Текст книги "Брысь, или Один за всех и все за одного"

Автор книги: Ольга Малышкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

***

Чаяния Брыся оказались напрасными – ни миледи, ни госпожу Буанасье, ни приставленного к ней Мартина на территории монастыря он не застал, зато услышал перешептывания двух монахинь, не спеша бредущих по двору со стороны въездных ворот:

– Интересно, куда так срочно уехала сестра да еще пса прихватила?

– Ты слышала, как он рычал на чужестранку?

– А ты видела, как ловко она сидела в седле? По-мужски!

– Да, благородные дамы так себя не ведут! – осуждающе качнулись высокие белоснежные чепцы.

«Опоздал!» – пригорюнился Брысь. К несчастью, он не обладал таким тонким нюхом, как Мартин. И хотя его великолепный слух уловил, в каком направлении удаляются стук каретных колес и цоканье лошадиных копыт, проследить дальнейшие перемещения Миледи и Констанции ему не по силам!

Хорошо, что Д’Артаньян пустился в погоню не один – теперь-то миледи не удастся устранить «мешающего» гасконца! Впрочем, хотелось бы самому в этом убедиться! Как бы узнать, где находится Бетюн? Тут «секретный агент» вспомнил, что видел в кабинете кардинала рулоны географических карт. Не мешало бы сунуть туда нос…

С этой мыслью, а также с надеждой обнаружить наконец-то похищенного приятеля, Брысь снова примчался к особняку Ришелье и занял наблюдательную позицию на каменной ограде среди густых побегов дикого винограда, рассудив, что сверху территория просматривается лучше.

Теперь, разглядывая Рыжего, подсвеченного луной и разноцветными фонариками, он сомневался, сможет ли поручить ему столь ответственное задание. За прошедшие дни он как-то забыл, насколько беззащитным выглядит его отважный, но абсолютно бесхитростный пушистый друг…

Глава тридцать девятая, в которой король веселится, а кардинал гневается

Король пребывал в отличном настроении – история с подвесками, которая грозила затронуть честь его величества, благополучно завершилась полным фиаско кардинала и к тому же доказала несостоятельность подозрений Людовика насчет нежных чувств самого Ришелье к королеве Анне, ибо желание унизить ее величество не зародилось бы в голове первого министра, будь он влюблен.

А раз не было подарка, то не было и свидания! Если же таковое и состоялось, то наверняка касалось исключительно вопросов политики, а письма, которые периодически строчит королева, адресованы ее брату Филиппу в Испанию и говорится в них уж точно не о любви, а о войне и мире или только о войне, что вероятнее всего…

Полностью успокоив себя подобными рассуждениями, Людовик с удовольствием погрузился в подготовку к Мерлезонскому балету, где исполнял главную партию. Он обожал танцевать, и умение совершать красивые па или говорить изящные комплименты тому, кто их совершает, являлось чуть ли не важнейшим достоинством, которым должны были обладать придворные, если хотели заручиться расположением его величества.

Готовясь к балу, мэрия Парижа украсила центральные улицы разноцветными фонарями, помыла и почистила мостовые, освежила цветочные клумбы, так что принарядившийся город вызывал улыбки на лицах всех, кому посчастливилось в нем оказаться. И лишь кардинальская карета проследовала из Лувра на улицу Добрых Детей с плотно зашторенными окошками. Ришелье был мрачен, и предпраздничная суета неприятно мозолила ему глаза.

Сегодня он не обнаружил среди сопровождающих короля офицеров знакомых физиономий Атоса, Портоса и Арамиса. Отсутствие всей троицы разом выглядело крайне подозрительно, и только Людовик мог поверить в ту чушь про целебные воды, что нес хитрец де Тревиль!

Добравшись до кабинета, кардинал вызвал Рошфора, в раздражении не сразу заметив настораживающих изменений. Вчера он допоздна сидел над планом города Ла Рошели, отмечая удобные позиции для осады оплота англиканской церкви. Сейчас сверху лежала карта Франции, которая должна была находиться среди множества других, что стопкой аккуратных рулонов возвышались на краю огромного письменного стола.

Углы ее завернулись, как бывает, когда сверток раскручивают, а потом отпускают одновременно с двух концов. Нахмурив брови, Ришелье проверил, заперты ли окна, а вот вспомнить, пришлось ли открывать кабинет, не смог – слишком раздосадован был в тот момент, чтобы думать о чем-либо, кроме поручения, что ожидало Рошфора.

