Текст книги "Волчья ягода (Часть вторая).(СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Я понимаю, что это значило для тебя. Но, прости, твоей тете с того ни тепло, ни холодно. Он был далеко и надолго.

Навсегда!

– И ничем ей не мешал. Единственное объяснение – она хотела сделать тебе больно. Или, наоборот, уберечь – если относится к тебе не так уж плохо.

"Ты. Могла. Умереть. Идиотка".

"Вместо Дины должна была умереть ты..."

Как бы паршиво ни относилась к Зорке тетка – всё лучше, чем родная мать. И даже намного.

– Вы правы. – Взять себя в руки в очередной раз – тяжело. Не легче, чем в предыдущие. И чем взглянуть правде в глаза. В неприятные. И нелицеприятные для тебя самой. – Если бы она меня ненавидела – у нее не было причин помогать мне.

– Значит, ты понимаешь, что эти причины у нее есть.

– В больнице мы с ней заключили сделку. Она потребовала от меня определенного рода услуги. Я согласилась.

– Ты что-то подписывала?

Может, еще и нотариально заверяла? Интересно, как бы это выглядело? Проституция официально запрещена – даже для совершеннолетних.

– Я имела в виду, что ты берешь у нее крупную сумму денег, например.

А это в пятнадцать лет позволено? Впрочем, Галина Петровна – психоаналитик, а не юрист.

– Я не подписывала ничего, кроме бумаг за квартиру. Но если б она тогда попросила что-то подписать – я бы согласилась на всё.

– Понимаю. Относительно услуг – я правильно тебя поняла?

А можно понять как-то иначе? Зорка – крутой спец или еще кто? Что у нее в шестнадцать лет может быть – кроме смазливого лица и тела?

Впрочем, может, у других и бывает. Это только Зорка – малолетняя провинциальная идиотка.

– Наверное. Сначала я думала, всё будет хуже. Что клиентов будет много.

– А их – мало?

Не шокирована. Даже брезгливости на лице нет. Или настолько хорошо скрывает?

Но теперь этот визит для Зорки – точно последний.

– Пока – один. И с тем еще до дела не дошло... Следующие будут потом – пообещала тетя. Это мой одноклассник Андрей. Он немного старше меня: я – шестилетка, он – второгодник. Но следующим на очереди стоит его папаша, а ему под пятьдесят. Андрея я хоть могу контролировать... Сначала я вообще решила, что моя тетушка – лесбиянка. И была вполне к этому готова. Я вас шокировала?

– Не совсем.

К ней тут, наверное, такие ходят... Просто эти "такие" – наверняка взрослые. И их презирают меньше. За равное преступление детей вообще принято судить строже. Наверное, потому что они обязаны быть умнее и сильнее взрослых, а с годами люди имеют право и поглупеть.

– Тогда сейчас дошокирую. Вчера я сделала то, на что раньше была кишка тонка. И это не касается "клиента".

– В какое вчера?

– Что?

Вот теперь точно кажется – крыша уехала где-то по дороге. Растворилась в метели.

Зря. Умереть еще можно себе позволить – если деваться некуда. А психоз означает ад до конца твоих дней. Причем такой, что все библейские ужасы побледнеют.

– Извини, Катя...

Она – не Катя. И даже не Рина. У нее столько имен, что в один прекрасный день зеркало должно отразить тьму лиц. И крыша исчезнет уже в нем.

– Значит... – продолжила Зора.

Пусть вслух это скажет не она!

– Значит, это было. А я уж решила, что сошла с ума. Первые кандидаты в психи – как известно, те, кто их лечат.

– Мы с Женей тоже решили, что спятили. Интересно, много нас еще таких?

Холодно. Всё равно – холодно. Март. Зима еще не разжала когтей.

И настоящее имя брата Зорка назвала зря. Как и любимого парня.

– Раз об этом до сих пор не трубят средства массовой информации – вряд ли много.

– Мне тогда приснилась смерть Никиты. Подробно – как это было. А в следующем кошмаре на моих глазах искалечили маму и Женю. На следующий день повторилась среда. И я решила, что это мой шанс всё предотвратить... почти всё. Никита уже не воскреснет. Но Женя – жив. Пока.

– Успокойся. И что же случилось? Ты – тоже жива и не в больнице. Значит, хотя бы...

