Текст книги "Вихрь Бездны (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Часть 2
Глава 1
Часть вторая. Путь во тьму.
Глава первая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Самое сложное – вовсе не изобразить сонливость. Труднее сдержать бешеное биение сердца. Именно оно – самый безжалостный предатель. Потому что колотится как у загнанного зверя – даже если лицо и взгляд согласны молчать. А Эйда никогда не была опытной притворщицей.
Пять дев в белых, шитых золотом туниках. Наверное, они явились действительно через час. Времени минуло слишком много для вечности и слишком мало для жизни.
Эйда вновь покорно отдала себя в их руки, позволяя искупать в теплой ванне с лепестками роз. Как куртизанку из романа. Они вечно отмокали или в ослином молоке, или в цветах.
Служительницы честно потерли вверенную им жертву мыльными губками, извлекли из купели, умастили чем-то благоухающим. Еще бы! Это Роджерам Ревинтерам сойдет в любом виде. А для столь привередливого насильника, как смерть, нужно выглядеть как можно лучше.
Вновь облачили в белое платье – уже другое. Только с пояском того же цвета. И почти тот же крой, что у жриц. Только золота не хватает. Жертве не положено…
Сердце неуверенно трепыхнулось. Эйда поспешно уставилась на ванну с розами. Мертвыми. Они тоже хотели жить – пока не понадобилось украсить чье-то убийство.
Девы безмолвно порхают вокруг. Взялись расчесывать волосы. У Эйды не было служанки со времен родного замка. Теперь появилось целых пять.
– Какая ты красавица, Эйда…
Нет, они, к сожалению, не безмолвны. Одна, по крайней мере. Горничная, приставленная Ревинтерами, тоже говорила: «Ты – достаточно смазлива, чтобы тебя не отравили сразу». Эйда знала, что всё равно отравят, но тогда ей это было безразлично.
Вот и эти – тоже отравят. Или прирежут.
– Чудесные волосы… Как золото!
Пусть щебечут. Под их болтовню не так страшно. Сердце молчит.
О красоте Эйде твердили с детства. Но не будь она «смазливой» – с ней не случилось бы ничего. Насилия. Похищения Мирабеллы. Последнего плена и купели с розами…
Или судьбу не обмануть? Ревинтерам было плевать, как жертва выглядит.
Так что глупо врать себе – тем более, сейчас. Будь Эйда невзрачной – с такой покорностью судьбе ее ждал бы монастырь. Дело ведь не во внешности, а в характере.
Разве что Ревинтеры не явились бы совсем.
И тогда – только монастырь. И Мирабелла бы не родилась.
А если б враги явились – повторилось бы всё то же. Только Роджер Ревинтер смотрел бы на жертву еще и с отвращением. Ничья красота не влияет на чужую алчность. Только на любовь, но Эйду Таррент не любил никто и никогда.
– А мягкие какие… – нимфа в златотканой тунике в последний раз коснулась их гребнем.
Какая разница, красива ли жертва? Кровь на алтаре у всех одинакова.
Холеные руки, скользящие движения. Случайно или нет задевают порой ребра? Колотится ли сердце Эйды громче военных литавров, или это ей только кажется? Если служительницы что-то заподозрят – свяжут. А то и силой зельем опоят.
Заподозрили или нет?
Разумно переодеть ее самим. Даже если бы Эйде удалось спрятать тот серебряный, легко гнущийся фруктовый ножик, коим курицу не зарезать… Или осколок чего-нибудь. Не для того ли ее и облачали дважды?
Золоченые сандалии – как у принцессы с затонувшего Анталиса. Отродясь не носила такую обувь. Довелось!
– Идем, Эйда.
Раскрывается с легким скрипом дверь. Впереди – знакомый коридор. С наверняка незнакомым поворотом.
Сколько шагов от камеры до эшафота? Ирия и Иден два года назад отмерили почти до ворот Ауэнта. Сестренкам было четырнадцать и одиннадцать лет. Почти двенадцать. А старшая сестра, за трусость удостоившаяся отсрочки, тряслась и молилась в особняке Ревинтеров. В спальне того, кто привез ее в Лютену на казнь родных.