Иногда, правда, Маркиза умудрялась проникать в помещения, подпрыгивая и повисая на дверной ручке, но теперь, когда она выкармливала пятерых малышей, ловкости в ней поубавилось.

Его высокопреосвященство взялся за колокольчик, чтобы вызвать слугу, но передумал и сам направился во внутренний садик. Через цветные витражи на паркет падали лучи света, поделив его на желтые, розовые и фиолетовые квадраты. Лорд загораживал выход, лежа поперек, и вскинул голову, заслышав шаги хозяина. Отгонять пса Ришелье не стал, потому что и так разглядел, что искал, – рыжий лохматый холмик на песочной куче.

Очередное загадочное происшествие усилило раздражение, а потому Рошфора встретил гневный выговор:

– Почему то, на что вам потребовалось несколько дней и не принесло результата, у Миледи заняло несколько часов?!

Когда его высокопреосвященство находился в подобном настроении, лучшей тактикой было покорное молчание, поэтому граф всячески изображал смирение и не поднимал глаз.

– Вам хотя бы известно, куда направилась миледи с этой Буанасье?

– Кажется, они покинули город через северные ворота, монсеньор.

– Судя по всему, так кажется не только вам! Уверен, в том же направлении уехал гасконец, а с ним и вся троица!

Кардинал нервно сцепил руки за спиной и подошел к окну. Лучезарное теплое утро не радовало, к тому же он чувствовал приближение приступа ревматизма, которым страдал с детства. И почему от Миледи до сих пор нет вестей? Зачем она медлит?!

– Возьмите нескольких гвардейцев и отправляйтесь следом… Вы еще здесь?! – гневно воскликнул его высокопреосвященство.

– Э… скольких человек прикажете взять, монсеньор?

Ришелье окинул графа презрительным взглядом и насмешливо бросил:

– Не меньше восьми, я полагаю!

Лицо Рошфора залилось краской – конечно, в последних схватках с мушкетерами солдатам де Жюссака не очень везло, но такое явное недоверие к их способностям оскорбляло честь мундира!

Подавив негодование, граф решился прояснить беспокоящий его вопрос:

– А если нежелательная встреча миледи и Атоса произойдет и ваши сомнения окажутся верными…

– Тогда вы позаботитесь, чтобы никто не вернулся в Париж живым! У этой истории не должно быть продолжения…

Рошфор понимающе наклонил голову и торопливо покинул кабинет, а злость выместил на ни в чем не повинном жеребце (сегодня он был верхом), отвесив ему пару необязательных ударов хлыстом.

Все еще хмурясь, Ришелье взялся скручивать карту, и из нее вывалился… белый котенок. Спросонья он хлопал голубыми глазенками и потешно зевал, показывая розовое нёбо и еще почти беззубый рот. Сердитое выражение лица его высокопреосвященства сменилось умилением. Он прижал к себе малыша и нежно поцеловал шелковую макушку, однако взгляд кардинала остался серьезным и задумчивым…

Глава сороковая. Экскурсия по кардинальским владениям

Свет фонарей, падающий через раскрашенные стекла, рисовал на мраморных плитках садовых дорожек яркие круги. Брысь наблюдал, как пушистый «пленник» беззаботно перепрыгивает из одного цветного пятна в другое и ловит ночных мотыльков. Хотя…, если учесть, что, совершая эти бесхитростные действия, Рыжий все больше приближался к ограде, его перемещения начинали смахивать на продуманный маневр. «Значит, уроки в „школе секретных агентов“ не прошли даром!» – удовлетворенно подумал искатель приключений.

Пес, кажется, ни о чем не догадывался, следуя теперь не впереди, а чуть поодаль от кота, развлекающегося охотой на бестолковых бабочек. Остальных хвостатых обитателей особняка поблизости не наблюдалось. Видимо, ревновали, а потому игнорировали новенького или опасались собачьих зубов, которым хозяин доверил «сохранность» чужака.

По ласковым прикосновениям ветерка к густой шерстке Брысь определил его направление. Судьба благоволила – «секретный агент» оказался с подветренной стороны, а потому дог еще не скоро учуял бы присутствие незнакомца. Однако, как и знаменитый русский военачальник Суворов, искатель приключений считал нападение лучшей тактикой защиты.