– Что жива и не там – заслуга не моя. Я была в том самом притоне наркоманов, где часто гостила Дина. Мне тоже пришлось принять дозу. И не только.

Всё еще не подает виду, что слышит откровенные гадости. Что же ей выкладывают другие?

– Тебя не изнасиловали? – И даже тревога в голосе.

– Нет, я всё это делала вполне добровольно, – усмехнулась Зорка. – И обошлось одним партнером.

– Прости, Катя, для тебя это был первый раз?

Послать подальше или ответить? Уже одной гадостью больше...

– Да.

Какая уже теперь разница?

– Надеюсь, ты предохранялась?

Нет, собиралась в неполных семнадцать рожать ребенка, зачатого под "дозой". Причем, глотали ее оба партнера. Зорка, конечно, феерическая дура, но чтобы настолько?

– Тетя еще до Нового Года посадила меня на противозачаточные.

Только помогают они не против всего...

Заразу Зорка подхватить могла вполне. И даже очень вероятно. Именно в таких местах всякую дрянь и ловят.

Паршиво! И... страшно.

Теперь придется проходить еще и анонимный медосмотр. И очень отчаянно молиться, чтобы пронесло.

2

– Ладно, перейдем уже к моей истории. Одной девушке снились странные сны. Что из родного дома пора бежать – куда глаза глядят. Надо сказать, дом этот действительно был не блестящим. Да и девочке не слишком везло в жизни, – Галина Петровна странновато усмехнулась. Зорке кажется, или девушка была для психиатрини не только пациенткой? – Она не знала своего отца – только по рассказам мамы и бабушки. Якобы, сбежал и даже алиментов не платит.

А почему только якобы? На самом деле – исправно отстегивал каждый месяц? Или... его уже не было в живых? Как Динки? И... Никиты!

– Да, сами мама и бабушка были еще теми дамами – весьма малоприятными в общении. Девушка действительно мечтала от них удрать, но надеялась сначала хоть закончить школу.

– Сколько ей было лет?

А это Зорке зачем? Из нездорового любопытства?

– Сколько и тебе. Ты, может, удивляешься, зачем я тебе забиваю голову лишними подробностями, но, поверь – это тоже важно. Для целостности картины.

– Я просто вспомнила собственное детство.

И вечно меняющихся кавалеров матери. Ладно хоть папами их звать было не нужно. В отличие от отчима. И не все они не просыхали.

– Не то чтобы моя мама специально вредила мне, – поправилась Зорка. – Она просто об этом не задумывалась.

Потому что воспринимала младшую дочь то как помеху, то как средство облегчить жизнь старшей. Или себе.

– Прости, Катя, но по твоим рассказам твоя мама – это тоже что-то с чем-то.

Забавно. Только что сама готова была винить ее во всём, но стоит это сделать кому-то другому – и хочется ринуться защищать.

Точно – дура.

– Неважно. У меня еще были Никита и Женя. – А сначала – еще и подруги. Вернее, Зорка думала, что были. – Я не была одинока!

И даже сейчас не одинока. Младший брат у нее есть по-прежнему!

– Я тебе верю. С кем ты сейчас споришь – со мной или с собой? Так вот – та девушка росла единственным ребенком в семье и действительно была одинока. – Ровный, бесстрастный голос. – Иногда ей казалось, что она вот-вот ожесточится и возненавидит свою семью. А порой думалось, что именно этого ее родня и добивается. Впрочем, она была непробиваемой. По-прежнему хорошо училась, да и вообще была "хорошей"...

Зорка, наверное, тоже когда-то была. Просто об этом не знала. Как и об отсутствии подруг.

– Писала глупые стихи, подбирала раненых котят и щенят... А потом приходила домой и кого-то из них там не заставала. А чуть позже порой находила их головы... или еще что-нибудь – на пути в школу. Странная история, правда?

– Да.

Даже для того дурдома, в который превратилась Зоркина жизнь. И без того не блестящая.

