Текст книги "Между нами море (СИ)"
Автор книги: Ольга Алёшкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8
Их было трое. Не успела испугаться, как мужские руки толкнули меня. Я пошатнулась и уже через секунду меня приняли другие, чужие руки.
– Оп-ля! – присвистнул один из них и толкнул следующему: – Надо же, какие чайки тут водятся!
Я быстро переставляла конечности, опасаясь рухнуть под ноги одного из них и доставить тем дополнительные причины для едкой радости. Они пасовали мной, словно мячом, лениво перекидывая друг другу, постепенно сужая «круг». «Бояться нельзя», – пульсировало у меня в висках, а липкий страх подступал, сдавливая горло. Их лица мелькали, сливаясь в одну рожу, на которой с каждой секундой всё отчетливее проступало блудливое выражение.
– Попалась, птичка. Ну-ну, будь умницей, не брыкайся и дяди тебя не обидят.
Кричи! Заставь, умоли кого-нибудь прийти тебе на помощь. Я судорожно огляделась, пытаясь заглянуть за их спины, окружавшая темнота не порадовала. Набережная светилась, но даже от ближайшей, увешанной огнями «Тортуги» свет доходил слишком слабо, почти не добегал вовсе. Закричать не получалось. Я затравленно уставилась на зеленую пальму, раскинувшую ветки на белой ткани рубахи напротив, и сглотнула. Ко мне потянулись усыпанные темными волосами руки и я, наконец, закричала. Крик вышел сдавленным, каким-то нелепым до неестественного, я набрала в грудь воздуха, рассчитывая заорать громче, пронзительнее и в этот момент получила удар в голову, чушь выше правого уха.
– Заглохни, сука, – скомандовали мне следом, в лицо ударил запах алкоголя.
Слезы, брызнувшие из глаз, как и приказ, не помешали мне закричать снова, теперь уже отчаянней, яростней. Я схлопотала две оплеухи, тыльной стороной тяжелой ладони, и, уже зная, что бесполезно, взмолилась:
– Пожалуйста.
Эти же руки, что и били, сгребли под коленями и закинули на плечо. Я визжала, брыкалась в попытке вырваться, улизнуть, почти получилось свалиться с покатого плеча, но ещё одна пара рук подхватила за голову, а другая вцепился в запястья. Меня понесли за руки, за ноги, как раненного в бою товарища, только не смотря на горящие от ударов щеки и звенящую голову, на бойца я всё же смахивала смутно, тем более раненого. Раненные так себя не ведут, раненные позволяют себя нести, лишь изредка разлепляя глаза и тихо шепча «пить». По крайней мере, в кино обычно так.
– Шевелитесь вы, не то эта дура всё побережье на уши поднимет!
Процессия во главе с командиром спустилась к пляжу. Я и тогда пыталась вырываться, извивалась, кричала, по-моему, даже звала Гордея – а вдруг? Посторонние, если они и были, если и слышали, не захотят вмешаться, люди равнодушны к чужим проблемам. Я получала рукой по губам и четкую команду – заткнись! Следом меня бросили на смесь из песка и гальки, а «командир» недругов ткнул пальцем одному из парней в живот и скомандовал ему:
– Снимай.
Парень, самый молодой из них, стянул футболку, тот, первый, рванул её, раздирая на части. Одну половину заткнул за пояс, вторую смотал в комок. Я попыталась подняться на ноги, но третий толкнул меня, я снова упала, получив увесистый пинок под зад, и заскулила. Жалобно, отчаянно. Мне стало страшно: по-настоящему, до ужаса. Захлебываясь слезами, я успела ещё раз в темноту выкрикнуть «помогите!», до того как кусок чужой футболки оказался у меня во рту. Вторую часть связали узлом на моем затылке, чтобы не выплюнула «кляп».
Тащили они меня долго, раз прерываясь на отдых, небрежно бросив ношу, но и в этот короткий перерыв, сбежать не удалось. Я чувствовала себя добычей, овцой, покачивающейся у охотников на вертеле. Причем охотники, оказались сущие дикари.
