Текст книги "Последняя из рода Леер - 4 (СИ)"

Автор книги: Ольга Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Переиграла.

– Прости.

И то, как она это сказала… Он снова почувствовал отголоски того глухого отчаяния, что уничтожало душу последние четыре года.

– Не смей, – прошипел он. В ответ она начала лихорадочно одеваться. Руки так дрожали, что застежки жилета никак не хотели застегиваться. – Аура…

– Ты не понимаешь, – почти прокричала она, покосилась на дверь и продолжила уже тише. – Ты не хочешь слышать. Вот всегда так, врываешься в мою жизнь, переворачиваешь все с ног на голову и ломаешь меня. Даже сейчас. Пойми… Сейчас не время. Мы… ты повелитель Адеона, а я не могу сейчас вернуться. Это сложно. Слишком много всего. Я другая.

– Ты любишь меня?

– Ты знаешь.

– Тогда сейчас ты разденешься, вернешься в постель, и мы забудем об этом странном инциденте.

В ответ она разозлилась и бросила в него вазой со столика.

– Как же ты меня бесишь, анвар.

– Ты не лучше, ведьма, – ответил он, легко поймав хрустальное изделие.

– Так, все. Возвращайся в Адеон и разберись, наконец, с советом.

– Причем здесь это?

– А при том, что за эти годы Корнуэл достаточно поиграл на твоей слабости. Я удивляюсь, как он вообще позволил тебе занять трон.

– Откуда ты…

– Есть у меня глаза и уши в Адеоне. И вообще, ты собирался жениться на этой холодной Адельке? Других кандидатур, что ли, не нашлось? Или тебя, наконец, стали привлекать ее прелести?

– Ты издеваешься, женщина? – взревел он. – При чем здесь все это?

– При том, что ты тащишь меня в свой Адеон с кучей проблем, с которыми мне придется столкнуться. А я не хочу. У меня своих хватает. Разберись с ними для начала, а потом уже предлагай.

– Насколько я помню, я ничего не предлагал.

– Что? – уже разозлилась она и подлетела к барьеру, но вовремя спохватилась и отошла подальше, – Учти, анвар. Я все еще твоя невеста. А последние из рода Леер не носят рогов, но иногда становятся вдовами.

В ответ он лишь громко рассмеялся. Была бы рядом, обнял бы и зацеловал, а может, что посущественней сделал. Чертов барьер!

– Ревнуешь?

– А есть повод?

– Ни единого, – отозвался повелитель. А потом закрыл глаза и устало потер переносицу. Как бы он ни сопротивлялся, но понимал. На уступки идти придется. И в чем-то Аура была права. Нельзя сейчас объявлять всем, что нашел ее. Слишком многие не жаждут ее возвращения. И в первую очередь совет. Тогда, четыре года назад, они появились в очень сложный момент, скрутили его по рукам и ногам. Теперь пришло время со всем этим разбираться. И тащить ее в этот террариум очень не хотелось. Но и отпустить…

– Хорошо. Предлагаю компромисс. Я тебя отпускаю, скажем, на месяц. Разбираюсь с делами в Адеоне, и мы женимся.

– Месяца не хватит, – протянула она.

– Вполне достаточно, – ответил он.

– Полгода?

– Один месяц. Не больше, не меньше. И с тобой всегда будет кто-то из тройки.

– Зачем?

– Чтобы мне было спокойней. Ну что? Согласна?

Она не ответила. Только улыбнулась как-то уж совсем соблазнительно и принялась раздеваться.

* * *

Ну почему все прекрасное и чудесное всегда так быстро заканчивается? Жаль, что у меня нет волшебной палочки, чтобы заморозить время. А оно все бежит и бежит, так неумолимо быстро, что не успеваешь оглянуться, а прошла целая жизнь. Вот и я сидела на коленях любимого человека, сжимавшего меня в объятиях, и смотрела прямо в глаза. Не знаю, как долго. Хотелось бы вот так целую жизнь. Но нас постоянно прерывали. Мои бывшие настоящие друзья буквально жаждали пообщаться. Впрочем, общение это неизменно сводилось к крикам, обидам и обвинениям. Заслужила. Понимаю. Поэтому и молчу.

– Хочешь, я прикажу им молчать?

– А просто попросить не получается? – улыбнулась я.

