Текст книги "(Не) брать! (СИ)"

Автор книги: Ольга Цай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

13

– За тобой, – услышала я слова Глеба. И от этого какого-то простого слова внутри произошел сбой. Как выключают свет на какую-то долю секунды, а потом внезапно врубают рубильник и все начинает с безумной скоростью загружаться, включаться, мигать. Говорят, что за секунду до смерти перед глазами человека пролетает вся его жизнь. Если это так, то значит что? Это была моя маленькая смерть? Потому что с бешеной скоростью замелькали в голове мысли, кадры, слова из моей никчемной серой жизни. Мне кажется, за какую-то долю секунды я просмотрела ее всю. «Уж лучше с опасным быть, чем с таким, как твой муж», – вдруг вспомнила слова Аньки, сказанные сегодня и, наверное, это был сигнал к действию.

– Это же твоя машина? – указала на тонированный черный внедорожник.

Глеб медленно кивнул, напряженно следя за мной. Я видела, как вздымается его грудная клетка, как трепещут крылья носа от сдерживаемых эмоций, видела этот взгляд тигриный с легким прищуром, пытающийся вычислить следующее мое телодвижение. Черт, да мне кажется, я даже слышала как скрепят его мозги, пытаясь понять, чего от меня ждать.

– Чего стоишь? Поехали.

Ему понадобилось ровно три секунды, чтобы понять смысл моих слов. Быстро открыл дверь с пассажирской стороны, приглашая сесть и все еще ожидая подвоха, но я спокойно залезла внутрь, пристегнула ремень безопасности. Он захлопнул пассажирскую дверь и так же быстро обойдя машину оказался на водительском кресле.

Я вдохнула полной грудью запах дорогого кожаного салона и древесного аромата, его запаха, и это ощущение странным образом отозвалось вибрацией по всему моему телу, сжала руки в кулачки и отвернулась к окну. А в голове: просто не думай, просто сделай это. Не давай себе возможности думать ни о чем. Один раз – это не катастрофа. Ну хорошо, не один, два. Но это как сильный комариный укус, можно не чесать, но будешь все время думать о нем. Дебильное сравнение? Да, дебильное. Но ничего умного мне не идет в голову. Я уж точно не умна, если позволила себе пойти на такое. Глеб же завел двигатель, опустил руки на руль, выдохнул и резко повернулся ко мне. Я сделала вид, что не увидела его движения и упрямо смотрела в окно.

– Полина, – позвал меня.

Я нехотя повернула голову.

– Ты понимаешь, что сейчас будет?

Немного опешила, но спокойно, насколько могла, кивнула. Своему голосу я не доверяла.

– Ты понимаешь, что я тебя не в ресторан ужинать везу?

Он что, издевается надо мной? Он реально решил пообщаться сейчас? Я и так держусь из последних сил, чтобы не вылететь пулей из салона автомобиля, чтобы не передумать. Мне жутко страшно! Мне, такой всегда правильной, такой всегда по расписанию, такой удобной для семьи и, судя по всему, крайне паршивой для самой себя. А он сейчас несет какую-то ересь. Еле сдерживая себя, чуть разомкнув губы, буквально процедила:

– Я все понимаю. Или едем, или нет. Решай быстрее.

***

Сказала спокойным голосом без доли кокетства, – отметил Орлов про себя.

Черт, он крайне редко испытывал волнение, в основном, перед отцом, если накосячит, но вот именно такого, странного волнения – никогда. Что за сопли он жует? Сам себя не узнавал. Задает какие-то тупые вопросы, будто отговаривает ее. Тут же нажал на газ и они тронулись с места. Глеб молчал, потому что не был готов к такому быстрому ее согласию и сейчас боялся, если скажет что-то не то, она попросит отвезти домой, а он не железный, и тогда может сработать худший сценарий.

***

Я также не спешила нарушать эту напряженную тишину, боясь передумать и пытаясь сохранить этот воинственный внутренний настрой.

Однако, спустя десять минут, я все-таки не выдержала этого напряжения:

– Куда мы едем?

– Ко мне.

– Далеко?

– Полчаса плюс-минус.

– Понятно.

– Это что за хмырь был с тобой рядом сегодня?

– Не знаю, – я пожала плечами, – только познакомились.

– Так просто?

– А что в этом сложного, – ухмыльнулась я. Нет не я. Я обычная не знакомилась на улицах и не отвечала так дерзко. Хотя и по койкам я обычная тоже не прыгала, а тут….Так, стоп, – оборвала саму себя. – Аня, Аня, Аня, думать о ее словах, только о них. Она права, совершенно точно права.

– И часто ты практикуешь уличные знакомства?

А вот это уже неприятно. Я вновь посмотрела на парня: руки сжаты на руле так, что костяшки побелели, взгляд напряженный, смотрит вроде на дорогу, а будто сквозь нее. Он что, ревнует? Да нет, это скорее, просто собственник играет в нем. Он же привык к тому, что ….хотя к чему он привык? Что я о нем знаю? Видно – не бедствует, сильный, волевой, жесткий, красивый, не той слащавой красотой, изображения которой малолетки клеят массово на стены, а какой-то мрачной, давящей, опасной. А кто он вообще? К кому я еду? К мужчине, с которым где-то на курорте у меня был один раз секс? Супер, Потапова! Попыталась взять себя в руки.

– Глеб, а ты чем занимаешься вообще? Кто ты? – прозвучало крайне нервно.

Он перевел взгляд на меня, судя по всему, оценивая мое состояние, тут же вернул внимание на дорогу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Решила наконец-то познакомиться? – усмехнулся.

– Я только имя твое знаю. Больше ничего. Ну, а мы к тебе ты сказал едем, так что, наверное, неплохо было бы узнать чуть больше.

Сказать, что Орлов был удивлен – не сказать ничего. Он был уверен, что после встречи на приеме она уже навела о нем справки, тем более, это было не так тяжело сделать через ее подругу, а она даже не попыталась. Занимательно, однако. Или это игра такая? Бросил взгляд на пальцы ее, сцепленные в замок, на колени, сжатые с такой силой, что казалось они расплющат друг друга. Нет, не играет. Все эмоции искренние. Это, наверное, его в ней и подкупило в ту встречу в клубе. Нет места фальши. Он отвык от этого, черт, да у него даже не было возможности привыкнуть. Отец с детства вбивал: «никому не доверяй», «доверять можешь только самому себе и господу Богу или дьяволу, сам выбирай».

– А что тебе еще надо знать? Этого не достаточно?

Услышала его резкий ответ и эта грубость меня не на шутку задела. Почувствовала себя уличной девкой, которую везут на потр*хушки и она не имеет права задавать вопросы. И пока я напряженно размышляла, что сказать, он произнес:

– Спрашивай. Отвечу, если смогу.

– Да я по сути не знаю, что спрашивать, – призналась честно. – Ну, например, какая твоя фамилия?

– Орлов. Глеб Орлов.

Я вздрогнула и в изумлении уставилась на молодого человека. Орлов? Это родственник того самого Орлова, день рождения, которого организовывала компания, где я работала? Или, может, однофамилец? – со слабой надеждой подумала я.

– Прием тот, в честь дня рождения был. Ты имеешь отношение к этому человеку?

– Да, самое прямое. Аркадий Иванович Орлов – мой отец. Я – Глеб Аркадьевич Орлов, что логично. Если с фамилией выяснили, задавай вопросы дальше.

Но я молчала. Я переваривала информацию. Это не просто богатый парнишка, а сын одного из самых влиятельных и богатейших людей нашего города. Наверное, многие бы дамы на моем месте порадовались, но я – не многие. Для меня это была еще одна причина бежать от него и как можно дальше. Куда же я лезу? Черт, не так! Куда я уже залезла? На моих глазах тот парень, с которым я просто переспала на острове, превратился в решателя судеб – моей судьбы. С таким как он не договариваются, такой, как он сам решает когда, где, сколько и с кем. И если я это подспудно понимала еще в магазине, то узнав к какой семье он принадлежит, я осознала это окончательно.

– Я так понимаю, вопросы закончились?

И я задала тупой и простой вопрос, но это первое, что пришло в мою ошалелую голову:

– Ты, я так понимаю, у папы работаешь?