Происходящее казалось сном, неожиданно свалившимся кошмаром. И даже когда меня вновь бросили, у кромки дикого пляжа, один из них осматривался, сочтя место надежным для их темных дел, второй хрустел уставшими меня тащить пальцами, даже тогда мне верилось – спасусь. Вот сейчас, ещё минута и происходящее рассеется, как туман, или вот теперь, тот, который говорит, которого они слушают, скажет громко, что они пошутили, просто хотели попугать, и отпустит. А может примчится супергерой, который намнет им бока и раскидает их в разные стороны, накроет мои оголенные ноги плащом и скажет – вы спасены. Или море… может оно сжалится и направит такую огромную волну, что смоет нас, принимая в свои объятья и должно быть тогда я смогу нырнуть, спрятавшись в его темных водах, и уплыть, не оставляя им шансов? Я неплохо плаваю, благодаря Гордею. Господи, хоть что-нибудь.
Под буравящим взглядом главаря, я ползком пятилась назад, считая, что делаю это незаметно, пока не уперлась в укрытый жухлой травой холм. Мужчина с пальмами на рубашке сплюнул, в два шага приблизился и резко дернул меня за ноги. В голове загудело ещё больше, но я не могла позволить себе просто лежать, справляясь с головокружением, я попыталась снова сесть, но упрямая, сильная рука толкнула в грудь.
– Не дергайся!
Ни умоляющий взгляд, ни сумбурное мычание не разжалобили, ничуть. Он скомандовал своим товарищам держать меня и потянулся к ремню. Я зажмурилась и завертела головой – нет, нет, пожалуйста – наивно полагая остановить его или надеясь, что он все-таки исчезнет, когда я вновь распахну веки.
Но когда к запястью снова прикоснулись чужие руки, я оцарапала их, а того, что тянулся к ногам, лягнула. Пальмы тряслись от ленивого смеха, а обладатель рубашки словно нарочно тряс плечами, должно быть, демонстрируя как ему весело. Мне позволили пинаться ещё немного, молотить руками в воздухе, изредка попадая в чужие части тела. Мне даже позволили вскочить на секунду ноги и сдернуть повязку с лица, лишь выплюнуть кляп не получилось, он подобно пресловутой лампочке не желал выскакивать без посторонней помощи. А помочь пальцами не успела – подсечка и я снова на земле, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. И саднящие лопатки не самое страшное, страшное ждало впереди. Я понимала это тогда, уже не надеясь ни на какое чудо.
А дальше была боль, огромный сгусток боли и затуманенные от слез глаза. «Ноготь, Борман и Васёк». «Ноготь, Борман и Васёк» – сколько могла, про себя повторяла я, боясь забыть их клички.
Первым был Ноготь, он у них и главный. Когда дело дошло до Васька, того, что остался без футболки, я уже не чувствовала той раздирающей боли, жгущей меня, словно каленое железо. То ли он был милосерднее, в сравнении со своими товарищами, то ли мне уже стало всё равно.
Спустя некоторое время, лежа в луже собственной крови, я согласилась, да, всё равно. Мои обидчики убежали купаться в море – смыть кровищу, как сказал Ноготь – а я не воспользовалась, даже не отползла ни на метр. У меня не осталось ни сил, ни желания, только тупое равнодушие. И когда они вернулись, одеваясь и тихо переговариваясь, решая мою судьбу, и тогда мне было безразлично.
– Давай я, – донесся хриплый голос Бормана.
А потом Васёк, заискивающим голосом, предложил:
– Это… самое… я тоже могу.
Участь моя решилась кивком Ногтя. Ваську вложили в руки ремень, тот направился ко мне. Присел, склонился надо мной и сглотнул, примеряясь. Вытащил изо рта свою некогда футболку, сунул в карман шорт.
– Шевелись! – скомандовал ему главный.
Шею сдавила холодная, тугая кожа, мои растрескавшиеся губы затряслись, почему-то умирать таким способом не хотелось. Я посмотрела в его глаза, стараясь запомнить. Имя мне его уже не нужно, но отчего-то казалось важным запомнить лицо. Лицо твоей смерти.
Мужчина сдавил ремень, достаточно сильно, но я ещё могла дышать, и закряхтел. Это сколько нужно усилий, подумала я?
– Долго будешь возиться?