И снова увидела это. Глаза и без того темные, заполняет абсолютная тьма и сила повелителя прорывается где-то внутри. И мой любимый становится чужим и холодным, и даже тепло моих рук не способно согреть его. Последствия разрыва связи, как он мне объяснил, а может, разбитой любви. Не знаю, сможем ли мы вообще когда-нибудь возродить то, что было. Склеить разбитую чашку так, чтобы можно было наполнить ее водой без риска, что она снова разлетится на осколки. А еще мы говорили о двери. Он верил, что связь со временем восстановится, если открыть дверь, а я не могла. Боялась. Сейчас еще сильнее, чем раньше. Может, мой Рейвен никогда не бросит меня, а чужой повелитель может. Я вообще не знаю, кто он. Способен ли хоть что-то чувствовать?

– Пообещай, что будешь осторожна.

– Обещаю.

– Если будет хоть малейшая угроза…

– Ну, что ты, с твоей тройкой мне уж точно ничего не грозит, – ответила я и провела кончиками пальцев по заросшей щетиной щеке. Колется, но это приятная боль. Правильная. – Разве что умереть от чувства вины.

– Заслужила.

– Не спорю, – согласилась я, – Знаешь, я видела кое-что, когда в беспамятстве лежала. Думаю, это все кольцо. Или я просто на его волну настроена была. Не могу объяснить точно, как и почему, но она не бросала тебя. В тот день, когда она сбежала, она хотела взять тебя с собой.

– А меня не было.

– Да. Она очень любила тебя. Просто жить так, как жила тогда, было невыносимо.

– В тот день я подрался с Азраэлем. В тот день кончилась наша дружба.

– Из-за чего? Я знаю, он умеет выводить из себя, но также знаю, что вы были лучшими друзьями.

– Это было так давно. Кажется в прошлой жизни. Отец уже тогда проявлял признаки своего безумия. Ему нравилось задирать нас обоих, сталкивать лбами. «Смотри, как хорош твой брат, как он держит клинок, как нападает. В этом он лучше тебя». Я слышал это постоянно. Не сомневаюсь, что то же самое он говорил и ему. Тогда я не понимал, тогда мне хотелось быть лучше, хотелось доказать отцу, что он не прав, что не зря сделал меня наследником. Я так жаждал его похвалы, хотел ее. А потом он медленно начал сходить с ума. Не давал видеться с мамой. Однажды ударил ее при мне, и я напал. Был мальчишкой в сотни раз слабее, а он улыбнулся своей безумной улыбкой и вырубил меня. Дальше началось «обучение», если это слово вообще применимо к тому, что он делал. Тренировки, больше похожие на избиение, мысленные атаки, проверки моей выносливости. Однажды я четыре дня провел в высохшем колодце. А он каждый день приходил и ждал, часами. Говорил: «Попроси меня, и все закончится». Я был упрям. А потом он сломал меня.

– На друзьях.

– У меня был конь. Его Макс подарил на первый мой день рождения. Я с детства ухаживал за ним, чистил, кормил, даже навоз убирал. Мне нравилось это. И ему тоже. А однажды я пришел, а его нет. Кричал на конюха, ругался, а тот лишь испуганно молчал. А потом я узнал, что моего друга отправили на живодерню. Только потому, что я был к нему слишком привязан. Он хотел вытравить из меня это. То, чем страдал сам. Я понял тогда, что он с легкостью уничтожит все, что мне дорого, ради того, чтобы потешить свое эго. Поэтому сам начал методично отдаляться от друзей. Акрона чуть было не отправили назад, к тому подонку-помещику, Эйнар был далеко, Ноэля вместе с родителями едва не сослали на рудники. Оставался брат.

Я решил не испытывать судьбу и сам все ускорил.

– И что ты сделал?

– Сказал ему, что дружил с ним только потому, что отец заставлял. Много чего наговорил, но, главное, я назвал его «преяром».

– Кем?

– Преяры – побратимы без половины. Пустышки. Самое страшное оскорбление, которое может быть. Если тебя назвали преяром, значит, не просто хотят обидеть или унизить. Это значит вызов. Киор.

– Вы бились на Киоре? – воскликнула я.

– Да.

– Но Азраэль никогда не проигрывает. Никогда.

– Тогда проиграл. И именно этого он не может мне простить.