– Ничего, финал уже скоро. Она не знала, кто это сделал, сомневалась до последнего. В общем, дура была. Но однажды девчонка вернулась из школы чуть раньше... и застала расправу в самом разгаре. А бабушка улыбнулась и сказала: "Теперь твоя очередь. Возьми нож и вперед". И девушке показалось... вместо бабушки – огромная черная птица. В человеческий рост. Каркает и тянет клюв – вот-вот клюнет. А потом птица вспыхнула ярким пламенем – горела и хохотала. В ее клюве был тот самый котенок... уже не весь. А потом пламя исчезло, птица возникла прямо из пепла, а девушка очнулась в психбольнице. У ее постели сидела мать. Она сказала, что дочери приснился кошмар, и она во сне чуть не свихнулась. Пришлось везти сюда. И девушка поверила... только бабушки начала избегать. И того котенка дома не оказалось. Мама сказала, он сбежал и потерялся.

– А на самом деле?

Зорка сидит здесь и выслушивает какой-то очередной сюрреалистический бред! Зачем? Чем это поможет – ей? И Женьке?

Мало погибшей Динки, погибшего Никиты, свихнувшейся мамы и кучи проблем! Да, еще Дня Сурка. Теперь еще и гигантские вороны-фениксы появились!

– Кто знает? Только и это еще не всё. Вскоре мать познакомила ее с одним парнем. Кончилось это плохо.

– Он ее бросил?

Как Андрей своих предыдущих девочек, или Людку – ее кавалеры?

– Еще хуже. Мать заперла их в комнате... конечно же, нечаянно. Заперла и ушла. А потом оказалось, что ключ был еще и у него. Чтобы он мог потом спокойно выйти.

Привет "Клариссе".

– А милиция?

Она вообще в этом мире существует? Или только, чтобы сажать невиновных? И покрывать чьих-нибудь золотых сыночков?

– Никто туда не обращался. Сейчас с этим проще, а тогда – позор на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, позор был всё равно – потому что девочка забеременела. Роды прошли тяжело, а после них она очнулась уже у дальней родни – на Востоке. И узнала, что, оказывается, подписала отказ от ребенка. Наверное, в бессознательном состоянии. И ее мать его уже усыновила.

Нет, это точно сюр. Хотя... много ли проку от милиции было бы Зорке или Женьке – если б в родном городке с ними что-то случилось?

– И?

– Это был Восток, хоть и советский. Ты там никогда не была, Катя, тебе трудно представить. Полгода взаперти. Принудительный брак. Бегство. К тому времени ее матери и бабушки на прежнем месте уже и след простыл. А обращаться с вопросами к тюремщикам она побоялась – за побег ее просто убили бы. И не сказать, чтобы быстро. Она струсила.

– Вы жестоки.

– Она бросила своего ребенка в руках двух исчадий ада. Кстати, знаешь, почему тогда она пришла из школы раньше времени? Ей позвонили. Ты ведь уже поняла, что ей это не приснилось?

– Она узнала, кто это был?

– Ее бабушка.

Фильм про маньяка. Там в маленьких городках живут очень странные семьи.

– Я ничего не понимаю. Зачем?

Нет, кое-что логично. Кто поверит человеку после психушки? Состоящему на учете? Особенно если он начнет рыдать о каких-то расчлененных фениксами котятах?

Но откуда вообще взялись эти горящие птеродактили? Какой-то галлюциноген? Зорке на той тусовке тоже еще не то могло под "дозой" привидеться.

– Не знаю. Действия ненормальных логике не подчиняются. Дальнейшая судьба девушки полностью совпала со снами, но если б она сразу им последовала – избежала бы многих неприятностей.

– Погодите, я правильно поняла: ее родные делали пакости, но так плохо маскировали их, что разоблачить можно без труда?

– Да, но без улик и доказательств...

Чтобы свести с ума. Но зачем? Почему они так ненавидели собственного ребенка? Единственного? У нее ведь не было более любимой старшей сестры.

– А что теперь с ней? С той девчонкой? Она ведь еще жива? А... ее ребенок? Он жив? Это было давно?

Советский Восток. Не российский.

– Она-то точно жива, – теперь уже усмехнулась Галина Петровна. – А вот ее ребенок... точно не знаю. Но догадываюсь. Она ведь так его и не нашла.

– Но что было нужно этим психам – ее родственникам? Чего они хотели на самом деле? Даже у чокнутых есть какая-то цель. Сатанистами они были, что ли?

– Не знаю. Никто не сходил к ним и не спросил. А кто узнавал об их странностях... уже никому не мог о них рассказать. Та девушка – исключение. Подобные вещи иногда случаются, Катя. Просто случаются. Так же, как и повторяющиеся дни.