Глеб чуть усмехнулся.

– Так, да не так. Рынок на северной окраине «Новинский» знаешь? Опт, розница и всякое такое.

– Конечно.

– Я им управляю.

– Понятно, – только и смогла выдавить я. Ну вроде нормальная работа, – заключила. Отец, видать, его не балует членством в совете директоров, акциями или что там у них.

– Теперь моя очередь.

Я вздрогнула, медленно повернула голову и посмотрела на него.

– А что думала, игра в одни ворота? Да, у меня есть досье на тебя, но там голые факты. Если мне понадобится нарыть что-то большее – я это сделаю, ты же понимаешь.

– Мог бы не угрожать, а просто спросить. Детский сад.

Он пропустил мое восклицание мимо ушей.

– Это правда, что ты мужу до меня не изменяла?

– Слушай, я в твою личную жизнь не лезу с такими вопросами! – возмутилась я.

– Я не против – лезь. Ну так что? Правда?

Я выдохнула, на секунду задумалась, а собственно, что такого в этом вопросе? Я не привыкла личное выносить на суд общественности, да и личного того было раз, два и обчелся.

– Да, правда.

– А после?

– Что после?

– После меня?

– Нет.

Он резко выдохнул, как-будто для него это было крайне важно. Я быстро отвела глаза от этого дьявольского парня. Или мужчины? Кем его считать? Если сравнивать с моим возрастом, так мальчишка. Он родился в богатой семье, наверняка его холили, лелеяли, он и проблем-то не знал и никогда понятия не имел, что такое считать, экономить, выкраивать. А эти трудности кому хочешь прибавят годков к настоящему возрасту. Поэтому с уверенностью могу сказать, что я старше его не на десять, шесть,… а сколько ему, кстати?

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Совсем молодой еще, – произнесла я, в задумчивости отворачиваясь обратно к окну. Почему я тогда? Замужняя, небогатая, середняковая? Или ему все приелось, а тут что-то новенькое?

Он кинул на меня быстрый взгляд.

– Что напридумывала себе? Возраст вычисляешь? Или что? У нас с тобой разница в семь с половиной лет. Но по умственному и по любому другому развитию я ушел далеко вперед тебя. Так что можешь не напрягаться сама на этот счет и не напрягать меня. Дальше.

– Почему я? – задала мучивший меня вопрос.

– А почему бы и нет?

– Ты не ответил.

– Потому что я так хочу.

– Ты всегда получаешь, что хочешь?

– Да, всегда.

Я чуть удивленно посмотрела на него. От такого наглого, самоуверенного тона, хочешь – не хочешь, ощутишь благоговейный трепет.

Он заехал на подземную парковку, остановил машину, заглушил двигатель и повернулся ко мне.

– И последний вопрос.

Я взглянула на него, ожидая.

– Эта правда, что ты не вспоминала ту ночь?

– Почти, – чуть помедлив, тихо ответила я, отводя глаза. Провал в памяти сыграл свое дело: доброе или злое – это как посмотреть.

Глеб резко выдохнул, схватил мое лицо своей ладонью, заставляя смотреть в глаза и жестко процедил:

– Эту ночь ты не забудешь. Это я тебе гарантирую.

Так же резко отпустил, отстегнул ремень безопасности, вышел, обогнул машину и буквально выволок меня наружу, схватил за руку и повел куда-то вглубь парковки. Нет, он не применял силу, но передвигался с такой молниеносной скоростью, что, когда мы зашли в лифт, я успела запыхаться. Он же внешне был спокоен.

По мере того, как лифт бесшумно взмывал вверх, мне все больше хотелось включить заднюю, и я постаралась аккуратно высвободить свою руку из его, но он сжал сильнее, доставляя мне слабую боль, и не поворачиваясь, произнес:

– Жалеть поздно.

От этого железного тона по моей спине хаотично пробежали мелкие противные мураши.

– Я и не жалею, – тихо сказала я.

Он только хмыкнул. Лифт замер, двери открылись и мы оказались на его этаже.