– До первой крови?

– До первой крови.

Я встала. Эта информация просто не укладывалась в голове. Я всегда верила, что у него будет безграничная власть, если завершить слияние. Ведь Рейвен тогда останется беззащитным. Но если в Киоре пролить кровь, то победитель получает власть над проигравшим. Только новый Киор может это изменить. А, насколько я знаю, эти двое больше никогда не дрались.

– Не понимаю, почему эта история так взволновала тебя? – удивился Рейвен.

– Просто так.

Просто, может, все не так плохо, как я думала. Вот и все. Черт. Да Рейвен может все что угодно с этой властью. Даже заставить Азраэля отказаться от меня. И он не сможет ничего изменить. Никогда. Это не просто долг крови, это долг жизни. Всех последующих жизней. А потом я заставила себя успокоиться. Не время сейчас. Нужно все обдумать, понять и принять. Информация убийственная, но нужно грамотно ей воспользоваться. Это мой единственный шанс, надежда, что все будет хорошо. О, Всевидящая! Я действительно поверила, что все будет хорошо. У него есть козырь, есть сдерживающий фактор, то, что не позволит нам всем перейти черту.

– Ты светишься, – задумчиво проговорил он, а я не поняла, пока на руки свои не посмотрела, а потом подлетела к зеркалу и застыла. А ведь и правда. Светилась, и еще как. Словно в бриллиантовой крошке искупалась. Красиво и неправильно. И все же красиво. У меня словно камень с души свалился, огромный такой, неподъемный булыжник. И хотелось взлететь высоко высоко. К самим небесам.

– Это потому, что я с тобой, – улыбнулась я его отражению. И с удовольствием наблюдала, как подошел, обнял, обдал дыханием шею.

– Я люблю тебя.

И я верила, что действительно любит. До самого неба и даже выше. И я люблю не меньше. Просто люблю. И теперь у меня была надежда, что в этой грустной сказке любовь рано или поздно победит.

Глава 11

– А она миленькая, – проговорила я, наблюдая за Лили. Дочка Эльвиры была очень подвижной и совсем не боялась взрослых. И улыбалась так, что сердце сжималось от умиления. Дети, особенно в таком нежном возрасте, не могут не вызывать улыбки и желания прикоснуться, потискать, услышать их заливистый смех. Такой заразительный.

– Я рада, что ты здесь, Аура, – проговорила Эльвира. Поорала, конечно, куда ж без этого. Обняла, расплакалась, но не испепелила. И то радость.

– Ваша девочка выросла. Теперь есть другая.

– Да. Но надеюсь, она не будет такой…

– Занозой в заднице?

– Проблемной, – улыбнулась Эльвира.

– Да уж. В этом вся я. А я вам написать хотела. Очень. Много раз порывалась. Я жилу нашла. Тройную, представляете?

Я говорила и говорила о пустяках разных и не могла остановиться. Нервничала просто. Уходить не хотелось. И чем меньше времени оставалось, тем больше я хотела остаться.

– Вы приедете поглядеть, как идет строительство?

– Когда?

– Думаю, через неделю они уже закроют жилу. А я хотела Миле ее показать. Ей равновесие восстановить надо. Видели, что с ее силой творится?

– Это из-за беременности. Но ты права, нервы ей полечить необходимо. Наверное, мы воспользуемся твоим предложением.

– Я еще спросить хотела, – внезапно проговорила я. И полог тишины поставила. Самый мощный, на который была способна. Но Эльвира улыбнулась и остановила.

– У Лили на редкость громкий голос. Поэтому мы с Корином изолировали эту комнату, в том числе и от прослушки. Спрашивай. Никто не услышит.

– Что вы знаете о ребенке Гвинервы? Еще одном из рода Леер?

Сам вопрос не удивил ее. Скорее, моя осведомленность в этом вопросе. А меня – ее спокойствие при этом.

– Ребенок действительно родился. И Арон поручил твоему отцу решить судьбу ребенка. Тогда он еще ему доверял.

– И куда он его дел?

– Я не знаю. Тогда меня… нас всех больше интересовала Лили.

Малышка Лили, услышав свое имя, поползла к матери, и та легко подняла ее на руки и усадила на колени.

– Значит, тупик.

– Прости, мне жаль, что не смогла помочь.

