Текст книги "Вихрь Бездны (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Не должны. Но и Элгэ им перервет горло – за Диего. Не отвлекаясь на мораль и понятия о чести и благородстве. Не в ту эпоху живем!
Наверное, есть где-то те, кто в любой ситуации – даже самой паршивой! – сохраняют верность идеалам. Может, и есть. Элгэ – не такая. И никто не запретит ей ненавидеть любого, посмевшего угрожать ее родным. Любого, без кого она никогда не узнала бы о себе такое. Если б не эвитанские мерзавцы – жизнь герцогини Илладэн прошла бы среди философов, поэтов и блестящих кавалеров! В рассуждениях о мере добра и зла, куртуазных сонетах и длине гривы легендарных единорогов.
Всё, хватит сентиментальничать. Прямо по курсу – городские ворота. Путь к свободе. Примут ли Элгэ сейчас за мужчину? Она – не какая-нибудь тощая северянка, но и роскошной фигурой Кармэн природа ее не наградила. Пока.
Значит – примут. Или получат шпагой в морду.
А лет через пятнадцать, когда «не примут», – Элгэ будет носить другую фамилию, мирно воспитывать детей и сочинять сонеты. Если доживет!
Десяток солдат в воротах, молодой лейтенант… Ну зачем вам чьи-то имена и подорожные, а? Даже ночью? Ведь не нужно?
Молодые господа едут веселиться – в табор у Западных Ворот. Какой-то там действительно стоит. Элгэ даже выяснила, где. Иногда разговоры служанок полезны.
Девчонки бегали гадать. Даже служанки Мальзери верят в любовь и «суженого-ряженого», кого можно приворожить с помощью чудозелья смуглых банджаронок. Даже эти вышколенные статуи ждут свою судьбу! Жаль, ни одной нельзя доверять (даже той). А чтобы саму Элгэ гадать отпустили… Будь дядя-свекор таким дураком – она бы в его доме пленницей не оказалась.
Лейтенант не спросил ничего, солдаты – тоже. Отпустили «молодых господ» беспрекословно. Не военное ведь положение. Эвитан давно воюет только на чужой территории. В крайнем случае – на пограничье.
Только за воротами нахлынула усталость. Мигом навалились и вторая по счету бессонная ночь, и тревога за брата… и осознание, что за Алексой уже не вернуться! Времени не дадут. Только-только – брата в охапку и в Аравинт. Умереть или спастись – но со своими. Октавиана придется брать с собой – отступать ему теперь некуда.
А Алекса… остается надеяться, что сестру спасет кардинал. Ага! А почему сразу не лично Творец – в окружении сонма праведников?
Вернуться в Лютену, спрятав где-нибудь Диего? Хороший вопрос – где? Друзья, союзники, добрые жители Лютены – кто-нибудь, кому не безразличны дети покойного полководца и героя Алехандро Илладэна! Ау, откликнитесь!
Ау… Такой тишины не бывает даже на кладбище.
Дорожная пыль под копытами Соколицы, мелко покрапывает дождик – его только не хватало! Мышасто-свинцовые тучи вот-вот свалятся на голову.
Слабый проблеск робкой луны. И два всадника – между жизнью и смертью. Между двумя смертями.
И сотни миль до Аравинта.
Глава 8
Глава восьмая.
Эвитан, Лютена.
1
Портреты. Целая галерея давно умерших людей. Галерея без начала и конца.
Портреты.
Ральф Тенмар хищно улыбается с ближайшего. Ирия, как завороженная, шагнула к нему…
Где-то плещутся волны Альварена, злобно смеется мать, печально качнулись седые косы Катрин…
А на портрете герцога – лишь пустота. Мертвая парадная зала, пунцовый набивной бархат, тяжелое древнее золото. И багрово-червонные отсветы – в черных глазах Ральфа Тенмара. Теперь он стоит рядом с пустой рамой.
Ирия против собственной воли протягивает руку. И тонкие, сильные пальцы смыкаются на ее запястье. От ледяного прикосновения враз похолодевшем.
– Круг смыкается, Ирэн. Никому не уйти от судьбы. Я был прав – даже когда ошибался.
Его больше нет. И там, где он сейчас, известна правда о живых.
– Теперь вы знаете, что я вам лгала.
– Ты не лгала.
