Текст книги "Глупые игры... в Любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Доминик!
Вдруг застыл. Резкий удар кулаком по кирпичу (камню) – стена дрогнула (потайной ход?)
Протиснулся вперед и сквозь щель протащил меня.
Еще шаги, шаги… Быстрые, в полном мраке.
Молчу. Едва дышу, и спешно продвигаюсь (тащусь за Домиником) на ощупь.
Замер – застыла и я.
Скрипнула дверь.
Рыжий, медовый свет выстрелил мне навстречу, лукаво ослепив.
(невольно зажмурилась).
Прошел внутрь и затянул меня за собой.
Щелчок – замкнулись двери.
Глава Двадцать Восьмая
Едва зайчики пропали из глаз, как я тут же жадно осмотрелась. Небольшая комнатка: письменный стол, стеллаж с книгами, огромная кровать.
Небольшое кресло-качалка…
Здесь нет окна. За солнце – свечи.
Так, Жо. Соберись. Какие еще свечи?
Резкий разворот. Глаза в глаза.
– Доминик, ты слышал, что я сказала? – пытаюсь быть собрана; слезы засохли на щеках, невольно стянув кожу.
Улыбнулся. Нежно, ласково, как никогда еще. Мой Доминик.
Ступил шаг ближе.
– Слышал.
– Уезжай, прошу.
(коснулся, робко, взволновано, дрожащей рукой, кончиками пальцев… моей щеки и провел вдоль скул к губам)
Замялась, смущенно дрогнула, но не отстранилась.
– Они убить тебя хотят.
– Меня все… всегда, хотят, убить. Я уже, смирился.
– Прошу, Бельетони, не корчи из себя придурка.
(вдруг приблизился, вплотную, прижался ко мне; взгляд истомно скатился с глаз к губам)
– Доминик, – (тяжело сглотнула; сердце бешено заколотилось, избиваясь, убиваясь внутри; задыхаюсь; дрожу) – Прошу… Тебе нужно…
Резкий рывок – и подхватил меня себе на руки (невольно обвилась ногами вкруг пояса; замерла не дыша)
– Я не боюсь.
(в дурмане пауза)
– Я, боюсь, – только и смогла из себя выдавить….
… а глаза, глаза смущенно метали взгляды… от губ к зеницам, сражаясь в «правильно-неправильно», «можно – иль нельзя».
(и снова молчим, молчим, томясь в волнении)
– Я скучал, – нежное, ласковое…
(тяжело сглотнула)
– Я тоже…
(словно… эти слова… только и нужно было ему услышать)
В миг прикипел поцелуем к моим губам.
замер, боясь оторваться.
Вдыхаю, вдыхаю его тепло, аромат. Вдыхаю его жизнь… и растворяюсь.
Глоток смелости – и я ответила, первая начала безумие.
Жадно обхватив губами своими его губы, робко скользнула языком… по нежным лепесткам, собирая росу. Собирая горькую сладость.
Короткий шаг – уткнулись в кровать.
Бережно опустил, уложил меня на спину.
(нервно, шумно дышу)
Повис, повис надо мной – и снова поцелуй.
Страстный, властный, смелый. Увлекающий за собой. Уводящий от реальности… в сказку.
Едва выпустил, отстранился от моих губ, едва смогла вобрать в себя воздух, жалобно прошептала.
– Они нас найдут.
– Доверься мне…
И снова поцелуй… Ласково скользнув рукой по телу, бережно обнял за талию и немного подал вверх.
Робко дернул змейку на куртке…
Сомнения, страх, волнение раздирали не только меня…
испуганно бросал взгляды то в глаза, то на свои руки.
(молчу; молчу, выжидая)
Попытка стянуть с меня куртку – немного приподнялась, поддаваясь.
Мило улыбнулся. Тепло, нежно.
Еще движения – и снял кофту.
(а в душе моей холод с жаром сражаются; страх с желанием бьются…)
Когда-то,… когда-то все равно я совершу этот шаг… добровольно.
Может, все и быстро происходит у нас…
Но…
… теперь… Почему, не теперь?
Другого шанса… быть может, и не будет.
просто… побыть даже рядом, наедине…
Я готова. Я хочу…
И более, более счастливой... я себя еще никогда не чувствовала.
Хочу, чтобы он был моим первым… (да, первым!)
В его руках, в его объятиях…
…. моя радость, беспечность; чувствую себя в безопасности. БЕЗОПАСНОСТИ.
… маленькая девочка.
ЕГО девочка.
… люблю, люблю я. Впервые люблю.
Бесспорно.
Как никогда… и никого.
Влечение, глупые влечения стерлись, оставив по себе только мыльный след.
