Текст книги "Между нами море (СИ)"
Автор книги: Ольга Алёшкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Глава 18
Звонили настойчиво, нетерпеливо. Человек по ту сторону калитки вознамерился попасть за неё любой ценой. Казалось, помедли я ещё несколько секунд, он станет ломиться, пытаясь довлеть над нагревшимся металлом.
Я никак не могла насладиться весной, стараясь как можно больше времени проводить на воздухе. Она ускользала, стремительно, бесповоротно, с каждым днем увереннее погружая округу в лето. Вот и сегодня уже к обеду солнце палило, как сумасшедшее, я закончила прополку нескольких клумб и отправилась в дом, планируя проверить сообщения на теткином телефоне, как раздался этот звонок. Развернулась, припустила по дорожке.
– Иду, иду! – машинально крикнула на ходу, всерьез не надеясь быть услышанной.
На удивление трель смолкла, резко, неожиданно, так же, как и раздалась. Но когда я распахнула дверь, палец, увенчанный вишневым ногтем, вновь тянулся к звонку. Марина Николаевна одернула руку и обернулась, словно хотела проверить нет ли кого за спиной.
– Нам нужно поговорить, – выдохнула она, минуя приветствие, и, будто не хотела предоставлять мне выбор, добавила: – Я отпустила такси.
– Здравствуйте, прошу, входите, – пригласила я и распахнула шире калитку.
Осмотр начался едва гостья переступила «порог». Взгляд окинул территорию в целом, дальше уже детально присматривался к мелочам. При виде бассейна, неподалеку от входа, Марина Николаевна скривилась, а я зачем-то покаялась:
– Решили, что маленьким гостям не помешает.
Мне хотелось, чтобы ей понравилось, чтобы любопытство, которое она наверняка приехала удовлетворить, так и осталось – удовлетворительным. Как минимум. «По медицинским меркам, это довольно неплохо» – заметила я сама собой и поняла, что примеряюсь к ней, словно к будущей свекрови.
«А не слишком ли ты спешишь, милая?» – насторожилась я. Готова угождать и расшаркиваться, что, кстати, могло бы напротив, навредить. Марина Николаевна нервно повела плечами – мне-то какое дело до ваших гостей! – и напомнила:
– Так где мы можем поговорить?
– Идемте в беседку, там довольно уютно, – позвала я, стараясь не замечать ершистости гостьи. Наверняка ей неловко.
От всех предложенных напитков она отказалась, но я все же поставила перед ней стакан воды. Сама я изнывала от жажды, а пить в одиночку сочла не этичным. Расположилась она на диване, на самом краешке, расправив полы белого платья и элегантно скрестив ноги.
– Вы удивлены моему визиту? – спросила она и не дала мне возможности ответить: – Не удивляйтесь, я вспомнила вас. В том смысле, что поняла кто вы. Значит, тетушка ваша отошла в мир иной, оставив вам всё своё добро? – обвела она глазами беседку. – Очень удобно, должно быть, правда? Уехать, не навещать, не участвовать, заботиться о родственнице не нужно, а сейчас – оп! и явиться на готовое. Браво!
«Браво» сопровождалось аплодисментами. Глухими, ладони едва задевали друг дружку, но так выглядело даже оскорбительней. Я хотела возмутиться – какое вам дело до моего наследства! – не хватило духа. Сдавлено сглотнула, пытаясь не сорваться в крик, определила на ближайший стол стакан и спросила:
– Вы пытаетесь меня в чем-то обвинить?
– Я не прокурор, деточка, – хмыкнула Марина. – Считай, я пришла удивиться вселенской наглости, а ты один из ярких представителей.
– Это всё, о чем вы хотели поговорить?
– Это вступление, чтобы ты понимала: я в курсе, что ты из себя представляешь. Главное для меня мой сын, о нем я и буду говорить, – выпятив грудь произнесла она, резко перейдя на «ты». Я выбрала стул подальше от неё и присела, демонстрируя готовность слушать, только готовность эта больше смахивала на обреченность. Разве что-то нового мне поведает эта женщина в идеально белом платье? Марина Николаевна немного подергала губами, словно приноравливаясь к словам, и заявила: – Вы не имеете права врываться в его жизнь! Гордей почти женатый человек, вы знаете, что у него есть невеста?
