Текст книги "Драконьи тропы (СИ)"

Автор книги: Ольга Быкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Интересно, а домовой здесь есть?

И когда, интересно, она научится начинать разговор с каких-нибудь других слов?

– Конечно, есть.

– Где? – она обыскала глазами кухню.

– Да вон, в том углу, у печки, рядом с веником.

Лиска пристально оглядела угол.

– Там ничего нет, – она еще раз присмотрелась, – разве что тень от веника. Ничего не вижу.

– А ты спроси его разрешения.

– Да? – она удивленно подняла брови.

А в самом деле, почему бы и нет? Она снова заглянула в угол с веником, мысленно поклонилась и вежливо спросила, можно ли его, домового, главного в доме по хозяйству, увидеть.

И увидела. Тень за веником вытянулась в сторону, слегка выросла, сгустилась и... Ну уж этого Лиска никак не ожидала. Потрясенная, она повернулась к Дариану.

– Но ведь он же...

Дариан постарался сдержать улыбку, чтобы не обидеть девушку, и как мог серьезно ответил:

– Такое уж здесь место.

В самом деле, если подумать, действительно, чего же еще можно было ожидать? Она снова взглянула в угол. Шурх довольно ухмыльнулся из-за веника. Ну и чудеса! А впрочем, удивительно, что она еще в состоянии чему-то здесь удивляться.

Пожелав Дариану спокойной ночи, она побежала к себе в комнату. Наира уже спала, хотя свечу на столе у окна не потушила, значит, ждала до последнего. Жаль. Лиске не терпелось все рассказать. Ну, завтра так завтра. Она потихоньку разделась, вежливо вытряхнула из-за пазухи пригревшегося Рушку и тихо-тихо, стараясь не журчать и не плескаться, стала умываться. Поставила на место кувшин, уткнувшись в полотенце, сделала два шага по комнате, кинула полотенце на спинку стула, повернулась к своей кровати..... А там, закутавшись в одеяло, лукаво блестя глазами, уже сидела Наира.

– Привет! Ну и долго же вы гуляли. Я тут извелась вся. Мне не терпится поговорить, а здесь нет никого. Астианки наши на практику в Ойрин подались на целую неделю, мальчишки у Орвина с Ведайрой, Фрадина маленькая еще, а Канингему, как всегда, некогда. Я чуть не лопнула тут одна со своими новостями, да и про тебя не знаю ничего. Рассказывай же быстрее.

– Нет уж, давай ты первая. А то еще, правда, лопнешь, кто меня тогда слушать будет?

Лиска сунула Руша под мышку, забралась под одеяло рядом с подругой.

– Ну, рассказывай.

Наира повозилась, усаживаясь поудобнее, улыбнулась в предвкушении.

– Значит, так. Место это недалеко от Уйруна. Мы с Канингемом где через порталы добрались, где так дошли, в конце концов оказались на небольшой полянке, прямо около скальной стенки. Полянка со всех сторон где деревьями закрыта, где скалами. Трав разных кругом множество. Сейчас они позасохли, правда, но летом там, наверное, хорошо. Ну да неважно. Подводит он меня к развесистой старой иве. Ветви до самой земли спускаются, под собственной тяжестью разлапились, того и гляди отвалятся. Ствол замшелый, толстый-толстый и к скале прижался почти вплотную. Вот в это "почти" мы с Канингемом и вошли. Я так и не поняла, как это происходит. Идешь прямо на эту "щель", в которую кошке и то трудно было бы протиснуться, и совершенно свободно входишь в просторную пещеру. Не очень широкую, но длинную. Высоко над входом длинное узкое окно. Снаружи его не видно, камень и камень, а изнутри – стекло. А в пещере, – девушка замолчала, разглядывая воспоминания, собираясь с мыслями, – там чего только нет. Под окном, у самого входа, какое-то старье свалено, не то потертые старые ковры, не то шкуры какие-то – целая куча, а дальше стоят шкафы с книгами, шкаф с посудой – не с тарелками, нет, – с колбами, ретортами, с разными хитрыми склянками. Еще в одном шкафу – разные инструменты и приспособления для изготовления лекартв: ступки, ножи, соломорезки и прочая мелочь. Столов широченных три штуки. И еще полки с разными коробками, банками, пузырьками, бутылками и... кое-что даже не знаю, как назвать. В банках травы, порошки разные, все подписано, но все равно разбираться, наверное, месяца мало будет.

Ходим там, я разглядываю все это богатство, и вдруг около входа та пыльная куча не то ковров, не то тряпок зашевелилась, закашлялась и шамкает:

– Шлушай, Канингем, вы шдеш поошторошнее топайте. Я тут вшера где-то шуб пошеряла, не наштупите. Найдешь, на полощку полоши.

Канингем повернулся и говорит:

– Здраствуй, Хойра. Я к тебе Миринину наследницу привел.

И тут только я разглядела наконец, что эта куча старых половиков – дракониха, старая-старая. Морщинистая, вся в складочку, какая-то рыжая, даже скорее не рыжая, а порыжевшая, серо-ржаво-пыльная. Она голову подняла. На морщинистой шее, смотрю, амулеты какие-то висят и платок цветной узлом завязан. А уж морда – как будто ее всю из старых свалявшихся носков собрали и сверху еще заплаток понашили, и все это не то вылиняло, не то выгорело. Да еще и глаза прищурила, не поймешь сразу, где они. И уши врозь, полуобвисшие, с размохрившимися кисточками на концах – чудо, одним словом. И вот эта куча старых измочаленных половиков приподнялась, шею вытянула ко мне, одним глазом меня оглядела, носом шмыгнула и говорит:

– Ага, ага, Наира, шначит. Ну ладно. Добро пошаловать. Я тогда прогуляюшь пока.

И неожиданно шустро так развернулась и прямо через стену пошлепала – гулять подалась. Я стою, смотрю на это недоразумение, мне и чудно, и смешно.

– Канингем, – говорю, – какая же она старая. На нее смотреть страшно. А когда она кашляет, сердце замирает: того и гляди рассыплется.

А Канингем смеется.

– Да что ты, ей всего триста лет. Хойра – очень молодая дракониха. Просто ей нравится изображать из себя такую старую бабушку, шаркать, шамкать, разваливаться на ходу, предаваться воспоминаниям...

И правда, когда мы потом уходили, она стояла на полянке, и ее было не узнать: статная, с сильными лапами, с длинной, крепкой шеей, вся в медной чешуе, красивая... Приглашала бывать почаще. Мы с тобой на днях вместе сходим непременно. Там такое богатство – одних только Мирининых записей несколько книг, и прадедушкины дневники, и еще в разное время написанные трактаты, описания лекарственных растений, рецепты, весы аптекарские, инструмент разный, и лекарский, и для изготовления снадобий, и увеличительные стекла есть. И есть даже такая штука, чтобы разглядывать то, что глазом вообще никак невозможно увидеть. Канингем принес это специально для Мирины. Там такое можно увидеть! И кое-какие талисманы там есть... И это только то, что я успела заметить. Книгу я пока оставила там. А для нас взяла несколько карт, которыми удобно пользоваться, потом покажу. Ну вот, пожалуй, пока все. Теперь ты рассказывай.

Они проговорили почти до самого утра. Лиске хотелось рассказать все-все-все, что с ними случилось за время путешествия. И она так и рассказывала – о драконах, об Астиане, обо всем, что видела, со всеми волнующими и дух захватывающими подробностями. Только о Сарахоне, к удивлению для самой Лиски, почему-то совсем не хотелось рассказывать. Будто она, Лиска, что-то сказала или сделала не так, как должна была, или не сказала, или не спросила....

Гл. 13

Над высохшей досветла землей глухо зашуршали стебли травы. Холодный ветер пронесся по луговине, тряхнул гривы лошадей, дунул в спины всадникам и забился в густую пеструю шевелюру осеннего леса, начинавшегося от подножия высоких холмов. Или это холмы начинались у самой кромки леса? Или заканчивались? Ну да не важно, лишь бы спокойно было до самой границы. За последние три недели уже три дозора Ковражинской пограничной дружины сталкивались с никейскими отрядами. Погибших в стычках пока еще не было, но тяжелораненые были, и ситуация накалялась день ото дня. Никея начисто отрицала свои нападения на Изнорье и обвиняла изнорскую сторону в провокациях и покушениях на никейские земли. Назревал крупный конфликт, и хотя и не хотелось об этом думать, могло статься, что действительно было недалеко до войны. Да и разбойничать в этих местах стали в последнее время чаще.

Левко остановил отряд и прислушался. Тихо, вроде бы тихо, хотя... Он взглянул на Ринара. В их маленьком отряде у него был самый чуткий слух. Тот прислушался и с сомнением пожал плечами.

– Не пойму. Пожалуй, надо будет послушать, когда в лес войдем. Только идти надо поосторожнее, самим не шуметь.

Левко соскочил с коня. Ему это сделать было легче, чем остальным, потому как ехал он на коне обычно боком, как благородная дама на охоте. Это было неудобно, зато спасало от некоторых неожиданностей, вызванных крайней самостоятельностью его скакуна в выборе дороги.

Рыжик был конь умный, что и говорить, и бывало, лучше хозяина знал, куда надо податься в следующую минуту. Жаль только, хозяин был человек своевольный и не всегда по достоинству оценивал такую инициативу. Впрочем, он был добрый, заботливый и на угощения не скупился, и ему можно было простить некоторую бестолковость.

Стараясь не шуметь, пешим ходом отряд вошел под сень старого леса. Некоторое время шли молча, сосредоточенно прислушиваясь к лесным шорохам. Шорохи были самые обыкновенные для осеннего времени. Изредка вспархивали мелкие птахи, шевелил ветки деревьев легкий, как вздох, ветерок, медленно сыпались на землю золотые листья. Сто, двести сажен – все одно и то же. Уверившись, что все в порядке, дружинники уселись по седлам и пустили коней спокойной неторопливой рысью. Так они проехали версты две. Места были знакомые, вот-вот должны были они выехать на большую поляну, где удобно было бы расположиться на отдых не одному такому отряду.

– Сейчас стоянка будет, там передохнем и перекусим, – сказал, повернувшись вполоборота, Левко и вежливо поддал пятками в бока Рыжику, прося поторопиться. Тот охотно ринулся вперед. Замелькали темные стволы. Засверкали желтым пламенем просветы между деревьев. Дорога сделала широкий плавный поворот, и Левко во главе отряда первым вылетел на окруженную старыми дубами поляну. Конь внезапно встал как вкопанный, и Левко, в принципе готовый к такой неожиданности, в очередной раз вылетел из седла, однако в последний момент успел, пусть и не очень красиво, но все-таки увернуться от встречи с землей-матушкой и вместо того, чтобы распластаться по поляне, как лист кленовый, пробежал несколько шагов и остановился-таки, ошарашено оглядывая человека, которого только что чуть не сбил с ног. Хорошо, конечно, что это был не медведь, хотя...

Кольчуга с бронзовыми бляхами на широкой груди крепкого, рослого, куда более чем средних лет мужчины и шлем на его седеющей голове ясно говорили о том, что это, скорее всего, не грибник. И шлем был не изнорский.

– Ты кто такой?! Откуда? – тут Левко увидел, что человек не один. – Что вы здесь делаете?

Он с возмущением воззрился на незнакомца и наткнулся на испытующий твердый взгляд опытного воина, оглядывающего молодого нахала. Незнакомец недоумевающе приподнял бровь.

– Это я должен спрашивать, что вы здесь, на никейской земле, делаете.

– Какая Никея? Здесь изнорская земля!

– Давно ли? – воин грозно сдвинул брови.

– Всегда была! Отсюда до Никеи тридцать верст с лишним будет.

– Это до Изнорья отсюда тридцать верст. А здесь никейская земля, второй раз повторяю! Поворачивай отсюда, пока третий раз не повторил!

Он сделал шаг в сторону Левко. Слева и справа лязгнуло железо, и через секунду друг напротив друга стояли два вооруженных отряда, готовые в любой миг броситься в драку.

– Эт хак! – скомандовал никеец, и его воины замерли в ожидании.

Левко в ответ поднял руку, останавливая свой отряд и, стараясь сохранить хладнокровие, произнес предупреждающе:

– Нам поручено охранять изнорскую границу, и мы будем за нее сражаться. Уходите!

Старый воин с достоинством расправил плечи.

– Здесь никейская земля! Пошел вон!

И, исчерпав все доводы, выхватил меч. Тонкий свистящий звук трущегося о ножны металла повис над ними окончательным приговором. Казалось, слышно было, как в замерзшем вдруг воздухе покрывается инеем сухая трава.

Только в одном месте в мире ковали такие мечи, которыми владельцам никогда не хотелось хвалиться. Звон этой стали был не просто напоминанием о смерти. Нет, этот звук означал, что она уже здесь.

Ну что же, что уже пришло, того не минуешь.

Левко легким широким движением вытащил свой клинок. Все, что было в его жизни до этого движения, стало прошлым, безо всякой связи с будущим, которого больше не было. И осталось только "сейчас". Поляна, вооруженные люди, никейский десятник напротив и два клинка из Тархине. И смерть, которая была так близко, что можно уже было никуда не торопиться, поскольку, собственно, уже все произошло.

Они смотрели друг на друга. В светло-серых глазах никейца ясно читалось спокойное мужество честного человека, знающего, что ценой слова может оказаться и жизнь. У бандита и захватчика не может быть таких глаз. Что-то тут было не так.

– И четверти часа не прошло, как мы отъехали от Камышанских холмов, – решил еще раз заговорить Левко. – До никейской границы еще ехать и ехать. И поляну эту я не спутаю ни с какой другой. Таких старых дубов на семь верст вокруг нигде больше не сыщешь.

– Какие же это дубы? У тебя за спиной липы стоят. Путаешь ты что-то.

Удивление в голосе незнакомца было таким искренним, что Левко чуть было не обернулся. Еле удержался. Знаем мы, зачем так обычно говорят... Он крепко сжал рукоять меча.

– Я помню, что у меня за спиной. Так же, как и напротив – там три широких дуба стоят. В среднем дупло почти до самой земли. Я его ночью на ощупь узнаю. Ничего я не путаю.

Они опять молча смотрели друг на друга. Было слышно, как медленно, один за другим отваливаются с веток и падают на леденеющую землю мертвые листья.

Никеец, прищурившись, провел рукой по густым черным с проседью усам и сказал наконец:

– Давай-ка спрячем пока мечи, сынок, да, может, и разберемся, что к чему.

И он, не торопясь, глядя в глаза парню, задвинул меч в ножны.

Левко так же, не спеша, убрал свой.

Вот так. Сейчас можно, пожалуй, и обернуться. Он отступил на два шага назад и в сторону и на всякий случай быстро повернул голову, потом взглянул на никейца и обернулся снова, а потом еще раз. Обвел взглядом всю поляну и ошарашено воззрился на противника, не понимая ничего. Тот тоже успел оглянуться и озадачен был не меньше Левко. Никеец постоял некоторое время, озираясь по сторонам, помрачнел лицом и вопрошающе взглянул на Левко. Тот молча пожал плечами.

Поляна, как оказалось при совместном обозрении, с одной стороны заканчивалась липами, а с другой упиралась в подножия дубов. В средней же части обе породы деревьев наличествовали в пропорции примерно один к одному. И теперь оба защитника границ, хотя и видели по-прежнему, что это очень знакомое место, ни тот, ни другой уже не стали бы клясться, что это "та самая поляна".

– Ну? – повернулся к Левко никеец.

– Ну не ну, а отсюда до Камышанских холмов всадник рысью за десять минут доедет. Никак это не может быть никейская земля.

– Изнорская – тоже не может. Мы тоже от Шарайской пустоши четверти часа не ехали.

Никеец смотрел на Левко недоверчиво и сердито. У Левко тоже было мрачно на душе. Не хотелось доставать меч. Может быть...

– В конце концов, это ведь можно и проверить.

Никеец пожевал ус. Тяжелая это вещь, клинок из Тархине... Он кивнул нехотя.

– Можно и проверить. Пусть сейчас проедутся туда и обратно по этой вот дороге, с которой вы появились, один твой человек и один мой. И двоих отправим по той, – он показал на продолжение дороги по другую сторону поляны. – Через полчаса будем точно знать, на чьей мы земле.

На том и порешили. Двое отправились в сторону Изнорья, двое – к Никее. На поляне остались после этого четверо изнорцев и шестеро никейцев. Силы были неравные, и это беспокоило Левко. С другой стороны, умирать в бою пока вроде бы никто не торопился. Можно было и подождать. Ждать меж тем пришлось недолго. Едва никейский десятник выкурил трубку, как с "никейской" стороны явились те двое, которых отправили к Камышанским холмам. И не успели они, совершенно сбитые с толку, рассказать, где это они так заблудились, как с "изнорской" стороны явилась другая пара.

– Хм, – сказал на это никеец, подумал немного и обратился к Левко по-прежнему хмуро, но уже безо всякой злости:

– Раз так, можно попробовать еще вот что...

Начинались уже сумерки, Люди и лошади не вымотались еще до последней крайности, но устали изрядно, и Левко был рад тому, что они до темноты успели хотя бы выбраться из леса на луговину у подножия Камышанских холмов. Здесь, в хорошо знакомом им месте, можно было и заночевать без приключений. Впрочем, сегодняшний поход по лесу поначалу тоже ничего особенного не предвещал, и то, что дорога, которую они постоянно патрулировали, вдруг выкинет такой фокус, тоже никто не ожидал. В результате они так и не осмотрели леса до самых никейских границ, и до Одинца не добрались, как обещали воеводе. Придется завтра встать пораньше и ехать в Одинец по другой дороге, мимо леса, лишь бы к полудню успеть, чтобы там тревогу не подняли. И воевода строго спросит за задержку. Однако и то было хорошо, что они все остались сегодня живы. Да и воеводе будет о чем доложить. А пока, и неизвестно как долго, всему отряду придется помалкивать о том, что случилось в изнорском лесу неподалеку от никейской границы.

Его тронул за рукав подъехавший поближе Ринар.

– Вон там, у среднего холма, есть небольшой ручей, деревьев несколько и кусты рядом – лучшего места для ночевки сейчас не сыщешь.

– Пожалуй, что и так. Там и встанем.

Холодны и бесприютны осенние ночи, особенно после трудного дня. Ветер рвал из-под котелков пламя костра, дул то с одной, то с другой стороны, заставляя людей кутаться в дорожные плащи, а лошадей – сбиваться в кучу и жаться к кустам и невысоким, почти полностью облетевшим деревьям. Дождя, к счастью, не было. А как только раскинули палатку, утих и ветер. Выглянул из-за тучки месяц, освещая холодную землю. Закипела в котелках вода. Скоро сварилась и каша. Левко полез в котомку за чаем, а к чаю нашлось и еще чем согреться, и скоро у костра стало куда теплее...

О дневном приключении, как и условились, никто не говорил. Вспоминали разные байки о здешнем крае, кто что знал, да иногда к слову рассказывали о себе. Отряд был собран недавно, и не все были друг с другом хорошо знакомы. Левко больше слушал, чем говорил, смотрел на небо, соображал, какая завтра будет погода...

Костер потух. Дружинники полегли спать. Первым в дозоре остался Ринар. Левко решил напоследок пройтись по луговине, осмотреться, все ли вокруг спокойно. Едва он отошел от стоянки сотню саженей в сторону леса, что был за неширокой луговиной по другую сторону дороги, как услышал позади неровный перестук копыт. "Надо же, – умилился про себя Левко, – бегает за мной как собака. Боится, что сбегу, не иначе. Может, и надо бы. А, впрочем, конь хороший. Да к тому же почти даром, за двадцать пять драйнов всего – мне здорово повезло". И не успел он еще додумать до конца эту мысль, как уже летел на землю, сбитый с ног крепким тычком в спину.

"Чертова скотина! Я за последний месяц на коленках синяков набил больше, чем за все свое детство. И это наказание за целых двадцать пять драйнов. Грабеж, честное слово! Хорошо еще нос не расквасил. А вот рукав опять, наверное, зашивать придется".

Левко, стараясь зря не тревожить вселенную, скрипнул зубами и, оставив ругательства на какой-нибудь еще более подходящий случай, начал подниматься с земли (хорошо все-таки, что здесь не камни, весь бы ободрался) и замер.

Прямо перед ним среди сухой травы, свернувшись клубочком, как кошка, лежал маленький, с кошку же и размером, дракон и грустно смотрел на Левко, не шевелясь и не поднимая головы.

Парень вскочил на ноги и с секунду стоял, тупо глядя прямо перед собой. Посмотрел на поле, лес, провел рукой по лицу, обернулся назад и снова взглянул под ноги. Дела!..

Темная чешуя дракончика тускло мерцала под лунным светом, трудно было в сумерках разобрать, какого он цвета. Были у него и крылья. На одном, как-то очень неудобно подвернутом, он лежал, другое, неподвижное, безвольно распласталось по боку и по земле. Все говорило, что он либо ранен, либо болен. А в устремленном на человека взоре была такая тихая безропотная печаль, что становилось совершенно ясно, что это не галлюцинация и не призрак. Так смотреть мог только настоящий дракон, которого в этих краях никак не могло быть.

– И что теперь делать?

Дракон молчал. Рыжик рядом переступил с ноги на ногу, наклонился, шумно дохнул на дракончика и тоже ничего не сказал.

– Молчишь? – упрекнул коня Левко. – Думаешь, дальше – не твое дело.

Ну, а что тут было придумать?

– Иди-ка сюда, малыш.

И Левко не без некоторых опасений подсунул под дракончика руки.

Он оказался на удивление легким и был к тому же сухим и холодным. Левко еще несколько секунд разглядывал его, держа на руках, а потом, не долго думая, сунул это полубезжизненное тело себе за пазуху.

– Ну, что же, – сказал Левко коню,– раз уж ты такой заботливый и глазастый, вези нас теперь куда скажу.

И, оставив Ринара за главного до того времени, пока он завтра не догонит их на Ковражинской дороге, Левко тут же отправился для начала по направлению к Ойрину, а там видно будет куда...

Гл.14

Ночью все спят, все спит. А в эту ночь, кажется, уснули даже звуки. Предутренняя тишина заткнула собою даже просветы между деревьями, не пропуская ни шороха.

Гай сидел на берегу и смотрел на воду, подернутую первым тонким льдом.

"Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит"...

Деревья стояли так неподвижно, будто чего-то ждали. Осока на берегу подернулась тонкой седой мутью.

– Это иней, – назвал Сезам.

Он расположился на берегу озера в виде длинного каменного гребня, став неотъемлемой частью приозерного ландшафта. И голос его прозвучал продолжением царящей вокруг природной тишины. Звук проскользил над замерзшей водой и растворился в воздухе, забился в сумятицу голых веток растущего по берегам кустарника и исчез, как не бывало.

Темное небо окружило собою все вокруг и молча оседало на землю спокойной, не нарушаемой ничем более тишиной. Что-то должно было произойти. Гай посмотрел на небо и увидел.

Из непостижимого далека тихо-тихо спускалась прямо на него едва видимая глазу невесомая частица. Медленно кружась в воздухе, она все приближалась и вдруг оказалась крохотной узорчатой звездочкой. А потом рядом появилась другая, третья и....

...Вдруг тишина раскололась, и ночь разорвалась дикими, жуткими звуками. Вой, лай, лязг, вопли мучеников, стон раздираемого железа...

...Лиска с бьющимся сердцем вскочила с кровати, озираясь и не понимая ничего.

О, Господи, да это всего лишь входная дверь заскрипела. Чуть с ума не сошла. Можно было, не выглядывая в коридор, сразу сказать, кто пришел.

Кордис протопала по коридору и, чтобы уж в доме наверняка не осталось никого равнодушного, громогласно вопросила:

– Вы что здесь, все спите что ли? На улице холод собачий. Ночью даже снег шел. Я замерзла, как не знаю кто, а у вас даже кипятка для чая нет. Канингем, у тебя совесть есть хоть сколько-нибудь или ты ее проспал совсем к чертовой матери?

– Насчет совести точно не знаю, не мерял, – загудел с кухни невозмутимый голос чародея, – а вот чай уже давно готов, уже целых полчаса... хотя нет, – он не торопясь, раздумывал, – наверное, минут двадцать... а может, и полчаса. Я его постоянно подогреваю, тебя жду.

– Что ты врешь? У вас десять минут назад и дым-то из трубы не шел.

– Не может быть.

– Точно тебе говорю.

– Значит, мне показалось.

– А что это ты один на кухне возишься? Помощницы-то у тебя где? И парней у вас целая куча была.

– Парни сегодня у Орвина с Ведайрой, а девушки скоро, наверное, поднимутся.

– Да, ладно, не буди, пусть спят пока. У меня тут...

Наира на соседней кровати громко фыркнула:

– "Не буди!" Да как Кордис входит в дом – глухой услышит. А сейчас и того хуже – дверь на кухню закрыли, о чем говорят – не слышно ничего, а там явно какие-то новости.

И подруги, впопыхах путаясь в юбках, наскоро оделись и, едва причесавшись, выскочили на кухню.

В кухне рядом с блюдом ватрушек, буднично потрескивая, горела толстая свеча. За столом сидели Канингем и Кордис. Чародейка грела руки об объемистую кружку с чаем и, не отрываясь, смотрела на...

– Доброе утро, – приветствовали ее девушки.

– Угу, – согласилась магичка и осторожно отхлебнула из кружки.

А на столе прямо перед ней, слегка расправив крылья и приоткрыв клюв, сидел маленький дракон и смотрел на свечу.

Лиска села рядом с Канингемом и чуть не наступила на Руша, который самозабвенно возил по полу подаренную ему каким-то добрым случаем ватрушку, предусмотрительно уже обгрызенную им со всех сторон.

– Откуда это? – что у Лиски было всегда, так это вопросы.

Кордис оторвалась от чая, подняла на девушек глаза и одарила их одним из самых неприятных своих взглядов.

– А вот это как раз у вас надо бы спросить. Вы последние добирались порталом из Драконовых гор именно туда, к подножию Камышанских холмов, и наверняка, как всегда...

Да, утро обещало быть не самым радостным... Лиска приготовилась уже было в очередной раз умирать от стыда и отчаяния, но на их счастье тут вошел на кухню Дариан. Он сел рядом с Кордис, подвинув ее на лавке вместе с ее гневными взглядами.

– А, может быть, это и не они вовсе.

– А кто же?!

– Кордис, ты же сама недавно нам рассказывала, что сейчас в Драконовых горах кто только не шастает. И пользуется при этом порталами, и входит, заметь, минуя Ворота. А такого, чтобы мы, проходя через Ворота, незаметно для себя вывели отсюда какую-то сущность, такого вообще никогда еще не бывало.

Он улыбнулся рассерженной женщине, по-хозяйски оторвал половину ее ватрушки, с аппетитом откусил и подал остальное вышепоименованной сущности. Дракончик подношение принял, но есть не стал, а положил кусок рядом, понюхал его и отправился в обход стола, разглядывая всех и все. Особенно его заинтересовали борода Канингема, кольцо у Кордис на пальце, Дариановы пуговицы, а больше всего – свечка. Он сунулся мордочкой в самое ее пламя, зажмурился от удовольствия, чуть отодвинулся и уселся рядом с подсвечником, влюблено глядя на трепещущий язычок.

– Ну, – потребовал рассказа Дариан.

Кордис ответила ему испепеляющим взглядом.

– Ну, – мягко, почти ласково попросил маг.

– Ну что "ну"? – начала сдаваться женщина. – Его нашел Левко вчера вечером, уже почти ночью, у Камышанских холмов и сразу же привез в Ойрин, к Лестрине. А она отправилась ко мне, не теряя времени. Он уже еле дышал и был почти прозрачный. А за ночь неплохо восстановился, сам погляди... – Ну? – ехидно обратилась она к магу.

Дариан вздохнул и пожал плечами.

– Я уже не первую неделю ищу, чей зуб оказался у сархонца на шее. И пока не нашел. И никаких заходов в портал на каменистой пустоши, кроме уже известных, тоже не нашел. Не понимаю я, как они могут сюда попасть.

– А Сарахона что говорит?

– Как обычно, старается ничего не говорить. Как я ни мудрил с вопросами, она только усмехается. Сказала только: "Найдете" – и все.

– Значит, найдем? Ага, – Канингем задумался. – Когда?

Дариан пожал плечами.

Кордис предположила:

– Может, попробовать потрясти сархонцев? Все-таки они уже давно у троллей в шахтах сидят. Может быть, разговорятся?

– Не разговорятся, – мрачно заверил Канингем. – Их вчера отравили.

Все взоры обратились к магу. В тишине было слышно, как цокает когтями по столу дракончик, который осмотрел уже всех, кто сидел за столом, и все, что лежало на столе. Он подошел к краю стола, расправил крылья, сиганул вниз и зашлепал по кухне, заглядывая во все углы и щели.

– Кто?

– Не знаю, Кордис. Не тролли, конечно. Им это совершенно ни к чему. А кто? Как?..

– Всех?

– Нет, только тех двоих, кого тролли посчитали у них за главных (а тролли в таких вопросах редко ошибаются). Их держали отдельно ото всех, а вчера их нашли мертвыми. Тролли определили причину смерти как отравление. Откуда взялась отрава, непонятно. Их ведь обыскивали, когда поймали. Правда, обыскивали тролли, а с их лапами... Оставшиеся сархонцы ничего не знают. Вот такие вот дела... – Канингем обвел взглядом всех собравшихся. – А мне пора уходить, и буду я только через полтора месяца, на Холена-ледника, почти перед самой Поворотицей.

Он вопросительно посмотрел на друга. Дариан подумал и кивнул.

– Отправляйся, конечно. Народу здесь теперь уже достаточно, а будет еще больше. Скоро появится Хорстен, и еще Исариона обещалась, и еще... все время забываю имя – тот знахарь, что на границе с Сархоном живет.

– Горинхор?

– Да, он. Может быть, он поможет решить задачу с сархонцами. Откуда они здесь взялись? Да и с драконьим зубом... Да и с Лешачей балкой все непросто.

– Да и с лесом на границе с Никеей все непросто, – мрачно откликнулась Кордис.

Молча она обвела взглядом вопрошающие лица. Пламя свечи отразилось в ее темных глазах, по-драконьи деля зрачки длинным огненным зигзагом.

– В чем дело, Кордис?

– Вы ведь сегодня в Ойрин собираетесь? Вот Лестрина там вам все и расскажет. Левко вместе с драконом привез ей очень странные новости.

В который уже раз выходили они за пределы Драконовых гор через Ойринские ворота. Холодное небо выгнулось над горами глубоким синим куполом. Раздетые донага деревья с терпеливой надеждой подставляли не греющему уже солнцу тонкие блестящие веточки. Иней на траве и ледяная корочка на лужах говорили о том, что лето кончилось давно и безвозвратно. Невдалеке вскрикнула, взлетая, ворона. Одинокий этот звук замер в воздухе над захолодавшей пустошью последней точкой. Дальше начиналась уже та часть осени, которая встречает зиму.

Лиска оглянулась на беззвучно схлопывающиеся за спиной скалы. Горький запах опавшей осенней листвы бередил душу непонятно откуда взявшимся щемящим беспокойством и тоской. Она тряхнула головой, прогоняя внезапную дурноту. Вовсю сияло солнышко. Сзади легко и почти беззвучно ступала Наира. Надежная, чуткая, умная подруга, неожиданно подаренная судьбой. Лиска оглянулась на ходу, и они слегка улыбнулись друг другу. А впереди размеренным, привычным к долгим переходам шагом шел Дариан, ведя в поводу Снежка.

К Ойрину они подошли еще до полудня. Мимо прибранных, почти уже готовых к зиме садов, мимо конюшен, мимо нарядных домиков подошли они к такому уже знакомому дому Лестрины.

– Ну, наконец-то, что-то вы задержались, – обрадовалась хозяйка и, не слушая объяснений, распорядилась:

– Заходите-ка в дом. Девушки, ставьте чайник, накройте прямо на кухне – там теплее. Дариан, тебя с самого утра человек ждет, заспрашивался, видно, торопится очень. Да вот и он.

Из дома вышел невысокий молодой человек в подбитом мехом плаще и, едва поравнявшись с Дарианом, выпалил, будто боясь, что его не станут слушать: