Текст книги "Драконьи тропы (СИ)"

Автор книги: Ольга Быкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

После третьего куплета о рыцаре все собравшиеся у Син-Хорайна маги встали, поклонились в сторону Кареглазой (Орхою пришлось склонить все свои шеи, чтобы не заслонять заповедную гору) и хором пожелали здравствовать всему волшебному краю тысячи лет.

А потом шла очень красивая и трогательная часть праздника. Все, кто здесь был, подходили к источнику, умывались его необыкновенной водой и пили ее, а кто хотел, и набирали немного с собой. А те, кто привел с собой детей, купали их в голубой воде Син-Хорайна. И даже самых маленьких детей не страшно было простудить в эту осеннюю ночь, потому что для них вода всегда была теплой, как и живой камень вокруг источника.

А потом на площадку вышли Дариан с Левко и Канингем, который держал в руках странного вида музыкальный инструмент, похожий на большую виолину. Он провел пальцами по струнам, и они втроем завели хорошо всем известную, едва ли не самую любимую из праздничных изнорских песен о том, как парень назначил свидание девушке, а она.... В общем, одна из бесконечных историй на вечную тему. Мужскую партию пели все представители сильного пола, которые сейчас находились в гостях у Син-Хорайна, в конце куплета на самых низких нотах вступили даже драконы. В следующем куплете им дружно ответили также все вместе женские голоса. А сильная половина не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за женщиной, и снова грянул мужской хор. А женщинам всегда есть чем ответить... В конце концов, как нетрудно догадаться, последний куплет исполняли все вместе и все вместе пошли танцевать.

Молодые и пожилые, совсем юные и средних лет маги, магички, знахари и ведьмы и даже драконы веселились от души. Время от времени гости Син-Хорайна возвращались к столам, угощались за здоровье здешнего края и снова шли петь и танцевать. Иногда подходил кто-то из опоздавших к началу праздника. Лиска, Наира, Фрадина и астианки сидели за своим "столом", когда Карилен вдруг всплеснула руками:

– Ой, девочки, посмотрите, кто пришел!

Астианки, как одна, вскочили на ноги и бросились встречать, наполняя воздух радостными восклицаниями.

– О, Хардисса! Хардисса!

Лиска повернулась, посмотрела, кому это они так обрадовались, и ничего не поняла.

– Хардисса! Солнышко! Как хорошо, что ты пришла!

Лиска не верила своим глазам. Девушки обступили только что появившуюся Кордис и щебетали вокруг нее самым восторженным образом, пытаясь ее обнять. А та, не то смущаясь, не то чего-то испугавшись, выставила вперед руки, защищаясь, и уговаривала девиц:

– Нет, нет, девочки, только не сейчас.

Лиска с Наирой сначала вытаращились на эту безумную сцену, как заяц на шишеля, потом посмотрели друг на друга в полном недоумении, не находя, что сказать. Наконец Наира пожала плечами и высказалась:

– Ну, астианки – они и есть астианки... Они нашу козу знаешь, как называют? Розочка! Это уже после того, как она лягнула Тантину и сжевала половину кружева с юбки у Лероники. Они ее расчесали, колокольчик на красной ленточке на шею повесили, пряниками угощают... почему бы им и Кордис не приветить? Хотя, конечно, немного странно...

– Да уж.

Тут началась кадриль, и подруги снова отправились танцевать. Лиска танцевала то с Левко, то с кем-нибудь из новых жильцов (двоих, Савьена и Райна, она уже даже запомнила), то с Канингемом, то с Дарианом.

Маленькие дракончики то и дело сновали под ногами, а большие просто любовались на праздничное действо, а иногда и участвовали. Сезам время от времени читал стихи, а Орхой сотворял что-нибудь невиданное из пламени и дыма, чем доставлял большую радость всем присутствующим, особенно детям. От возможности показать себя трудно было удержаться, и перед собравшимися выступили в конце концов даже Синий и Зеленый.

