Текст книги "Две дамы и король"

Автор книги: Ольга Играева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Занозин заинтересовался. Вещала дама, сидящая с молодым человеком, перед ней располагалась большущая тарелка с едой.

– В Америке давно обратили на это внимание. Сиденья в театрах, на стадионах – это же просто издевательство! Одежда! Вы любите смотреть дефиле? – допытывалась она у собеседника. – Любите дефиле?

Сама скажу – любите! А что хорошего в этих глистообразных девицах ростом под метр девяносто? Где они вообще таких находят – должно быть, в инкубаторах специальных выращивают по компьютерным программам, уже с заданными параметрами – 70-70-70…

Кто еще в состоянии влезть в ту одежду, которую они презентуют на дефиле? А толстых, как показывают опросы, на работу берут неохотно!

– Ну, в общем, это можно понять, – неуверенно промямлил сосед энергичной дамы.

– Может, вам и евреи с неграми не по душе?

– Евреи с неграми – это другое! – несмело оборонялся сосед.

– Ничего не другое, а то самое. Расизм, – отрезала дама.

– Но толстые люди неэкономичны, – наконец нашел секундочку, чтобы вклиниться в монолог дамы, ее собеседник. – Они занимают много места, они развивают слишком низкие скорости при ходьбе, они постоянно отвлекаются на работе на перекусон, у них ноги подламываются, им требуется специальная офисная мебель. А медицинское обследование? Таких никакой врач не пропальпирует и ни один рентген не просветит. Они ходят под постоянной угрозой инсульта, инфаркта, перелома костей, вывиха лодыжки… Какой хозяин захочет нанять такого низкоэффективного служащего с огромными запросами и явно маленьким КПД? А переделка театральных кресел и сидений в самолетах влетит в копеечку. Они неэстетичны, наконец… – добавил он ни к селу ни к городу.

Занозин испугался – ему показалось, дама сейчас лопнет от возмущения.

– А…а…а… – стонала она с раскрытым ртом, пытаясь выдвинуть аргумент в пользу несчастных толстых, но возмущение мешало ее самовыражению. Наконец она совладала с собой и завопила дрожащим голосом:

– Что вы понимаете в эстетике? Не зря в русском языке «худой» означает плохой, подпорченный. А неэстетичны именно потому, что все эти ваши знаменитые педики-модельеры создают одежду для бледных переростков. Права толстых на достойную жизнь нарушаются на каждом шагу, и никому до этого нет дела… Все, на что вы способны, – это предложить толстым всю оставшуюся жизнь питаться сельдереем, ха! Но теперь, слава богу, у людей есть право выбора. Ну, не хотят они есть сельдерей! – Дама передохнула и продолжила:

– Вы говорите, толстые – враги эстетики. Ваши супермодели – вот кто представляет извращенную эстетику. А толстая женщина румяна, весела, доброжелательна, потому что не страдает от стресса, не ограничивая себя в своих желаниях…

– Ага, еще она одета в восьмиместную палатку и вся колышется… Знаю я ваших доброжелательных толстух! Да одна такая – у нас в магазине работает – при каждой встрече укусить меня готова. И не только меня. Не может смириться, что есть еще в России женщины стройные и привлекательные…

Реплика принадлежала даме с тахты – той, которая была в декольтированных «блестках». Она оглаживала себя по блестящему боку и говорила нетвердым голосом поверх речей наперсницы толстых, но та лишь глянула в ее сторону и продолжила свои проповеди. «Блестки» не показались ей серьезным оппонентом.

– Мне бы ваши проблемы, – в сторону пробурчал молодой человек, не желая провоцировать новый поток речей страстной правозащитницы.

– А почему бы нам не потанцевать? – кокетливо скосила она глаза на своего собеседника.

«Господи, – ахнул Занозин. – Всего-то, чего она хотела… Стоило огород городить?», но признал маневр остроумным. Через секунду молодой человек, облапленный будущим достойным членом общества толстых, был увлечен в темную половину комнаты, и пара скрылась за спинами других танцующих.

К Занозину пробивалась Светик, как всегда смеясь. Под впечатлением только что подслушанного разговора Занозин оценивающе оглядел подругу и с облегчением признал, что Светик стройна как тростинка. И это было то, что нужно.

