Текст книги "Волчья ягода (Часть вторая).(СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Ну и пусть. Хоть за это тетка не разозлится.

И вдруг звуки исчезли. Андрей лишь безмолвно разевает рот – как рыба. Так смешно... И все прочие так же забавно беззвучно кривляются.

А еще небо обрушилось на Землю, а у Зорки открылся третий глаз. И Земля столкнулась с какой-нибудь кометой. Давно же предсказывали...

Потому что в класс вошел Дэн.

Кабинет крутнулся вокруг своей оси – Зорка едва устояла на ногах.

Как этот тип узнал, где ее искать?! Зачем заявился? Мало прошлой ночи? Решил унизить ее и всем рассказать, какая она шлюха?!

Кто его сюда вообще пустил? Куда смотрел охранник?

– О, звезда всей моей жизни и свет моих очей, скажи, кто тот презренный, кому этой ночью принадлежали твое тело и душа? – Звуки вернулись оглушающим ревом.

Заткнуть рот Андрею хочется нестерпимо.

А заодно стереть память всем присутствующим. Включая себя.

В пьесе или сериале героиня имеет право рухнуть в обморок. На чьи-нибудь заботливо подставленные руки. А в жизни это будет совсем уж пошло и смешно! И глупо.

Глаза зажмурились сами – с какой это вдруг радости? Самостоятельно решили, что если Зорка никого не видит, то и ее – никто?

Такие же наивные, как она сама! И глупые.

Заставить их открыться удалось с трудом. И то лишь потому, что кто-то уцепил Зорку за руку и куда-то поволок.

Не кто-то, а Зинка. Не куда-то, а к парте. За парту.

Что?

А Андрея поднимает с пола его новый сосед по "каторге" – Сема. Что-то яростно шипит в ухо. И тащит опять же – за парту.

А все остальные уже успели усесться. И как по команде – прекратили ржать. Хором.

И до Зорки дошло. Доползло, доехало, доплыло.

И захохотать захотелось во всё горло. Громче, чем вчера под "дозой". Чем когда бы то ни было. Все молчат, а Зорка будет смеяться. Не в лад. У нее вечно всё – не в лад. Не как у всех. Через пень-колоду.

А Дэн ее наверняка даже не заметил. Или просто уже Зоркино лицо из памяти выветрилось. Мало ли таких?

– Ну что, давайте познакомимся, – сдержанно улыбнулся он. Как в очередном сюр-фильме. – Меня зовут Даниил Николаевич. Я буду временно заменять вашего учителя по основам государства и права.

– Какой симпатичный! – толкнула Зина Зорку локтем. Людка это сделала бы восторженнее. – Правда ведь?

Та в ответ чуть не застонала. Делать-то теперь – что? Сидеть здесь весь урок? Да она с ума сойдет!

А деваться – куда? Доигралась. Вот тебе и "Фигаро"!

Ну какого черта именно ей так не везет, а?

Стоп. Что этот тип только что выдал? Знакомиться? Только ее фамилии ему и не хватало! Такой же, как у Дины. Чтобы этот чертов Дима нашел Зорку раньше, чем она его.

Дима и его дружки.

Ну, какого у Зорки разная фамилия с Женькой и одна – с Диной? Еще одно невезение – при такой-то куче замужеств мамы.

– Дежурные и староста, кого нет на уроке?

Ну точно кадр из фильма. Старого советского. Кто так теперь спрашивает?

Алка мигом вскочила:

– Кислициной Люды, Михайлова Вадима и Дружинина Антона. С утра.

Фильм продолжается. Старый, добрый советский фильм. Пародия на него.

– Болеют? – уточнил Дэн.

Ага. Особенно Людка.

И опять эта полуулыбка, что уже бесит! Хотя без нее – ничуть не лучше.

– Не знаю... – растерянно хлопнула ресницами Алка, усаживаясь обратно.

Тоже подпала под обаяние? Ну откуда в одном классе столько дур, а? Абсолютно трезвых и ничего не глотавших.

Сколько еще осталось до конца?

Кошмар – больше сорока минут!

А если сейчас невозмутимо прошагать к двери? Не силой же он ее удержит?

– ...какой опрос? – растерялся Семка. – Сегодня же...

Что? Что?! Мысли скачут белками в колесе. Взбесившимися.

– Устный. Обещанный Еленой Викторовной. На прошлом уроке.

