Текст книги "Беременная от моего друга (СИ)"
Автор книги: Ольга Джокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава 20.
Альбина.
Нет ничего хуже ожидания, когда время тянется подобно резине, а ты только и делаешь, что ждешь. По коридору туда-сюда бегают медсестры, а я как-то отрешенно смотрю на них. Пытаюсь ущипнуть себя и проснуться, убедиться в том, что это дурной сон, но эти приемы не помогают и я вновь возвращаюсь в реальность. Суровую реальность, где в моей операционной борется за жизнь Громов Илья.
Понимаюсь с места, делаю глубокий вдох-выдох и направляюсь туда. Я же прокляну себя, если сейчас не попробую. Если не попытаюсь ему помочь и просто сложу руки.
Сколько часов прошло с того момента, как его увезли от меня? Час, полтора? Совсем потерялась во времени.
Толкаю дверь в операционную и чувствую, как внутри меня всё ноет и болит. Над Громовым стоит Дашка. Вся мокрая от напряжения. На её лбу блестят капельки пота, она ни слова не произносит, глядя на меня. Я знаю, что ей сейчас сложно. И пациент сложный – мой Илья.
– Вроде бы все сделала как надо, а кровотечение не останавливается, – произносит негромко Дарья. – Взгляни свежим взглядом.
Я делаю шаг навстречу и напрочь выключаю в себе любые эмоции. Жалость и сострадание сейчас ни к чему. Он мой пациент, который нуждается в скорой помощи. Я – врач, который может ему помочь. Натягиваю перчатки, начинаю осмотр.
– Нарушение целостности паренхимы селезёнки, – произношу уверенным голосом, потому что раньше уже сталкивалась с подобным. – Нужно делать иссечение поврежденных тканей и накладывать глубокие швы.
Надя протягивает мне инструменты, а Дашка стоит рядом и молча за мной наблюдает. Я не могу осуждать её, она сделала всё, что могла. Просто я добавила несколько штрихов к её несовершенной работе, довела её до конца.
Проходит немного времени, прежде чем кровотечение удается окончательно остановить. Сердцебиение приходит в норму, как и пульс. Он жив. Он будет жить.
В висках до боли пульсирует и, кажется, что я совсем без сил, когда Илью увозят от меня в отделение реанимации.
* * *
– Как он?
– Пока не приходил в себя, – отчитывается медсестра. – Не волнуйтесь Вы так, я сразу же сообщу, если будут изменения.
На улице утро, мне пора ехать домой, к дочери. Я медленно киваю головой и направляюсь на выход из больницы. Ночь выдалась на редкость сложной, поэтому речи о том, чтобы ехать за рулем нет. Я вызываю такси, забираюсь на заднее сиденье автомобиля и называю адрес.
От работы и до дома успеваю ненадолго закрыть глаза. Не засыпаю, нет, просто представляю, как Илья идёт на поправку. Как приходит в себя, как с него постепенно снимают повязки. Как рассасываются швы, а кожа лица приобретает здоровый оттенок.
– Приехали, – слышу голос таксиста и протягиваю ему купюры.
Когда прохожу в дом, то замечаю на руках у Ромки нашу дочь. Викуля капризничает, сует кулачки в рот и жалобно хнычет.
– И так всю ночь, – Игнашев тут же отдает мне малышку. – А мне, между прочим, собираться на работу.
– Ты обещал, что до обеда останешься дома, – целую пухлую щёчку и иду следом за ним.
– Знаешь, что, Аль, мне твоя работа поперек горла, – останавливается, смеряет меня раздраженным взглядом.
– Ты же знаешь, что я иду на повышение квалификации, Рома.
Малышка замолкает в моих руках, словно чувствует, что между родителями сейчас рванет буря. Ромка достает из шкафа выглаженный мной костюм и свежую рубашку. Выглядит взвинченным и злым и плевать он хотел на свои обещания.
– Твоя работа приносит сущие копейки, зато хлопот от неё больше, чем от моей. Так может стоит её сменить?