Робко коснулась его плеча…
скользнула по груди… к воротнику,
вниз… пуговка за пуговкой… – расстегнула рубашку. Глубокий вдох (о, Боже, как мне страшно) – и сняла ее…
Поцелуй, его поцелуй коснулся моих губ… и тут же скатился по щеке к шее. Прижал, жадно прижал меня к себе.
Руками нырнул под футболку, рывок – и тут же лишил меня ее.
Притиснулся губами к груди (проворное движение рук – и бюстгальтер слетел прочь).
Невольно поежилась, дернулась (сжалась, смущено прячась) – но Доминик тут же привлек назад, к себе.
Скатываясь, убегая от шеи жаркими касанием языка…, скользнул к груди – нежно лизнув сосок, тут же втянул его в себя.
Поежилась, поежилась…
но, не вырывалась.
Терпела,
…наслаждалась.
Жадно сжал грудь рукою.
Еще движение, еще мгновение – и тихо застонала
от удовольствия.
Сильнее, сильнее прижал меня к себе, в ответ.
минуты услады – и отстранил…
движения, старания – его, мои – и мы лишились остатка одежды.
…бережно уложил на спину.
Трусость. Робость. Мой детский страх, испуганным осиновым листочком, должал внутри меня.
– Верь мне, – неожиданно прошептал на ухо.
осторожно (ласково удерживая, касаясь) перевернул набок, притянул к себе вплотную...
Задыхаюсь, задыхаюсь от волнения… и счастья.
резкий рывок – проник, проник в меня…
жадно вскрикнула, застонала.
(заслонился весь мир неистовым удовольствием)
невольно еще сильнее прижалась спиной к нему…
рывок,
еще,
еще,
еще…
***
Сегодня… я стала женщиной. Его женщиной.
А прошлого – прошлого… просто НЕТ.
Только мы – и мы вместе.
Больше ничего… и никого… вокруг.
Только двое.
Двигались, двигались в унисон, доводя друг друга до невероятных блаженств.
Даря наслаждение.
Даруя счастье.
Глава Двадцать Девятая
Устало положила голову на подушку. Лицом к лицу. Глаза в глаза.
Милая, добродушная улыбка не сходила с его губ.
Я пристыжено рассмеялась и на мгновение, робко, спрятала взгляд.
– И что теперь будет?
– Все хорошо…, – едва слышно, ласково прошептал.
– Они скоро догадаются, где я.
– Им придется смириться. Хотят того, или нет: мы – вместе.
(невольно улыбнулась в ответ)
Робко коснулась кончиками пальцев его щеки,… провела по губам.
Не реагировал (всматривался в глаза).
Ровное, усталое дыхание.
Наслаждение счастьем.
Моя рука истомлено бухнулась на подушку.
Вдруг накрыл, накрыл… мою ладонь своею. Пальцы переплелись, и в крепком замке сжались.
– Все будет хорошо, Жозефина. Все будет – хорошо.
Жадно прижалась губами к его руке.
Отстранилась на мгновение и тут же носом уткнулась между нашими ладонями. Истомно прикрыла веки. Дышала, дышала теплом. Его ароматом. Нашим счастьем.
***
Облокотился на локоть.
Глаза в глаза.
– Ох, какая родинка у тебя, – игриво рассмеялся и вдруг дернулся ко мне (попытка стянуть с меня покрывало). – Покажи.
– Нет! – смущенно завизжала я и прытко отшатнулась (едва не улетев с кровати; застыла на краю).
– А н-ну покажи-и! – зарычал Доминик и стал приближаться, надвигаться, играясь, смакуя, как рысь с ланью.
– Не-а! – дразня, вновь завизжала я и тут же вскочила с кровати (жадно прикрываясь покрывалом).
– Ах, так? – застыл на мгновение. Шутливо прищурил глаза. Рывок – и в миг уже был подле меня. Схватил в объятия и властно сжал, притиснул к себе.
Невольно (испуганно, взволновано) расхохоталась, залилась звонким смехом. Едва дышу, захлебываюсь эмоциями.
Влюбленно, истомлено прижалась к нему. Уткнулась в плечо и смиренно замерла.
– Покажешь? – вдруг тихо, лукаво прошептал.
– Не-а, – уже более сдержано ответила. Вместо истерического смеха – счастливая улыбка.
– Ну, позязя, – тихо, мило, как маленькое дитя, просюсюкал.
Замерла. Глаза в глаза. Коварно закусила нижнюю губу и лукаво прищурила один глаз.
– У-у-у! Злюка! Готовиться план… злокозненный?
– Еще какой, – и на этих словах резко дернулась (попытка убежать на кровать), но тут же перехватил, удержал – я невольно обвисла на его руках, согнувшись вдвое – тянусь пальчиками к постели. – Ааааа… отпусти!
– Да, сейчас уже! Теперь ты моя, – все еще не выпуская, так и пошагал со мной к кровати.
Выровнялась, вытянулась рядом с ним и прижалась спиной к груди.