– Где она сейчас? Та девчонка?

– Та девчонка вышла замуж, через три года родила дочь, потом – сына. Закончила университет.

– Это ведь было очень давно, да?

– Очень. Слишком давно, чтобы что-то исправить.

Еще в советское время. Когда о сатанистах ни одна кошка не мяукала. Или котенок.

– Я... могу с ней поговорить?

Зачем? Что это даст – здесь и сейчас?

– Ты уже разговариваешь.

Вот так раз. А еще хорошо бы кто-нибудь объяснил Зорке происхождение мурашек по всему телу. Будто родня Галины Петровны вдруг выскочит из-за угла. И как...

Бред!

Зачем Зорка вообще сюда пришла? После такого это уже психолог не захочет ее видеть. Подобных исповедей не прощают.

– Я никому не скажу. Честное слово.

– А никто и не поверит. Кроме тех, кто заинтересован в моей смерти, а они, я надеюсь, очень далеко отсюда. Когда я упомянула Восток – ты ведь поняла, что всё это случилось далеко не в Питере. Мой муж умер еще в прошлом году, дети выросли. А моей старшей дочери был бы сейчас тридцать один год... будь она жива.

– Почему вы так думаете?

– Чувствую. Ты говорила о цели. Даже у фанатиков она есть. Особенно у членов некоторых сект. То, что я тогда видела, – жертвоприношение. И иногда жертвовать нужно не только котят.

Да. С котят все только начинают.

Точно – не нужно было сюда приходить. И без того паршиво.

– Вы были не виноваты...

– Ты бы бросила своего ребенка, Катя?

Не стала бы рожать. Кинулась бы пить противозачаточные.

Но взаперти это сделать трудно.

– Вы его не бросали.

– Бросила. Кстати, фамилия моей матери – Коршунова, бабушки – Болотова. Если встретишь таких людей... сама понимаешь. Впрочем, мать – уже старуха, а бабушка, надеюсь, в аду. Катя, я вовсе не хочу проводить параллелей между твоей и моей историей. Но мне кажется, столько несчастий просто не может свалиться на одного и того же человека без причины. Я не зря так заинтересовалась твоим прошлым. Понимаешь, у меня еще при первой встрече появилось ощущение... что тебе жизнь тоже дает попытки переиграть ситуацию и спастись. И мне кажется, наши с тобой истории – это всего лишь две маленькие вершинки одного огромного айсберга. А он под водой, и его пока не видно. Я в свое время побоялась его вытаскивать... и не советую и тебе.

– Я не боюсь! – Зорка усмехнулась. – Нет, вру – боюсь, конечно.

– Теперь ты понимаешь, почему я сказала, что ты правильно поступила? Я не хочу тебя пугать, но... Было бы хуже.

– Этим меня уже не испугать. Если б в тот вечер я не ушла из дома – скорее всего, меня бы уже не было. И... наверное, Жени тоже. Я это понимаю.

– У меня есть еще одно предчувствие. Ты и я – допустим, у нас несколько жизней. Но не бесконечное количество. И я не знаю, сколько еще осталось. Может, только одна. Проверить невозможно – больше у меня таких ситуаций не было. И тогда ты свою попытку уже израсходовала. Скажи, Катя, что ты собираешься делать дальше?

– Забрать летом Женьку и сбежать.

– А мама?

– Может, ей станет лучше.

– А если не станет? И подумай сама – отпустит ли тебя так уж легко твоя тетя? Вспомни – она в тебя "вложилась". И ты пока еще ничем не отдала долг.

– А вот теперь мне становится страшно, – вдруг призналась Зорка. Как товарке по несчастью.

Страшно. Но не так, как раньше. Судьба уже спасла один раз. И не только Зорку. Другим везет даже меньше.

– Уж не решила ли ты рискнуть своей возможной неуязвимостью и сыграть с судьбой? Будь осторожна. Не дай превратить себя в шахматную фигуру. Ими жертвуют. Даже ферзем.

– А королем?

Какая разница?

– Король – слабая фигура. И от рождения обладает кучей привилегий. Ты – не король.

– А кто игрок? И что за игра?

Для подобных игр Зорка определенно не подходит. И даже для подобного разговора.

