Текст книги "Положительная нота (СИ)"

Автор книги: Ольга Дервиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Добрый вечер, – произнесла.

Парень лишь взглянул исподлобья и, даже не кивнув, но, оглядев кухню на предмет готовой еды, развернулся и пошел в сторону лестницы.

Последнее время, с тех пор, как хозяин попал в больницу, прокатившись с этой вертихвосткой, которой права, видимо, купили, в доме редко произносились слова. Илья приходил домой только ночевать, а в редкие случаи, когда появлялся дома днем, только здоровался. Сегодня, видимо, и этого для домработницы было излишним.

Люба всё никак не могла взять в толк, чем не угодила младшему хозяину. Она ни разу не дала повода думать о себе в каком-то неверном ключе. Но с первого же дня, как Илья появился в этом доме, между ними выросла стена отчуждения и негатива. Да, возможно, ему не нравилось, что она имеет виды на Станислава, но ведь он такой… Мужчина с большой буквы. Что плохого, если она иногда позволяет себе о нем мечтать? Ведь не лезет же она со своими романтическими чувствами на показ. Мальчишка как-то заметил то, чего не замечал сам хозяин в течение долгих лет. И теперь выказывает своё несмышленое «фи», делая ситуацию публичной.

Люба несколько раз навещала Станислава в больнице, но, как бы ни хотелось делать это чаще и дольше, Станислав неизменно просил ее не заострять внимание на его недугах и лучше заботиться о доме. Вероятно, – думала Любовь, – мужчине неприятно предстать перед женщиной в немощном виде, стесняется, поэтому и просит ее не задерживаться у больничной койки.

О том, что Ксения и ее дочка тоже пострадали, Люба знала. От Станислава же. Их недолгие разговоры включали в себя и эту тему тоже. Но как бы про себя ни злорадствовала Люба в адрес вертихвостки, не могла не пожалеть ребенка. Такое счастье дано не всем, она знала это не понаслышке, и искренне сожалела о случившемся с девочкой. Да и Стас, видно, переживал, хоть и не замечала она в нем каких-то отеческих порывов. Даже к собственному сыну он относился как к другому мужчине, не к ребенку, хоть и пытался поначалу его перевоспитать.

Ужин тем временем был готов, и Любовь поднялась к спальне младшего Речинского и постучала, не входя.

– Илья, ты будешь кушать? – спросила через дверь.

– Да.

– Всё готово.

Ответа не последовало. Принести ему? Сам спустится? Что за человек, неужели трудно произнести лишнее слово?

Пожав плечами, женщина спустилась, наложила себе еды на тарелку и села ужинать перед телевизором.

Илья вернулся домой вымотанный морально и физически. Универ, музыка, отец со своей фирмой, неприятные новости в больнице… На приветствие для Любы не оставалось ни сил ни желания. Все новости, как он знал, она получала непосредственно от отца, домашнее хозяйство его не касалось, поводов разбрасываться лишними словами Илья не видел. А насчет поздороваться… так утром виделись, вроде. Чего зря воздух сотрясать никому не нужными расшаркиваниями?

Голова и так гудит.

А он еще собирался сегодня заняться подборками… Но представив, как наденет наушники, хоть и любимые, но, так или иначе, насилующие уши, поморщившись, свернул в душ. Теплая вода знает свое дело…

Но мысли, их несметное количество, покидать воспаленный мозг не спешили. Как ни хотелось бы Илье абстрагироваться от ситуации Ксюша-отец, всё вокруг имело наглость постоянно ему об этом напоминать. И Речинский раз за разом, невольно прокручивал в голове все их встречи, ситуации, случайные ли, нет ли, а теперь вот…

Вспомнилось, как у Ильи мелькала мысль о том, что наличие у Ксюши ребенка мешало ему посмотреть на нее полноценно, для отношений. Пусть, возможно, и недолгих, без любви до гроба, но продуктивных… к взаимному удовольствию и «для здоровья». Теперь Евы нет. Зато теперь есть миллион других обстоятельств, наличие которых низводит возможность этих отношений до нуля. Отец, авария, безутешное, как он догадывался, горе.