Они вышли на "сцену", потоптались, критически оглядывая пространство, и заняли место посредине. Азаль демонстративно кашлянул, призывая к общему вниманию, в установившейся тишине хлопнул в ладоши, потом медленно развел лапищи в стороны, и через мгновение уже стоял, держа перед собой весьма объемистое нечто, накрытое узорчатой блестящей тканью. Не спеша, вразвалку, подошел Сиф. Неторопливо взявшись неуклюжей лапой за край ткани, он небрежно откинул покров и, неожиданно быстро и ловко обернувшись вокруг себя, предстал перед зрителями, держа в лапах большой серебряный кувшин. У Зеленого же в лапах, оказалось, был громадный поднос, на котором высилась уложенная горкой всяческая жареная дичь. Синий с Зеленым были в своем репертуаре.

Азаль с самым невозмутимым видом двинулся к первым рядам зрителей и серьезно и обстоятельно начал угощать их, вручая каждому в руки какую-нибудь жареную дичину. Отказываться было неудобно и, когда дошла очередь до них, Лиске с Наирой тоже пришлось взять по небольшому "подарку". Лиска держала в руке скользкую от жира птицу, кажется вальдшнепа, не зная, что теперь с этим делать. Азаль же, обойдя первые ряды зрителей, все так же с подносом в лапах, на котором почти и не убыло, отступил на прежнее место, на обозрение всех собравшихся, и отмочил вовсе уж дикую шутку: залихватски свистнув, он широко размахнулся этим своим подносом и резко повернулся вокруг себя, отчего вся дичь полетела прямо в сторону зрителей. Кто успел, зажмурился и пригнулся, а кто не успел, увидели, как в последний момент вдруг будто приостановилось само время, и во внезапно сгустившемся воздухе стремительное движение замедлилось, растянулось и стало видно, как летящие в сторону зрителей жареные птицы обрастают перьями, оживают, принимают прежний свой облик и разлетаются в разные стороны. Теплая живая птица встрепенулась в Лискиных руках и выпорхнула, махнув пестрым крылом перед лицом ошарашенной девушки.

Воздух наполнился свистящим шелестом и хлопаньем крыльев. Птицы кружили над головами, не вылетая за пределы полусферы сияния, исходящего от источника.

Тем временем Сиф деловито прошаркал по площадке и размашистыми движениями начал расплескивать из кувшина вино, которое лилось на землю широкими полукружиями. Сделав дело, он полюбовался на творение лап своих. Потом еще полюбовался, склонив голову на бок и, прищурив один глаз, плюнул себе под ноги. Разлитое им вино мгновенно занялось высоким синим пламенем. Потом пламя это поднялось еще выше, и еще выше и вымахнуло вдруг яркой голубой струей света, которая в верхней части расщепилась и опрокинулась на землю сияющими дугами, освещая все вокруг до самой Кареглазой. Птицы, кружившие над головами людей и драконов, одна за другой подались в лес. Фонтан света постепенно угас, и осталось только проказливое настроение, растворенное в воздухе, и два больших сизых лебедя, плавающих на поверхности заветного источника.

Лиска не раз слышала о сизых лебедях, но ни разу не видела. Птицы действительно были очень красивы. Они были сизо-серые с чуть более светлым оперением головы и крыльев. Легкая белая полоска на голове от черного надклювья к затылку и белые концы перьев на крыльях делали эту птицу, скользящую по водной глади, похожей на брошенный в воду диковинный цветок.

Синий с Зеленым раскланялись на аплодисменты и удалились очень довольные собой. Номер, безусловно, удался. Получилось одноременно и смешно, и красиво. Только вот как же...

– Но как же так? – не могла понять Лиска. – Ведь мертвое уже никак нельзя воскресить. Это совершенно точно.

В ее больших серых глазах было столько удивления, что хватило бы еще на пару драконов. Стоявшему рядом Дариану даже жалко было ее разочаровывать, но не мог же он ей не ответить...

– Конечно, воскресить нельзя. Мертвому трудно даже ненадолго придать вид живого, а вот живое на некоторое время заговорить можно, чтобы не двигалось. И создать видимость жареной дичи поверх истинной формы – тоже...

– А-а, так это морок был?

– Ну да. Но очень хороший.