– Да. Мне тоже жаль, – ответила я и отобрала у малышки свой локон, который та норовила попробовать на вкус.

Мы ушли ночью. Акрон и я. Искать Илану. Зря я ее отпустила, но не думала, что выйдет все так… хорошо. Даже надеяться не смела. Боялась только, что Акрон поймет. Он многое понимал. Всегда. Может, и понял, но, как и раньше, ничего не сказал. С Милой мы договорились встретиться в Нерисе. Ей полезно сейчас будет вырваться из того клубка отчаяния, который сама же и сплела. Увидеть все другими глазами. Более ясными, что ли. А Мира к Черемшам проводит. Пока жилу не закрыли, нужно дать ей шанс побывать там. Увидеть то, что видели мы.

Из города легко выбрались, а вот дальше начались проблемы. Мы слишком много внимания привлекали. Непозволительно много.

– Одной мне легче было бы, – в который раз сказала я, а он в который раз просверлил укоризненным взглядом и увлек за собой в темноту. Патрулей стало больше, и страха вокруг. После нападения Свер больше не был свободным или даже беззаботным краем. И многие это поняли. Наместники отчаянно искали силу, способную если не защитить, то хоть противостоять. А кто защитит лучше Адеона?

– Думаешь, он пойдет на это?

– Почему сама не спросила?

– Не до того было.

Меня тогда счастье переполняло и желание не упустить ни одного мига из нашего, только нашего времени. Не до разговоров было о чем-то подобном.

Акрон хмыкнул, но ответил.

– Может, поможет, если наместники на уступки пойдут.

– Уступки? Насчет чего?

– Насчет союза против Легории. А они не пойдут. Слишком привыкли к своей свободе, к теплу, к этой безнаказанности всеобщей. После Аделара они испугались сами того, что натворили.

– Я догадывалась, что все не просто так.

– Не просто, – согласился он, – Безликие не полезли бы, если бы им не позволили это сделать. А теперь пожинают собственные плоды.

– У меня здесь много друзей. Им что-то угрожает?

– Так далеко вглубь никто их не пустит, успокойся.

– Слабая попытка меня подбодрить.

– Мир меняется, Аура. Война неизбежна. Теперь уже даже ты не сможешь этого остановить. Вопрос только в том, кто и на чьей стороне будет.

– На чьей будет Адеон?

– Я не знаю. Я не знаю, что будет, когда он узнает.

– Замолчи, – я не выдержала. Испугалась этого перехода к главному.

– Это не поможет, Аура. То, кто ты, и кто твой халф… В лучшем случае не отпустит.

– А в худшем?

– А в худшем нас ждет второй Арон.

– Я не допущу.

– Надеюсь. Но ты не знаешь, что такое связь побратимов. Истинная связь.

– Перестань меня пугать. Я прекрасно справлялась все это время. Как видишь, еще в своем уме.

– Ты никогда не встречалась с ним в реальном теле.

– Хочешь сказать, что встретившись с ним лицом к лицу, я разлюблю? Забуду все? Уподоблюсь Гвинерве с этой ее страстью? Ты меня не знаешь.

– Может, и нет. Но ты и сама не знаешь, что может случиться. И лучше, если ты скажешь ему об этом сама. Пока Азраэль не поведал.

– Он не сделает этого.

– Сделает, когда поймет, что Рейвен нашел тебя. Если уже не понял.

– Что?

– Ты светилась Аура. Испытывала слишком сильные эмоции. Я их чувствовал, да пол-Велеса пребывало в эйфории. Те, кто могут ощущать это. И даже если до него отголоски не дошли, то уж с обонянием у него все в порядке.

– Надеюсь, ты не прав.

– Надейся.

– Ты так говоришь, словно обвиняешь меня в чем-то. Я не выбирала себе халфа. Да будь моя воля, он был бы последним, кто…

– Почему? – перебил меня Акрон.

А я осеклась. Вот дура. Совсем забылась. Нельзя, нельзя им говорить о том, что именно Азраэль меня убил. Нельзя. Иначе он сорвется. И без того ужасная ситуация станет еще ужаснее.

– Давай лучше сосредоточимся на поисках девушки.

– Которую ты тащишь в Легорию? Действительно думаешь, что она наследница?

– Понятия не имею, кто она. Но очень хочу выяснить.