– А ты… – диктатор.
– Еще какой, – расхохотался Доминик и, прижавшись губами к моему уху, добавил, – но тебе позволю сегодня делать со мной всё, что захочешь.
– Больной извращенец, – злобно (наигранно, сквозь улыбку) дернулась, – размечтался.
– Заметь, дорогая. Все, о чем ты подумала – плод твоей фантазии. Я лишь хорошие, светлые слова произнес.
– Неужели, – расхохоталась я и обернулась (взгляд через плечо, ведь до сих пор не выпускает из объятий). – Ты пошло намекнул, а я – развратная, так выходит?
– Я, может, прогулку в саду, или рыбку половить в соседнем пруду предлагал.
– Да, да. Я так и поняла, – снова весело рассмеялась.
Резкий разворот (как раз, когда я расслабилась), игриво толкнул меня на постель и тут же забрался сверху. Прижал за запястья к простыне.
– Вот и все. Крепость взята и ее тайна будет раскрыта, – в миг (не успела даже среагировать), отпустил одну мою руку, нырнул к покрывалу и тут же его содрал – жарким, страстным, жадным поцелуем впился в родинку на груди.
– МОЙ-Я! – ликующе (как счастливый ребенок) закричал и вновь прильнул губами.
***
– Доминик…
– Да? – тихо отозвался мне на ухо и еще сильнее сжал в объятиях. Короткий поцелуй в плечо, и замер.
– Доминик, – нервно дернулась, обернулась, повернулась, (не размыкая его рук) чтобы глазами встретиться. – А правда, что ты… его, – (испуганно, вкрадчиво, едва слышно шепчу), – мучил… сильно, и долго?
(нервно скривился, отвел взгляд в сторону)
Тяжелый вдох.
– Жозе, то, что там было, – мое дело. Хорошо?
(молча кивнула головой, хотя… и не совсем согласна)
Тягучая, дурная пауза. И зачем я начала эту больную тему?
– Доминик, – (попытка вернуть настроение). – А ты когда меня увидел, первый раз. Твое внимание – оно было ради того, чтобы позлить Витторию, или…
– Или понравилась ты мне?
– Да.
– Витторию если и злить, то уж не таким способом. Понравилась, конечно, понравилась. Но вот задела, прямо за живое, этим, твоим, выступлением, мол, на такого уродца не поведусь.
(захихикала)
– Значит, все-таки обиделся?
– Разозлился… вот и решил наказать, – и игриво (пошло) замигал бровями.
– Ах, наказать? – вдруг вскочила. – Наказать?
– Наказать, – коварно заулыбался.
– Сейчас ты у меня пожалеешь об этом, – схватив подушку, тут же выписала ему смачный удар.
– Ах, мы еще после всего и деремся? – тут же подхватился. Поймал за плечи и сжал, лишая возможности шевелиться.
Дергаюсь, дергаюсь – а вырваться никак.
Надулась (наигранно).
– О, бубука пришла ко мне, – вдруг нежно поцеловал губки (и невольно разжал хватку – вот оно!); победно дернулась, вырвалась и снова стала избивать гадёныша подушкой. – А это тебе за то, что обещал мне голову оторвать!!!
(и вновь поймал, прижал к себе)
– Я же нагло врал тогда, – прошептал на ухо. – Я быстрее себе ее оторву, чем тебе больно сделаю, – поцеловал в шею.
(вот, уродец! знает слабые места… – обвисла, сдалась, отдалась… ему, утопая в эйфории; невольно выпустила подушку из рук).
Резкий рывок – и повалил меня на спину.
Ласковый, мирный, сладкий поцелуй коснулся губ. Повис, повис надо мной, прижимаясь всем телом.
Невольно запустила руки, пальцы, ему в волосы и жадно прижалась губами в ответ.
Но недолго, недолго властвовала я.
Бережно отстранился (бережно, но навязчиво).
Ловкое движение рук – скользнул по спине к бедрам и слегка сжал, придавливая, прижимая к себе.
Милая, ласковая, успокаивающая улыбка обещала заботу и верность.
Осторожно приподнял меня, потянул немного на себя – обвилась ногами вокруг поясницы.
Еще мгновение,
еще движение – и снова дикий приход
удовольствия накрыл сознание,
обволакивая туманной пеленой.
Невольно застонала,
дернулась, выгнулась под ним, в попытке слиться воедино… всем телом.
Бессознательно уцепилась, впилась ногтями в кожу.
Двигались, двигались ненасытно, пылко, закипая от чувств,
боясь даже на мгновение разомкнуть объятия.
Быть навсегда вместе;
в плену блаженства –
разве не рай?
Разве не счастье?
И снова… стала его.
Снова владел мною, выпивая до дна.
Жадно высушивал мой… бокал страсти.