Все его существо противилось происходящему, не хотело хоть как-то касаться неприятностей. В свои двадцать лет Илья, по большому счету, и горя-то не знал. Разве что к оному отнести развод родителей, да и то, это было так давно, что уже стерлось в памяти, как событие. Отъезд матери оставил лишь оскомину в душе. Они взрослые люди, чтобы не чинить друг другу препятствий в поисках счастья. Нашла мамуля себе ухажера, уехала – лишь бы в радость, как говорится. Тем более, что Илья не остался на улице, к тому же заново обрел отца.

С которым возник невидимый конфликт из-за Ксю.

Черт его дернул тогда в баре обратиться к ней? Столько красивых, одиноких, моложе ее… готовых на всё и даже больше… А зацепила она. И получается теперь, он не только «глаза и уши» отца… он на два фронта! И Люба, эта чертова Люба! Об этом знает.

Глава 30

Следующие два дня Ксения помнила смутно. В те редкие и недлительные моменты, когда ей позволяли вставать с кровати, она пыталась что-то делать, помогать с организацией похорон, которую почти полностью взяла на себя Светлана. От Лесиной требовались только подписи. Выбор похоронного антуража, кафе для поминок, а так же оплату всех этих неприятных хлопот подруга производила сама, иногда прибегая к помощи других девочек-коллег и своего мужа. Ксения пыталась всучить ей банковскую карту с недавно упавшей зарплатой, но та только отмахнулась, согласившись, что Ксю всё вернет, как сможет.

Ирина Ивановна безутешно плакала, когда навещала дочь, но пользы приносила мало. Ксю ее не винила, считая… нет, надеясь, что для матери эта потеря была так же тяжела, как и для нее.

Приехала свекровь. Ксю выдала ей ключи от своего дома, чтобы им не пришлось искать жилье. Свою городскую квартиру они давно продали. Да и за домом присмотрят. Впрочем, это Ксю в данный момент мало волновало.

Один раз приходил Илья. Он принес оставленный когда-то ею у Стаса новый мобильный телефон, выразил соболезнования, и быстро ушел, словно происходящее его сильно тяготило. Ничего не сказал про отца, а Ксю и не спросила сама. Возможно, он переживает. Но общаться с кем бы то ни было ей сейчас не хотелось. Телефон до сих пор лежал в магазинной упаковке.

На похороны Ксению отпустили только после строгого наказа не перенапрягаться и вернуться к вечернему обходу.

После долгого спора с лечащим врачом о том, что беречься ей незачем, да и не для кого больше, Кирилл Андреевич почти убедил ее, что под сердцем она все же носит дитя. На все доводы Лесиной, что этой беременности просто не откуда взяться, махал рукой. Доктор задал контрольный вопрос, на который у Ксю не было откровенно-отрицательного ответа: контактировала ли она с мужчиной? Половая связь? Общее полотенце? Душ?

Все эти смешные в своей бредовости домыслы, которыми школьницы под одеялом пугают друг друга, уже заглядываясь на мальчиков, но ничего не смысля в интимной жизни, оказались вполне живучими. А когда врач узнал, что и душ, и простыня, да и сам половой акт, хоть и единственный за последние два года, имел место быть, радостно улыбнулся и поздравил Лесину с малышом. На слова о надежной защите он лишь хмыкнул, сказав, что слишком долго работает в гинекологии, чтобы не брать это в расчет.

В напутствие врач велел не задерживаться на поминках, со строгим взглядом передал пациентку в руки Светлане и повторил всё, что наказал самой Ксю. Калугина выслушала, кивнула с серьезным видом, вопросов задавать не стала и, подхватив под локоток подругу, повезла на кладбище.

Похороны были тихими и скромными. Подругами Ева обзавестись в силу возраста не успела, из родственников лишь бабушки, дедушка, да мать. Пришла вся бухгалтерия их конторы. Речинский-сын мелькнул, когда устанавливали венки на свежую могилу. К Ксю подходить не стал, лишь понуро кивнув и обменявшись с ней долгим взглядом глаза в глаза. Мутные и потухшие Ксюшины и черные, и будто виноватые в чем-то – его.

Он еще не знает. И Ксю хотела бы придумать, как сделать так, чтоб и не узнал вовсе.

– Ксюш, не устала? – участливо спросила Света. – Может, отвезти тебя в больницу?

