Текст книги "Вихрь Бездны (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4
Глава четвертая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Илладийцы ему до конца не верят – и правильно. Учитывая, что Рунос ехал убивать и умирать, а не спасать. И если б пришлось запечатать пробужденные катакомбы их кровью – сделал бы это. Потому что жизнь тысяч – важнее спасения нескольких. Жизнь целого города – по неведению забывших отцовские заветы потомков выстроенного вблизи древнего капища. А оно однажды уже сожрало всё живое в округе. В том, прежнем, древнем городе.
К счастью, хватило крови жрецов. К счастью, всё позади. Целитель не убил невинных, и вместе с ними – собственную душу. Вместе с телом. Ибо что творит лишенный души, Рунос помнит отчетливо. Шрамами на запястьях, дикими ночными кошмарами и предсмертными криками, что кровью запеклись в сердце.
Сегодня самого страшного не случилось. И не ставшие жертвами безмолвно смотрят на не ставшего убийцей. А на его плаще слабо шевельнулась едва очнувшаяся светловолосая девушка с севера. Связанная Вечным Обетом – о чём ей вряд ли известно. Еще одна тайна, о которой Рунос расскажет Эйде Таррент, но не сейчас. Время еще есть. Вряд ли в ближайшие часы она сделает хоть что-то, запрещенное Обетом.
Ну что ж, отец Жерар, верный слуга кардинала. Его Высокопреосвященство болен и будет болен до конца лета. Но Жерар поверил незнакомому лекарю и его словам. И не откажет в помощи девушке, преследуемой злейшими врагами Творца. И не только его.
Губы Эйды Таррент слабо порозовели, огромные глаза разом распахнулись. Два серых озера печали настороженно оглядели всех. Нашли дочь. И тут же просиявшая весенним солнышком мать потянулась к ребенку. Девочка в ответ прильнула к ней.
А время, отведенное прощанию, истекло.
– Эйда Таррент. – Зелье должно снять и боль, и головокружение – если старинный рецепт не врал. – Вы – не совсем здоровы, но решить должны сейчас. – Рунос, наверное, в глазах юного Диего выглядит безжалостным зверем. Если правы те, кто знал покойного герцога Алехандро, – сын пошел характером в отца. – Идешь ли ты в Аравинт вместе со своими спасителями или воспользуешься моим покровительством и убежищем, что я могу предоставить?
В глубоких серых глазах плеснулось понимание, но абсолютно неверное. И Рунос от души мысленно выругался.
– Надо ли говорить, что моя помощь – бескорыстна?
Эйда Таррент молчала минуты три. Только гладила дочь по голове, перебирала пушистые светлые волосы. А Диего Илладэн только что не подпрыгивал на месте – так хотел высказаться.
– Я еду с вами, – наконец, обернулась девушка к Руносу. – Вы – враг моих несостоявшихся убийц, и вам доверяет моя дочь. Этого достаточно, – она грустно улыбнулась. И обернулась к остальным – непроницаемой Элгэ, ошалелому Диего, равнодушно-холодному Октавиану Мальзери. – Я вам очень благодарна. Но на пути к Аравинту и я, и Мирабелла станем лишь обузой. – Рунос не видел лица северянки, но готов поклясться: улыбается она всё так же горько. – Вы и сами это понимаете.
2
Лошади пасутся в поле. Чужие. И одна из них кажется смирной.
В детстве Эйда Таррент верила в сказки. Но, наверное, даже тогда понимала: в жизни их не бывает. Ири лет до десяти утверждала, что слышит язык деревьев и трав. И Леон, подражая ей, тоже врал, что слышит. Врал неумело.
А вот Эйда и Иден не выдумывали чудес. И не убеждали всех и себя, что с ними тоже произошло что-то эдакое.
Как бы обрадовали зеленоглазую сестренку неведомо как вернувшиеся к всадникам кони! До того – в панике порвавшие привязь и разбежавшиеся по чаще.
Обрадовали бы… Но вряд ли больше, чем Элгэ и Октавиана. И теперь две пары зеленых, как у Ирии, глаз и одна черная смотрят на потерянных скакунов так, будто незнакомец не призвал их сюда, а воскресил из мертвых.
«Магия существовала лишь в легендах», – сказал он. Тот, кому сразу и безоговорочно поверила дочь Эйды.
