказала тебе? Сестра у меня отличается прямотой.

Он попытался по глазам прочесть, о чем был их разговор.

– Ничего. – Она отвела глаза. – Просто поздоровались.

– Ладно, – успокоился Валера. – Так вот, она не может больше жить у меня, принесла ключи от квартиры. – Валера бессовестно врал. Он сам настоял на переезде сестры и просил вернуть ключи.

Маленькая хитрость вселяла надежду, что Маша приходит сюда не только из жалости, и тогда Валера сможет постепенно, пользуясь привилегией больного, вернуть утраченную любовь. Однажды ему повезло, может, и во второй раз удача не отвернется.

– Понимаешь, я не боюсь воров, там и брать нечего. Но не хочется оставлять квартиру без присмотра на долгое время. Ты могла бы туда наведываться иногда?

– А... – Навязчивое имя готово было слететь с уст, но Маша вовремя остановилась. – Больше некому?

– Нет. Кроме тебя, некому.

Уверенность Валеры даже позабавила Машу, если б не было так горько. Правильно она решила не лелеять надежду на будущее. Валера волен держать Наташу в тайне от нее.

Маша вспомнила, что говорила ему раньше: не стоять на пути другой женщины. До чего же самонадеянной она была! Надо быть полной идиоткой, чтобы сморозить подобное. Но слово не воробей, а она всегда гордилась тем, что слова ее не расходились с делами. Она бы и сдержала слово, если б не полюбила. Кто знал, что отягощенная добротой помеха в виде Валеры станет смыслом жизни.

Утерянным смыслом.

Валера с ней вежлив – и только. Лиля смело заявляет о невесте, правда, не очень заботливой. А Маша остается в стороне, как сестра милосердия, окончившая свою миссию. Ее чувство останется при ней, бережно хранимое и невостребованное.

– Хорошо. Я присмотрю за квартирой. Она взяла брелок с несколькими ключами.

– Какой из них?

Валера сжал ее руку, радуясь, что в конце концов овладел ею и что Маша согласилась с его просьбой.

– Это не все, Маша. – Он готов был дать тысячу поручений, чтобы она только ему посвящала время и мысли. – Ты еще не разучилась водить машину?

– Нет, но здесь я не помощник, – испуганно ответила Маша.

– Если захочешь – станешь, – тихо сказал Валера. – Если захочешь, повторил он твердо.

Маша обреченно вздохнула и спросила:

– Что я должна сделать?

– Запиши адрес. – Он мысленно торжествовал. Он свяжет ее по рукам и ногам, заставит свыкнуться с тем, что они нуждаются друг в друге, во всяком случае, он нуждался в ней.

Маша достала блокнот и ручку. Валера продиктовал адрес.

– Найдешь там Славика.

– Где? Чей это адрес? – поинтересовалась она.

– Это курсы вождения, но тебе они не нужны, – торопливо завершил Валера, предупреждая ее отказ. – Ты покатаешься немного со Славиком...

– Что?! – Маша захлебнулась, зарделась от стыда и возмущения. – Что сделаю?

– И не вздумай кокетничать с ним, – нахмурился Валера, а в душе смеялся, как с Колей. Впрочем, я сам объяснюсь с ним.

Покраснеть больше было невозможно. Маша пылала, как спелый помидор, отведя взор. Подумать только, имея невесту, заводя романы на стороне, он обвиняет ее в заигрывании с другими!

– Я не пойду, – опустив голову, сказала Маша, готовая отказаться и от квартиры.

Внезапно она почувствовала страх. Уже несколько лет она не испытывала его перед мужчинами. Разрушенная келья принесла не только обреченное счастье, но сделала уязвимой, пугливой, и Маша вновь панически боялась своей слабости и беззащитности перед мужчинами.

– Извини, Валера, я не могу.

– Я пошутил, Маш. – Валера переменил тактику. – Наверное, я не правильно выразился. Славик – мой хороший приятель, я сам учился у него водить машину. Он только подучит тебя тому, что не успел сделать я, а потом ты сдашь экзамен в ГАИ и получишь права. Маша, все очень просто, ты же умница.

– Валера, к чему такие сложности? Мне не нужны права.

– Но кто-то должен увезти меня отсюда, – нашелся Валера, – когда я буду ходить, как Коля.

Маше стало не по себе, когда она представила Валеру с костылями. Судьба несправедлива к нему, обездвижив столь чудесно вылепленную плоть. Затаив дыхание, она наблюдала за передвижениями Коли; что же будет, когда Валера начнет пробовать ходить? Ее нервы не выдержат такого напряжения. После того случая у Веры Маша не вдавалась в подробности лечения, и Валера, то ли из стыдливости, то ли чтобы не волновать ее, ни разу не говорил о физиотерапевтических процедурах. Маша была благодарна ему за это, но теперь она ни на минуту не успокоится, зная, что ему предстоит.