– Нет, я поеду в кафе. Я не устала, не переживай. – Ксения забралась на заднее сидение автомобиля Калугиных, кутаясь в осеннее пальто. Кладбищенское поле продувалось всеми ветрами. Хорошо, что не было дождя. Простужаться не хотелось. Кирилл Андреевич тогда и вовсе не отпустит ее домой все девять месяцев.

Станислав ждал сына, который должен был заехать после похорон. Черт, когда же он уже сможет покинуть эту постель, хотя бы в инвалидной коляске!? Но травмы были такого характера, что сидеть ему было крайне противопоказано. Сжав челюсти в бессильной злобе, мужчина посмотрел на часы.

– Привет, пап, – в дверях показался Илья.

– Привет. Садись. Рассказывай. Как там всё. Как Ксюша?

– Плачет.

– Народу сколько было?

– Не считал. Оставил венок и уехал. Им не до разговоров.

– Да уж… Надо же… А мне еще говорили, что с девочкой всё хорошо.

Сын промолчал. Он и сам был не рад, что тогда не нашел Ксю в детском, уехав. Обычно, они встречались когда надо и когда нет. А тут… словно отвело что-то.

– Куда ты сейчас?

– Заеду домой и на работу. Настроения, правда, никакого. Надеюсь, вечеринка не превратится в декаданс… – усмехнулся.

– Подменись.

– Не могу. Макар злится. Я вчера халтурил, ему пришлось вставать за пульт, когда народ из бара начал разбегаться.

Стас помолчал, но вдруг встрепенулся.

– Не подумал насчет моего предложения?

– Пока нет. После сессии. Ты давай, выписывайся. Дома тоже можно лежать… Там Люба исстрадалась от невозможности над кем-нибудь похлопотать.

Старший Речинский нахмурился.

– Ты ее не обижаешь?

– Не-а. Сил еще и на это у меня точно нет.

– Как учеба?

– Пааап… – простонал Илья. – Давай без этого! Я уже говорил, учеба, это только мое дело. Тебе достаточно знать лишь, что я все еще учусь.

– Ладно, – сдался отец. – Я звонил Ксюше, телефон не отвечает… Может, я неправильно списал номер?

– Не знаю… – Илья встал. – Мне пора. Ехать еще… – Сын казался каким-то нервным, но Стас предпочел промолчать, как бы ни было любопытно. Он лишь про себя был очень рад, что их диалоги стали длинными, без раздражения. Нарушать это хрупкое перемирие пока не хотелось.

Вся следующая неделя прошла в борьбе за свободу с докторами. Врачи мечтали, чтобы пациентка лежала двадцать четыре часа в сутки на койке, желательно спала, и крайне нежелательно куда-то отлучалась. Вопреки их стараниям, Ксения дважды в день – после утренних процедур и перед ужином – отправлялась на другой этаж в хирургию. Станислав ежедневно организовывал у себя в палате встречи с адвокатом.

Не то, чтобы Ксю стремилась больше времени провести со Станиславом. Но он был единственным, кто адекватно воспринимал происходящее, не заговаривал лишний раз о гибели Евы, умело играя словами в обсуждении их тактики обвинения. Даже его хваленый юрист уступал ему в словесных оборотах. Восхищалась мужчиной, который не зря ел свой хлеб с икрой.

В остальном Ксения замыкалась, отвлеченные разговоры не поддерживала.

Ночью рыдала в подушку. В остальное время молча смотрела на унылый заоконный пейзаж и принимала посетителей – Свету или мать.

Однажды, придя к Речинскому чуть раньше обычного, она застала в палате домработницу Любу. Встретившись с ненавистным взглядом, хотела, было, подождать в коридоре, или зайти позже, но Стас вежливо сообщил, что Люба собиралась уходить.

По всему было видно, что Люба никуда не спешила, но такой толстый намек заметила и, недобро хмыкнув, выскочила из палаты.

Посмотрев ей вслед, Ксю заметила:

– Кажется, она хотела еще побыть тут…

– Не обращай внимания. Расскажи лучше, как твое здоровье? Понимаю, что это личное, но Илья упоминал, что ты лежишь в гинекологии… – мужчина замолчал в надежде, что Ксю объяснит сама.