– Идите, догоню, – не поворачиваясь, ответил он Ногтю и опять запыхтел.
Васёк надавил мне на ключицу локтем – больно. Я не смогла сдержаться, хотя старалась, и затряслась всем телом. Он прикрыл глаза, едва заметно кивнув, в этот момент я и поняла что происходит. Почему он сжимает шею не в полную силу, почему давит мне на ключицу, вынуждая стонать и трястись. Кажется, он не хочет быть тем лицом.
Моя повернутая набок голова, выпученные вверх глаза, с закатившимися зрачками, его устроили. Он поднялся и вернулся к товарищам, а я подсчитывала секунды. Не дышать у меня получится едва ли больше сорока.
Их голоса совсем растворила ночь, я кое-как поднялась и направилась к морю – темная пучина поглотит мое тело. А с ним уйдет страх, боль и унижение.
Резко войдя в воду, я почувствовала боль, разъедающую и такую же резкую. Соленая вода щипала уязвленную плоть, заставляя слезы катиться по щекам крупными горошинами. Странное дело, ещё минуту назад я, спешившая утопиться, чтобы разом покончить со всем, теперь отказываюсь ступать глубже, стою по пояс в воде и вою от глупой физической боли, которая ничто в сравнение с тем, что творилась внутри моей черепной коробки. Вот уж где всё сжато тугими тисками, выжжено до основания и засеяно отчаянием, страхом и одиночеством.
До тёткиного дома добиралась крадучись. Кое-как прикрываясь разорванным платьем, бесконечно останавливаясь, кривясь от боли, и стараясь не думать о липких от крови бедрах. Я спешила из последних сил, ещё немного и рассвет. И тогда станет поздно. Слишком поздно. Каждый житель этого городка узнает о моем позоре, а я искренне пожалею, что не утопилась.
Первым делом я прокралась в уличный душ и яростно терла тело, забытым кем-то из отдыхающих, куском туалетного мыла. Избавляясь от едкой соли, запаха чужого пота, собственной крови. Здесь я ревела беззвучно, подставляя лицо воде, тут же смывая горькие, отчаянные слезы.
Тётка вставала рано, поэтому в доме требовалось не шуметь и торопиться. В рюкзак летело лишь самое необходимое: белье, кое-какие носильные вещи и туалетные принадлежности.
В шкафчике ванны нашлись ночные прокладки, одну закрепила на трусиках, оставшиеся в пачке определила в пузатый карман рюкзака. Паспорт хранился в тумбочке, аттестат оставлен теткой на комоде прихожей, аккуратно опёрт на вазу, словно фотография или повод для гордости. Скопленной мной за два сезона наличности, так редко попадающей в руки в виде чаевых от гостей, едва ли хватит на билет, а если и хватит, то только на него. Мне пришлось ограбить родную тетку. То-то Фаина «обрадуется» не обнаружив в заветной коробке из-под печенья собранных за май и июнь денег. Зато уверится в своей правоте, я – никчемная бестолочь, не заслуживающая толики её доброго отношения. Нехитро собравшись, я обвела взглядом дом, словно прощаясь, надвинула на глаза темные очки, на голову нахлобучила бейсболку и потопала на автовокзал.
Так начался мой бег. Бег испуганной, противной даже себе – что уж говорить об остальных, страшно даже представить – девчонки, грязной, запятнанной дочери спидоносицы, бег в никуда и, по сути, из ниоткуда.
Добралась до ближайшего крупного железнодорожного узла, где география следующих по станции поездов может похвастать разнообразием, и подняла взгляд на табло – изучать. Куда дальше? Ближайший поезд отправлялся в столицу, этот мне не годился. Мне хотелось забиться, спрятаться в самую глубокую нору. Даже поднятый взгляд на табло смущал, незаслуженно дерзким казался, будто не имела я прав смотреть никуда, кроме пола или земли под ногами.
Барнаул, прочитала я и направилась в кассу – подходяще. Достаточно далеко. Возможно, там для меня найдется место, возможно, там затянутся эти тягучие раны, возможно, там я забудусь и смогу обмануть себя.