– Если вы имеете в виду Милану, то да, знаю. Только я совсем не уверена, что она его невеста…
– И зря! Я позвонила ей и посоветовала не сдаваться, чтобы вы знали. И, я уверена, сейчас они беседуют, как мы с вами.
– Ну, если как мы с вами, то я спокойна, – покаянно вздохнула я. Мама Гордея навряд ли уловила двусмысленность фразы, но разволновалась:
– Что? Вы вообще представляете, как скверно вы поступили? Скрылись, тайно, как вор, Гордей места себе не находил, вся жизнь наперекос. Вы знаете, что нашей семье пришлось пережить, что это была за борьба? О, господи, из каких только шалманов мы его не вытаскивали! Наш сын едва не ступил на скользкую дорожку благодаря вам. Мой муж, царство ему небесное, здоровье подорвал, борясь с последствиями вашего тлетворного влияния! Вот уж прав был, яблоко от яблони… И сейчас вы поступаете скверно вдвойне, врываетесь, хозяйничаете в его жизни, рушите её на осколки. Что вы о себе вообразили, кто вам такое право дал? Черта с два, девонька, так не пойдет… Покаталась, значит, порыскала, – покрутила она рукой в воздухе, – и с поджатым хвостом заявилась. Здрасьте-приехали, прошу любить и жаловать. Нет уж, голуба, мой Гордей не запасной вариант и сына я тебе не отдам, так и знай!
Погрозила и поднялась. Мелкая дрожь нарастала изнутри, ещё чуть-чуть, затрясусь всем телом, не в силах прятать своё состояние. Тревожные мысли давили, звенели набатом в ушах, а я изо всех сил старалась сохранять равнодушие, пытаясь не показывать ей, что ранена. Да, что там ранена, убита!
Наверное, бесполезно, щеки горели, кажется горела я вся, так, что кожа обжигала внутренности и наоборот. Марина расправила платье, подхватила сумочку и направилась к выходу. Легкой такой, воздушной походкой, мне даже показалось, что она напевает себе под нос. Хотя, не исключаю надуманность этой странной фантазии, возможно, гостья бурчала проклятия, принятые мной за мурлыканья.
И в белом платье тогда, на выпускном, и в такого же цвета сейчас на Марине, я усмотрела злую насмешку судьбы. Она словно нашептывала мне – тебе никогда не стать невестой. Его невестой. А тем паче женой.
Хотела бы я этого? Да, безусловно, только… может она права? Может я не имею права даже на эти мечты?
Мои ладони покрылись испариной, я растираю их, до боли сжимая пальцы – не отвлекает. Досадливо морщусь, ощущая почти физически нахлынувшую тоску. Тягучую, навязчивую и бестолковую. Она не пугает, к ней я привыкла, сроднилась, лишь на мгновение вообразив, что мы с этой «подругой» попрощались.
– От этого мужика одни проблемы, – слышу за спиной.
Появление Гамлета я пропустила, поэтому вздрогнула от неожиданности. А ещё потому что, мне показалось, в этой короткой фразе скрыта сакральная правда. От него проблемы, от меня проблемы… когда они уже закончатся, эти проблемы?
– Давай, сегодня в кафе сходим, – предложил армянин. Я подняла на него глаза, пытаясь уловить смысл сказанного. Безусловно, я услышала фразу, но это были просто слова, никак не желающие складываться в нечто объемное, осмысленное. Он, глядя на меня, досадливо покачал головой и махнул рукой в сторону ворот, вложив в это взмах всю душу. «Эх! Такую девушку обидели!», должно быть означал этот жест. Гамлет присел на корточки, став с мной одного роста, дотронулся до моего колена и сделал вторую попытку: – Или в кино, ты кино любишь?
– Нет. Никуда я не хочу, – оттолкнула я его ладонь.
Не нужен мне сейчас ни опекун, не защитник. Да и от кого меня защищать? От женщины в белом платье, от любви, от самой себя?
– Э-э… – протяжно вывел Гамлет и забеспокоился: – Ты не бойся, я не в том смысле… ну, не это самое… Короче, прогулка тебе нужна. Сидишь тут постоянно, ждешь.
Он ещё что-то говорит, а я пытаюсь вспомнить, которая из фраз Марины Николаевны отправила меня в нокдаун. «Тлетворное влияние», «яблоко от яблони», перебирала я. «Порыскала» и «поджатый хвост» … Она даже не представляет насколько права, «хвост» у меня действительно поджат. Так легко и непринужденно общаться с мужчинами, абы «дороже продать», подобно Милане, и уж тем более предлагать себя, я не умею и никогда уже не научусь. А у неё наверняка беседа с Гордеем сложилась оптимистичнее, нежели у нас с Мариной.
– … уверен ты в этом месте никогда не была, клянусь, тебе понравится, – слышу я обрывок фразы и поднимаюсь:
– Черт с тобой, я согласна, покажешь мне это удивительное место. Сколько туда езды?
– Минут пятнадцать.
Я произвела нехитрые подсчеты и подытожила:
– Выезжаем через час, чтобы вернуться к пяти и отпустить Наталью.
Если в чувствах не заладилось, то в вопросах «бизнеса» дела обстояли многим оптимистичнее. За этот час я успела проверить почту и сообщения на телефоне, под гулкие удары собственного сердца, никак не желающего прекратить свой марафонский забег. Люди интересовались, уточняли, предварительно бронировали. Я сделала несколько дополнительных фотографий номеров, территории и отправила их по запросу, ответила на массу вопросов, получив взамен с десяток реальных обещаний подумать и три аванса.
Когда я выбралась из своего домика, Гамлет уже поджидал меня у машины. Без привычного спортивного костюма, в рубашке и брюках, надушенный. Плохая идея, зря я согласилась. Можно было сказать, что планы поменялись, что я передумала, в конце концов, но мне показалось неудобным разочаровывать его, старался.
Ехали молча, под пение на английском, что меня вполне устроило. Гамлет беспричинно улыбался, тряс шевелюрой и на меня поглядывал. Взгляды эти я отмечала боковым зрением, в основном рассматривая пейзаж за окном. Дорога сделала виток, сквозь кроны сосны я приметила мелькнувшее море и забеспокоилась – не на один из диких пляжей он меня везет? К такой встрече я сейчас не готова вдвойне.
– Мы едем к морю? – с тревогой спросила я.
– Обижаешь, – щёлкнул он пальцами, – разве в этих краях можно кого-то удивить морем?
Я немного успокоилась, но повторно пожалела о поездке. А через пару километров сообразила куда он меня везет.
Так и оказалось, к водопаду. Крошечный, младенец среди себе подобных, оттого не слишком привлекал туристов, но места здесь действительно живописные. Сообщать Гамлету, что я тут уже бывала много лет назад не стала. Более того, с «мужиком от которого одни проблемы». Мы ездили сюда на велосипедах, причем велик для меня он стянул у своего друга Саргана, бросив того у фонтана, возмущаться вслед. Так и прикатил на встречу со мной, управляя одной рукой, а другой держал за руль технику для меня. Вечером мы вернули велосипед хозяину, тот обиженно бурчал, клялся набить в следующий раз дружку морду, но Гордей лишь подтрунивал над ним. Потом они долго боролись в обгорелой на солнце траве, а спустя несколько минут уже ржали над тем, как Сарган не сразу врубился, что происходит. Как бежал за ним, поедая на бегу мороженое, как наступил на шнурок и помахав «клешнями» в воздухе, таки шмякнулся на плитку, размазав пломбир по щеке.
Иногда я замечала недовольство Саргана в свою сторону. Он не хотел делиться со мной другом, ревновал. Бесился, что тот всё больше и больше времени проводил со мной. Интересно, они сейчас видятся, дружат по-прежнему? Или и тут я стала помехой?
– Нравится? – светился самоваром Гамлет.
– Да, красивое место.
Я спустилась к реке, некоторые считали её ручьем, и сунула руку в воду – холодная. Воздух свежий, влажный, шум потока не будоражит, недостаточно мощи, скорее убаюкивает. Разнится с моим внутренним состоянием, там бушует стихия, штормит.
Не отвлекало. Ни поездка эта, не болтовня армянина. От вида местных красот тяжелыми волнами накатывали воспоминания, а к рассказу Гамлета я попросту не прислушивалась, частил фоном. Дурацкая оказалась затея.
Дома мы оказались раньше задуманного. Наташу я отпустила и вспомнила о пропущенном обеде, хотя время близилось к ужину. Овощи у меня подгорели, куриное филе вышло пересушенным. Тогда я решила пустить филе на салат, но, когда кромсала шампиньоны, порезала палец. Бросилась к аптечке, достала пластырь и заревела – ну, вот за что, за что меня любить, если я даже ужин приготовить не в состоянии?
«А кто тебе вообще говорил, что любит?» Слезы утерла, палец промыла, запечатала пластырем и глянула на часы. А потом подумала: уж лучше бы совсем не приходил. Помучалась бы, конечно, а там, глядишь, и отмучалась. И решение принимать не нужно, тем более, если ты не в состоянии принять этого решения.
Гордей приехал с бутылкой вина, вслед за сгущающимися сумерками.
– Ты чего без света сидишь? – вошел он и щелкнул по клавише. Вспыхнула люстра, озаряя его лицо, улыбку. Жизнь. Он лучился жизнью, а от меня несло нафталином, как от теткиного дома. Несколько шагов и он садится у меня в ногах, заглядывает в глаза: – Что-то случилось, ты чего такая кислая?
– Ты что-то празднуешь? – спросила я, указав глазами на бутылку вина, которую он попутно определил на стол. Гордей хлопнул в ладоши, растер их и выпрямился:
– Мы празднуем, ты и я. Сегодня подписали выгодный контракт с федеральной сетью.
– Поздравляю.
– Ты не ответила, Ася. У тебя всё хорошо?
– Да, – кивнула я и спросила: – Ты голодный?
– Очень, готов сожрать что угодно, даже борщ недельной давности.
– Борща нет, у меня только салат.
– Можем пойти куда-нибудь. Точно, давай в ресторан завалимся, отметим как следует.
– Я не могу, извини, – помотала я головой. Встала с дивана, прошлась по комнате, увеличивая между нами дистанцию. Открыла комод, сунула в него тетрадь со своими записями, передвинула вазу с цветами, шепча себе "не суетись, не суетись", и добавила: – Честно не могу. Ты иди, поужинай по-человечески.
– Ну, уж нет, я салат хочу, – протянул он и пошутил: – Давай не жадничай. Я руки мыть.
Салат я положила ему и себе. Гордей ел с аппетитом, действительно голоден, я неохотно, больше для того, чтобы избежать лишних вопросов. Покончив с салатом, он предложил пить вино на ковре. Сам уселся на пол, упер в диван спину и вытянул ноги. Похлопал рядом с собой, подзывая меня. Под видом мытья посуды, я прошла в зону кухни, думая, как мне поступить. Рассказывать о визите Марины Николаевны, значит их ссорить. Мне этого не хотелось. Маму нужно беречь. Я вот свою не уберегла.
Я вообще ничего не сберегла в этой жизни: ни маму, ни тетку, ни девственность.
Меня бросало то в жар, то в холод от пляски разномастных мыслей, ещё минута и взорвут мозг. Я возвращаюсь к нему, он сидит, запрокинув голову и прикрыв веки, слышит мои шаги и оживает:
– Кстати, Ась, – вытаскивает из кармана телефон. – Посмотри ещё фотографии, пожалуйста.
Протягивает мобильник мне, а я понимаю: он не забудет и не простит. А что ты хотела – ты ведь не забыла. Только сначала он будет винить неведомых их, а позже, когда неизвестные подонки постепенно забудутся, их проще забыть, их не знаешь, даже обличию не нужно размываться, стираясь из памяти, а я буду тут, рядом, вечное напоминание… и кто знает сколько пройдет времени, когда он начнет винить уже меня.
– Уходи, – тихо прошептала я, безвольно свесив руки. Он нахмурил брови, и я громче добавила: – Уйди, пожалуйста, Гордей.
– Что я не так сделал? – раскинул он руки. Поднялся, приблизился, я отступила в сторону. – Что не так?
– Я прошу тебя уехать. Пожалуйста, – с нажимом добавила я, не глядя в его сторону. Он взял меня за подбородок, повернул к себе:
– Ася, что, черт возьми, происходит?
– Хорошо, – согласилась я, отпрянула, освобождая лицо, и протянула руку: – Давай, посмотрю.
Я терпеливо листала снимки, он стоял рядом, сказав лишь «присядь». Ворох незнакомых мужиков казалось никогда не кончится, я послушно опустилась на диван, продолжая рассматривать физиономии, Гордей плюхнулся на пол, отпил из бокала, вроде бы успокоившись.
– Не торопись, ты слишком быстро листаешь, – заметил он, отставляя бокал, я как раз в очередной раз провела по экрану пальцем и оторопела. Прямо на меня с экрана улыбался Васёк. Мне показалось даже футболка на нём та же.
Ошибки быть не могло, точно он. Мой несостоявшийся убийца и душитель. Я собралась увеличить снимок, перепроверить, но зазвонивший телефон не позволил мне. «Милка», значилось на экране. Молча протянула телефон Гордею, тот отчетливо выругался «блядь» и скинул вызов. Экран вновь засветился физиономией Васька, я сглотнула и произнесла:
– Этот один из них. Они его Васьком звали. А сейчас уходи, я устала.
Поднялась, скрылась в спальне, повернув на ручке задвижку.
Глава 19
Гордей
Чашка ударила гулким стуком, а я бросил на неё взгляд проверить, не треснул ли тонкий фарфор. Убедился – порядок, отскочил от возможного нагоняя. Сонин любимый набор, за него она и полотенцем шваркнуть могла. Я несколько дней не врубался какого черта происходит, списав поначалу поведение Аси на обычные бабские закидоны. Ну, и, конечно, звонок этот Милкин подкинул соли на раны. «Удачно» так, будто просчитала, когда звонить. Днем ошивалась в офисе, не прогнал пока не уехал на встречу, ещё и позвонить выдумала. Какого хрена не удалил её номер?
Ася в тот вечер сама не своя: взгляд мечется, тревога в глазах, мнется, места себе не находит, словно натворила чего или задумала. Мне бы тогда догнать, а не допёр… и что я сейчас слышу.
– Да, твою же мать! – стукнул я по столу. Рвалось кое-что покрепче, но при Соне матом нельзя. – А чего ты раньше молчала? – разволновался я.
Аська несколько дней на звонки не отвечает, код на калитке сменила, а у них тут секреты! Бабье, блин!
– Я сама сегодня только узнала, – оправдалась Соня. – Она собралась давеча, поехала, рядилась тут с особой тщательностью. А мне что, ну покатила и покатила, я решила она на танцульки свои. А сегодня похвастала.
– Что она ей наговорила?
– А кто её разберет. Ничего хорошего, подозреваю, – заключила моя союзница, проверила пирог в духовке и покаялась: – Я сама разговор этот о Асе твоей завела, девчонка мне, мол, понравилась. Не вздорная и домашняя, видно же. А Марина мне – знаем мы этих скромниц домашних, как же, сначала в семью войдут, потупив глазки, а потом тест ДНК делай. Вот дура, прости господи! Насмотрится всякой дряни по телевизору…
– Соня, не отвлекайся, – перебил я, пока она не увела разговор в сторону.
– Не знаю, чего она ей там наговорила, мне сказала будто добровольно сына в лапы хищницы не отдаст. Ещё чей-то про гены порченые добавила.
– Дома она?
– У себя, полчаса назад заглядывала к ней французским занималась.
