Текст книги "Последняя из рода Леер - 4 (СИ)"

Автор книги: Ольга Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Зак уже месяц шел по следу. И путь вел в Свер, точнее в провинцию Аделар. Все дорожки вели туда. Вот только почему именно это странная, когда-то забытая земля. Он не много знал об Аделаре. Намного больше знал наместник Ферра, человек умный, сильный и проницательный. Они понравились друг другу с первого взгляда. Тем более, что Зак был действующим агентом Велеса, а наместнику нужны были союзники, особенно сейчас. Он уже чуял запах надвигающейся войны. Она стояла на пороге, уже дышала в затылок и предвкушающее улыбалась. Как же он хотел отсрочить все это. Хотя бы на время. Несколько лет. Ему бы хватило. Но не дали.

Когда опальный аристократ из Легории прибыл в Свер, его ожидала участь всех прочих соотечественников, когда-то блиставших при дворе. Забвение, полная потеря себя, ориентации в пространстве и мире. Неспособные научиться жить в новых обстоятельствах мирились. Устраивались на работу писарем, секретарем, личным помощником, камердинером, прислужником, в общем, к тем, кто сегодня был на коне. Другие же пытались вернуться. Строили планы, присоединялись к сопротивлению, рисковали собой и семьями.

Он мог бы так же. Даже хотел этого. В той войне погибли все его дети, многие друзья, братья, весь род. Лишь только жена, любовь всей его жизни, не давала скатиться в полное отчаяние. А еще девочка, маленький кусочек тепла и жизни. Не знающий, не видевший войны. Их дочь. Ради них он готов был стать кем и чем угодно. Он и стал. Сначала помощник секретаря министра обороны, затем занял его должность. А потом, благодаря своим исключительным человеческим и профессиональным качествам, получил в ведение провинцию Аделар. Жена сурово поджала губы, когда увидела, что за дом у них теперь был. Старый, полуразрушенный форт, заросшая бурьяном земля и кучка полуголодных крестьян, которые с большей охотой разворовывали форт, вместе с полком стражей, которые должны были этот форт охранять.

Но его жена была не просто аристократкой, она была дочерью купца, деятеля весьма сурового и знающего толк в делах. А мать ее в свое время руководила деверским женским полком. Настоящая валькирия. Поэтому она поджала губы, присмотрелась к фронту работ, засучила рукава и ринулась в бой. Ему оставалось только наблюдать, как сильная, гордая женщина, хлебнувшая горя через край, снова расправляет плечи, снова дышит самой жизнью, снова начинает улыбаться, и помогать, главным образом, не мешая.

Через год край преобразился, еще через пять лет начал приглашать всех желающих трудиться и работать, а сейчас это стал слишком лакомый кусок для многих. Мягкий климат, теплые зимы, почти бесснежные, ранняя весна, плавно перетекающая в лето, затем осень, при которой даже деревья скидывают листья только с наступлением зимы. Красивый край с плодородной почвой, алмазными месторождениями и близостью призрачных гор.

Лет десять назад его пытались отозвать и заменить очень сильные деятели, но и у него тогда было достаточно друзей и покровителей. Отстали. Но злобу затаили. Собирали кусочки, устраняли друзей по одному, налаживали свои связи до тех пор, пока не настал кризисный момент. Слишком многие хотели урвать свой кусок от вкусного пирога, слишком многие жаждали того, что имел наместник. И вот теперь он остался один на один с этими стервятниками. И знал, прекрасно знал, что будет дальше. Аделара не станет. Затопчут, разворуют, уничтожат. А он умрет, не в силах смотреть на то, как дело всей его жизни уничтожают. Сердце не выдержит. Но только не сейчас. Ему осталось сделать еще одно важное, нужное дело. Уберечь единственную ценность, дочь. Илану. Он не питал иллюзий, понимал, зачем и для чего безликие придут в Аделар. Им нет дела до плодородной почвы, до алмазных приисков, до полей, засеянных пшеницей до последнего клочка. Если бы их интересовало это, он бы откупился. Любой ценой. Но они хотят другого. Их маленькое чудо, которое они так бережно растили и оберегали. Поэтому он был так рад этому непонятному мужчине по имени Тор. Надеялся, нет – видел по взгляду, что тот благородный человек, сильный маг, стойкий воин. И что если попросить, он сможет защитить. От всего и от всех. Только захочет ли?

– Папа. Ночь на дворе. Почему ты не спишь?