– Понятно, – она помолчала немного, раздосадованная и смущенная своей недогадливостью. – А все равно они здорово придумали.

Праздник меж тем вошел в полную силу. Кто-то вспомнил старинную астианскую песню, которую знали во всем Изнорье, и в Никее, и, по слухам, даже в Шельде. Песня была осенняя, про урожай, про яблоки и про девушек, которые собирают осенью яблоки, ну и про любовь, конечно. Большинство астианских песен были напевные, медленные, романтичные, грустные или нежные. Веселых было мало. Но уж если песня была веселая, то такая, что просто удержу не было, чтобы не сплясать под нее. А песня про яблоки была очень веселая. И не успел прозвучать еще первый куплет, как танцевали все, и молодые и старые. Тут вдруг со всех сторон послышались приветственные возгласы, и в центр площадки вылетела только что прибывшая Ведайра, знахарка из Суворощи, самая большая до танцев охотница во всех Драконовых горах.

Золотистой волной мелькнули мимо девушек ее волосы, и вот уж, подбоченясь, стояла она посредине. Притопнула ногой и понеслась рыжим вихрем, вся – живой огонь, вся – сама музыка и сама душа музыки. Она станцевала два куплета в кругу общего восхищения, остановилась, развела руки в стороны и собирающим движением поманила, притянула к себе остальных.

Лицом она, наверное, не была красива. Светлые ресницы и брови, высокие скулы и узкий разрез глаз делали ее внешность скорее необычной, своеобразной. Однако знакомящиеся с ней люди неизменно попадали под обаяние ее веселого и легкого нрава, душевной теплоты и живости, и через весьма непродолжительное время искренне считали ее красавицей. Где была она, там всегда начинался праздник, звучали шутки, песни, невесть откуда бралась музыка и, глядишь, начинался уже и танец, причем танцевали все, за редким исключением. К этим исключениям принадлежал, кстати, ее муж –невысокого роста, не примечательный ничем внешне человек, которого, меж тем, все знали, так как Орвин был один из самых опытных магов Драконовых гор, и у него всегда было много учеников.

...И еще не раз за ночь все танцевали, и много еще было спето песен, и много было рассказано разных историй, которые Лиска с Наирой слушали, переходя от одного стола к другому.

Гай тоже несколько раз обошел все плато и в конце концов улегся прямо рядом с источником, в центре внимания всего многочисленного собрания, особенно детей. Через некоторое время у него под боком устроился Руш, на которого несколько раз уже чуть не наступили среди общего веселья. Он решил, видимо, уйти подальше от столов, поскольку есть уже больше не мог, а смотреть на то, как едят другие, да еще и чувствовать все запахи было просто опасно – сердце могло не выдержать. Гай время от времени раскрывал свои дивные полупрозрачные крылья, и исходящий от источника свет дробился в сверкающих чешуйках на тысячи голубых, сиреневых и зеленых искр. И разлетались в стороны разноцветные блики. Смеялись дети, и улыбались, глядя на них, старые маги и старые драконы, и старые как сам мир и такие чудные звезды. И хотелось, чтобы ночь эта не кончалась...

До утра девушки все же решили не оставаться. Завтра рано-рано утром им предстояло проводить Левко, которому надо было еще хоть сколько-нибудь поспать перед дорогой. И посреди ночи, полюбовавшись еще раз на праздник, они отправились домой. Дома они, конечно же, еще битый час делились впечатлениями, говорили обо всем на свете, договаривались о том, что надо бы завтра утром не забыть... В конце концов Лиска не помнила, как донесла голову до подушки.