Лесина испытала мимолетный испуг. Что сказать? Сообщить, что вероятно, он скоро станет дедом? Жаль, что их отношения не успели выйти на тот уровень, когда она могла бы сообщить ему, что он станет отцом. Нагнать сейчас – не получится. Станислав не в том состоянии, чтобы делить с кем-то постель. Было бы идеально. Но… нереально.

По всему, ей пора прекращать это всё. Боже, сколько раз она уже повторяла себе это? Теперь, как только они закончат с аварией и судом – придется радикально решать вопрос. Возможно, продать дом. Убежать из этого места, где она похоронила двух самых дорогих людей. На вырученные за коттедж деньги можно будет купить приличную квартиру в городе и раздать долги. Может, хватит на недорогую машину еще.

– Ксюш? – вывел из задумчивости голос Стаса.

– А? Да. Прости… Что ты спросил?

– Я спросил, как ты? У тебя… ничего не болит?

– Нет, – удивилась вопросу Лесина.

– Я спрашиваю потому, что ты в стационаре… Не дома.

– Я не хочу возвращаться в этот дом, – очень кстати об этом подумалось. Истинную причину озвучивать Ксю была не готова. – Слишком много воспоминаний.

Речинский понял, что они ступили на зыбкую тему, и чтобы снова отвлечь Ксению, начал рассказывать:

– Я задумал этот поселок, потому что когда-то на этом месте жили родители моей мамы. Давно, город тогда не был таким большим, и там была деревня Лучинки. Небольшая, дворов на пять. Потом и они исчезли. Когда возникла идея коттеджного поселка, я сразу подумал об этом районе. И название придумал похожее.

– Ты не подумай, мне нравится Лучистый, но…

– Я понимаю, – мужчина потянулся к ней рукой и Лесина вложила свою ладонь в его.

Мужчина помолчал, Ксю снова задумалась.

– Ксюш, я понимаю, вероятно, не время и не место для подобного, но… Раз ты говоришь, что тебе нравится в поселке, но не в твоем доме, может, переедешь ко мне? – девушка затаила дыхание от такого предложения. – К нам? – Выдохнула. Это «к нам» сразу расставило все точки над i. У Стаса есть сын… – Мы же все равно собирались…

Ксю вскочила со стула, опрокинув его, вырывая руку из пальцев Речинского.

– Прости, – сама испугалась подобной резкости от себя. Снова села. – Станислав, о, Господи. Прости. Да. Я помню, ты не подумай, но… давай не сейчас.

Мужчина тоже испугался ее такой реакции.

– Конечно, – попытался привстать, но сморщился от боли. – Да. Ты не переживай… Я подожду.

– Спасибо.

В дверь постучали, и вошел Юрий.

– Добрый день!

Танцпол был полон народу. Бар «Кленовый лист» уже который час к ряду был рад развлекать посетителей.

Илья снова разглядывал толпу, сводя треки и потягивая из трубочки безалкогольный коктейль. А хотелось чего-то более… Именно сегодня, почему-то. Коньяка? Виски? Может, оставить авто у бара и взять такси? Нажраться вусмерть. Вон, хоть с Макаром. Тот все равно, если не подцепит бабу, часто позволяет себе лишнего. Составить ему компанию.

– Хай! – в калитку их рабочей кибитки влетел Климов. – Ну, как тут? Всё пучком?

Илья бросил на коллегу тяжелый взгляд.

– Ой, ну, брат, не надо на меня так смотреть, меня не берет, ты же знаешь! Что пьем? – Макар схватил стакан Речинского и шумно затянул через трубочку полстакана. – Фууу! Гадось какая! Эй! – Парень махнул рукой барменам вниз и сделал характерный знак, показывающий, чтобы ему принесли выпить.

Рюкзак полетел в кресло-мешок, Илью потрепали по голове, вызвав недовольный рык, усмехнулись и оставили снова наедине с декой.

Да, Макар Климов иногда раздражал. Всё желание напиться с ним на пару отпало. Впрочем, еще не вечер, как говорится.