Глава Тридцатая
***
– Устала?
(пристыжено улыбнулась)
– Спи, спи, мое солнышко, – крепче сжал,– спи…
***
Резкий рывок. Удар. Шум. Гам. Звон разбитого стекла…
Не сразу поняла, что происходит.
Сквозь заспанные глаза, затуманенный, задурманенный сном рассудок, пыталась уловить творящееся.
– Отпустил, сука, иначе разорву! – зарычал Доминик… моему отцу в лицо.
– Не посмеешь, – ядовито зашипел, рассмеялся Луи и еще сильнее сдавил рукой его за горло.
Резкий взгляд на меня. – Унесите ее.
И вдруг… перед глазами…
мой мир тут же стух.
***
Узнала. Узнала свою келью на Искье.
Почему? Зачем он отдал меня им?
Стоп. И что случилось с Домиником? Он жив?
Что было сил (в чем была), в том и рванула … по пустынным коридорам…
Папа. Все что я помню, то, что там был мой отец.
Он должен, должен мне сказать, сказать, что произошло.
Чуть не убилась на повороте (поскользнулась и грохнулась) – все равно! Все к черту! Я, мое тело, боль, раны к черту – всё, всё, всё!!!!!!!!!
ДОМИНИК!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Гневно пнула дверь.
Зал суда пуст.
– Видели? Матуа еще здесь?
– Да. Вроде с Витторией в библиотеке.
Резкий разворот – и уже лечу напропалую в читальню.
***
Испуганно обернулись.
(а я, пыхчу, соплю, рычу, едва не сгораю от гнева и страха)
– ЧТО ВЫ С НИМ СДЕЛАЛИ? ЧТО?
– Успокойся, – подскочила Виттория и попыталась подступить ближе, обнять – разъяренно оттолкнула я ее. – ЧТО?! ГДЕ ОН?
– Где ж еще ? На Аетфе, – равнодушно ответил отец.
(замерла; замерла я)
– И ты… ты его вот так просто отпустил?
– Отпустил, – раздраженно скривился.
(и снова пауза – подбираю слова, перерывая мысли)
– Чего ради?
(молчит)
Тяжелый вдох вместо ответа…
– Если, если ты… мне соврал, я, я… никогда тебе это не прощу, – гневно прорычала сквозь зубы.
Полный игнор.
– Да все в порядке с твоим Бельетони, – вдруг раздраженно рявкнула Виттория. Встала и важно прошлась по комнате, – Сознался, что всего лишь играл с тобой. Хотел затащить в постель. Добился – и с него хватит. Так что отныне больше на тебя видов не имеет. Отказался.
– Что? – ошарашила, право, ранила словом. Удивленно обернулась.
Невнятно скривилась та, передернув бровями. Пожала плечиками.
Глубокий вдох.
– Вот такое бывает. Жозефина. Бывает. Добился, чего хотел… и выбросил.
Издеваетесь?
Ха.
… а голос дрожит; тебе больно? больно, крестная? больно за меня?
Не стоит…
Ведь я вам… НЕ ВЕРЮ!
Резкий разворот.
– Я не верю вам. Хоть все хором завойте. Я еду на Аетфе – и вам меня не остановить.
– Неужели? – вдруг передо мной встала Виттория (молниеносно, в мгновение). Глаза (гневный, с вызовом взгляд) в глаза. – Теперь уже ты точно никуда не денешься. Будешь с нами, пока мы не решим обратное. Ясно?
Рассмеялась, рассмеялась я в ответ.
– Вот видите. Сами себе противоречите. Так и знала. Ушел, ушел он просто от вас. А вы врете, чтобы меня остудить, удержать здесь. Не получиться!
Резкий разворот – и выбежала прочь.
Босыми ногами по земле, в ночной рубашке, растрепанной на груди… Мчу, бегу, бегу… прямо на выход.
Через туннель – и в город. Прочь, прочь из ада! Прочь из клетки!
… и неважно, что будет потом.
– И куда ты такая? – вмиг преградила мне путь Виттория.
(замерла, замерла я на мгновение – последний шанс даю: им, а не мне!)
– Я буду с ним, хотите вы этого или нет! Мы – вместе! Смиритесь!
– Неужели? Ты так ему веришь? Веришь? Что даже не можешь услышать, что твой Доминик… от тебя… ОТКАЗАЛСЯ? ИСПОЛЬЗОВАЛ? Добился и выбросил?
Желчно рассмеялась я.
– Такого никогда не будет. Ясно? – яд выплюнула в лицо.
Промолчала та.
– Я убегу. Все равно убегу. Снова и снова. И не удержишь ТЫ меня.
Выровнялась, вытянулась, гордо задрав подбородок Виттория.
– Попридержи узды, девочка. Отсюда еще никто не ступал…, без моего ведома, и шагу. Ты – не исключение: не улизнешь.