– А он в том самом айсберге. Или игроки. Я не знаю, Катя. Я рисковать не стала. Я предпочла просто устраниться и тихо, без риска прожить свою короткую человеческую жизнь. Возможно, вторую и последнюю.

– А где убийца моей сестры? Тоже в айсберге?

– Совсем необязательно. Одно может быть вообще не связано с другим. Твоя сестра вела опасный образ жизни. Ты – возрождающийся Феникс. Эти два факта – случайные совпадения. Но вот ближе, чем ты думаешь, убийца вполне может быть. Возможно, ты лишь чуть потянешь айсберг – и он покажется. Главное, чтобы враги не нашли тебя раньше, чем ты их.

Это точно.

– Еще не раздумала тянуть?

– А что мне еще остается?

Если уж врагами Зорка умудряется обзавестись везде. И с катастрофической скоростью. Куда ни плюнь – везде не Миха, так Алик.

– Бежать как можно дальше. Брата в охапку – и бежать. Не дожидаясь никакого лета. Пока на тебя не вышли еще и какие-нибудь охотники за Фениксами.

– А такие есть?

– Понятия не имею. Но если есть сверхъестественное явление, то найдутся и те, кто захотят получить с него выгоду. Или просто изучить. И вторые, возможно, еще опаснее.

– Да уж! – Зорка поежилась.

Жизнь решительно становится всё круче и непредсказуемее. Будто до этого всё шло гладко и безоблачно. Будущее просто под ноги стелилось. Ковровой дорожкой.

– А еще не будем забывать о любителях жертвоприношений, – уголок губ Галины Петровны дернулся. – Вдруг у них тоже есть какие-то свои законы и правила?

Запросто. Даже у "братков" есть понятия.

– Вы сами напомнили о маме. И... если бы я вдруг решила оставить всё, как есть, и не искать дальше? Что тогда?

– Думаю, слишком поздно. Колесо запущено. Теперь оно завертится быстрее и быстрее. Теперь – только бежать. Как в свое время я.

– Я не могу. С одним Женькой я еще попыталась бы. Но мама – больна.

– Тогда удачи, Катя. Вдруг тебе повезет? И если уж решила играть, то не будь пешкой.

– А кто же я еще? Только пешка еще может дойти до восьмой линии. А другие фигуры – нет.

– Значит, ты – белая пешка, – через силу улыбнулась Галина Петровна. – Черная идет до первой... Кто бы нас послушал – решил бы, что разговаривают двое ненормальных, а не врач с пациентом, – рассмеялась она. – И будь осторожнее со своими снами. Как бы там ни было, нам неизвестно, добрая или злая сила их посылает...

Стук в дверь. Мягкий, деликатный... будто неуверенный. Охотники за Фениксами? Вежливые и культурные?

– Немного раньше времени... – нахмурилась Галина Петровна.

– Следующий пациент?

– Мой бывший студент. Я его тоже приглашала на сегодня. Хотя с тобой мы уже задержались...

Что за дурацкая тревога вдруг возникла? И еще более дурацкая неотвязная мысль, что студент – тоже Дэн?! Он никак не может быть юристом и психотерапевтом одновременно! А Галине Петровне нечего у него вести!

Впрочем, ведь психология на юрфаке есть наверняка!

3

Еще не лучше! В дверях маячит долговязая, сутулая фигура Бориса Ивановича. Даже очки на носу – те же самые.

А сам он даже забыл поздороваться с бывшей преподшей. Потому что застыл, разинув рот. Пялится на Зорку.

Хоть бы глаза опустил, что ли?

Дать в морду прямо сейчас или сначала предложить выйти? Без разницы.

Всё равно этот врач-сутенер теперь раскроет Зоркино инкогнито. И не только Галине Петровне.

Паршиво!

– Зорина? Зорина Светлова? Это ты?

– Катя! – грубо поправила она. – Или хотя бы Рина. И на "вы" желательно.

Удивления на лице Галины Петровны – ни капли. И не ждала, что к ней под своим именем придут.

– Я так понимаю, вы знакомы. Борис, тебя мне можно звать по имени, или ты известен Кате тоже под псевдонимом? Ты мне его назовешь?

– Можно... Галина Петровна, извините... я сейчас. Мне нужно объясниться... Рина... Катя... вы можете выйти?