– Я больше ничего не умею, кроме как лечить, – осторожно опускаю дочку в кроватку, протягиваю ей игрушку и с умилением наблюдаю за тем, как она увлекается. – После ночной смены я всего лишь хочу спать.
– Аль, ты извини, что вспылил, но я сегодня действительно занят, – вздыхает Игнашев. – Вызови няню на крайняк, а я ушёл.
Он бегло целует меня в губы и направляется на выход, и я только успеваю выкрикнуть ему вдогонку информацию про Илью.
– К нам ночью привезли Громова, – Ромка останавливается в шаге от входной двери. – И я… я спасла его. Ты бы видел в каком состоянии он был…
Меня прорывает и я начинаю плакать. Плевать, что подумает он. Игнашев разворачивается на сто восемьдесят градусов, виновато смотрит в мою сторону и походит ближе. Обнимает меня за шею и притягивает к себе. Он должен был узнать это от меня. В конце концов, Илья его друг и бизнес-партнер.
– Ты молодец, Аля. Это я урод, потому что накричал на тебя. Ты умница у меня, слышишь, – он целует моё лицо, солёное от слёз и нежно гладит голову. – Как он, Аль? Как Илья?
– Пока без сознания, но я уверена, что будет жить.
– Отлично же, моя хорошая. Ты иди отдыхай, а я сейчас вызову няню. Отдыхай, ты у меня молодец…
Я благодарно киваю и направляюсь в спальню. Слышу, как щёлкает дверь. Достаточно быстро приезжает няня, но нам с Викулей она ни к чему – мы спим на огромной двухместной кровати и просыпаемся только тогда, когда за окнами темно.
Телефонный звонок заставляет меня встрепенуться. Я тяну руку к мобильному и тут же снимаю трубку.
– Альбина Сергеевна, Вы просили сказать, если будут изменения.
– Да, Катя, продолжай, – произношу нетерпеливо. – Что с Громовым?
– Он в себя пришёл.
Глава 21.
Альбина.
– … утром сделали переливание крови, укололи обезболивающее и сменили повязки, – отчитывается медсестра, которая заступила на смену.
Мы идём по длинному коридору прямо к его палате. Сердце предательски стучит и кажется, что этот стук слышно не только мне. В реанимацию посторонним нельзя, но я, к счастью, имею право беспрепятственно проходить все посты.
– Спасибо, Оля, – останавливаюсь у двери палаты и намекаю ей, что на этом всё – ей пора уходить.
Оля понимающе кивает и оставляет меня одну. Не знаю, почему я медлю, но стою у двери ещё несколько секунд. Чувствую себя школьницей на первом свидании – поправляю прическу, одергиваю вниз короткий халат и невероятно волнуюсь.
Толкаю дверь от себя и ощущаю приятное тепло, разливающееся по телу. Громов не спит. Когда слышит шум, поворачивает голову в мою сторону. Его лицо выглядит бледным, на нем сплошь кровавые ссадины и порезы, а область живота буквально окутана бинтами, но он всё равно улыбается уголками губ, внимательно за мной наблюдая.
Могу только представить, как ему сейчас больно – после полученных травм и хирургического вмешательства нужно время и силы, чтобы прийти в себя. Но я не собираюсь его жалеть – знаю, что он этого не любит. Вот только мысль о том, что я могла его потерять никак из головы не выходит.
– Привет, Илья, – медленными шагами прохожу по палате. – Если ты хотел увидеться, то мог бы выбрать не такой изощренный способ.
Стараюсь шутить, но мой голос дрожит и кажется, что я вот-вот сорвусь и расплачусь. Но мне всё же удается развеселить Громова, потому что улыбка его становится шире.
– Здравствуй, Альбина, – произносит хрипловатым голосом Илья.
– Как ты…? – в горле образовывается тугой ком, мешающий мне нормально говорить.
– Кудряш, подойди ко мне, я не кусаюсь, – произносит Громов.
