Текст книги "Ненормальная (СИ)"

Автор книги: Ольга Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21.

Или вовремя ожил? Как раз тогда, когда я находился на грани – забить уже и забыть навсегда, и уже потом не пустить в свою жизнь, даже если очень попросится? Или такого не случилось бы никогда? Чтобы не пустил? Что теперь гадать – уже здесь, и снова прочно обосновалась. Бродит по задворкам души, перебирает мягкими лапками – как кошка, которая долго гуляла сама по себе, а потом решила вернуться к хозяину. Хотя, какой там хозяин? У нее хозяев нет и быть не может. Сама себе закон и управа. А мне остается только надеяться, что в этом загадочном существе найдется и для меня местечко. Только вот хрен там был, надеяться уже хватит: никуда не денется и не сбежит. Как держать буду – еще не придумал. Но не отпущу.

Пока завоевывать будем мелкими шажками – играть на слабостях. Их немного у нее, но уже досконально изученные. Вот, валяется сейчас в ванне, что-то там себе мурлычет под нос, и не выйдет, пока не вытащишь. Иногда сомнения берут – отчего она больше удовольствия получает? От неуемной нашей близости или от горячей воды с солью? Выражение лица, во всяком случае, иногда очень похоже.

Пока забиралась в воду, засмотрелся: слишком ярко удовольствие на лице было написано. Даже она заметила, как пялюсь неотрывно:

– Дим, со мной что-то не так? Что ты рассматриваешь так внимательно?

А что сказать? Что насмотреться не могу? Слишком соскучился? Пришлось уйти, чтобы не смущать. И снова, как идиоту, ждать – вдруг позовет? Ну, там, спинку потереть, хотя бы... Раньше ведь звала. И позволяла всю себя выкупать, хотя сопротивлялась иногда. Говорила, что места мало, и нефиг ей мешать. А если я хочу всегда и везде ей мешать? Чтобы постоянно на глаза и в мысли попадаться? Одержимый? Наверное. Или просто дурак, или что похуже. Наркоман. Это точнее всего будет.

Потому что, даже достав ее из ванны, высушил, уложил в постель, выдал читалку электронную по первому требованию – куда ж без нее на сон грядущий? – все равно не смог успокоиться. Она что-то там в экране видит, хмурится, пальчиком тыкает, потом вдруг хохотать начала... А я лежу рядом и не могу насмотреться. Пусть и не на меня сейчас смотрит, а все равно дышать легче стало. От того, что просто рядом.

Долго так смотрел. Потом не выдержал. Руки удержать не смог. Снова начали волосы перебирать, по шее гладить, по плечам. А она – ничего так, не уворачивается. Только поудобнее на бок перевернулась, чтобы, значит, видеть экран, чтобы я руками не загораживал. Наивная. Читать она тут собралась. Нет, минут пятнадцать, конечно, я еще сдерживался. Потом не смог. Настойчиво так планшет забрал, на спину перевернул. Конечно, без давления. Просто очень уверенно, чтобы и мысли не было сопротивляться.

И не удержался, задал вопрос, который после нашего разговора всерьез меня мучил:

– Ань, чего ты сейчас хочешь? Я ж ведь никогда не спрашивал. Всегда все наугад делал. Ты, вроде, не жаловалась, но все равно – интересно.

Ух, ты, растерялась. Глазами хлопает, смотрит настороженно. И практически заметно, как шуршат в ее мозгу колесики и шестеренки: соображает, что сказать. Думала недолго. Выдала:

– Понятия не имею. Как-то не успеваю подумать над этим, если честно.

– А я очень много думал. И много чего хотел. И сейчас хочу. Рассказать?

– Ой, Дим, может, не надо? Как-то уже страшно становится... – и не шутит, похоже. Испугалась, что ли?

– Нет, Ань, расскажу, а ты пока подумай. Чтобы потом не говорила, что не предупреждал.