Гл. 9

...Серым сумраком заползает под деревья рассвет. Из-под промозглой дымки выступают ветки, листья, корявые обомшелые сучья. Сыро и холодно в осеннем лесу, и не хочется вылезать из кое-как согретого за ночь угла под корнями старой поваленной ели. Хорошо, что он натаскал сюда вчера лапника. Он хоть и кололся, а все-таки так было теплее, чем на голой земле, да и укрыться здесь больше нечем было. Так и спали под охапкой листьев лопуха и папоротника, прикрывшись сверху широкими еловыми лапами. Вихорушка пошевелил затекшей за ночь рукой и покрепче обнял братишку. Горошек вечером еще начал кашлять. Вдруг заболеет – совсем беда. Так и не нашли они вчера дороги домой, по лесу начали кругами ходить, к этой ели два раза выходили, на третий решили здесь заночевать. То есть решил он, Вихор, старший. Младший в самом начале так испугался, что до сих пор и не говорил, и от этого было еще тяжелее, еще страшнее. А вдруг они никогда не найдутся? Ему захотелось заплакать или закричать на весь лес. И он опять вспомнил, что говорил дядька Мухор: «В лесу как заблудишься, самое главное – духом не падать. Не реви, не ори – только хуже будет. Опасней страха ничего в лесу нет. От него народу гибнет больше, чем от волков»...

Надо бы на дерево влезть повыше, осмотреться. Только вчера за целый день это невозможно было сделать, Горошек не отпускает от себя ни на минуту – боится. Может, пока он спит, попробовать? Вихор потихонечку, изо всех сил стараясь не разбудить братишку, высвободил руку, отодвинулся, еще отодвинулся. Не дыша, поднялся, без звука прокрался к одной из высоких елей, что стояли рядом, к той, у которой ветки были поудобнее. И только сделал шаг к дереву, примерился, куда поставить ногу, как в него намертво вцепились маленькие ручонки.

– Ах ты, мученье мое! Что же ты вскочил-то ни свет ни заря! Ну пусти ты меня, я только на дерево поднимусь, погляжу дорогу – и тут же слезу. Ничего с тобой не случится, тут же нет никого, ну... Мы же так никогда с тобой отсюда не выйдем, горе ты мое...

Брат только крепче вцепился в его одежду. В его глазах стоял такой ужас, что отойти в сторону хоть на сажень нечего было и думать.

– Горошек, я с тобой, рядом, не бойся. Стыдно так бояться. Тебя ведь в честь деда нашего Горхом назвали, а он у нас никогда ничего не боялся. Нас сегодня найдут, обязательно, вот увидишь. Ну не реви ты.... – Вихорушка даже рассердился. – Опять не получилось на дерево слазить, а ведь сверху гораздо лучше видно. У нас в Камышанках пожарная каланча-то высоченная, я бы хоть ее, может, увидел, или в Студеных Криницах церковь. Может, и дорогу бы нашел или хоть горку какую повыше, а там.... Ладно, ладно, не реви только, вот я тебя за руку держу, пойдем. Вон там ручеек, мы из него вчера пили. И орехов немного осталось, на, возьми. Потом еще найдем. А пока попробуем вдоль ручья пройти, только сворачивать не будем, он нас к речке выведет...

Измученные страхом голодные дети шли по чужому незнакомому лесу среди неприветливых высоких темных елей. Деревья нависали над ними своими засохшими замшелыми ветками, выставляли навстречу узловатые старые корни. А за ними следом все ползло и ползло что-то невидимое глазу, опутывающее липкой жутью, неотвязное, жуткое...

Лиска вскочила с кровати с лихорадочно бьющимся сердцем, взмокшая, с прилипшими ко лбу волосами. Серый рассвет уже обозначил начало утра. Наира еще спала. Жалко было будить подругу. Лиска оделась, потопталась немного между шкафом и кроватью и наконец решилась.

– Наира, Наира...

– Ты чего, что случилось? – Наира села на кровати, сонно протирая глаза.

– Я сон видела... опять. Наира, я знаю, откуда они. Они из Камышанки в Студеные Криницы шли.

– Кто? А, да, поняла. Сейчас. – Девушка потрясла головой. – Так, дети, которые заблудились в лесу. Из... откуда? Ага, сейчас.

Она слезла с кровати, завернулась в одеяло, прошлась по комнате, пытаясь начать соображать, и вытащила книгу.

– Так, – она развернула в полную ширину страницу с картой на Лискиной кровати прямо поверх спящего Вихляйки. – Камышанка или Студеные Криницы...

– Вот она, Камышанка, – Лискин палец уперся в точку на территории Извейского княжества, на Изнорской еще земле, но очень близко к границе с Чернопольем.