3
Нужно спешить, но теперь Рунос сам тянет время. Неужели именно так это и бывает: чужие зеленые глаза глянут в душу – и вмиг перестанут быть чужими? Отныне изумрудный взгляд поселится в твоем сердце… и уже не уйдет из снов. А ты думал, что в Белом Храме узнал о любви всё? Ты не знал о ней ничего…
Любовь – это дар и проклятье, надежда и отчаяние. И ты слишком безошибочно угадывал ее в других, чтобы теперь ошибиться насчет себя…
Прощай, Элгэ Илладэн, чужая возлюбленная, юная вдова. Будь счастлива с тем, кого выбрало твое сердце. Эвитан принес тебе слишком много горя. Пусть чужие края будут милосерднее – ты заслужила счастье. А тот, чье будущее давно перечеркнуто прошлым, не смутит твой покой, не бойся. И как бы ни звучало твое новое имя – пусть ни один враг не узнает его.
Сегодня рассвет вновь, как всегда, встал над древними развалинами мертвого города. И над городом живым – так и не узнавшим, что ему грозило. Рассвету всё равно, кому жить, а кому – иначе. И уж тем более ему нет никакого дела до бывшего герцогского сына, что с отчаянием и молчаливой тоской смотрит вслед дочери другого герцога. Так ни разу и не обернувшейся.
Глава 5
Глава пятая.
Эвитан, окрестности Лютены – Лютена.
1
И Элгэ Илладэн, и тем более Октавиан Мальзери – Эйде совершенно чужие. И всё же, когда они ушли, внезапно стало еще тоскливее. Она – вновь одинока. И вновь полностью зависит от чьей-то милости. Куда идти, если этот незнакомец вдруг откажет в помощи?
А если даже нет – куда он приведет ее и Мирабеллу? А если… отнимет дочь⁈ И спасительный вопрос «Зачем ему это?» здесь не поможет. Почему змеиные жрецы желали смерти Мирабелле – тоже неизвестно. Но алтарь в пронизанном потусторонней жутью капище – убедительное доказательство их намерений.
– Сударыня… – спаситель Элгэ Илладэн уже протягивает Эйде руку, чтобы подсадить в седло.
Свою лошадь он подманил, а где взял чужую? Кто раньше на ней скакал?
Девушка колебалась целый миг, прежде чем выпустить из объятий дочь. Сделала это с замирающим сердцем. И едва не сошла с ума от тревоги – за бесконечно-долгий миг. Пока незнакомец не поднял девочку на руки и не вручил обратно матери.
2
Любимый синий кабинет, наглухо задвинуты портьеры. Беспомощно догорают свечи. За окном – раннее утро.
Вскрытое письмо.
Слипаются отяжелевшие за ночь веки. Как говорят в таких случаях – свинцовые.
Сегодня Ревинтер заснул прямо за столом. А разбудила срочная весть. Ожидаемая всю ночь.
И хорошо, что разбудила. Хорошо – сразу по двум причинам.
Он победил – так почему нет ни радости, ни умиротворения? Только усталость.
Тяжелые темно-синие портьеры кажутся черными. Скрывают небо Лютены. И утро.
Он победил.
Один глупец схватился с другим – и лишь мятеж в отечестве второго спас страну первого от долгой и разорительной войны. Несчастное государство – если о его благе тревожится только Бертольд Ревинтер!
Теперь Совет будет торжествовать: министр финансов ошибся. Зато принц Гуго с принцем же Эриком – на коне. И отхватили для Эвитана новую провинцию. Прямо сейчас отхватывают.
А что без Ревинтера не было бы мира с Мидантией – не узнает никто. Да никого это и не волнует.
Шпион из ставки Эрика запаздывает с вестью уже на неделю. Это значит, что шпиона уже нет. А вот что означает внезапно поумневший и похитревший Эрик? Алису? Кого-то из ее фрейлин? Или столь же внезапно поглупевшего Бертольда Ревинтера? С каких-то змей вообразившего, что смерть Ральфа Тенмара положит конец умным решениям Ормхеймского Бастарда.
Министр финансов (и еще четыре с лишним года – Регент) устало опустился в любимое кресло. Сжимая виски руками и лишь усилием воли заставляя себя успокоиться.
Мысли пришли в порядок далеко не сразу. Сказывается вчерашняя почти бессонная ночь. Что за бред, кстати, снился? Что-то темное и зубастое лезло из земли? Какой-то черный алтарь… И древние жрецы с длинными кривыми ножами. Вдобавок бормотали что-то маловразумительное на варварско-тарабарском языке. Ну точно – бред.