И как прорвало: понесло, потащило куда-то в омут. Про все свои фантазии дурацкие рассказал, и про то, что во сне видел, и как захотел ее тогда еще, у бильярдного стола, и не мог обуздать воображение. И как сдерживался, чтобы лицо кому-нибудь не начистить, когда кому-то улыбалась, и как тосковал все это время, пока не виделись... Поняла она что-нибудь из этого бреда? Не факт, что все поняла, но подействовал он на нее, это точно. Оказалось, что завести ее можно и так – только словами о том, как на меня действует. Главное, не прекращать нести этот бред, этот поток горячечного воображения. Ждать, что скажет в ответ что-то разумное – бесполезно. Впервые, похоже, ей крышу снесло быстрее, чем мне, и выяснилось, что это еще более восхитительно. Знать, что твою женщину так будоражат только твои слова, что потребность в ней, что копилась так долго, оказалась вдруг нужной и небесполезной. Это превратилось еще в один вид наркотика: доводить ее до изнеможения, только рассказывая о своих желаниях. Где, естественно, на первом плане – она. Правда, услышать от нее в ответ что-нибудь вразумительное так и не смог, да и некогда ей было разговаривать. Только под конец, устав уже слышать вопрос, чего же она, все-таки, хочет, не удержалась. Притянула к себе, глаза в глаза, и выдала:

– Дим, угомонись. Мне достаточно того, что ты рядом. – И выключилась. Оставив умирать одного. Теперь уже от счастья.

Утро тоже обещало быть счастливым. Снова завтрак вдвоем. Жаль, пришлось переодеть ее, все-таки, в костюм сестры: не ходить же ей двое суток без одежды. Простыть может. Моя рубашка не в счет.

Хихикнула на мою заботу:

– Я думала, мужчинам нравится, когда женщина на кухне, раздетая и босая. Это ж классика.

– Ага. Только не совсем точно. На кухне, беременная и босая. По-моему, так. – И тут накрыло осознанием. Черт, придется сознаваться. Чем позже скажу, тем сложнее будет.

– Кстати, насчет беременной...

В ответ – взгляд из-за дверцы холодильника. Вопросительный.

– Ань, ты пьешь таблетки?

– С какой стати? Я, как от тебя ушла, ни с кем не встречалась. – От этого признания на душе как будто посветлело. Но не так, чтобы очень.

– Замечательно. Значит, ребенок будет точно мой. И я этому буду очень рад.

– Ты о чем, Дим, какой ребенок?

– В общем, Ань, в первый раз, когда ты еще спала, я вполне мог сделать тебе ребенка. – Чего уж ходить вокруг да около? Нужно сразу говорить, и все точки над "и" расставлять, пока запятые не появились. – И я буду рад, если это действительно так. – Ну, а чем не возможность зацепить, уже по-настоящему? Причем, чтобы раз – и навсегда. Чтобы не отделалась.

Вот, а теперь можно ждать летящих сковородок, кастрюль, грома и молний. Да чего угодно. Главное – сказал. Потом уже все остальное добавим.

– Серебряков, ты нормальный, вообще? Ты специально сутки ждал, чтобы я ничего сделать уже не могла? Или могла, но рисковать не стала? – Спокойно, главное, так отвечает, без криков и истерики.

– Ань, я только сейчас сообразил. Но не переживай ты так. Ты ж давно детей хочешь, только никак не решаешься. Я ж тебя знаю.

– Ага, а ты за меня все вот так и решил, да? Опять спросить меня забыл? Ты не охренел ли, Дима?

– Охренел. Виноват. Только теперь уже поздно. Придется жениться. Помнишь, сама говорила, что детей вне брака рожать не стоит? Я тоже так думаю. Так что решай, когда пойдем писать заявление. – Голос-то спокойный, конечно, но внутри все дрожит от волнения. Все, конечно, просто и логично на словах, но не в нашем случае. Она замуж вообще не торопилась никогда, за меня – тем более. И ставить вот так перед фактом – ох, как смело. Можно нарваться на что угодно.

– А с чего ты взял, что я соглашусь за тебя выходить? Нафига мне нужна такая семья, где все без моего спроса делается?

– Ань, у тебя вариантов нет. Если все уже случилось – придется искать ребенку отца. А так как он мой, то никому другому я его воспитывать не позволю. А так, я вас буду обоих любить и оберегать. Тебя, наверное, все-таки больше. – Ну вот, в принципе, и в любви признался. Через задницу, конечно, все получилось, но лучше так, чем вообще никогда не сказать.

– Обалдеть! Вот верь, после этого, людям. Ты понимаешь, что поступил, как последняя свинья?!!

– Ань, я тебе во всем сам признался, сделал предложение, как порядочный человек, сказал, что люблю тебя, что в этом свинского?

– Да пошел ты нахрен, Серебряков! Порядочный, тоже мне.

Вскочила, вылетела в прихожую, обулась на лету, практически. Хлопнула входной дверью.

А я... А что мне остается делать? Ждать, когда вернется. Без телефона, сумочки с ключами и кошелька далеко не убежит. Так-то она быстро соображает, скоро вспомнит. Хотя, от таких новостей может и растеряться немного.

Нет, не растерялась. Вон, снова хлопает дверью.

– Так, Серебряков, отдай мои вещи.

– Анют, я тебе все отдам, когда ты сможешь спокойно разговаривать. Куда я тебя отпущу сейчас, такую взъерошенную? И привычка называть меня по фамилии – это очень похоже на жену, с десятилетним стажем.

Красивая же, когда злится. Пытается испугать грозным видом, а сама такая милая. Понимает ведь, что уже попала, дальше некуда, но все равно ерепенится. Ну, куда деваться, характер такой, с легкой придурью. За то и люблю, наверное.

– Дим, а если вся эта ерунда – на пустом месте? И никакого случайного залета не было? Ты ж потом сто раз раскаешься в необдуманном решении. – Все равно пытается на своем настоять.

– Ну, будем работать над не случайным. Так-то я тебе свои планы озвучил. Понятно, что тебе решать. Но лучше не выпендривайся. Хватит уже в игры играть. Мне надоело, да и ты от них устала.

Снова глазами сверкает, губы поджала – нервничает. Молчит. И я молчу. Куда теперь спешить – теперь только ждать остается. Хотя нет. Один вопрос еще не выяснили. Важный.

– Ань, я тебе уже два раза тут признался. А ты все психуешь. Ты меня любишь, хоть немного, а? – И снова мелкая, противная дрожь в руках. Не все ведь равно, как ни старайся прикидываться.

Посмотрела, как на умалишенного. И грустно так:

– Люблю, Дим, только ты все равно охренел. И нет тебе прощения.

– И замуж выйдешь?

– Выйду. Только ты об этом тысячу раз пожалеешь. Я постараюсь.

Оглянулась, увидела, что вещи ее как лежали на полке у зеркала, так и лежат. Схватила и снова выскочила. Теперь уже надолго – нужно дать время, чтобы оклемалась.

Ну да, нормальные люди совсем по-другому поступают: сначала ухаживания, потом признания, потом уже ЗАГС и дети, причем долгожданную весть сообщают обычно девушки.

А у нас – все наоборот, в каком-то перепутанном порядке. Я ей новость сообщил, потом перед фактом о женитьбе поставил, а о чувствах-с напоследок решил поговорить.

Как вот эту историю детям рассказать? Чтобы поняли?

Хотя, нашим детям можно ничего не объяснять, они уже привыкли, что предки у них – ненормальные.

Эпилог.

Со временем все всё поняли. И Анька поняла, что никуда ей не деться с подводной лодки: если уж пообещала замуж выйти – придется выходить.