14

Все ещё крепко держа мою ладонь в своей, он вышел из лифта, подошел к двери и только тогда отпустил, но только для того, чтобы открыть замок. Отошел в сторону, пропуская меня внутрь и рукой направляя куда-то вглубь коридора, я оказалась в огромной гостиной. От увиденного у меня захватило дух. На миг я даже забыла у кого я и зачем, и причиной этому стала отнюдь не фантастическая красота окружающей меня обстановки – а это, действительно, было потрясающее воплощение в жизнь идеи талантливого дизайнера, а вид из окон. Окна были повсюду – от пола до потолка. Квартира, судя по всему, была двухуровневая, так как окна заканчивались где-то очень высоко. И город с его многотысячными огнями, дорогами, домами, людьми – как на ладони. Я не отрывая взгляда от созерцания такой красоты, скинула с себя пальто, ботинки и подошла к одному из панорамных окон. Протянула руку и легонько коснулась пальцами гладкой, прохладной поверхности стекла, будто пытаясь дотронуться до жизни внизу.

– Потрясающе, – прошептала я.

Казалось, что вот она, вершина мира. Именно на таких вершинах сильные миры сего решают кому и как жить: кто будет летать, а кому уготовано вести нищенское существование, кому умереть, а кому нет. От осознания этого я легонько вздрогнула.

– Замерзла?

Раздался голос, вернув меня в реальность. Я отрицательно покачала головой.

– Просто, это так…, – замолчала на миг, подбирая слова, – монументально, что ли.

– Мне тоже нравится вид, – и от его дыхания шевельнулась прядка, выбившаяся из прически, давая понять, что говорит он отнюдь не про вид снаружи.

– Почему ты всегда закалываешь волосы? Мне нравятся распущенные, – сказал куда-то в область шеи, не прикасаясь губами. А у меня такое ощущение, что целует. И от этого ожидания, когда отделяют миллиметры, тоненькая ниточка от желаемого, все тело начинает жечь, оно искрится, оно напряжено. А он легонько провел пальцами по моей ключице, выше по шее к подбородку. Я как кошка на ласку чуть повернула к нему свое лицо, он очертил указательным, чуть шершавым пальцем контур моих губ и повел им вниз по подбородку и дальше обратно к ключице и ниже, пока не достиг выреза моего платья. А я стояла и смотрела остекленевшим взглядом на город, который лежал под моими ногами неестественным, ярким, загадочным ковром и ждала, когда легкие, как пушинка прикосновения Глеба перерастут в мощный, такой нужный мне напор. Я боялась повернуться и взять инициативу на себя. Почему? Да все банально просто, когда ты живешь много лет с мужем и ваши сексуальные отношения превращаются в фикцию, а никаких других партнеров нет, то хочешь-не хочешь приобретешь комплекс и отсутствие опыта. Даже если этот опыт когда-то был, теперь его просто нет. За последние года ничего, кроме миссионерской позы. То, что было на Родосе, это была все не я, это – вино. Но теперь я трезвая. И вполне возможно, он разочаруется, – подумала и внутренне сжалась. А он будто почувствовал. Неожиданно притянул мои бедра к себе и резко прижался сзади, так что я в полной мере смогла ощутить силу его возбуждения.