– С удовольствием! – процедила девушка.

С огромным.

Все-таки перед психологом как-то неудобно. Такой доверительный разговор только что был... Вот тебе и инкогнито.

Не сбежал бы! Хотя... уж его-то Зорка догонит. И очень быстро.

– Итак, Борис Иванович! – угрожающе начала она еще на лестнице. – Не знаю, что мне хотели сказать вы, но у меня точно есть к вам пара вопросов. По поводу Михаила. Вы меня к нему привели просто по дружбе, или он вам за каждую девочку процент отстегивает?

Он вдруг мучительно покраснел. Надо же! Стеснительный сутенер.

– Я понимаю, как это выглядело... Сейчас действительно понимаю. Но я не думал, что Михаил... Он же мой друг.

– Скажи мне, кто твой друг...

– Наверное... вы вправе так обо мне думать... – в глаза Борис Иванович не смотрит упорно.

Все-таки врет? Или действительно не ждал подобных фортелей от друга лепшего? И до сих пор его оправдывает?

И что с ним, таким, делать? Не бить же, в самом деле.

– Зорина, поверьте, я бы никогда... – мямлит Борис. Разглядывает серый (не особо чистый) пол.

Кабинет у Галины Петровны так и сияет, но коридор тут – общий для многих. Кто только не снимает кабинеты, кабинетики и совсем клетушки.

– Вы это уже говорили, – фыркнула Зорка.

Наверху показался нагловатый парень чуть старше ее. Покосился на обоих.

Пришлось пропустить. А заодно и глянуть посерьезнее. Чтобы предпочел убраться сам. Без комментариев и без промедления.

– Я бы никогда не сделал ничего дурного ни вам, ни вашей матери...

Это еще что за намеки?! Да что он себе...

– Если вы хоть на шаг к ней подойдете... – начала Зорка.

– Я – один из ее врачей. Уже несколько месяцев.

– Она же в другой больнице...

Вот черт! Придется еще и с этим обращаться к тете.

– Я и там работаю...

Сволочь! И пусть еще теперь скажет, что это совпадение. А заодно и – кто его подослал.

– Вы – просто вездесущий.

Может, все-таки врезать? Прямо в эти якобы невинные глаза.

– Зорина...

Теперь на лестничную площадку высунулась немолодая медсестра. Снизу. И убралась гораздо медленнее парня.

А у Зорки было время досчитать до пятидесяти. И хоть немного успокоиться.

– Я поняла. Хорошо, перефразирую: если ваш Михаил хоть на шаг подойдет...

– Да кто же его пустит? Он ведь не психиатр. И вообще там не работает...

– Ясно, – вздохнула Зорка. – Это не означает, что я вам верю. Но если вы...

– Я клянусь!

Забавно, что его она зовет по имени-отчеству, а его друга, что выглядит прилично старше, – Михой. Впрочем, Дэна же Зорка звала по имени. Даже по двум именам.

Ладно. Можно топать вон. Лишний раз видеть этого... сводника – всё равно охоты нет. Да и ему ее – наверняка тоже.

– Зорина, у вас всё в порядке?

Еще и дежурный вопрос. И какого ответа люди обычно ждут? Ведь как бы ни обстояло истинное положение дел, ответ будет: "Всё норм".

Так зачем вообще спрашивать? Для очистки совести? Из банальной вежливости?

– Более чем, спасибо за беспокойство. Полный окей. А у вас? Как жена, дети?

Зачем Зорка вообще продолжает идти рядом? Чего от него хочет? А он от нее?

– Спасибо. Жена, дети и теща в полном порядке. А вы очень изменились, Зорина.

– Прошла целая вечность. Или полвечности.

Вселенная столько не существует.

– Как вы жили?

А его какое дело?

– Плыла против течения. Как все. – Кому не везет. – Ничего нового.

Училась. Встречалась с "золотым" мальчиком. Схоронила Никиту. Обрыдала подушку. Чуть не прибила еще одного мерзавца. В отличие от Михи – вооруженного. И жаль, что только "чуть".

Еще опять же "чуть" не села на наркотики. Потеряла девственность. Что еще?

Да и этого хватит. Полная насыщенная жизнь. На кучу фильмов хватит. Разного жанра.

– Надеюсь, тогда ребенок заснул быстро? – вспомнила Зорка.