Наместник повернулся на голос дочери и нахмурился. Опять она ходит босиком. Ведь простудится и не заметит. А потом улыбнулся, как улыбается любящий отец, который невероятно гордится дочерью. Она была его подарком, его любимицей, его светом в полумраке последних тревожных месяцев.

– А ты почему еще не в кровати? – притворно нахмурился он.

– Сегодня Валенси уехали, а до них Маеры, а еще Витты и Раски. Что происходит, папа? Почему все наши друзья так поспешно уезжают?

– Потому что крысы чуют опасность, вот и бегут.

– Будет война? – спросила она почти спокойно. Старалась даже в этой малости походить на мать. Та была замечательной женщиной, очень сильной, благородной, умеющей сохранять достоинство даже в самых безвыходных ситуациях.

– Я не знаю, дочка, – ответил наместник. Он мог солгать, и это, наверное, было бы милосерднее, но не привык он лгать. Тем более дочери, – Скорее всего.

– И никто не поможет?

– Боюсь, что даже нашим друзьям на руку этот конфликт.

– Безликие никого не щадят. Они просто вырежут нас всех, – сказала она и обняла себя руками.

– И тогда на пепелище придут те, кто нагреет на этом карманы и пополнит тугие кошельки. Это жизнь, доченька.

– Я не верю, что ничего нельзя сделать. Мы можем попробовать обратиться к гномам, к эльфам, к соседям. Свер нас не оставит.

– Ты должна уехать. Завтра же.

– Что ты такое говоришь? Нет. Я не брошу вас с мамой здесь. Это исключено. Я буду помогать всем, чем смогу.

– Единственное, что ты сейчас можешь – уехать.

– Нет. Я останусь с вами.

– Какая же ты упрямая, – простонал он.

– Вся в мать, – просияла девушка, но отец не оценил шутки. Нахмурился, отвернулся от окна и тяжело сел в кресло напротив. Но прежде содрал с него покрывало и укутал босые ноги дочери.

– Вот так. А теперь поговорим.

– О чем? – не поняла девушка, немного растерялась даже. Не часто ей приходилось видеть отца таким поникшим и чрезвычайно серьезным. Сама атмосфера комнаты стала похожей на тягучую, полную опасности и чего-то непоправимого, патоку. Ей захотелось закричать: «Нет. Остановись! Подожди! Не говори ни слова». Но она промолчала, понимая, что сейчас весь ее мир, тот прекрасный мир в котором она жила рассыплется, как замок из песка, которые она так любила строить в детстве.

– О тебе, дорогая. Ты знаешь… Мы с мамой очень любим тебя. Так сильно, что ничто в этом мире не может быть важнее. Ты наше чудо, наша дочь, но… мы не твои родители.

Вот он и сказал. Почувствовал ли облегчение, или боль, жалость, печаль? Нет. Только пустоту. Все это придет позже. Накатит, словно ледяная волна и накроет с головой. Как и ее.

Он рассказал ей все. Как больная, умирающая мать отдала девочку им, как они преодолели полсвета, чтобы спасти малышку. Как безликие желали получить ее. И рассказал, почему. Все рассказал, до мелочей. Только не смог передать, каким светом она озарила их жизнь после потери всех детей, каким смыслом наполнила, какое счастье дарила все эти годы. Он сжимал ее хрупкие пальцы в своих больших руках и хотел забрать себе если не всю, то хотя бы частицу ее боли. Она ведь даже не плакала. Сил не было, но хватило, чтобы встать и побрести в свою комнату, так ничего и не сказав. А утром пришла война.

* * *

Зак нашел Яра в странном месте. Очевидно, он за кем-то следил, но и этот кто-то искал кого-то. Странная ситуация. Вот только Милы нигде не было. Он не понимал, а может, понимал слишком многое. Милава любила Яра, в этом сомнений не было, и только очень серьезные обстоятельства могли заставить ее не воспользоваться шансом. В этом они были похожи. Он ушел, чтобы спасти Жанну и малыша, которого он так и не решился увидеть. Боялся, что просто не сможет тогда уйти. Может, и Мила поступила так же из желания спасти. Хотелось бы верить. Если так, то Лестар мог бы снять с него клятву. Хотя… король Мории не тот человек, который мог бы не воспользоваться такой заманчивой возможностью.

Он мог бы и дальше продолжать следить за Яром, если бы не скользнул взглядом по объекту его наблюдения, точнее двум объектам. Сердце пропустило удар. Он даже дышать перестал, а в душе поднялась горячая волна гнева и боли, все, что тлело и томилось внутри со дня смерти брата, с того проклятого богами дня. Медди. Филипп нашел ее.