– Светик кого-то тащила за руку.

– Ищу его, ищу! – помирала она со смеху. – Уже и на кухне побывала, и в холле, и в спальне… А он, оказывается, тут же в этой комнате в углу прятался…

В подошедшем Занозин узнал того самого мужчину, который беседовал в углу с приятелями и удачно отбивал все атаки своей подруги нежными словами:

«Секундочку, солнышко!»

– Вот знакомься, именинник, он же юбиляр – словом, не знаю, как назвать… Короче, это Павлик, который празднует сегодня седьмую годовщину своей свадьбы. А это мой друг Вадим, – представила мужчин друг другу Светик. – А вот там на тахте, видишь, – обратилась она к Занозину, – его счастливая супруга.

Светик, довольная, захихикала. На кухне, в холле и в спальне, где она побывала в поисках Павлика, – где-то в одном из этих мест, а может быть, и во всех трех сразу она, видимо, успела добавить и пребывала в прекрасном расположении духа.

– Да! – хлопнула себя по лбу Светик. – Забыла сказать, Павлик – нарколог. – И снова захихикала.

Решили выпить за знакомство. Высокий, блестевший лысиной Павлик, по виду полнейший флегматик, опрокинул стопку водки, в то время как Светик с Занозиным выпили еще шампанского. Светик сидела рядом с Вадимом на диване, подсунув свою руку под его локоть и прижавшись к его плечу, – она, выпив, становилась очень трепетной. Вадим был не против, ему даже нравилось. Когда Светик садилась вот так и при всех клала голову ему на плечо, он ощущал себя этаким мачо, повелителем женщин.

– А я думал, наркологи спиртное профессионально не приемлют, – заметил Вадим не слишком оригинально. Павлик ему сразу понравился.

– Распространенное заблуждение, – кивнул Павлик, присевший рядом с ними к столу. Видимо, он привык к подобным замечаниям окружающих. Закусил он тоже вполне толково – макнул в солонку пучок молодого зеленого лука и отправил в рот. – Наркологи тоже люди. Да еще какие, – добавил он загадочно.

– Ой! – ойкнула Светик. – Держи подарок от нас с Вадимом. Альбом для фотографий. Но учти, это для тебя и для твоей Юльки, ха-ха! Семь лет – это, мы решили с Вадимом, почти что героизм…

«Это просто удивительно. Судьба какая-то… – подумал Занозин, разглядывая Павлика и слушая щебет Светика. – Нарколог…» Как только Светик произнесла «нарколог», алкаш Щетинин с похищенными золотыми сережками сразу пришел Занозину в голову.

Что делать с дурацкой щетининской забывчивостью?

Хоть бы специалист ему сказал, можно ли добиться от него чего-нибудь… Ему очень хотелось порасспросить Павлика об особенностях национального алкоголизма, но ему было неловко. За время работы Занозину часто приходилось сталкиваться с проблемой алкоголиков – они, как известно, являются главными героями 90 процентов российских убийств. Но «бытовуха» по пьянке для сыщика, как правило, большой сложности не представляет: улик навалом, все в крови и в отпечатках пальцев, свидетели ссоры тут же, орудие убийства – кухонный нож – валяется неподалеку, убийца чаще всего признается, а нет – прижать его уликами не составляет особого труда. Но с этим Щетининым – другое дело…

Занозину очень хотелось порасспросить Павлика, но… у человека годовщина свадьбы, а к нему с вопросами про алкашей. Да и надоели Павлику, наверное, жлобы, которые как узнают, что он нарколог, вечно стремятся бесплатно получить консультацию. Но Занозин не сдержался:

– Послушай. – Вадим придвинулся к спокойному медлительному Павлику и наклонился вперед к столу – так, что рука Светика выскользнула из-под его локтя и упала на диван. Занозин не обратил на это внимания. – Послушай, а скажи, пьяница в состоянии белой горячки, он способен совершить убийство?

Павлик покосился на Занозина, более того, внимательно осмотрел его лицо и фигуру и спросил: , – Зачем тебе?

– Да ты понимаешь, у меня по делу об убийстве проходит один алконавт. У него нашли вещи убитой, а сам он, видишь ли, ни хрена не помнит… Вообще я сомневаюсь – насколько я понимаю, при белой горячке люди находятся в довольно беспомощном состоянии, – рассуждал Вадим.

– Да, – Светик хлопнула себя по лбу. – Я же забыла сказать: Вадим – мент. – И захихикала.

– Павлик понимающе и по-прежнему медлительно кивнул головой и неопределенно протянул:

– Ты понимаешь, старик, вполне мог. Но вообще ты ставишь вопрос чересчур неопределенно. Непонятно, на какой стадии алкоголизма находится твой клиент. С чего ты взял, что у него была именно белая горячка?

Павлик вынул сигареты из кармана и неторопливо закурил, опершись локтями на стол.

«А действительно, с чего?» – подумал Вадим озадаченно. И сказал вслух:

– Ну, он ничего не помнит…

– Амнезия вообще характерна для хроников, даже если они не успели пережить ни одного психоза.

Потом, – продолжил Павлик, – насчет беспомощности ты не совсем прав. Вообще, повторяю, не очень ясно, что у тебя за типаж и в каком он состоянии. За глаза трудно сказать что-то определенное. Одно дело – просто похмельный синдром, другое – запой.

– Да нет, – засомневался Занозин, вспоминая Колю. – Запоя у него вроде не было.

– Ну, неважно, – Павлик затянулся и, неспешно подняв голову, выпустил в потолок струю сигаретного дыма. – В общем, при белой горячке могут быть и двигательное возбуждение, и агрессивность, устрашающие галлюцинации… Если, скажем, он кинулся защищаться от «глюков», как говорит современная молодежь, да еще и с тесаком, например, то мог убить. Да ты лучше меня знаешь «русское национальное убийство» – пили вместе, поссорились, один зарезал другого, и на следующий день оба ничего не помнят… – с непроницаемым лицом пошутил Павлик. – И, кстати, при этом и белая горячка не обязательно имела место.

Занозин слушал Павлика внимательно, пытаясь понять, что в его речах может быть для него полезным.

– Но у меня особый случай, – сосредоточенно продолжил он разговор. – Удушение. И убитая – не собутыльница, а вроде бы случайно встреченная в лифте дальняя знакомая, к которой мой алкаш хорошо относился.

– Голыми руками? Подушкой? Шнуром? – бесстрастно поинтересовался Павлик. «Врачи, они такие», – подумал Занозин, который о подобных вещах говорил тоже вполне бесстрастно.

– Подушки в лифте мы не нашли, – с совершенно серьезной миной ответил он Павлику. – Похоже, голыми руками. Разве что в перчатках – с отпечатками пальцев туго.

– Это другой коленкор. Удушение… – задумался Павлик. – Удушение… Это более сомнительно. Чтобы задушить человека голыми руками, требуется большая физическая сила, сосредоточенность, целеустремленность – способность сконцентрироваться на длительное время… А у моих «друзей» и без белой горячки – замедленная реакция, тремор рук, нарушения моторики, оглушение. Хотя… исключить нельзя. И, кстати, насчет «хорошо относился» – это все лирика, не играет роли…

«Вот тебе и профессиональное заключение специалиста – может, да, а может, нет», – иронически усмехнулся про себя Занозин.

– Ну, хорошо, – снова обратился он к Павлику. – А как сделать так, чтобы он вспомнил, что тогда произошло?

– Можно попробовать гипноз, – предложил Павлик, но без энтузиазма. – А лучше для начала попробуй вернуть его в обстановку, предшествовавшую убийству. Может, сработает…

Занозин открыл было рот, чтобы задавать следующий вопрос, он с удовольствием беседовал с приятелем Светика, но та энергично толкнула его под руку.

– Не надоело еще о работе? Ну, вы спелись, хороши! – подпрыгнула Светик на диване. – Шнуром…

Подушкой… Бр-р-р! Один – о своих алкашах, другой – о своих убийцах, и оба упоены беседой. Все, не желаю больше слушать!

Она вскочила с дивана и встала перед носом у Занозина, подтанцовывая в такт музыке. Ее короткая расклешенная юбочка замелькала перед его глазами – туда-сюда, туда-сюда. От этой юбочки Занозин почувствовал, что сам сейчас впадет в гипноз. Светик потянула завороженного Занозина из-за стола и увлекла на середину комнаты, где топтались пары. Павлик лишь напутственно и одновременно сочувственно махнул вслед Занозину рукой.

«Гипноз… Хм», – думал Вадим, с удовольствием обнимая Светика и кружа ее по комнате.

Занозин предварительно позвонил Вале и попросил куда-нибудь увести детей. Ему надо было, чтобы Коля не отвлекался.

Пока они тряслись в «уазике», Коля сидел смирно и выглядел отрешенным.

– Выполнил мое поручение? – спросил его Занозин без особой надежды на успех. Коля взглянул на него испуганно и недоуменно.

– Ну, насчет того, чтобы вспомнить три вещи? – уточнил Вадим.

Щетинин лишь удрученно опустил голову.

«Откуда начать? – думал Занозин. – С лифта или с квартиры?» И решил начать с шестнадцатого этажа.

Кира Губина приезжала к Ивановым, которые живут на шестнадцатом. Щетинин утверждал, что встретил ее где-то на лестничной площадке, но денег не просил, так как к тому времени уже достал.

На площадке шестнадцатого этажа они, встали.

Коля оглядывался, Занозин наблюдал за ним.

– Знаешь это место? – спросил он у Щетинина.

– Что я, идиот? – обиделся тот. – Знаю, конечно.

Я в тот день, ну, накануне среды предыдущей, сюда поднимался. Вот здесь, в однокомнатной, Иннокентий живет.

– Что за Иннокентий?

– Ой, странный такой мужик. У него волосы длинные – он их не стрижет и бороду не бреет уже несколько лет. Он въехал сюда пару лет назад – с женой развелся. С тех пор и не стрижется. Эта… У него поэтому борода до пояса, а коса до лопаток, ха-ха.

– А где работает?

– Где работает, не пойму – но точно знаю, ночью.

Я утром, бывало, на работу, так встречаю его – он, наоборот, возвращается. Очень странный мужик, но неплохой, в долг дает. Наверное, намаялся сам с женой, вот и ко мне – с сочувствием… Хотя ты знаешь… – Коля оживился и поднял глаза на Занозина.

Заулыбался интригующей улыбкой. Понизив голос, доверительно сообщил после выразительной паузы:

– Сам не пьет. Представляешь, не пьет!

– Так, значит, ты сюда поднимался во вторник вечером…

– Вот именно. Я у Иннокентия денег хотел занять… Он как раз на работу уходил, прямо в дверях столкнулись…

– Не дал?

– Почему не дал? Дал. Пятьдесят рублей…

– Так. А где ты Киру Губину встретил?

Коля снова оглянулся и, видимо, напрягся. Дверь квартиры Ивановых была как раз за его спиной.

– По-моему, здесь и встретил…

– Она что, от лифта шла к квартире или наоборот – вышла из какой-нибудь квартиры?

Коля задумался, а потом посмотрел на Занозина и протянул снисходительно:

– Не-е-е… Она выглянула из той квартиры, – и указал на дверь Ивановых.

– Вы что, кричали, громко ругались?

– Да нет, – пожал плечами Щетинин. – Вроде не кричали, просто поговорили, Иннокентий мне полтинник дал, я его благодарил. Может, она выглянула, потому что ждала кого-то и не утерпела?

«Ждала она мужа. Что же, – думал Занозин, – пока все выглядит правдоподобно. Кира Губина ждала мужа, а тот сидел в своем кабинете и ждал, когда к нему придет Регина Никитина. Да… В общем, она его ждала и на шум на площадке открыла дверь – думала, это Губин».

– Что было дальше?

– Ничего. Мы поздоровались, и все… Кажется.

Занозин вздохнул: «Как работать с этим „кажется“?»

– Когда это было?

Коля не ответил.

– Ну? – нажал Вадим.

– Да не помню я, – огрызнулся Щетинин.

– Ладно, – сказал Занозин. – Скажи хотя бы, вы уехали вместе с Иннокентием? – Слушай, – терпеливо обратился к нему Щетинин как к непонятливому. – Это я уже не помню.

– Спросим Иннокентия? Если ты говоришь, он работает ночью, а утром возвращается, то сейчас он должен быть дома, – предположил Занозин.

– Не, попозже. Сейчас он отсыпается и не откроет. Я уже знаю, изучил его распорядок…

Занозин на всякий случай нажал кнопку дверного звонка – не один раз и сильно. Но дверь никто не открыл.

– Я же говорю, попозже, – пробубнил за его спиной Щетинин.

Теперь Занозин решил отправиться на квартиру к Коле. В целом он остался доволен результатами Колиных воспоминаний.

Жена Валя открыла им дверь и посмотрела на мужа без особой теплоты. Она перевела взгляд на Занозина, поздоровалась с ним и со стажером, которого тот привел с собой – писать протокол, – и посторонилась, пропуская их в квартиру. Пришедшие сразу направились на кухню, Валя за ними не последовала ей было неинтересно.

– Ну, здесь пили? – спросил Занозин.

Они стояли посередине небольшой кухни, перед обеденным столиком напротив окна. Коля кивнул – да, здесь.

– Тогда вспоминай. Что стояло на столе? – подтолкнул Занозин Колины неповоротливые мысли.

– Значит, так, – оживился Коля, обозревая пустой стол. – Бутылки стояли. Много. Еще… Еще… – Он завертел головой. – Тарелки с закусью, наверное… Пакеты от чипсов лежали, точно помню – утром я их убирал. Банка консервная с окурками. Вот здесь, – Коля ткнул пальцем в край стола, – я нашел бумажный пакетик с сережками – уже утром на следующий день.

– Что за бутылки? – уточнил Занозин.

Судя по вздоху облегчения, который испустил Щетинин, это был самый простой для него вопрос.

– Значит, так, – сосредоточился он и начал перечислять:

– Одна «Завалинка» – 0, 75. Это для начала.

Коля строго посмотрел на Занозина – мол, усек, что к чему? Для начала.

– Потом не хватило, сбегали еще, – продолжил он по-прежнему сосредоточенно. – Еще «Скобаря»

0, 75 и «Левши»…

– Кто бегал? – без особой надежды спросил Вадим.

– Ой! – вдруг закричал Коля. – Ой! Забыл! Как же я мог забыть!

На крик из недр квартиры даже прибежала Валя и с тревогой заглянула на кухню – уж не лупцуют ли мужа? Коля вертел головой, переводя лихорадочный взгляд с Занозина на стажера и обратно. Вид он имел виноватый, прямо раскаивающийся – за то, что забыл.

– Не ори так! – отшатнулся Занозин. – Что? Что забыл?

– Ой! Забыл! Забыл… Еще была «Лукойловка»!

«Лукойловка»!

– Чего-о-о-о?

Вадим схватился за голову. "Ну, все, полный атас.

У клиента абстинентный бред, отягощенный глюками". Вадим не был уверен, что правильно поставил диагноз и что такое понятие, как «абстинентный бред», вообще существует в наркологии. Но в целом он не сомневался, что нащупал корень проблемы: бедный Коля, попросту говоря, свихнулся от того, что третий день не пил. "Бог ты мой, – ахал Занозин про себя, вспоминая свою беседу с Павликом. – Ложные воспоминания, зрительные галлюцинации…

Ну, как прикажете это понимать? Что это, плоский алкогольный юмор? Или помрачение сознания? Поди разбери, что здесь правда, что нет. «Лукойловка», ты подумай! «Лукойловка»…"

– Да, да, – настаивал Коля. – Вот тут бутылочка стояла, поллитровка. Я первый раз такую видел. Этикеточка еще такая простая – кажется, белая с красной каймой, а на ней черным – «Лукойловка» написано и нарисована черным нефтяная вышка…

– Что, из нефти делают? – мрачно поинтересовался Занозин.

– Да нет, – засомневался Коля. – Не похоже, чтоб из нефти… Нормальная была водка…

Коля забубнил себе под нос про достоинства испробованной водки. Стажер вопросительно смотрел на Занозина. А Занозин молчал и размышлял, имеет ли дальше смысл задавать Щетинину вопросы или лучше сразу отправить его в диспансер лечиться. «Лукойловка» его доконала.

Вадим вздохнул и на всякий случай решил поговорить с Щетининым еще:

– Так, кореш твой, с которым ты пил, бурильщик, должно быть?

– Да нет! – махнул на него рукой Коля. – Не кореш он мне. В тот день первый раз встретились, больше я его вообще не видел, но бабки у него были.

И не бурильщик он – одет был чисто и хотя мужик крепкий, чего там, но руки… Словом, чистой он работой занят, судя по рукам… Чуть не наманикюренные… Бабки были… Какие бабки! Он весь стол купил Мне тех денег-то, что у Иннокентия занял, не хватило, там в этом… в круглосуточном, цены подорожали, мне и не хватило.

Занозин аж поразился Колиной наблюдательности – надо же, какие детали помнит, да еще и выводы делает. «Если, конечно, – ядовито отметил Занозин про себя, – это все не ложные воспоминания». Он не мог забыть «Лукойловку».

– Как выглядел твой «небурильщик»?

– Мужик такой молодой, лет под сорок… Мордатый, волосы неопределенного цвета, довольно жидкие… Ну, куртка черная, брюки, рубашка белая…

В очках он еще был – или нет, без очков. Точно, без очков. Глаза карие… Или нет, темно-серые… Не разглядел.

– Встретишь, узнаешь? – спросил Занозин.

– Да-а-а! – уверенно протянул Коля и для подтверждения еще и махнул рукой. – Да-а-а!

Вадим без особого доверия выслушал Колины заверения. Он не знал, что и думать. Похоже, Щетинин не врет и сережки он действительно нашел утром на своем столе. Описание собутыльника, хотя и не очень определенное, тоже, похоже, правда. Но «Лукойловка»? Что же, Щетинина надо отпускать под подписку… Пусть полечится. Занозин покосился на помятого нелепого Колю: «Больше вряд ли мы чего от него добьемся…»

Когда Занозин вернулся в управление, Карапетян ждал его в кабинете.

– Как успехи, начальник? – поинтересовался он.

Занозин лишь мотнул головой в его сторону и сел за стол.

– Успехи… Какая-то фигня! Наш друг вспомнил, что пил «Лукойловку». Представляешь, какие ценные сведения!

– Что? Ты шутишь?

– Если бы! Описал этикетку в подробностях. Ну, помимо, естественно, еще целого ряда известных изысканных марок – «Завалинка» и прочее… Собутыльника описал в лучшем виде – мужик мордатый, в куртке. Прекрасное описание – под такое описание подпадает кто угодно, вот хотя бы ты да я. Хоть Губин, хоть телохранитель Олег, хоть премьер-министр Касьянов…

– Ты чего, слушай? Разве я мордатый? – опешил Карапетян. Он озабоченно направился к висевшему на стене зеркалу и стал рассматривать в нем свои худые синие щеки, поворачиваясь то одной, то другой щекой.

– Мордатый, мордатый! – заверил его безжалостный Занозин. – Физиономия выразительная, запоминающаяся, – значит, мордатый.

Карапетян покосился на него, потом на зеркало и, успокоенный, отошел от стены – не поверил начальнику.

– «Лукойловка» – это круто, – по размышлении произнес он. – Как это расценивать? Розыгрыш? Алкогольные фантазии?

Занозин саркастически расхохотался.

– А как хочешь, коллега, так и расценивай. Мне бы кто подсказал, как это расценивать. Впрочем, не думаю, что Коля Щетинин сейчас склонен с нами шутки шутить… Когда он вспомнил про эту «Лукойловку», глаза у него были как у бешеной кильки.

Мужик мордатый…

– Кстати, – обронил Карапетян, – а почему это не мог быть действительно Губин?

– Да, да, твоя любимая идея! – с пониманием закивал Занозин. – Знаем. А то, что у Губина алиби, – это так, несущественная мелочь. Губин, конечно, мужик и отчасти даже мордатый, но ему сорок пять.

Вряд ли Коля стал бы называть его «молодым».

– Мне лично алиби Губина не представляется стопроцентным, – возразил Карапетян и, наблюдая за выражением лица шефа, подтвердил с жаром:

– Да-да, не представляется. Что касается «молодости», это критерий растяжимый. В сорок лет – это молодой мужик или нет? Пять из десяти скажут – да, молодой, другие пять – нет, уже не молодой. А что касается Губина, то, несмотря на свои сорок пять, выглядит он отлично – лет на десять моложе. («Пожалуй», – согласился Занозин.) А ты знаешь, дорогой начальник, что с похорон Губин и Регина Никитина все время проводят вместе? Об этом в конторе Губина все только и говорят…

Занозин внимательно посмотрел на Карапетяна, но ничего не сказал.

– Но главное даже не это, – Карапетян сделал торжественную паузу.

– А что главное? – задал вопрос Занозин.

– А главное… – Карапетян внезапно сменил тему и спросил:

– А скажи, щетининский собутыльник носил очки?

– Очки? – удивился Занозин. – Определенных данных на этот счет нет. Сказал, что у «мордатого мужика» были очки, потом передумал – нет, мол, не было. А что?

– А то, уважаемый начальник, что осколок стекла, найденный в кабине лифта под спиной убитой Киры Губиной, по утверждению экспертов, – это осколок от очков. Жертва, по-видимому, все-таки попыталась защищаться и смахнула с убийцы очки. Они разбились. Когда дело было сделано, душегуб подобрал разбитую оправу и осколки, но из-под спины Губиной осколок не извлек. Ему просто в голову не пришло, что он там лежит. Далее. Человек, которому принадлежали эти очки, страдает близорукостью – где-то около минус двух. А, как вы сами припоминаете, наш знакомый Сергей Губин, у которого был мотив и не исключено, если мы подвергаем сомнению его алиби, была и возможность совершить преступление, то есть задушить в лифте свою жену, так вот наш знакомый Губин близорук и носит очки.

Карапетян снова сделал эффектную паузу и воззрился на Занозина.

– Так, так, – заинтересованно пробормотал тот. – Продолжай…

– Продолжаю, – кивнул Карапетян. – Скажу больше. Очки эти не простые. Как утверждают опять-таки эксперты, это суперпуперсовременные линзы прямо из Германии, последнее достижение европейской и, в частности, знаменитой немецкой оптики. Это какая-то спецполировка, компьютерная то ли центровка, то ли цилиндровка, они и «хамелеоны», и какие-то там спецдобавки. Я этой специфики не знаю, они мне что-то толковали, но я в этом деле не понимаю. Суть в том, что, во-первых, очки очень дорогие. Так что смерть от рук алкаша, скорее всего, отпадает. А магнат Губин под подозрение, напротив, очень даже подпадает. Во-вторых, они – я имею в виду линзы – появились в Москве недавно, всего несколько месяцев назад, их пока ставят только в двух специализированных эксклюзивных салонах. Между прочим, я узнавал – салоны ведут учет клиентов, по их картотеке можно будет проверить, кто заказывал у них очки с такими линзами. Если убийца не привез их из Германии сам – а я справлялся, за последний год Губин в Европу не ездил, – тогда у нас есть шанс по записям , салонов определить, кто заказывал себе очки из таких стекол – минус два… И еще на стекле найдены фрагменты отпечатков пальцев – правда, очень маленькие, почти не идентифицируемые.

– Ну, если честно, у нас нет почти никаких оснований связывать этот кусочек стекла с убийством Губиной, – для порядка возразил Занозин, чтобы поддержать свой авторитет.

– Начальник! – взорвался Карапетян. Он вскочил со стола, на котором сидел по обыкновению, и обиженно зашагал по комнате. – Как это нет оснований!, Осколок найден на месте убийства!

– Я сказал – «почти нет», – урезонил его Вадим и продолжил:

– Осколок мог остаться там хоть с утра, хоть с позавчера. Очки в лифте мог разбить в тот же вечер не убийца, а простой обыватель из этого же дома. («Стал бы он подбирать осколки!» – волновался Карапетян.) Согласен, большинство простых граждан не стало бы. Но вдруг нашелся один такой сознательный – разбил и старательно подобрал за собой. («Ну, начальник, ты даешь!» – бушевал Карапетян.) Ладно-ладно, не обижайся, информация действительно интересная. Копать надо. Здесь может быть шанс.

Карапетян еще обиженно сопел, когда до него дошел очередной вопрос шефа:

– А что ты там говорил про Губина и Никитину?

– А, в конторе, как ты понимаешь, все всегда знают, что происходит. Так вот секретарша Мила… – взгляд Карапетяна затуманился и поплыл, – ..да, так вот, она сообщила мне по большому секрету, что в день похорон в пятницу, а затем в субботу, в воскресенье Регина была на квартире у Губина. А вчера во второй половине дня они вместе были у него на даче…

– То есть ты думаешь, что собутыльник Щетинина, убийца и Губин – это одно лицо?

– Это самый логичный вывод! Нет, можно, конечно, предположить, что собутыльник на самом деле не убийца. А просто, так сказать, мародер. Губин – или кто-то там – придушил Киру Губину и исчез с места события. Собутыльник, возвращаясь из магазина, зашел в лифт, увидел убитую и прихватил деньги и серьги. Но в этом случае какой смысл ему было оставлять серьги в квартире Щетинина? Человек только что украл их с трупа и вдруг так беспечно относится к добыче? Нелогично! Давай рассмотрим другой вариант. Убийца – не Губин, но какой-то очень богатый (судя по очкам) «молодой мордатый мужик», который пьянствовал на квартире у Щетинина, познакомившись с ним за четверть часа до этого. А мотив?

Зачем этому неизвестному убивать Киру Губину?

Ради денег и серег? Но мужик богат, мужик оставляет серьги на кухне у собутыльника. Опять неувязочка.

Нет, шеф, остается только Губин.

Занозин с сомнением покачал головой:

– Ты забываешь, что Губин до полуночи был в конторе, причем с девяти – вместе с Региной Никитиной. А собутыльник «нарисовался» где-то, как я понимаю, часов в восемь…

– А где был Губин до девяти, ты знаешь? Ездил по делам. Извини, но представь такое: Губин «нарисовался» около восьми у Щетинина, напоил его и, когда тот вырубился, к девяти свалил обратно в контору к Никитиной. К двенадцати вернулся с новой порцией водки, добавил со Щетининым – тот наверняка и не заметил, кто входил и когда выходил. В двенадцать убил жену, подбросил серьги алкашу, а потом по моей прежней схеме: Губин вышел, Олег подобрал его недалеко от места, и они вдвоем вернулись в дом и обнаружили труп Губиной. Как тебе такой расклад?

– Не очень, – холодно посмотрел на Сашу начальник. – Мне по-прежнему кажется, что все слишком сложно и держится на соплях. Исходя из твоей теории, Олег, а он телохранитель и сопровождает шефа повсюду, в сговоре… Сомнительно. Но проверить надо. Надо допросить Губина и узнать по минутам, где он провел вечер перед убийством. Вообще-то его обо этом уже спрашивали, но только в общих чертах…

– А ты знаешь, – задумчиво сказал Карапетян, – я думал над этим… Мужика можно понять. Сорок пять лет – возраст критический. Мужики в таком возрасте обычно оглядываются назад, оценивают жизнь и редко бывают удовлетворены достигнутым.

Тянет начать все заново, как бы все поменять… Жениться на молодой, родить ребенка, испытать заново сильные ощущения – страсть, любовь, успех… Они часто обманываются, и все через какое-то время оборачивается миражом, но они-то этого не знают. Шеф, наши сорок пять еще впереди – не превратиться бы в таких идиотов! И знаешь, что могло толкнуть его на убийство жены? Представь, мне кажется, что исчезновение его компаньона, приятеля – в общем, не знаю, этого вице-президента холдинга. Это было как толчок к дальнейшим действиям. Губин мог подумать, что это намек судьбы, что ей надо подсобить…

Короче говоря, свихнуться мог мужик.

– Как я понял, ты о тяжелом мужском климаксе?

– Вот-вот, – поддакнул Карапетян, радующийся тому, что шеф наконец его понял.

– По-моему, это миф. – Занозин спокойно переложил на столе какие-то бумаги.

Карапетян аж руками всплеснул:

– Ну, Вадим, на тебя не угодишь! У тебя есть более правдоподобная версия событий?

– Нет, – признался Занозин. – Может, потом появится. Ладно, давай действительно выясняй насчет очков. Просмотри списки тех, кто их заказывал, и особенное внимание обрати на список тех, кто заказывал очки уже после дня убийства. Логично предположить, что убийца, оставшись без очков, захочет их восстановить и обратится в тот же салон. Шанс на самом деле хилый…