Да какая разница, кого тут и о чём спросят? Хуже, что сейчас обещанная проверка по журналу!

Нет. Сразу перешел к вопросам. Слава Богу! Пока.

Может, еще и обойдется?

Почему Зорка не может просто подняться с места и выйти вон? Что за дурацкая детская надежда сохранить инкогнито?

– Светлова.

Так тебе и надо, дура. Дважды дура. Умные не ходят с Жанной и не глотают всякую дрянь. И не посылают любимого парня в змеюшник мафиозных разборок.

Плечи закаменели. От холода. Наверное. В школе ведь могут паршиво топить? Даже в элитной – для избранного цветника? Цветники ведь такие изнеженные. Им вечно то холодно, то жарко.

– Светлова? Светлова Зорина? Ее что, тоже нет? – вопросительно взглянул Дэн на класс.

Зинкин локоть ткнулся в бок. Ощутимо.

– Спишь, что ли? – шепнула она. Ладно хоть – еле слышно. Людка бы на весь класс изумилась.

Людка. Каково-то ей сейчас дома? Надо хоть зайти. Авось с лестницы не спустят? Есть ведь, за что. В кои-то веки.

– Светлова?

Заладил! Хотя тут только дурак не поймет, что ему просто не отвечают!

Зорка едва сумела поднять глаза. Провалиться бы сейчас куда-нибудь к австралийским аборигенам! Вместе бегать, "умба-юмба" орать...

Какой у него спокойный, равнодушный взгляд. Впору самой поверить, что обозналась. И Дэн ее сейчас впервые видит. Хорошо бы!

– Я не готова, – резко ответила Зорка. – У меня ув-прич. Важнее некуда.

– И какая же, – насмешливо улыбнулся Дэн, – была у вас причина не подготовиться к уроку, поставленному в расписании?

Ладно хоть не "тыкает".

А пара человек уже приготовились хихикать. Интересно, какой фразы ждут? Впрочем, после такого начала – любая сойдет. Кроме глупых оправданий, конечно.

Зорка постаралась усмехнуться в ответ. Понаглее.

– Мне было некогда, – громко и отчетливо объявила она. – Вчера я весь вечер и ночь протусовалась в компании наркоманов. Мы там под кайфом танцевали на столе и дружно тр...лись.

Грохнул весь класс. Андрей подмигнул с довольным видом. А прочие оглядываются на них двоих. Не слишком уверенно.

Да они же решили, что Нестеров решил сорвать урок новому учителю! А с Зоркой заранее договорился...

– Подтверждаю! – радостно подхватил "бывший". – И я тоже там был – поэтому нифига не подготовился! До сих пор кайфую! Розовые слоны-ы-ы!.. – запел он, указывая на потолок. – И голубы-ые! Вон летят...

– Всё ясно, – холодно взглянул на них Дэн. – Обсудите это после уроков. Светлову прошу задержаться дольше всех.

– Светлова не задержится! – отчеканила Зорка. – Ни "дольше всех", ни вообще ни на минуту. Я собираюсь свалить с этого д...мового урока прямо сейчас! Нах...й.

Все так и ахнули. Сразу видно – "элитные". Впрочем, кто-то ведь наверняка слышал, что Рина появилась здесь "немного" не из той среды. Пора оправдывать ожидания!

Ждут реакции нового... учителя. И ведь она последует!

– Я тогда тоже пошел! – подхватил сумку Андрей, на ходу заталкивая туда читалку и модную тетрадь с еще более модной ручкой.

Оттолкнул руку попытавшегося его остановить Семы. И пошагал в ногу с Зоркой – независимо посвистывая.

Еще двое-трое потянулись за сумками. Уже совсем неуверенно. В родной школе уже бы все поголовно на уши встали. Потому ни один из "тех" учителей подобной ситуации не допустил бы.

Но здесь – ненормальные ученики, да и учитель – весьма далек от общепринятых стандартов.

Дэн совершенно спокойно (по крайней мере, внешне) загородил беглецам дорогу.

А вот это уже совсем другое кино. Лихие девяностые, привет.

– На место, – почти равнодушно бросил он. Не трогаясь с места.

Андрей неуверенно отступил на шаг. Приказали как собачонке и уже... Первый хулиган класса, называется. В прежней школе такими были пай-мальчики!

– Андрей, уходим, – холодно приказала Зорка.