Воспоминание о ночном кошмаре, как ни странно, помогло. Такие глупости часто снились в детстве Джерри – любителю читать старые легенды и слушать дураков-братьев. Знал бы ты тогда, мальчик, что политика – страшнее всех многоглавых драконов и мрачных подземелий вместе взятых.
Глубоко вздохнув, Ревинтер решительно покинул кресло и в четыре шага пересек любимый синий кабинет. Распахнул портьеры и от души рванул оконную створку. Прохладный утренний воздух хлынул в лицо.
Отныне Бертольд Ревинтер станет не только нормально высыпаться, но и спать в хорошо проветренной комнате. При настежь открытом окне – лето позволяет. И больше никаких хвостатых гадин по ночам!
Покойная вторая супруга потребовала бы гадалку – выяснить, что означают приснившиеся змеи. Змей они и означают. Шесть штук (считая самого Ревинтера) – в Регентском Совете, одна (Полина) – уже почти на престоле. Никого не забыл? Никого. Гуго – свинья, а не змей. А короленыш – крыса.
Похожее на… нет, на бескрылую птицу! – облако плывет по небу. Освобождает из плена солнце. Слабый луч, еще один, еще…
Неуловимый миг – и синий кабинет стал по-летнему светлым и уютным! Каким теплым бывает сапфировый оттенок…
– Кемета и завтрак! – приказал Бертольд незамедлительно явившемуся на звон колокольчика Джеймсу.
Южане знают толк в напитках. И что-то хорошее найдется даже в Мидантии. Именно они первыми догадались привезти из-за Южного Моря плоды кема. Не будь уроженцем Мидантии Валериан Мальзери – Бертольд полюбил бы ее за один только кемет.
Верный камердинер не промедлил ни со свежим хлебом и сыром, ни с… Неповторимый аромат!
– Благодарю.
Доверенных слуг нужно выделять. Это – единственное, в чём прав жирный дурак Гуго.
Джеймс, просияв, пробормотал:
– Всегда к вашим услугам, мой господин!
Безупречно вышколен. И кемет готовит отлично.
Яда в чашке нет – что и требовалось доказать. Впрочем, он попадался всего трижды. В последний раз – лет пять назад. Жаль – у Бена был отличный почерк. Увы, шпионил на Мальзери он так же безупречно.
И еще однажды пытались отравить Джерри – девятилетнего. Вот тогда у Бертольда впервые кольнуло сердце. Ладно хоть – год домашнего ареста в отдаленном поместье вправил Малькольму мозги.
Об этом сейчас – не время. Хватит и змей. А дети вроде как уже поняли наконец: семья – дороже всего.
Или поймут.
Итак, Мидантия. В том, что тамошние императоры меняются теперь со скоростью квиринских, ничего плохого нет. Есть в том, что вдруг взявшийся убивать чужих шпионов Эрик возомнит себя победителем и героем. А обнаглевший Ормхеймский Бастард – хуже обнаглевшего Всеслава. Хотя бы потому, что много глупее. Значит… значит, победителем Аравинта будет считаться южная свинья, а не северный медведь.
Ревинтер поднял чашку, салютуя солнечному лучу. Тоже – победителю. Ночной мглы.
Обрадованный посланец небесного светила весело перескочил на портрет Фредерика Второго. Серьезного, благообразного и надутого.
Здоровье… то есть – земля вам пухом, Ваше Величество. Вы действительно были Величеством. Особенно на фоне Карла и Гуго. За упокой вашей отнюдь не безгрешной души.
И да здравствует принц Гуго – завоеватель Аравинта. Да здравствует розово-голубая армия. Совершенно безвредная. По крайней мере – для врагов.
А вот Илладэн герою-победителю вовсе ни к чему. А значит… значит, с Аравинта будет-таки снято отлучение. Раз уж это теперь наша провинция. И все похороны, свадьбы и прочее – вновь действительны. Так что пора ковать железо, пока горячо.
И брать за шкирку императора – пока тот не слишком уверенно сидит на престоле. Благодаря Ревинтеру, мятежникам и Барсу.
А то потом как усядется. Как всех победит…
Кстати, и в семье у него нелады, нелады. Пожалуй, стоит повременить с помолвкой дочери принца Евгения. А то больно уж она похожа на некоего юного капитана – из личной охраны принцессы Софии.