От неожиданности я издала глухой гортанный звук. А он прикусил мою шею у основания. Я уперлась ладонями о стекло, чувствуя как его безумно горячие ладони прошлись по моим ногам, задирая подол платья, выше по животу и спустились ниже. И да, я была готова для него, для него одного. Он резко выдохнул в мою шею, опаляя горячим дыханием и я услышала треск рвущегося капрона. Я знала: еще мгновение и я почувствую его в себе. Но он медлил. Хотела повернуться – удержал. Звук открывающийся молнии, шорох одежды, почувствовала его пальцы, отодвигающие полоску трусиков, еще секунда – и он во мне – без прелюдий, без нежностей, резко, быстро – так, как он делает все в своей жизни. А мне и не нужна мягкость, может потом, позже, но не сейчас. Мною руководило мое собственное дикое животное, и ему требовался этот мужчина без промедления и отсрочки, слишком долго я ждала его. Нет, не с этой дикой ночи на Родосе и не с момента встречи в магазине, гораздо, гораздо дольше, теперь я это могла сказать со стопроцентной уверенностью. Это он, мучивший меня каждую рождественскую ночь. Он, о ком я думала ни один год. Он, кого я безумно боялась и отчаянно желала. Я чувствовала, как учащается его дыхание, как он становится все больше и больше во мне. Я заставила себя открыть глаза и попробовать посмотреть на город внизу, но все расплывалось, соединяясь в один большой светящийся шар. Чем быстрее становились его движения, чем больше и туже становился узел внутри меня, тем менее четкими казались изображение и краски, но только для того, чтобы под мой крик и его рычание разлететься на тысячу невозможно ярких метеоритов. Меня трясло, как в лихорадке, ноги подкашивались, Глеб прижал меня к стеклу своим телом и только это не давало мне опуститься на пол. Он уткнулся носом в основание шеи, пытаясь восстановить дыхание. Я же с ужасом осознала, что несмотря на то, что я только что испытала по истине потрясающий оргазм, хочу снова его прикосновений.

– Наконец-то, – тихо проговорил он, выводя меня из собственных мыслей.

Я чуть улыбнулась и тихо произнесла:

– Да, наконец-то.

***

Сколько он бредил этим? Сколько вспоминал? Да хрен его знает. Кажется, даже до того, как встретил ее на том острове, до того, как провел самую безумную ночь в его жизни. Но он запрещал думать об этом, запрещал чувствовать. Безусловно, он мог ее найти, но сдерживало его внутреннее я, указывая на данный факт как на зависимость, а значит, слабость. А слабость – это не про него. И он всеми силами старался вытравить ее из своей памяти и своего тела. Но все эти попытки были несуразными потугами, Глеб это понял в тот момент, когда увидел ее там, на банкете. Полина должна принадлежать ему, ненадолго, пока он не сотрет это гадкое чувство привязанности с лица земли. Эти адские семь дней медленно превращали его в безумца, в сексуального психопата. Каждый вечер, ночь он вспоминал ее там, в его номере, на Родосе: губы, грудь, плоский живот, ноги ее на своих плечах, шепот горячий и стоны, вырывающиеся на полувыдохе. Строил планы, не мечтал, не фантазировал, а строил планы, как он будет ее иметь, в каких позах, как долго, как заставит срываться ее голос, выкрикивая его имя. И в эти моменты пытался сдерживать себя, чтобы не заняться самоудовлетворением. Не всегда получалось, от чего он злился на себя и на эту чертову бабу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но даже в своих воспоминаниях и планах он не мог учесть реакции своего тела на нее. Это крайне дерьмовое чувство единения напрягало и дарило другое ощущение охренительной наполненности. Это не просто оргазм, не просто кончить, это когда сердце подпрыгивает и разлетается на тысячи частей, так, чтобы дышать было невозможно, но только для того, чтобы потом соединиться, вобрав в себя часть ее. Но Орлов отказывался в это верить. Не хотел. Не мог. Не его это. Сделал шаг назад, поправил брюки.

– Душ наверху, от лестницы направо вторая дверь – моя спальня, в ней ванная комната, – сказал резко.

Она все еще стояла, не поворачиваясь. Глеб не выдержал, подошел, одернул подол ее платья и более мягко:

– Полина, ты слышишь?

Она кивнула.

Повернул ее к себе, заглянул в глаза, а будто в пустоту, нахмурился.

– С тобой все в порядке?

Она снова кивнула, отводя глаза. Глеб резко прищурился.

– Иди наверх, я сейчас поднимусь. Поздно жалеть. И не говори, что не понравилось, или, что я взял тебя силой. Прибереги эти слюнявые рассказы для бабских посиделок.

– Глеб, вызови мне такси, пожалуйста.

Он пришел в ярость. Что вызвать? Куда она, бл*ять, собралась? Что за херь у этой бабы в башке? Только что стонала как умалишенная, сама поехала – не заставлял, призналась, что сама ждала. Так какого хера? Или это она…

– Хочешь быть чистенькой перед мужем? Не получится, дорогая. Не важно сколько раз ты тр*хнешься с мужиком, на факт измены это не повлияет никаким образом.