Я слушаюсь его и делаю несколько шагов навстречу. Сажусь на край кровати, осторожно тянусь к его руке и накрываю своей. Его синие глаза непрерывно на меня смотрят. Так глубоко и долго, что хочется в них утонуть.
– Я испугалась за тебя, Илья, – говорю почти шепотом. – Пообещай, что больше не станешь меня так пугать.
Громов приподнимает в воздух руку и касается моей щеки. Его прикосновение вызывает у меня целую гамму эмоций, потому что он гладит меня пальцами особенно нежно и горячо.
– Все будет хорошо, Кудряш.
Дверь в палату открывается, и медсестра Оля заносит штатив с медикаментами, которые нужно вводить Илье внутривенно. Всё же, реанимация – это не место для таких вот спонтанных свиданий и встреч.
Я отшатываюсь в сторону, делаю вид, что изучаю историю его болезни, но, судя по смеющейся улыбке Громова, из меня совершенно никудышная актриса.
* * *
– Прикроешь меня, я хочу свинтить пораньше, – просит Дашка под конец рабочего дня.
Заведующий отделением у нас очень строгий, поэтому опоздания и любые нарушения дисциплины заканчиваются прилюдной поркой и выговором.
– Ты куда собралась? – отрываю взгляд от бумаг и смотрю на подругу.
Она подводит губы красным, обильно пудрит нос. Распускает свои длинные волосы, и довольная собой, крутится перед зеркалом.
– На свидание, – звучит её ответ. – Он холост, никогда не был женат, ипотек и кредитов нет, и, кажется, совершенно не употребляет алкоголь.
– Закодирован? – спрашиваю шутя.
– Тьфу на тебя, Аля! – обиженно кривит губы подруга. – Лучше пожелай мне удачи!
– Удачи, Даш. Я правда надеюсь на то, что в этот раз у тебя всё получится.
Подруга убегает, оставляя меня в ординаторской одну. Рабочий день подбегает к концу, больничные коридоры опустели, а моё волнение за самочувствие Громова всё равно зашкаливает. За эти часы я уже, должно быть, достала медсестру Олю своими вопросами и звонками.
Во время обеденного перерыва я всё же собралась с духом и позвонила его матери для того, чтобы успокоить. Обычно такие слова мне даются с огромным трудом, но тут у меня нашлись мотивы и силы. Сказала, что нужно немного подождать и её обязательно пустят к сыну.
На столе вибрирует мобильный и я, не глядя на экран, снимаю трубку.
– Аль, ты скоро заканчиваешь? – спрашивает Ромка.
– Через полчаса буду свободна.
– Я хотел бы увидеть Илью. Устроишь встречу?
– Прости, у меня нет таких полномочий, Ром. Я даже матери его не разрешила приходить, пока Громова не переведут в общую палату.
– Жаль, – вздыхает Игнашев. – Давай я заберу тебя?
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Ромка заверяет меня, что будет возле больницы примерно через полчаса. Я начинаю собираться, но решаю ещё раз спросить у медсестры как там Илья. Прохожу по больничному коридору, иду к посту, но на месте никого не обнаруживаю. Ноги сами несут меня в палату Громова. Толкаю дверь от себя и замечаю, что Илья уже ходит.
Он подходит к раковине и умывает лицо. Вид его полуобнаженного тела заставляет меня нервно сглотнуть. Он… мощный, сильный и по-прежнему красивый.
Увидев меня на пороге заканчивает умываться и закрывает ржавый кран. Тянет руку к полотенцу и вытирает капли воды, стекающие по лицу.
– Тебе, наверное, больно ходить? – спрашиваю, глядя на перебинтованный живот Ильи.
Спрашиваю не как врач, а как женщина у которой глядя на него душа болит.
– Не больнее, чем танцевать с вывихнутой ногой, – отвечает Громов.