Они несколько минут стояли у таверны что-то обсуждая. Он хотел подобраться поближе, даже рискуя попасться на глаза Яру, но сейчас было не до того. Он хотел знать. Знать все, а еще больше размазать эту гадину по стенке, за то, что живет и дышит, а у них уже никогда этого не будет. НИКОГДА.

– Ты уверена в этом?

– Да. Война начнется сегодня. Если не прямо сейчас. Я должна быть там. Должна помочь.

– Это опасно.

– Ты не понимаешь. Это нить. Последний кусочек мозаики, и я доберусь до него.

– Это опасно, – упрямо повторил мужчина. А она лишь улыбнулась и провела кончиками пальцев по усталому лицу, по щеке, по губам. И поцеловала.

– Я люблю тебя.

– Медди… – простонал он и совсем не хотел отпускать. Вцепился в нее, словно стоит сделать лишь шаг – и она снова исчезнет. Растворится в пространстве, как дым, как ночное видение.

– Пожалуйста. Я должна сделать это. И тогда все. Мы узнаем, кто стоял за твоим отцом, кто руководит безликими, кто все это затеял.

– Ты хочешь таким образом искупить вину?

Зак не сдержался. Просто не смог. Она была так близко, что стоит только протянуть руку. Видел, чувствовал, что Яр ушел, но сейчас его интересовало другое, а точнее – другая. Та тварь, что предала их всех.

Медди дернулась, а Филипп мягко, почти незаметно, но встал между ними.

– Зак? Как ты…

– Хорошо ли тебе спится, а, Медди? Ты счастлива? Радуешься жизни, целуешься у всех на виду. Признаешься в любви…

Она зашипела. Не от злости, от страха, от боли, от гнетущего чувства вины, которое разъедало внутренности, от того, что ее бывший друг слышал и видел ее личный, интимный, только для нее момент.

– Что ты хочешь? Убить меня? Так убивай, если полегчает. Я даже помогу тебе в этом, сопротивляться не буду.

– Медди, – попытался вступить Филипп, но она не слушала и не слышала его сейчас. Была только ее боль, жаждущий мести Зак и те остатки ее души, что не поглотило чувство вины.

Поэтому она выбросила руку, и Филипп отлетел на несколько метров. Глянула всего на мгновение, чтобы убедиться, что в порядке, что дышит, просто без сознания. А потом повернулась к своему другу-врагу и вытащила нож. Он подобрался, готовый в любой момент отразить удар, хоть магический, хоть обычный. Но она удивила его. Вынула нож и протянула ему.

– Вижу, ты безоружен. Душить меня будет долго и неэффективно, да и некрасиво как-то. Народ сбежится, шум поднимут, а я не хочу, чтобы тебя арестовали.

– Что ты несешь?

– Предлагаю вариант. Это уж как ты захочешь. Если предпочитаешь, чтобы помучилась, бей в кишечник. Истеку кровью, но успею помучиться и даже обрадуюсь смерти. А если будешь милосерден, то в сердце. Зато увидишь, как в глазах гаснет жизнь.

Он взял нож. Примерил в руке, покрутил и улыбнулся.

– Я не настолько милосерден, чтобы убивать тебя. Ты будешь жить. День, два, год, всю свою чертову жизнь, и знать, что не достойна этой жизни. Не достойна ничего. Ни любви, ни ненависти, ни милосердия.

– А разве ты не предавал?

– Предавал, и не раз – но не тех, кого…

Он замолчал на полуслове. Вдруг понял, что лжет. Он предавал каждый день. Только вот последствия были иными. Правда, эта ситуация вряд ли могла сравниться с той.

– Я предавал, но никого никогда не продавал… за что? Давно хотел спросить. Что для тебя стало выше и ценнее жизни стольких друзей? Ладно, Мила, вы никогда не ладили, Тиана – для тебя всего лишь приложение к нашей компании, как и Тимка и… Рилан, – на последнем имени он запнулся, а глаза полыхнули ненавистью, – Но она? Ты продала ее, отдала безликим ни за что.

Ее затрясло так сильно, что она обняла себя руками и тяжело задышала.

– Они обещали, мне обещали… Она нужна была живой.

– И ты привела нас на бойню. А потом стояла и смотрела, как нас вырезают по одному.