– Ты ведь на нее маячок поставила. Не логичнее бы было просто подождать ее в той деревеньке?

– Она ребенок почти.

– Дети должны рано или поздно вырастать.

– Но не в подобной ситуации.

– А упрямства в тебе не поубавилось.

– Ты помогать будешь или упрекать?

– Хорошо, – сдался он, – Надо отдохнуть.

– Никакого отдыха. Илана где-то там, и я не собираюсь отдыхать, пока она в опасности. Совсем одна.

– Насколько я знаю, дочка наместника Аделара тебе ровесница, – хмыкнул он.

– И что? Есть люди вдвое старше меня, а беспомощные как дети. А в Илане ни капли силы. Я должна ее бросить?

– Прости. Совсем забыл, на что ты готова ради друзей. Если считаешь их таковыми, конечно.

А вот и первый камешек в мой огород. А я все думала, когда же холодный и равнодушный, слишком закрытый Акрон проявит свое раздражение. Ведь Эйнар и даже Ноэль не стеснялись в выражениях, говорили много и обвиняли не меньше, а Акрон молчал. Теперь открылся.

– Ну, хорошо, – я остановилась и посмотрела на него, – Говори. Здесь и сейчас, все, что хочешь сказать.

– Думаешь, слова помогут?

– Полегчает, наверное.

– Ты просто не знаешь, не понимаешь, каково это было. Для всех. Для него…

– И для тебя. Ты прав, не понимаю. Но открыта для того, чтобы понять.

– Правда, хочешь?

– Если тебе станет легче.

– Будет больно.

– Перетерплю, – беспечно ответила я, и как же сильно об этом пожалела потом, когда мы все-таки сняли гостиницу. И Акрон мне показал то, что навсегда отпечаталось в памяти. То, от чего хотелось кричать во все горло. Лучше бы не показывал.

* * *

Сначала ничего не происходило. Он просил снять щиты, словно я с миром собралась беседовать, а потом показал образы. Они прокрались в голову и стали взрываться, словно фейерверк, раскрывая картинки, одну за другой.

Ночь. Темень такая, что любой человек испугался бы, но я видела все. Кресло, мужчину в нем, моего мужчину, и пустоту в его глазах.

– Нужно поесть, – сказала я голосом Акрона. Но тот не отреагировал, – Рейвен, ты слышишь?

Не слышал, а я ничего не чувствовала. Всегда что-то было, а тут пусто. Затем начала накатывать боль. Волнами. Сначала слабо, потом сильнее. Акрон закрылся, когда стало совсем невыносимо. Наследник встал, взгляд стал осмысленным, но чужим. Бездушным каким-то.

– Что ты сказал?

– Поесть надо.

– Да. Точно, – ответил он, но вместо того, чтобы вызвать слугу, пошел к выходу. Но не к кухне. К тренировочному залу. Там было много анвар. Тренировка в самом разгаре. И все, завидев наследника, уважительно поприветствовали, а потом отступили. И я почувствовала их страх. Безотчетный, почти иррациональный, но явно ощутимый. Он выбрал одного. Самого, на его взгляд, сильного. А я даже закрыть глаза не могла. Видела все. Рейвен в этот момент не с анваром бился, а с моим убийцей. Страх и понимание своей несостоятельности одного и ярость, и гнев, разрушительный по своей силе, другого. Я не могла этого выносить больше. Одно воспоминание сменило другое. Та же комната, то же кресло и пустота в глазах наследника. Только за окном день. Поэтому я видела, куда он смотрел. На мой портрет, тот самый, что сейчас висит в галерее.

И боль никуда не ушла. Стало больше. Акрон не выдерживал, и я вместе с ним. Но она была. Через год ее не осталось. Он пытался говорить, я пыталась. Вызвать хоть на какие-то эмоции, но ничего.

У пустоты есть свой вкус, свой запах липкий и терпкий, и ощущение мути внутри. Хуже чем боль. Мы с Акроном это сполна прочувствовали. Вначале его сила помогала, отвлекала наследника. Успокаивала даже. Затем он отказался. Закрылся сам. Появилась пустота.

А потом был Свер, и пустоты почему-то стало больше. В разы. И спокойствие какое-то появилось, равнодушие даже.

– Я не понимаю, – проговорила я, вырываясь из чужих воспоминаний, – Он знал, что я жива, там, в Свере.