Я улыбаюсь, потому что этот случай произошел со мной на свадьбе у наших старых знакомых. В разгар веселья я споткнулась и подвернула ногу, но уходить с танцпола не спешила, пока не выиграла один весёлый конкурс. Сейчас уже и не помню, в чём была суть и каким был выигрыш. Помню только, что Илья нёс меня на руках до травмпункта, а я смеялась, несмотря на боль, и твердила, что ещё не натанцевалась.
– Я тогда много выпила, – произношу, смеясь. – Поэтому боли почти не ощущала.
– Я бы тоже сейчас с радостью выпил, но мой лечащий врач мне не разрешает, – качает головой и делает шаги мне навстречу.
– Глупые шутки, Илья, – отвечаю с придыханием.
Упираюсь спиной в закрытую дверь и тяжело дышу. От него пахнет медикаментами, но этот запах будоражит мои чувства не меньше дорогого парфюма.
Он близко. Настолько, что смело берет меня за шею и приближает к себе. Его губы теплые, немного шероховатые и настойчиво целуют. Язык раздвигает мои губы и ласкает мой рот, вызывая легкое головокружение и отчётливую пульсацию внизу живота.
Обхватываю ладонями его колючие щёки и отвечаю на поцелуй. Одна рука Ильи свободно опускается на мою талию, гладит спину, скользит ниже и дерзко сжимает ягодицы, вырывая у меня из груди сдавленный стон.
Илья Громов – мой бывший муж, отношения с которым, как мне всегда казалось, остались далеко в прошлом. Сейчас для меня совершенно не имеет значения всё то, что было до этого и что будет после. Мои чувства к нему, словно птица Феникс возродились из пепла.
Глава 22.
Альбина.
– Мне нужно будет сделать остановку по дороге. Не против? – спрашивает Рома, когда открывает для меня дверцу своей машины.
– Не против, – плюхаюсь на соседнее место и, закрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла.
Чувствую себя ужасным человеком, который только что совершил особо тяжкое преступление. На душе висит груз вины за то, что всё так глупо получилось. Если отбросить сейчас всю лирику получается, что год назад я воспользовалась Ромой как донором, чтобы зачать и родить ребёнка. Родила для себя, потому что я по-прежнему считаю Вику только своей дочерью.
Нет, чувства у меня к Роману есть, но это что-то совсем другое, кардинально отличающееся от Громова. У меня к Игнашеву огромная благодарность и уважение. К Илье – страсть, боль, чувства на грани, по лезвию ножа.
Рома как мог пытался поддерживать меня после развода. Говорил комплименты, вытаскивал меня на прогулки, в рестораны и кино. Если бы не он, я бы чокнулась давно или вскрыла вены как минимум.
– Был сложный день? – спрашивает Игнашев, выезжая с парковки.
– Совсем немного, – произношу в ответ, не раскрывая глаз.
Боюсь, что как только их открою он всё для себя поймет.
Илья всегда привлекал внимания женщин, но поводов ревновать его не давал, а может раньше я просто не придавала этому значения. До тех пор, когда я стала по-настоящему уязвима, лишившись Полины. Вместо того, чтобы поддерживать друг друга мы отдалились. Вместо того, чтобы стать сплочённее, мы стали будто бы по отдельности.
В этот непростой для нас период я случайно наткнулась на сообщения от неизвестной мне женщины в телефоне своего мужа. Перед глазами всё поплыло от шока, потому что такого удара в спину от Громова я не ожидала. И я будто бы прозрела, осознала, что нас уже больше нет и не будет.
Первое время винила и себя тоже. Возможно, Илье было сложно рядом с такой женой, которая кардинально изменилась после утраты ребёнка. Да, я стала закрытой, малообщительной, совершенно не притягательной и пустой. Но всё это было временно. Мне просто нужно было пережить, перестрадать, переждать. Я же хотела родить ему ещё одного ребёнка, сразу же после родов Полины. Да только у нас ничего больше не получилось.
На одном из праздников наших друзей, встретившись с Ромкой Игнашевым, я призналась ему почему выгляжу грустной. Не ждала, что он сдаст товарища и примет мою сторону, но, наверное, выглядела настолько жалкой, что Ромка прокололся и подтвердил мои догадки. Мой муж Илья и его новая помощница Валерия трахаются у меня за спиной. И что самое обидное, отношения у них не разовые, а самые что ни есть серьезные, ведь Громов помогает Валерии возить в поликлинику её ребенка.
Во мне тогда взыграла дичайшая ревность. Не потому, что он трахает другую, а потому что он так скоро предал память нашей Полины.
– Как там Громов? – интересуется Ромка, набирая скорость.
– Пришел в себя, – отвечаю дрожащим голосом.
– Надо же, – произносит Игнашев. – После такой-то аварии. Думаю, он по гроб жизни должен быть обязан тебе. Ты же его лечащий врач?
Ромка бросает на меня короткий взгляд, отчего я сильнее вжимаюсь в сиденье, наверняка выдавая себя с потрохами. Ужасная я актриса, а он этого вранья не заслуживает.
– Я, но хочу передать его Дашке. Всё же у меня слишком много своих пациентов.
– Правильно, Аль. Ты у меня трудяга, я всё понимаю. Но ты не обязана вести Илью, даже несмотря на то, что близко его знаешь.
Груз на душе становится всё больше. Мне хочется прямо сейчас рассказать Ромке, что я запуталась в себе, но он неожиданно останавливает свой автомобиль у банка и просит меня подождать. По мере того, как долго он отсутствует, моя уверенность в собственных силах и том, что нужно признаться в предательстве, медленно тает.
Ромка возвращается спустя пятнадцать минут. Озадаченный, взволнованный. Захлопывает дверцу, тяжело вздыхает.
– Ром, я хотела с тобой поговорить, – начинаю.
– Я тоже хотел, Аля, – произносит Рома, повернувшись ко мне. – Знаю, что в последнее время был не очень хорошим семьянином и отцом, но я готов исправиться.
Выдыхаю и на него не смотрю. Как же всё сложно в жизни. Мне гораздо проще провести пятичасовую операцию, чем сказать простые, казалось бы, слова своему мужчине.
– Ром, всё нормально…
– Нет, ненормально, Аль. Просто я погряз в своей работе, – его голос неожиданно срывается на крик, подобие истерики. – На меня столько всего навалилось, что залезть в петлю только ты и Вика не даете.
– Что ты такое говоришь, Ром, – пугаюсь и всматриваюсь в его серьёзное лицо.
У меня однажды было похожее состояние, и только он помог мне из него выбраться.
– Давай уедем? На выходных рванем загород – в пансионат, где много свежего воздуха, бассейн, СПА, никаких лишних лиц. Прошу тебя, Аль, – умоляет Игнашев.
– Мне нужно подумать, Ром.
– У тебя есть время до выходных, я не тороплю, – опускает руки на руль. – Просто нужно заранее забронировать номер.
– Угу.
– Ладно, поехали домой, – заводит автомобиль Игнашев. – Я дико устал и проголодался. И Вику хочу увидеть.
Вернувшись домой Ромка без устали носит малышку и особенно нежно прижимает её к себе. И я ломаюсь. Не могу вновь набраться смелости, чтобы признаться ему в том, что я предала его. Телом, сердцем, душой. Я целовалась с Ильей и ни капли об этом не жалею – наш поцелуй был взаимным, выворачивающим и оголяющим нервы и эмоции, страстным, живым, настоящим. А я так отвыкла испытывать подобные чувства.
* * *
– Ты собрала свои вещи? – спрашивает мама, приехав к нам с малышкой в гости.
Она отличная бабушка – не может и дня прожить без новостей о внучке. Стоит только позвать её в гости, как она тут же примчит и поможет. Вика, впрочем, отвечает ей взаимностью – радостно улыбается и с удовольствием идёт на ручки.
– Куда? – отрешенно отвечаю я, нарезая салат.
– Как куда? В пансионат!
– Господи, ты-то откуда о наших планах знаешь? – отбрасываю нож в сторону и злюсь.
– В отличии от тебя, Ромочка мне каждый день звонит. Самый лучший зять в мире, – мать целует Викулю в пухлую щечку и дает мне понять, что дочь я никудышная.
– Это наши проблемы, поедем мы или нет. Я ещё не решила.
– Нет уж, Альбина. Рома пригласил и меня, чтобы я нянчилась с малышкой, пока вы вдвоем ходите на СПА-процедуры, – продолжает мама. – Знаешь, ты совершенно не учишься ничему. Семья это куда сложнее, чем тебе кажется. Сложнее, чем любовь, чем страсть и похоть. Ты должна быть мудрой, Аля.
– А я глупая? – спрашиваю с усмешкой.
– Судя по тому, как ты витаешь в собственных мыслях и гипнотизируешь свой телефон – да, глупее некуда.
– Я не…
– Брось, Альбина, – не дает мне закончить мама. – Я прекрасно знаю про Илью и про то, что он находится у тебя в отделении. Это не любовь уже, Аля. Это зависимость и болезнь.
– В медицинском справочнике нет такой болезни, мама, – отвечаю я.
Она гордо вскидывает голову и выходит из кухни, бросая мне напоследок:
– Хочешь ты этого или нет, но я уже дала согласие вместо тебя Роману.
Глава 23.
Илья.
– Удалось узнать что-то новое? – спрашиваю у Олега, который прилетел из Питера меня навестить.
– Мы собрали материалы со всех камер наблюдения в округе, но номер на автомобиле был испачкан грязью. Сейчас ищут конкретно по марке машины, зарегистрированной в Москве.
– Молодцы. Ты свисти, если будет что-нибудь известно, – киваю я.
Олег делает пометки в своем ежедневнике, с которым носится всюду, и вновь переводит взгляд на меня.
– Хорошо, Илья Владимирович. Что-нибудь ещё?
В дверь палаты, куда меня недавно перевели из реанимации, тихо стучат. Так делает только Альбина. В дверном проеме показывается её кудрявая шевелюра и я непроизвольно улыбаюсь. Я совру, если скажу, что мне не льстят её частые приходы ко мне. Она волнуется о моем самочувствии, изводит этим медсестер и требует ко мне повышенного внимания со всех сторон. Лечащим врачом подругу свою поставила, но это не мешает ей наведываться ко мне чаще других.
– Ой, я не вовремя, – её идеальное личико с легким макияжем заливает густой румянец. – Громов, я к Вам чуть позже зайду.
Выглядит Кудряшова просто изумительно – короткий белоснежный халатик обтягивает стройную фигуру с четко очерченной талией и открывает взору бесконечно длинные ноги. Несмотря на то, что в палате всё ещё сидит Олег, это не мешает мне возбудиться при взгляде на неё.
– Останьтесь, Альбина Сергеевна. Олег уже уходит, – произношу строгим голосом, заставляя своего зама тут же подняться с места.
К счастью, он у меня понятливый. Олег откланивается, пожимает мне руку, говорит: «До свидания» Альбине и бесшумно прикрывает дверь в палату.
– Это у нас ролевые игры такие? – спрашиваю, преодолевая расстояние между нами и свожу его практически к нулю.
От Кудряшовой пахнет сладкими духами и клубничной жвачкой. Грудь тяжело вздымается, потому что я близко к ней подхожу.
– Громов, я не говорила разве, что у Вас постельный режим? – спрашивает шутливо-серьезным тоном.
– Впервые слышу, – прижимаю её к стене, чувствуя, как вздрагивает её тело.
– Обманщик, – успевает сказать прежде чем я накрываю её рот своим.
Альбина отвечает на поцелуй несмело и даже пытается слегка меня оттолкнуть, упираясь руками в мои плечи. Но спустя несколько секунд короткого противостояния всё же сдается, обхватывает мою шею рукам, целует в ответ. Она такая хрупкая и нежная, что кровь моментально в удвоенном режиме приливает к паху и всё чего я хочу на данный момент – взять её прямо в этой палате.