А обещания свои она умеет держать. И то, что обещала постараться – заставить меня жалеть о предложении, тоже не забыла. Крови мне выпила – никто и никогда столько не пил. Десять раз дату переносила, когда в ЗАГС идти. Особенно, когда выяснилось, что беременность не подтверждается. Вообще съехать с темы пыталась – вроде как, тревога ложная, значит, и под венец идти ни к чему.

Пришлось давить на ее совесть и на то, что слово нужно держать. Перепсиховал в тот день, хотелось придушить ее за нежную шейку, а она невинно так глазками похлопала:

– Дим, что ты нервничаешь? Успокойся, пожалуйста. Я просто решила дать тебе шанс: вдруг, ты уже передумал? Сначала благородство проявил, а потом раскаешься? Зачем тебе жизнь портить? Тем более, поводов серьезных как будто уже и нет...

Трендец! А то, что я не сплю по ночам, когда эта шебутная мадам где-то своими делами занята – это не повод? И ведь, вредная такая, переезжать отказалась начисто, пока фамилию не сменит.

Пришлось подключать все связи, договариваться с госслужащими, брать ее в охапку и везти в ЗАГС в тот день, когда он и работать-то не должен, по идее.

Одним днем вопрос решили. Вышли уже законными супругами. Впервые я смог наблюдать картину, когда моя неуправляемая и обожаемая женщина не знает, что сказать. Молчала несколько часов. Ходила по квартире, как будто потерянная. Глаза большие такие, удивленные. Только вечером заговорила:

– Это что, вообще, было? Это розыгрыш такой, или как понимать?

– Так и понимать, что теперь тебя зовут Серебрякова Анна Сергеевна. Все просто. Через несколько дней поедем твой новый паспорт забирать. С сегодняшнего дня ты здесь живешь.

Это я, конечно, только пытался вид сделать, что абсолютно во всем уверен, и все идет как положено. А на самом деле трясло не по-детски: кто знает, как она отреагирует на такое самоуправство? Но ведь и болтаться в подвешенном состоянии целый месяц – то еще удовольствие. Можно и последние остатки мозгов потерять. Серега от работы отстранил – сказал, что толку от неадекватного шефа никакого, поэтому нечего даже появляться в офисе, пока все свои личные проблемы не утрясу. И на полном серьезе сообщил всем, что я ушел в длительный отпуск. А сам, зараза такая, замки в кабинете поменял и пароли на всех компьютерах. Пришлось самоустраняться и заняться покорением будущей супруги.

Но тревога неожиданно оказалась напрасной: Анютка вдруг приняла свой новый статус, как будто так и надо. Вот только выделываться не прекратила. И, вроде бы, все невинно на первый взгляд: никаких надуманных поводов. Просто ей перестала нравиться моя мебель, моя машина, мои соседи и друзья.

На ремонт и замену мебели согласился, не раздумывая: ради Бога, хочешь вить семейное гнездышко – я только за! Но вот что именно она хочет сделать из моей холостяцкой берлоги – не знал никто. Анна – в первую очередь. Устав таскаться с ней по мебельным салонам и выставкам, на третьей неделе я понял, что мое терпение иссякло:

– Ань, сколько можно? Определись, чего ты хочешь, а потом уже будем искать это чудо неизведанное!

В ответ получил:

– Устал, что ли? Это только второй месяц совместной жизни, а ты уже нервничаешь. А дальше что будет? Выдержишь хотя бы пару лет? Если не выдержишь – лучше сразу разбежаться, чтобы жизнь друг другу не ломать. Смотри, Серебряков, у тебя пока еще есть шанс. А потом ведь не отделаешься – я привыкну и уже никуда не уйду. – И выжидающий взгляд. Очень такой серьезный, надо сказать.

Ясно, на прочность меня проверяла. Как только понял это – сразу легче стало. Я-то психовал, что угодить ей никак не мог, понять не получалось – чего ее душенька изволит. А душенька просто мои нервы на кулак мотала и смотрела – что из этого получится.