– Я не хотела, – могла бы, закричала. А так прошептала эти слова и продолжала шептать, повторяя словно мантру и раскачиваясь, не в силах выносить все это.

– Аура жива. Наверное, Филипп успел уже тебе поведать. И я мог бы наказать тебя, сказав, что она ненавидит, и видеть, как ты горишь в своем собственном аду. Я мог бы, но не стану уподобляться тебе. Она тебя поняла. Возможно, даже приняла все, что ты натворила. Простит ли? Быть может, со временем. А я никогда. Наслаждайся своими мгновениями счастья. Ведь когда узнает Мила, костьми ляжет, но ты не станешь следующей королевой Элении.

Он хотел уйти, но ее следующие слова остановили.

– Это я… я дала тебе слезы Олли. Всем им. Я надеялась, что они оживят, что спасут нас всех.

– Но не спасли.

– Нет, – в ее глазах были слезы, голос срывался, но даже ее признание, этот жалкий, потерянный вид не смогли заставить его простить. Да даже понять.

– Мне жаль тебя. Не хотел бы когда-нибудь оказаться на твоем месте. Но и терпеть твое присутствие где-то поблизости не намерен. Еще раз пересечемся, и я пущу его в ход.

Он снова подкинул ножик в руках и спрятал на поясе.

– Прощай. Надеюсь, навсегда. Знаю, ты живучая, и что бы сейчас не говорила, какую бы комедию не разыгрывала, так просто не сдохнешь. Слишком любишь свою жалкую жизнь. Значит, побережешься.

– Ты прав. Даже эта жалкая жизнь полутени лучше, чем то, что ждет меня после смерти, – ответила она и подтянула к запястьям края кофты, чтобы он не заметил ее рабские наколки. Впрочем, она не была уверена, что ему будет не все равно. Это была не его дорога, не его путь к себе и искуплению прошлых грехов. Она уже побывала на самом дне, познала, что такое грязь и смрад сточной канавы, а теперь буквально жаждала вернуться к свету, карабкаясь вверх, до самого неба, чтобы там избавиться от удушающего чувства вины, через искупление. Пусть даже оно потребует навсегда вырвать свое сердце из груди и расстаться с любимым человеком. Но это будет уже другая история.

* * *

Нил опоздал всего на несколько дней. Большинство жителей форта и близлежащих селений смогли укрыться в призрачных горах. Когда он прибыл, форт полыхал. Весь Аделар горел в огне. Горели поля пшеницы, домики жителей, стены и башни форта, сама земля горела. Огонь выжигал все и всех, оставляя за собой сплошное пепелище. Осада форта длилась двенадцать недель. Двенадцать недель, на которые его задержало поручение Повелителя, теперь уже повелителя. Он не смог отказать. И вот итог. Он не успел. Семья наместника погибла. Безликие вывесили его тело и тело жены у стен ворот, для устрашения населения. Тех, кто остался, не успел или не смог убежать, или тех, кому просто не куда было бежать. А еще Нил узнал, что их предали. Кто-то свой открыл ворота крепости и впустил само зло. Зачем? Осознавал ли он то, что делал? Вряд ли. Ведь безликие не знают жалости, они просто на нее не способны. Для них не важно человек перед тобой или кто-то из первородных, ребенок, женщина, старик, щенок. Это не важно. Поэтому, когда он вошел туда, сами камни провоняли кровью и запахом смерти, разложением. Он зажал нос. Хотел узнать, понять, может, кто-то остался в живых. Но в замке царила оглушительная тишина. Лишь только вороны драли на улице куски плоти бывшего наместника форта. Печально, страшно, дико и бессмысленно. Тот, кто все это затеял, наверное, и сам не ожидал подобного поворота событий. Что можно взять от пустой земли, какие блага, если она пропиталась кровью и смертью?

Нил поднял с земли маленькую, испачканную в саже, земле и чем-то еще куклу в когда-то белом платьице, с глазами, черными пуговицами и вышитой черной нитью полоской, изображающей улыбку, и зачем-то взял с собой. Может, чтобы запомнить этот момент и то, что чувствовал. Не боль, не ненависть, не злость, а какое-то слепое отчаяние и ужас. Ужас больше всего от всего происходящего.

Скоро это место заполонят новые люди, вернутся беженцы, власти назначат нового наместника и все забудется, словно ничего и не было. Больно, страшно, обидно и бессмысленно. Зачем? Он бы спросил, если бы было у кого. Но здесь были только трупы, целое царство пустых, безжизненных тел.