Билеты в кассе нашлись, поток туристов в июне ещё не плотный, до отправления поезда я посетила вокзальную дамскую комнату, успела купить еды в дорогу и дешевый тональник в тюбике, замазать налившийся на скуле синяк. Значительная часть его не могла укрыться под солнечными очками, да и находиться в них круглосуточно неприемлемо.
Вагон был плацкартный, шумный и равнодушный. Как нельзя лучше. Я забралась на свою верхнюю полку и битый час делала вид, что сплю, не обращая внимания на снования по вагону, на всеобщую суету. Через час ревизоры проверили билеты, вскоре я действительно уснула. Проснулась как от толчка – срочно бежать в туалет. Я подхватила рюкзак и спустилась. Меня качнуло. Слишком поспешно подскочила, решила я и, перехватываясь за поручни, устремилась в конец вагона. Успела вовремя, не то пришлось бы менять не только испачканное багровыми подтеками белье, но и джинсы. В упаковке оставалось лишь пять «конвертиков», боюсь такими темпами, до конечной точки путешествия не хватит. Жаль, что вместе с продуктами я не догадалась купить запас.
Я вернулась и снова легла, зарывшись с головой в казенное одеяло. Меня знобило. От страха, напряжения и, вероятно, усталости. Я засыпала, просыпалась вновь, на автопилоте шлепала в туалет и возвращалась на своё ложе. К брошенному пакету с едой не притрагивалась, лишь жадно пила из бутылки воду, перед тем как снова отключиться.
Минули вторые сутки моего побега.
– Девушка, девушка, – услышала я, сквозь сон и приоткрыла глаза. Соседка, занимавшая нижнюю полку напротив, трясла меня за руку. – Вам плохо, нездоровится? Вы бормотали во сне и бились как в лихорадке.
Она приподнялась на цыпочках и опустила мне на лоб ладонь, с зажатым в ней платком. По-хозяйски смахнула со лба испарину. Я попробовала возразить, но пересохшее горло отказывалось выдавливать из себя звуки, получалось лишь жалкое мычание. Тогда я помотала головой, надеясь, что она отстанет и попыталась подняться.
– Лежите, – категорично возразила она и прижала к матрасу мою руку. – Я позову начальника состава.
Она унеслась в конец вагона, а я всё-таки спустилась. В этот раз спуск дался мне тяжело. Обстановка вагона кружилась и расплывалась почти с такой же скоростью что и пейзаж за окном. В голове противно шумело – тынц-тынц – словно маленький, невидимый гном ударял над ухом в металлические тарелочки.
– Вам лучше дождаться Валентину, – посоветовал мужчина с усами, по-видимому муж убежавшей за помощью женщины.
Я сфокусировала на нём взгляд, планируя ответить, что-то вроде спасибо и отвернулась. Он смотрел на меня с какой-то брезгливой жалостью. Именно эти взгляды станут тебя преследовать, мелькнула мысль. Даже Гордей будет смотреть так же. Ты поступаешь правильно.
Я стянула с полки рюкзак, закинула на плечо и снова отправилась по привычному уже маршруту. Умылась холодной водой, постояла, опершись локтями на раковину и свесив на ладони голову, а потом полезла в кармашек своей ноши. Заветных конвертов больше не осталось. Вероятно, последний использовала на автомате, не отдавая отчета. Долго размышлять не пришлось, рванула пополам запасную футболку из рюкзака. Господи, двадцать первый век на дворе, а я с тряпками…
Начальник состава, проводница и Валентина уже крутились возле нашего «купе». Соседка первой заметила меня и всплеснула руками. Я чувствовала, как покрываюсь потом, следом накатывал страх. Страх перед этими людьми, собравшимися здесь, чтобы рассматривать меня. Меня заставили лечь на место соседки, выглядела я выходит действительно неважно. Из аптечки, которую она держала в руках, проводница сунула мне градусник и машинально опустила на лоб ладонь. Начальник состава задумчиво рассматривал меня, а потом озвучил проводнику свой вердикт:
– На ближайшую станцию скорую вызову, сдашь им на руки.
Ссадили меня на станции небольшого уральского города, скорая помощь передала в руки приемной сестры, та усадила на кушетку. Девушка задала кучу стандартных вопросов, параллельно царапая ручкой бумагу, и повернулась:
– Далеко ехали?