Онлайн урок подходил к концу. Мама несколько раз повторила словосочетание, закончили, когда педагог остался доволен. Прощались долго, бесконечно гоняя информацию по кругу, присовокупляя тонны пожеланий всего самого. Больше старалась мать, лыбилась в монитор, попутно косясь на свое изображение. Я щелкнул пальцами, привлекая внимание, мать сделала знак – минуту. Покрутился в кресле, в котором мать обычно наводила марафет, ладони отбивали нетерпеливый ритм об подлокотники. Минута затягивалась, прощание тоже. Мать в очередной раз поблагодарила, на французском, затем перешла на родной язык, я не выдержал и захлопнул ей ноутбук.
– Гордей, так нельзя! – заверещала она. – Я ещё не закончила.
– Да, мама, так нельзя, верно, вмешиваться в разговоры людей, – согласился и рявкнул: – И вмешиваться в чужую жизнь, даже если этот человек твой сын! А особенно за спиной, разве ты об этом не знаешь?
Смутилась она лишь на мгновение, стянула с носа очки, аккуратно сомкнув дужки, убрала их в чехол, выглядело так, будто она готовится к поединку и боится повредить любимую вещь. Поджала губы, нахмурилась.
– Что ты себе позволяешь? – свела она брови. – Почему ты кричишь на мать, словно какой-нибудь маргинал?
– Нет, мама, это я хочу спросить, что ты себе позволяешь, почему ты решила, что имеешь право оскорблять людей?
Мать подскочила, пробежалась по комнате, принялась крутить кольцо на пальце. Она всегда его крутит, когда нервничает.
– А ты предлагаешь мне спокойно наблюдать, как ты пускаешь свою жизнь под откос?
– Что ты несешь, какой откос… – скривился я. – Зачем ты ездила к Асе, что ты ей наговорила?
– Правду! Ничего кроме правды! – вскинулась мать. Сообразила, что сама повышает голос, хотя минуту назад корила меня за это и кинулась ко мне. Пала к ногам, обхватила ладони, потрясла их и позвала: – Сынок, ты пойми, мама не со зла это делает, мама добра желает.
Я прервал её, подняв на ноги, и вздохнул:
– Мам, мне не пять лет, не надо меня лечить.
– Выбирай выражения, Гордей. В конце концов, у меня опыт, я лучше знаю какую девушку следует приводить в дом. Ты, вообще, представляешь, что такое жизнь, прожить рука об руку не один десяток лет? Да все твои страсти-мордасти выветрятся на втором году жизни! А дальше, что дальше? И кстати, давай, не будет забывать от чего умерла её мать! Мы – Казаковы! – с патетикой произнесла она. – Нас вся округа знает, ты людям как в глаза смотреть собрался?
– О, господи, мама, довольно предрассудков, – взмолился я. – Даже не начинай. Иначе кончится это тем, что в доме ты останешься одна. Разве только у Сони хватит сил тебя терпеть.
– Бросит она тебя снова, эта лиса, продаст теткино добро и смоется, ещё и твои денежки до кучи прихватив. Вот Милана…
– Да, пойдите вы к черту со своей Миланой! – взорвался я и махнул рукой. Милана, Милана, Милана, слышать не могу! Бесполезный разговор, следовало отложить на время, по крайней мере, пока не остыну. Более того, сейчас и дела поважнее имеются. У двери не удержался все же, повернулся и пригрозил: – Вздумаешь ещё раз сунуться к ней, десять раз обмозгуй, иначе мы окончательно поссоримся.
Я заскочил к себе, прихватил ветровку и понесся на завод, точнее в подвал. Подготовки целая куча, счастливый обладатель призового места прилетает через семьдесят два часа. Шамутенко Василий. Вася.
– Вася, Вася Шамутася. Лети ко мне, встречу, как родного.
Выглядел он гораздо хуже, чем на фотографии и гораздо старше своих тридцати двух по паспорту. Мешки под глазами, отечное лицо, похоже, Вася любитель ежевечерней дозы пивка. Протянутую руку пришлось пожать, хотя очень хотелось вырвать. С корнем. Призер явно чувствовал себя не в своей тарелке, будто не верил в выигрыш и ожидал подвоха. «Выиграл, выиграл, считай счастливый билет ты вытянул, Вася», – съязвил я, разумеется, мысленно. Вслух поздоровались, нацепил дежурную улыбку и, стукнув кулаком в грудь, сказал:
– Приношу свои извинения ещё раз. Вы уж простите, что вам с супругой приходится лететь разными рейсами. Произошла какая-то глупая ошибка, но виновные наказаны, не переживайте.
– Да норм всё, норм, мужик, – заверил меня Вася и гоготнул: – Так даже лучше, отдохну хоть от неё пару дней.
Я, продолжая улыбаться, с пониманием покивал и поинтересовался:
– Давно женаты?
– Четыре года в сентябре, – заявил он таким тоном, будто золотая свадьба не за горами. Понял, что цифра не производит впечатления и заржал: – Но у нас год за три.
– Тогда понятно. Ну, и славно, – подвел я. – Осмотритесь пока, заселитесь, а послезавтра вместе её встретим.
На самом деле, девушка приедет в порт зазря. Никакого билета на её фамилию не оформлено. Рейс существует, дата вылета и время совпадает, но вот зарегистрироваться она не сможет, просто пока об этом не знает.
По пути провел ему что-то вроде экскурсии, рассказывал о местных красотах, погодах и прочей мишуре. Усыплял бдительность. Пусть чувствует себя важным гостем. Васе нравилось. И тачка, на которой я его вёз, и мой рассказ. Завидев машину, он потер шею всей пятерней и вполне различимо пробормотал «ядрена копоть», но впоследствии расслабился, вертел головой по сторонам, изредка задавая вопросы. Отвечал я охотно, вежливо, привирая лишь самую малость.
– По пути наш Винзавод будет, до гостиницы ещё с пяток километров. Заедем, покажу вам как мы живем, так сказать, экскурсию проведу, винцо вечерок скоротать презентую. Как вы на это смотрите? – повернулся я к нему. – Или портвейн, у нас обалдеть какой портвейн, уверен вы подобного ни разу не пробовали.
«Во!» – показал я пальцем вверх. Сомневался Вася недолго и больше для проформы. Хлебать вечером халявный портвейн предложением показалось толковым. Я свернул к хозяйству, почувствовав в костяшках нетерпеливый зуд. Миновали офисное здание, пассажир с любопытством косился, а я посчитал нужным пояснить.
– Офис. Самое скучное сооружение, туда заглядывать уж не станем, люди работают, – подмигнул ему и добавил: – Всё интересное хранится в подвалах.
Бутылки на стеллаже произвели на Васю впечатление. Он клонил к ним голову, разглядывал под слоем пыли надписи, дотронуться так и не решился. Я ему скоренько перечислил сорта, которые выпускаем, и повел дальше. На бочки он и вовсе глазел с уважением, весомо покачивая головой.
– Нехилый объемчик, – заметил гость.
– Да. Отец начинал ещё, я подхватил дело, ну и расширил немного. Не замерзли?
– Нормально.
– Идемте тогда во второй отсек, – позвал я, – там и портвейн прихватим.
Шли казалось бесконечно, хотя подвал не мог похвастать «Массандровскими» размерами. У крайней в ряду бочки Вася задержался, постучал по ней кулаком, прижавшись ухом, послушал звук и растянул губы в дебильной улыбке. Я отворил тяжелую дверь, пропуская его вперед, а как только он вошел, переместился ему за спину. Вася, осматриваясь, не иначе в поисках портвейна, преодолел несколько шагов, я закрыл дверь, повернул замок и быстро запустил руку под холстину, брошенную на стуле у самого входа.
– Вперед иди, – приказал, выставив пистолет.
– Ты че, мужик, офонарел? – округлил он глаза. – Ты меня че за фраера держишь?
– За падаль я тебя держу, за падаль, – отрезал я и повторил: – Вперед шагай, я сказал.
Подчиняться Вася не хотел, немного подался вперед, осторожничал, состроил придурковатую рожу, адресованную напугать меня, не иначе, и обнажил зубы:
– Ты че меня, травматом своим, на понт взять решил, как лоха последнего?
– Ну, если ты не лох, то отлично знаешь какие будут последствия, попади я тебе с такого расстояния скажем в глаз. Два шага назад, быстро!
Вася замер, дернул щекой и резко бросился ко мне. Опускаю руку, жму спусковой крючок. Звук выстрела бьёт по перепонкам, раздавшийся следом вопль призёра разносится эхом под сводом.
– Сука, сука моя нога, а-а… – вопит он, прыгая и поджимая правую ногу. – Падла, ты мне ногу прострелил!
– Ни хера твоей ноге не сделается, максимум гематома продержится пару недель, – заверил я и ткнув пистолетом в стену напротив приказал: – Доходишь до той стены, берешь наручники, вот они, на крюке висят и сковываешь ими обе руки.
– Как я тебе пойду, если ты мне в ногу уебал?!
– Мне без разницы, хоть вприпрыжку. И шевелись, иначе схлопочешь по второй, ползком придется.
Поскакал. Как миленький. Оглядываясь, пытаясь не упускать меня из вида. Допрыгал, дотянулся до наручников, снял их и повернулся. Надежда в глазах теплица, не хочется Васе верить в серьезность происходящего.
– Мужик, как там тебя, Гордей, да? Тебе надо-то чего, ты скажи. Не бабла же ты от меня хочешь, чего, а?
– Наручники, – напомнил я и неспешно двинул к нему.
– Ну, ты серьёзно, что ли, мужик… – простонал он, суетливо сглотнул и облизнул губы. Я отмерял шаги, плавно приближаясь:
– Интересно, а если с такого расстояния человеку из травмата в башку пальнуть, че будет? Ты не в курсе, случаем, Васёк?
Проверять он не захотел, определил наручники на запястья, послушно защёлкнул браслет.
– Руки прямо перед собой.
Вася подчинился, я подошел, затянул их, помогая себе рукоятью пистолета, дуло, соответственно, направленно вверх и в сторону. Вася воспользовался. Толкнул он меня не сильно, скорее неожиданно, я покачнулся, повернувшись корпусом в бок, преступил несколько раз, сохраняя равновесие, но пистолет не потерял и на ногах удержался. Пленник в этот момент несся к двери. Не будь она закрыта, хлопот доставил бы больше, а так… в мгновение догнал и рукояткой в плечо со всей дури.
– Падла-а… – протяжно захрипел Вася, ноги его подкосились, а он рухнул на колени. Следом пересел на задницу, заложил руки за голову, толи массируя шею, толи плечо. Поднял на меня кривящееся лицо, с выражением затаенной злобы, и заявил: – Ну, всё, мужик, ты попал. Теперь у тебя серьезные проблемы.
О! угрозы пошли, выходит мы у цели. Договориться не получилось, сейчас «чешуей блеснет», а там и поговорим.
Затягивать со вторым этапом не стал, пока ходил за веревкой, выслушал пару угроз и вместо ответа, съездил ему по морде, в довесок с ноги «по печени» отоварил. Ботинки на мне почти армейские, Вася только сейчас на них внимание и обратил, от души прочувствовав.
Пока он извивался на полу, заглатывая воздух, я перекинул через наручники верёвку, затянул петлю и потащил пленника обратно, в тупик подвала.
– Ты отморозок что ли! Да, что я сделал, блядь?!
– А сделал ты Вася вот что, на свет уродился. И мало того, что уродился, так ты ещё и падалью вырос.
Груз на другой конец верёвки я приделал заранее, перекинул через водопроводную трубу с первого раза, тренировался. Трубы шли под потолком, чугунные, надежность проверена, такой мешок с дерьмом, как Вася, выдержат. Натянул, вынуждая мразь встать на цыпочки. Запястья не лишние, встал, руки тянет.
– Ночь. Пляж. Девушка. Ну, вспоминай, Вася, вспоминай, напрягай извилины. – Голова между поднятых рук опустилась, в глазах неподдельный страх. Наконец, настоящий. – Как ты жил-то все эти годы, Вася, ничего? А знаешь, давай, мы её позовем, и ты ей сам всё расскажешь.
