Текст книги "Книга Истины (СИ)"

Автор книги: Ольга Лев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И много ты знаешь таких сокровенных тайн? – со смешком поинтересовался герцог.

– Для непосвящённого они не имеют никакой ценности, – неохотно отозвался Вирин и вытянулся на кровати. – Давай спать. Чем раньше завтра тронемся, тем лучше.

На следующее утро, когда небо над горизонтом только затеплилось, двое путников уже покидали Студгород. Настороженно оглядываясь, они каждый миг готовы были пустить коней в галоп, но на сонных ещё улицах им не встретилось ни души. Да и на тихолесском тракте в это время были только селяне, везущие на продажу молоко. И всё же расслабились друзья только тогда, когда разрушенная крепостная стена скрылась в утренней дымке.

– Наверное, многие хотят стать жрецами Шестой? – спросил Лонцо, когда ему надоело молчать.

– Абсолютно все, кто знает, о какой силе идет речь, – недовольно проговорил Вирин. Ему совершенно не хотелось вновь поднимать эту тему.

– И это несмотря на риск?

– Каждый человек глубоко уверен в том, что именно ему не придется платить. Я видел многих, не переживших посвящение. На большинстве лиц было искреннее удивление.

– Ты говорил, что верховный что-то в тебе углядел. Значит, магом может стать не каждый?

– Здесь не в способностях дело. Магами не рождаются. Должно быть достаточно жизненной силы и веры в жизнь, чтобы перенести удар молнии. Таких не мало, но далеко не всякого выберет верховный. Фанатик, глупец или просто своевольный человек никогда не получит силы. Магами с благословения храма становятся спокойные расчётливые люди, способные понять свою выгоду от союза с храмом. Таких отшлифовывают двадцать пять лет, чтобы в сознание впиталась вера. Не в Грозы, а в храм. Чтобы новообращённый маг не повернулся к нему спиной. Жрец Шестой обязан использовать силу только во благо Гроз и никогда в личных целях. Впрочем, зачастую «благо Гроз» совпадает с личными целями.

– Но во времена Дараана были свободные от храма маги. Что это? Ошибка верховных жрецов? – спросил Лонцо.

– Верховных жрецов чего? – фыркнул музыкант.

– Храма, – растерялся герцог.

– И когда по твоим сведениям исчез последний маг? – с явной иронией поинтересовался Вирин.

– Ну… лет четыреста назад.

– А когда появился первый храм?

– Они были всегда, – Лонцо посмотрел на друга, как на сумасшедшего.

– Прекрасное образование у наших королевских домов, – насмешливо произнес Вирин. – Жрецы Пятой могут собой гордиться. Тебя бы сводить к служителям Четвертой Былое Хранящей… Ты, верно, полагаешь, что были времена, когда сочетание звёзд предопределяло рождение магов? Но если силу дают звёзды, а не Грозы, то это проклятие, и мудрые Дети Гроз боролись, как могли, с Детьми Тьмы? А потом Небо смилостивилось и изменило ночной узор, дабы Дети Тьмы более не омрачали своим присутствием светлого мира Семи Гроз?

– Меня этому учили, – кивнул Лонцо, сбитый с толку явной издёвкой, с которой Вирин процитировал строки всем известной летописи.

– Когда-нибудь меня рассекут пополам на храмовой площади за то, что я разглашаю тайны храма, да ещё человеку, носящему льва, – вздохнул Вирин, видимо, борясь с соблазном рассказать всё.

– Мэтр Одре иногда намекал, что жрецам не во всём можно верить, – осторожно проговорил Лонцо, – но ничего более конкретного он не рассказывал. За это его бы отлучили от двора.

– За это его приговорил бы храм, – возразил музыкант. – А я всё больше уважаю твоего покойного учителя. Только я бы уточнил его слова. Жрецам нельзя верить ни в чём. Храм – орудие власти для избранной группы людей.