Захохотала. Дико. Желчно. Захохотала Колони мне в лицо.
(впервые со мной была такой;
враг? Враги мы теперь? По разные стороны баррикады?
что же… я принимаю! принимаю вызов!
не испугаюсь!)
… гордо задрала нос.
Ну, ну.
Ядовито ухмыльнулась.
– Все… когда-то спят.
– Дорогая моя Жозефина, – вдруг приблизилась. Глаза в глаза, лицо к лицу. Тихо зашипела. – Я избавилась от привычки дышать… А ты говоришь… о каком-то сне! – (и снова дикий хохот) – Если я сказала, что ты не выберешься – то значит, так и есть. Без вариантов.
– Ах, так? – нервно дрогнула, дернулась на месте.
Улыбнулась (губы ее скривились в гадкой, унизительной тонкой линии).
Игриво вздернула бровкой.
– Так.
Резкий шаг (мой) вбок, рывок, уверенные движения – и забралась на выступ. Движение, легкое, непринужденное, вперед – и завалюсь со скал.
Чем не прелесть?
(с вызовом уставилась на крестную)
– А так?
Замерла; глаза округлились от шока.
– Так лучше… доходит? Я спрыгну. Слышишь? СПРЫГНУ! Если не пустите.
(злобно стиснула зубы; глаза, карие глазки, живо стали темнеть, превращаясь в угольки полные ярости.)
– Все равно не умрешь, – только и смогла процедить, а сама (вижу ж!) и захлебывается от злости и страха.
– Значит, еще спрыгну. Еще и еще. Пока не убьюсь. Неважно. Без него – я не буду жить.
Вдруг…
(не сразу, сразу, сообразила, поняла, что произошло)
Виттория вмиг дернула меня на себя, потянула за руку – так что я сорвалась и плюхнулась на нее – да завалились, завалились от силы рывка, по инерции, обе на землю.
Отстранилась резко, спешно (инстинктивно, разъяренно) и тут же залепила мне… жестокую, пекучую пощечину.
– ЕЩЕ КОГДА-НИБУДЬ ОТВЕСИШЬ ПОДОБНОЕ, – (зарычала, завизжала) – заточу в подвал навеки, пигалица неблагодарная! – казалось, сквозь плач вырвались эти горькие, полные боли, слова. Замерла. Испуганно спрятала взгляд, а затем и вовсе отвернулась.
Застыла. Заледенела и я.
Слезы… (дурные, детские, жалкой обиды) слезы… навернулись на глаза.
Было стыдно за себя, противно, но...
… злость, дикая злость… так и не улетучилась.
ВЕДЬ НЕПРАВЫ!
Зачем… зачем врать, зачем разрушать мое,… наше счастье?
ЗАЧЕМ?
Пристыжено зашморгала носом. Поджала под себя ноги.
Не шевелилась Виттория. Молчала, нервно дыша…
– Я люблю его… – едва слышно прошептала я. Тихо, жалобно… взывая к сердцу… подруги. Того, кто меня как никто другой… ВСЕГДА… раньше, понимал.
(тягучая тишина)
Молчишь?
– А он – … тебя нет.
(отозвалась, отозвалась, но что? пуля в сердце? камень в душу? уж лучше бы МОЛЧАЛА! черт дери, мать вашу!)
– ЛЮБИТ! – прорычала я наперекор.
– Он никого… никогда не любил. В игры играть – всегда готов. Азарт, адреналин и победа – вот его идеалы и кумиры, вот, к чему лежит его сердце. А не… девушки, женщины. Ты.
– НЕПРАВДА!
– Нет? – вдруг отозвался голос отца где-то сзади.
Обе обернулись.
– Ты так уверенна? – продолжил Матуа, – Да настолько, что наши слова вообще ничего не значат, не стоят… против твоих убеждений? Его слов? (сказанных тебе)… чтобы затащить в постель?
Захлебнулась. Захлебнулась я ядом. Желчью, но еще держусь
Папа, папа.
Сволочи вы. СВОЛОЧИ!
НЕНАВИЖУ ВАС!
Как низко падаете?
Зачем?
Ради чего?
Амбиции? Тупая, слепая вера? Лишь бы быть всегда правыми?
ЧТО НЕ ТАК?
ЧТО В ВАШИХ СЕРДЦАХ ВЫШЕ МОИХ ЧУВСТВ?
– Что молчишь? – злобно переспросил Луи.
– Уверенна.
– Тогда собирайся. Собирайся – и поехали на Аетфе. Посмотрим. Вместе посмотрим, как твой благоверный проводит…. Ночи без тебя.
Замерла. Замерла я… в сомнениях.
Нет, не в Доминике. Не в нем… играли «за» и «против».
А сомневалась в словах отца.
Снова игра?
Ну, что же. Ну, что же. Я тоже делаю ставку.