Речь устал. Вообще и сегодня в частности. Похороны никому не прибавляют жизненных сил. Он хоть и пробыл там недолго, осадок остался на весь день. Забывать о Ксю не давал отец. Черт, они бы давно уже не вспоминали друг о друге, если бы не это! А теперь они еще и поженятся… Тогда придется искать жилье. Лучше уж пять минут позора – попросить отца снимать ему квартиру, пока он не встанет на ноги; зато потом спокойная жизнь. Тем более, если внять просьбе отца и заняться помогать с бизнесом. Тогда и просить не придется. Вряд ли отец откажется оплачивать такую помощь, дураком Илья себя не считал.

– Чувак, ты не перестарался? – плеча коснулся кулак Климова и Илья нахмурился, глядя вниз.

– Чего? – на первый взгляд было всё нормально.

– Время! – тот постучал по наручным часам. – Двигай, давай. Спи, или чего ты там делать будешь! Хорэ народ второй день пугать.

– Выпить хочу… – произнес в ответ Речь.

– О! Ну, это по-нашему! Давай! Тащи! Я себе уже крепенько набадяжил!

Все же, Макар, как собутыльник, весьма подходящая кандидатура.

Глава 31

Через неделю Ксения вырвалась из больницы, заверив все отделение, что будет беречься. Света забрала ее из больницы, отвезла домой и пообещала снова навестить ее после работы.

В комнатах царила чистота.

Ничего, что напоминало о том, что тут жил ребенок: все детские вещи были аккуратно запакованы и убраны в кладовую. Света сама проделала эту работу и предупредила, чтобы подруга не пугалась. О том, что Ксения снова беременна, подруга пока так и не знала. Одна ни о чем не спрашивала, вторая молчала. Лежать в гинекологии можно по многим причинам, а объяснять, откуда что взялось и что с этим делать Лесина не находила слов.

Ксю бродила по первому этажу дома и не знала, чем себя занять. Есть не хотелось. Спать – отлежала все бока в больнице. Плакать уже не было сил. Работать пока запретили.

Рука женщины легла на плоский пока еще живот. Кто там? И как там оказался? Так не вовремя… Или наоборот?

Илье она решила ничего не говорить. Парнишка вряд ли готов стать отцом. К тому же он тоже уверен, что они предохранялись – сам покупал защиту. Теперь, если он и узнает о ребенке, то скорей всего подумает, что она соврала, и он не был единственным в ее постели. Они слишком плохо знакомы, чтобы он безоговорочно ей доверял.

Как объясняться со Станиславом, Ксю не знала. Как не знала и то, стоит ли вообще что-то ему говорить? Вспомнилось некстати, как она соглашалась выйти за него. И благодарила про себя мужчину за то, что он правильно тогда оценил ее поведение и просил не торопиться. Все так и должно быть. Теперь торопиться некуда. Ведь согласилась она тогда почти в состоянии аффекта…

Первое предварительное слушание по делу ДТП, повлекшего за собой смерть одного человека и травмы другого, было назначено на ближайший четверг. Относительно быстро, и это целиком и полностью заслуга адвокатов Речинского. Сам Станислав по состоянию здоровья присутствовать на заседании не мог, переложив всю ответственность на Юрия, которому полностью доверял. Ксения тоже могла бы не ходить, но поддавшись какому-то внутреннему мазохизму, ей захотелось вдруг посмотреть на человека, убившего ее дочь.

Накануне слушания в доме Лесиной несколько раз звонил городской телефон. В трубке шумно дышали, но молчали. Стало страшно. Но Ксю догадывалась, что ее хотят выбить из колеи, тем более, что Речинский с адвокатом предупреждали, что порядочностью их оппоненты не отличаются. Она и сама это уже поняла. После четвертого такого звонка она до утра отключила телефон.

Отвезти Ксюшу в суд Станислав попросил сына. И как она ни отмахивалась, мужчина был уверен, что так для нее будет лучше, чем брать такси или, тем более, ехать на автобусе.

Илья проснулся рано: не спалось.

Сегодня он снова увидит Ксю, хотя только-только окончательно решил не думать о ней. Черт, что за напасть!? Обычная баба, хуже – занятая баба, с кучей проблем вдобавок. А засела в голове, словно заноза!