– Нас могут увидеть, – произносит, слегка отстраняясь.
Я подхожу к двери, запираю её на замок, возвращаюсь к Кудряшовой и ставлю руки по обе стороны от её головы. Она безумно красивая – часто моргает своими длинными ресницами и скользит по мне взглядом. Смотреть на неё хочется безотрывно, но целовать хочется не меньше.
– Теперь уже не смогут.
– Ты сумасшедший, Илья.
Она вздрагивает от каждого моего касания к телу. Медленно дотрагиваюсь губами к шее и целую ту самую родинку, которую мечтал. На секунду даже кажется, что Кудряшова – опять моя жена. Но потом перед глазами возникает образ Игнашева и я вспоминаю, что Альбина по-прежнему не моя. Только отношения моего к ней это не меняет.
Кудряшова глухо стонет, когда я пробираюсь рукой под короткий халатик и касаюсь пальцами кружевного белья. Голову сносит конкретно и всё что меня останавливает это она.
– Не надо… Пожалуйста, не сейчас, – открывает глаза, мотает головой. – Я… мне нужно поговорить с Ромой. Не могу врать ему и делать это у него за спиной.
Отстраняюсь, тяжело дышу, ревную. Дубовый стояк в штанах давит на ширинку.
– У меня к тебе всё серьезно, Альбин, – произношу со злостью, потому что перед глазами всплывают красочные картинки того, как её целует другой.
Пять лет жил без неё, только и делал, что убивал в себе эти мысли, а сейчас не могу, не справляюсь. Захлебываюсь ревностью, хочу быть собственником, хочу, чтобы засыпала только со мной. Жду, когда мне не придется делить её с другом.
– Мне нужно только твоё согласие – я тут же заберу тебя и Вику от него.
– Это сложно, Громов, – кусает до красноты губы и тяжело вздыхает.
– Я с ним поговорю, если ты переживаешь.
– Нет! – почти вскрикивает. – Нет, пожалуйста. На этих выходных мы… едем загород.
Кровь во мне закипает и разгоняется по венам. Был бы сейчас рядом Роман, я бы с удовольствием забрал у него право называть её своей женой.
– Я что-нибудь решу. Скажу ему, что запуталась и хочу побыть одна. В своей квартире. Мне правда нужно время, Илья.
– Ты запуталась? – удивленно вскидываю брови потому что до этого момента был уверен, что она окончательно перешла на мою сторону.
– Когда умерла Полина, я залезла в твой телефон, – часто дышит и опускает глаза в пол. – Каюсь, это плохо, но на дисплее моргнул значок входящего сообщения и первые строки, не открыть которые было невозможно.
Боюсь прервать её и слушаю внимательно. Наверное, для этого разговора должно было прийти время, жаль только, что интервал получился слишком большой.
– Валерия, твоя помощница, – уточняет Альбина. – Признавалась тебе в любви и говорила, что быть без тебя не может. Я бы, возможно, стерпела её признания, если бы не увидела вас лично. Ты привез её и ребенка в платную лабораторию. Я тогда смотрела на вас со стороны и ревностно думала, что вы неплохо смотритесь. И она, в отличии от меня, ещё сможет родить тебе однажды ребёнка. Потом я увидела, как она поцеловала тебя. В щеку, правда, но для меня это не имело значения. Ты предал меня и предал Полину и ещё одного твоего предательства я больше не вынесу.
От злости закидываю голову к потолку. Из ушей разве что пар не валит. Нервно бью кулаком о стену, до кровавых ссадин на костяшках. Разворачиваюсь к Альбине спиной, с силой бью ногой по журнальному столику. Бумаги тут же летят на пол, у столика ножка отваливается.
Кудряшова закрывает рот рукой, в дверь палаты громко стучат.
– Всё в норме, оставьте меня! – кажется, от палаты тут же отходят. – И ты, увидев это ничего мне не сказала, Альбин? Просто молча сказала, что разлюбила и поэтому ушла?