Наира запустила пальцы в свои нерасчесанные еще волосы и, задумавшись, смотрела на Лиску.

Та смутилась.

– Ты думаешь, это сон?

– Нет, – подруга помотала головой, – уже не думаю. Не можешь ты знать про Камышанку, тем более про Криницы: за все время, что мы тут живем, о них и речи никогда не заходило. Я эти названия за всю жизнь всего раза три слышала от ойринских родственников, а ты и слышать не могла. Ну Камышанку, допустим, на карте могла увидеть, запомнить. Но уж названия Студеных Криниц даже на карте нет, вон только точка стоит. Я его знаю, потому что от бабушки слышала, а тебе не от кого было его узнать. Удивительно, конечно, что ты их слышишь и видишь, далеко это слишком, ну... – Наира пожала плечами, – значит, видишь.

– И что делать? – Лиска была очень встревожена. – Они там голодные, перепуганные, никак не могут выйти ни на какую дорогу, мерзнут ночами, а ночи все холоднее. Маленький кашлять начал. А самое ужасное – за ними все время кто-то крадется, кто-то очень страшный. Надо что-то делать. Немедленно. Что ты думаешь? Как можно туда попасть? Я бы попробовала.

– Погоди немного, сейчас подумаю.

Наира молча и сосредоточенно заправила постель. Так же ничего не говоря, оделась. Вытащила из-под кровати туфли, нацепила одну и, держа вторую в руке, решительно повернулась к Лиске.

– Одну я тебя никуда не отпущу. Пойдем вместе.

– Но, Наира!

– Только вместе, иначе ни слова больше не скажу.

– Ладно.

– Тогда слушай. Вот какой у меня план. Мы с тобой сегодня свободны, нам только Левко проводить – и можно целый день делать что сами решим. Нам больше всех досталось готовить для праздника, и на сегодня нас ото всех дел освободили. И даже дома никого нет. Канингем с Дарианом где-то по делам ходят вместе с Сезамом. Мальчики, которые вчера прибыли, сегодня у Орвина с Ведайрой, а астианки – у Верилены. Они поведут Фрадину к Сурнели, а потом будут отмечать Вериленин день рождения, только к вечеру появятся. В общем, если мы сейчас исчезнем, никто и не заметит. Мы можем проводить Левко до Ойрина, а от Ойрина попробуем добраться до тех мест. Не пешком, конечно, там на лошади день пути, если не больше. От Ойрина – смотри, вот отмечено – есть портал до Горелок. Это точно, он у Лестрины в огороде начинается. А от Горелок уже не так далеко до Косых Сосен, можно даже пешком дойти часа за два – за три, а можно лошадь попросить ненадолго, денег захватим на всякий случай. А от Сосен что до Камышанки, что до Студеных Криниц – рукой подать, четверть часа ходу или чуть побольше. А еще около Горелок, говорят, есть "щелей" несколько штук. Вдруг повезет, найдем "щель" в нужную сторону. Там магии, конечно, совсем немного, это будет очень трудно, если вообще получится, но мы возьмем с собой талисманы, может, и пройдем.

– Наира, ты – чудо! – Лиска была рада несказанно.

– В этом нет никакого сомнения, – улыбнулась ведьмина внучка.

Она свернула карту, расстеленную на Лискиной кровати. Мирно спавший под картой Руш даже не шелохнулся. Лиска задумалась. Надо было еще как-то изловчиться, чтобы оставить дома это сокровище. Было на такой случай одно верное средство. Хотя это, может быть, и не по-товарищески...

Лиска переглянулась с подругой, подошла к окну, с громким стуком отворила форточку и начала укладывать в котомку все самое необходимое для похода в... пока даже неясно куда.

Через пару минут в форточку просунулась Глафира, огляделась и вполне по-хозяйски спрыгнула на стол. Походила по столу, перебирая девичьи мелочи, заглянула в зеркальце, клюнула оплывший огарок свечи и скакнула на Лискину кровать, поближе к одному из самых очаровательных местных обитателей. Обитатель, не открывая глаз, повернулся на живот, в считанные мгновения сполз на пол и уполз под кровать, подальше от последствий своей популярности. Лиске было перед ним немного стыдно за свое коварство, но не тащить же его было неизвестно куда через порталы и "щели".