Отвернулся от нее, пересек залу и подошел к бару. Не видел, как она вздрогнула от его слов.

– Выпьешь?

– Нет…а, впрочем, давай.

***

Он налил виски, вернулся ко мне, протягивая бокал. Вновь отошел и присел на диван.

– Сядь, – приказал мне, указывая на пуф.

Я отрицательно помотала головой.

– Сядь, говорю.

– Я сказала не хочу! Сказала, что домой хочу!

– Ты еще не поняла? Что твоего «хочу» здесь нет и быть не может?!

– Ох ты, – внезапно разозлилась я, – ты включил богатенького самовлюбленного папочкиного сынка? Легко командовать, когда родился с серебряной ложкой во рту?

Я не поняла, как он так быстро очутился рядом со мной. Его рука сомкнулась на моей шее, мои пальцы разжались, бокал полетел на пол, чудом не разбился, а он меня толкнул туда, обратно к окну, где недавно царили совсем другие эмоции.

– Следи за своим языком, – процедил, сверля своим тяжелым, черным взглядом.

– Иначе что? Побьешь? Убьешь сразу? – тяжело просипела я, стараясь убрать его руку со своей шеи. Странно, но я в данный момент не испытывала никакого страха перед этим мужчиной. Только ярость. Она клокотала во мне, перекатываясь и переливаясь яркими цветами.

Он так же резко отпустил меня, сделал шаг назад, засунул руки в карманы брюк, еле сдерживаясь. Тяжело выдохнул. Я же схватилась за горло, пытаясь восстановить дыхание.

– Молись, Полина, крепко молись, чтобы не узнать другого меня. И на что я способен.

От его тона у меня озноб прошелся по коже, оставляя мерзкий шлейф. Но это был не животный страх, это, скорее, вызвало искреннее желание никогда не узнать его другого, чтобы не разочароваться, чтобы он в моем воспоминании остался таким вот, странным, жестким, самоуверенным, но не ужасным и гнилым.

– Сегодня ты остаешься у меня и это не обсуждается. Мы еще не закончили, – развернулся и удалился на второй этаж.

От таких эмоциональных качелей меня заколотило, на трясущихся ногах подошла к пуфу и присела.

Мы еще не закончили? Что это значит? Ему понравилось? – мысли хаотично бегали.

Через секунду после потрясающего полета от нашей с ним близости, еще не успев прийти в себя, я услышала жесткое, раздраженное: «Душ наверху…». Я сделала единственный, напрашивающийся вывод неуверенной в себе дамы – ему не понравилось, он разочарован. Это безумно расстроило.

Его яркое воспоминание и бледная реальность слишком четко контрастировали. Но только что он сказал: «мы еще не закончили». Я улыбнулась сама себе. Может, выпить для раскрепощения? И тут же себя одернула – это не самая лучшая идея.

Встала, подошла к лестнице, ведущей наверх и поднялась на второй этаж. Зашла в его спальню, услышала звук льющейся воды, быстро стащила с себя вещи. Сжала кулачки так, что ногти впились в ладони и несмело открыла дверь. Глеб стоял ко мне спиной оперевшись руками о стену, вода нещадно била его по мощным плечам, струями стекала по большой спине и ниже к накаченным ягодицам. Я как завороженная смотрела на это зрелище и не могла отвести взгляд.

– Это твой фетиш – подглядывать? – сказал, не поворачиваясь.

– Я…я… прости, – в миг почувствовала себя неуверенно, развернулась, чтобы уйти.

– Стоять, – он резко повернулся. Напряженно прошелся глазами по моему обнаженному телу, сглотнул. – Иди сюда, – голос чуть дрогнул.

А я утонула в этом взгляде, и не отводя своих глаз от его, двинулась к нему.

Подошла, провела пальцами по его рельефной груди, плечам. Он явно не чурается спортзала. Гладкая, чуть загорелая кожа, очень приятная, даже пальчики завибрировали от прикосновения. Обвела пальцем татуировку – отметив про себя, что это не просто хаотичные линии, а это вполне целостный рисунок с изображением…

– Орел? – подняла вопросительно глаза, чуть улыбнувшись уголком губ.

Он кивнул, продолжая стоять не шелохнувшись, и, не сводя с меня своих сверлящих глаз.

– Потрясающе, – сказала я, не уточняя, про что именно, то ли про великолепно исполненную татуировку, то ли про тело парня. Я продолжала водить пальчиками по тату, обводя крылья, крючкообразный нос, и глаза, хищные острые глаза. Мастер, который набивал ее, должен был очень остро чувствовать хозяина изображения. Сто процентная сущность Орлова.

Провела пальцами по шее и к лицу, приблизилась, практически, вплотную, чуть касаясь его груди напряженными сосками, положила руку на его затылок и потянулась к губам. Он с глухим стоном обхватил мою талию руками, рванул меня на себя и впился в губы, изучая мой рот, настойчиво, где-то даже агрессивно. Не спрашивая, а беря то, что, кажется, ему принадлежит по праву. Чуть отстранился, еще раз посмотрел в мои глаза. Отвернулся, выдавил гель для душа из дозатора и мягко, следя за своими руками, начал меня намыливать. Я как в тумане перевела взгляд на его руки, тут же посмотрела на его сосредоточенное лицо. Будто в данный момент он не наносил гель для душа на мое тело, а вылеплял очередной шедевр, словно скульптор: сосредоточенно, методично и очень мягко, боясь сделать одно неточное движение. А я от этой мягкости готова была превратиться в ту самую пену, что стекала вместе с водой к нашим ногам. Он провел руками по моей груди, по напряженному животу и ниже, я на автомате сжала бедра. Он остановился, поднял на меня свой блестящий напряженный взгляд, тяжело сглотнул слюну. И я увидела, как ему трудно, он подведен к такой же опасной грани, как и я, но ради меня он сдерживается. И это теплое ощущение, что это я причина его напряжения, поселилось внутри и дало такое необходимое чувство некоторой раскрепощенности. Я поддалась и его пальцы скользнули ниже, а меня подбросило. Я чуть всхлипнула, цепляясь за его плечи, но он не думал останавливаться.

– Г…глеб, – чуть заикаясь, тихо, хрипло сказала я. Он остановился, посмотрел в мои затуманенные глаза, развернулся, выключил воду, взял с держателя большое банное полотенце, завернул меня и чуть подтолкнул к двери. Я зашла в спальню, но так и зависла на пороге, не решаясь подойти и залезть на кровать. Он обошел меня, сел на край кровати, внимательно наблюдая, создавая видимость того, что я сама принимаю решение остаться с ним или прямо сейчас уйти. Но мы знали оба две вещи: во-первых, даже если я захочу уйти, он не отпустит, а во-вторых, я не уйду, я до одурения, до потери пульса хочу его, в самом примитивном смысле. Просто его и просто во мне.

Я скинула полотенце, подошла и встала перед ним, провела рукой по его волосам, он притянул меня к себе, заставляя усесться сверху. Поцеловал, спускаясь губами ниже по шее, не пропуская ни одного миллиметра моей кожи, чуть прикусывая и тут же проходясь языком. Чуть поднял, намереваясь меня уложить на кровать, но я не хотела даже на секунду терять контакт с его телом. Я неодобрительно замычала, прикусила мочку его уха, потерлась о него, показывая как сильно хочу его. Второго намека не нужно было, он тут же приподнял меня и начал погружаться, медленно, давая привыкнуть. А для меня эта медлительность – как игра на оголенных нервах. Хотелось как можно скорее ощутить это чувство наполненности, но ускорить процесс я не могла, Глеб не давал ни единого шанса на самоуправство.

– Ох, – только и смогла выдохнуть я, когда он вновь потянул меня наверх и резко вернул на место, задавая темп. По моим венам уже текла не кровь, а горячая лава. Она бурлила, кипела, она требовала найти выход. А я в попытках помочь найти этот выход ускорялась, и вот когда, казалось, протяни руку и ты получишь желаемое, он железной хваткой остановил меня. Я издала жалобно-удивленный звук, похожий на скулеж щенка, а он снял меня с себя и заставил лечь на кровать, сам же навалился сверху, пригвоздив буквально, как беспомощную мягкую куклу к матрасу.

– Нет, малышка, так быстро ты это не получишь, – сказал прерывисто и поцеловал подбородок. Я обвела пересохшие губы языком и непроизвольно двинула бедрами. Он покачал головой, издав хриплый смешок. – Я помнил тебя все эти месяцы, – поцелуй в уголок рта, – я жил с этим, – прикусил зубами мочку уха, чуть оттянув. А меня затрясло, какой-то мелкой – мелкой, словно песчинки в пустыне, дрожью. – Я с катушек съехал за эту неделю, – прикусил кожу на плече, тут же лизнув место укуса. – Я ждал эту ночь, – прихватил зубами крайне чувствительный сосок на левой груди, и меня выгнуло дугой. – А я не люблю ждать, – переключился на другую грудь. – Теперь, ты должна заплатить по счетам, – его губы прошлись по животу влажной дорожкой вниз. – И заплатишь, – прикусил кожу на животе, и двинулся ниже. – Это я тебе обещаю!

И я зависла где-то между небом и землей, между адом и раем, где-то между. Это выматывающее, выворачивающее все нутро чувство. Мне хотелось, чтобы он довел меня до вершины, чтобы как можно скорее закончил свою бесчеловечную игру садиста. Но он продолжал дразнить: то подводя, то отступая, вызывая во мне возмущение и хныканье обиженной девочки. Глеб не давал мне улететь, но и не позволял приземлиться, удерживая своими уверенными действиями где-то между. Пока наконец-то он не дал надежду на завершение этой агонии: накрыл меня собой, вошел и замер. Я вцепилась пальцами в его ягодицы, пытаясь заставить двигаться, но он не шевелился. Я ощутимо прикусила кожу на его плече, всхлипнула от какой-то безысходности, от невозможности получить желаемое. Чувствовала, как медленно сгораю, как это состояние плавит мои кости, накручивая на вертел мои внутренности.

– Я не могу больше, Глеб, пожалуйста, – взмолилась.

Он резко выдохнул, опалив горячим дыханием мою шею, и начал медленно, но сильно вколачиваться в меня. С каждым толчком выталкивая все выше, и выше, и выше. Пока я не смогла наконец-то дотянуться до солнца. Меня выворачивало наизнанку, ломало и выбрасывало. Я потерялась в этих ярких, искрящихся, неописуемых по своей энергетике ощущениях. Наверное, я кричала, наверное, вслед за мной кричал он, наверное. Я не могу точно сказать. Этот разрушительный оргазм отключил у меня все слуховые и зрительные рецепторы. Мой организм должен был это сделать, но только для того, чтобы дать в полной мере почувствовать то другое, запретное, но от этого еще более желанное.

А миссионерская поза, оказывается, тоже бывает разной по остроте ощущений. Теперь, наверное, она будет моей любимой, – так наивно думала я, не предполагая, сколько открытий и ощущений мне подарит парень этой ночью.

Он приподнялся на локтях, поцеловал глаза, щеки и прильнул к губам, приводя в чувство. Все еще периодически вздрагивая от пережитого, я чуть улыбнулась уголками губ и открыла глаза.

– Это….это было…

– Знаю, – ответил и откатился в сторону. А мне стало неуютно без его тела, как-то одиноко, что ли, несмотря на то, что для меня он был явно тяжеловат.

И тут от так «вовремя» пришедшей мысли меня парализовало.

– Мы не предохранялись.

Он повернул ко мне голову и вперил в меня взгляд своих черных глаз.

– Я думал ты пьешь таблетки или, что вы там пьете обычно.

– Нет. Ничего. С чего ты решил?

– Летом, когда ты была в моем отеле, на вопрос о таблетках, ты сказала, цитирую: «какие-то точно принимаю».

Я медленно покачала головой. Его губы сжались в одну тонкую линию, он встал с кровати, ни капли не стесняясь наготы, я же наоборот, быстро заползла под одеяло, натянув его под самый подбородок. Глеб подошел к столику, взял телефон и что-то кому-то написал.