Нет, он прекрасно понимал, что она не виновата в том, что он залип. Именно залип, ибо адекватно воспринимать свою эту тягу к ней он не мог. Да, красива, но и только! Ну, может быть еще – уютна, женственна, романтична. Ой, да ладно, когда его тянуло на романтику? Разве что в тот единственный раз, когда он купил цветок для Вики, с которой так и не встретился ни разу.

Так или иначе, симпатией, или тем более любовью, он свои чувства с Ксю назвать не мог. Тогда что? Чувство собственности? Изначально в противовес Макару, который едва не увел ее из-под носа. Теперь отец. Ведь женщина, которая только что была твоей, с которой ты возможно хотел бы встретиться еще раз, вдруг на твоих глазах строит серьезные отношения с твоим родным отцом! Кому рассказать – не поверят!

И теперь, когда его, очевидно, отодвинули, он еще и должен возить ее! В идеале, он не хотел бы вообще с ней встречаться более. Но отказать больному отцу, а тем более, объяснять что-либо, он не хотел.

Поэтому в назначенное время он стоял около ворот ее дома и ждал.

– Привет, – пассажирская дверь открылась, на сидение залезла тоненькая фигурка в черном пальто, черной шапочке в облипку, из-под которой выбивались светлые кудри, на ногах черные же сапоги, в которые заправлены черные джинсы.

Илья любил черный цвет, но видеть ее такой, в трауре, было тяжело. По-человечески жалко, как бы он ни относился к ней в целом.

– Привет, – отвернулся к лобовому окну и повернул ключ в зажигании.

– Извини.

– За что?

– Это была не моя идея, возить меня.

– Не важно, мы уже едем.

После этого Ксюша замолчала. А у Ильи откуда-то появилось чувство странной неудовлетворенности. Ему странно, до фантомной боли хотелось с ней поговорить. Это ему-то – заядлому молчуну!

Он поерзал на сидении, словно кто-то подложил канцелярских кнопок: мягкое водительское комфортное кресло вдруг стало неудобным. Руки стали ватными, заставляя с натугой вцепляться в руль. По спине стекала капля влаги.

Остановив машину на одной из малозагруженных улиц, Илья вылез из машины, хлопнул дверью и, купив в ближайшем ларьке пачку сигарет, закурил. Из машины не доносилось ни звука. А ему до дрожи хотелось, чтобы она хотя бы поинтересовалась, почему стоим. Неужели ничего не замечает? Похоже, когда они рядом, колбасит только его. Причем впервые.

Выкурил вторую. Чуть откашлялся. Непривычно. И легче, вопреки народному мнению, не стало. Черт!

Илья снова забрался в машину, глубоко вздохнул и повернул ключ. Но тронуться не успел: пассажирская дверь вдруг открылась и Ксю выскочила на улицу. Парень не успел ничего сказать или сделать, как Лесина согнулась пополам у дерева неподалеку.

Что происходит?

Ксюша уже было решила, что в этот раз обойдется без токсикоза. И правда, уже все сроки прошли для раннего. Но когда Речинский младший залез в машину, воняя, словно пепельница, она едва успела выбраться на свежий воздух.

Он же, вроде, не курил никогда! Специально? Впрочем, он же не знает, откуда бы ему? Ведь он не знает!?

В это время на поясницу опустилась его рука, и пальцы отвели чуть в сторону свисавшие на лицо волосы.

– Ксю? Что случилось? – в мужском голосе сквозило участие.

В ответ она помотала головой: «Ничего»

– Ксю!

Лесина разогнулась, держась за живот.

– Отойди, – поморщилась. – Тошнит.

– От меня?

– Догадливый… – она развернулась и шагнула к машине.

Парень как вкопанный застыл на месте, глядя ей вслед. Лесина не дыша заглянула в салон, достала сумку, вытянула салфетку, чтобы вытереть рот, и, обойдя Тойоту, подняла руку, чтобы поймать такси.

На талии снова обозначились руки, отодвигая от проезжей части.

– Я не посажу тебя к кому попало!

– Я большая девочка.

– Не сомневаюсь. И тем не менее. Я обещал отцу, что отвезу тебя.

– Соври.

– Ксюша! – не выдержал парень. – Хватит! Садись в машину.

– Там воняет!

– Чем!?

Она обернулась к нему.