Перевожу на неё взгляд, вижу, что Альбина согласно кивает.
– Блядство! Я никогда не трахал Леру! Никогда! Могу привезти тебе её лично, и она подтвердит мои слова, – Кудряшова закрывает глаза и пытается удержать выступившие слёзы. – Сообщения от неё были, но если ты не видела, то я никогда на них не отвечал. Возил в поликлинику её ребёнка, потому что тот был болен ДЦП, а машина Валерии была в автомастерской. Поцелуй в щёку… да это, мать твою, было просто в знак благодарности. Спонтанность, которую я обычно пресекал, а при первой же возможности перевел Леру на работу в компанию к Васнецову.
– Но Рома сказал… – она глубоко втягивает в себя воздух. – Он подтвердил, что между вами отношения. Говорил, что ты лично рассказывал ему в каких позах трахал свою помощницу.
Её голос тоже срывается на крик и теперь я чётко вижу, что она плачет. Подхожу к ней ближе, вытираю пальцами выступившие слёзы, опять целую, чувствуя её напряжение. Сжимаю пальцами её ягодицы, вжимаю в стену и по-собственнически пробираюсь языком в её рот. Хочу её сильно и до безумства. Хочу пометить и сделать её своей. Хочу, чтобы на каждом участке её бархатной кожи стояли мои метки.
Подхватываю её руками за бедра, упираю в стену и развожу ноги в стороны. Одной рукой расстегиваю ширинку и, достав эрегированный член, приближаю к её входу.
Кудряшова мокрая и тихо стонет, когда я размазываю её влагу вверх и вниз. Когда ласкаю клитор головкой, закусывает нижнюю губу и впервые поднимает на меня замутненный взгляд.
– Я трахал только тебя, Альбина. И дальше буду трахать. Часто, долго, когда захочу, слышишь меня… Пальцем ему не позволю тебя коснуться. Ты только моя.
Она коротко вскрикивает, когда я вхожу в неё до упора. Когда насаживаю на себя и несдержанно вбиваюсь, чувствуя, как узко мой член сжимают стенки её влагалища. Опускаю взгляд вниз, потому что хочу смотреть какая она там нежная, как идеально выбрита и подходит только мне, потому что создана для меня.
Почти не чувствую боли в области швов, плевать я на них хотел.
В палате раздаются влажные звуки. Шлепки, которые возбуждают и заводят всё больше и больше. Её стоны мне на ухо и острые ногти, которые даже сквозь футболку царапают спину. Вбиваюсь в неё чаще, глубже, выбивая из неё крики. Закрываю её рот своим, потому что в больнице картонные стены и нас могут услышать.
Кудряшова резко выгибается и сильнее вдавливает наманикюренные ноготки в мои плечи. Члену становится в ней теснее, и я понимаю, что она вот-вот кончит. Вспоминаю, как она делала это раньше – приоткрывала пухлый рот буквой О, до крови губы кусала и мелко в моих руках сотрясалась. Внутри меня появляется чувство ностальгии, потому что сейчас она делает это точно так же.
Мой финал наступает тут же, следом. Достаю из неё член весь в её влаге и кончаю на её промежность, собой помечая.
Мы тяжело дышим, я осторожно ставлю Кудряшову на пол и прохожу по палате в поисках салфеток. Несмотря на разрядку мне хочется её еще – эгоистично и долго трахать.
Альбина стоит словно фарфоровая кукла – красивая, обездвиженная, когда я её вытираю. После того, как убираю с неё свои следы, она поправляет белье, одергивает вниз платье и короткий халатик. Приглаживает взъерошенные волосы и направляется на выход из палаты.
– Я всё ему скажу. Завтра же. Только выберу удачный момент, – произносит тихим голосом, когда открывает дверь.
Я ничего не отвечаю. Знаю, что, несмотря ни на что, она принадлежит мне по праву и обязательно будет моей, чего бы мне это не стоило.