И за что такое наказание? Разве мало ей волнений? Маша постаралась выразить на лице сомнение, чтобы скрыть тревогу, и произнесла:

– А то тебя некому отвезти.

– Некому, Маша, – серьезно ответил Валера. – Мы уже говорили об этом.

– Возьмешь такси, – настойчиво предложила она. Она не могла понять, зачем Валера устраивает этот спектакль – квартира, машина... Что еще на очереди?

– Пожалуйста, Маш. Сделай это для меня.

– Не понимаю. – Она пожала плечами. Ей не хотелось соглашаться, но и отказать она уже не могла.

– Я потом объясню подробно. – Валера вложил в улыбку все очарование, на какое был способен.

Маша сдалась, недовольная собой. Не видеть ей свободы, пока не научится черствости и эгоизму.

– Как его зовут?

– Славик. Слава.

– А дальше?

– Вы договоритесь о времени и...

– Я спрашиваю отчество его и фамилию. – Недовольство Маши перешло в раздражение.

– Не знаю, – в замешательстве признался Валера. – Славик, и все.

– Не могу же я прийти в учреждение и спросить Славика! – логично рассудила Маша.

– Подожди. – Валера в задумчивости притянул к себе Машину руку и губами потерся о косточки ее пальцев. Маша закатила глаза к потолку, но руки не отняла. – Отчества я точно не знаю, – вспоминал Валера. – А фамилия... Пленов?.. Плехов?.. Платов?.. Кажется, Пленов. Станислав Пленов, запиши.

Она сделала пометку и закрыла блокнот.

– Я зайду к нему, Валера, но ничего не могу обещать.

Маша мягко отняла руку, положила в сумочку ключи, так и не разобравшись, какой для чего. Валера дважды повторил слово "некому". Его двуличие стало действовать на нервы. Мысли, что Лиля солгала – вольно или невольно, – Маша просто не допускала: с какой стати ей обманывать незнакомого человека?

Маша поднялась:

– Мне пора.

– Маш, ты расстроилась? Я обидел тебя? – Валера пристально посмотрел ей в глаза.

– Нет, – ответила заученно Маша. – Я пойду?

– Маш, я... – Он замолчал и обиженно отвернулся. Девушка погладила пальцы, видневшиеся из-под гипса.

– Все хорошо, Валера. Я зайду в понедельник.

– А завтра? – Глаза его просили.

– Завтра воскресенье, у тебя будет много посетителей. – "И может быть, Наташа". Маша профессионально улыбнулась.

Ей показалось, будто Валере стало от этого легче.

– Ладно, иди.

Валера отвернулся от Маши и закрыл глаза. Он хотел ее поцеловать. Он изнемогал от желания прикоснуться к ее лицу, почувствовать ее губы, ощутить вкус ее рта. Он желал вернуть хоть малую толику того, что было между ними раньше. И он боялся. Боялся ее отказа, боялся странного поведения Маши, ее тихого отчуждения, вежливого невнимания к нему, подчеркнутого оживленной беседой с Колей.

– Валера? – насторожилась Маша. – Тебе плохо?

– Иди, – после продолжительного молчания повторил он.

– И приходите, – встрял наконец Коля, чувствуя себя как герой-партизан, выдержавший пытку молчанием. – Я покажу, как танцуют чечетку.

***

Валера проснулся весь в поту. Его разбудил громкий протяжный крик Николая, сидевшего на кровати; в руках он держал костыли, намереваясь встать.

– Что случилось? – громко спросил Валера, уловив паузу между криками.

Несколько секунд длилось молчание, потом Коля тяжело вздохнул:

– Уф-ф! Проснулся.

– Чего ты орешь? – разозлился Валера. В палату влетела сонная Вера.

– Что произошло?

Валера перевел вопросительный взгляд на Колю.

– Дайте ему успокоительное, – пробурчал тот сконфуженно. – Этот черт больницу разрушит.

Вера подошла к Валере, сняла со спинки кровати полотенце, вытерла с его лица пот и приложила ладонь ко лбу.

– Температуры нет. Вам плохо?

– Он кричал во сне, – сказал Коля. – Метался. Я думал, он сорвет с себя бинты, забодай его черт!

Вера с укоризненным сочувствием смотрела на Валеру.

– Сны замучили, – смущенно оправдывался он.

– Я принесу вам таблетку. – Медсестра повернулась к выходу.

В ожидании лекарств Валера рассматривал потолок и стены палаты с плавающими узорами теней.

