Текст книги "Эскадрон (сборник рассказов) (СИ)"

Автор книги: Ольга Сословская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Доброе утро, мистер Мейсон, – вступил в разговор Курт, – как поживает миссис Мейсон?

Сидни хмыкнул. Курт не раз говорил ему, что отношения в их семье выходят за пределы его понимания. Приятельские, почти панибратские отношения Сида с отцом в личных делах никак не вписывались в представления Курта о должном уважении и почитании родителей, зато сугубо деловые во всем, что касалось денег, противоречили взглядам на крепкую семейную связь и взаимную поддержку. Мистер Мейсон не пожалел денег на образование сына и позволил ему выбирать профессию по душе, хотя семейный бизнес ничего общего с техникой не имел, но с момента получения диплома Сидни отправился в свободное плавание, и ему даже в голову не пришло бы попросить у отца денег ни на новый костюм, ни на аренду аэроплана, ни на оплату счетов за воду и электричество.

Бизнес есть бизнес. Таково было семейное кредо, и мистер Мейсон в очередной раз доказал это, проигнорировав вежливый вопрос о здоровье обожаемой супруги.

– Похоже, к Рождеству они не успеют, – продолжил отец, демонстрируя сыну передовицу в «Бостонском журнале», – вечером мы с мамой идем в мюзик-холл, и я поторопился тебя предупредить. С тебя же станется все воскресенье газету не открыть.

– Черт!  –  Сидни сорвал с руки перчатку и хлопнул себя по бедру.  –  Паршивые новости, старик. Переговоры накрываются медным тазом.

– Я недавно говорил с Чарли Уоткинсом, – ободряюще подмигнул отец, – он ведет дела с голландской компанией «Виссер» и мог бы свести вас с их представителем.

– Спасибо, па!  –  Сидни подбросил перчатку в воздух, поймал и передал Курту.  –  Ты как нельзя вовремя. Мы чуть было не подписали контракт с одной германской фирмой.

– Вот именно, – недовольно заметил Курт, – и я не понимаю…

– Соединенные Штаты  –  нейтральная страна, мистер Хорхмайер, – укоризненно поджав губы, сообщил мистер Мейсон, – если бы Германия победила до того, как контракт войдет в силу, это была бы дальновидная сделка. А торговать с одной из воюющих сторон, не будучи уверенным в ее победе  –  не самое разумное деловое решение.

– Мне казалось, – неуверенно начал Курт, – что вы верите в победу Германии, мистер Мейсон. Мне даже казалось, что вы желаете ей победы. Но вы, конечно, правы. Вступление Британии с Доминионами в войну многое меняет.

– Хочешь напомнить, что всего сто лет назад мы с англичанами в глотку друг другу вцеплялись?  –  рассмеялся Сидни.  –  Было дело. А французам они тогда вместе с пруссаками жару задали. И Лафайету мы не зря памятники ставим. Брось это, Курт. Бизнес есть бизнес. Война ему вредит, но долгая память, пожалуй, вредит еще больше. Мы поговорим с голландцами и оставим старые обиды историкам. Не то придется вспоминать, кто за кого был в Семилетнюю войну и сколько рыцарей англичане перестреляли при Кресси. А там и до неандертальцев доберемся.

– Наверное, ты прав, Сид, – понуро ответил Курт, – мы оба  –  американцы, и должны соблюдать нейтралитет. Хотя, по правде сказать, французы меня удивили. Не ожидал, что они остановят железную лавину на дороге в Париж.

– Британцы там тоже руку приложили, – в голосе мистера Мейсона прозвучало легкое недовольство, словно он предпочел бы, чтобы французы обошлись своими силами.  –  И вот еще что, Сид. Французская авиация, вроде как, сыграла там немалую роль. Так что, возможно, твоя идея насчет авиастроения не такая уж романтическая мечта, как мне казалось. Продолжай знакомиться с предметом, парень, и я подумаю, не вложить ли деньги в твой новый проект.

– Спасибо!  –  Сидни облапил отца медвежьей хваткой, и даже Курт улыбнулся, предчувствуя грандиозные перспективы.