Для будущих наследников свежая кровь даже полезна. Но не когда девочку в лицо называют бастардом. А якобы дед посылает гром и молнию на голову ее матери.
Ревинтер, отставив опустевшую чашку, довольно усмехнулся. Глупцы гадают на кеметовой гуще. А сам он продолжит игру. В политике тех, кто обеспечил его вкуснейшим напитком подзвездного мира.
Эрик останется без победы. Гуго – без жены и приличного размера провинции. А стравивший Мидантию с Эвитаном – уже остался без чужой войны. Зато вскорости будет тебе, не слишком неведомый враг, мидантийско-эвитанский союз. И окончательный разгром твоей страны. Квирины.
А маленькая принцесса Виктория, может, еще и станет королевой Эвитана. Лет через семнадцать. А то и раньше.
Пожалуй, лучше все-таки поспать часа четыре. Якобы бодрящий кемет – иногда на редкость вкусное снотворное. Если действительно устанешь, как десяток рудничных квиринских рабов!
Мысль об этой стране вновь привычно резанула сердце. Черной мидантийской сталью.
Ничего. С Квириной будет покончено еще до зимы. Задолго.
3
Герцог, герцогиня и лишь часа три назад получивший титул виконт ушли на юг через Лес Древних. Где их не найдут ни жрецы змеебога, ни гарнизон подколодной змеи Мальзери.
Но ни один лес не простирается до Лютены. А значит – королевский врач Рунос, графиня Эйда Лиарская и ее дочь-бастард поедут под защитой одного лишь Белого Посоха. А он спасает от магии змеепоклонников, но не от пуль и стали.
Эйда прижимает к груди уснувшее дитя. У нее есть кинжал, и если враги их догонят – вмиг узнают, сколь опасна для стаи шакалов даже домашняя кошка. Когда защищает рожденного ею котенка!
Лес остался позади. Впереди – лишь миль пятнадцать дороги. И отнюдь не той, что недавно осчастливила армия Эрика Ормхеймского – Победителя Аравинта.
Старая дорога частично заросла упрямой травой. Но у Мальзери хватит людей на все местные тропы. А у змеежрецов – тем более.
И дальше тянуть нельзя.
– Эйда.
Девушка ощутимо вздрогнула, обернулась. Какие все-таки глаза! Даже у жреца должна дрогнуть рука при виде столь завораживающе-прекрасных лесных озер.
У матери были такие же, но рука отца – не дрогнула…
– Эйда, ваша дочь слишком много значит для этих людей. Гораздо больше, чем вы или кто другой. – Разве что он сам, да и то – не обязательно. – И если она попадет к ним в руки – ее судьба будет не в пример хуже смерти. А я могу погибнуть раньше, чем вас схватят. Вы меня понимаете?
Содрогнулись хрупкие, узенькие плечи, жалобно колыхнулся темный плащ. Его собственный. Укрывший сегодня уже вторую девушку.
Еще сильнее осунулось лицо. Сколько боли умещается в двух серых очах!
Эйда крепче прижала к себе спящую дочку. Только дети могут спать – когда вот так обсуждается их жизнь и смерть. Алессандро Мэндский тоже видел сны за ночь до казни.
Отвела глаза. Куда теперь смотрит? Ах да – на дорогу. Или за линию горизонта. В нежно алеющий рассвет, что недавно взошел над спасенным миром. Вне зависимости от того, выживет ли одна-единственная трехлетняя девочка.
Рассвет – живой и жестокий, он приходит всегда. Пока чей-нибудь очередной обряд не удастся…
– Моя сестра хотела убить меня… – тихий безжизненный голос. Тонкая рука сжимает и разжимает повод.
– Ваша сестра? Ирия Таррент?
Эйда не сказала «не смогу». Не заломила руки, не закричала. Впрочем, с дочерью в объятиях не больно что заломишь…
– Ирия. Она хотела спасти меня от бесчестья. Жаль, ей это не удалось…
– Нам придется ехать быстрее, Эйда. – Всё, что нужно – уже сказано. И времени больше терять нельзя. – Если хотите – я возьму ребенка.
– Нет, я справлюсь. Только ответьте – почему⁈
Однажды Рунос уже слышал такой крик-шепот. И видел такие же глаза. Только обращенные не к нему.
Эйда вновь обернулась. Затравленно. Лучше бы уж по-прежнему смотрела в рассвет. Уже густо алый – окрашенный кровью небес.
Древние считали рубиновое небо символом недавней смерти. Рунос сам говорил, что тогда оно будет кровавым вечно. Но почему тревога всё сильнее сжимает сердце? Откуда ощущение, что ничего еще не кончилось? И всё зло – впереди.
– Почему именно мой ребенок⁈
– Я хотел бы ответить, Эйда. Но точно не знаю сам. Не удивляйтесь: видеть – не значит «понимать». Над вами обеими знак – над тобой и Мирабеллой. Это – проклятие. Откуда оно взялось, почему и что значит – мне неведомо. Но поверь: жрецы змеиного культа видят то же, что и я.
– Кто вы⁈ – Теперь к боли в двух измученных озерах примешался еще и страх.
– Не жрец, и уж точно – не поклоняюсь змеям.
Усталость за всю эту ночь и утро навалилась разом. Не вовремя!
– Я мог бы попытаться понять, в чём природа проклятия, если б знал день и час рождения ребенка. И зачатия.
Рунос и рад бы прикусить язык. Но, увы – зачатие в таких вещах важнее рождения.
– Мирабелла родилась в тридцатый день Месяца Сердца Осени 2992 года от прихода Творца.
Какого-какого года⁈ Рунос похолодел.
– Время… точно не помню, но за окном уже стемнело. Зачатие… – голос Эйды стал совсем безжизненным. – Четырнадцатый день Месяца Рождения Весны. Почти три часа дня. Монастырские часы били. Или позже… но тогда это может быть любой день Месяца Рождения Весны. И время разное. Будь всё проклято! – слезы вдруг хлынули из серых глаз ручьем. Полноводной рекой. Тоже весенней. – Будь всё проклято – как проклята неизвестно кем моя дочь! За что⁈ Она-то в чём виновата⁈
Глава 6
Глава шестая.
Эвитан, окрестности Лютены – Лютена. – Квирина, Сантэя.
1
Их ждали на развилке всего в полумиле от места прощания. И в пяти милях от Лютены. А может – и не только там.
Еще бы! Змеиные хвосты могли потерять след добычи, но не желание ее схватить. И у них было вдоволь времени, чтобы перерезать к Лютене все пути.
А дураком оказался именно Рунос – когда решил, что перекроют лишь дороги на юг. Илладийцам.
И теперь уже слишком поздно думать, Эйду ли с дочерью караулят змеиные мерзавцы или вдруг решили, что юный Октавиан вернется домой к папеньке.
Можно выбрать лесную тропу. Понадеяться, что хоть чащу не перекрыли.
Или свернуть к ближайшему монастырю? Это – миль пятнадцать. И тоже – лесом. Потому как возвращаться по дороге – смерти подобно.
Лошади волнуются. Хорошо хоть – не ржут. Кобыла Эйды отстала от Руносовой всего на полкорпуса – и ясно, почему. Коням безумно хочется вперед.
Они все трое чувствуют беду… а вот Эйда – нет. Иначе удивление в ее глазах давно сменилось бы тревогой и ужасом.
Но девушка не боится. И на удивление спокойна Мирабелла… А вот о причинах последнего лучше сейчас не задумываться. Когда они окажутся в уютном кабинете отца Жерара – у Руноса будет сколько угодно времени разбираться во всех секретах девочки.
Целитель тяжело вздохнул. Замотать лошадям морды плащами, провести под уздцы? И почему же так не хочется этого делать?
В любом случае – с торной дороги пора убираться.
Подав Эйде знак следовать за ним, Рунос осторожно заехал под шелестящий на ветру зеленый свод. Девушка не отстала ни на шаг.
– Эйда, – служитель Матери-Земли понизил голос до предела, – впереди на дороге – засада. Вам придется нести ребенка, я веду обеих лошадей.
– Далеко?
– Миль пять-шесть, – честно ответил Рунос.
Жанна не сможет скрыть его отсутствие дольше полудня. Разве что закричит из-за двери, чтобы принцессу и ее личного врача не беспокоили до завтра. Она так и сделает – если захочет. Но вот Карл точно не захочет так долго обходиться без целителя.
Вряд ли удастся утаить пропажу королевского врача и от Мальзери, но об этом подумаем позже. Сначала нужно хоть попытаться вытащить отсюда ни в чём не повинную девушку и ее дочь!
– Не волнуйтесь, Эйда, – Рунос на миг сжал ее ледяную руку. – Мы просто постараемся их обойти и вернуться на дорогу. Засаду в двух местах на одной дороге не устроят даже змеепоклонники. Не тысячи же людей они под Лютеной собрать успели!
Будем надеяться, что их вообще – не тысячи – во всём Эвитане. Иначе стоит всерьез задуматься, как спасать мир, где каждый десятый – змеиный жрец?
И обходить придется за полмили, не меньше. Ветер может смениться в любой миг. Лучше не рисковать. Уровень врагов Руносу пока неизвестен. А Лес Белой Матери остался позади.
2
Новая засада дожидалась впереди. Обычная, стандартная и до боли обидная – укрылись в лесу солдаты в простых плащах. И кинулись теперь на беглецов с двух сторон.
Сила – великая вещь. Вот только чувствует она лишь другую Силу. А в этих мерзавцах магии – ни капли.
Чем бы ни занимался их хозяин Мальзери – сами они Знаком Змеи не помечены. Всего лишь исполняют приказ. Но вреда от них ничуть не меньше, чем от жрецов с серпами.
Вот и всё. Серое небо, лесная дорога, полный дикого ужаса взгляд Эйды – крепче прижавшей дочь к груди. Своего ребенка девушка убить не сможет, что бы Рунос ей ни сказал, но драться – готова. Вот только как? Одной рукой держа в седле дочь, а другой – поводья? И еще пытается в таком положении дотянуться до кинжала! Порежет себя или лошадь.
– Скачи вперед и не оглядывайся… Я задержу!
Она всё же обернулась – уже на скаку. Но не потеряла ни мига. Какая мать станет медлить, спасая дитя?
Рунос развернул коня и поскакал прямо на ближайшего. С расстояния – расстреляют, а вот с трех шагов… с двух…
Уже не станут!
Рунный посох взвился в воздух. Убивать нельзя – потеряешь больше, чем жизнь. Но вот драться – никто не запрещал.
3
Трясина мерзко хлюпает, засасывает, тянет в бездну… Не отпускает!
В небесах Дракон и Волк истекли кровью. В тот день Четверо связали себя клятвой. Себя и Пятого. Того, кто не клялся и ни в чём не виноват, но на него пало чужое проклятие. Потому что один из Четверых – еще и проклят. Он посмел оскорбить Древних Богов. Осквернил святилище. Один из Четверых проклят, и с ним вместе проклят Пятый…
Тьму режет Свет! Яркий, слепящий… теплый.
– Очнулся!
Действительно – свет. Солнечный. Прямо в лицо. И в золотом ореоле, как в нимбе, – лицо Анри Тенмара.
Темные круги под глазами, заострившиеся скулы. Не спал всю ночь? Из-за едва не отбросившего (наконец-то!) копыта врага?
А солнца, кстати, в лазарете нет – окно завешено. Просто после полной тьмы и сальная свеча кажется майским костром…
– Очнулся.
А глаза всё же лучше зажмурить! Почти.
– Пей! – рука врага подносит кружку. Слишком благородного врага.
Чем отдавать тебе долг, Тенмар?
Питье – горько-терпкое.
Действительно – легче. По чуть-чуть, по дюйму трясина разжимает ледяную хватку. И озноб проходит. Кажется…
– Опять болото?
И что отвечать?
– Да, – Роджер откинулся на подушки. Мягкие, теплые. И наконец-то можно вновь прикрыть глаза. Теперь всё будет хорошо. Хоть на какое-то время… – А еще – ты, – не удержался он. – Ты тоже мне снился.
– В кошмаре?
– Да. Я тонул в трясине, а ты победил баро. Только боги здесь не при чём. Это твоя Сила, Тенмар. Не волнуйся, я никому не скажу.
– Скажешь – хуже будет не мне. – Роджер и с закрытыми глазами отчетливо видел совсем легкое пожатие плеч… бывшего врага.
Если «не тебе» – для тебя это еще хуже, Тенмар. Но Роджер Ревинтер действительно никому не расскажет. Никогда и ничего.
– Четверо дали клятву и должны ее сдержать. Пятый не давал, но связан ею. Один из Четверых проклят, и Пятый проклят вместе с ним во веки веков.
Внезапно вернувшийся озноб заставил клацнуть зубы.
– Что это было, Ревинтер?
– Я… не знаю… – Роджер, закашлявшись, умолк.
Тенмар терпеливо ждет. Какие тяжелые у него глаза! Пронзительные, как обоюдоострые клинки. Агатово-черные. Кто придумал, что сын Ральфа Тенмара не похож на отца? На подаренном Арно Ильдани гербе подполковника Анри Тенмара – сокол, а не дракон. Но можно ошибиться, лишь видя обоих в полете. Поодиночке. Ты – дракон, Анри Тенмар. И подобие своего грозного отца, хочешь ты того или нет, чересчур благородный враг.
– Я действительно не знаю… Я уже рассказывал, что сам в этих кошмарах ничего не понимаю.
– Может, и не понимаешь… – взгляд Тенмара мягче не стал.
Он – нарочно или просто не замечает, каково людям под таким прищуром? У него это было всегда или… недавно?
– … или тебе так кажется.
– Я… не знаю. Но могу догадаться. Проклят, наверное, я. Но я не давал никаких клятв. Никогда – даже на пьяную голову. Я даже жениться на Эйде… девице Таррент не клялся. Пятым, кто проклят вместе со мной, может быть моя дочь… – Вот и выговорилось. – Как в Священных Свитках: «грехи отцов падут на головы детей».
И жить после такого не хочется точно. Еще сильнее, чем прежде.
– Если верить старым легендам – совсем необязательно клясться вслух. – А Тенмар – совершенно серьезен. – Достаточно сделать что-то схожее с клятвой, и будешь считаться принесшим обет.
Взгляд жжет Пламенем Вечной Бездны и режет каленым железом. Хочется исчезнуть прямо сейчас – раствориться вместе со всеми мыслями и деяниями. Нужен ли ответ, что именно посчитали за клятву те, кто с завидным постоянством напоминают о себе?
– Тенмар, вы… ты знаешь, что можно сделать? Раз ты читал эти легенды? Как снять проклятие с моей дочери⁈
– Ты верующий? Сходи в любую часовню, найди священника. Чем беднее, тем лучше. Центральный Храм Солнца – не советую.
Рассказать? Или примет за окончательно свихнувшегося? Да нет, если еще не принял – то и потом вряд ли.
– Ты тоже считаешь… там что-то не то?
– Там очень не то, если тебе интересно мое мнение. Не знаю, кому в этом Храме поклоняются, но уж точно не Творцу. А теперь, когда с твоими снами мы разобрались, – где ты был, Ревинтер?
А вот сейчас – лучше не врать. Совсем. Хотя бы потому, что и так не собирался.
Роджер подробно выложил всё. Включая то, что на родине с него сняты обвинения.
– Интересная новость, – усмехнулся Тенмар. – Но я бы на твоем месте сначала уточнил информацию. У кого-нибудь незаинтересованного.
– А такие есть? Осведомленные и при этом – незаинтересованные?
– Дождись вестей от своего отца. Вряд ли Бертольд Ревинтер не найдет способ известить сына об освобождении. Если оно, конечно, правда.
Ты опять честен, старый враг. Которого так хочется видеть другом.
Чего тоже не случится никогда.
– Я согласился шпионить на Андроника. Чтобы узнать его планы. Он устроит меня учителем языков в семью своих врагов. Мне пока неизвестно, кто они, но я не хочу им ничего дурного.
– Ты постараешься скрыть от него всё, что действительно важно?
– Да. И я стану говорить это тебе.
Тенмар, не молчи!
– Почему?
Потому что Анри Тенмар может не верить Ревинтеру, а вот у последнего – выбора нет.
– Потому что ты – единственный, кто может что-то сделать. Если захочет, конечно. Я больше не хочу быть орудием в руках очередного интригана.
– Вот как, – темная бровь чуть изогнулась. Незнакомо. – А стать моим орудием ты, очевидно, не боишься?
– Не боюсь, – честно признался Роджер.
4
Выбора у Роджера Ревинтера действительно не было – либо соглашаешься шпионить, либо тебя убивают, а шпионит кто-то другой. Из тех же бьёрнландцев. И это будет уже точно не проконтролировать.
А сейчас – можно? Кем ты себя возомнил, Тенмар? Ревинтером, который Бертольд? Или Валерианом Мальзери? Или хоть Всеславом? Ты всегда был никаким интриганом… но так вышло, что других здесь нет.