Неужели и там, за порогом, мертвым неведомо то, чего не знали живые?
– Лгала! Послушайте…
– Это я тебе лгал – слишком о многом. И не только тебе. Но у нас мало времени. Это – Ирэн. Моя племянница…
Кому он представляет ее? Давно умершим людям? Здесь ведь больше никого нет…
Левое плечо прожигает знакомая боль. Золотая ткань бального платья расцветает кровью. Алое и золотое… И черное. Бездонная тьма в глазах старого… мертвого герцога.
Древний клинок в его руках окрашен кровью. Ее кровью.
Ветер, кровь и серебро…
Ральф усмехается глазами короля Адальстэйна. Ральф? Нет, он – на портрете. По-прежнему гордо взирает на незваных гостей, что смеют нарушать покой древнего замка и его последнего хозяина.
Старый герцог застыл в золотой раме. А рядом с Ирией – Джек. Его лицо полускрыто сумрачным лиарским туманом. И новые клочья ползут и ползут в бархатно-золоченую залу – неведомо откуда…
Кровь стекает с кинжала в руке оборотня, алые капли падают вниз… и исчезают в густеющей дымке.
– Клятва на алтаре священна! – Во взгляде Джека – печаль. В древних глазах, что уж точно старше нынешнего лиарского замка…
Наплывающий туман заслоняет золото и пурпур. Заволакивает портрет Ральфа, его взгляд и усмешку… и глаза – той же глубокой черноты, что и у Джека.
– Случившегося не изменить.
Кровь струится из раны, а боли больше нет. Странно… Весь рукав пропитался алым. Даже кольцо на левой руке побагровело. Кольцо… подарок Ральфа Тенмара. На правой носят лишь замужние дамы. И вдовы.
Ирия попыталась рывком высвободить руку. Джек отпустил ее – и боль мгновенно вернулась. Даже кольцо отяжелело в разы.
Герб… Это он такой неподъемный. И его опять не разглядеть…
– Выбор сделан, – печально качает головой оборотень, оборачиваясь к портрету.
– Выбор сделан, – чеканные черты Ральфа Тенмара вновь проступили в тумане.
– Она поклялась.
– Она поклялась…
– В чём поклялась⁈ – не выдержав, заорала Ирия.
Уж этим-то двоим она точно никаких клятв не давала!
– Ты поклялась, и боги тебя услышали, – грустно вздохнул Джек.
В ушах взорвался прибой, алым золотом полыхнуло кольцо с неразличимым гербом. Рану обожгло случайное касание золотой струящейся ткани… Зачем Ирия позволила облачить себя в это платье?
Альварен плеснулся совсем близко. Теплые, ласковые волны обволокли ноги, мигом залили туфли…
А вода здесь – откуда? Альварен затопил замок… А если прилив не остановить – зальет и галерею с портретами!
Уже по колено… выше… Мокрая ткань тяжелеет, липнет к ногам. Ну что за неудобное платье?
Где здесь выход⁈ Ирия кинулась к двери – наперегонки с водой. В коридоре волны захлестнули по грудь – осталось только плыть.
Рядом качается на волнах портрет Ральфа Тенмара. Его сорвало со стены – и теперь вода размывает краску. Шедевр Алиэ Готта гибнет на глазах. И не только он.
Потолок – высок, но уже так угрожающе близок! Всё ближе… Осталось аршина два, не больше…
Окно! Нужно окно!
Ирия подплыла к ставне, рванула – освобождая раму…
Чтобы понять: спасения нет. Замок погрузился на дно древнего озера. Если там вообще есть дно…
2
– Госпожа баронесса!
Непроглядная тьма, мягкое ложе, комната лютенского особняка… Жесткий переплет книги под головой, боль в затекшей щеке, боль в левом плече.
Шелест дождя за окном. И всё громче – стук в дверь. И настойчивее голос Пьера:
– Госпожа баронесса, откройте – это срочно!
Так, Ирия заснула за чтением очередной легенды лингардско-тенмарского цикла – и свечи погасли. А ночью разошелся дождь. И, соответственно, заныло плечо. Как у старой бабки – на погоду. Даже смешно – застуженный в Альварене порез вообразил себя боевой раной. А Пьер – хозяином особняка, раз ломится в дверь баронессы.
Ломится?