– В Барнаул, к родственникам, – шепнула я и прикрыла глаза, избегая дальнейших расспросов.
Температура, давление, кардиограмма. Беглый осмотр спустившимся врачом и определение меня в палату терапии. И не одна из них не догадалась заглянуть мне между ног. Да и откуда им догадываться, я же не жаловалась. Уже другая сестра вкатила в палату стойку, затянула на моем предплечье жгут и улыбнулась:
– Поработаем ручкой.
Улыбка её была мягкой, располагающей и глаза наполнены заботой. Легкая седина в отросших волосах и энергичные, но деликатные жесты. Женщина нащупала пальцем вену и уколола почти не ощутимо. Она здесь на своём месте, решила я и спросила:
– Что это?
– Витаминки. Не беспокойтесь.
В следующий свой визит она принесла два направления: анализ крови и мочи, мне предстояло сдать их завтра утром. Анализ мочи меня беспокоил особо, как и то, что совсем скоро свернутый кусок хлопка перестанет справляться и я залью больничную простынь кровью.
– Девчат, ужинать бегите, – обратилась она к моим соседкам по палате, двум милым дамам, абсолютно не девчачьего возраста и повернулась ко мне: – Вам позже в палату принесут.
Соседки охотно устремились на выход, развлечений в больнице немного, приемы пищи, подозреваю одно из таковых, а сестра придвинула единственный на палату стул и села рядом.
– Меня зовут Галя. Так и зовите, без лишний регалий, я привыкла, – мягко добавила она и по-особенному на меня посмотрела. Я сообразила, что торопила соседок она не случайно и вздохнула. Так и оказалось. Галя коснулась моей руки, проверила пластырь, фиксирующий иглу, и легонько сжала мою ладонь: – Ася, вы должны сказать мне, откуда у вас эти синяки? Этот, на запястье, и тот… на скуле.
Она замолчала, разглядывая меня. Взгляд такой доверительный и такой… испытующий, рассчитывающий уловить каждое движение зрачка, любую эмоцию.
«– Запястье ерунда, вот на лодыжках и бедрах…» – сказала я мысленно, думая о возможных вариантах. Что если я поделюсь с этой женщиной? Какие у моего признания будут последствия, сможет ли она сохранить мои тайны?
Подумав, я пришла к выводу – на этом этапе союзник мне просто необходим. Либо мне остается бежать. Дождаться, когда она уйдет, не вечно же ей тут сидеть и смотреть вот так, избавиться от иглы в моей руке, встать и незаметно прошмыгнуть к одному из выходов. Найти нужный. Лазейка есть в каждой больнице, главное её отыскать. Только… я слишком слаба, чтобы сбегать, у меня слишком болит там, между бедер, и боль эта не торопится утихать, а кажется даже наоборот, возрастает. Мне требуется передышка, да и бежать в приближающуюся ночь, на улицы чужого города… В общем, я решила, что покинуть больницу я всегда успею и рассказала ей всё. Без подробностей, только факты.
– Господи, деточка, что ты пережила, – ахнула она и скривилась: – Ты понимаешь, дитя моё, что я должна вызвать полицию?
Похоже ей самой эта идея не по душе.
– Я понимаю. Но поверьте, сбегу раньше, чем они успеют приехать. И вам меня не остановить.
– Сбежит она. Куда ты сбежишь, ты посмотри на себя, шаг сделаешь, да в обморок свалишься.
Мы недолго перепирались, она сдалась. И перевезла меня на каталке в родильное отделение. Там меня осмотрела её подруга, акушер-гинеколог. Женщина устало стянула испачканные кровью перчатки, опустилась на стул и повернулась к Галине:
– Что-что? Разрыв похоже, надо шов наложить. Сейчас укол поставлю, будешь ассистировать.