Девяностым тоже надо соответствовать.

А ее распоряжения для пока еще ее бойфренда должны быть в приоритете. Иначе он совсем на шею сядет. Вместе с папой.

– Эй, у нас есть права! – начал Нестеров. – Мы – свободные личности. А я – уже вообще совершеннолетний!

– И всё еще в десятом классе? – усмехнулся Дэн. – Понимаю.

Кто-то неуверенно хихикнул. Уже над Андреем. Совсем плохо.

Дэн не сдвинулся. Нестеров пробиваться с боем явно не намерен.

Класс замер... Нет бы – поддержали нахалов. Что за Институт Благородных Девиц? Дома Зорка при таком поведении уже была бы королевой школы!

Кто такой вообще этот Дэн? Чем страшнее тетки, бакланов в родном городишке, врачей в больнице... Михи, наконец? А целого озверевшего города?! Да пошли они все!

– Снег идет... – совсем тихо объявила Алка, но услышали все.

Еще и "обстановку разрядить" пытается! Снег, видите ли... Да хоть метель! Или цунами.

Метель? Знак судьбы? Повторяют для особо тупых?

Нет двери? Есть окно! Нет простой дороги – найди еще проще, правильно?

Третий этаж. Слишком низко.

Ну и подумаешь!

Андрей что-то лепечет про права школьников. Что права у них есть, а обязанностей – нет. Потому что они – дети. И никто не смеет так говорить с Андреем, потому что он – уже совершеннолетний. А обязанностей у него нет, потому что...

Лихие девяностые, говоришь?

Миг – чтобы метнуться к окну. Повернуть задвижку и рвануть на себя раму. Хорошо, что окна – "европейские". На зиму не конопатятся. И открываются легко.

Смех умолк разом, кто-то ахнул. И завизжал. Лидка, кажется. Всегда была дурой. Хуже самой Зорки.

– Освободи дорогу или выпрыгну! – заорала она.

В прежней школе сказали бы: "Прыгай, если дура!" И Славка Воробьев в пятом классе не смог. Это же не девочкам волосы поджигать.

Трус и слабак. Нельзя блефовать в таких вещах. Вступил в клетку с тигром – укрощай. Или умирай.

Морозный воздух ударил в лицо. Действительно – снег. Легкий, мягкий... не похож на конфетти.

Визжат девчонки – далеко-далеко. В жизни. На Грани их почти не слышно. А если повезет – скоро не будет слышно нигде.

– Рина, не надо! – это Зинка. – Риночка! Пожалуйста...

– Рина, мы – твои друзья, мы тебе поможем! Давай поговорим...

Алка? Ей-то что надо? Выпендриться? Сериалов насмотрелась? Какое, к черту, "поможем"?! Кто и кому помогает просто так – в этом паршивом мире и в этой паршивой стране?!

– Светлова.

Дэн. Не трогается с места. Правильно. Точнее – неправильно. Если б он хоть шелохнулся – Зорка с чистой совестью сиганула бы вниз. В метель. В ту, что не конфетти.

А сейчас можно обернуться. Перед смертью взгляд не опускают. Даже последние истерички-суицидницы – вроде нее. Предпочитающие мертвых парней живым братьям. Или трусливое бегство от проблем – попыткам их решить.

Жаль, что невысоко. Будет фарс. Почти как у Воробьева.

А повторить со сломанной ногой трудно. Зорка уже в курсе. С десяти лет.

– Это всё из-за тебя! – яростно обернулась Алка к Андрею. – Казанова местного разлива!

Зорка расхохоталась – от души. Аж спугнула ворон на ближайшем дереве. А может, они просто танцуют под музыку смеха. И подпевают хором. Как умеют.

Андрей оглянулся на подругу, на класс, хотел что-то выкрикнуть Алке... и вдруг бросился на Дэна с кулаками:

– Пропусти ее! Ты!..

Руки Нестерова Дэн поймал без труда. Миг – и парень уже согнулся над учительским столом. Две его руки – в одной Дэна. Черт!

Придется еще и лезть в драку. В безнадежную.

Ну и что? В первый раз, что ли?

– Прекратите истерику, оба. Светлова, вы свободны. Можете покинуть класс.

Тон – холоднее снега. Того, что падает и не конфетти.

– Рина, спускайся, держи руку! – вновь сунулась героическая Алка. – Давай.