Просыпайся, дура!Так, зажигай свечи. Одевайся, живо!
– Пьер, я сейчас. Что случилось?
– У нас гости, госпожа.
Если солдаты – Пьер сказал бы это прямо или нет?
– Что за гости?
– Ваши родственники, госпожа баронесса.
Призраки Леона и Полины, кыш! У Ирэн Вегрэ – совсем другая родня.
Подсвечник в одну руку, шпагу – в другую.
Нет, подсвечник поставь на тумбу. Иначе чем дверь откроешь – зубами?
Пытаясь на ходу превратить помявшееся платье в выглаженное, Ирия откинула крюк. Если в коридоре солдаты – значит, особняк уже окружен. А как они умеют вышибать двери – мы уже видели. Мигом пожалеешь, что сон – не явь. Впрочем, он тогда как раз – «в руку»…
Из коридора пахнуло зябким холодком. Погода Лютены опять забыла, что на улице – весна. Все-таки холодно на севере…
Давно южанкой заделалась, Ирия Таррент?
Если Пьер и ошалел от зрелища полностью одетой и вооруженной до зубов госпожи, то виду не подал. Понял уже, что в хозяйки ему достался не кисейный цветочек.
Да и сам слуга выглядит… Все-таки солдаты? Явились за компанию с родственниками?
– Так кто именно почтил меня своим присутствием?
Надо бы пригласить Пьера в комнату. А если перекуплен – избавляться от него тоже лучше при закрытых дверях.
– Госпожа Соланж Тенье, господин Констанс Лерон…
Еще не легче. Соланж сбежала с Констансом? А он, соответственно, решил, что все-таки создан для любви? Душа поэта – переменчивее ветра… кажется, это сказал Грациани.
– … госпожа Софи Тенье, госпожа Одетта Лефрэз.
А семейки Гамэль и барона Огюста Альбрэ с ними нет?
– Где гости?
– В гостиной. Мари подает им вино и кемет.
Беременной Мари лучше среди ночи не вставать, но другим слугам доверия нет. Даже такого.
– Входи, Пьер.
Все-таки остальное лучше спрашивать не в коридоре.
А догадка летит ко всем змеям. Для чего беглым влюбленным брать с собой глухую как три пня престарелую кузину Одетту и малышку Софи? Если Констанс и Соланж собрались тайно венчаться (непонятно, почему, – кто мешает явно?) или вообще обойтись без церковного благословения… Нет, последнее не вяжется. Столь почтенную даму берут с собой только в качестве дуэньи. А уж зачем сестренка – и вовсе не ясно.
Ладно, солдаты отменяются – уже хорошо.
Крюк вернулся на место. А любимое кресло успокоило. И зря. Глупо привязываться к вещам, если они – временные. Вещи, титулы, имена…
– Что-то случилось в Тенмаре?
Огромное спасибо вреднючке Кати – жадно вслушивавшейся в разговоры сводных сестер, чтобы потом донести мамаше. В подправленном и приукрашенном виде. Впрочем, для Полины и в неприукрашенном сойдет, но дочь в подлости и лицемерии подражала матери. Если б не Кати – Ирия не научилась бы говорить так тихо.
Впрочем, первый урок ей преподала еще Карлотта. В келье амалианского аббатства. Когда посылала убивать «эту мразь».
– Наверняка.
Кто учил Пьера – неизвестно. Кто-то. Тенмар – тоже еще тот гадюшник. И слугам там не безопаснее, чем бедным родственникам.
А где безопаснее? У Ирии действительно было счастливое детство, или оно ей приснилось?
А Пьер пристально смотрит на «госпожу баронессу». Молча. Ах да – тенмарские слуги не смеют делиться собственными догадками без разрешения хозяев. Знай свое место.
– Говори, – вздохнула Ирия.
– Наверняка барон Гамэль распоясался, титул хочет захапать. Он же теперь старший, без Анри… господина Анри…
Оговорка – нечаянна?
– Вот господин Тенье и отправил барышень от греха подальше. И господин Констанс не к добру раньше времени из отпуска вернулся…
Или Пьер несет полную чушь, или знает о бароне Гамэле что-то, чего не знает Ирия. Ибо масштаб у баронишки не тот, чтобы безнаказанно от родственников избавляться.
– У него высокие покровители?
– У господина Констанса?
– У барона Гамэля.
– В Месяце Сердца Осени он писал в канцелярию барону Герингэ…
Герингэ. Министр юстиции. Политический союзник Бертольда Ревинтера. Один из подписавших смертный приговор Ирии Таррент. Враг Ральфа Тенмара.
Что ж, вполне вероятно. Избавился же герцог Тенмар от Люсьена. С ее помощью.
Ирия набросила меховую накидку. Раз уж ни Месяц Заката Весны, ни тепло особняка не спасают от стылости воспоминаний.
– Господин Гамэль рассчитывал на титул. Всегда. А господин Констанс редко прерывает отпуск. Так что, госпожа баронесса…
– Спасибо, Пьер. А сейчас тебе придется выйти. Подожди меня в коридоре.
– Вам прислать Мари?
– Я справлюсь.
Для домашнего светло-голубого платья корсет не нужен. Заколоть волосы в простую прическу Ирия сумеет и сама, а ей нужно подумать. Одной.
3
«Баронесса» слегка задержалась у крайнего портрета.
Красивая молодая дама. Бабушка или прабабушка Ральфа Тенмара. Платье с жестким воротом. Высокая прическа того времени – «фруктовая корзинка». Рубины, рубины, рубины… И печальные, очень человеческие глаза. Похоже, в некий краткий период истории знамениты были не такие, как великий Готта.
– Чей это портрет?
– Бабушки покойного герцога Ральфа, герцогини Элеоноры.
– Работа неизвестного художника?
– Какого-то студента. Перерисовал со старого полотна и сделал так, что ее светлость теперь смотрит иначе. А другой портрет, старинный, его светлость герцог Ральф в замок увез.
– И какой на твой взгляд лучше?
– Портрет-то? Этот! Хоть и студент рисовал, зато по-человечески.
– Давно это было?
– Да лет двадцать назад или около того. Я еще совсем мальцом был.
Просто студенческая работа. Даже подписи нет. Вариация со старинного полотна. А подписывают холсты лишь признанные мастера кисти. Даже если портрет руки неизвестного студента на порядок талантливее и человечнее «шедевров» «великих». Как дикий цветок порой прекраснее выпестованного лучшими садовниками.
– Госпожа баронесса, погодите. Они будут ждать еще четверть часа.
Четверть часа не решит ничего. А лицо Пьера – совершенно бесстрастно. Лакей и лакей.
– Его светлость герцог Тенмар просил показать вам одну нишу. Когда придет время. Я осмелюсь предположить, что оно пришло.
Глава 9
Глава девятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Тревога не проходит.
В детстве они с Ирией нашли в отцовской библиотеке жуткий роман о леденящих кровь древних обрядах. Книга потом куда-то делась. Скорее всего, ее обнаружили в детских вещах взрослые и убрали подальше. Да и сам сюжет с годами забылся. Эйда и без того вечно всего боялась…
Но впечаталось в память, что нужно порезать руку, полить зеркало кровью и трижды произнести свое имя. И тогда узнаешь будущее. Но для обряда годится не любое, первое попавшееся зеркало, а всего одно. То, что хранится в древнем заснеженном храме на Черной Горе, в обиталище Злой Колдуньи.
Последние месяцы убили в Эйде страх напрочь. Остатки страха. Почему бы и не рискнуть? Что уже терять?
Тот обряд нужно проводить в полночь. Эйда упросила служительниц оставить ее возле Зерцала до часу ночи. Нет лишь кинжала. Зато есть острая шпилька для волос. Ирия бы справилась…
Кровь капала из проколотой руки. А Эйда медленно – нараспев, как в том романе – полушепотом твердила: «Эйда Таррент».
Сначала не происходило ничего. Потом… в зеркальной глубине вдруг исчезло отражение. Исчезло – и всё. Ни самой Эйды, ни даже комнаты…
Медленно-медленно, как из тумана, в Зерцале появились незнакомые серые стены, сводчатый потолок, зловещий полумрак, свечи у странного возвышения в центре…
Склеп. Или заброшенная часовня. Не хватает только полной луны и волчьего воя. Но первую с успехом заменяют тусклые факелы у стен и бледные свечи вкруг возвышения. Будто место для гроба. Нет, что тогда за ложбина вдоль черного камня? Вдоль… алтаря.
Комната колыхнулась, гладь Зерцала подернулась рябью…
– Подожди! – Эйда, закусив губу, вторично проколола руку. – Мирабелла Таррент, Мирабелла Таррент, Мирабелла Таррент!..
Зловещая сводчатая часовня вернулась. Но теперь от алтаря видны лишь три свечи и отблеск четвертой.
На первом плане – отдаленный вход. За ним скрыт непроглядно-черный коридор. И в нем кто-то есть. Кто-то, кто спешит сюда…
Часовня неотвратимо дрогнула. Но прежде чем видение погасло – отблески факелов обрисовали гибкий силуэт змеи. С головой ничуть не меньше человеческой…
2
Она сумела не закричать. Потому что бежать невозможно, а звать на помощь – некого. Теперь необходимо собрать все силы – чтобы правдоподобно солгать Учителю. Если он придет.
Эйда сама не знала, как и почему, но, глядя в Зерцало Истины, отчетливо поняла: нет у нее здесь никаких друзей, «братьев» и «сестер». Как и в любом другом месте. Ни у нее, ни у Мирабеллы. Раз уж Эйда – сумасшедшая мать, никак не желающая поверить в смерть ребенка, то лучше положиться на собственное мнение и во всём остальном.
Мирабелла – жива. Она – здесь, у этих! А вот сколько они обе теперь проживут – один Творец ведает. Или Темный…
Учитель не навещал Эйду уже несколько дней – и теперь ясно, почему.
Зато пришли другие.
Эйда узнала лишь одну из «сестер» – та как-то приходила вместе с Учителем. Остальных – как на подбор молодых, красивых и нарочито-скромно одетых в простые туники из белого полотна – старшая дочь Эдварда Таррента видела впервые. Уже знакомая «сестра» сообщила, что они пришли одеть Эйду для праздника.
То ли гостья, то ли пленница со вздохом отдала себя в руки… тюремщиц. Хотя уж что-что, а снять простое домашнее платье без шнуровки, с одним поясом, сумела бы и сама. Равно как и натянуть белую, как у прочих девушек, рубаху и распустить волосы. В монастыре прислуги не было.
Завтрак девы в белом принесли сюда же. Или это был ужин. Эйда давно потеряла счет дням.
Дамы удалились, пообещав вернуться через час.
Эйда осторожно отпила из бокала.
И от беспросветной тоски захотелось взвыть. Очередная ловушка! А ты чего ждала?
Учитель говорил, что «гостье» предстоит путешествие. Это и есть тот самый «праздник», ради которого ее собираются опоить невесть чем?
А вот возвращать им невыпитое вино нельзя. В монастыре Эйде не раз и не два пара крепких сестер вцеплялась в руки и плечи, а третья вливала в глотку сонную дрянь.
Дело ясно, как Светлые Сады Творца, куда Эйду Таррент никогда не примут. Ее опять использовали. Или попытались. А получив, что нужно, или, напротив, убедившись в полной бесполезности – нашли пленнице новое применение.
Значит – от вина нужно избавиться. Куда вылить? Как назло – в комнате ни единого пустого сосуда, кроме… Ну, разумеется!
Вне всяких сомнений, жидкости из этого бокала – в ночном горшке самое место! И сок из чаши пойдет туда же. Лучше перетерпеть жажду, чем бессмысленно улыбаться, когда придут резать. А что точно придут, можно уже не сомневаться.
Нож для фруктов не годится никуда – погнется сразу. Оббить края бокала? Сразу заметят. Шпилька?
Проклятие, да даже будь у Эйды настоящее оружие – она не умеет им пользоваться! Роджер Ревинтер вряд ли был хорошим бойцом – теперь ей это ясно. Но оказать ему серьезное сопротивление Эйда не смогла. Хоть вырывалась, царапалась и кусалась, как никогда в жизни… Ни до, ни после.
Творец милосердный, дай вырваться отсюда и вырвать из их лап дочь – если она здесь!
Эйда каждый день молилась Творцу – пока ее везли из Лиара в Лютену. Молилась с утра до ночи. Чтобы за ее грехи (раз их, наверное, так много!) покарали ее одну, а не Ирию и не Иден. Ири была лучшим человеком в подзвездном мире, но она погибла. А самая бесполезная из ее сестер до сих пор жива. И по-прежнему не способна защитить ни себя, ни собственное дитя!