– Куревом! Ты курил! Ты же вроде не куришь!

– Я… да. Не курю. А тут захотелось. Садись.

– Нет!

– Открою окна, проветрится.

Что он к ней прицепился?! Не его стиль поведения. Он же пофигист! Ей казалось, он должен плюнуть на все и уехать по своим делам. Она принюхалась к его одежде. Вроде уже не пахнет.

– Ладно, – сдалась.

Они снова сели в машину и Илья тут же открыл все четыре окна.

– Мы замерзнем!

Он посмотрел на нее как на сумасшедшую. Отвернулся. Молча покачал головой. Завел машину и тронулся с места.

Суд прошел, не оставив впечатлений. Из реальных участников происшествия была только сама Ксю. Остальных представляли адвокаты. По просьбе обвиняемой стороны было вынесено решение отложить слушание на месяц для урегулирования дела полюбовно. Лесину предупреждали, что дело быстро не закроют, слишком вертлявы их оппоненты. На заседании ее никто ни о чем не спрашивал. Команда Юрия в составе трех человек сами решали все вопросы. Да, закончить хотелось бы побыстрее, до того, как будет заметен живот. Но от Ксю в данной ситуации ничего не зависело. Она целиком и полностью доверилась Речинскому.

Глава 32

Сегодня у Станислава было приподнятое настроение: его, наконец-то, выписывают из этой надоевшей больницы. Безликие стены, невозможность вдохнуть свежего воздуха, огромное количество чужих людей для человека, привыкшего строго ограничивать круг близкого общения, удручающе действовали на мужчину. Одному Богу известно, как он от этого устал. Да и бизнес день ото дня настойчивее требовал его личного присутствия на объектах.

И вот, на днях ему впервые разрешили принять сидячее положение. Воспользовавшись моментом, Речинский уломал главврача прописать ему домашний стационар под присмотром квалифицированного персонала.

Люба в штыки восприняла отказ от ее помощи в качестве круглосуточной сиделки, но Стас аргументировал это тем, что ему важнее получить от нее полноценный уход за домом и приготовление пищи, нежели бесконечные смены уток и перетаскивание тяжелого мужского тела с кровати в инвалидное кресло. Этим должны заниматься не хрупкие женщины, а профессионалы, для которых это являлось постоянной, пусть и тяжелой, работой. Все должны делать свое дело. Дело Любы – дом. Спорили они долго, Стас даже удивился напору скромной и тихой обычно домработницы. Но в этом вопросе остался непреклонен.

Еще он был бы крайне рад увидеть в своем доме Ксюшу. Но девушка упрямо отказывалась принимать подобное предложение, да и вовсе в последнее время отдалилась, и мужчину это сильно огорчало. За две недели после первого слушания в суде по их делу он видел ее лишь дважды – она навещала его – но оба раза была скупа на эмоции и слова. Отстраненно улыбалась и делала вид, что слушает, пряча глаза и отмалчиваясь. Речинский понимал ее, но не мог перестать надеяться, что когда-нибудь, со временем, она очнется от пережитых бед, воскресит в себе былое обаяние и снова потянется к людям. Он подождет. Просто будет рядом, в любой момент готовый поддержать этого светлого человечка. Вот только встанет на ноги…

– Отец? – Илья вошел в палату, когда санитар аккуратно пересаживал Речинского в кресло. – Готов?

– Да, сынок. Всегда готов! – по-пионерски отсалютовал.

Парень вопросительно взглянул на санитара и тот сообщил, что довезет пациента до транспортного средства.

– Рад, что едешь домой? – уже в машине завел разговор сын.

– Не представляешь – как! Сил нет уже, терпеть эту больницу! – Мужчина чуть откашлялся. – Как там дома? Все по-прежнему? Без сюрпризов?

– Ага. Да.

– Хорошо. Я подумал, может, сегодня все вместе поужинаем? Празднично. Позовем Ксению…

Илья промолчал, и Стас воспринял это за безразличное согласие.

Перед воротами поселка Речинский вспомнил, что хотел что-то сделать:

– Останови у администрации. Мне нужно проверить кое-что. И помоги с коляской, пожалуйста.

– А по телефону?

– Нет. Нужно с глазу на глаз.

Сын лишь пожал плечами.

Лесина сегодня вышла на работу. Самочувствие наладилось, токсикоз мучил, но терпимо. Поэтому она вымолила у докторов разрешение вернуться к делам. Отвлечься. Да и деньги с неба не сыпались.

Коллектив воспринял ее возвращение с радостью, но, кроме официальных соболезнований, никто и словом не обмолвился о произошедшем, боясь лишний раз всколыхнуть воспоминания несчастной матери.

В обеденный перерыв Ксюша попросила Светку прогуляться с ней на улицу. Подруга хоть и удивилась такой странной просьбе – погода не баловала теплом – но беспрекословно согласилась.

– Что случилось? – первое, что произнесла Калугина, когда они покинули здание, выйдя на разделенный широкой зеленой полосой с лавочками проспект.

– Просто гуляем, – ответила Ксю.

– Нет, Лесина, просто мы никогда не гуляли. Хочешь поговорить?

– А сегодня гуляем просто так.

– Я хорошо тебя знаю. – Подруга подцепила Ксю под локоток. – Говори.

Действительно, чего ходить вокруг да около, интригуя? Ведь все равно собиралась рассказать.

– Я беременна…

Калугина затормозила, в шоке округлив красиво подведенные глаза. Ксения, сделав по инерции два шага вперед, обернулась. Повисла долгая пауза. Светка переваривала новость.

Ксюша необходим был совет. Ей нужно было с кем-то поделиться. Носить в себе всё это уже не хватало моральных сил. Хотелось иметь возможность в любой момент всё с кем-то обсудить. И Светка казалась самой подходящей для этого. Маме говорить Ксю не хотела, по крайней мере до тех пор, пока не станет видно.

– Я надеюсь, от Речинского? – отмерла Калугина. – Старшего… – уточнила.

Ксю обреченно покачала головой, отрицая:

– Со старшим у нас ничего не было…

Глаза подруги стали еще шире.

– Неет… Только не говори мне, что…

Ксю молчала и Светлана, охнув, провела ладонью по лицу. Сделала несколько шагов.

– И что дальше? Оставишь? Он знает? Какой срок?

– Третий месяц. Оставлю, но он не знает. И не узнает…

– Думаешь, это правильно? Вы что, не предохранялись? Ладно, он, малолетка... но ты-то! Забыла, как это делается?

– Мы предохранялись. Поэтому даже если и сказать ему, он не поверит. Он же думает, что я с его отцом роман кручу.

– А ты не крутишь?

– Уже нет. Не знаю. Как ты себе это представляешь? Встречаться со Стасом будучи беременной его внуком?

Светка скривила губы и закатила глаза.

– Блин, невероятно! Надо же было так вляпаться! Если бы ты еще со старшим хоть раз… тут бы и думать было нечего. И даже похож был бы, наверное. А так…

Лесина пожала плечами.

– Даа… подруга… Угораздило тебя.

– Я думаю продать дом, – продолжила Лесина. – Куплю квартиру. Нам с малышом хватит… Еще и на машину новую останется.

Света подхватила Ксю под руку, и они неспешно зашагали дальше.

– Про дом не буду ничего советовать. Тут решай сама. А вот с личной жизнью… Может… поговоришь со Стасом? Расскажешь…

– Ты что! – перебила Лесина. – Мне ему никогда не признаться.

– Ты не говори, что это от Ильи. Пусть отцом будет некто, по глупости. Если после этого он все еще захочет отношений, пусть. Только придется как-то сделать, чтобы все считали его отцом. А если уж он не простит… Хотя, что тут непростительного? Это ведь случилось еще тогда, когда вы не знакомы были. Мало ли… Да и Станислав производит впечатление понимающего человека, плюс влюблен в тебя по уши.

– Не говори ерунды, Свет. Какая любовь?

– Думай что хочешь, со стороны все равно виднее.

– А если малыш будет на него похож? Или на Илью?

– Ой, Господи… Мало ли совпадений. Вон мой Калугин на Дюжева похож, что они, родственники, что ли?

– Я не смогу, – подумав, решила Ксюша.

– Что не сможешь?

– Обманывать не смогу. К тому же, Илья постоянно будет рядом… Не смогу.