– Спасибо! – криво усмехнулась Зорка. – Сама... спущусь.

И даже с этой стороны.

Сумка больно ударила по плечу. Всё это время она там и висела. Забавно. Хорошо хоть не спортивная – типа "Рибок". Или "Адидас". Битком набитая.

И не заржать бы снова.

Мимо Дэна Зорка промчалась галопом. Замерла уже в дверях.

Никто не ржет. Дома бы уже...

Отпущенный Андрей плетется на место. Ее герой и защитник. А ведь... действительно герой. Не испугался.

– Андрюша, я тебя люблю! – крикнула Зорка. – Считай, что прощен.

Расцветший майской розой парень послал ей воздушный поцелуй. Девушка выскочила за дверь.

По-прежнему не ржет вообще никто. Только испуганно-завороженно пялятся. Нет, воистину – Зорке повезло с новой школой.

Директриса встретилась на первом этаже – возле столовой. Пахнуло в лицо пирогами с яблоком. И творожными ватрушками. Здесь их пекут шикарно – не то что в родном городе. Там у школьной столовки было два названия – Тошниловка и Тараканник.

– Светлова, у вас что, уроки уже кончились? Прямо посреди третьего?

Комок в горле перехватил дыхание, Зорка со всех ног кинулась прочь. Опомнилась и взяла себя в руки лишь на середине коридора. Обернулась и крикнула:

– Мне к зубному надо.

Еще не хватало звонка тетке! Впрочем, он последует и так. А правду ей говорить нельзя! Если "случайную связь" Тамара Кобрина еще простила, то уж визит в притон наркоманов...

А Зорка уже опомнилась. И умирать передумала.

Черт, как же всё это до боли напоминает родной город! Неужели она вновь становится такой же слабой? Как там?

2

– Тяжелый случай -

Я невезучий,

В одни ворота бой

веду я сам с собой...

– надрывается радио в маршрутке.

Витас.

Сегодня во второй половине дня работы нет. Совсем. Нет предлога задержаться подольше. А еще лучше – вернуться, когда все уже улягутся.

Если б Бориса спросили, в чём залог семейного счастья, он бы ответил: не жить в одной квартире с тещей. И не быть неудачником.

Тогда не придется брать дополнительные смены. И не только ради денег – всё равно никто не считает ими эти "гроши".

Просто надоело. Надоело выслушивать, какой замечательный зять у соседки. Ходит в загранку в плавание и зарабатывает... А у знакомой сын – таксист и столько заколачивает за ночь... Это еще не считая тех, у кого дети – коммерсанты. А любимая дочь Валентина нашла законченного неудачника – какого-то нищего врачишку. Да такой хоть с утра до ночи вкалывай (и ночью – тоже) – "нормально, как люди" не заработает. Потому что люди умеют "крутиться", а он – только "копейки в дом приносить".

Действительно – неудачник. Даже отдельную квартиру для себя, Вали и детей не снять. Не говоря уже о том, чтобы купить. Все деньги на еду и одежду уходят. И то вечно не хватает.

Так что звонок от бывшей преподавательницы пришелся как нельзя кстати. Вот и предлог подольше дома не появляться! Правда, придется лишний раз выслушать, что "дома не бывает, лишний раз мусор не вынесет, а денег всё нет". Причем – выслушать не только от тещи.

Но хоть не прямо сейчас!

Да и поговорить надо – хоть с кем-то. Накопилось. Потому что последние месяцы не слишком веселая, но более-менее налаженная жизнь катится в тартарары. Окончательно.

Развестись с Валентиной? С которой прожил восемь лет? Матерью его двоих детей?! Подолгу не видеть их, стать воскресным папой? Вернуться к родителям? И теперь уже выслушивать, как были правы они и неправ он...

А еще... Не первый же он, в самом деле, врач, влюбившийся в пациентку. Такое случается чаще, чем хотелось бы.

Да и любовь ли это? Скорее, крыша едет от безысходности – вот и всё. Просто устал. От всего.

За последние годы Борис вообще забыл, с чем эту "любовь" едят. А главное – зачем? Смысл-то? Неженатые и бездетные живут не в пример спокойнее. И только попробуй хоть раз при них заикнись о семейных проблемах – пожмут плечами и заявят, что сам себе дурак. Нормальные люди в наше время не женятся и "хвост на всю жизнь" не заводят.