Добравшись вместе с Левко до Ойрина, они тепло попрощались с другом и отправились к дому Лестрины. Там они, как водится, не спеша, за разговором о том о сем напились чаю, потом отдали хозяйке сто лет назад обещанный ей Канингемом старинный рецепт, откланялись и попросились воспользоваться порталом до Драконовых гор, чтобы побыстрее добраться обратно. Она, конечно, разрешила. Выбрать из трех Лестрининых порталов тот, который был сейчас нужен и которым они еще ни разу не пользовались, оказалось совсем нетрудно. Не зря же они столько времени терпели самую стервозную учительницу в Драконовых горах.

Горелки – небольшой хутор между лесом и лугом, посреди которого голубой атласной лентой петляла узенькая тиховодная речка, название которой на карте указано не было. Сады и огороды позади десятка бревенчатых домов вплотную примыкали к лесу.

Они выскочили рядом с крайним из домов хутора. Дальше был уже только лес. Перед ними – простая изгородь в несколько жердин. Дальше между ягодных кустов тянулись пустые, как и положено осенью, прибранные грядки. За ними среди яблонь и вишен прятался довольно большой дом с сараем, баней и прочими пристройками.

– Здесь живет... погоди-ка, вспомню... да, точно, Лестрины двоюродный брат. Сам он пасечник, не знахарь и не травник, к магии никакого отношения не имеет, но маги у него иногда гостят, и мы его ничем не удивим.

– А вон и лошадь стоит, – указала Лиска на высокого рыжего жеребца, который щипал траву неподалеку от дома. – Как ты думаешь, можно будет у него попросить коня? Нам ведь ненадолго, самое большее – до вечера.

– Давай попробуем.

Они постучали в дом. Им никто не ответил. Обошли весь двор – нигде никого. В соседнем доме им сказали, что пасечника до вечера не будет, а то и до ночи. А коня нет, и у соседей тоже нет, а через два дома у хозяев есть кобыла, но они в Ойрин с утра уехали и раньше, чем через три часа, не будут. А еще во всем хуторе есть еще только одна лошадь, но еще не было случая, чтобы хозяин ее кому-нибудь одолжил, можно и не спрашивать. А вот если барышням угодно будет яиц недорого прикупить или луку на зиму – это сколько угодно....

Они вернулись к дому пасечника озадаченные и расстроенные.

– Что же делать? – заволновалась Лиска. – До Косых Сосен часа три добираться, да оттуда еще до Камышанки, да еще найти потом то заколдованное место, где они плутают... – Она вспомнила перепуганные глаза младшего. Еще одна ночь! – Наира, а может, возьмем лошадь без спросу, я потом объяснюсь как-нибудь, или заплачу, или отработаю, в конце концов, чтоб на нас не сердились.

– Лиска, не городи ерунды, все обойдется. К вечеру вернемся, все пасечнику расскажем, договоримся как-нибудь. Лучше ты вот что скажи: ты верхом хорошо ездишь?

– Ну, – постаралась быть честной Лиска, – я почти не падаю.

– В общем, лучше меня. Значит, будешь сидеть первая, а я – за тобой. Седла нет, ну да ладно, все равно в седле вдвоем сидеть неудобно. А уздечку сейчас сделаем.

Наира сняла с себя ремень, покрутила его и так и этак, потом, сосредоточившись, некоторое время подержала его между ладонями, шепнула что-то неразборчивое, встряхнула и подала подруге результат.

– Вроде бы так.

Всем известно, что опытному наезднику зауздать коня – плевое дело. Опытному... Своего коня... Когда никуда не торопишься...