Итак, что мы имеем? Парня – будущего михаилита, его сестру, родителей-придворных. Против кого копает Андроник? Против всё еще официальной Церкви, конкретно михаилитов, или просто жаждет поживиться на конфискациях? Или ослабляет враждебную придворную группу? Еще бы знать, кто там против кого дружит…
Самый банальный вариант – Андроник положил свой весьма мерзкий глаз на девушку. Иди речь о Бертольде Ревинтере, Анри бы так не решил: тот ради подобного пустяка и усилий не приложит. Но этот хлыщ… он может. Еще с первой встречи напоминал собаку с пистолетом в пасти. Надушенную, напомаженную. Завитую. И никогда не знаешь, выстрелит или нет.
Вот и выходит, что всё ныне доступное Анри Тенмару – это ждать. Слушать доклады младшего Ревинтера. Исправлять их и молить Творца, чтобы Роджер не соврал, а сам Анри не ошибся.
Ревинтеру сложно поверить до конца – такое не изменить. Но это еще не повод отказать ему в помощи. Как и тем, кого он вдруг взялся защищать.
5
Лютена щерится бедными лачугами и ухмыляется богатыми особняками.
Эйда тоскливо огляделась. В аристократический квартал лучше не соваться. Но и в бедном найти мать с ребенком – вопрос времени. Учитывая, что ее знают в лицо.
Единственная, кому можно было верить до конца, – Ирия. Но ее давно нет в живых. Значит… больше идти не к кому.
Просить помощи у церкви – гиблое дело. Для святош мать незаконнорожденного ребенка – грязь под ногами. Если не хуже.
Девушка тяжело вздохнула. Проблема – не только в погоне. У беглянок нет ни меара. А Мирабелла целый день ничего не ела.
В монастыре Эйде приходилось выполнять и самую черную работу. Может, теперь пригодится?
В первых трех домах девушке просто отказали. В четвертом пригрозили вызвать стражу – разобраться «с нищей шлюшкой-попрошайкой». И вообще «много вас здесь ходит – только и норовят обокрасть». В пятом едва не опознали в Эйде какую-то известную воровку, что «вот так же бродила – а потом из соседнего дома всё вынесли». В шестом недвусмысленно назвали место, где «грязные, распущенные девицы вроде тебя найдут себе занятие по вкусу». Что Эйда – вдова, не поверил никто.
В седьмом доме попросту велели убираться – «пока собаку не спустили». А на улице встретил накрапывающий дождь, на глазах превращающийся в ливень.
Девушка поплотнее закутала Мирабеллу в плащ Руноса. Зубы уже начали дробный перестук, а всё тело сотрясает дрожь. Сейчас бы в тепло… куда угодно, но под крышу! Или хоть сесть на сухое! Впрочем, еще немного – и сойдет и мокрая земля.
– Эй, красотка, хочешь развлечься?
Эйда затравленно обернулась – навстречу двум похабным смешкам. Пара щербатых нищих откровенно уставились на попятившуюся девушку.
Лиаранка крепче прижала к груди дочь, развернулась и побрела прочь – с трудом заставляя себя не ускорять шаг. Вслед раздался свист:
– Красотка, куда же ты?
Эйда бросилась бежать.
– Эй, ты давно здесь ошиваешься! Всё равно ночью никуда не денешься. Стой – если не хочешь, чтоб заодно придушили твоего щенка!
Мерзавцы правы. Ей некуда деться и негде прятаться. Для этих… людей она – дешевле любой уличной шлюхи, потому что ту хоть кто-то защищает.
Эйда, задыхаясь, помчалась дальше. Только бы не споткнуться! Творец милосердный, снизойди к мольбам грешницы!
Теперь она знает, куда ей нужно.
Невозможно представить, как Эйда выдержит то, что предстоит… даже ради Мирабеллы! Но выхода не осталось.
Друзей у беглянки нет, родных – тоже. Церковь попросту запрет ее в монастырь – в очередную Башню Кающихся Грешниц, чтобы поскорее уморить. А Мирабеллу вернут туда, где держали все эти год и семь месяцев.
Эйда содрогнулась! Любая мать выдержит все муки Бездны – лишь бы избавить от них свое дитя.
На улице беззащитная девушка станет общей игрушкой… а за жизнь ее дочери никто не даст и меара. Значит – всё, что угодно, лишь бы спастись от этих животных. Впрочем, нет – сравнение их со зверями слишком оскорбляет последних. До изощренной жестокости людей невинным тварям далеко.