Очевидно, те же нормальные, что "крутятся" и "хорошо заколачивают". Правда, как-то же они попадают в зятья к тещиным "хорошим знакомым".

Нет, в юности Борис не сомневался – вот оно, то самое. Единственное чувство, одно на всю жизнь, за которое бьются насмерть и умирают!

Неужели так бывает у всех? И любовная лодка Ромео тоже разбилась бы о быт? А Ассоль и Грей были так счастливы вместе потому, что в их распоряжении был целый личный корабль, а в перспективе – еще и замок? И никаких тещ! И упреков из-за зарплаты. Так что же – любовь и бедность несовместимы? То-то все новые русские – счастливые, от зависти помереть впору.

Впрочем, нет. Деньги, конечно, не гарантируют счастья, но их отсутствие – не гарантирует тем более. Скорее уж, наоборот.

В восемнадцать Борис об этом не думал. Кто же знал, что бытовые проблемы и Ассоль превратят в вечно раздраженную мегеру? Особенно, если рядом – "не мужик, а тряпка". И добрая мама, всегда готовая об этом напомнить. Что он толком не приносит денег. И при этом его вечно нет дома. Приходит, как в гостиницу – ночевать. И рад бы не приходить и для этого, да кому он такой нужен... И так далее, и тому подобное, начинаем по новому кругу.

Кстати, вот в измене Бориса еще не обвиняли ни разу. Физически он был жене верен все эти годы, да и морально до последних месяцев – тоже.

Правда, если уж на то пошло – Валю саму пожалеть нужно. Двое детей, куча дел, на работу не выйдешь. А дома – всем недовольная мать-пенсионерка, разведенная ("муж – козел, гулял напропалую!"). Выливает всю свою не сложившуюся жизнь на единственную дочь. Собственно, пожалеть можно и тещу... но думать об этом получается нечасто и лишь вне дома. А там всё начинается сначала и не кончается никогда. Замкнутый круг. Колесо для белки.

В одну из смен Бориса в больницу доставили новую пациентку – жертву аварии. Он заметил лишь длинные белокурые волосы – когда ее провозили мимо на каталке. Белокурые волосы, слипшиеся от багровой крови.

Больше Борис не разглядел ничего. Остальное просто додумывал – пока дорабатывал смену. И постоянно ждал новостей – жива ли? Так не волновался он уже давно. Скандалы дома давно стали обыденностью. Угрозы развода – тоже. Даже обещание лишить родительских прав давно не пугает. Потому как не за что. Не алкаш и не дебошир. Да что там – даже по праздникам больше рюмки не выпивает. Да и ту – за компанию. Скучный зануда.

Светловолосую девушку звали Маргаритой. Она пережила операцию. Пришла в себя рекордно быстро. И оказалось, что не все функции мозга восстановились.

Молодая, красивая женщина, мать. А впереди – только дешевые транквилизары, смирительная рубашка... а то еще и мордобой и голод. Если сравнить нынешние клиники с чеховской палатой ╧6, то последняя – элитный курорт. А если с тюрьмой, то в тюрьме лучше кормят. И всякую дрянь не колют. Собственно, санитаров Борис тоже понять мог. Зарплата – меньше, чем у него. Дома – недовольная родня. Озвереешь тут.

Только как же ему надоело уже всех "понимать"!

Чем помочь Маргарите?! Родственники? У умалишенных они часто куда-то исчезают. Чужие проблемы не нужны никому.

Даже странно, что она старше его самого. На вид – не больше двадцати пяти. Красавица. Трогательная, беззащитная... в беде. И такая жуткая история с ее детьми – дурная молва бежит вперед доброй!

Помочь Борис не мог ничем. Ему-то уж точно не оплатить ее пребывание в хорошей клинике. Разве что попросить у друзей. Только у каких? Один – за границей, и давно ни слуху, ни духу. Другой – в горячих точках... и у самого проблем полон рот. В том числе и благодаря недосмотру Бориса. Не у Михи же занимать. Нарвешься на стандартное: "Борька, я бы помог, но ей же ей – у самого до получки не хватает!"

А тут еще и детям бедняжки деваться некуда. Старшая его сначала даже напугала. В юности он всегда боялся именно таких девушек. Слишком упрямая, слишком напористая. Уже успевшая то ли нахамить, то ли поставить на место аж двух излишне зарвавшихся медработников. Как говорил один бывший препод Бориса: "Озверевшая от безнаказанности девица, что по-настоящему ни разу не получала сдачи". Впрочем, у того на таких девиц – пунктик.