Они уже добрых четверть часа пытались подойти к лошади как положено, сбоку, или со стороны головы, разговаривали с ним, уговаривали, пытались угостить. Конь попался на редкость осторожный и каждую попытку приближения неизменно встречал, поворачиваясь к славным, милым, добрым девушкам задом. Получить копытом по лбу в планы девушек не входило, и они снова пытались зайти со стороны, более располагающей к общению, а замечательное животное никак не располагалось. И этот танец продолжался бы еще неизвестно сколько, если бы (человеческий разум все-таки неплохая вещь) им не пришло в голову разделиться. Отойдя на шаг в сторону, девушки начали обходить коня одновременно одна слева, другая – справа. Конь замешкался, соображая, кто из них опаснее, и Лиска наконец его зауздала.

Осталось немного – забраться и ехать. Тут тоже оказалось не без сложностей. Конь был из высоких и просто так, с земли, на него залезть было нелегкой задачей. Поглядев по сторонам, Лиска обнаружила около изгороди подходящий чурбак, из тех, на котором удобно присесть или расколоть полено. Двум молодым девицам подтащить пенек поближе к лошади оказалось вполне по силам. Оказалось все равно высоковато, но уже значительно легче. Всего со второй попытки, опершись на дружеское плечо, Лиска все-таки залезла. Наиру подпихивать снизу было уже некому, и поначалу ничего не получалось, хоть поперек ложись. Да к тому же и шкура у коня оказалась на диво скользкая, а спина чересчур широкая. По счастью конь, видимо, решил отделаться от настырных девиц малой кровью и не сходил с места, дожидаясь конца представления.

Тут Лиске, которая уже сидела верхом и имела возможность обозревать всю картину сверху, совершенно некстати сделалось смешно, и она начала хихикать. Наира приняла это на свой счет и чуть не обиделась.

– Ничего смешного, без стремян это заведомо тяжело.

– Да я не про тебя, – поспешила утешить подругу Лиска и пришла на помощь, подтаскивая ее сверху. – Мы пень-то зачем сюда тащили, надо было коня туда подвести, было бы легче, – и расхохоталась уже в голос.

Тут Наире, которой к тому времени уже удалось улечься поперек лошадиной спины и осталось только сесть как следует, вдруг тоже сделалось смешно, и она начала хохотать, рискуя сию же минуту свалиться.

– Нет, не легче, – она попыталась прекратить смеяться и даже сделала на секунду серьезное лицо, но потом прыснула и залилась пуще прежнего. – Лиска, – позвала она, давясь смехом, – Лиска, ты погляди... Мы же... Он же спутанный стоит.

Лиска глянула вниз и, судорожно всхлипнув, сложилась пополам, потом не то соскочила, не то свалилась с коня и начала снимать путы с его передних ног. В это время Наира, так и не успев усесться, трясясь всем телом, все-таки съехала со скользкой лошадиной спины вниз. Конь получил наконец свободу, дернул вперед и был таков. А они обе сидели на земле и хохотали до изнеможения.

Лиска, держась за бок и утирая смешливые слезы, поднялась уже на одно колено и вдруг... Они увидели ее одновременно.

– "Щель"! Наира, смотри-ка, "щель"! И как раз в ту сторону, куда нам надо.

– Ага.

Саженях в десяти от них под деревьями ярко сияла узкая зеленовато-желтая полоса. Недолго думая (что тут думать, с таким-то опытом!) и все еще смеясь, они устремились к "щели" и все в том же бесшабашно-веселом настроении всю ее и проскочили.

Вынырнули они на склоне высокого, почти лысого холма. Прямо перед ними раскинулась неширокая полоса луговины, а за ней – обширный кусок поросшей лесом местности. Вправо и влево тоже было далеко и хорошо все видно, и это было более чем кстати для поисков пропавших детей, если бы не сущая мелочь: они не представляли, где находятся.

– Кхм, – сказала Наира и достала карту. Обе с видом знатоков глянули туда, потом на просторы перед ними, – хм.

Однако Лиска и не думала сдаваться.

– "Щели" ведь хороши тем, что сохраняют направление при перемещении по ним. Вот мы сейчас стоим лицом на восток, если смотреть по солнышку. Значит, если от Горелок провести прямую линию на восток, мы где-то на этой линии и стоим. До Чернополья мы добраться не могли: изнорские "щели" заканчиваются в Изнорье, это точно. Здесь леса почти со всех сторон, куда ни глянь. А почти до самых Косых Сосен сплошного леса нет, все луга да перелески, значит, мы уже дальше, где-то не очень далеко от Камышанки. Вот здесь на карте обозначены холмы, может, этот – один из них. Тогда вон там должна быть Камышанка, а вон та низина – это уже край Лешачьей балки.