– Ну, если власть дается милостью Гроз…

– Лонцо! Гроза – это явление природы и ничего больше! Храму Гроз всего четыреста тринадцать лет, – не выдержал Вирин и, насладившись недоверчивым изумлением на лице герцога, продолжил:

– До появления ордена Грозы жители материка поклонялись разным силам и божествам. Поэтому и сейчас находят остатки древних святилищ, совершенно не похожих ни друг на друга, ни на культ Семи. Когда это возможно, жрецы объявляют найденное святилище древним храмом Гроз. Когда находка уж совсем ни на что не похожа, заявляют, что это проклятое место, осквернённое каким-нибудь языческим культом Детей Тьмы. На самом же деле никто из смертных не может знать, какие силы правят этим миром и приводят в движение время. Орден Грозы был изначально одним из многих, весьма немногочисленным и никем не признаваемым. И единственной его целью было завладеть секретом магии. Однако маги не спешили выдавать свои секреты. Лишь один из них, однажды попал в лапы старейшин ордена. По какой-то причине сопротивляться им он не мог. После нескольких часов пыток он рассмеялся старейшинам в лицо и сказал: «Только то, что убивает тебя, может сделать тебя магом». А после этого он заставил свое сердце остановиться. А поиски ордена с того дня влились в новое русло. И, как видишь, оказались успешными. Дети Гроз обрели силу и стали уничтожать магов иной веры. Они сразу получили поддержку короны, которая в магах всегда видела для себя угрозу. Орден же с самого начала скрывал свою силу. Триста восемьдесят девять лет назад был уничтожен последний известный маг, а Дети Гроз получили право называться главным и единственным храмом Лагодола. Тогда они занялись обработкой сознания народа и его властителей. Преуспели, как видишь, и в этом, – Вирин остановился, чтобы перевести дух и дать сделать это благодарному слушателю.

– Мне сейчас во всё это очень сложно поверить, хоть я никогда не считал себя рьяным приверженцем храма… – Лонцо выглядел потрясенным до глубины души. – И как жрецы доверяют послушникам такие знания?

– О, не торопись с выводами. Никто никому ничего не доверял. То, что я тебе сейчас рассказал, знают только верховные и высшие жрецы Четвертой. Мне полагается около десяти смертных казней за то, что я знаю. Около двенадцати после разговора с тобой, – мрачно усмехнулся юноша.

– Тогда как ты обо всем этом узнал?

– Иногда легко расположить к себе уставшего от древних тайн старца. Сперва он показывает тебе чуть больше, чем положено знать послушнику на десятом году обучения. Потом его желание удивить любимца побеждает осторожность, а кое-что уже можно подсмотреть и без его ведома. Наверное, старый Овиан теперь денно и нощно молится о том, чтобы я умер раньше, чем жрецы вытрясут из меня его имя.

– Во все это очень трудно поверить, – тихо проговорил Лонцо.

– И это тебе. А ведь твой наставник хоть как-то тебя подготовил. Представь, каково с раннего детства повторять за жрецами клятвы и постулаты, а потом узнать, что всё это – один большой обман. Знаешь, нередко жрецы Четвёртой пройдя посвящение в высшие, сходят с ума.

– Верю, – герцог нервно почесал нос.

– Когда окажемся в Гории, я закрою лицо платком, а ты скажешь, что я твой слуга, и лицо моё изуродовано шрамами. Прошло всего два года, и едва ли там успели меня забыть.

– А почему ты сбежал из дома тогда, в семь лет?

– Надоело быть обузой для тетки. У неё и без меня восемь детей. Мои родители погибли в горах в мою первую луну. Так что, в Серой Долине мне делать было нечего. Вот теперь, кажется, ты знаешь обо мне всё, – усмехнулся Вирин и подхлестнул коня.

Некоторое время спустя тракт, окаймленный дубовой и сосновой порослью, начал наполняться людьми. Гонцы, торговцы, крестьяне, конные и пешие, с повозками и без стали все чаще попадаться на пути. Один раз мимо со свистом и смехом промчалась свита какого-то местного дворянчика.

– Надеюсь, нас никто не узнает, – Лонцо критически оглядел купленную накануне одежду.

Друзья оделись как простые наёмники, но если на высоком статном герцоге стандартные кожаные доспехи со стальными пластинами смотрелись вполне органично, то маленький и хрупкий музыкант в слишком свободной ему броне выглядел совсем неубедительно. Вирин об этом догадывался, поэтому на взгляд Лонцо ответил недовольной усмешкой.