А еще вспомнилась мама с ее: "Не люблю истеричных подростков. Утомляют".

Ну и школьные годы вспоминаются. Учителя с их вечным: "Пожалейте несчастных детдомовских детей!" Борис три месяца проучился в классе с тремя такими "несчастными". Воспоминаний теперь – на всю оставшуюся жизнь.

Конечно, те медработники – сами не подарок. Но это еще не значит, что пятнадцатилетние соплячки имеют право им хамить...

– Пропадет, – пожал плечами Алексей Дмитриевич. – Хотя туда и дорога. Семейка там такая... нормальным остаться невозможно.

– И совсем не жалко? – не удержался Борис.

Возможно, потому что девица девицей, но детдом здесь не при чём. Да и не вся там семейка "такая". Мать – совершенно нормальная. Да и младший пацан точно ни в чём не виноват. И никому не хамил.

– Знаешь, что? Ты, похоже, идеалист, Боря. А я вот нормальных людей жалею. Кому потом вот с такими вот общаться. Да я бы из неблагополучных семей их прямо с рождения в специнтернаты запирал. А потом – в трудовые колонии, всё стране польза. Там бы пусть в своем котле и варились! С такими же. Пока могут вкалывать. А потом – лицом к стенке, пулю в затылок и в общую яму.

– Знаешь что... – Только что Борис сам был готов ее костерить. Но вот такое – это уж как-то слишком!

– Да не пропадет она. – Петр Евгеньевич давно порывался уйти на заслуженную пенсию. Хотел, но не отпускали. И старались никогда со старичком всерьез не спорить.

– Пропадет, – пожала плечами сердобольная Марья Петровна. – Такие всегда пропадают.

– Как раз такие-то и выживают, – заслуженный врач отхлебнул слишком горячего чаю, закашлялся. – У нее взгляд Феникса...

– Кого? – стажер Вовка заржал.

Ничего, этому уже сегодня объяснят, над кем можно смеяться, а над кем – не стоит. Еще один "озверевший"... И откуда берутся? Поколение "пепси". Правда, Вовка младше самого Бориса всего на несколько лет.

– Феникса. Возрождения из пепла. Ничего-то вы, молодые, не понимаете... – старик отмахнулся и покинул ординаторскую.

Наверняка – в обход по палатам. Петр Евгеньевич – законченный трудоголик. Не признает ни перерывов, ни выходных...

– Что это за взгляд Феникса вы такой тогда упоминали? – попытался потом расспросить его Борис. – Откуда вы это взяли, Петр Евгеньевич?

– Откуда взял – мое дело! – ворчливо отрезал старик. – Знаю и знаю. Взгляд ее тетки видел? Тоже Феникс, только другой... – И пошел прочь.

То "не понимаем", то сами же не объясняют.

– Ну, если так... – промямлил Борис вслед сутулой спине. Естественно – не обернувшейся. И далеко не факт, что расслышавшей. И даже вообще прислушивавшейся.

Похоже, почтенный коллега просто имел в виду сильных духом людей. И тогда сам Борис – уж точно не Феникс. Вымотанная до предела усталая лошадь – вот это да. Кляча водовозная. Хорошо, что на него "к стенке и в общую яму" никто распространить не предлагает.

А вообще, пожалуй, слишком долго работать все-таки вредно. Всему нужно знать меру.

А еще Борис тогда не смог просто так уйти. Представил, как невезучая Маргарита откроет глаза – и ей сообщат, что за это время с ее детьми... А то еще и добавят про "такую семейку".

Увы, попытки помочь девчонке и ее брату кончились ничем. Из всех друзей в городе оказался только Миха. И даже согласился приютить. Итогом стал звонок девушки посреди ночи с угрозами. И гораздо более несчастный – Михи. И вдобавок – злой, как никогда.

– Твоя девица – больная на всю голову. Ночью сама ко мне полезла... Я ей сказал – отвали, дак так саданула по башке...

Это называется: не делай добра – не получишь...

– Мишка, дай мне честное слово, что...

– Ты чё, сомневаешься? – обиделся тот. – А еще друг! Ну, мамой клянусь, гадом буду. Легче стало? Да на кой она мне, соплячка? Ни кожи еще, ни рожи, ни... Ты же знаешь, какие у меня бабы. Ну?