Мне наложили шов, акушер сказала, что мне повезло и добавила, что я сумасшедшая. Я её поблагодарила хриплым шепотом, из-за стоящих в горле слёз, от облегчения, и немножко от обиды, так мне её «повезло» не понравилось. Сомнительное везение. А потом Галина неделю выхаживала меня у себя дома. Следила, чтобы я принимала назначенные её подругой таблетки и не хотела, чтобы я уезжала, когда я собралась. Галя, воспитывающая сына одна и проводившая его в армию, остро чувствовала одиночество и была готова оставить меня у себя, вплоть до его возвращения. Но я не хотела этого сближения, очень много она обо мне узнала. Очень близко я её подпустила и уверена, останусь – подпущу ещё ближе. А это мне ни к чему.
Мне нужно бежать. Далеко-далеко. Чтобы никто меня не нашел и не обидел. Чтобы расстояние между нами в целое море. Чтобы Гордей был счастлив. Со мной у него этого счастья не будет. Со мной он будет слышать упреки и перешептывания.
И я уехала. Преодолела ещё триста километров и осела в промышленном городке за Уралом.
Глава 9
– А у нас постоялец! – радостно объявила Наташка, встречая нас у калитки.
– Давайте, называть их гостями, – предложила я и добавила: – Дом же у нас гостевой.
Гамлет пожал плечами, хорошо, мол, и пошел открывать ворота, чтобы загнать машину и выгрузить бассейн. Мы всё-таки купили его. Каркасный, вполне приличного размера.
– Значит у нас гость, – согласилась по-прежнему довольная горничная. – Заселила в люкс час назад, рассчитался наличными за неделю вперёд.
– Отлично, Наташа.
Это действительно чудесно. Все мои скопленные финансы стремительно таяли, а лезть в теткин сейф я пока не готова, да и код всё равно неизвестен. О наличии в доме такового мне накануне поведала Розалия, сама я, даже не подозревала, что тетушка обзавелась подобным тайником в своей спальне. Хотя со временем нашла бы, но пока у меня что-то вроде табу на посещение будуара Фаины.
Я отправилась к себе раздумывая нужно ли посетить гостя, проявить знак внимания, так сказать. В итоге решила не докучать. Гость вселился отдыхать, вот пусть и отдыхает, а почтение можно выказать, встретившись где-нибудь на территории.
Через пол часа заглянула Наташка. Постучала, от предложения войти отказалась и, стоя на пороге, спросила:
– У меня всё готово, я пойду тогда?
– Да, конечно, иди. Хотя нет, подожди, – остановила я, сбежавшую по ступеням горничную. – Ты гостю экскурсию провела, объяснила, что и где у нас?
– Беседку показала, сад, да качели. Прачечная ему не к чему, в люксе машинка есть.
– Хорошо. Спасибо, Наташа. Всё, больше не задерживаю, беги.
Ещё с час я просидела с ноутбуком, связываясь с администрацией сайтов, на которых тетка разместила информацию о гостевом доме. Менять оставленный в контактах почтовый адрес и телефон, с теткиных на мои, техподдержка напрочь отказывалась, так как я не могла предоставить им никаких доказательств, в права наследования я ещё не вступила. Бог с ней, с почтой, решила я, пока буду исправно пополнять баланс Фаининой сим-карты, таким образом, потенциальные клиенты смогут хотя бы дозвониться.
В холле гостевого дома я оказалась ближе к вечеру. На секунду замерла у двери «люкса», прислушиваясь, но постучать так и не решилась, хоть и любопытно – какой он, первый гость? Ну, постучу я, и что я ему скажу? «Здравствуйте, рада приветствовать вас в стенах нашего заведения?» Бред. Надеюсь, чем-то подобным его приветствовала Наташка, а я, боюсь, буду уже не в тему. Прибавить к этому опасение показаться назойливой. В общем, я нерешительно потопталась в холле, заглянула в пару номеров, где Наталья должна была застелить белье и отправилась в беседку. Попью на воздухе чай, пока не стемнело.
Ещё вчера усыпанная белыми, чуть розоватыми к серединке лепестками яблоня, сегодня норовила скинуть с себя весь буйный цвет, словно уставшая невеста фату. Завтра нужно вымести с дорожки все лепестки, как бы грустно не звучало. Я обогнула яблоню, почти достигнув беседки, как услышала скрип отворяющейся калитки – вечером скажу Гамлету, пусть смажет. Калитка снабжена кодовым замком, правильный набор цифр озвучивали гостям при заселении. Раз в пару лет Фаина перекодировала замок, думаю, стоит поинтересоваться у Гамлета, когда она делала это последний раз. Я остановилась, дожидаясь, когда входящий появится в поле зрения, решив, что это выскочивший по какому-нибудь делу армянин. Мужчина вошел спиной, одной рукой прикрывая калитку, в другой высоко держал бумажный пакет из тех, что дают с собой в кафе или ресторанах.
Сердце ухнуло вниз. Потому что, это не Гамлет и даже не посторонний, пока неведомый мне гость. Эту покрытую коротким ежиком макушку я узнаю из тысячи, хотя вблизи лицезрела лишь раз, раньше она была укрыта густыми, длинными волосами. Гордей, черт возьми! Мне казалось, я сделала всё, для того чтобы он не возвращался.
– Откуда ты знаешь код? – строго спросила я. Он повернулся, растянул губы в улыбке и двинул навстречу.
– Девушка… как её… милый такой пухляш была столь любезна и сообщила мне его. Она вообще много чего мне наговорила.
«Наказать её что ли?» – подумала я, а вслух осведомилась:
– Чего тебе ещё? Вроде бы, мы всё выяснили: я жива, здорова и безразлична.
Вышло дерзко и грубо, но не стану врать, что я этого не хотела. Именно этого и добивалась – разозлить, отвернуть от себя. Улыбка сползла с его лица, Гордей приблизился и замер в метре от меня. Переложил пакет в другую руку, держа за дно, с шумом выдохнул, раздувая ноздри.
– Зачем ты это делаешь? В кого ты играешь, а?
Он наклонился к моему лицу, обдал горячим дыханием. От него пахло выпечкой, будто он буквально перед калиткой слопал свежеприготовленный круассан или такую вкусную слоеную плетенку, политую кленовым сиропом и посыпанную сверху ореховыми чипсами. А может это из его пакета так пахнет? «Господи, да ты, похоже, голодная», – мысленно протянула я, глядя куда-то в пол, стараясь думать о чем угодно, только не об этом мужчине в которого превратился мой Гордей. «Ага, твой. Был когда-то».
– Тебе совершенно не идёт эта маска суки, ты не такая, – пропел он полушепотом в моё ухо. Я вздернула голову и с вызовом глянула на него, собираясь с мыслью, Гордей справился с собой первый. Заулыбался вновь, выудил из кармана джинсов ключи и покачал ими перед моим лицом: – Я твой первый клиент, хочешь ты того или нет. А, впрочем, ты же равнодушная, тебе должно быть безразлично.
Пожал плечами и зашагал по дорожке, унося с собой пакет и запах съестного. Ключи были от люкса, я узнала их по брелоку. Через несколько шагов он обернулся и, словно прочитав мои мысли, сказал:
– Имей в виду, я заплатил за неделю вперёд и раньше этого срока съезжать не собираюсь.
Зачем он это делает, думала я, наливая чай. Мстит за нанесенные ему обиды? Хочет позлить, доставить неудобства? Я суетливо прошлась по беседке, едва не расплескав половину содержимого чашки, и устроилась в самом углу дивана, обхватив её двумя руками. Отчего-то мерзли ладони.
Гамлет вошел практически бесшумно. Заварил в стеклянном чайнике чай (пакетированный, я заметила, он не признавал, порою просто кидал себе заварку в кружку) и расположился за столом, прихватив себе грушевидный стакан. Поинтересовался подлить ли мне, я отказалась, а он замолчал. Может почувствовал, что к разговорам я сейчас не расположена.
Появление на веранде Гордея меня ничуть не удивило. В руках он держал большую тарелку на которой высились плетенки. Те самые, с ореховыми чипсами.
– О-о… кажется, я вовремя, – непосредственно протянул он. – У меня целое блюдо вкуснях, в одиночку не осилю. Угощайтесь.
Стол для своей ноши, Гордей выбрал ближайший ко мне.
– Уф, – плюхнулся он по другую сторону дивана и указал пальцем на блюдо: – У вас тарелки из номера выносить можно?
Я зачем-то мимолетно глянула на Гамлета, будто тот здесь решает такие вопросы, и, не поворачивая головы к Гордею, ответила:
– Можно, если возвращать их на место.
– Чаем напоите? – весело спросил он.
Гамлет поднялся первый, взял из шкафа такой же, как у него, стакан, плеснул в него горячей жидкости из чайника и поставил на стол перед гостем. Армяне народ гостеприимный, только, судя по выражению лица моего работника, гостеприимством тут даже не пахло. Скорее – держи уже, только угомонись.
Я вертела в руках чашку, с недопитым чаем, стараясь лишний раз не шевелиться, не напоминать о себе, Гордей к своему стакану даже не притронулся и лишь армянин, изредка прихлёбывая чай, нарушал тишину кажущуюся нелепой, ненастоящей. Мы сидели странной молчаливой компанией, словно каждый из нас чего-то ждёт. Чего-то интересного, острого и не уходит лишь из-за боязни пропустить. Из всего этого самое странное – Гордей, точнее его присутствие. От него несло свободой. В этой расслабленной позе, в раскинутых по спинке дивана руках, в чуть лукавом взгляде, во всем читалась уверенность. Я и Гамлет, напротив, зажаты, напряжены, ни секунды не подозреваем как вести себя, будто это мы у него в гостях. Он точно издевается. И заявился, похоже, чтобы потешить своё самолюбие, показать – всё у меня хорошо! Ещё бы дочку главы сюда поселил. Небось, есть чем похвастать…
Мне до ужаса захотелось эту чертову плетёнку, что он притащил, аж слюна выделилась. Я сглотнула, но тянуть руку к выпечке поостереглась, не из-за боязни за фигуру, нет, казалось от откушенного угощения до «пропуска» Гордея в своё сердце один шаг. Мысль бредовая, конечно, не думал же он всерьез подкупить этим моё расположение, это жест вежливости. Да и нужно ли оно ему вообще, это расположение? Это меня гложет чувство вины, меня переполняют страхи. Его скорее любопытство. Ведь именно оно привело его сюда, можно даже не сомневаться.
По прошествии времени, когда раны худо-бедно начали рубцеваться, я много раз ловила (да и сейчас ловлю) себя на мысли, что сделала недостаточно для того, чтобы того страшного эпизода в моей жизни не произошло. Недостаточно громко завала на помощь, недостаточно сопротивлялась и – черт возьми! – зачем я торчала на самом видном месте, поджидая Гордея, когда могла спуститься к пляжу и ждать там? Авось, и не заметили бы… Кругом виновата.
Он как будто не винит, сидит, улыбается, поглядывает то на меня, то на Гамлета. И как-то чувствуется, неловко не мне одной, Гамлет тоже не в своей тарелке. Сидит истуканом, суетливо подливает себе чай, незаметно поглядывая в нашу сторону.
– А хорошо тут у вас, уютно, обстановка домашняя, – похлопывая по спинке дивана, заговорил Гордей. – Должно быть, людям приезжающим издалека это место понравится особенно. Я люблю море, ты же знаешь, как никто, – обратился он лично ко мне, закинув ногу на ногу, – но иногда мне хотелось бы узнать, что испытывают отдыхающие приехавшие, например, из Сибири или Урала, да хоть с Крайнего Севера. Каково это, жить вдали от моря, когда встреча с ним особый праздник?
«Хорошая попытка, но нет».
– Должно быть, – вежливо согласилась я и поднялась: – Приятного отдыха!
– Ася, подожди! – попытался Гордей меня задержать, когда я уже достигла двери. Я обернулась и сложила на груди руки, инстинктивно «закрываясь», он, вероятно, расценил мой жест по-своему и обреченно так выдохнул: – Скажи хотя бы пароль от вай-фая что ли…
– Гамлет, помоги, пожалуйста, гостю, – попросила я. А вообще, пароль ему должна была сказать Наталья при заселении.
Утром Гордей поднялся едва ли не раньше Гамлета, а тот пташка ранняя. Армянин уже возился в саду, подвязывая виноград, когда наш гость показался на дорожке. Судя по перекинутому через шею полотенцу, возвращался с моря, поэтому определить с точностью кто из них активировался первым я затруднялась. Сама я встала пятнадцать минут назад и пила кофе, сидя у окна, ведущего в сад.