Брысь мягко спрыгнул на землю, с удовлетворением отметив, как дрогнули пушистые кончики рыжих треугольников – слух у приятеля отменный, несмотря на длинный мех, набившийся в уши!

Лорд мечтательно разглядывал ночное небо, гадая, чего в нем больше: черного бархата или светящихся кружочков. Обычно в это время суток он спал и теперь испытывал чувство, похожее на благодарность за то, что очутился в саду в непривычный час.

– Добрый вечер, месье!

В первое мгновение Лорду показалось, что с ним заговорило небо, настолько обволакивающе глубоким был голос. Но тут из темноты выступили двое: лохматый «пленник» и неизвестный серо-белый кот. Именно последний и обратился к кардинальскому догу с изысканной французской вежливостью, хотя акцент выдавал иностранца. Поэтому, вместо того чтобы зарычать, Лорд пробормотал ответное приветствие:

– Добрый вечер!

– Разрешите представиться, Ван Дейк – его друг, – кивнул серо-белый на рыжего.

– Лорд! – назвался пес, еще не придя в себя от неожиданности и не зная, как расценивать поведение ночного визитера: как невероятную смелость или бесподобную наглость, или как смесь того и другого. Однако пересилило любопытство и следующий вопрос вырвался помимо воли:

– Скажите, а ваш приятель немой?

Брысь слегка опешил от удивления, но быстро сориентировался и ответил:

– О нет! Просто он не говорит по-французски. Видите ли, мы путешественники и в Париже недавно. Осматриваем ваши изумительные достопримечательности и устанавливаем дипломатические контакты.

Пес все больше робел от спокойной уверенности незнакомца, благородства его манер и важности заявлений, особенно насчет контактов. Как бы не ударить мордой в грязь перед представителями иностранной державы (вот чем объяснялась необычно длинная шерсть рыжего кота!)

– И откуда вы к нам? – осмелился спросить он.

– Из Санкт-Петербурга, из России. Вы наверняка знаете, она занимает шестую часть суши!

Пожилой дог окончательно смутился, потому что никогда не слышал о такой стране, несмотря на ее внушительные размеры. Ему всегда казалось, что мир ограничивается Францией (откуда он), Испанией (откуда королева Анна) и Англией (откуда враг хозяина – Бекингэм), но не сознаваться же в своей географической необразованности! А потому он промямлил – да, кое-что припоминает.

– У вас чудесный сад и дом, наверное, великолепный! – продолжал сыпать комплиментами сладкоречивый иностранец.

Пес, который неожиданно оказался в центре международного внимания и с которым еще никто не разговаривал так уважительно, сполна ощутил груз навалившейся ответственности. Необходимо было показать парижан с наилучшей стороны, чтобы у путешественников сохранились самые теплые воспоминания, и он решился на широкий жест, гостеприимно предложив провести гостей по кардинальским владениям.

Пропустив «иностранцев» вперед и забегая то с одного боку, то с другого, Лорд обстоятельно комментировал сюжеты скульптурных групп, что попадались по пути, и просил повернуть головы то направо, то налево.

Рыжий млел от удовольствия и чувства безопасности, охвативших его, как только Брысь взял ситуацию в свои уверенные лапы. По пушистому тельцу разлилась легкость, а природная доверчивость позволила думать, что приятеля действительно интересует, что изображает та или иная статуя и из какого материала она выполнена. Поэтому он очень удивился, когда Брысь быстро свернул экскурсию по саду и предложил перейти к осмотру внутренних помещений…

Глава сорок первая, в которой Брысь узнает, что хотел

Лорд без возражений уступил просьбе вежливого иностранного гостя, поскольку и в особняке имелось много любопытного. Хозяин любил окружать себя красивыми вещами и произведениями искусства, хотя при этом умел жить экономно и довольствоваться малым. Например, его обеды состояли всего из двух блюд, а потому на фарфоровой и серебряной посуде почти не оставалось объедков! А еще он предпочитал ездить верхом, а не в роскошной карете. (Впрочем, вполне возможно, что его высокопреосвященство просто укачивало, так как, несмотря на изысканное внутреннее убранство экипажей, передвигаться в них было сущим мучением – отсутствие рессор и выбоины, которыми пестрели мостовые, гарантировали пассажирам сильное головокружение и тошноту!)