Все-таки сволочью по отношению к безобидной (и ни в чём еще не повинной) мелочи быть не хочется.

Даже странно. Худой, нескладный, смешной Борис меньше всего похож на отца семейства.

– Нет. Но она вообще просыпается легко. Это девочка. Дочка. А я – на грани развода. Но вовсе не из-за вас...

А это он зачем ей рассказывает? Больше некому? Нарывается на жалость?

Зачем люди вообще говорят о себе такие вещи? Особенно – почти незнакомым?

С другой стороны – со знакомыми потом общаться дальше. В глаза им смотреть, краснеть опять же. А тут – эффект попутчика в поезде.

Институт психоанализа-то у нас всё еще не особо развит. Да и по карману – далеко не всем. Даже в Питере.

А к бывшей преподше пойдешь не со всем. Или как раз к ней Борис шел именно с семейными проблемами, а тут – Зорка...

– Почему? – Попутчику положено задавать вопросы, правильно? Тянуть никому не нужные подробности.

– Валентина думает, мы – слишком разные люди. Или так думает ее мама.

– А внучку ей не жалко? Я не думаю, что вы – самый жуткий отец на Земле. Или даже в России.

Вот этого Зорка точно не думает. Вполне возможно, папаша Борис – действительно приличный. Вряд ли много пьет и буянит. И без работы наверняка не сидит.

– Жалко. Поэтому она хочет, чтобы у него был обеспеченный отчим. Только не у внука, а у внуков. Их двое.

Значит, Зорка и впрямь случайно угадала. Тетя Тамара в таких случаях всегда презрительно кривится: "Охота кому-то нищету плодить!"

Кстати, не факт, что второй муж этой Валентины станет таким уж во всём положительным. Обеспеченные не особо рвутся взваливать на себя "хвост" – да еще и чужой. И не только они. Большинство предпочитает если уж растить детей, то своих. Отчим тому яркий пример.

Впрочем, насчет любимых сыновей и дочерей матери ошибаются часто. Мама тоже каждый раз думала, что устроить счастливую жизнь Динке мешает лишь ее нынешний парень. А вот бросит она его – и потекут молочные реки в кисельных берегах.

А сердиться на Бориса больше не получается. Больно уж он... невезучий. Как и сама Зорка. Как Женька и семья его нового друга.

Но не как Никита. Потому что все они – еще живы. Барахтаются.

– Дети останутся с матерью?

Иначе ведь и не бывает? В России. Ну, кроме семей новых русских.

– Нет. Я буду настаивать, чтобы сын остался со мной. У меня тоже есть права, в конце концов.

– Замечательно!

Какой-то восточный дядька в одной смутно запомнившейся передаче даже обосновывал это заботой о женщинах. Дескать, надоела мужу – гуляй. А без детей ей проще выйти замуж снова и родить новых. Родила от него – и опять гуляй. Конвейер.

А когда больше не сможет рожать – в дом престарелых? Если он у них там есть. Или в приживалки к родне.

Но что в России вдруг за такая тенденция в последнее время у отцов развелась – требовать себе детей? Раньше было проще: "развелся с женой и с детьми". Тоже паршиво, конечно, но всё равно справедливее. А то что это за западное новшество? Вы их вынашивали? Рожали? Получили разок удовольствие – и вам что-то за это причитается?!

– Вы меня осуждаете? За то, что хочу разделить детей?

– И за это тоже. Я как раз представила, как нас бы с Женей вот так... разделили. Кстати, хотели. И сейчас еще не против. А вы – еще хуже. Вы хоть соображаете, что женщина за детей платит собственным здоровьем? А ведь вроде врач...

Правда, не той специализации.

– Здесь совсем другое... – густо покраснел. – Я вообще не хочу разводиться, но теща...

Теща. А ты кто – мужик или тряпка?

Что за мужики пошли, а? Не сволочи, так... Борисы.

– А дети? – безжалостно добила Зорка.

– Может, привыкнут... – неуверенно мяукнул он.

Угу. Женьке мама тоже обещала полное привыкание. Когда планировала в интернат сдать. На время. Годика там на два-три – пока "всё устаканится". И даже на каникулы забирать. Иногда. А там, может, и привыкнет...