Полутемный коридор, свечи в руках жриц, факелы у стен. Шаги – почти бесшумны. Сандалии – не сапоги и даже не туфли. Они тут все в сандалиях – и жертва, и конвой.
«Чудесные волосы». В одной сказке, которую Эйда вряд ли сможет рассказать Мирабелле, запертая в башне принцесса спускала в окно свои длиннющие косы. И по ним взбирался принц – ее спаситель. Ну и больно же ей, наверное, было!
Эйда свои растила с детства. Но они и до колен не достают. И уж ее-то ни один принц спасать не явится. Во-первых – нормальные рыцари давно вымерли. А во-вторых – приходят на помощь они невинным девам, а не падшим грешницам.
В сказках злодеи всего лишь требуют от пленниц замужества и запирают в башнях. Какие, однако, вежливые и куртуазные. Тоже рыцари, наверное…
Угадала – вот он, новый поворот. И лестница – вниз…
Ваш праздник – в подземелье, златые девы? В еще более глухом, чем это?
Спас бы какой-нибудь рыцарь Мирабеллу! Она-то точно невинна.
Стоп!
А с чего они вообще приносят в жертву мать незаконнорожденного ребенка? Во всех романах еретические секты режут на алтарях девственниц и детей.
Вот и выговорилось… Теперь только бы не задохнуться – от окончательно осознанного ужаса.
Зачем дурманить рассудок жертвы? Чтобы не закричала? Вряд ли – милосердие не в их привычках. А вот мать нужно опоить вдосталь – чтобы смогла убить собственное дитя!
2
В первый миг она решила, что Октавиан ее предал. Поняла, что ошиблась, лишь увидев неподдельные ужас и отчаяние на его лице.
Серый камень. Просто ровная плита. Такая же, как другие – поодаль. Вон, смутно сереют среди мрачных деревьев.
Разве что мхом поросла чуть меньше. Или это – обман зрения?
Садануть бы по камню кулаком! Просто чтобы выплеснуть ярость. Так ведь оставленных в лесочке лошадей спугнешь. Кони – умницы. Во всяком случае – куда умнее бестолковых хозяев. Но и они с тряпками на мордах могут испугаться. Ржать не получится, но копыта-то у них есть.
– Ты точно ничего не перепутал⁈ Октавиан, думай быстрее – это важно! – Элгэ сдерживалась из последних сил. Злость рвется выплеснуться хоть куда-нибудь. В том числе – и на перепутавшего направление товарища. – Эти развалины были?
– Луны тогда не было! – Октавиан тоже вот-вот сорвется. – Но тропу я запомнил хорошо! И ту сломанную березу, а рядом – малинник…
– Малинник… – девушка устало осела вдоль умеренно-мшистой древней плиты.
Что это руины какого-то доисторического города – и без Октавиана ясно.
Вот это валуны – причем сплошные! Как их предки поднимали – Темный со змеями знают!
И что теперь делать⁈
– Давай обойдем по кругу…
– Обходили только что. Так, ладно… – Элгэ стиснула виски руками.
Можно сколько угодно беситься, что время уходит. И каждым нервом ощущать, как оно исчезает действительно! Безвозвратно. А еще можно даже поорать – на развлечение ночным птицам. И ногами потопать. Но от этого Диего не отыщется и сам по себе не спасется. Так что – спокойно, Элгэ, думай. Не дергайся! Поспешишь – ворон насмешишь. И ворогов.
Стоп. Что только что… Вороны. Нет, не совсем. Ночные птицы! Ты – умница, Элгэ. И дура – раз догадалась только сейчас.
– Октавиан, птицы! Не поют. И не пели, когда мы пришли. Не шумели, не свистели, не ухали! Здесь недавно были люди. Вход где-то рядом – у нас под носом. Ты не ошибся. Ты просто…
– Перепутал плиту! – хором сообразили они.
– Ты видел только одну каменную глыбу. Потому что на небе не было луны. И это – не та. Идем! Ты – направо, я – налево.