Очутившись в доме, Брысь как бы между прочим поинтересовался, какие еще города Франции заслуживают внимания путешественников и как до них добраться. Лорд сначала растерялся, ведь его собственная жизнь протекала в Париже, но чуть погодя вспомнил, что в кабинете на огромном письменном столе лежит множество скрученных в рулоны географических карт.

Обрадованный, что и в этом вопросе сможет быть полезным, он подвел гостей к нужной комнате, немного послушал у дверей (иногда хозяин засиживался допоздна), ударил лапой по ручке и первым протиснулся в образовавшуюся щель.

Для отвода глаз «секретный агент» выразил восхищение богатым убранством и вспрыгнул на стол, с трудом преодолев искушение открыть верхний ящик, нажать на потайной рычаг и проверить, на месте ли портрет королевы.

Под лапами оказался план города Ла Рошели, о чем гласила каллиграфическая надпись. Искатель приключений намекнул гостеприимному псу, что это «не совсем то», и совместными усилиями они раскрутили другой рулон, который, к радости «путешественников», представлял собой подробную географическую карту страны.

Брысь принялся изучать названия, а Рыжий и пес, ввиду своей неграмотности, а потому бесполезности, придерживали края, чтобы те не скручивались.

Бетюн обнаружился к северу от Парижа. С учетом масштаба карты, примерно в сорока пяти льё или, говоря по-русски, около двухсот километров – расстояние для пешего кошачьего передвижения немыслимо большое!

– Рыжий, ты по-прежнему ничего не смыслишь во французском? – неожиданно спросил Брысь.

– Смыслю! Только говорить не получается! – неуверенно ответил бывший эрмик, гадая, куда клонит приятель.

– Тогда слушай: гасконец и мушкетеры отправились в Бетюн спасать мою квартирную хозяйку. Ты останешься здесь следить за кардиналом – вдруг он придумает еще какую-нибудь каверзу. Как только появятся новости, сбежишь. Мы с Савельичем будем пока составлять план дальнейших действий.

– А где Мартин? – разволновался Рыжий.

– Надеюсь, рядом с госпожой Буанасье.

Лорд вслушивался в непривычные звуки «российской» речи и мечтал, чтобы вежливые иностранцы задержались подольше, поэтому очень обрадовался, когда серо-белый кот сообщил, что его лохматый приятель не прочь провести в гостях еще денек-другой.

– А вы? – слегка расстроился пес.

– У меня есть неотложные дела в городе!

И, хитро прищурившись, Брысь добавил, что его пушистый друг считает Лорда самым любезным и образованным из всех знакомых псов, чем очень польстил пожилому догу. Ему редко доставались ласковые слова в доме, где обожали мяукающих!

Один из любимчиков – белый котенок – как раз возник на пороге кабинета. Лорд спросил малыша, почему тот не в спальне рядом с мамой и прочими родственниками, но юный отпрыск Маркизы обвел взрослых голубыми глазками и, не отвечая, привычно вскарабкался по собачьей лапе на холку, а оттуда перепрыгнул на стол, где все так же молча забрался в «тоннель», образованный одним из закрутившихся краев карты.

Немного выждав, не выберется ли малыш с другой стороны, Брысь заглянул внутрь.

– Уснул! – удивленно констатировал он.

– Всегда подозревал, что этот белый – лунатик! – заявил Лорд. – Ладно, не будем будить, к тому же он может спать сутками, даже на кормежку не всегда просыпается!

Оставлять следы пребывания в кабинете «секретному агенту» не хотелось – не профессионально как-то, особенно с учетом прошлой промашки, когда разлил чернила. Но и тревожить уютно устроившегося малыша лапа не поднялась…

Глава сорок вторая, в которой Констанция и Мартин уезжают

Карета уносила все дальше от друзей, от нового хозяина, от Парижа, в котором он оказался по непонятно чьей вине: то ли из-за неугомонности эрмитажного кота, то ли из-за научных экспериментов Сашиного приятеля, то ли по собственному недомыслию…

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Мартин тратил время на поиски виноватых, для этого он был слишком добродушен!

Лошади мчали быстро, и экипаж сильно раскачивало, так что пес с трудом удерживался на сиденье и то, наверное, только потому, что госпожа Буанасье крепко обнимала его одной рукой, другой упираясь в стенку, обитую плотной малиновой тканью.

В стареньком Форде папы Николая Павловича ездить было куда комфортнее. Там для него опускали стекло, и Мартин мог подставлять морду встречному ветру, а его большие уши превращались в паруса и весело трепетали.