– Зато это объясняет, почему нас до сих пор никто не нанял, и мы путешествуем одни, – фыркнул Дорский.

– А может, мне следовало одеться вельможей? – ехидно поинтересовался Вирин.

– Где ты видел вельмож, путешествующих с одним телохранителем? – покосился на него Лонцо. – Тем более, столь юных. Дворяне твоего возраста путешествуют хотя бы с небольшой свитой и одним-двумя наставниками. А купеческие сыновья с отрядом наёмников.

– Согласен. Ни на отряд, ни на двух наставников ты не похож, – кивнул музыкант и обернулся просто за тем, чтобы прервать разговор. И случайно выхватил взглядом блеск серебряной молнии в пестрой толпе.

– Забери его Седьмая, – прошипел он, поспешно отвернувшись.

– В чём дело? – насторожился Лонцо.

– За нами едет служитель храма. Жрец, но не из высших посвящённых. Знак у него серебряный, а не золотой.

– А у верховного?

– У верховных – платиновые. Но платину от серебра я и за двести шагов отличу. И потом, верховные если выезжают из своего города, то только в окружении трёх шестых и тридцати седьмых.

Как бы невзначай обернувшись, Лонцо тоже заметил жреца. Тот уже изрядно приблизился, не щадя понурой пегой кобылы. Тёмно-серый балахон плескал широкими полами в такт мерному перестуку копыт.

– Пропустим вперёд, приглядимся получше, – герцог придержал коня.

Вирин последовал его примеру, выразительно посмотрев на солнце, припекавшее почти по-летнему. Несколько мгновений спустя, интересующий их всадник довольно быстро проскакал мимо. Вблизи он оказался чуть полноватым лысеющим мужчиной лет сорока пяти не очень уверенно держащимся в седле.

– Не седьмой, – уверенно констатировал Вирин, когда круп пегой кобылы затерялся в пестром ряду встречных и попутных.

– Да уж, скорее знахарь или писарь, – фыркнул Лонцо. – Не представляю я себе такого воина. Это точно мастер за столом, а не на поле боя.

– Никогда не верь тому, что видишь, если дело касается храма, – покачал головой Вирин, снова трогая коня. – Жрецы Седьмой могут выглядеть как угодно. И статными воинами, и тучными неврастениками и тонкими книжными червями. Их задача – убивать. А делать это тем легче, чем меньше от тебя этого ожидают.

– Тогда как ты узнал, что он не седьмой? Есть какие-то знаки отличия, которых я не знаю?

– Нет. Знаки отличия есть только у шестых. На правом запястье они носят шнурок. Каждому шестому с посвящением дается имя, которое вплетается в шнурок нитями определенных цветов. Все шестые строго отслеживаются, сам понимаешь, почему. Если шестой покажется вне своего храма без шнурка, он может быть казнён без суда. А седьмых я отличаю по тому, носят ли они при себе оружие. Обычно это короткий меч, способный поместиться в ножнах на голенище сапога. Его прячут под рясу. Некоторые добавляют к этому кинжалы под рукавами и метательные звёзды. Так вот у этого были обычные сапоги и закатанные от жары рукава. Да и в седельной сумке ничего путного бы не поместилось.

– Никогда не видел жреца с оружием, – покачал головой Лонцо.

– И не увидишь. Если некий Охар нас не догонит. Этот жрец, скорее всего, в первой тройке. И сейчас, скорее всего, в роли гонца. Дети Гроз – это тебе не стражи и даже не оранжевые. Они не ограничатся парой постов, заметных на всю округу и будут искать нас везде.

– И что делать? – помрачнел Лонцо.

– А ничего. Ехать своей дорогой и стараться не попадаться. Ведь мы предупреждены, и они об этом не знают.

– Давненько тебя не было видно, – усмехнулся худощавый мужчина средних лет, неспешно потягивая густое ароматное вино.

Пламя очага отразилось в отполированных временем и множеством рук гранях медного кубка и в льдисто-серых глазах говорившего.

– И ещё бы столько же, – вздохнул жрец, почесав залысину и нервно сплетя пальцы под подбородком.

Таверна постепенно наполнялась народом и вместе с ним уютным шумом, смешивающим отдельные разговоры в один, уже никому не ясный.