– Не знал, – убежденно ответил Акрон, но нахмурился.

– Он сам сказал, что понял. Когда это было?

– Что?

– Последнее воспоминание?

– Год может назад.

– Тогда он точно знал. Что это за пустота там? Она еще есть?

– Нет. После праздника благословения не появлялась.

– Я думаю, он притворялся там. С тобой.

– Зачем?

– Не знаю. Но очень хочу выяснить.

Я много чего хочу. Понять. Все, что не нравится, все, что не понимаю. Я его не понимаю. И Акрона тоже.

– Ты же знаешь все. Прорываешься сквозь такие барьеры, до которых никому не дотянуться.

– Аура, что ты хочешь мне сказать?

– То, что там… В этих воспоминаниях, я не говорю, что это все наигранно, но это расчет.

– На кого?

– Правильный вопрос. Очень правильный.

– На твоего убийцу?

– Да. – Вот только этот расчет на Азраэле не сработал, потому что у него была я, но возможно, сработал на ком-нибудь другом. На том самом носителе тьмы, который так мешал нам жить в последние два года перед убийством.

– Скажи, а почему он не приехал тогда? Что ему помешало?

– Врата. Кто-то убил тогда дежурного стража врат.

Вот и причина. Веская и страшная. Интересно, это Азраэль? Если так, то все объяснимо и другого убийцы во дворце нет, но если не он…

– Что вы узнали о моей смерти? Не поверю, что не пытались выяснить.

– Ты ведь знаешь о своей подруге?

– Да. И догадываюсь, кто мог приказать ей предать нас.

– Король Элиани. Когда он узнал, разорвал все отношения с Эльнисом. Пытался сделать хуже. Макс сдержал. Ведь мы понимали, что его использовали.

– Нас всех тогда использовали.

– Много думала об этом?

– Достаточно, чтобы понять, что могла бы стать разменной монетой в чьей-то политической игре.

– Поэтому предпочла остаться мертвой?

– И поэтому тоже, – согласилась я.

А еще мне хотелось поговорить с Азраэлем. Понять что-то для себя. И страшно было влезать снова во все это. В политику. В чужие игры. Кем я стану на этой шахматной доске жизни? Пешкой, ферзем, королевой? Или самим королем? Беспомощным и неповоротливым, теряющим всех своих друзей и вынужденным с горечью и сожалением смотреть, как они уходят, один за другим, защищая тебя. Пока не останешься совсем один. В шахматах мне всегда было жалко пешек, но в жизни – короля.

* * *

Илана бежала. Уже несколько дней, не понимая, куда и зачем. Ей было страшно и одиноко, как никогда в жизни. Приходилось рассчитывать только на себя, на свои силы, которых, как оказалось непозволительно мало. Почти нет. И Рей нет, и Нила, и Тора, и родителей. Она совсем одна. А вокруг столько опасностей, столько лихих людей, которые так и норовят если не ограбить, то толкнуть, надавать затрещин, унизить и ударить побольнее более слабого, костлявого мальчишку. Особенно в толпе города, когда приходится уходить как можно дальше от преследователей. А их немало, как выяснилось.

В первом же городе ее ограбили. Вытащили кошель с деньгами прямо из рюкзака. Пришлось ночевать на чердаке какого-то полуразрушенного дома. А там страшно. Шорохи и гул, и шум внизу. Не одна она тот домик облюбовала. Но забилась в самый дальний угол, чтобы только не заметили, оставили в покое. Хоть ненадолго. Она застряла в этом городишке без денег, еды, хоть какого-то плана. Только плакала часто, особенно по ночам.

Съела все продукты, что были в рюкзаке. А когда голод заставил отбросить все принципы, решилась на кражу. Долго наблюдала за грузной теткой, торгующей пирожками, горячими, такими ароматными, что почти теряешь сознание при одном запахе. И желудок сжимается в тугой узел и колет, царапает внутренности этот запах свежей выпечки. Она рискнула, подошла поближе, дождалась, когда тетка отвлечется, и схватила ближайший пирожок. Рванула прочь, но врезалась в кого-то с такой силой, что упала на землю, а тетка заголосила.