Элгэ приходилось читать о древних городах – по неизвестной причине оставленных людьми еще до Воплощения Творца. Те это развалины или вдвое моложе – уже не узнать.
И остается надеяться, что предки строили поселения много меньше современных. Иначе несчастным потомкам просто не отыскать в ночном лесу все древние замшелые плиты…
3
Эйда прошла ровно двадцать восемь ступеней.
– Падай…
Девушка едва не завертела головой – увидеть того, кто так громко орет. В самое ухо! Но умное тело опять успело раньше. Уже оседая на серый, прохладный камень, Эйда осознала: кричали не вслух!
– Ну наконец-то!.. – еле различимый шепот внезапно оборвался. Шепот того, кого не видно с закрытыми глазами. Зато слышно без помощи ушей.
Эйда, увы, не героиня легендарной баллады. У нее нет многоярдовых кос, и смотреть сквозь ресницы она не умеет. А учиться здесь – под пристальными взглядами врагов – слишком поздно и опасно!
Единственная хитрость, на которую ее хватило, – прижать при падении руки к груди. Будто хватаясь за сердце. Может, хоть это помешает им понять, как дико для обморочной оно колотится?
– Носилки! – это уже не шепот, а негромкий приказ. Совершенно другим голосом.
Одна из жриц оказалась старшей. А Эйда так и не догадалась, которая.
Две пары не по-девичьи крепких рук цепко подхватили пленницу – ей и с одной из этих дев не справиться. Прохладный камень стены прильнул к спине и плечам. Может, хоть свешенная на грудь голова скроет дрожь век?
Мучительно, невыносимо хочется открыть глаза! Хоть чуть-чуть…
Нельзя. Рано. Да и что здесь увидишь? Кроме лживо улыбающихся или уже стерших улыбки лиц? А еще – серых ступеней и бледно-лунных факелов?
Кажется, отряхивают платье. Точно.
Надо было нести с самого начала – вот и не пришлось бы… Ступени казались чистыми, но белое везде грязь найдет. Так говорила мать. А еще – что дочери лорда не должны выглядеть замарашками. И потому одевала в белое только Эйду. Ирия карабкалась на деревья и бегала взапуски с Леоном. А Иден всегда была слишком неловкой.
Впрочем, Ири предпочитала мальчишескую одежду. А Иден никогда не шли светлые тона.
Поднимают. Только бы не дрогнуть и не моргнуть!
Все-таки носилки. Теплое прикосновение дерева к спине.
Носилки, дрогнув, поплыли.
Несут головой вниз. Каждая ступенька – толчок! А уронят – костей не соберешь.
Поскорее бы доставили на место! Пока Эйду от ужаса не укачало.
По дороге в Лютену укачивало всегда. Приходилось останавливаться – и крепкая служанка сама вытаскивала позеленевшую госпожу. А потом докладывала Бертольду Ревинтеру. Сколько раз он, наверное, зря обрадовался. Но приказа сыну не отменил. Вдруг – ошибка?
Лестница, слава Творцу, кончилась. Теперь несут ровно, почти не трясут…
Красные пятна заплясали перед закрытыми веками. Факелы? Их стало больше?
Основательно дрогнув, носилки замерли в воздухе. И поплыли вниз. Ровно.
Пол встретил почти мягко – все-таки жертва (или палач⁈) с переломанной шеей им без надобности. Сами сломают – если понадобится.
Снимают. Садят. Опять – прислонив к прохладной стене. Или… уже к алтарю⁈ Что, если прямо сейчас – по горлу?..
– Спит, как праведник… – легкий, как шипение змеи, шепот.
Они еще и плохо знают эвитанский? Или не понимают, что в женском роде – «праведница»? Или…
Не выпускают. Вместо этого – заводят руки за спину, поворачивают пленницу как куклу. Связывают. Даже умей она разгрызать веревки – теперь этого не сделать и опытному вору.
Все-таки Эйда – жертва. И всё, что выиграла, – остаться в сознании, когда вскроют горло ритуальным ножом! Или чем похуже…
Она так и не увидит Мирабеллу! И никогда не узнает, жива дочка, или та сумасшедшая надежда – просто плод безумия жалкой и никчемной дуры Эйды Таррент! Плата за смерть Анри Тенмара и Ирии…
Удаляются шаги.
Легкий стук закрывшейся двери.
Ушли. Наверное.
И из глаз Эйды хлынул целый океан пронзительно-горьких беззвучных слез.
Глава 2
Глава вторая.
Эвитан, окрестности Лютены – Лютена.
1
– Кончай придуриваться!
Негромкий, но донельзя возмущенный голос заставил вздрогнуть. А еще сильнее заставил бы – будь он женским…
– Я тебе говорю или кому? У нас времени мало! Эй, бестолочь!..
Ну теперь-то точно обращаются к Эйде!
Она резко распахнула глаза – комната немедля расплылась смутными потеками силуэтов.
Девушка неловко заморгала.
Хоть и так можно догадаться, кто перед ней. Тот самый упомянутый жрицами «праведник», кого до сих пор увидеть не удалось. Такой же «спящий», как она. Товарищ по несчастью.
А вот с его возрастом Эйда промахнулась. Ломающийся голос принадлежит худощавому и, похоже, долговязому подростку лет четырнадцати. Это успокоило даже больше, чем веревки на его руках. С некоторых пор общество взрослых мужчин в запертой комнате вызывает дискомфорт. И немотивированную панику.
– Как вы некуртуазны, молодой человек! – съязвила девушка, тщетно пытаясь усесться поудобнее.
– А мы не на балу! – отрезал юный наглец, тряхнув растрепанной иссиня-черной гривой. – Впрочем, могу потом извиниться. А сейчас – разворачивайся. Или ты лучше умеешь?
– Умею что? – Эйда почувствовала себя последней дурищей.
– Веревки грызть! – нетерпеливо объяснил юнец. Всем видом демонстрирует раздражение от такой бестолочи в сокамерниках.
– Этого я не умею… – растерялась девушка.
– Ты что, северянка? – узкие губы подростка презрительно скривились. – Ах да – ты же блондинка…
– Я могу попробовать… – торопливо прервала его Эйда. Даже не пытаясь понять, какое отношение имеет место рождения (и уж тем более цвет волос) к неумению самостоятельно освобождаться. Видел бы этот мальчишка светловолосую северянку Ирию!
– Не «пробовать», а делать надо! – серьезно отрезал он. – Ладно, поворачивайся – грызть буду я. А ты потом просто меня развяжешь.
Девушка покорно подставила веревки острым зубам.
– Волосы убери! – попросил юнец. – Их много – мешают.
Вот тебе и «чудесные»!
Когда освободится – отстрижет. Всё равно – падшая!
После третьей попытки мотания головой и дерганья плечами большая часть золотистых прядей переползла-таки на грудь и живот, растеклась по полу…
Время ползет престарелой улиткой. Руки затекли и нещадно болят! Сидеть так – неудобно. Спросить у парнишки, как обстоят дела, – еще неудобнее.
Эйда честно попыталась помочь – как могла, растягивая путы. Но так неумело, что вряд ли был толк.
Решила «спасти дочь», бестолочь? Да на что ты вообще способна⁈
– Тяни! – скомандовал мальчишка, отрываясь от веревок и переводя дыхание. – Сильнее!
Эйда тянула изо всех сил – стиснула от боли зубы. Но ничего не получалось. А еще обиднее, что теперь-то ясно – сама не перегрызла бы путы никогда. Даже будь руки связаны впереди. И неделя времени на «работу»!
Девушка уже ничего не могла поделать – слезы хлынули ручьем. Ливнем…
– Ладно, не дергайся! – вздохнул парень. Снова склонился над ее узлами. – Зубы у меня крепкие.
Волна стыда едва не подбросила на месте. Из них двоих взрослая – она. Кто кого должен успокаивать?
Откуда-то взявшаяся гордость (отродясь ведь не было!) заставила сдержать рвущиеся из горла рыдания. И сидеть смирно – ждать, пока спасет отчаянный незнакомый мальчишка. Раз уж сама – столь беспомощна!
Незнакомый… Следовало спросить имя. Но с занятыми зубами разговаривать мудрено, а отвлекаться – некогда.
– Тяни!
Боль с новыми силами вгрызлась в запястья, веревки затрещали… Но не поддались.
– Сильнее!..
На руки плеснули кипятком, боль рванулась к плечам. Девушка застонала. Заточенные бритвы режут кожу, вгрызаются в жилы, в кости…
И отпускают.
– Молодец!
Эйда, сдерживая новый стон, осторожно разминала занемевшие запястья. С багровыми кругами. Но крови нет – даже странно…
– Теперь ты давай!
Девушка взялась за путы товарища по плену.
– Тебя как зовут-то?
Он помогает, как может. А может явно лучше ее.
– Эйда Таррент.
– А ты – молодец, – одобрил юный разгрызатель веревок. – Догадалась дряни не нахлебаться.
Девушка промолчала – наконец-то подцепила узел. Дальше дело пошло как по маслу!
– А я – Диего, – мальчишка уже споро разбирался с узлами на ногах. Причем – куда быстрее Эйды. – Герцог Диего Илладийский.
2
Ничего себе. Он-то здесь откуда? Илладэн же от этих мест… да уж не дальше Лиара!
– У тебя шпилька есть? – цепкий взгляд скользнул по Эйде – с золотистых волос до светлых сандалий. И явно остался разочарованным. – Конечно, нет.
– Нет… Зачем тебе?
Не в качестве же оружия, в самом деле?
– Дверь открыть, – пояснил Диего еще одну непреложную истину.
Нормальные люди веревки разгрызают зубами, а дверные замки взламывают шпильками. Ясно, Эйда Таррент?
– Как ты сюда попал? Тебе известно, зачем мы здесь?
– С родственниками не повезло, – серьезно сверкнул чернущими очами (через пару лет девушки с ума будут сходить. Если доживет!) герцог Диего Илладийский. – У меня – не дядя, а мерзавец. И у него не дом, а гадюшник. Там всего один приличный человек – кузен Октавиан, и того рядом не оказалось. А зачем мы здесь – скажу, если пообещаешь не пугаться и не орать.
– Не испугаюсь и не заору. Хочешь, угадаю? Нас хотят убить, да?
– Да. Здесь какой-то мерзкий языческий храм, а нас планируют принести в жертву, – порадовал Диего. – Эх, жаль – Элгэ здесь нет! Это моя сестра. Она бы им тут всем устроила праздничек!
Эйда чуть не рассмеялась. Таким тоном говорят: «Был бы здесь мой папа!» Те, кто еще не знают, что папы – далеко не всесильны.
– Зря смеешься, – юный илладиец методично оглядел помещение, но ничего острого не нашел.
Ровно-гладкий камень стен, пола и потолка – что здесь может заваляться?
– Элгэ – она как старший брат, только лучше. У меня есть еще одна сестра, Алекса. Вот она – как ты. Воспитанная барышня! – скривился Диего.
Ну вот. Оказывается, воспитанные барышни не нравятся четырнадцатилетним мальчишкам.
Ох, лучше бы они не нравились взрослым подонкам!
– Диего, ты не знаешь, они собираются принести в жертву только нас?
– Не знаю, – юный герцог уже отчаянно пытается раскачать и вытащить из стены облюбованный им камень. Лишь чуть-чуть выступающий над общей гладкостью.
Эйда бессильно сжала слабые кулаки. Что делать ей? Бесполезно колотиться в дверь? Поискать еще одну каменюку и тщетно попытаться вооружиться? А враги тем временем…
– Диего, у них моя дочь! – не выдержала девушка.
Совсем ошалела – вываливать такое на ребенка? Но молчать уже нет сил!
– У вас есть дети? – герцог Диего Илладийский мигом перешел на «вы».
Вот что значит – «хорошее воспитание». Его ведь всем давали – и барышням, и кавалерам…
А до этого Диего ее что, за сверстницу принимал?
– Дочь. Мирабелла. Ей год и семь месяцев.
– Как ваш супруг допустил, чтобы вы оказались в подобном месте⁈ – в угольных глазах сверкнул неподдельный гнев. – Когда мы выберемся отсюда – я буду иметь честь вызвать его на дуэль!
Камень действительно пошатнулся – или это Эйде только кажется?
– Нет у меня никакого супруга, – устало вздохнула она. – И никогда не было. У меня только дочь. И из-за женщин моего сорта дуэлей не устраивают. Вы должны это знать, Диего.
– Когда выберемся – я разыщу отца вашей дочери и заставлю жениться на вас.
От такой решимости девушка даже грустно улыбнулась. Куда исчезает в мальчишках благородство, когда они вырастают?
– Диего, вы не можете драться на дуэли, вы – несовершеннолетний.
– Тогда… – на миг задумался юный рыцарь, – просто морду ему набью!
– Диего, я вовсе не хочу выходить за… того человека, – Эйда против воли вздрогнула. – Я хочу просто спасти дочь!
– Будь я взрослым – женился бы на вас сам, – неожиданно заявил Диего. – Вы – очень красивая!
– Можете жениться на моей дочери – когда оба вырастете, – разрешила девушка. – Она будет похожей на меня – значит, тоже красивой.
Если выживет!
– Диего, когда я сейчас постучу в дверь – не будете ли вы так любезны помочь мне выйти отсюда? Боюсь – понадобится драться.
Понадобится! Эйда – не героическая Элгэ и даже не Ирия, но больше некому.
– Помогу, но стучать не нужно, – Диего оставил в покое непослушный камень. – Помогите мне его вытащить.
Девушка послушно шагнула к мальчишке, попробовала помочь. Увы – каменюка сидит в стене надежно…
– Я читал об этом, – еле слышно шепнул юный герцог. – Но если б вы не сказали про дочь – нипочем бы не догадался.
В черных глазах плеснулась печаль. Почти безнадежная.
Что он хочет сказать⁈ Что Мирабеллу уже…
Земля поплыла из-под ног – Эйда едва удержала сознание…
– В одной легенде я прочел о ритуале передачи Силы. Нужно убить родича, чтобы получить его Силу…
Девушка вновь чуть не рухнула – теперь уже от облегчения. Убьют не Мирабеллу! Зачем им передавать чью-то Силу Эйде?
– Силу? – Уже нечему удивляться. Разве что… – Но у меня никакой Силы нет…
– Ты не дослушала: «или инициировать свою». Еще свою можно отдать – тоже ритуал есть специальный. Только в той легенде подробности не расписаны – и правильно. Еще начнут пробовать всякие кретины. Вроде моего дяди.
– Подожди, ведь твой дядя…
– Ага, граф Валериан Мальзери. Только он – придурок. А легенды если и читал, то кусками. Там инициация после сорока вообще невозможна, а дяде – под пятьдесят.
– А он об этом знает? – похолодела девушка. – Что невозможна?
– Так это там в самом начале текста… Так что не бойся – ничего с твоей дочерью в твое отсутствие не сделают. Ее если и убьют, то только при тебе…
– Ее⁈ – могильный холод обдал от волос до сандалий. – Не меня?
– Тебя-то зачем? – опять перескочил на «ты» Диего. – Силы у тебя, сама говоришь, нет. И ты – не девственница.
А как у мальчишек насчет покраснеть? Похоже, никак. А вот саму Эйду точно бросило в жар.
– Но зачем им… инициировать меня?
– Да незачем. Ты же не станешь ничего для них делать – если с твоим ребенком что-то случится. Как думаешь, те, кто нас здесь держат, могут быть дураками? – серьезно-серьезно спросил Диего.
«Когда мы выберемся отсюда…» Он не хуже ее понимает, что двоим безоружным – «воспитанной барышне» и подростку – не одолеть вооруженных жрецов. Выберутся они отсюда только на алтарь.
– Нет, – прошептала Эйда. – Они – сволочи, а не дураки.
– Тогда, – юный илладиец крепко сжал ее руку, – мы просто не знаем чего-то, что известно им. Чего-то важного.
Да. Это – единственное объяснение. И это «что-то» вряд ли станет приятным открытием.
– Эйда, – Диего убийственно, слишком по-взрослому серьезен, – нам нельзя сейчас поднимать шум. Всё, чего добьемся, – нас свяжут снова.
– А что изменится потом?
– Мы должны тянуть время. Сколько сможем. Без нас ритуала не будет. Наверное…
Наверное. Будем надеяться…
Захотелось взвыть!
– Я понимаю, Эйда, это – наивно. Но по той легенде приносить подобную жертву можно лишь в определенную ночь месяца и в определенное время. А иначе – ничего не выйдет. Ты мне веришь?
– Да, – прошептала девушка.
Больше всё равно ничего не остается.
3
Чудесная вещь – портреты в гостиной. Ральф Тенмар весьма уважал старину. И как хорошо, что при этом решился продырявить одного из ледяных кавалеров прежних эпох, а не солнечную работу неизвестного студента. А этому предку прежние глаза без надобности – всё равно ничего не выражали.
Умница Мари не подвела. Ни с вином, ни с собственным нарядом. Столь свободное платье скроет фигуру и на большем сроке.
Служанка встречалась с Люсьеном Гамэлем. И об этих встречах знал, по крайней мере, один человек – Ральф Тенмар.
Конечно, Соланж Тенье – маленькая глупышка. Констанс – поэт и вертопрах. А тетушка Одетта в обед не вспомнит, что ела на завтрак.
Но Полина казалась Леону хрупким, безобидным цветочком. А подрастающая змейка Кати с самыми острыми в замке глазками и самым ядовитым после мамаши языком была ни днем не старше малышки Софи. И зыбучая трясина обычно кажется безобиднейшей полянкой в лесу. Зеленой такой, солнечной, пышнотравной… Трава вообще хорошо растет на кладбище – хоть подземном, хоть подводном.
– Это восхитительно! – кузина Одетта в подтверждение собственных мыслей оглушающе чихнула в лицо Мари. – Где Лорен?
– Госпожу баронессу зовут Ирэн, тетушка. – Констанс – сама любезность – поднес бывшей королеве балов и мужских сердец и нынешней дряхлой развалине бокал белого вина.
– Лорен – несносная девчонка!..
Кузен зря старался. На балу в Тенмаре почтенная Одетта Лефрэз была глуха как пробка. И вряд ли с тех пор что-то изменилось. Разве что раздражения прибавилось.
– … В мое время юные девицы не тратили столько времени на платья! Но нынешняя молодежь – стыдно сказать! – незамужние девы носят декольте! Да мало того – красят ресницы! – Госпожа Одетта удостоила не успевшую увернуться Мари нового почтенного чиха.
Ральф Тенмар как-то за бокалом красного марэйского весьма красочно расписал племяннице наряды кузины Одетты сорокалетней давности.
– Любой порядочный отец сгорел бы со стыда, увидев твое декольте, Воланж!
– Я – Соланж… – стушевалась бедняжка.
– А уж про платье Лорен…
Отец кузины Одетты в свое время и сгорал. А потом сгорал муж – если герцог Тенмар не врал и не преувеличивал.
Мари вышла за новыми сладостями для Софи. «Воланж» кажется взволнованной. А кузен Констанс слишком сильно сжимает бокал… или это Ирии уже чудится? А даже если и нет, кто поручится, что причина – не ее опоздание?
Идти, что ли, уже к ним? Всё равно они ничего там не обсудят. Разве что тетя Одетта опустошит весь графин.
Ах ты… Ирия едва не моргнула – Констанс зачем-то отвернулся от остальных и… теперь смотрит прямо ей в глаза. Большими карими колодцами, и в них – ни тени наигранного легкомыслия. Это не раздражение и не нетерпение. Даже не усталость.
Кузену страшно. Он действительно боится – неизвестно, за себя или нет. И непонятно – чего.
Старший бастард герцога Тенмара шпионит на Герингэ, а на кого – средний и младший?