– Чем меньше ты будешь так оглядываться, тем меньше на тебя будут обращать внимание, – холодно заметил сероглазый, привычным жестом отбросив с лица пепельные волосы.

– Жрец в таверне – это в любом случае заметно, – обреченно вздохнуло Дитя Гроз, одним махом опрокинув кубок.

– Раньше ваши Семеро возлияния и чревоугодие не осуждали, – хохотнул сероглазый, доливая себе из окованного медью кувшина.

– Они и сейчас не осуждают, – проворчал жрец и вжал голову в плечи, видимо, желая в них спрятаться, – но здесь слишком много людей. Кто-то может увидеть меня в компании недостойного и донести высшим. Нельзя было выбрать безлюдное место?

– Ты забываешься, Пятый, – голос и взгляд собеседника мгновенно покрылись льдом. Тонкие белые пальцы сжали кубок. Медная ножка переломилась, и закипевшее вино разлилось по тёмной столешнице. – Ты смеешь называть недостойными адептов, свято служащих своему ордену, ты, отступник и предатель своего бесполезного храма! Мы следуем своей идее и верны ей. А чему следуешь ты? Твое единственное божество – золото нашего учителя, – яростное шипение постепенно перешло в обычный шёпот. – Выбирать места встречи – не твоего ума дело. Все эти люди, – сероглазый окинул жестом огромный скудно освещенный зал, – озабочены своими делами, куда-то едут, куда-то спешат, и большинству из них есть, что скрывать. Здесь мы на виду, ни от кого не прячемся и потому невидимы. Ни один из них, встав из-за стола, не вспомнит, кто сидел за соседним, будь то хоть сам герцог Раданский. Зато жрец, испуганно оглядывающийся и исчезающий в каких-нибудь кустах, привлечёт внимание даже в вымершей на сотни миль долине.

– Вынужден согласиться, – жрец ещё больше съёжился под колючим взглядом немолодого адепта.

Он сам привык одним взглядом вгонять людей в краску или в священный трепет, но против этого человека он явно был слишком слаб.

– Хорошо. Раз мы достигли взаимопонимания, рассказывай, какие принёс новости, – сероглазый положил острый подбородок на сплетённые пальцы и впился в собеседника взглядом, словно удав в добычу.

– Его первосвятейшество Сонас направил меня в храм Тихолеса с заданием. Молодой герцог Дорский объявлен предателем и разыскивается королевской службой. Наследник престола приходил просить помощи в поисках. Но его первосвятейшество отдал приказ найти мальчишку раньше принца.

– Поэтому именно тебя направили? Ты жрец Пятой и должен знать герцога в лицо?

– Именно так.

– И почему нам это должно быть интересно? Что такого в этом мальчишке, что Сонас и Тагор его поделить не могут?

– Дорскому что-то известно о Книге Истины, – пятый перешёл на едва слышный шёпот.

– Чушь, – фыркнул адепт, – Откуда?

– Может, и чушь. Однако приказ был поймать живым. И допрашивать его имеют право только верховные.

– Да… это наводит на определенные мысли. Что ж, продолжай свой путь в Тихолес. Оплата не заставит себя долго ждать, – сероглазый откинулся на спинку стула, словно потеряв к собеседнику всякий интерес.

– Когда? – прищурился жрец.

– Когда Учитель скажет, что эта информация достойна оплаты, – холодно отозвался адепт.

– Вы разговариваете со мной, как с надоедливым нищим. А ведь я старший жрец Пятой! Почти высший! – человек с молнией на шее едва удержался от выкрика. – Вы не боитесь, что я расскажу верховному о вашем ордене? Что тогда с вами будет?

– С нами? – презрительно фыркнул адепт. – Нас станут искать чуть активнее и только. Ведь ты даже имён не знаешь. А вот что будет с тобой, вопрос гораздо более интересный. У нашего магистра Смерти весьма изощрённая фантазия… Нет, на твоем месте я бы десять раз подумал.

– Дети Гроз не боятся магистров забытого небом ордена, – жрец попытался сохранить горделивый тон.

– А летящей в спину стрелы? – хищно улыбнулся сероглазый. – Счастливого пути в Тихолес, служитель. И не забывайте оглядываться.

Жрец поднялся, грохнув стулом, холодно взглянул на собеседника и, не прощаясь, прошагал через зал к двери. Только оказавшись на улице, он позволил крупной панической дрожи завладеть своим телом.

– И кто тянул меня за язык? – прошептал он. – Кому я угрожал? Что я скажу Верховному? Что пять лет служу еретическому ордену? Сохраните меня Шестеро…

– Может, не стоит? – Лонцо с сомнением изучил вывеску и небольшое, всего в два этажа, здание таверны. – Мало ли, кто там на нас внимание обратит…

– Если мы ужинаем в людном месте и ночуем в придорожном трактире, значит, скрывать нам нечего, и подозрений мы не вызовем, – возразил Вирин, – а заночуем где-нибудь в лесу, примут за бродяг, или ещё за кого похуже. За нас, например.

– Кто примет? Барсуки? – фыркнул герцог.

– Сейчас охотничий сезон.

– Ладно, сдаюсь, – вздохнул Лонцо, – в таверну, значит, в таверну.

Спешившись и поручив лошадей юному конюху, друзья вошли в небольшой зал.

– Желаете переночевать или только поужинать? – обратился к ним высокий немолодой мужчина с военной выправкой.

– Переночевать, – отозвался Вирин, удивлённо разглядывая хозяина.

Военные редко уходили со службы и ещё реже становились трактирщиками.

– Осталась одна свободная комната. Как только вам её подготовят, мальчишка сообщит, – отрапортовал хозяин и скрылся за стойкой.

Путники оглядели полный и шумный зал и нашли свободный стол в углу. Лонцо сел спиной к залу, но через пару минут обернулся. Спину настойчиво сверлил чей-то взгляд.

– Что-то случилось? – спросил Вирин, со счастливой улыбкой глядя на принесённый ужин.

– Нет, наверное, ничего, – герцог внимательно оглядел зал, но так и не обнаружил никого, кто проявлял бы к его спине столь бурный интерес. – Просто мне кажется, что за мной следят.

– Тебе всё время это кажется. А здесь, по-моему, некому, – музыкант небрежным взглядом окинул зал и продолжил общение с куриной ножкой.

– Ваша комната готова, – у стола, словно из-под земли, возник юркий мальчишка.

– Я пойду, – Лонцо поднялся, так и не притронувшись к еде.

Вирин в ответ лишь пожал плечами.

Дорский вслед за слугой пошел между столами и случайно задел локоть одного из сидящих.

– Сударь, прошу меня простить, – извинился он перед обернувшимся мужчиной.

– Что вы, я и не заметил, – невозмутимо ответил тот, взглядом серых льдистых глаз намертво пригвоздив герцога к полу. – А для наёмника у вас прекрасные манеры.

– Я вырос в хорошей семье, – натянуто улыбнулся Лонцо.

– Что же тогда заставило вас заняться таким заработком? – хитровато прищурился мужчина, отбросив назад пепельные волосы. – Только продав ваш меч, вы могли бы год жить безбедно.

Лонцо посмотрел на рукоять своего меча, украшенную золотой гравировкой. На стальном яблоке красовался вензель известного в прошлом оружейника.

– Я не могу продать его. Он дорог мне, как память об отце, – герцог обнаружил, что не может врать, и только порадовался, что незнакомец не задаёт ещё более провокационных вопросов.

– Извините, что позволил себе полюбопытствовать, – мужчина отвёл взгляд, и Лонцо обнаружил, что снова может двигаться.

Скрывая раздражение и с трудом сдерживая бешено бьющееся сердце, он поспешил догнать мальчишку. А через миг его самого догнал Вирин.

– Встретил знакомого? – спросил музыкант с усмешкой.

– Что? – герцог, погружённый в неприятные мысли, не сразу заметил друга.

– Тот седой в чёрном, он твой знакомый?

– Нет, я его первый раз вижу, – Лонцо тронул карман, в котором лежало кольцо с гербом, и порадовался, что снял его раньше. Если уж этот сероглазый меч под плащом разглядел, то лев от его внимания не ускользнул бы точно.

– По-моему, он догадывается, кто я.

– С чего ты взял? Я не вижу здесь оранжевых, сбивающих всех с ног в поисках тебя.

– Надеюсь, ты прав, – вздохнул Лонцо, невольно обернувшись с середины лестницы. И напоролся на холодный серо-стальной взгляд.

Незнакомец сразу отвернулся, но герцога и так пробрало до костей.

– Может, всё-таки поедем дальше? – спросил он, догнав Вирина.

– И загоним лошадей, и себя заодно. Отвлекись, выпей и расслабься. По-моему, тебе это необходимо.

– Я теперь выпью только за освобождение Локо, – хмуро бросил Дорский и вслед за мальчишкой шагнул в комнату.

На повышение по службе представшая перед его глазами кладовка пошла недавно. Свежая оконная рама даже потемнеть не успела. Кроме двух коек в этом миниатюрном пространстве уместилась только подставка для оружия. Крюки для одежды служили единственным украшением деревянных стен.

– Королевские апартаменты, – поморщился Лонцо, протискиваясь между койками.

– Это самая дешёвая комната, – ничуть не смутившись, лучезарно улыбнулся мальчишка.

– На одну ночь сойдет, – отмахнулся Вирин, ловко обойдя сваленные в углу седельные сумки, уже принесённые кем-то из слуг, и плюхнулся на койку.

Та отозвалась жалобным скрипом.

– Доброй ночи, – уже не так живо пожелал не дождавшийся монеты слуга и исчез за дверью.

– Как ты думаешь, кем может быть этот седой? – спросил Лонцо, рассеянно глядя в окно.

Свеча на подоконнике нервно затрепетала огоньком, словно отвечая ему.

– Гробовщиком, судя по одежде, – фыркнул музыкант, вспоминая простой чёрный балахон.

– Руки у него белые и холёные. Вряд ли он ими работает, – возразил герцог, опускаясь на кровать, – и взгляд очень уж тяжёлый.

– Ну, не знаю. Может, писарь какой… Вообще он на чернокнижника похож, как их в романах описывают. Только тогда бы он здесь так просто не сидел.

– Почему?

– У храма везде есть осведомители.

– Тебя послушать, так Дети Гроз прямо всесильны, – фыркнул Лонцо, решив, наконец, выкинуть из головы странного незнакомца.

– Не всесильны, – согласился Вирин. – Ну так и не надо быть всесильным, чтобы иногда прислушиваться к сплетням.

– Убедил. Ладно, раньше заснём, раньше отсюда уедем.

Однако выспаться друзьям не дали. Не успели они сомкнуть глаз, как в дверь тяжело грохнули.

– Пошли они все, – проворчал Вирин, поворачиваясь на другой бок.

Лонцо наоборот весь подобрался и сжал рукоять меча, ножны с которым оставил у изголовья кровати.

Стук повторился, и на этот раз его сопроводил звучный выкрик:

– Именем короны Лагодола, открывайте!

– Твои оранжевые друзья? – музыкант приподнялся на локте.

Герцог уже успел занять боевую позицию.

– Жаль, места мало, – проговорил он, для пробы взмахнув клинком.

– Погоди, может, и драться не придётся, – Вирин неохотно поднялся.

Дверь содрогнулась от очередного удара.

– Почему не придётся?

– Если они до сих пор не сломали дверь, значит, в правоте своей не уверены, – музыкант рванул треснувшую от последнего удара щеколду и распахнул дверь.

– Мы тихо стучали? – ехидно осведомился рослый вояка не с оранжевым пером, как ожидали друзья, а с простым серым – знаком городской стражи.

Из-за его спины выглядывали двое солдат пониже и ростом, и рангом.

– Очень, – огрызнулся Вирин, поёжившись на сквозняке.

Потянуло между дверью и открытым окном, заставив затрепетать пламя факелов в руках младших стражей.

– Простите, святейший, мы помешали вечернему обращению? – неожиданно изменился в лице рослый.

Сброшенную перед сном рубашку Вирин так и не надел, и шрам в виде молнии отчётливо виднелся на его груди.

– Нет, дитя Второй. Я успел закончить обращение, – с величественным спокойствием отозвался Вирин. – И я пока не святейший, а всего лишь скромный послушник. Так с чем ты пришел ко мне, мирянин сталь носящий?

– Дело в том, свя… – воин запнулся. Он не знал, как следует обращаться к послушникам. – Мы ищем двоих людей. Вы и ваш спутник случайно подошли под описание.

– Мой спутник? – Вирин оглянулся на герцога, замершего в тени угла и сжавшего рукоять меча до хруста в пальцах.

– Трактирщик сказал, что вы не один…

– Верно, меня сопровождает телохранитель, – невозмутимо кивнул музыкант, – но я могу поручиться за него.

– И ещё… – воин заметно смутился. – Он сказал, что ваш спутник, простите, вёл себя, как господин, и вы оба были в доспехах…

– Этот достойный человек не соврал. В пути с моей одеждой случилась досадная неприятность, и я воспользовался запасными доспехами моего телохранителя. Хозяин этого заведения мог, верно, заметить и то, что доспехи мне не по размеру. Что до поведения Элара, то я давно простил ему. Он воспитывался в аристократической семье, а привычки переживают и смерть родителей, и разорение. Вы желаете узнать что-то ещё?

– Нет, что вы. Прошу простить за беспокойство. Отдыха и прямой дороги, свя… – солдат закашлялся, пряча пробел в знаниях, и быстро увёл спутников прочь по коридору.

Вирин захлопнул дверь и тяжело опустился на кровать. Лонцо вышел из угла и расслабленно опустил меч.

– Я впервые вижу солдат, так почтительно относящихся к Детям Гроз, – удивлённо проговорил он.

– Ты, верно, мало их видел. Военные нередко происходят из религиозных семей. А даже если это и не так… жрецы старательно поддерживают в них почтительный страх перед храмом и ощущение изгнанников. Храм видит угрозу в армии и сознательно её запугивает. Конечно, действует не всегда, но в этот раз нам повезло.

– А как они опознали в тебе служителя? Ты ведь амулет не носишь…

– Мне и не положено было. Амулеты жрецы носят, а не послушники, – ответил Вирин и выпрямился.

Лонцо с изумлением увидел шрам, выжженный напротив сердца.

– Что это?

– Можно сказать, клеймо. Каждый послушник получает такое на седьмом году обучения. В тот момент, когда начинает узнавать некоторые тайны храма. Сам понимаешь, спрятаться с таким украшением трудно. Жаль, конечно, что я не сбежал до его появления.

– Сейчас это нас спасло.

– Брось. От этого вояки я и так бы отделался. А теперь как в колокол позвонил. Осталось дождаться, кто услышит.

– Да ладно тебе. Мало что ли путешествующих храмовых?

– Много. Для этого стража и нескольких тысяч непосвящённых. А если он кому-то знающему проболтается… жрецам-то вряд ли, не тот круг общения, а вот кому-то из осведомителей… могут и обратить внимание. Послушники, как правило, путешествуют в сопровождении жрецов, чтобы не болтали лишнего.

– Сказал бы, что ты жрец.

– Ну да. В девятнадцать лет. Кроме того, этот вояка, может, и не заметил бы, но любого другого озадачило бы отсутствие амулета. Жрецы их не снимают даже в постели с любовницей, – Вирин махнул рукой и забрался под одеяло. – Как вышло, так и вышло. Всё равно ничего уже не изменишь. А вот поспать сегодня хоть немного надо.

– Эти солдаты могут вернуться.

– Нет, вряд ли. Они мне уже поверили. Зачем два раза в одном и том же месте копать? А вот если мы сейчас сорвёмся и уедем, то только круглый дурак нас не заподозрит, – музыкант широко зевнул и отвернулся к стене.

Через несколько минут дыхание его выровнялось, сообщив герцогу о том, что его спутник заснул. Самому Лонцо спать теперь не хотелось совершенно. Оставив меч у изголовья кровати, он подошел к окну и облокотился на подоконник. С улицы остро пахло приближающейся осенью, а где-то вдалеке лаяла собака. Небо, впрочем, было по-летнему ясным. Звёзды заполняли черноту, словно рассыпанные по бархату алмазы. Вспомнив о том, что храм запрещает подолгу смотреть на звёзды, герцог стал вглядываться в сияющий узор…

– Звёзды – это холодные глаза Неба, которыми оно равнодушно взирает на людские страдания, – нараспев говорил жрец, стоя перед витражом, изображавшим Пятую Грозу. – Долгое созерцание звёзд порождает греховные помыслы и ослабление святой веры. Отступившихся Грозы прощают редко, и тяжёл путь возврата под своды храма…

Лонцо устал внимательно смотреть на грузную фигуру в сером облачении и перевёл взгляд на сидевшего чуть в стороне мэтра Одре. Учитель посмеивался одними глазами, но трепещущий свет факелов успешно скрывал недостойное отсутствие благоговения. Лонцо украдкой оглянулся на Олара. Младший принц был ровесником маленького герцога и так же был приведен наставником на поучительную проповедь. Двенадцатилетний голубоглазый мальчуган вдохновенно пожирал глазами храмового говоруна. Кроме них в пустом святилище храма находился ещё и принц Тагор, внимательно наблюдавший за поведением своей малолетней родни. Под его острым взглядом Лонцо вздрогнул и снова стал слушать жреца.

– …звёздный узор создан Тьмой, дабы смущать умы Детей Гроз. Сейчас рисунок его не позволяет являться в мир отродьям Тьмы, владеющим недозволенной, неправедной силой. И за это мы должны быть благодарны Грозам…

«Разве сила – это плохо? – подумал маленький Лонцо. – Ведь великий Дараан ничего плохого не принёс в этот мир…»

– Лет двести назад, до присоединения Дасажина к Лагодолу, было одно племя, которое верило, что звёздами в небе написаны человеческие судьбы, – неожиданно произнесло одеяло голосом Вирина.

– Красивые судьбы, наверное, были у этого племени, – задумчиво проговорил герцог.

По утверждению Детей Гроз судьба человека написана в первой увиденной им молнии. Лонцо свою первую молнию запомнил очень хорошо. Она было прямой и очень короткой.

– По крайней мере, погибли они красиво. В бою за собственную свободу. Как только Грозы стали государственной религией Дасажина, жрецы избавились от всех иноверцев, – будничным тоном сообщил музыкант и отчаянно зевнул.

– И чего Дети Гроз испугались? Тайного знания?

– Это не знание, а суеверие. Каждый человек сам пишет свою судьбу. Каждый миг своей жизни, каждым решением, – уверенно заявил бывший послушник и зарылся лицом в подушку.

– Тогда почему я вынужден убегать и прятаться? Разве я так решил? – герцог повернулся к другу.

Но тот или не пожелал отвечать, или действительно заснул.

– Я думал, в такую рань дорога будет пустой, – удивлённо проговорил Лонцо, глядя на толпу, заполнившую тракт в пятидесяти шагах впереди.

Солнце, поднимавшееся где-то слева, рисовало на булыжниках длинные тени от деревьев.

– Почему мне кажется, что там что-то случилось? – Вирин придержал коня.

Спустя пару минут друзья приблизились к пёстрому сборищу, состоявшему из нескольких крестьян, пары солдат и большой компании, ещё не закончившей ночного праздника.

– …я и говорю, подъезжаю, а он лежит! – разорялся сухенький мужичонка, державший под уздцы пегую кобылу.

– Да он живой! – раздался крик откуда-то из центра толпы.

– Живой! – в один голос ахнули люди и раздались в стороны.

Друзья, сидевшие верхом, над толпой, смогли, наконец, рассмотреть причину хаоса. В дорожной пыли ничком лежал полный лысоватый мужчина в одеянии служителя храма. У виска поблескивал тусклым серебром амулет-молния. Из широкой спины торчало древко стрелы.

– Не сильно он нас обогнал, – шёпотом произнес Вирин и тронул лошадь, чтобы та сдала назад, но сзади места не оказалось. Путь преградили ещё трое любопытных верхом на мулах.

«И откуда столько народу в это время? – подумал Лонцо. – Если кого-то где-то убили, то любопытные, верно, найдутся и в пустыне».

В этот момент к раненому пробился суровый рослый жрец с тяжёлой сумой и серебряной молнией на груди.

– Разошлись все! – рявкнул он и склонился над собратом по вере.

– Третий, – тихо проговорил Вирин. – В смысле, целитель.

– Я догадался, – отозвался Лонцо, ища взглядом просвет в толпе.