– Творец милосердный, я помню, что на моих руках кровь Анри Тенмара, но молю тебя – я одна виновна, одна! Если с меня еще не довольно… если… Но Мирабелла ни в чём не успела провиниться! Возьми у меня, что хочешь, что я еще могу отдать! – но спаси мою дочь ради…
Ради кого можно молить Творца? Кто ему дорог?
– … ради твоих собственных детей!
Та женщина сказала: «через час». Если Творец не придет на помощь – Эйде и ее дочери осталось жить час.
3
Лунная дорога, сонные деревья, ветер в лицо. Всего лишь десять миль до поместья. Целых десять.
Диего держали там последних три месяца. Потому что его сестра с головой ухнула в волчью яму.
Все-таки принц отправится в Бездну вторым, а не первым. Он хоть не приходится своим жертвам дядей.
Творец милосердный, помоги спасти брата и сестру – и никто из них троих больше не ступит на землю Эвитана! Никогда.
Илладэн потерян. Аравинт – возможно, тоже. Но есть еще Идалия с ее солнечным морем и вольными городами – родина Лоренцо Винсетти. Есть Дарма с ее Университетом. На худой конец – есть островная Элевтерис. О нее не первое десятилетие ломает зубы отборный мидантийский флот.
А на самый крайний случай – существует Бьёрнланд. Тоже Север, но хоть не эвитанский. Без принца Гуго, графа Адора и дядюшки Валериана.
Только бы вырваться! К Темному врагов! Элгэ готова хоть всю жизнь скрываться под чужим именем, выдавать себя за мужчину. Готова даже отказаться от мести. Надолго или навсегда. Творец милосердный, да пусть живут хоть все мерзавцы подзвездного мира – только помоги!
Только бы получилось.
И Темный с ней самой – вырвался бы Диего! Всё равно жить с осознанием, что не уберегла, – еще страшнее. Творец, если ты и впрямь спасаешь невинных – вытащи из этого кубла Диего и Алексу!
Сама Элгэ – да, грешна, конечно, против Заповедей Священных Свитков. Слишком редко посещала церковь, не соблюдала посты, вышла замуж не невинной девой, не была хорошей женой. Не смирилась перед волей старшего родственника. И уж точно не согласна, что женщина уже по природе своей хуже и грешнее мужчины. А что самое худшее – повторись всё заново, и Элгэ вновь поступала бы так же.
Что ж – согласна умереть и согласна в Ледяную Бездну. Или в Вечное Пламя – по решению Вечного Суда и Творца. Только пусть невиновные живут.
Безмолвно небо, и молчит луна. Только одинокий волк воет где-то вдали. Тот самый?
А луне – всё равно. Освещать ли путь беглецам или беглецов для погони. Которой пока, слава Творцу, не слышно. Но это не значит, что и не будет.
У беглецов есть время, и будем надеяться – есть преимущество неожиданности. Вряд ли рядовым солдатам в особняке известно о тайном Храме-Неизвестной-Мерзости.
Случайный взгляд Октавиана… Или не случайный. Спутник Элгэ рассказал всё, что знал. И теперь тоже бережет дыхание. Но от тепла в его глазах чуть разжимается ледяная хватка на сердце.
И в этом грешна, Творец.
Элгэ усмехнулась. Услышал бы такие мысли Виктор – перечислил бы все ее грехи. Очень подробно и с комментариями. Но сына Алексиса здесь нет. А вздумай он смеяться над ее воспоминаниями – и она велела бы ему заткнуться. Потому что его здесь не было.
И что втянула в эту грязь Октавиана, Элгэ виновна тоже. Творец, пощади и его – если сможешь. Пощади невиновных, а с грешницей делай, что хочешь. Что она заслужила. В этом мире и в том. Свое пожила – и не так уж плохо. Другие жили дольше, а радости было меньше.
Зачем ты создал столь несчастливый мир, Творец? Или это мы сделали его таким?
Следи за дорогой, Элгэ Илладэн! Хоть и считаешь себя хорошей наездницей. (Ну хорошо – другие тоже считают.) Хоть позади уже и семь или восемь миль – еще три осталось впереди. И их нужно проскакать во весь опор, а не прохромать. На хромоту нет времени.