Пес расстроился, что Констанция не послушала его предупреждений об опасности и, как только прочитала переданное ей письмо, согласилась ехать с чужестранкой (сквозь аромат изысканных духов прорывался запах неведомых земель и солоноватой, не речной, воды).

Он конечно же учуял руку Д’Артаньяна, но это не объясняло главного – как удалось шпионке кардинала получить от гасконца послание для госпожи Буанасье и где был в это время Брысь? Разве не он предупреждал о хитрости прекрасной Миледи?!

Хорошо, что девушка настояла, чтобы пес тоже поехал. Впрочем, леди Винтер, как представилась дама, и не возражала – едва молодая женщина узнала, что перед ней питомец благородного Атоса, то словно окаменела лицом и беспрекословно позволила ему запрыгнуть в карету. Сама же с завидной ловкостью вскочила в седло.

К лошадям Мартин относился с уважительной ревностью, вынужденный признать превосходство их скоростных качеств и силу мощных копыт. (Последнее испытал на себе, когда погнался за всадником, проезжавшим мимо его дома на улице Феру. Добро, что успел увернуться и удар пришелся по касательной, а то бы оказался «на больничном», как говорила иногда мама Лина, и не смог помочь друзьям. Неприятный осадок от эпизода скрашивало воспоминание о лакомых лошадиных лепешках – сплошные витамины, неужели от сена?!)

Констанция грустила, что отъезд получился слишком скоропалительным. Правда, симпатичный гасконец писал, что они скоро увидятся в том безопасном месте, куда отвезет ее леди Винтер. Однако тот факт, что среди знакомых Д’Артаньяна есть такая красотка, только усиливал уныние.

Конечно, сердце влюбленной девушки страдало чуточку меньше из-за того, что загадочная незнакомка находилась рядом, а не осталась в Париже. К тому же леди Винтер пообещала, что «заточение» в Бетюнском монастыре не продлится долго – через десять дней состоится Мерлезонский балет, историю со свиданием королевы и английского герцога окончательно забудут, а его высокопреосвященство переключит свое внимание на подготовку осады протестантской Ла Рошели. Тогда можно будет вернуться в Лувр, «под крыло» Анны Австрийской.

Хвала небесам, что присланный Д’Артаньяном пес не испугался лошадей и отправился в путешествие вместе с ней. За три дня она успела к нему привязаться и сейчас с удовольствием прижималась к теплому боку и гладила шелковистые уши.

Как страшно рычал он на леди Винтер, как долго не подпускал к ней посланницу гасконца! Пришлось показать ему письмо Д’Артаньяна, и то пес успокоился, только когда понял, что сможет сопровождать ее.

На короткое мгновение госпоже Буанасье показалось, что при упоминании имени хозяина собаки красивая дама слегка изменилась в лице. Хотя было темно, а на вопрос, знакома ли та с мушкетером Атосом, леди Винтер ответила отрицательно.

Впрочем, и об отношениях с Д’Артаньяном незнакомка говорила уклончиво и туманно.

Констанцию немного мучила совесть, что она забыла спросить о судьбе господина Буанасье. Не сильно ли навредило ему исчезновение супруги? Но утешала себя мыслью, что гонения на галантерейщика прекратятся, едва интрига, в которой она вынуждена была принять участие, перестанет так живо обсуждаться при Дворе…

Девушке хотелось более доверительно поговорить с леди Винтер, но та решительно отказалась пересесть в карету, даже когда Париж остался позади. Топот ее лошади, приглушаемый мягкой землей, раздавался то рядом с экипажем, то далеко впереди…

Глава сорок третья. Миледи

Миледи пришпорила свою Шарлотту, кобылу иссиня-черного цвета с едва различимым рыжеватым пятнышком на левой передней ноге. Почти как клеймо на ее собственном плече, оставленное «на память» лилльским палачом…

Кардинал весьма недвусмысленно дал понять, что не желает видеть Констанцию Буанасье поблизости от королевы. Миледи даже пожалела Анну Австрийскую – видимо, плотным кольцом соглядатаев окружил ее Ришелье, раз пришлось доверить сердечные тайны простой кастелянше, в чьи официальные обязанности входила лишь забота о чистоте и сохранности постельного белья в монаршей спальне.

Поручение представлялось ей поначалу легким и оскорбительно скучным. Не в пример тому, несостоявшемуся, когда за короткий срок требовалось вернуть доверие герцога (что было бы непросто после истории с подложным письмом, которое чуть не привело первого министра английского короля в ловушку кардинала Франции), добраться до сейфа с драгоценностями и срезать две из двенадцати алмазных подвесок.

Гонец его высокопреосвященства настиг ее уже в Портсмуте, когда она почти придумала, «под каким соусом» преподнесет себя лорду Бекингэму на этот раз. Обратную дорогу до порта во французской Булони миледи провела на палубе, подставляя нежное лицо соленым брызгам. Она не боялась загореть, как простолюдинка. Ее белоснежная кожа обладала удивительным свойством – солнечные лучи словно отражались от нее, не в силах придать хотя бы легкую золотистость. Впрочем, большую часть этого «чуда» обеспечивали кремы и мази, которые изготавливал ее знакомый аптекарь по специальным рецептам, изобретенным, как он утверждал, самой Екатериной Медичи – мастерицей по «необычным» смесям.

В Париже граф Рошфор ввел ее в курс предстоящего дела. Опытной шпионке не составило труда выяснить, где скрывалась госпожа Буанасье. Она лишний раз убедилась в своей неотразимости и умении добывать сведения там, где пасовал мужской ум. И если бы не мимолетная встреча возле дома гасконца…

Миледи не знала, кто ее родители. Двадцать четыре года назад монахини Тамплемарского монастыря бенедиктинок обнаружили у ворот корзину с очаровательным младенцем, завернутым в кружевные пеленки. Там же лежали бархатный кошель, набитый золотом, и письмо с просьбой позаботиться о девочке. Обычная история для незаконнорожденных детей знатных вельмож…

Необычное началось позже, когда в десять лет к ней приставили учителя – молодого священника, и к урокам богословия и рукоделия, проводимых монахинями с юными воспитанницами, а таковых в монастыре было несколько, добавились иностранные языки (английский, испанский, немецкий), грамматика, философия, этикет и даже геральдика.

А в пятнадцать она сбежала от своих опекунш вместе с наставником. Правда, нашли их быстро. Священника на десять лет заключили в тюрьму, а на ее нежной коже появилось позорное клеймо – палач, оказавшийся (бывают же такие совпадения!) старшим братом осужденного, выжег на девичьем плече королевскую лилию за грехи, которые она не совершала. Ну, если не считать побег из монастыря. Потом ее тоже посадили под замок. Однако продлилось заточение недолго…

К тому моменту она уже поняла, что невероятно красива и томный взгляд небесной голубизны глаз и медленный взмах длинными ресницами действуют как золотой ключик и могут открыть любые двери, а ее развитый обширными знаниями ум на ходу сочинял душещипательные истории, так что у тюремщика не было шансов устоять перед чарами прелестницы. Она снова оказалась на свободе.

Уверенная в своем знатном происхождении, девушка мечтала о Париже и Лувре. Еще не до конца представляя себе, как применить вложенные в ее голову науки, гонимая вперед жаждой мести предавшим ее родителям, она добралась до графства Берри и постучалась в домик местного пастора: ей требовались ночлег, еда и немного денег, чтобы продолжить путь.

Священник безоговорочно поверил в трогательную легенду о похищении юной дворянки цыганами, которую она придумала за минуту до того, как заскрежетал засов, вместе с именем Анна де Бейль. (Использовать данное ей при крещении, Матильда, не решилась – все-таки в глазах закона она была беглой преступницей и наверняка находилась в розыске!). Ангельская внешность вкупе с изысканными манерами подтверждали сказанное, и девушка получила все, что хотела, да еще приглашение задержаться на несколько дней и набраться сил перед дорогой.

За эти несколько дней и случилось то, что могло изменить ее судьбу – она влюбилась. А главное, чувство оказалось взаимным! Молодой граф Оливье де Ла Фер, владелец этих земель, совершенно потерял голову, как только заглянул в голубую бездну, обрамленную густыми длинными ресницами. А уж когда он услышал хрустальный звон голоса, одинаково свободно рассуждающего о высоких философских материях и международной политике, то сделал предложение руки и сердца, даже не спрашивая родительского благословения.

Счастье казалось таким близким, как спелое яблоко на клонящейся к земле ветке, – протяни руку и возьми его в теплую ладонь…