Война затянулась, залегла в окопах, перечеркнув карту Европы жирной черной линией Ничьей земли на Западе, заклубилась темными облаками на Восточном фронте, в Месопотамии и в Египте, выплеснулась кровавой волной на берега Галлиполи. Война вошла в каждый дом на страницах газет, и бесцеремонно вмешалась в дела и в частную жизнь. Сидни с любопытством праздного наблюдателя следил за событиями на всех фронтах, но Западный фронт с каждым днем все больше притягивал к себе его внимание. Война в воздухе начала занимать все больше места в отчетах военных корреспондентов, на размытых фотографиях силуэты новых аэропланов с каждым днем становились все более компактными и четкими, а с февраля начались и настоящие воздушные бои.

Свой сертификат Аэроклуба Сидни получил еще в октябре, но денег на полеты наскрести удавалось редко, после удачной сделки с голландцами удача от компаньонов отвернулась. Война вредила делам не только в мастерской, аэронавтика, без сомнения делала успехи, но получить доступ к  новой информации частному лицу стало почти невозможно. Сиду приходилось довольствоваться изданными еще до войны учебниками аэродинамики и справочниками авиамоторов, и он в отчаянии думал, что с такими знаниями его конкурентоспособность ко времени заключения мира между враждующими Силами будет равна нулю.

Курт не раз предлагал ему попытать счастья с германскими посредниками, но Сидни упорно отказывался вести дело с воюющей стороной. Чем больше компаньон на него наседал, убеждая, что победа Рейха предрешена, тем сильнее в нем росло чувство протеста, и даже какое-то мальчишеское желание, чтобы союзники выиграли войну назло самоуверенным прогнозам Курта.

Однажды они чуть не поссорились. Курт, приглашенный к обеду у родителей Сидни, притащил с собой книгу, изданную в Нью-Йорке всего неделю назад. «Преступление против Европы» сэра Роджера Кейсмента, в которой, по мнению Курта, неоспоримо доказывалась зловещая роль Великобритании, ввергнувшей Европу в кровавый хаос. Поблагодарив миссис Мейсон за прекрасный обед, мужчины удалились в курительную, где за виски и сигарами Курт зачитал им несколько особо ярких пассажей из книги.

Сидни, никогда европейской политикой не интересовавшийся, уже готов был согласиться с доводами, когда прозвучал разгневанный голос мистера Мейсона.

– Это тот самый Роджер Кейсмент, который сейчас сидит в Берлине и пишет свои книжонки по заказу кайзера? Пес, готовый отгрызть накормившую его руку в тяжелый час?

– Но он же ирландец, мистер Мейсон, – широко раскрыл глаза Курт, – мы все знаем, как несправедливо британское правительство…

– Мы много чего знаем, мистер Хорхмайер, – процедил сквозь зубы Мейсон-старший, – к примеру, что какие бы ссоры ни разрывали страну,  когда враг у ворот, они должны быть забыты. В каком доме между братьями хоть раз не было свары? Кто может поклясться, что ни разу не пожелал зла близким за мнимые или истинные обиды? Но, когда в дом ломится грабитель, разве не становятся братья плечом к плечу? Я вам вот что скажу, мистер Хорхмайер. По всем законам, нравственным и уголовным, Кейсмент  –  предатель. И когда его повесят, я первый удовлетворенно вздохну. Вот если бы еще и кайзера…

– Мы  –  американцы, мистер Мейсон, – тактично напомнил побагровевший Курт, – и европейская политика  –  не наше дело. Давайте будем соблюдать нейтралитет.

Нейтралитет был восстановлен, и разговор принял самое мирное направление, но Сидни, чуть было не потерявший компаньона, еще раз убедился, что война и бизнес плохо совместимы. После ухода Курта он немного задержался, и, уже прощаясь,  решился задать отцу вопрос, свербевший у него в затылке.

– Ты это всерьез, старик?  –  тихо спросил он.  –  Ну, про кайзера и все такое?

– Не, знаю, парень, – вздохнул отец, – не знаю. Война  –  это плохо для бизнеса. Но Германия так долго бряцала оружием, что немцы, похоже, решили, что война  –  это и есть лучший способ делать бизнес. И чем скорее кто-то вобьет в их чугунные головы, что это плохой бизнес, тем лучше будет для всех. И для  них  –  в первую очередь.

В субботу, восьмого мая, Сидни вошел в мастерскую с «Бостонским Журналом» под мышкой и с траурным крепом на рукаве. Курт уже переоделся в рабочий комбинезон и сидел за рабочим столиком, внося поправки в спецификацию.

– Можешь не торопиться, – Сид почти швырнул газету на столик, – Якоб Виссер был одним из пассажиров Лузитании. Тысяча жизней двумя торпедами. Хороший бизнес. Вот только наш контракт, похоже, тоже пошел ко дну. Да здравствует кайзер!

– Ты же не думаешь, что кайзер лично отдал такой приказ?  –  слабо возразил Курт, разглядывая фотографию парохода, всего неделю назад вышедшего в пассажирский рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль.  –  На войне случаются ошибки.

– Кажется, в Германии это ошибкой не считают, – сквозь зубы процедил Сидни, – не удивлюсь, если капитана субмарины наградят медалью. За исключительную храбрость в неограниченной подводной войне с женщинами и детьми.

– Все может быть, – Курт отодвинул газету и поднялся с табурета, – но мы-то что можем сделать, Сидни? Голландский контракт мы потеряли, а значит, надо думать, как удержаться на плаву. Мистер Генри Хайкс просил поглядеть, что с мотором его Форда. Я обещал, что мы возьмемся за эту работу.

– Ну, раз обещал…

Сидни повесил пиджак на вбитый в стену гвоздь и потянулся за висевшим рядом комбинезоном. В мастерской повисло тяжелое молчание. Курт, не выдержав, взял с полки кейс с инструментами и вышел во двор, где их дожидался автомобиль Генри Хайкса.

– Что мы можем сделать?  –  пробормотал про себя Сид, замерев на месте с надетой на одну ногу штаниной.  –  Действительно, а что мы можем сделать? И что должны?

К лету 1915 года дела пошли совсем плохо.  Пока что они держались на плаву, ремонтируя автомобили и газонокосилки, а иногда и разную чепуху, вроде швейных машинок или вошедших в моду электромассажеров. Сидни внес в косилку еще пару усовершенствований, но обнаружил, что идеи носятся в воздухе, и на этот раз конструкторское бюро компании МакКормик их опередило, запатентовав в точности такие же изобретения.  Компаньоны трудились, не покладая рук, а Сид временами даже подрабатывал за стойкой в ближайшем кафе, сменив там Родни Бакстера,  бросившего учебу на последнем курсе и отправившегося к себе в Торонто, записываться добровольцем в Канадский экспедиционный корпус.

На Западном фронте, после неудачной попытки наступления союзников при Артуа и Нев-Шапеле, наступило относительное затишье. Зато война в воздухе разгорелась с новой силой, Германия оснастила свои новые аэропланы каким-то секретным оружием, и Королевский Летный корпус, судя по газетным публикациям, не только утратил превосходство в воздухе, но терпел тяжелые потери.

Авиационные инновации уплывали из рук, и Сидни уже видел себя за конторкой отцовской фирмы или, что уж совсем невыносимо было для его свободолюбивой и деловой натуры, за чертежным столом у МакКормика.  И тут новость, которой огорошил его Курт, придала мыслям Сида совершенно неожиданное направление.

– Мне очень жаль, Сид, – Курт окинул мастерскую долгим взглядом и вздохнул, – но я хотел бы выкупить свой пай в мастерской. Я понимаю, что подвел тебя, но иначе поступить не могу. Это мой долг. Я уезжаю домой.

– В Германию?!  –  Сидни вскочил на ноги, и кулаки его непроизвольно сжались.  –  Кайзер без тебя не справится?

– Ты что, с ума сошел?  –  оторопело уставился на него Курт.  –  Какая Германия? Я американец, Сидни, такой же, как и ты. Я еду домой, в Пенсильванию. Мать пишет, что дядюшка Ганс совсем плох и требует, чтобы я заменил его в конторе. Инженер из меня никакой, ты сам это знаешь, зато бухгалтер выйдет отличный, с моей-то памятью. Деньги мне не к спеху, отдашь, когда сможешь.

– Когда смогу… – рассеяно протянул Сид, пытаясь собраться с мыслями, – ну да, конечно. В среду тебя устроит?

– Я не тороплюсь, – замотал головой Курт, – я знаю, тебе нелегко будет подыскать мне замену.

– Я и не буду, – усмехнулся Сидни, – продам инструмент, закрою договор об аренде этой развалюхи. Отдам твою долю и попробую, наконец, заняться делами по-настоящему. Удачи, Курт. Из тебя выйдет превосходный бухгалтер.

Разделавшись с мастерской и проводив Курта на вокзал, Сидни отправился к отцу. В кабинете, под «Мэйфлауэром», висела карта Западного фронта, утыканная черными, синими и красными флажками, на столе лежала книга, «Зарисовки европейской войны» и папка с газетными вырезками. Мистер Мейсон налил виски в два стакана, разбавил содовой из сифона, протянул один сыну.

– Ты что-то задумал, парень, – отец отхлебнул виски и опустился в глубокое кресло напротив Сида, – решил последовать примеру Курта и вернуться в семейный бизнес?

–  Не совсем, – Сидни вздохнул и бросился головой в омут, – но я тоже уезжаю, па. Я твердо решил после войны всерьез заняться авиацией. Подумай только, сколько самолетов останутся без дела. Почтовые и пассажирские перевозки, спортивные соревнования, а потом… Потом, может и трансатлантические перелеты, и даже кругосветные путешествия. Но, если я сейчас отстану от новых веяний, мне никогда не догнать. Поэтому я решил, что для дела будет лучше, если я смогу летать на самых современных аэропланах. А где это делать, как не на фронте?

Он замер и с тревогой поглядел на отца.

– Чего-то такого я и ожидал, – кивнул мистер Мейсон, – чтобы добиться успеха, парень, денег и труда недостаточно. Нужно крепко верить в себя и в свою цель. И идти к ней, невзирая на все препятствия. Я поговорю с матерью. Когда ты собираешься в Париж?

– Ну, какой Париж, па?  –  виновато улыбнулся Сидни.  –  Ты же знаешь мой французский. Да я там с голоду помру, прежде чем в кафе объяснюсь. Я думал податься в Канаду, там сейчас нужны пилоты, но мне сказали… В общем, старик, они возьмут меня только если я пройду натурализацию. Приму британское подданство. Так что лучше уж сразу в Лондон. Раз уж я решился, чего тянуть?

– Ну что же, – мистер Мейсон залпом допил свой виски и с резким стуком поставил стакан на покрытый темным стеклом письменный стол, – рискованный бизнес, парень. Но честный. А это главное.

Алтония шла из Бостона в Ливерпуль почти две недели. Быстроходные океанские лайнеры «Кунард Лайн» перешли на военную службу Великобритании, и Сидни пришлось довольствоваться путешествием во втором классе. Но он не променял бы свою каюту на самые роскошные апартаменты на круизном пароходе, так не терпелось ему поскорее добраться до места назначения. На палубе Сид проводил даже больше времени, чем в каюте, неустанно вглядываясь в даль, устремляя взор на восток, пока вечером шестнадцатого августа на горизонте не показалась чуть темнеющая полоса земли.

– Ну, здравствуй, старушка, – Сид улыбнулся и помахал рукой далекому еще берегу.  –  Это сколько же веков мы не виделись? Здравствуй. Мэйфлауэр вернулся домой.

Колвин Прайс

Пыль клубилась в сухом горячем воздухе, налипала на вычищенные с утра ботинки и пуговицы, забивалась в нос, слепила глаза и снова оседала на утрамбованную землю. Колвин то и дело чихал, но метла все так же равномерно выписывала дуги по запыленному плацу. Пристальный взгляд колор-сержанта Мелони не оставлял ей иного выбора.

– Мети, мети, Прайс, – удовлетворенно кивнул сержант, – и до обеда! И не сметь являться в столовую в непотребном виде, а то завтра тоже будешь мести.

– Если завтра буры не заявятся в самом непотребном виде, – пробурчал себе под нос Колвин, не переставая орудовать метлой, – тогда поглядим, кому мести, а кому в окопы.

Глухая канонада, едва слышимый гул, почти не звук, колеблющийся и вибрирующий воздух, давящий на уши, доносилась со стороны Ледисмита, словно подтверждая прогнозы Колвина. И, если начистоту, то донимала его не столько пыль, сколько стыд перед товарищами, усиленно готовящимися к обороне Эсткорта, в то время как он, капрал Прайс, гоняет метлой мусор по опустевшему плацу. И за что? Ну, небрежно отдал честь этому сопляку. Мальчишка только вчера прибыл в часть, сменив занемогшего дизентерией лейтенанта Келли, и службы еще не видал, не говоря уж о том, что пороху не нюхал.

Колвин, прослуживший в Дублинских Королевских фузилерах уже пять лет, три из которых помотался по разным гарнизонам в Индии, уже успел узнать почем фунт лиха. Боевое крещение батальон получил в первую же неделю войны, под Талана-Хилл, взобравшись на злополучный холм под прицельным огнем бурских винтовок и скинув с него противника дорогой ценой. Победа принесла британцам мало пользы, буры разбежались, но вскоре вернулись снова, и большая часть армии оказалась заперта в Ледисмите. Никто не сомневался, что подкрепления из метрополии уже на пути в Наталь, но до того времени нужно было любой ценой удержать Дурбан, который буры непременно постараются захватить, чтобы не допустить высадки.

Колор-сержант Мелони тоже прислушался к дальнему гулу и подошел к Колвину.

– Отставить мести плац, капрал. Метлу на место и ко мне, бегом марш!

– Слушаюсь, сэр! – Колвин помчался выполнять приказ, всем видом демонстрируя служебное рвение. Сержанта он уважал за суровый, но не придирчивый характер и за справедливое разделение тягот службы между подчиненными. Избавившись от ненавистной метлы, капрал поспешил на плац и замер по стойке смирно, в ожидании дальнейших приказов.

– Вольно, капрал, – Мелони почти вздохнул, – вольно. Идем в тенек, Прайс, поговорим.

Теньком кружевное плетение чахлой мимозы назвать было сложно, но все лучше, чем палящее полуденное солнце Наталя. Колвин отряхнул пыль с мундира, утер взопревший лоб и, взглядом спросив у сержанта разрешения, закурил.

– Ты ж капрал, Прайс, – с отеческой укоризной произнес Мелони, – ты ж пример подавать должен. А ты? Эх…

Он покачал головой и, вытащив из кармана трубку и кисет, принялся ее набивать.

Колвин молча стоял рядом, пуская сизые колечки дыма, расплывавшиеся в дрожащем от зноя воздухе. Кулак Мелони рванулся ему в челюсть неожиданно, но Колвин успел отпрянуть, оторопело уставившись на сержанта.

– Смирно!  –  рявкнул Мелони, и Колвин замер, сдвинув пятки, вытянув руки по швам и распрямив плечи.

На этот раз кулак остановился в полудюйме от его носа, но Колвин даже не моргнул, продолжая глядеть в пространство перед собой.

– Теперь поглядим, как усвоил, капрал, – Мелони чиркнул спичкой о ствол акации и закурил, – отвечай, дурья твоя башка, зачем в армии дисциплина?

– Чтоб порядок был, зачем же еще?  –  недоуменно уставился Прайс.  –  Дай нам волю, сэр, мы таких делов наворотим, что не разгребешь. Ну, это в мирное время. На войне-то мы свое дело знаем.

– Знаем… – проворчал колор-сержант, – знаем, как же. Ты на холм когда под пули лез, боялся, капрал?

– Некогда бояться было, – усмехнулся Колвин, – приказ был  –  холм этот взять, я и полез. Мы свое дело знаем, сэр, не сомневайтесь.

– А вот если бы тебе Сэмми О’Брайен сказал туда полезть, ты бы полез? Вдвоем с Сэмми?  –  почти ласково спросил Мелони, и Колвин подобрался, чувствуя подвох.

– Никак нет, сэр!  –  молодцевато ответил он.  –  Приказа такого не было, чтобы лезть!

– Вот то-то же, – сержант удовлетворенно кивнул, – дисциплина, она, Прайс, чтобы ты под пули, не задумываясь, лез, коли прикажут. И чтобы в боевом порядке отходил, а не бежал сломя голову. Тем стоим. А ты, каналья, офицеру растопыркой козыряешь. В другой раз так легко не отделаешься. Все понял, капрал?

– Так точно, сэр, понял.

Видимо, уверенности в голосе Колвина не доставало, и Мелони, глубоко затянувшись, вздохнул.

– Ну... что там тебе еще неясно, капрал?

– А зачем они вообще нужны, лейтенанты?  –  виновато потупился Колвин.  –  Вот, как на духу, не понимаю я этого, сэр. Приказ о наступлении майор отдавал, сержант Даффи его передал, мы и пошли. Службу он получше любого лейтенанта знает. Я понимаю, сэр, в школах всему не научишь, им опыта набираться нужно. Ну, так и набирались бы, рядышком. А не лезли в командиры, пока сами толком ничего не знают. Я не жалуюсь, сэр. Но, хоть к пушке пристегните, понять не могу.

Колор-сержант совершенно не по-строевому почесал в затылке, выпустил струю дыма, задумался.

– Погоди, капрал, – Мелони сжал плечо Колвина, – вот поведет тебя лейтенант Фланаган в атаку, и поймешь. Поверь на слово  –  поймешь. А пока  –  бегом марш мундир в порядок приводить, обед скоро.

То, что Эсткорт в случае наступления буров не удержать, очевидно было даже Колвину. Кроме батальона Дублинских фузилеров, в городке разместился пограничный полк с Мальты, эскадрон Имперской легкой кавалерии, три сотни Дурбанской легкой   пехоты и добровольческая батарея девятифунтовых пушек. Две тысячи человек вряд ли могли успешно защищать длинную цепь холмов, прикрывавшую Эсткорт, но полковник Вольф Мюррей, командовавший наспех собранным гарнизоном, был полон решимости продержаться хотя бы несколько дней, чтобы дать возможность войскам, спешно укрепляющим Питермарицбург, лежащий на пути к Дурбану, время закончить работы.

В четверг, шестнадцатого ноября, полковник Мюррей, получивший от конных патрулей донесения о бурских отрядах, замеченных в направлении Винена и Коленсо, решил отправить на рекогносцировку бронепоезд. Шестнадцатимильный отрезок путей от Эсткорта до Чивели все еще оставался неповрежденным, и плоская местность в окрестностях станции неплохо просматривалась со стороны железной дороги. В состав погрузили роту Дублинцев под командой капитана Холдейна, возглавившего операцию, шестифутовую пушку с корвета «Тартар», сопровождавшуюся расчетом морских артиллеристов,  роту дурбанских добровольцев и ремонтную бригаду. Несмотря на довольно грозный вид, бронепоезд у Колвина особого доверия не вызвал. У бронированных вагонов не было ни крыши, ни заслонок на бойницах, пулеметов не имелось, а единственная пушка стояла на обычной открытой платформе.

Взвод Колвина оказался в середине поезда, между тендером и бронированной платформой с дурбанцами. Лейтенант Фланаган, убедившись, что солдаты заняли свои места, передал командование сержанту Даффи и направился в первый вагон, к капитану. Еще в Эсткорте Колвин приметил рядом с командиром роты молодого человека в полувоенной форме и со здоровенным маузером в кобуре. Парень Колвину сразу не понравился, вид у него был самоуверенный до заносчивости, и он всюду совал свой коротенький нос. А после того, как сержант Даффи проговорился, что этот тип является корреспондентом «Морниг пост»,  Колвин решил в случае чего за ним приглядывать. Больно уж ему не по душе был маузер, который гражданскому лицу и вовсе ни к чему.

Через час бронепоезд притормозил у станции Фрир. Заклевавший было носом Колвин проснулся и через бойницу глядел, как капитан Холдейн переговаривается с конным патрулем наталийской полиции. Слов он не разобрал, но голоса звучали спокойно, и Колвин решил, что это отличный денек. Под стук колес и мерное покачивание вагона хорошо дремалось, а на станции Чивели их, скорее всего, ждал вполне приличный обед.

Холмистая равнина, раскинувшаяся на многие мили, зеленела под утренним солнцем. Безоблачное небо застыло над головой тягучей синевой, однообразный пейзаж, мелькавший в прорезях бойниц, навевал дремоту. Колвин уселся на пол вагона, поставив винтовку между коленей, и прикрыл глаза.

Проснулся Колвин от резкого тычка в бок. Сержант Даффи молча кивнул на бойницу, и Колвин, потеснив несущего дежурство стрелка, прижался лицом к узкой прорези. Снаружи замелькали беленые домики Чивели и небольшой полустанок, сначала быстро, потом все медленнее. А холмы за станцией с каждой минутой покрывались все большим числом черных точек.

– Буры, чума им в печенку, – сквозь зубы процедил Даффи и неожиданно рявкнул.  –  Взвод! Готовность!

Бронепоезд остановился. Через несколько минут через борт вагона перебрался лейтенант Фланаган, чуть бледный, но спокойный.

– Приказано возвращаться к Фриру и вести наблюдение за противником, обеспечивая себе пути отступления к ночи, – сообщил он.  –  Сержант  Даффи, проследите, чтобы люди были готовы к отражению атаки.

– Слушаюсь, сэр!  –  Даффи окинул взглядом своих стрелков, прильнувших к бойницам и заряжающих магазины Ли-Метфорд. Следить было не за чем, люди знали свое дело. Колвин украдкой взглянул на лейтенанта, сжимающего в руке револьвер, и тихо вздохнул.

Паровоз двинулся задним ходом, набирая скорость. Не доезжая до Фрира каких-нибудь двух миль, бронепоезд неожиданно сбавил ход. Лейтенант отстранил одного из стрелков от бойницы и выглянул, направляя полевой бинокль на лежащие впереди холмы.

– Противник в шестистах ярдах, – Фланаган обернулся к сержанту, – приготовиться к бою.

 Колвин взобрался на патронный ящик, вглядываясь в линию скалистых холмов. На вершине одного из них одна за другой блеснули яркие желтые вспышки, десяток маленьких и две побольше. Над задней платформой в воздухе поднялся белый клуб дыма, вытянувшийся в конус. Донесся гром бивших с близкого расстояния пушек, в бока вагонов забарабанила шрапнель. Колвин торопливо спрыгнул с ящика, укрываясь за бронированной стенкой, выставил в бойницу ствол винтовки, пытаясь прицелиться в одну из мельтешащих на холме черных фигурок.

Стальные бока вагонов звенели от пуль, а снаряды рвались в опасной близости от паровоза. Машинист прибавил ход, и бронепоезд, обогнув склон холма,  помчался под уклон, подгоняемый артиллерийским огнем.

Грохот и скрежет оглушающей болью обрушились на барабанные перепонки. Колвин свалился на бок, чей-то приклад врезался ему в колено, от удара затылком потемнело в глазах. Поезд резко остановился, платформу повело и сорвало с рельсов. Колвин вскочил на ноги, и взгляд его уперся прямо в лоб лейтенанта, стремительно наливающийся синевой выше правой брови.

– Всем оставаться на местах!  –  приказал Фланаган.  –  Я проверю, что там случилось.

Солдаты уже поднялись на ноги. Если не считать нескольких ушибов и царапин, никто не пострадал. Колвин подтянулся и выглянул за край перекошенного вагона. Холмы, с которых их обстреливала бурская артиллерия  –  две полевые пушки и пулемет  –  остались позади, в тысяче двухстах ярдах от замершего на рельсах бронепоезда. По склону холма бежали черные фигурки, залегали в траве, открывая плотный ружейный огонь. Пули свистели над головами, стальные пластины брони звенели не переставая. Через пару минут бурские пушки сменили позицию, возобновляя обстрел.

Положение было хуже некуда. Вагон с инструментами и рельсами подбросило в воздух и швырнуло на насыпь вверх дном. Следовавшая за ним бронированная платформа, набитая Дурбанской легкой пехотой, опрокинулась на бок, и оглушенные солдаты высыпались из нее, как горох. Вагон, в котором находился взвод Колвина, развернуло налево, но его задняя часть все еще оставалась на рельсах, преграждая путь паровозу.

Еще одно орудие присоединилось с возвышенности на противоположной стороне железнодорожной насыпи. С платформы в хвосте состава ударила пушка. Полевые орудия буров ответили ей шрапнельным огнем, и шестифунтовка, успев сделать всего три выстрела, умолкла, когда один из вражеских снарядов угодил ей прямо в ствол, сбросив с платформы.

Дублинцы высыпали из вагона, ставшего смертельной ловушкой, укрываясь за ближним к паровозу концом платформы. К ним уже мчался лейтенант Фланаган, а рядом с ним тот заносчивый лондонский журналист с маузером в руке. Прямо над их головами с визгом разорвался еще один шрапнельный снаряд, чудом никого не задев. Из паровоза выскочил перепуганный машинист и бросился прятаться под перевернутым вагоном.

Журналист схватил его за руку и тихо заговорил. Колвин в грохоте выстрелов не расслышал слов, но они, явно, возымели действие, поскольку машинист, утерев рукавом рассеченный осколком снаряда лоб, полез обратно в кабину.

– Сержант Даффи!  –  звонкий мальчишеский голос звучал уверенно, как на плацу.  –  Соберите людей и отправляйтесь в конец состава к капитану Холдейну. Будем прорываться. Ваша задача  –  прикрывать паровоз от огня противника. Но прежде мне нужны добровольцы. Мистер Черчилль предлагает расчистить пути. Нужно столкнуть с рельсов перекошенную платформу.

Колвин бросил взгляд на занятую неприятелем линию холмов и с трудом удержался от того, чтобы не присвистнуть. Толкать тяжеленную платформу предстояло под непрерывным огнем, и задача показалась ему не только невыполнимой, но и самоубийственной. Паровоз дернулся назад, освобождая сцепку, и лейтенант Фланаган, не дожидаясь, пока к нему присоединятся добровольцы, шагнул к вагону.

Еще один снаряд разорвался в конце состава, но буры, приметив, что возле паровоза происходит какое-то движение, перенесли туда пулеметный огонь. Мелкие пули свистели над головой лейтенанта, одна из них желтой вспышкой ударила в подножку паровоза. Журналист, потерявший свою панаму, присоединился к лейтенанту, и Колвина словно потащило к платформе. Следом за ним к вагону бросились еще пятеро Дублинцев и несколько дурбанских добровольцев во главе с майором.

Паровоз медленно двинулся вперед, люди навалились на стальной бок вагона, платформа слегка качнулась. Пули звенели о борта платформы, зарывались в землю у ног обливающихся потом от натуги людей. Локомотив методично бил в торец платформы, и Колину казалось, что он пытается сдвинуть с места скалу. Но на шестой раз вагон со скрежетом накренился и упал на насыпь. Пуля ударила в угольную кучу на тендере, осыпав замерших в изнеможении людей мелкой пылью.

Тендер двинулся вперед, но площадка машиниста, выступавшая за него на шесть дюймов, не проходила через угол перевернутого вагона. Паровоз раз за разом отходил на несколько ярдов назад, пытаясь оттолкнуть препятствие, но только сильнее прижимал его к опрокинутой при аварии платформе.

– Что будем делать, мистер?  –  машинист высунулся из окна, и пуля чиркнула всего в пяти-шести дюймах над его головой.  –  Может, потянуть вагон назад?

Журналист, взявший дело высвобождения застрявшего паровоза в свои руки, согласно кивнул.

Предложить было проще, чем сделать. Соединительная цепь паровоза не доставала до вагона, и все бросились искать запасную цепь. Нашли ее почти случайно, но после этого дело пошло как по маслу. Локомотив оттащил вагон назад, люди снова навалились, сдвинув его с места лишь на несколько дюймов, но этого хватило, чтобы путь был свободен.

– Капитан Холдейн приказал грузиться в вагоны, сэр, – сержант Даффи, тяжело дыша, взял под козырек, – раненых в первую очередь.

Но выполнить приказ не удалось. Когда локомотив со скрежетом протиснулся мимо поваленной платформы, оказалось, что сцепка  разошлась, и задние вагоны замерли на рельсах по другую сторону препятствия мертвой грудой металла. Капитан Холдейн не рискнул подогнать паровоз обратно к вагонам, опасаясь, что на этот раз он намертво застрянет, зацепившись за платформу. Решено было отходить под прикрытием локомотива, погрузив в тендер и в кабину тяжелораненых. Пока шла погрузка, взвод Колвина вернулся к оставшимся на путях вагонам, прикрывать отступление.