Ему снилась Маша. Она снилась каждую ночь. То она выходила замуж, и Валера ползком подбирался к ней, хватал негнущимися пальцами подвенечное платье, пытался сорвать фату. Рядом тщедушный жених, похожий на Колю, обнимал Машу за талию, удерживал около себя, и она звонко смеялась соперничеству двух мужчин. А Валера, не в состоянии подняться на ноги, цеплялся за рвущиеся бесчисленные юбки наряда в исступленной надежде сорвать церемонию...

То она с ребенком на руках уходила в море и с улыбкой скрывалась под волнами. Валера плыл к ней, нырял, пытался спасти, а она протягивала ему кричащий сверток, ускользая от его рук. Валера отпихивал младенца и безрезультатно хватал скользкое тело Маши, которое превращалось в призрак, расплывалось по водной глади пенной волной...

То Валера приводил Машу в дом, и она терялась в лабиринте комнат. Он искал ее, натыкался повсюду на тупики, мечась по коридорам, тщетно воссоздавая в памяти план дома. Он не мог, не должен был блуждать в им же построенном доме. По стенам мелькала Машина тень, и он снова углублялся в поиски...

И вдруг Маша взлетала ввысь. Тоненькая, как стрела, она устремлялась к небесам, звенящая от напряжения и смеха. Звала за собой, соблазняла, волновала. А Валера, опутанный прочной паутиной, не мог пошевелить ни единым пальцем. Сердце замирало от страха за Машу. И, словно вняв его испугу, она повисала в воздухе, а потом камнем падала вниз. Он протягивал к ней руки, надрывно звал ее, но Маша исчезала в темной пропасти, и смех ее превращался в плач, и смертельный холод обдавал Валеру...

– Выпейте.

Валера очнулся от воспоминаний и повернулся к сестричке.

– Забудьте все и думайте только о хорошем – быстрее поправитесь.

– Так я и сделаю, – криво усмехнулся Валера. Снотворное начинало действовать, голова стала тяжелой, язык не повиновался.

– Спите, – тихо приказала медсестра, – и ни о чем не тревожьтесь.

Глава 13

В коридоре послышалось громкое недовольное шиканье, и знакомый голос протрубил:

– Ничего, немного жизни не помешает этому сонному царству.

Валера улыбнулся и уже подыскивал ответную шутку, когда в палату вошел Олег. За ним Лиза, жена, и дочь Лена, крепкая девушка в прямом платье выше колен и с аккуратно выступающим животиком, скрывающим чью-то будущую жизнь.

– Привет выздоравливающим! – провозгласил Олег, пропуская вперед семейство. – Вот привязались как колючки: пойдем да пойдем. Принимай гостей!

Лена, пытаясь преодолеть неловкость своего положения, весело сказала "Привет!", поцеловала Валеру в щеку и затем уступила место матери. Лиза по-матерински ласково коснулась губами его лба.

– Как ты себя чувствуешь?

– Терпимо, – ответил Валера и украдкой посмотрел на Лену. – Садитесь. Спасибо, что пришли.

– Я хотела и раньше прийти, – защебетала Лена, – но папа...

– Помолчи! – рявкнул Олег, и дочь обиженно отвернулась.

– Как ты? – спросил Валера, смягчая тон разговора.

– Спроси у него, – недовольно ответила Лена. Валера повернулся к Олегу, сидевшему с другой стороны кровати. Тот безнадежно махнул рукой, и Валера вновь повернулся к Лене. Изменения в фигуре невольно приковывали взор, хоть он и понимал, что ведет себя неприлично.

– Удивлен? – вдруг спохватился Олег. – Ты, наверное, забыл, в тот день...

– Вспомнил, – спокойно ответил Валера. – И перестань корить себя. Так какие новости?

– Свел их, – сдерживая раздражение, ответил Олег, – так они только и могут что ругаться, ослы упертые.

– Отец! – укоризненно остановила его Лиза.

– Вот и весь разговор, – пожаловался Олег, кивая на жену.

– Может, ты расскажешь, Лиза? – попросил Валера.

– Не знаю. – Лиза растерянно пожала плечами. Валеру поражало, как можно в таком возрасте сохранить в себе почти девичью скромность и застенчивость. Мать взрослой дочери, которая сама скоро станет матерью, Лиза до сих пор краснела и смущалась, когда к ней обращались. Недаром Олег называл свою жену девочкой, и обхаживал, и лелеял, как любимую игрушку.

– Володя пришел к нам. Оказывается, он даже не знал о.., ребенке. Он хочет жениться, говорит, что любит Леночку, но не желает жить с нами. А Лена...