– Воришка, держите его, бейте. Ах, ты, шваль подзаборная, я тебя отучу брать чужое, – тетка ударила поднявшуюся было Илану так, что она снова упала. Здорово локтем приложилась, так, что все тело прострелило от боли, а из глаз слезы брызнули. Но тетка не унималась. Видимо, не раз, и не два ее такие вот мальчишки обворовывали, но только Илана попалась. Глупая, ни на что не способна. Даже с толком украсть.

Тем временем приличная толпа собралась, в основном из торговцев. Никто не желал суда, людям нужно было зрелище, настоящее и желательно кровавое. А что может быть увлекательнее, чем самосуд – отрубить руки мальчишке по здешним законам считалось справедливым наказанием, и не важно, что он украл оттого, что просто хотел есть.

Ее подняли, потащили куда-то. Вырываться бесполезно было, да и в голове гудело от очередной затрещины. Тяжелая же у тетки рука. Толпа гудела, как пчелиный улей. И ведь ни в ком она не ощущала хоть капли сочувствия. Даже другие мальчишки, такие же, как она, с удовольствием смотрели, и даже кто-то кинул в девушку тухлым яйцом, которое расплылось по рубашке.

А потом случилось что-то. Просто сплелось в тугой комок ужаса, боли и обиды. Захотелось уничтожить этих злых, жестоких людей, за то, что не желали видеть, насколько сами порочны и ничтожны, и в серебристых глазах впервые за всю ее жизнь промелькнула молния. Мужик, который держал ее за ворот рубашки и предвкушающе скалился, побледнел и выпустил руки. Попятился. А ей понравился этот ужас в его глазах. Очень, невообразимо понравился. Это слабого можно бить и осознавать, что ты сильнее, что ты в безопасности, и иметь такую власть над ним. Но что, если слабый с виду паренек на самом деле не так и слаб? Ей захотелось, чтобы они все почувствовали это. Страх. И они почувствовали. Отшатнулись, испугались, когда руки нагрелись, и она сформировала первый в жизни энергетический шар. А ведь в ней отродясь никакой магии не присутствовало. Откуда же?

Надо было куда-то деть этот сгусток энергии, теплый, не причиняющей боли, уютный какой-то и смертоносный. Она хотела кинуть его в толпу этих жестоких людишек, до дрожи в коленках, до боли искусанной губы, а потом подумала, как бы поступила Рей? Илана прекрасно понимала, что травница никогда бы в подобной ситуации не оказалась. Потому что сильная, потому что знает себе цену и никому не позволяет себя обижать. Вот и она не позволит. Улыбнется, посмотрит на недалеких людей свысока, оттолкнет свободной рукой застывшего мужика и, гордо вскинув голову, спустится с помоста, на который ее успели затащить. И пирожки она забрала. Все. И тетка даже не пикнула. Вот что значит власть. Безопасность. В тот же вечер она решила, что больше не будет бояться. Сформировала еще один сгусток и вытравила из заброшенного дома всех незваных гостей бомжеватого вида. Забаррикадировала дверь на чердак и впервые за несколько дней спокойно заснула, зная, что сегодня ее сон никто не потревожит.

* * *

После тяжелого разговора с Акроном мне никак не удавалось заснуть. Полночи вертелась в кровати, пытаясь устроиться поудобнее, но как бы ни легла, сон не приходил. Зато пришел кое-кто другой. Я открыла глаза и просто почувствовала в комнате чужое присутствие. А потом поняла, что нет. Свое. Родное. Услышала, как соскользнула ткань рубашки и брюк на пол и он почти бесшумно скользнул под одеяло. Мой ночной гость. Самый любимый на свете. И удивлять я умею, оказывается.

– Не спишь?

– Не сплю.

– Прости, не хотел будить.

– Что ты здесь делаешь? И Акрон…

– Тшш. Он в соседнем номере. А я…

– Не удержался?

– Виновен. Просто не могу быть… вдали от тебя.

А я ведь совсем не против. И сейчас докажу, насколько не против. Вот прижму к себе, поцелую, прикушу мочку уха, обожгу дыханием щеки и позволю делать с собой все, что захочет. Лишь бы только рядом был. И, оказывается это очень приятно, засыпать в объятиях любимого, и просыпаться в тех же объятиях не менее приятно.

– Интересно, а если мы в лесу заснем или на сеновале или еще где, тоже придешь?

– Обязательно. К тому же на сеновале я еще не пробовал.