Крути барабан.
– Поехали.
Глава Тридцать Первая
***
– Морена?
– Жози! – захохотала, ядовито зашипела в ответ. – Доминика ищешь, вероятно?
Промолчала.
– На балконах ждет тебя твой защитничек. Ой, как ждет, – захохотала… мертвой радостью.
Попытка не реагировать, не брать близко к сердцу.
Не знаю, что задумал отец, не знаю, что задумала Виттория.
Но я, я… готова сбежать с Домиником, если по-другому, добровольно… они не отпустят.
Спешно забралась по ступенькам наверх. Через узкий коридор… на балкон.
– Видели Бельетони?
Загадочно улыбнулся мужчина.
– По прямой, и справа первая дверь. Там он.
***
Я смотрела. Смотрела на него…
Каким-то пустым, стеклянным взглядом.
Смотрю – и не вижу.
Просто нет.
Меня больше нет.
Не дышу. Не дрожу.
Оцепенела… застыла в ужасе.
Чувство. Чувство, такое… будто кто-то только что лишил меня… места в жизни.
Просто бух – и ты уже в зазеркалье.
Отдельно от живого мира.
Рядом. Видишь. Слышишь.
Но тебя там нет.
НЕТ.
…и никто не заметит тебя больше.
Душа… душа сжалась в малюсенький комочек… и спряталась где-то в глубине грудной клетки.
Не стонет, не рычит – оцепеневши, ошарашенная, дрожит, испуганно молчит.
– О! Сладкая! Иди сюда к нам! Мы только начали разогреваться! – радостно закричал пьяный Доминик.
Больная, вольная, ЧУЖАЯ улыбка мне навстречу,
но буквально тут же и отвернулся….
… поцелуем прикипел в груди какой-то девушки, стянул в себя ее сосок – та истомно застонала и жадно выгнулась; дернулась и вторая львица… грациозно изогнулась и прижалась всем телом к его спине.
Нет.
Нет…
Это – не мой,
НЕ МОЙ ДОМИНИК!
Невольно задрожала.
Слезы, слезы…. гадким предателем выступили на глазах.
Тошнота, боль,
в миг раскаленными щипцами сцепило горло,
жадно, ненасытно раздирая его на части.
Зашипела, заныла, ЗАВЫЛА я внутри, боясь наружу издать даже короткий звук.
Боже.
Боженька.
ЗА ЧТО?
За что все это мне?
За какие грехи?
В чем… провинилась?
Почему, почему я не умерла еще при рождении?
Почему
... ты не забрал меня раньше, раньше, чем я до этого… дожила?
Стою и смотрю.
я открыла ему себя, сердце и душу – а он вогнал туда ржавые ножницы
… и разрезал все на мелкие кусочки.
… уже даже не обращал внимание. Любовная игра закрутилась. Самки хотели самца… и пытались его заполучить, разорвать, поделить…, каждая пыталась выделиться;
а он лишь жадно наслаждался… игрой.
Смотрю.
Смотрю,
как больная извращенка.
… и послушно молчу.
Вдруг. Вдруг такое… сильное,
отчаянное,
неожиданное для самой себя,
унизительное желание… взорвалось,
взорвалось внутри.
Душа закричала, завыла от отчаяния и боли.
… едва сдерживаюсь.
(дрожу, едва не сгибаюсь, не приклоняюсь от дикого пламени, от кислоты, разъедающей внутренности)
…так сильно, безвольно… вдруг захотелось упасть ему в ноги,
рухнуть на колени… перед своим Божеством
и просить помиловать.
Обнять, прижаться,
целовать…
И дико, тихо, громко, звонко!!!
сколько будет сил,
простить…
заклинать…
унижаться, но молить
………. остепениться,
………………… не губить.
И даже дернулась, дернулась уже к нему, но последний момент:
оторвался губами от одной из шлюх… и дико захохотал.
– Ириска, ну же, давай. Будешь третей. Иди к нам.
Застыла.
Мертвею, отмираю на глазах…
Тихим накатом огненной волны…
… превращаюсь в золу, подобно смерти спички.
Молчу. Молчу – или просто в зазеркалье души … немые?
Мертвая… УЖЕ мертвая.
Пелена застелила мир.
Помутнело. Помутнело все…
… отдаляюсь.
Вдруг, не выдержав долгой паузы, – нехотя отстранил похотливую девку от себя и тут же дернулся ко мне – ухватил за руку и завалил на диван, к себе.
Упала. Упала! Словно в едкую кислоту. Словно на расклеенные, голодные угли.
Кожу содрали заживо.
Стебанули по мясу… до кости.
Дернулась. ДЕРНУЛАСЬ ИЗО ВСЕХ СИЛ – И ВЫРВАЛАСЬ на волю.
ЗАВИЗЖАЛА, закричала – и бросилась бежать прочь.
вырывали сердце
вырвали и спалили.
СОЖГЛИ.
СОЖРАЛИ!
Бежала, бежала, не глядя ни назад, ни вперед. Из ада… в ад.
В глазах мутнело, темнело, и лишь испуганные золотистые зайчики в глазах…, выплясывая, указывали путь.
Визжу, ОРУ, КРИЧУ, да горло раздираю до крови,
… а легче никак.
Захлебываюсь слезами, соплями.
Ржавая, сладкая…. Чувствую тебя у себя на губах, во рту.
МЕНЯ УБИЛИ! УБИЛИ!
Падаю, падаю и снова поднимаюсь… чтобы бежать. БЕЖАТЬ, не останавливаясь…
ИЗ АДА В АД.
Быстро забралась по какой-то лестнице вверх.
Еще вперед, еще… и вдруг замерла на краю.
В последнее мгновение – остановилась.
Застыла.
Глаза испуганно прикипели к пропасти. Острые, жадные, злостные шипы, деревянные клыки упорно тянулись ко мне, уговаривая сдаться. Отдаться.
Обещая… – СМЕРТЬ.
Смерть?
Просветлело. Вдруг просветлело в моей голове.
Неожиданно так…
… нездорово, психопатически, сумасшедше.
Легко так, и просто вдруг стало...
Не дышу. Удивленно, радостно выпучила глаза.
Исчезли, засохли слезы.
ВОТ! ВОТ! ВОТ ОНО!
Словно воздух кто-то дал в газовую камеру вместо яда.
Боже… Боженька, прости меня за все. Прости, но только так…
я смогу это пережить.
ПОКОЙ!
(живо прикрыла веки)
Короткий шаг –
И сорвалась вниз.
(резкий удар.
острый, безумный (моментально клинящий рассудок) приход ДИКОЙ боли – и все в голове закружилось.
Завертелось, заплясало, сходя с ума в бездушном танце.
Улетаю.
Отпускаю.
Ухожу.
… боль вдруг стала привычной. Желанной. Сладкой.
… тонкая струйка сумасшедшего удовольствия.
…………………………………. ЭЙ-ФО-РИ-Я.
… счастье испуганно нахмурилось мне в лицо.
А я истомно улыбнулась в ответ.
Еще чуть-чуть… еще…
Еще… вдох… – и станет проще.
Я иду, иду к тебе, мой светлый мир.
Мир грез и солнца.
Еще чуток…
и всё будет хорош
Глава Тридцать Вторая
***
(Доминик)
Вдруг так стало… внезапно больно.
Нет. Даже не больно. Пусто. ПУСТО внутри.
Словно кто-то вырвал из меня душу, оставив лишь… пустую оболочку.
Не сразу, не сразу догадался, что происходит…
Еще мгновения, мгновения – глупых поисков.
Замер, не дыша…
Резкий рывок – и помчал.
***
– Господи, господи. Зачем, зачем же ты это позволил? – жадно прижимал к груди окровавленную девушку. Прижимал к сердцу.
– Зачем, зачем ты это сделала? Жозефина!!!!
Болезненно шатаясь из стороны в сторону, пытался заглушить боль… свою, ее …
Пытался убаюкать свою маленькую девочку.
Горячие, горькие, отчаянные слезы… скатывались по щекам, испуганно желая смыть кровь с лица…
Целовал, целовал… ее сухие, холодные губки… Целовал, пытаясь отдать, втолкнуть… свою жизнь… взамен на ее, оборванную...
Едва дышала. Последние,
поверхностные, пустые, ничего не значащие уже, вдохи.
Последний круг, ход стрелки на часах – и вот-вот замрет… уже навсегда, не тикнув больше и секунды.
Вязкая, темно-пурпурная, смешиваясь с ярко алой, кровь творила гадкую картину багровой феерии. Словно сумасшедший из клетки, мягкой палаты, вырывалась она из рваных, колотых ран, боясь даже на мгновение задержаться внутри.
НА ВОЛЮ!!!
… из ада.
ИЗ АДА… В рай.
***
– Аско, Аско, ЧТО ТЫ СТОИШЬ?!! Что смотришь? СПАСИ ее! СПАСИ! МОЛЮ! АСКАНИО!!
(тяжелый вдох)
– ЗАЧЕМ? Чтобы ты снова ВЫДРАЛ у нее сердце?
Замер. Замер в ужасе.
(застыл, не дыша)
неосознанно облизал губы; глубокий вдох.
глаза в глаза…
– Сотри, сотри ей память. Сотри всё,… всё обо мне. О нас. От той чертовой, проклятой первой встречи и до сегодня. Я не появлюсь больше в ее жизни…– (тяжело сглотнул, проталкивая дальше, в душу, острые лезвия боли), – НИКОГДА.
ОБЕЩАЮ.
Секунды сомнений. Рассуждений.
За и против.
Уж лучше покой там… или муки, но здесь?
Упал, упал на колени рядом с Жо. Жадно разодрал клыками свое запястье в нескольких местах.
Кровь хлынула, полилась,… обещая… новую,
беспечную жизнь…
… тоненькой струйкой – ворвалась в изувеченное, полуживое тело… полукровки и с новой силой запустило… шестеренки часов.
Глава Тридцать Третья
***
(Жо)
Это ж как нужно напиться, чтобы выпасть из окна башни?
Нет. Конечно, я не помню, как именно… все случилось.
Рассказывали…
Но это – абзац. Я с себя в шоке.
Не знаю, что конкретно съело воспоминания – спиртное или дурная амнезия, но эти страсти не запечатлились в моей голове.
Да и вообще, с тех гадких пор… много моментов из моей глупой жизни… просто выпали, как пазлы… из мозаики. В тупую не помню. Пусто. Белым бело.
Странно, мой Асканио, сколько б пытался, не лечил меня – зарастали, затягивались физические раны (да еще какие! брр, жутко вспоминать) – а вот с памятью… помочь так и не смог.
Видимо. Не настолько и всемогуща кровь вампира!
Аетфе, где и случился весь этот ужас, для меня стал запретом.
Да, если честно, и сама не особо горела желанием туда возвращаться. Особенно, когда понимаю, что это вновь ранит моего отца. То, как он пережил тот гадкий день… лучше никогда и не вспоминать.
(жаль, что эта… его боль так и не стерлась в моей голове)
Маме же рассказали о произошедшем только через неделю, когда я уже уверенным, быстрым темпом пошла на поправку (лишь благодаря тому, что я полукровка,… раны заживали быстро, быстрее, чем бы приходил в себя обычный человек, пусть даже под действием багрового эликсира упырчика).
Бедненькая моя мамочка…
Бедненькая...
(а знаете, что самое забавное в моем лечении? я открыла в себе новую способность – (барабанная дробь!)– телекинез! е-ху!!)
Виттория … Бог мой! Уж лучше бы она не была мне крестной!
Знаю, что я ей, как дочь. Что безумно дорога. Но такой гнев, ярость – это было нечто! Благо, что смогли спровадить ее на Аляску, иначе бы точно меня придушила (толи из-за злости на мою неряшливость и игру с алкоголем, толи от своей умопомрачительной материнской любви)
Одна отрада… день и ночь – был мой, дорогой Асканио.
(не в том плане, что вы, развратные, подумали)
Друзья.
Пока лишь… друзья.
Ведь давно уже поняла, (да что поняла?) точно знаю – не только приятельские чувства теплятся в его сердце ко мне.
Асканио. Мой старый друг и самый близкий нынче человек.
Разве я смогу встретить другого, кто бы сильнее любил меня?
Сомневаюсь.
Вот и я… с каждым днем, открываю в себе все больше и больше … теплых рвений, ласковых, любовных чувств к нему.
Все больше и больше грез разгорается в моей… дурной голове.
Мы будем вместе – и это главное.
Мы будем счастливы.
Как два… самых близких друга, и как благополучная, сладкая пара.
***
– Ты как?
– Сегодня снова гуляла в парке.
– Мышцы не болят?
– А тебе бы только и болят!
– Жо, я же переживаю за тебя!
– Знаю, знаю, – мило улыбнулась и тут же обвилась вокруг шеи. Нежный, детский поцелуй в щечку. – А я дразниться люблю! Разве не знал?
– Знал, – обнял, прижал, притянул к себе.
Замерла, обвисла на его плече.
– Я скучала.
– Прости, столько дел накопилось за то время, пока с тобой был.
– О, да. Да! Теперь я уже и виновата!
– Я такое не говорил, – обижено надулся Аско.
– Но подумал!
– Это Виттория у нас читает мыслишки, а ты пока сочиняешь – так что не нужно мне навязывать ответы.
Расхохоталась я.
…и игриво показала языка.
– А, может, очень скоро я смогу и мысли читать. Вот тогда не отвертишься. Буду терроризировать тебя… напропалую.
– Я не боюсь, – мило улыбнулся мой Асканио и еще сильнее прижал к себе. – Я буду только рад. Вот только ты… не испугаешься?
– Испугаюсь? Чего это?
– Да мало ли чего… придумает моя старческая фантазия, – и игриво замигал бровью.
– О-хо-хо! – (весело скривилась я и закачала головой). – Не боится Жо ничего на свете! – радостно вскрикнула и тут же чмокнула своего мальчика в носик. – Самое главное, что тогда смогу стопроцентно выигрывать у тебя все споры! Ответы – наперед! – злорадно захохотала и откинулась назад (потягиваясь), повиснув на кольце его рук.