– Вы знаете, что мне сказал в больнице мой младший брат? "Хорошо, что ты меня спасла. А то я еще слишком маленький, чтобы иметь право защищаться"... Хотя – какое вам дело? Вам ведь даже собственных детей не жалко.

– Я никогда не был хорошим отцом, знаю... Не всем быть такими, как твоя мама. Такие рождаются редко...

Он что, издевается?! Хлеще тети Тамары, честное слово.

Зорка резко обернулась. Глянула в его невозможно честные и наивные глаза. За круглыми стеклами старомодных очков.

Нет, похоже – серьезно? Кошмар! Тихий ужас.

Как он до своих лет-то еще дожил – такой, а?

Уж на что Зорка – дура...

4

Вот так, Борис. Девочка лет на десять с лишним младше тебя вдруг такое скажет, что не знаешь, куда собственные руки девать. И глаза прятать.

– Редко, – усмехнулась она. – Куда уж реже. А вам лишь вежливость мешает посоветовать мне не лезть не в свое дело.

Еще бы. Такой только посоветуй – в ответ услышишь раз в десять больше. И цветистее.

– Вы просто очень искренни, – честно сказал он.

Честно ведь? Ее манеру речи можно назвать и так?

Впрочем, возможно, признать собственные ошибки Зорина готова. Все-таки дочь Маргариты. Что-то ведь это должно значить? Столько лет нормального воспитания в хорошей семье? Не настолько же она испорчена от рождения. И, будем надеяться, не настолько успела нахвататься от сводного брата и друзей по улице.

И как же все-таки узнать, кто лжет – Зорина или Михаил? Наиболее вероятно – оба. А истина – где-то посредине. Как обычно и бывает. Мишка – грубоватый хам, но насиловать всё же не станет. Борис его с детства знает.

А вот что не то потом девушке сказать и нарваться на пощечину – это да. В этом весь Миха. А мог бы и сообразить, как неустойчива психика подростков. И не искать себе любовниц такого возраста. Сам виноват, в общем.

А девочка, может, всё же неплохая. Хоть и дерганая, и взрывная, и порой – откровенно грубая. Со временем перерастет этот возраст, успокоится.

А он сам – тоже хорош. Хотел пообщаться с Галиной Петровной – не вышло. А он так настроился на исповедь, что начал плакаться в жилетку шестнадцатилетней девочке. Пусть и дочери Маргариты. Забыл, что мать и дочь – не одно и то же. В одной семье можно быть совершенно разными. Вот и нарвался!

Да и откуда в Зорине вообще возьмется сочувствие, а? В таком-то возрасте? Она же толком бед не знала. От доброй, заботливой матери – к богатой тете. Еще и деньги могли голову вскружить. И вседозволенность.

А вот и остановка. И...

Шум в ушах заглушил последние слова Зорины. Глухой, вязкий, душный.

Да нет, показалось. Не может такого быть! Невозможно...

Ладно, курток таких много. Но вязаная шапочка... Рукодельница Валя сама ее вязала. Еще смеялась – штучная работа, ни у кого больше нет... Валентина ведь с детства увлекалась всем таким. Шитье, вязание – крючком и спицами, вышивка – крестиком и гладью, макраме, бисероплетение. Даже выжигание по дереву.

Весь дом – в ее кашпо и панно.

Похожая на его жену девушка обернулась. И Борис, сам не зная, зачем, – нырнул за киоск.

А Валентина – да, именно она! – быстро поцеловала своего спутника. Рослого, красивого парня. В стильном... как это говорят... "прикиде"! И нырнула в такси.

А дома с детьми – наверняка теща. Сама небось и вызвалась – ради такого-то случая. Обычно ведь не допросишься. Дела у нее. Телефонная болтовня с подругами, сериалы, сплетни.

А красивая они пара...

Борис молча развернулся и побрел прочь. Один. Разом сгорбившись.

– Что случилось? Эй, вы меня слышите? С вами всё в порядке?

Зорина, оказывается, идет рядом. Ни на шаг не отстает. Тоже красивая... но иначе.

Валя, она... самобытная. Всегда была такой. Необычная.

А Зорина – круто упакованная под "дольче Гебана". "Я иду такая вся..." И так ли уж жалеет о прежней жизни? Тетя ведь ее как куколку разодела. С иголочки. А много ли в таком возрасте надо – для полной смены системы ценностей?