В общем, пришлось успокоиться и просто молча наблюдать. А как только успокоился – ей сразу же не интересно стало. Что она там своим загадочным мозгом надумала – мне до сих пор не известно. Только жить вдруг стало неожиданно легко и приятно.

Хотя, привязать ее к себе намертво все равно не получается: вечно ловлю ее взгляд загадочный, и мыслями часто куда-то уплывает. Куда – вообще никому не известно. Иногда, конечно, делится своими размышлениями. Радуюсь таким моментам, как последний дурачок – фантикам. В последнее время они все чаще случаются. Но все равно понимаю, что разобраться в ней до конца – и жизни не хватит.

Страшнее всего стало, когда все же забеременела. Радость была дикая, необузданная какая-то: я ее с воплями крутил по квартире минут сорок. Она сначала хохотала, а потом сказала, что веду себя как несерьезная малолетка. И какой из меня отец, из такого неадекватного?

И реально испугался: а вдруг, и, правда, не смогу стать хорошим отцом? Я же с ней одной не могу справиться – до сих пор иногда не знаю, как себя вести, как порадовать, или как запретить гробить себя и здоровье? А теперь их двое будет, и что мне делать? А если найдет кого-то более подходящего на роль отца? Я-то, понятное дело, никуда ее не отпущу, но тогда она несчастной будет...

Ломало меня пару часов, а она как будто и не замечала. Пошла читать какие-то статьи про питание, зарядки и тому подобную беллетристику, а я места себе не находил. Только перед сном уже не выдержал, спросил:

– Ты, действительно, думаешь, что из меня плохой отец получится? – И застыл, ожидая приговора.

– Я думаю, что у тебя с чувством юмора проблемы. И серьезные. Ты теперь на все так реагировать будешь? Долго не проживешь, если будешь так на все мои шутки заморачиваться. А потом у меня начнутся перепады настроения, что делать будем? Угомонись, Дим, если б я считала тебя непригодным для семейной жизни – и связываться не стала бы.

Отпустило. Только не надолго. Не знаю, как другие переживают этот период, но у меня были все шансы свихнуться за девять месяцев ожидания. У Ани, как ни странно, никаких перепадов и приступов, которые должны быть у беременных, не наблюдалось. А мне впору было успокоительные пить: с какого перепугу полез читать статьи про то, как все должно проходить у женщин, и какие бывают осложнения? Дочитался до того, что решил посадить ее дома, под неусыпное наблюдение сиделок. Зачем? Да одному Богу известно, потому что жена сообщила, что ей муж со свернутой кукушкой ни к чему, и если я не успокоюсь, то она уедет к маме. А вернется, когда ребенку лет двадцать исполнится.

Пришлось угомониться. Ну, хотя бы внешне. В общем, девять месяцев мне дались, как десять лет. Когда в роддом поехали, Аня не выдержала – позвонила Сереге и попросила его приехать и забрать меня, куда подальше, чтобы не мешался. Но Серега, наконец-то, проявил себя настоящим другом: приехал и вместе со мной метался по коридору. Кому от этого легче стало? Да никому. Но вдвоем не так страшно было.

Страшно стало потом: когда в руки дали сверток, из которого торчала только голова. И глазенки. Мамины. Тот же взгляд. Аня сказала, что я брежу, и младенцы не могут в первые сутки ничего особенного увидеть, тем более – осмысленно смотреть. Какой там может быть взгляд?

Но она вообще ничего не понимает. А я понял, что в моей жизни появилась еще одна радость и еще одна боль: смотреть в эти глазища и понимать, что я никогда не угадаю, что в них спрятано.

Моя нормальная, спокойная жизнь закончилась, когда я впервые понял, что не могу дышать без Ани. А теперь приходится делить свое дыхание на двух моих невозможных девочек: Анюту и Лизу. И мне плевать, когда хоть кто-нибудь сомневается в том, что я счастлив.