Она пожала плечами. Точнее определиться было уже невозможно. Они потоптались, разглядывая окрестности, и Наира согласилась:

– Скорее всего, так и есть. В конце концов, у нас еще есть и талисманы... Попробуй Орвинту.

Лиска осторожно сжала в руке висящий на шее талисман и попросила помощи. Она вспомнила свои сны, детей, бредущих по чужому, страшному лесу, и обратилась к пространству, в безразличную пустоту, куда-то туда, в эти леса. Собрала в одной точке глубоко внутри себя страстное желание помочь, найти и мысленно позвала.

А-а-у! – катилось над тронутым осенним золотом лесом. – А-а-у-у! Вздрогнула сидящая на тонкой ветке птица, почуяв что-то в воздухе. А-а-а-у-у-у! – сама земля должна была услышать.

Лиска стояла, прижав руку к груди, и слушала, вся обратившись во внимание. Замерла, стараясь не думать ни о чем, особенно о том, что может ничего так и не услышать, и ждала, ждала...

И ничего в ответ. Глухое, ровное ничего. Все везде одинаково. Все везде ровно, тихо, тихо и пусто. Разве что появилась на дне души отчаянная черная точка... Неужели ничего...

Вдруг Лиска вздрогнула и протянула руку перед собой.

– Там, где-то там. Такая темнота и страх! Пошли быстрее. Они там.

Недолго думая, она рванулась вперед. Наира – за ней. Сбежали с холма, перешли широкую дорогу у его подножия и оказались на краю широкой луговины, сразу за которой стеной стоял густой лес. Нигде ни дорожки, ни тропочки. Да и ладно, лишь бы не опаздать. Путаясь в высокой полузасохшей траве, подошли к лесу и двинулись наугад и напролом безо всякой дороги прямо через кусты. К счастью, густые заросли были только в самом начале, потом лес стал пореже, правда, и потемнее. Поваленных деревьев тоже было не очень много, и идти можно было довольно быстро. Наира на ходу задействовала все бывшие при них талисманы на удачу, которая сейчас очень бы не помешала.

–А-а-у! А-у! – время от времени кричали в темноту леса то Наира, то Лиска.

– А-у-у-у! А-у-у-у! – отвечало откуда-то издалека неясное сиплое эхо.

Они бежали все вперед и вперед, стараясь не останавливаться и не сворачивать, выбирая изо всех направлений именно то, от которого тревежно колотилось сердце.

Проглянувшее было в лесу солнышко затянуло серой хмарью. И без того неуютный, темный, холодный лес стал еще темнее. И вокруг все сыро под ногами. И куда ни ступи, поверх густого мха валяются мертвые замшелые ветки. А тут стало еще хуже. Где-то завыли волки. «У-у-у!» – пронеслось по черным еловым веткам. И спрятаться-то негде. Горошек обеими руками вцепился в его рукав, и руки были холодные, как ледышки. «У-у-у! У-у-у!» – снова перекликнулись страшные звери. Вихорушка сделал несколько шагов вперед, поднял с земли палку покрепче и вместе с братом встал рядом с расщепленным полусгнившим пнем на невысокой кочке. Больше здесь спрятаться было негде.

Лиска бежала по лесу на ту страшную черноту в его глубине, которую она чуяла сквозь бесчисленные стволы и ветви. Чуяла звериным чутьем, всем испуганным донельзя сердцем, тем самым чутьем, которое велело повернуть назад, бежать отсюда, куда глаза глядят. Если бы это был только ее страх, если бы перед ее глазами не стояли эти плутающие по лесу дети! Три дня и три холодных осенних ночи! Быстрее, быстрее! А ноги вдруг начали спотыкаться и переставлялись все медленнее и медленнее. Еще немного – и подгибаться начнут. Быстрее, быстрее! Уже близко она, эта жуть посреди леса, черный клубок липких теней.