Текст книги "Никого над нами"
Автор книги: Ольга Громыко
Соавторы: Алексей Пехов,Роман Злотников,Андрей Белянин,Виталий Зыков,Алекс Кош,Иар Эльтеррус,Ник Перумов,Елена (1) Бычкова,Наталья Турчанинова,Павел Корнев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Убить дракона
Старик, сидевший на вросшем в землю валуне, раздраженно выбил о камень потухшую из-за моросившего дождя трубку и спрятал ее в холщовый мешочек. Серая ткань его плаща давно промокла, а стекавшие по длинным седым волосам капли неприятно щекотали морщинистую шею. Однако он не собирался искать укрытия и терпел сырость, начавшую потихоньку вытягивать из тела тепло, – те, в ожидании кого старый провидец провел этот ненастный день на продуваемом всеми ветрами холме, могли появиться с минуты на минуту.
Старик сунул мешочек с трубкой в дорожную суму, спрятал озябшие кисти в длинные рукава плаща и тяжело вздохнул. Сумрачно было у него на душе, сумрачно. Будто и там все затянули серые осенние облака, что медленно ползли по небу, едва-едва не цепляясь за макушки высоких сосен. Слишком уж много зависело от разношерстной компании, отправившейся в поход к Драконьему холму. И слишком многое могло спутать тщательно выверенные планы, разметав их, как ветер развеивает оставшийся на пожарище пепел.
Не было ли ошибкой во всеуслышание объявить пророчество, мимолетной искрой мелькнувшее в голове? Так ли все сложится, как ему привиделось? И не сможет ли жест отчаянья, призванный направить судьбы мира в нужное русло, вызвать лавину, которая погребет под собой последние ростки надежды?
Печально усмехнувшись, старик только покачал головой. Что толку гадать? Наверняка могли знать только боги. Но его боги давно мертвы…
Эльф, человек, гном и орк появились уже ближе к вечеру. Усталые и промокшие, они с трудом протащили через густые заросли орешника тяжеленный короб и, не останавливаясь отдохнуть, начали восхождение к вершине холма. Ноги скользили на раскисшем от дождя склоне, и несколько раз только гном, хватавший орка под локоть, удерживал того, да и всех остальных от падения.
Старик сложил на груди руки и вновь тяжело вздохнул: добрались. И пусть верст от ближайшего тракта требовалось пройти не так уж и много, вряд ли хоть кто-то поставил бы даже медяк на то, что представители издревле враждовавших меж собой рас смогут преодолеть это расстояние, не вцепившись друг другу в глотки. Да, хрупкое перемирие продолжалось третий год, и люди, оттеснившие орков в Закатные топи, остановили свое продвижение к морю, а зеленокожие, в свою очередь, не пытались выдавить эльфов из горловины между Зимними горами и Восточным кряжем. Но ненависть никуда не делась – слишком долго она копилась, чтобы ее можно было сбрасывать со счетов. Вот продлись это шаткое равновесие еще хоть полвека, и тогда, быть может, привычка к мирной жизни пересилит вековую вражду. А пока… Пока хватит одной искры, чтобы вновь вспыхнула война.
Впрочем, старый провидец почти не сомневался, что ничего страшного за время пути не произойдет. Дай разумным цель – и если они действительно разумны, то тотчас забудут про былые разногласия. Главное – подыскать подходящую задачу. Сказки о всеобщем благоденствии и терпимости в этом деле не помогут: всегда найдутся те, для кого замшелые традиции или сиюминутная пожива окажутся важнее будущей выгоды. Тем более выгоды обоюдной. Другое дело спаять – не дружбу, нет – союз чужой кровью. Кровью того, кого ненавидят и боятся все без исключения разумные существа, даже безмозглые северные тролли.
Кровью драконов – первых богов этого мира.
Старик несколько раз кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями. Ни у одной расы, чьи представители упорно взбирались на крутой склон, не было причин для любви к былым повелителям этого мира. Бежавшие от владычества драконов эльфы долгие века скитались по чужим мирам, дожидаясь случая вернуться домой. Гномы отсиживались в своих подгорных пещерах, опасаясь лишний раз выбраться наружу. Орки прятались в лесных чащах, вздрагивая всякий раз, когда на деревья набегала тень гигантских крыльев. А люди… Пока драконы правили миром, людям здесь не было места.
И так уж вышло, что, только объединившись, карабкавшиеся по склону холма могли рассчитывать уничтожить последнего из былых повелителей неба. Гном найдет уязвимое место в каменной чешуе. Эльф споет песнь, пробуждающую дракона от многовекового сна. Орк, прирожденный охотник, нанесет удар копьем точно в момент пробуждения, когда дух владыки уже покинет царство Старого Короля, но еще не успеет оживить занемевшее от долгого бездействия тело. И только чары человека смогут навсегда отправить душу последнего дракона во тьму.
Людвиг Арк-Рангир – внучатый племянник самого императора и без пяти минут эрл Льежский – едва удержался на ногах, когда подошвы сапог в очередной раз проскользнули на мокрой траве, и недобрым словом помянул ввязавшего его в эту авантюру канцлера. Сам по себе последний дракон того интересовал мало, но…
«Нам нужен мир, нам нужен мир…»
Людвиг понимал это не хуже канцлера. Последняя военная кампания против орков особых успехов не принесла, да и стычки с эльфами на северном берегу Дубовой в последнее время становились все ожесточенней. Того и гляди начнется полномасштабная война, чего допускать никак нельзя – из Степи приходили все более тревожные известия. Так что сейчас хотя бы десяток лет передышки людям был необходим, как глоток воздуха утопающему. Тешить себя надеждой, будто удастся выстоять, сражаясь против нелюдей сразу на нескольких фронтах, могли только недалекие кретины.
А значит, придется сжимать зубы и терпеть этих выродков, тем более что в случае успеха его ждет не только всеобщее уважение, но и вполне реальная награда. И кто знает, быть может, именно роль Людвига в этом деле заставит некоторых задуматься, так ли важно это пресловутое первородство…
– Привал? – Заметив подходящую площадку, прикрытую от ветра крутым склоном холма, молодой рыцарь остановился и выжидательно посмотрел на своих спутников, едва сдерживаясь, чтобы не схватиться за меч.
Было у Людвига предчувствие, что ничего хорошего от попутчиков ждать не придется. Эльф хлипкий, пальцем ткни – переломится, зато гонору на десяток рыцарей хватит. Молодой рыцарь эльфов не любил. Точнее – ненавидел. Пусть не так сильно, как орков, но на шее этой лесной твари он с удовольствием бы опробовал заточку меча. Неоднократно…
Эльф, не дожидаясь ответа остальных спутников, выпустил веревку, и короб с зачарованным копьем плюхнулся на землю. Ничуть не смутившись этим, длинноухий преспокойно уселся на землю под росшим на склоне холма кустом.
Людвиг тяжело посмотрел на упавший в грязь короб, но оттаскивать на траву не стал и лишь перевел взгляд на орка. Надежды, что этот задохлик, который и под тяжестью промокших шкур уже шатается, сумеет справиться с тяжеленным копьем, было немного. Единственный, на кого можно положиться, – приземистый коротышка гном с заплетенной в две косички длинной бородой – положения в любом случае не спасал. Если что пойдет не так, он поможет выиграть лишь столько времени, сколько понадобится дракону на пережевывание двойного плетения кольчуги. А значит, до амулета, зачарованного лучшими тайнознатцами школы Тлена, дело может и не дойти. Что ж, выходит, опять все будет зависеть только от него самого. И его меча…
Скинув на траву дорожный мешок, гном – Орн Торигрон – уселся на него сверху, вытащил из-за голенища короткого полусапожка тряпку и принялся протирать клевец. Нельзя сказать, будто имелся хоть какой-то смысл заниматься оружием именно сейчас, но Орну казалось, что его правая ладонь горит огнем. Гном поморщился и украдкой вытер руку, испачканную прикосновением к орку.
Какая жалость, что приходится терпеть это животное! Насколько проще бы стало жить, просто размозжив голову этой грязной твари!
Вот только подземный мастер давно уже вышел из неразумного возраста и прекрасно осознавал, что не может ослушаться решения Совета родов и пройдет этот путь до конца. Хоть многие старейшины и не поверили в байки о последнем драконе, высказывать свои сомнения в пророчестве подгорный народ не стал – даже несколько лет мира и свободной торговли сулили неплохие барыши. И пусть это затишье перед бурей может оказаться слишком коротким, оно позволит переждать грядущую схватку варваров.
Варваров? Именно!
Орн убрал тряпицу и, взвесив в руке клевец, только усмехнулся себе в бороду, хотя иной подгорный мастер давно бы уже расхохотался в голос. И было отчего – те корявые железяки, которыми вооружились орк и эльф, ничего кроме смеха вызвать не могли. Ну бронзовый ятаган орка еще ладно – в конце концов, что с них взять, животные, они животные и есть – но длинноухие-то о чем думают? Слегка изогнутый широкий меч был способен только на одно – вызывать жалость к существу, сработавшему подобное непотребство. Вот люди, те в оружии и доспехах разбираются. Недаром человек бросал завистливые взгляды на кольчугу Орна. И у самого дылды меч весьма неплох. По меркам людей, разумеется.
Гном вытащил из дорожного мешка бутыль с горючим зельем и нахмурился. Не будь век людей так короток, они, несмотря на свое сумасбродство и непостоянство, могли бы представлять для подгорного народа серьезную опасность. А так… не успевают они настоящей мудрости и основательности набраться. Вот если эльфы за ум возьмутся, тогда всем остальным туго придется. Но лесные зазнайки слишком заносчивы, чтобы признать ошибочность выбранного пути.
Игрум Снежный лис – лучший охотник и следопыт Зимних гор – уселся рядом с только-только занимающимся костерком, в который гном плеснул горючее зелье, и накинул на плечи шубейку, пошитую из цельной шкуры горного медведя. Расслабившись, он прислушался к мерному шороху дождя и привычно положил ладонь на рукоять ятагана.
Орк был доволен. Скоро, совсем скоро он убьет зверя, которого никогда еще не поражал ни один орк. Скоро все узнают, что он великий охотник! И тогда-то ушедшие в Степь раскольники поймут, кто является истинными детьми Прародителя! А потом…
Орк мечтательно оскалился: скоро все узнают, кто настоящие хозяева этого мира! Великая охота ему предстоит, великая!
Но как быть с жертвой Прародителю? Игрум нахмурился и сам не заметил, как тихонько заворчал себе под нос. Всякое великое дело должно сопровождаться великой жертвой – иначе удачи не видать. И как быть? Впавший в мучительные раздумья орк через некоторое время нашел выход и вновь радостно осклабился. Снежный лис принесет жертву после охоты! И это будет гном! Орк чуть не пустился в пляс вокруг костра. Великое дело – редкая жертва! Но после… Сейчас хвататься за ятаган нельзя – и эльф, и человек настороже. А уж когда необходимость в этом бородаче пропадет, эти двое и слова не посмеют сказать великому охотнику.
Элиринор Лиственник – принц клана Рассветного ветра – задумчиво водил пальцем по заточенной кромке деревянного бумеранга и ждал, пока его спутники закончат трапезу. Отвратительный запах паленого мяса смешивался с вонью потных тел, мокрой медвежьей шкуры и оружейной смазки. И хоть ветер немного разгонял гарь, выдержка принца подвергалась серьезному испытанию.
Эльф поправил закрывавший волосы капюшон плаща и проверил, не падают ли редкие капли дождя на налучье. Терпеть общество этих неполноценных оставалось уже недолго. После придется пройти обряд очищения, но пока он ничем не должен выдавать своего раздражения. Если на этом холме действительно закаменел в многовековом сне последний из драконов, то в одиночку с ним не совладать.
Дракон!
Слово это ледяной волной пробежало по спине Эли-ринора, оставив после себя непередаваемо гадкий осадок. Лишь драконам удалось поработить лесной народ, и лишь из-за владычества драконов эльфы бежали из этого мира. И пусть было это в незапамятные времена, но перворожденные ничего не забывают. Даже то, что забыть надо. Да, теперь о тех темных событиях могут поведать только ветхие летописи, но дракон должен быть уничтожен. Не столько чтобы его кровь смыла пятно позора с народа леса, сколько чтобы не допустить возвращения тех мрачных дней.
Лиственник пробежался равнодушным взглядом по сидевшим у костра – ненавидеть можно лишь равных себе, а эти недостойны даже презрения – и поднялся на ноги. Не стоит терять время.
– Пора. – Слово, выдавленное эльфом сквозь зубы, прозвучало как приказ, но человек, покосившись, лишь откромсал охотничьим ножом окорок от туши копченого кабана, разогревавшейся над костром.
– Перекуси.
Людвиг прекрасно знал, что лесной народ не употребляет в пищу дичи, но сдержаться не мог. Слишком уж надменно вел себя этот эльф. И слишком много друзей рыцаря полегло в лесах на северном берегу Дубовой.
– Вкушающий мертвое мясо сам всего лишь мясо, – несколько коряво перевел Элиринор с эльфий-ского древнюю мудрость своего народа и отступил на шаг назад.
– Кто мясо?! – возмутился человек и, ухватив эльфа за полу плаща, рванул к себе. – К тебе по-хорошему…
Угрем извернувшись, Лиственник выскользнул из плаща, и по плечам у него рассыпались длинные серебристые волосы. Сообразив, что зашел слишком далеко, человек тут же выкинул окорок, но оскорбленный эльф все равно полоснул его по горлу зажатым в руке боевым бумерангом. Жизнь Людвигу спасли лишь давным-давно вбитые в бесчисленных схватках рефлексы – отполированная деревяшка, подобная заточенной до бритвенной остроты стали, смахнула четыре пальца с подставленной под удар левой ладони. Боль на мгновение ослепила человека, а в следующий миг он пырнул эльфийского принца в живот охотничьим ножом.
И тут же перекатился в сторону. Орк, уже успевший размозжить голову гному, промахнулся, и тяжелый ятаган глубоко ушел в дерн. Меч вскочившего на ноги человека, сверкнув по широкой дуге, с размаху опустился на спину Снежному лису, и закаленное лезвие легко рассекло медвежью шкуру. Высвободив глубоко засевший в жилистом теле клинок, Людовик вторым ударом снес бившемуся в предсмертных судорогах орку голову и на всякий случай вонзил острие меча между лопаток эльфу, безжизненно уткнувшемуся лицом в траву.
Почти теряя сознание от боли, терзающей левую кисть, Людвиг наклонился, чтобы оторвать от эльфийского плаща тряпицу, но неожиданно для себя упал на колени. Ошеломленно мотая головой, человек попробовал встать, да только яд северной сосны не оставил ему на спасение ни единого шанса: судорожно пытаясь отдышаться, молодой рыцарь вновь опустился на землю и скорчился рядом с потухшим костром.
Дремавший на вершине холма старик открыл глаза, медленно поднялся с замшелого валуна и скинул с головы капюшон, подставляя лицо каплям осеннего дождя. Наделившие его даром пророчества боги в очередной раз не слукавили, и все случилось именно так, как открылось ему в видении. Что ж, чему быть, того не миновать. А не миновать теперь долгих веков войн и рек пролитой крови. Крови, которая щедро пропитает каждую пядь этого мира и в конце концов пробудит богов, спящих до поры до времени мертвым сном.
Старый провидец потер на мгновенье появившееся на его морщинистой щеке татуированное изображение крылатого змея, кусавшего собственный хвост, и принялся спускаться с холма, даже не оглянувшись на скалу, отдаленно напоминавшую формой голову дракона. И спускался он не просто навстречу багровым лучам закатного солнца, пробивавшимся через обложившие небо облака. Нет, провидец шел навстречу будущему, в котором вновь появилось место и ему, и его богам. Навстречу большой войне.
Сергей Малицкий
Пристрелка
Фиделя по кличке Проныра следовало дематериализовать. Псевдоорганики в теле за семьдесят процентов, в башке – свыше половины, поводов для признания кибером нашлось бы предостаточно. Знаете, как это делается? Да-да, вам дают карты с тысячью бессмысленных вопросов, и как бы вы на них ни отвечали, комиссия сделает тот вывод, который считает нужным. В другой ситуации государственная машина перемолола бы жалкое полумеханическое существо по имени Фидель Гонсалес, не задумываясь, есть ли под его шкурой что-то человеческое или нет, но на этот раз она жаждала мести. Тихой ликвидации предпочла громкий процесс, на котором мошенник, террорист и убийца получил пожизненное заключение. Смерть для Гонсалеса была бы слишком легким выходом.
Начальник тюрьмы под Рио-Майо Рауль Оливера наблюдал через пуленепробиваемое стекло за новым подопечным. Фидель скорчился в углу бетонного отстойника, явно не ожидая от дальнейшей судьбы ничего хорошего. Помощник Оливеры Пабло Поштига почтительно кашлянул в дверях.
– Особый режим? – спросил, не оборачиваясь, Рауль.
– Именно так, шеф, – вновь кашлянул Пабло. – Предельная строгость при максимально возможной сохранности объекта. Иначе говоря, персональный ад лет на десять. Больше у нас еще никто не протянул.
– Посмотри на него, – с сомнением скривил губы Оливера. – Не выдержит и года. Какой же это кибер? Имплантированный доходяга. Что на нем?
– Много, – помощник зашелестел страницами дела. – Только доказанных убийств более пятидесяти. Но есть подозрения, что взрыв детского автобуса в Сан-Пауло три года назад – тоже его рук дело. По неофициальным подсчетам общий список жертв не менее двухсот человек. Кроме этого ряд мошеннических сделок на общую сумму около миллиарда долларов. Кстати, особое внимание следует уделить охране осужденного от возможных покушений.
– Ты имеешь в виду его счеты с колумбийцами? – поинтересовался Рауль. – Слышал. Наследил он в Латинской Америке. Порой я просто гордость за земляка испытывал, когда листал газеты. Помнишь историю с захватом катера, набитого героином? Насколько я понял, колумбийцы обещали утопить Проныру так же, как он утопил их главаря? Жаль, в суде этот случай не рассматривался. Иска не было, вероятно? Удивительно, но Гон-салес поступил довольно гуманно. Не выпустил кишки пленникам, не отрезал гениталии – просто сбросил в воду.
– На съедение акулам, – кивнул Поштига. – Я бы поступил на его месте точно так же. Правда, затем сбросил бы туда же и Проныру. На его беду, в той истории утонули не все. Так что иск к Гонсалесу есть, пусть и неофициальный. Но, думаю, что как, раз утопление ему не грозит. У нас с водой не очень.
Помощник хихикнул, а Оливера удовлетворенно кивнул. Пытка жаждой входила в арсенал специальных средств. Вода выдавалась ограниченными порциями один раз в день. Достаточно быстро вновь прибывшие понимали, что есть что-то ценнее еды, курева, наркотиков, женщин. Без воды заключенные превращались в животных. Когда надзиратель, проходя по коридору, специально расплескивал воду на пол, многие из них лезли на стену. Не то чтобы Оливера был чрезмерно жесток. В жестокости скорее можно было обвинить Поштигу, который числил наблюдение за пытками среди высших наслаждений. Оливера выполнял служебный долг. Он считал пожизненное заключение слишком гуманным для закоренелых негодяев и превращал его в растянутую во времени казнь.
– Что это? – спросил Рауль, приглядевшись к квадратику пластыря на щеке Гонсалеса.
– Входное отверстие, – вновь зашуршал делом Пабло. – Не заживает. Проныру задержали сразу после убийства полицейского. Фидель нагнулся, чтобы по обыкновению разрезать бедняге рот от уха до уха, но парень, уже умирая, сумел выстрелить. Пуля прошла в щеку, выбила Гонсалесу четыре зуба и продырявила мозг. Выходное отверстие на затылке.
– И он остался жив? – удивился Рауль.
– Даже пытался сопротивляться! – заметил Пабло. – Кибер – одно слово! Говорят, что под кожей его голова – это самый настоящий гирокомпас! Впрочем, даже кибер не перенес бы столь точное попадание. На его счастье или несчастье, он был нужен пиджакам из министерства юстиции живым. Не знаю, сколько они отвалили врачам и инженерам, но в клинике его охраняли не меньше тысячи агентов. Хотя сопровождающий сказал, что специалисты только законопатили дыры, а внутрь не полезли. Побоялись запутаться в кибервнутренностях. Врагов-то у него еще больше, чем «подвигов», и каждый норовил оставить свой след! Но Проныра есть Проныра! На его счету пять побегов. Надо быть с ним аккуратнее!
– Будем, – успокоил помощника Оливера. – И тысяча агентов нам для этого не понадобится. Или ты забыл, что из нашей тюрьмы еще никто не убегал? Пластырь содрать. Переодеть в робу. Все как обычно. И в общую камеру. Только посматривайте, чтобы не прикончили.
– Будет сделано, – щелкнул каблуками Поштига.
Рауль подошел к стеклу ближе. Заключенный лежал неподвижно, на шее у него поблескивал спутниковый маяк, руки и ноги сковывала металлическая пластина с петлей для крюка.
«Сейчас войдет надзиратель, зацепит и поволочет тебя, выродок, по бетонному полу в ад», – с мрачным удовлетворением подумал Рауль.
Проныра истязания воспринимал стоически. Иногда Оливере казалось, что у заключенного отсутствуют болевые рефлексы. На издевательства персонала Гонсалес не реагировал, вел себя безучастно, но мгновенно отвечал нападением на любое покушение со стороны сокамерников. Они ненавидели Гонсалеса и боялись. Били только кучей. Не один раз охранникам приходилось врываться в камеру и поднимать с пола окровавленного Проныру, с лица которого не сходила презрительная усмешка. С такой же усмешкой он воспринимал и прочие неудобства. Нехватку воды, отвратительную пищу, вонь и жару в камере, которые обещали к июню превратиться в сырость и холод. Гонсалес не просто смирился с собственной участью. Проныра посмеивался над ней.
Через полгода уже и Оливера начал привыкать к пребыванию в тюрьме знаменитого преступника. Наверное, он совсем забыл бы о его существовании, вплоть до неизбежного дня, когда на стол начальника тюрьмы лягут бумаги о естественной, хоть и преждевременной смерти очередного заключенного, если бы не утренний звонок. Рауль с трудом открыл глаза, поморщился, включил светильник, потянувшись через жену, которая однажды перестала донимать капризами, что пропадает в захолустье, и отомстила мужу, превратившись в толстое и неповоротливое существо. В трубке послышался заикающийся голос дежурного:
– Проныра бежал.
– То есть? – не понял Рауль. – Гонсалес? Как?
– Не знаю, – поперхнулся дежурный. – Но его нет.
– Что успели сделать? – скрипнул зубами Оливера.
– Все по инструкции, – пролепетал дежурный. – Обыскали корпус, проверили периметр. Никаких следов. Сейчас прочесываем окрестности. Выставили пост на дороге. Сообщили в полицию.
– Когда произошел побег? – стиснул трубку Рауль.
– Полчаса назад!
– Убью! – прошипел Оливера. – Отчего не позвонили сразу?
– Извините, шеф, вы долго не поднимали трубку!
– Скоро буду, – рявкнул Рауль.
Он выжал из автомобиля на узкой асфальтовой полосе все, что мог, едва не врезался в ползущий навстречу, набитый крестьянами пузатый автобус, миновал заспанных надзирателей, прогуливающихся возле служебной машины, долетел до здания тюрьмы за полчаса, но министерский вертолет уже стоял во дворе. Муньес, чиновник из отдела надзора за исправительными учреждениями, вышел из кабины, представил полного коротышку:
– Господин Леку, специальная служба.
Леку небрежно пожал Раулю руку, заторопился внутрь здания:
– Показывайте, показывайте. И быстрее!
Дежурный говорить уже не мог. Он тоскливо вздыхал и судорожно вращал глазами. Объяснять принялся Поштига, успевший не только прибыть в тюрьму раньше Рауля, но и побриться. «На мое место метит, скотина», – напряг скулы Оливера.
– Как вы понимаете, здесь особые правила содержания, – начал говорить Пабло, заискивающе оглядываясь на раздраженного Леку. – Заключенные находятся под постоянным психическим и физическим давлением. У нас были сомнения насчет состояния здоровья Гонсалеса, но мы решили не делать для него исключений. Тем более что контроль за ним был постоянным.
– Это заметно, – кивнул Леку.
– Вчера у Гонсалеса произошел очередной конфликт с сокамерниками, – продолжил Пабло. – Они не оставляют попыток…
– Короче, – поморщился Леку. – Называйте вещи своими именами. Его попытались оттрахать?
– Да, – неловко кивнул Пабло. – Но этот доходяга выбил пальцем глаз одному из напавших и сломал руку второму.
– Смотри-ка, Муньес, – обернулся со злой усмешкой к чиновнику Леку. – Проныра все еще пытается сохранить девственность! Вероятно, у него что-то с памятью!
– Чтобы избежать дальнейших увечий, мы поместили Гонсалеса до утра в карцер, – судорожно промямлил Поштига.
– В котором часу? – резко спросил Леку.
– В двадцать два часа пятнадцать минут, – пролепетал Пабло. – У нас с этим строго. Неточность не может превышать полминуты.
– Именно так! – кивнул Оливера в ответ на вопросительный взгляд Муньеса.
– Ладно, – на мгновение задумавшись, махнул рукой Леку. – Где карцер?
– Вот, – показал Рауль по коридору в сторону вытянувшегося по стойке смирно молодого надзирателя. – Пачо, открой карцер.
Пачо, не переставая таращить наполненные ужасом глаза, один за другим отомкнул несколько замков и распахнул узкую дверь. Крошечная комната, не позволяющая заключенному вытянуться или выпрямиться во весь рост, была пуста.
– Ну? – повысил голос Оливера. – Разве отсюда можно бежать?
Пачо покачнулся в ужасе, но не смог произнести ни слова.
– Отсюда бежать нельзя, – кивнул Леку, осматривая карцер. – Но можно выйти через дверь.
– Прошу прощения, но через дверь самостоятельно выйти нельзя, – разорвал повисшую паузу Пабло. – Никто и не выходил. Коридор контролируется видеокамерами. В двадцать два часа пятнадцать минут Пачо поместил Гонсалеса в карцер, а при обходе в шесть часов пятнадцать минут утра – уже не обнаружил. В шесть часов ровно Гонсалес был еще на месте. Заключенный бежать не мог. Дверь из титанового сплава открывается только снаружи. В карцере нет ни туалета, ни окна. Толщина железобетонных стен более двух метров.
– Видеонаблюдение? – бросил Леку.
– Не ведется, – пожал плечами Пабло. – Заключенный находится в полной темноте. Свет зажигается только в момент проверки.
– Значит, бежать нельзя? – с расстановкой повторил Леку. – Но Гонсалес бежал. В шестой раз!
– У нас как раз в первый! – вмешался Оливера. – Не буду оспаривать факт побега, но хотелось бы разобраться в деталях. Кроме этого, мы забыли про пластиковый спутниковый маяк. Необходимо Гонсалеса запеленговать и задержать.
– Мы не забыли про спутниковый маяк! – отрезал Леку. – Иначе зачем бы здесь появились? Вас это не удивляет? Наблюдение за Гонсалесом ведется постоянно! Но в шесть часов пять минут утра он исчез с экранов локатора!
Проныра нашелся через три дня. Спутник запеленговал слабый сигнал где-то в далекой России. Леку появился в тюрьме в конце недели, когда предпринятая Оливерой проверка всех сотрудников на детекторе лжи уже закончилась безрезультатно. Так же как и проверка помещений. Чиновник вылез из дорогого купе, хмуро оглядел попытавшегося вытянуться в струнку толстяка Поштигу и решительно взял Рауля под руку.
– Пойдемте, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
– В России? – поразился Оливера, едва они оказались в кабинете. – Как он попал в Россию?
– Теоретически мог и долететь, – задумчиво проговорил Леку, постукивая сигаретой по столу. – На самом деле не знаю. Спутник засек его в тот же день. Но пока связались с русскими, пока все согласовали, пока они предприняли какие-то действия… Короче, его нашли в ста километрах восточнее населенного пункта… – Леку достал из кармана бумажку, сверился, – Качуг. Вблизи очень большого озера Байкал.
– Я слышал это название, – кивнул Рауль.
– Это в Сибири, – поднял палец Леку. – Не самое лучшее место для бегства.
– Значит, бегство все-таки было? – осторожно спросил Оливера.
– Готовы признаться, что бегства не было и Проныру выпустили? – иронично усмехнулся Леку. – Бегство было. Хотя и необычное. Можете уже не искать подкопы и не подозревать в предательстве сотрудников. Русские откликнулись на нашу просьбу, и в данный момент Фидель с сопровождающим прибывает в Буэнос-Айрес. Завтра он будет в министерстве, а послезавтра здесь. В связи с этим я должен вам кое-что рассказать. Вы знаете, чем занимается моя служба?
– Вероятно, государственными секретами, – предположил Рауль.
– Их сохранностью, – заметил Леку. – Если Гонсалес исчезнет, государству будет нанесен значительный урон.
– Вы хотите сказать, что Проныра связан с государственными секретами? – удивился Оливера. – Тогда почему он в моей тюрьме?
– По двум причинам, – поморщился Леку. – Во-первых, в вашей тюрьме действительно до сего момента не было побегов. Во-вторых….. Знаете, почему Гонсалеса не дематериализовали? Правительство Аргентины трудно заподозрить в симпатиях к убийце, фактически к киберу, пусть и с остатками человеческого интеллекта. Дело в другом. Фидель бежал из тюрьмы пять раз, и ни один из этих его побегов не был объяснен.
– То есть… – не понял Рауль.
– Чудеса, – развел руками Леку. – Что я еще могу сказать, если кто-то выбирается из замкнутого помещения, не повредив ни стен, ни дверей, ни решеток. У Фиделя было очень много денег. Достаточно много. Не слишком много, чтобы уничтожить всех врагов. Но достаточно для реализации безумного изобретения. Гениального изобретения. После того как пуля пробуравила его головенку, мы уже решили, что все нити оборваны. Собственно, основания для спокойствия у нас были. Он не убежал. Ни до суда, ни на процессе. Но все его предыдущие побеги были похожи на этот как две капли воды! Он просто исчезал! Растворялся в воздухе! Хотя я не верю во всякую чертовщину, вынужден констатировать – Фидель умеет проходить через стены. Еще неделю назад я думал, что эта его способность утрачена. По крайней мере, он больше не владел ею. Ничего подобного! Это телепортация, господин Оливера! Хотя мне непонятна конечная точка. Почему? Почему Сибирь?
– Что-то не верится, – почесал затылок Рауль. – Вероятно, я слишком далек от мистики.
– Это не мистика, – покачал головой Леку. – Это фантастическая способность Проныры, которая может стать реальностью для человечества. Телепортация сегодня такая же мистика, какой была бы, скажем, радиосвязь в восемнадцатом веке. Это источник миллиардов и миллиардов прибыли для любой корпорации. А можете вы хотя бы представить, чего способно добиться государство, владеющее подобным секретом?
– Отправить нашего премьера прогуляться по Мальвинам и незаметно вернуть его обратно, чтобы не раздражать англичан, – пожал плечами Рауль. – Но чего вы хотите добиться, помещая Гонсалеса опять сюда? Не лучше ли изучать его где-нибудь в центре? Здесь ведь не лаборатория! К тому же я не в состоянии противостоять заключенным, которые не подчиняются законам природы.
– Подчиняются, – закурил Леку. – Тем законам, которые нам пока еще неизвестны. Надеюсь, что дело дойдет и до лаборатории. Проныру едва привели в норму после ранения в голову. Он вел себя как свихнувшийся кибер, пока его не тряхнули несколько раз током. Все, что могли изучить, не вскрывая его черепушки, мы уже изучили. Сумели докопаться до части истины. Гонсалесу помог один физик. Проныра кроме всего прочего скупал в третьих странах патенты, открытия, разработки. Что-то перепродавал, что-то использовал. Одного ученого-индийца перетащил в Мексику, где тогда скрывался от нашей не слишком расторопной полиции. Охранял его круглосуточно. К сожалению, мы узнали об этом слишком поздно. После того как до тайной лаборатории добралась мафия. Колумбийцы шли по следам Проныры с не меньшим упорством, чем мы. Короче, лаборатория была разгромлена, сожжена. Создатель чуда Гонсалеса – убит. С учетом ранения Фиделя, его фактической инвалидности, дело о феномене телепортации можно было считать закрытым. Теперь же все изменилось.