И правда ведь. Зачем приставать к школьнице – если вокруг полно взрослых, кто не откажет?

Кто там виноват – уже не разобраться. И если честно – Борис был склонен поверить другу. Мать матерью, но сама девушка производит впечатление еще той штучки.

И вообще – ее согласилась приютить тетка. Всё вроде утряслось. Больше Борис Зорину не видел. В отличие от ее матери. Как же они непохожи! Хрупкая, трогательная Маргарита, и резкая, дерганая Зорина! Матери, наверное, было с нею тяжело... А уж с ее старшим братцем-уголовником! И ведь наверняка никакой благодарности... Брата Зорина действительно любит, но вот на взрослых таким плевать. Всю жизнь берут, что хотят, и думают – так и надо. Будто им все должны.

Не так-то легко было устроиться на подмену еще и в другую клинику. Но... Борису становилось легче просто, когда он Маргариту – Риту! – видел. Только видел. И считал даже не дни – часы! – до следующей встречи.

Жаль, результаты вот-вот заставят опустить руки. Потому как лечение не помогает. Ни одно. Сколько сейчас лет ее разуму – восемь-девять? Неужели так теперь – навсегда?! Ясно, что его любовь – безнадежна, и вообще Борис ее себе придумал. Он это понимает. И пусть Маргарита любит кого угодно. Она этого достойна. Только пусть выздоровеет! Вернется к полноценной жизни.

А что будет с ним – неважно. Может, теща уговорит-таки Валю на развод? Да еще и потребует от него отказа от родительских прав. Сколько раз уже твердила, что как воспитатель и отец он – ноль без палочки? Что один его друг детства – пьянчуга и "деклассированный элемент", которого бы "раньше за сто пятый километр". А брат другого друга "загнулся на почве наркотиков". На фразе "Лешке того же хочешь?" Борис ее едва не ударил. Немолодую женщину. Мать Вали! Хорошо, она перешла на тему "бездарей" и "эгоистов", вроде него. Себя он простить готов – привык. А вот топтаться по костям мальчика, что рос на его глазах, не позволит.

Почему всё так паршиво? Маргарита не поправится, теща – стерва, денег нет, а умирают совсем мальчишки. Черт бы всё это побрал!

А как подумаешь, что такая же жизнь ждет и детей – вообще повеситься хочется. Пожалуй, бездетным действительно проще. "Мир не вымрет. Дураки всегда есть – они и нарожают", – пожимают плечами чайлдфри обоего пола.

Дураки и нарожают. Вроде Бориса и Валентины.

А потом станут тестями и тещами и сами возненавидят всех.

3

Сколько ни броди по набережной застывшей реки – она еще месяц не оттает. Сколько ни вспоминай родной дом, а тем более – дачу... Нет, не так. Зима уступит место лету рано или поздно, а вот мертвые, увы, не воскресают.

Зорка присела на обледенелый парапет. Так и сидеть бы – пока не замерзнешь насмерть. Так ведь силы воли не хватит. Ее всегда не хватает.

В городе нет такого пронизывающего ветра, но среди людей – еще холоднее. На улицах, в школе, в теткином доме.

А здесь Зорка хоть одна. Она – и письма. Все, что получила за эти месяцы. После каждого клялась вытащить Никиту. В каждом ответном – молила его выдержать и дождаться свободы... Всё было бесполезно. А все ее обещания – вранье.

Есть ли Бог? И хоть слово правды в учениях церкви? И если – да, то где сейчас Никита? Смотрит на Зорку с небес? Или его душа – всё еще на Земле? Сорока дней ведь не прошло.

Не прошло и сорока дней, а Зорка уже...

Что бы она сейчас могла ему объяснить? Какими словами?

"Никита, прости меня, пожалуйста, но я должна тебе сказать..."

Даже начала – с вымаливания прощения!

"Никита, любимый, я тебе изменила..."

Еще лучше! С ума спятила? Они там и так всё знают. Мало ему своих проблем? Еще и твои покаяния слушать?

Ледяной ветер взвихрил поземку, швырнул в лицо, высек слезы...

В прошлом году Зорка читала "Сто дней до приказа". Что творилось в армии с парнями, когда им изменяли девушки. Так то – армия, а где был Никита? Армия курортом покажется...

Всё это – пустословие. Зорка не чувствует его присутствия. Никого здесь нет. А душа Никиты если где и есть, то не рядом с предавшей его девчонкой.

Потому что предала она уже давно. Задолго до Дэна. Еще когда согласилась встречаться с Андреем. Каталась в ним в машине, таскалась по тусовкам и дискотекам, целовалась. И загадочно (как учила тетка!) улыбалась в ответ на его признания. И даже готова была, если нужно, связаться с его отцом. Верные девчонки так себя не ведут.

Как же холодно! Говорят, на ледяных камнях сидеть вредно. Детей не будет. Ну и что? Можно подумать, Зорка собиралась рожать от кого-то, кроме Никиты. Значит, отныне этот вопрос закрыт – раз и навсегда. До конца ее дней, который – если она и дальше продолжит выкидывать такие фортеля – уж точно не за горами.

А еще когда-то Зорка считала распущенными мать и сестру! Мама, между прочим, до семнадцати лет была девушкой, а за первого мужчину вышла замуж. А Динка попробовала наркотики только в почти восемнадцать, а не спустя три недели после шестнадцатилетия. Так что Зорка заткнула за пояс обеих. Воистину – не судите, да не судимы...

Кстати, половина третьего. И если самоубийство на сегодня отменяется – пора поспешить к Галине Петровне. Еще же добраться надо, времени в обрез.

Здравствуй, город. Здравствуйте, люди. Еще бы дольше вас всех не видеть!

Глава десятая.

1

– Здравствуй, Катя, – Галина Петровна улыбается как-то напряженно. – Я долго думала и решила, что ты должна это знать.

– О чём?

Что та уже раскусила ее инкогнито и сдала пациентку тете Тамаре? Ладно хоть не Большому Боссу – сиречь папаше золотого мальчика Алика. И даже не папе Андрея.

– Ты знаешь, что существует такая вещь, как врачебная тайна. – Которую нарушили! Так и есть... – Но я хочу рассказать тебе историю одной пациентки. Она тоже видела странные сны.

– Такое было у кого-то еще?! – вскинулась Зорка.

– Подожди, Катя. Я открою тебе врачебную тайну, но взамен мне нужна твоя полная откровенность. Понимаешь?

– Да, – сделала честные глаза девушка.

Смотря, какая. Настоящее имя она не раскроет ни за какие коврижки – раз оно пока не выплыло. И так уже потеряно слишком много. Надо попытаться сохранить хоть что осталось. А заодно и собственную психику.

– Хорошо. – Поверила или нет? – Я уже знаю, что твой любимый в тюрьме...

– Он погиб! – слишком резко перебила Зорка.

– Прости, соболезную. Твою сестру убили, мама – в психиатрической больнице, а вы с братом живете у тети. О ней ты рассказывала мало, но мне показалось, что дама это пренеприятнейшая.

– Не всегда.

Встречались и похуже. И часто. И не только дамы.

– У нее нет своих детей?

А это еще с чего? Тащат к себе в дом чужих (даже на таких условиях!) только бездетные?

– Есть, двое.

– И при этом она взяла вас с братом? За лечение твоей мамы платит тоже тетя?

– Ага.

Вот что значит – недоговаривать. У собеседника сразу складывается в корне неверная картина.

– Тогда, прости, Катя, но у нас получается милейшая тетушка. Идеальная. Просто сусальный ангел. Добрая и заботливая. Это так?

– Нет, конечно! – рассмеялась Зорка. – Я забыла сказать, что она продала нашу квартиру, а деньги взяла себе. Правда, там не так уж много. Квартира была в глухой провинции. Там недвижимость копейки стоит. Люди годами продают.

Потому что там мало работы и много алкоголя. Уже не первое десятилетие. И ЖКХ давно заваливается.

– Что-то мне подсказывает, что ты забыла сказать не только это. Но всё равно. Будь она отъявленной дрянью – прости, Катя, – кто ей мешал потом всё равно перевести твою маму в дешевую психушку, а брата отправить в детдом? Кстати, она еще может так и поступить – в любой момент.

– Я понимаю. Кроме всего прочего, она запрещала мне переписываться с моим парнем. Пришлось это делать через почтовое отделение... – Еще и голос дрожит! Истеричка!

Галина Петровна чуть дотронулась до Зоркиной руки: