Текст книги "Я и мои (бывшие) подруги"

Автор книги: Ольга Эрлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Валя, отнесу это на счет гормонов, почему-то не хотела, чтобы кто-то знал о ее беременности. Но ведь ребенка не скроешь, да и зачем это делать!? Но, видимо, у нее были особые соображения, о которых теперь никто не узнает.

А потом настали голодные годы развала СССР, безработицы, безденежья, отчаяния и неизвестности. Валя бедствовала. Горячо любимую дочку пришлось отдать в лесной круглосуточный детсад, где ее хотя бы регулярно кормили и где ребенок в четыре года, как Ленин, научился читать. Валя страшно исхудала, потеряла сон и нервы, мучилась одиночеством и неустроенностью. Жила одним куревом, даже в один из моих приездов на какое-то время попала в отделение неврозов, где, по ее словам, оказались очень интересные люди. Она хваталась за любую соломинку, будь то работа, сомнительные подруги, или мужчины, способные помочь.

Я, обладательница статуса лучшей подруги, всегда спрашивала разрешения приехать в Москву и остановиться у нее. Другие, бывшие сокурсники или одноклассники, не были такими щепетильными, приезжали к ней, как к себе домой. Экономили на гостинице и ресторане. Ожидали накрытого стола и гостеприимства в его первобытном варианте, пользовались ее порядочностью и добротой. А она не могла отказать. У меня вызывали некоторые подозрения ее новые друзья и подруги. Я не понимала, что бывают ситуации, когда ты не можешь себе позволить разборчивость в отношениях. Слава богу, мне не приходилось переживать такие времена. А ей пришлось. И это не прошло бесследно.

С трудом она пошла на подъем. Окончила курсы, освоила новую специальность и компьютер, нашла сначала одну, потом другую – лучшую работу.

А потом мои зимние приезды к ним в Москву или летние «пролеты» через столицу прекратилась. Не спрашивайте меня, почему. Я просто не помню. Что за обстоятельства управляли тогда моей жизнью, и почему у меня не было сил или желания управлять ими – не помню.

Лень, текучка, нежелание повторять одно и то же? Или просто пришло время сделать перерыв в отношениях. Ведь всему в жизни свое время. Это было давно, еще задолго до европейского миллениума в 1999 и тем более до русского в 2000 году. Я не помню фактов, дат, событий. Такая у меня память, да и жизнь. Не временная, а эмоциональная, не сумма лет, а произведение эмоций и чувств. Вот последнюю нашу встречу помню именно из-за эмоций.

Она состоялась лютой московской зимой, скорее всего в феврале, когда холоднее всего. Я еще дубленку себе хотела купить, так меня впечатлили этот холод и москвички, все как одна в шубах и дубленках до пят.

У нас в Европе такое не носят. Стыдятся. Во-первых, считается варварством сначала мучить зверей на фермах в маленьких клетках, а потом убивать ради шкур. И потом, просто смешно ходить в соболях зимой, когда столбик термометра не опускается ниже плюс пяти. А когда в наши края попадает такая русская туристка в шубе до пола, то даже сдержанные местные жители недоуменно оборачиваются на нее, как на зверя из зоопарка с человеческой головой. Одним словом, милые женщины, соберетесь в наши края, не надевайте шуб – не поймут и не оценят, зря промучаетесь.

Но вернемся в морозную Москву. Мы втроем – Ира в шубе, Валя в дубленке и я в драпе на рыбьем меху – пошли на рынок покупать мне турецкую дубленку. Было весело, я что-то там мерила. А один честный продавец – обратите внимание на это странное выражение из двух слов, исключающих друг друга – сказал мне: «Женщина, не покупайте эту ерунду, у вас хорошее пальто». Ну, часто вы встречали подобное? Нет, чтобы впарить, а потом руки потирать. Значит, не всегда работает «не обманешь – не продашь». Неудивительно, что я запомнила этот эпизод.

В мои первые приезды я обычно жила у Вали, а к Ире ходила в гости. Валя жила одна. А у Иры дети, муж, одно время даже огромная собака. Я чувствовала себя стесняющим элементом, да и Валя мне по духу как-то ближе была. Потом картина изменилась, я попеременно жила то у одной, то у другой. Зависело это от разных факторов: наших планов, наличия билетов в театр, машины, близости к аэропорту.

В последний день, о котором речь, я должна была ночевать у Вали. То есть, накануне, проснувшись у Иры, мы пошли на рынок, где к нам присоединилась Валя, у которой я должна была заночевать в последнюю ночь перед отлетом.

Но в этот день у нас как-то не получилось гармонии, и, пробыв у Вали вторую половину дня и вечер, я спросила, не обидится ли она, если я переночую у Иры.

Она удивилась и обиделась. Хотя виду не подала. Но нам не надо было его подавать. Мы понимали друг друга. В тот день мне было легко с Ирой, а с Валей – нет. И я выбрала легкий путь.

Скорее всего, произошло какое-то минутное расстройство инструмента, ничего страшного, просто надо было подтянуть струны. А, может, у обеих выдался неудачный день или предменструальный синдром вмешался, или усталость, или не совпало настроение. Но как-то не комфортно нам было друг с другом. На другой день все могло бы получиться по-другому. А вот в тот вечер мне хотелось к Ире, к ее цыганскому табору, к ее непрекращающимся рассказам о трех детях, быте, книгах, театральных постановках, вечных дискуссиях с супругом. Валя обиделась, но если бы я осталась, вечер мог оказаться неудачным для нас обеих. Потому что мы привыкли быть откровенными друг с другом, и красная клюква натяжки или неискренности испортила бы ситуацию еще больше. Я думала, что нам обеим станет лучше, если я уйду.

Почему я так подробно все объясняю. Или даже оправдываюсь? Потому что это была наша последняя встреча. А мы этого, конечно же, не могли знать. Знал бы, где упадешь, соломку б подстелил.

Потом были еще какие-то письма и звонки с моей стороны. Помню, Валя все беспокоилась, что мне дорого обойдется телефонный разговор. Но той близости, той особой, которой отличается дружба, возникшая в детстве, фундаменте всей дальнейшей жизни, больше не было. Я имею в виду – в реальной жизни. Во внутренней она существует до сих пор.

Она могла бы возникнуть снова, как после большого перерыва случилось со мной и многодетной Ирой, потому что она никуда не исчезает, вообще ничто никуда не исчезает. Это закон термодинамики и жизни. Все остается в нас – куда ему исчезать, ведь душа бессмертна.

Пять лет спустя после нашей последней встречи в Москве мне неожиданно позвонила ее сестра и сообщила, что Валя разбилась на машине.

Шок, слезы, немота, беспомощные вопросы и подробное описание ненужных вещей: как они долго искали мой телефон, позвонили, а это оказался телефон моего бывшего мужа, он дал им мой новый… Боже, как же так?

Купила машину. Иномарку, в одиночку перегоняла ее в Москву, не справилась с управление на ровной дороге без встречного транспорта. Я потом узнала, что она водила плохо, но любила лихачить. Такая она была всегда – рисковая. Был в ней какой-то надрыв, какое-то решительное легкомыслие, такая русская черта – была, не была.

Мы поплакали по телефону. Сестра, убитая горем, я, ошарашенная и одуревшая от нелепости и ужаса такого известия. «Она из нашей семьи самая разумная была.

Только поднялась, начала хорошо зарабатывать, люди ее на работе очень любили».

Жизнь, где твой смысл и твоя мудрость!? Кому, кому нужна была эта смерть прекрасной, добрейшей, тонкой, неповторимой женщины в самом рассвете ее жизни!?

Осталась одиннадцатилетняя дочь, круглая сирота. В какого бога можно верить после этого, в какой высший разум, управляющий нами – марионетками? Я могу верить только в хаос. Да и от этого не легче.

Это было четыре года назад.

Я подумала тогда, что Валя стала уходить из моей жизни за пять лет до своего ухода из этого мира. Но я ошиблась. Она не ушла, она вернулась ко мне и уже никогда не уйдет. Я всегда чувствовала, что она меня любит. Боже мой, за что? И она умела это показывать. И я люблю ее, иначе мы бы не дружили так, как мы дружили.

Я никогда не забуду, как она утешала меня, когда дура-завучка, которую на пушечный выстрел нельзя было подпускать к детям, накануне выступления убрала меня из хора по причине роста, потому что, будучи на полголовы выше других, я нарушала линию.

Я всегда чувствовала ее любовь. Я чувствую ее и сейчас.

На небе стало одним ангелом больше. У меня появился свой человек в том, лучшем мире. Можно сказать, блат. И если мне плохо, я прошу: Валя, помоги мне.

И она помогает.

Глава 10
Кристин

Предыдущая глава несколько выбила меня из колеи – неудивительно, что я пару дней не могла подойти к тетради и продолжить начатое. Хорошее выражение – продолжить начатое, очень важно не опускать руки на полпути, а все начатое доводить до завершения. И к писанию относиться как к каждодневной работе, а не ожиданию «нападок» вдохновения. Аппетит приходит во время еды – эта мысль тоже помогает.

Итак, о чем же, милые женщины, мы поговорим сейчас?

Вчера по ТВ посмотрела интересную передачу в стиле реалити-шоу. Идея такова: две ведущие, модели, встречаются на передаче с двумя добровольцами, парнями-неудачниками, фриками, как их называют на английский манер, и в течение недели переделывают их в людей успешных. Обычно на кандидатов больно смотреть: неуверенные, стеснительные, закомплексованные донельзя.

Один из вчерашних кандидатов был изумительно хорош собой. Длинные волнистые волосы, огромные голубые глаза, прямой нос – просто герой древнескандинавского эпоса. И из себя далеко не глупый, здравомыслящий, даже с юмором. Девушки бы по нему сохли сотнями, не будь он таким закомплексованный, не стой он сам себе поперек дороги. В итоге ведущие его все же «перекодировали»: приодели, подстригли по-модному и сбросили с парашютом с самолета. Человек в первый раз разорвал паутину своих комплексов, сделал первый шаг на пути преодоления себя.

Обычно действительно достаточно одного шага. Потом все идет по восходящей.

Это был лишний пример того, что жизнь действительно такова, какой мы ее видим. Красивый парень не понимал силы своей красоты, не видел всех своих достоинств, вместо этого ненавидел себя за нерешительность и свои надуманные недостатки. Самолет ждал его часа два, пока он преодолел страх и решился сесть в него для прыжка. Зато потом! Какой триумф, какой восторг! Человек переродился на глазах. Как приятно и поучительно было наблюдать это перерождение. Вот что делает с человеком успех: окрыляет, внушает уверенность в себе и дает мужество продолжать.

Меня этот фильм навел на мысли сразу о двух моих бывших подругах.

Начну по порядку. Сначала о Кристин. Ей я посвящу глава о том, как плохо быть неуверенным человеком, когда у тебя для этого нет никаких оснований.

Я уже упоминала, что в свое время переболела комплексом иностранца. Он, как заразная болезнь, поражает в той или иной степени любого человека, попадающего в статус иностранца. Во-первых, ты становишься представителем меньшинства, что-то типа гонимого и презренного еврея в средние века или гомосексуалиста в современной Индии, которых до сих пор преследуют по закону и дают пожизненное заключение за их врожденное отклонение от «нормы». Кстати, до недавнего времени у них сажали и больных СПИДом. Сейчас этот закон отменили, видимо тюрем не хватило. Во времена моей молодости закон о гомосексуализме существовал и в Советском Союзе – статья за мужеложство, я еще в энциклопедии смотрела, что это за слово такое странное, на первый взгляд довольно невинное – положили куда-то мужика, вот он и лежит. Ан нет. Уголовное дело. Так что и мы недалеко ушли от Индии, на двадцать лет только опережаем.

Как бы то ни было, принадлежность к любому меньшинству – незавидная участь. Эта аксиома понятна всем, а потому закроем тему. Но даже если ты живешь в своей стране, в той или иной степени с комплексами знакомы все, кто еще не забыл период взросления, когда о себе имеешь самое нелестное и фантастическое представление, и создаешь проблему из всего подряд. Даже из своих достоинств. Я, например, не любила свой нос, считала, что он главная причина моего мнимого уродства, пока мама как-то не обмолвилась, что нос – лучшая часть моего лица. Сначала я, конечно же, впала в еще большую депрессию – значит, остальное еще хуже уродливого носа!

А потом произошел тот самый разрыв паутины: один взрослый парень сделал комплимент моей внешности.

Потом и другие люди отозвались о ней благосклонно, и я постепенно поняла, что я не уродка. А много позже уяснила, что молодая девушка никогда и ни за что не может быть уродкой уже просто потому, что она молода и свежа. И лучше, чем в юности, она уже никогда не будет. Вот так все перевернулось с головы на ноги, и я успокоилась. Сейчас, когда я рассматриваю старые фотографии, я восхищаюсь, какими мы все были хорошенькими: девочки-цветочки с одного цветника. Кто лилия, кто роза, кто василек, кто былинка попроще, но все – цветочки, все хороши по-своему, прелестны и неповторимы.

Девушки часто глупы. Они недовольны тем, что имеют. Кудрявая, которой завидуют все, хочет иметь прямые волосы, и за большие деньги ходит в парикмахерскую выпрямлять свои роскошные локоны. Высокая хочет быть маленькой. А маленькая готова носить самые сумасшедшие каблуки, чтобы быть выше. Плоскогрудая мечтает о силиконовых мячах. А пышногрудая наоборот, сутулится и сжимает утягивающим бельем свои щедрые дары природы. Люди не любят себя. Ах, как глупо. Пока ты себя не примешь такой, какая ты есть, окружающие будут инстинктивно чувствовать твое негативное поле и невольно избегать твоего общества. Я говорю прописные истины, которые, казалось бы, знает любой идиот. К сожалению, чем человек менее идиот, тем чаще он сомневаться в прописных истинах. Это я так пошутила, если что…

Моя бывшая подруга Кристин была очень симпатичной для своей нации девушкой двадцати одного года, когда мы с ней познакомились. Романтическая внешность Ундины: благородная худоба и аристократическая бледность, синие кроткие глаза, длинные – ниже пояса – распущенные волосы, профиль Анны Ахматовой – есть чем привлечь интерес противоположного пола. Вот она и привлекла внимание одного красивого парня, который женился на ней, сделал ребенка и оставил ее после двух лет совместной тихой жизни по причине этой самой тишины. Ему стало с ней скучно. Но жили рядом, общались без ненависти, вместе воспитывали ребенка, случался и «секс с экс».

Я работала тогда в книжном магазине, где впервые лицом к лицу столкнулась с таким понятием, как гомосексуализм. У нас работал сотрудник – очень эффектный мулат. В свободное время он серьезно занимался танцами, чуть ли не балетом, говорил по-русски, что в то время для меня было гигантским плюсом. Я с ним общалась по работе, кокетничала слегка, как любая нормальная русская женщина, – без этого как-то невежливо, – но все в рамках приличий.

У нас на Родине люди, сдается мне, хоть коллеги, хоть соседи, хоть попутчики, не забывают, что они мужчины и женщины. В той стране, где я живу сейчас, женщины в общей массе все же менее женственны, чем наши, и у них другой стиль общения с противоположным полом – я бы сказала какой-то бесполый, что довольно скучно.

Впервые увидев местных женщин, я поняла, что со своей вполне средней внешностью буду без труда и особых ухищрений выглядеть не хуже большинства из них.

Естественно, меня это порадовало. В Союзе надо было очень следить за собой – укладывать волосы каждый день, краситься в соответствии с модой, хорошо одеваться, чтобы не потеряться в море наших симпатичных от природы и ухоженности женщин. Здесь же я оказалась изначально – умытая и голая – не хуже большинства их женского племени.

В Европе женщины как-то меньше обращают внимание на внешность, косметику и моду – другие вещи для них важнее.

А мужчины спокойно к этому относятся, потому что ценят естественность и… не знают по-другому.

Когда-то больной Чехов писал из Европы, что он нигде не видел женщин, одетых безвкусней. Что-то в этом роде, я дословно не помню. Так вот, на свежий русский взгляд может показаться, что по-прошествие ста лет ничего не изменилось. Но должна вступиться за европеек: у них просто вкус другой, и приоритеты в жизни тоже совсем иные. Эти женщины, на наш евразийский взгляд, несколько проигрывают славянкам, у которых более развито желание и умение подать себя. Конечно, у европеек есть свои несомненные преимущества и качества, которым стоит поучиться.

Красивейшие женщины мира, супер-модели, актрисы – родом из Европы. Но славянки с их более мягкими, округлыми чертами лица, кажутся мне женственней и привлекательней. Хотя, я могу и обольщаться на сей счет…

Вернемся к мулату. Я, неискушенная русская девушка, как-то встретила его случайно в театре мюзикла, в фойе, поздоровалась, улыбнулась. В ответ напряженный взгляд мулата и явно неодобрительный – его спутника. Но и тут до меня еще ничего не дошло. Просветила меня моя спутница, в то время подруга и начальница – единственный раз была в моей жизни такая комбинация – очень красивая и милая женщина из местных. «Он же голубой!» Все проще простого. Человек работает с книгами, то есть он их читает и любит. Много ли мужчин читает? Потом, он танцует. Много ли гетеросексуальных танцует в балете? Он вежлив и мил, понимает женщин и дружит с ними? Какой «нормальный» их так понимает? Осел бы уже сложил одно к одному и получил два. А я все не догадывалась.

Потом меня просветили и по другому поводу. В нашем коллективе книжников из семидесяти человек было несколько одетых по-мужски, не очень женственных женщин. Ну, вы уже сообразили. Да, у нас было четыре лесбийских пары, одна бисексуальная пара и один гомосексуалист-одиночка, тот самый мулат. Восемь дам из лесбийских пар не удивили меня так, как одна бисексуальная.

Представьте картину: худая, средней наружности сорокалетняя женщина в мини-юбке, накрашенная, в бижутерии и при маникюре, редкостном для местных женщин, имеющая мужа и детей-школьников. И двадцатипятилетняя, пышущая молодостью и красотой наполовину русская девушка, безумно влюбленная в эту высохшую таранку! Причем, муж все знал, еще бы, женщины в обеденный перерыв целовались в открытую, сама видела.

Сейчас мне стыдно за свое удивление и даже осуждение, но тогда для меня это было ново и странно. Да и слово «толерантность» я еще тогда не слышала. Годы спустя, у меня даже был голубой приятель. Отличный парень: культурный, сентиментальный, с юмором. Мужчина-подружка, самая лучшая комбинация, надо сказать.

На этом завершу свой экскурс в мир сексуальных меньшинств и вернусь к нашей Ундине.

Как я уже упоминала, ее звали Кристин. Мы продружили за милую душу лет тринадцать. А познакомились на работе. Я тогда трудилась в книжном магазине в центре города. Прекрасная была работа, надо сказать, хотя тогда я так не считала – думала, что в состоянии выполнять более сложную и интересную работу. Как оказалось позже, пять лет, проведенные среди книг и людей, которые их читают, были лучшими в моей трудовой карьере.

Я как раз вернулась из отпуска, а Кристин за время моего отсутствия приняли на работу в наш отдел международной книги. В первый рабочий день во время обеда на кухне я рассказывала об отпуске. Мы, русские коллеги, всегда обедали вместе, обычно шумно и очень весело к явному или скрытому неудовольствию местных коллег.

Кристин сидела одна за своим столом. Как она потом призналась мне, ее поразила моя энергия, веселость и жизнь, которая в тот момент била из меня ключом.

Поразила и притянула, потому что она была прямой противоположностью мне. Хотя и у меня, естественно, случались моменты тихие, печальные и даже депрессивные.

Не всегда из меня бьет жизнь, иногда она замирает. Не подумайте, что я какой-то Ноздрев, которого невозможно выдержать больше пяти минут. Кристин же была тихой практически всегда. Типичный интроверт, хотя и с прекрасным чувством юмора и большим пониманием чувств других людей, даром эмпатии и сочувствия.

Мы нашли друг друга по принципу льда и пламени, то есть, по принципу дополнения, а не подобия. Она умела слушать, и, хотя я тогда говорила на ее родном языке довольно коряво, все равно терпеливо слушала. С моей стороны это было уже не бычье муканье или козье меканье со скотного двора, но еще далеко не свободное владение чужой мовой. Надо сказать, что на восемьдесят процентов своим теперешним знанием языка я обязана ей. Ее речь была речью интеллигентного, начитанного, дружащего с литературой человека. Не зря она потом закончила филологический факультет, проучившись, правда, ни много ни мало, десять лет. От нее я набралась вполне приличного литературного языка.

Мы каждый день виделись на работе, потом она приглашала меня в гости на вечерний чай. Позже, года через два-три, когда мы обе потеряли работу, мы продолжали встречаться у нее пару раз в неделю. Нам было о чем поговорить друг с другом, и мы рассказывали о своей жизни, о прошлом и настоящем, часами беседовали об умном и интересном. Она была в лучшем смысле этого слова любопытным человеком. То есть, ее искренне интересовало то, что я рассказывала. Сама она была человеком совсем другого образа мыслей: куда более толерантным, вдумчивым, милосердным, разумным, чем я.

Как многому я научилась у нее, как много она мне дала, как хорошо, что у меня была такая верная, умная, добрая подруга из местных. Благодаря ей я смогла лучше понять менталитет, культуру и образ жизни людей той страны, в которую меня занесла судьба. Именно она стала тем слабым корнем, которым я зацепилась за новую почву, чтобы выжить и, может быть, даже прижиться в ней.

Помню, в начале наших отношений она очень хвалила книгу Лоуренса, которую как раз читала. С ее подачи я тоже прочла «Любовник леди Чаттерлей», которая мне совершенно не понравилась. Это была моя вторая книга на иностранном языке. Первой был античный Плутарх об Александре, что же еще. Потом, с ее же подачи, я прочла дневники Анаис Нин, и мы много дискутировали о женских делах, о бытии женщиной. Она рассказывала мне о своем любимом Гете и Андерсене, я ей о Пушкине, вплоть до того, что подробно пересказывала сюжет Евгения Онегина. Я посвящала ее во все свои радости, проблемы и тайны. Она очень деликатно намекала на то, что пока я не оставлю мужа, моя жизнь не сдвинется с мертвой точки. Она была моей самой близкой подругой. Именно близкой. Этим сказано все. Я писала ей письма из отпуска, скучала по ней и первым делом по приезде на всех парусах бежала к ней. Я даже помогала ей делать ремонт! А уж это о чем-то говорит.

Мы совсем не ссорились. Может, это и не хорошо, что у нас не было такого полезного опыта противостояния, выяснения своих позиций и примирения. Вполне возможно, что она бывала недовольна мною, я – так точно, пару раз.

Вы помните еще, под каким предлогом ее оставил муж?

Ему стало с ней скучно. Я любила ее, поэтому она не казалась мне скучной. Если бы я ее не любила, то не знаю, может быть, и показалось бы. Но иногда мне мешало ощущение, что она не меняется. Ничего не предпринимает в своей жизни. Я не видела в ней развития. Я этого никогда не высказывала. Может быть, если общаешься с человеком так долго и часто, просто не замечаешь никаких изменений, так же как не видишь в зеркале своего собственного старения. А стоит встретить на улице одноклассника, которого не видел 10 лет, то сразу замечаешь и морщины, и лысину и брюшко.

Еще один момент удивил меня – ее необъяснимая для меня «скромность» – давно мы о ней не говорили. Я не могла понять, чего ей не хватает в жизни. Живет в своей родной стране, своей среде, имеет многочисленную родню, следовательно, общение и поддержку, имеет профессию, которую не надо подтверждать. Говорит на всем понятном языке. Молодая, красивая. Откуда у нее эти комплексы, эта зажатость и нерешительность?

Лучшие годы своей женской жизни, с двадцати двух до тридцати двух, она провела одна. Потом, уже после того, как я нашла свое женское счастье в лице моего теперешнего гражданского мужа, она, наконец, решилась и дала объявление в газете, и по нему познакомилась с мужчиной, с которым ей надо было расстаться после первой же встречи. Он оказался еще более тяжелым случаем, чем сама Кристин. Он происходил из обеспеченной, но неблагополучной семьи, где родители ненавидели друг друга, а их пятеро детей едва общались между собой. Все с грузом проблем и комплексов, одиночки или «синглы», как это теперь называется, все со страхом партнерства, все без опыта семьи, брака или хотя бы длительной связи с кем-то, и все, конечно же, без детей.

Наш герой кроме всего прочего еще и не блистал красотой, в отличие от Кристин, привлекательной женщины в расцвете лет. Ладно, как говорится, с лица воды не пить, был бы человек психически здоровый и не пьющий. Это минимум требований для мужчины. Хотя для любой женщины нормально искать для себя и своих потенциальных детей возможно лучшего представителя противоположного пола. Так распорядилась природа.

Поэтому, когда женщины соглашаются на никудышный вариант, это говорит об их собственной минимальной самооценке, о каком-нибудь «синдроме помощницы», или о любительнице приносить себя в жертву. Это печально, но встречается довольно часто. Итак, наш кандидат не тянул на минимум требований и нуждался в терапии, такой модной в той стране, в которой я живу.

Надо сказать, русские люди часто решают свои проблемы иначе, чем местные жители. Женщины звонят подругам, перемывают косточки начальнику, мужу или свекрови – в зависимости от того, кто ей в данный момент насолил. Подружки жалеют ее или вставляют мозги, если надо. Это наша доморощенная терапия. Мужчины часто поступают по другому стереотипу: выпил, подрался, проспался, и живем дальше. Тут разбираются в себе и своих мышиных заморочках с помощью психолога или психотерапевта (не путать с психиатром, это уже клиника).

Модны также группы взаимопомощи, медитации и других восточных штучек, семинары самопознания и иные хитростей. Одним словом, Европа, совсем другой уровень.

Наш герой «лечился» от несчастливого детства, семьи и жизни в среде себе подобных под названием «мужская группа». Когда я это услышала, мне все про него стало ясно. Дела не будет. Надо бежать, уходить огородами.

Кристин это стало ясно только через шесть лет.

Она непременно хотела жить с ним вместе и даже родить еще одного ребенка. Для него это оказалось непосильной задачей.

Сначала у обоих были двухкомнатные квартиры. Потом она переехала в трехкомнатную, в которой самая большая комната предназначалась ему. Но он только изредка останавливался там, сохранив за собой свою старую двухкомнатную квартиру в соседнем района. Бедная Кристин решила, что все дело в недостаточной территории и переехала в четырехкомнатную. Там ему принадлежали две отдельные комнаты, достаточно просторные, чтобы он не чувствовал себя ущемленным. Без результата. Кончилось все тем, что они поселились в двух отдельных квартирах в одном доме.

Но ничего не помогло. Чему быть не суждено, того и не будет. Шесть лет спустя, они разошлись в очередной и последний раз – но остались друзьями и… соседями.

Конец этой истории я пересказала вам с чужих слов, потому что уже не застала его. Мы с Кристин перестали быть подругами во время ее жизни в трехкомнатной. Не спрашивайте меня, почему мы раздружились, я не могу этого сказать. Могу только догадываться и предполагать, но достоверно я этого не знала ни тогда, не сейчас. И от Кристин я не услышала вразумительного ответа. Она просто перестала со мной общаться, ничего не объяснив, и все.

Позже, вместе с другой лучшей подругой Кристин по имени Ирис, которая сейчас стала моей хорошей приятельницей, мы обсуждали эту запутанную историю.

Складывали кусочки сего загадочного пазла, как Кай в свое время складывал для Снежной королевы из льдинок слово Вечность. Вместе с Ирис мы выработали рабочую версию.

Что же случилось на самом деле? Наш разрыв произошел года три назад. Надо сказать, что Кристин не посвящала меня подробно в свои мытарства с любимым мужчиной.

Она почему-то считала, что я не одобряю ее выбора. А Ирис посвящала, да так активно, что та уже и слышать ничего не могла. То есть, я мало что знала об их «семейных» проблемах, и самого мужчину мало знала, хотя, никогда ничего не имела против него. Кристин десять лет была одна, поэтому, когда она, наконец, нашла себе друга, я была рада за нее и желала ей только счастья с ним. Я считала, какой бы он ни был на мой взгляд, он должен устраивать ее, ведь ей с ним жить, а не мне. Если она жаловалась на него, то я, как всякая нормальная подруга, становилась на ее сторону. Например, она возмущалась, что ее друг зачитывал и обсуждал ее письма к нему на своей мужской группе. Тогда я сказала Кристин то, что она в тот момент хотела слышать: да, это некрасиво, ему надо было сначала спросить твоего согласия. Вот и весь мой грех.

Другого не припомню.

Но вы знаете, что вербальная информация лишь на двадцать процентов играет роль в коммуникации. Что-то Кристин чувствовала, может быть, была недовольна одним, а вину переносила на другого. Может, я ей просто надоела, и она стала избегать общения, причем не только со мной, но и с уже упомянутой лучшей подругой Ирис. А та была сердита на нее и даже по собственному почину хотела прекратить с ней дружбу. На нашем с Ирис «семейном совете» мы обсудили Кристин и всю ситуацию. Ирис спросила меня, как я собираюсь поступить, сама она собиралась прекратить эти отношения. Я же хотела разобрать бобровую плотину недоразумений и недосказанности.

«Она моя лучшая подруга. Я считаю себя обязанной помочь ей». Такова была моя позиция.

Но человек предполагает, а бог располагает. В итоге мы раздружились три года назад, а Ирис ни шатко, ни валко общается с ней до сих пор, хотя и не считает ее больше своей ближайшей или лучшей подругой, как раньше, а лишь одной из тридцати остальных.

Дело в том, милые женщины, что во мне изредка просыпается та самая библейская гордость, которая относится к числу семи смертных грехов. Гордость или гордыня по-старинному. И просыпается она всегда при одном единственном условии – если на меня наговаривают неправду.

Или напраслину по-старинному. Обвиняют в том, чего не было. Только в этом случае я реагирую гордо и решительно.

Я страдаю, злюсь, бешусь и недоумеваю.

А потом – ухожу.

Наверное, это очень неправильно. Из-за этой гордости как Вавилонская башня, разрушились три моих дружбы, которые очень много значили для меня. Из-за гордости случались и неприятности помельче, которые тоже задевали меня. Но пока что я не могу реагировать иначе. Я поворачиваюсь и ухожу навсегда. В конце-то концов, должны же и у меня быть недостатки. Иначе я была бы идеальной, и это было бы ужасно.