– Фу, какая пошлость, – воскликнула я и попыталась оттолкнуть. Не дали. Притянули еще ближе и поцеловали в… нос, – А еще совратитель, искуситель и… и…

– Да-да, – промычал что-то мой искуситель, целуя шею.

– Черт, да мы во грехе живем, – я даже подскочила от понимания. Дожила. Распутницей стала. Самой настоящей. Тьфу, – Это все ты виноват!

Впрочем, искуситель совсем не собирался отвечать. Только на миг посмотрел как-то странно торжествующе и поцеловал.

– Я тебя люблю, ты знаешь?

– Это слабая попытка отмазаться от свадьбы? – не поддалась я.

– Это не я бегаю от жениха последние четыре года фактически и шесть технически.

– Удивилась бы, если б не бегал. От жениха в смысле, – ответила я, а потом представила эту картину и рассмеялась в голос. Повелитель бежит от жениха, теряя тапки с громким криком: «Не хочу жениться», а за ним несется кто-то вроде Корнуэла, раскидывает руки и томно вздыхает: «Ну почему ты бежишь, моя прелесть?». Ну и воображение у меня.

– Обожаю твой смех, – не поддался он. Вот непробиваемый.

– Интересно, а что же ты во мне ненавидишь?

– Твое упрямство, – без колебаний ответил он.

– Твое бесит не меньше.

– Но я ведь тебя отпустил.

Отпустил, как же. Это только так кажется. Видела я, какую защиту он на меня повесил. Тот барьер, что не давал общаться с миром, лишь слабое подобие.

– А еще я не люблю, когда ты хмуришься. И закрываешься от меня. Тогда появляется он. Его я совсем не люблю.

– Кто? – не понял Рейвен.

– Повелитель.

– Совсем не любишь?

– Ну, не то чтобы совсем. Я его не знаю.

И вот мы перешли к тому, что иногда не дает покоя и заставляет сомневаться. Я села на постели и подтянула колени к груди.

– Я не знаю того тебя. Не знаю, чего ожидать. Иногда кажется, что ты совсем чужой. И переступишь через меня, как через всех остальных, если придется.

Он тоже сел и заставил повернуться к себе. Смотреть прямо в глаза.

– Я люблю тебя, Аура. Больше власти, трона, силы, Адеона. Больше всего и всех. Без тебя я перестану существовать. Без тебя я… ты – мой мир.

– Я знаю. Но я также знаю, что не все в тебе любит меня.

– Ты ошибаешься. То… что заставляет быть равнодушным, надевать маску, играть роли. Это всего лишь маска. Повелитель – маска.

– Хотелось бы верить, – а потом я не выдержала, взяла его лицо в захват своих ладоней и с жаром зашептала, – Поклянись мне, пообещай, что что бы ни случилось, ты будешь бороться. За меня, за нас. Не отпустишь. Что бы ни случилось.

– Я не смогу это сделать, даже если бы захотел, – улыбнулся он и положил свои большие ладони на мои руки.

– Пообещай.

– Хорошо. Обещаю. Ты дрожишь…

Да, я дрожала. И чем дальше, тем хуже. Я боялась потерять это. Наше маленькое счастье, такое непрочное и зыбкое. Такое правильное и неправильное одновременно. Может, если мы поженимся, все станет лучше. Я успокоюсь. Хотя нет, не успокоюсь, пока не разберусь со своим халфом или хотя бы поговорю. Но не сейчас. Сейчас я хочу хоть на миг забыть обо всем и обо всех. Просто насладиться моментом. Разве я это не заслужила? Мой маленький кусочек любви. Совсем малость, которой так страшно лишиться.

Когда совсем рассвело, он ушел. Дела мира требовали его присутствия. И опять я не спросила, что же будет дальше. Ведь хотела, но мой анвар очень грамотно умеет отвлекать. Быть может, он делает это специально? В следующий раз непременно спрошу. Сегодня ночью, например. А я не сомневалась, что он обязательно появится, и уже предвкушала это.

Когда появился Акрон, я пыталась справиться с сиянием. И ладно лицо и руки, которые можно замазать кремом или спрятать под перчатками, но глаза… Со мной происходило что-то непонятное. Словно меня переполняла сила настолько огромная, что в глазах то и дело пробегали разряды.