Глава 4

– Нет, ты только посмотри, что пишут, – возмущенно проговорила Мира, почти скомкав письмо в руках.

Я даже реагировать не стала. Меня больше сейчас занимала карта нашего мира, которую мне любезно предоставили в местной библиотеке. По правде, их никто и не спрашивал даже, но это такие мелочи. Я верну, честно – честно. Когда-нибудь. Хотя нет, такую исписанную и перечеркнутую не единожды не верну из опасений, что меня прибьют за то, что так безжалостно испортила общественное имущество.

– Ты меня слушаешь? – решила обратить на меня свой гнев подруга.

– Конечно, конечно. И что же пишут? Как, кстати, Глафира Кирилловна поживает?

– Скучать не приходится. Строительство в самом разгаре, а от школы уже четыре кандидата в директора отказались. И главное, никто понять ничего не может. Это же такая возможность, такой шанс, такая…

– Ответственность, – продолжила я и отложила карандаш, – Ты просто не понимаешь. Контролировать две стихии не просто, что уж говорить о трех. Для этого одного желания мало. Нужно обладать огромной силой воли, показать и доказать самому себе, что способен на это. Магия в чистом виде сама по себе опасна, но и природа позаботилась о том, чтобы случайный человек не получил такую власть. Так же, как маг проверяет себя, так же и стихии проверяют его на прочность. Это не они выбирают, становиться во главе академий или нет. Это сам замок, здание выбирает.

– Ты так говоришь, словно он живой.

– Пока нет. Но когда строительство закончится, и стихии наполнят каждый кусок дерева, камня, каждый гвоздь и частичку стекла, он оживет. Станет чем-то разумным, дышащим и чувствующим. Огромный живой дом. Именно поэтому в академиях нет духов умерших. Замок их выгоняет, потому что сам себе хозяин. И это он ищет себе директора, не наоборот.

– Как же тогда быть?

– Пока не знаю. Я бы хотела, чтобы Эльвира взяла себе и лес, и замок. Уж если она с нашей академией справилась, то здесь и подавно. Но вряд ли она способна хоть куда-то переезжать.

И это правда. У нее сейчас другие заботы. Малышка Лили. Хотелось бы мне увидеть ее. Но нельзя. И не только из-за того, что я для нее до сих пор остаюсь не совсем живой, но еще из-за банальных опасений, что она спалит меня к чертовой бабушке, как только увидит.

Что поделать, у беременных и кормящих магиан вместе с гормонами магия шалит. Она, может, и не специально, только моей подпаленной тушке все равно будет.

– Я тут думала…

Давно уже думала. Идея бредовая, но почему-то я знала, что самая правильная.

– Хочу написать одному человеку.

– Магу?

– Да. Ты его не знаешь, и я не рассказывала. Он сейчас возглавляет факультет боевой магии в одной из западных гильдий.

– Старый друг?

– Один из немногих, кто знает обо мне все, – ответила я, – Правда, не уверена, что согласится.

– Ну, попытка не пытка, – философски заметила подруга, а я поддержала. Вечером обязательно напишу. А там пусть сам думает, нужно ему это или нет.

– А давай поедем к ним на выходные? Велик как раз на каникулах сейчас, да и Глафира Кирилловна который месяц зовет в гости. Да и не дело нам в самую жару в городе париться.

– А заказы? – резонно заметила я.

Да, как бы нам ни хотелось, а работу никто не отменял. Хотя я и сама не раз подумывала об этом. Уж очень неспокойно стало, не только в Свере, но и в самом мире. Меня, конечно, больше всего Адеон волновал, точнее, один неугомонный его представитель. Ах, нет, два весьма настойчивых представителя. Правда, любых упоминаний и мыслей что об одном, что о другом я всячески избегала. В силу своего слабого, измученного сердца. Вот чувствую, еще одно потрясение, и оно не выдержит и разорвется на мелкие кусочки. А я и так его еле собрала. Не хочу больше. Вот и трачу время на изучение карт, книг, всевозможных легенд и сплетен.

Мне нужна информация, любая. А ее крупицы. Собираю, словно жемчуг на нитку, но ниточка эта настолько непрочная, что постоянно обрывается, и приходится заново собирать рассыпавшиеся бусины, чтобы вновь и вновь пытаться создать ожерелье.

Сколько уже было этих ниток – и не счесть. И всегда тупик. Но более серьезных действий и активных шагов принимать я пока не рисковала. Страшно. После всего.

– Тебе нужен отдых, – решила зайти другим путем подруга.

Да знаю я. Каждый день в зеркало смотрю и морщусь. Побледнела, похудела, сказала бы – постарела, но это неправда, хотя иногда кажется, что я высыхаю изнутри, каждый день. И не только из-за халфа. Это одна часть истории, но есть и другая. Та, от которой не сплю по ночам, часами ворочусь или хожу из угла в угол. И страшно становится не только за себя. За всех. Та дверь, которую я захлопнула на поле. Она ведь никуда не делась. Да, связь разорвана, есть другая. А дверь осталась. И иногда я чувствую… он там. За ней. И просыпаюсь в холодном поту и не могу уснуть, и брожу из угла в угол, и бледнею, и синяки под глазами, и плохо так, что плакать хочется. И снова те же вопросы, те же страхи. Они никуда не делись, а только прибавились.

Мира права. Мне и правда нужен отдых. Только время против играет. Я знаю, он найдет. Через месяц, полгода, год. А потом все. Не до того станет или, наоборот, море времени появится. Это уж как он решит. Только как же страшно думать об этом его решении…

– Ты опять это делаешь, – проговорила подруга, а в глазах страх. Понимаю. У самой поджилки трясутся иногда.

– Пугаю тебя?

– Нет. Изводишь себя. Успокойся. Чему быть, того не миновать.

– И откуда ты столько мудрости понабралась? – хмыкнула я.

– А вот если со мной поедешь, и не такого наберешься. Поехали. Голову проветришь. Может, и надумаешь чего.

Эх, и умеет же она убеждать. Вот не собиралась же, и даже отговорку придумала. Но нет. Убедила. И не зря. Лето в деревне и правда на пользу может пойти, особенно если друга старого встретить на кривой дорожке судьбы. Да и природа. Она все раны залечить может, главное только ей это позволить.

* * *

Когда он получил письмо, не поверил глазам. И сразу как-то решился. Сам не мог понять почему, но знал, что так нужно. Кому и зачем? Может, самой судьбе. А увидел это чудесное место и влюбился. В недостроенный замок, в местных людей, в деревеньку под названием Черемша, в которой сами люди были неправильными какими-то, слишком чистыми, добрыми, бесхитростными для этого жестокого мира. Они тоже нуждались в защите. Влюбился в лес и хозяина-лесовика. Колдунов, в отличие от ведьм, он привечал и уважал даже. Они сразу нашли общий язык. И он надеялся, что и с замком тоже получится. А еще здесь была она. И ей было плохо сейчас. Он видел. Она, конечно, скрывалась, не подавала виду, держалась, как могла. А в глазах боль. И с новой силой в душе разгорался почти угасший огонек ненависти к этому страшному существу, к этому ублюдку, выворачивающему душу его любимой наизнанку одним своим присутствием в этом мире. Подонок.

– Профессор Гаар.

– Ты снова зовешь меня так? – усмехнулся он и обнял ее, так крепко, как только мог, – И на вы? Словно черту проводишь.

– Простите, прости. Это ужасная старая привычка, от которой невозможно избавиться. Вам нравится здесь? Правда, сам воздух отдает волшебством?

– Правда, – согласился он, – Я думаю, нам стоит прогуляться. Проводишь к источнику?

Она радостно кивнула и напомнила ему ту маленькую девочку, упрямую, непокорную, но такую живую. Все же, несмотря на все эти колоссальные изменения, где-то там жила эта девочка, смотрящая на мир широко распахнутыми глазами. Эти твари не смогли у нее этого отнять даже сейчас.

– Ты хотела поговорить?

– Да, – неуверенно ответила она, и он понял, что разговор предстоит нелегкий.

– О нем?

– Обо всем.

– Тогда, думаю время и место самое подходящее. Нас никто не потревожит и не услышит, разве что…

Они оба посмотрели на кусты, в которых моргали два черных глаза.

– Батюшка Василий, вылезайте уже, мы знаем, что вы там.

Старик леший покряхтел в кустах, посопел, но появился. Нахмурился, переводя взгляд с одного на другого. А на макушке одна из веток пустила цветы, а вторая не спешила зацветать, зато радовала глаз зелеными листочками. А значит, лес здоров. Никакое зло ему не мешает.

– Да я и не прятался, – смущенно прокряхтел старик, – Я за порядком присматривал. Да за Реюшкой. Чтобы вы, молодой человек, ее не обижали.

– И в мыслях не было, – серьезно ответил Гаар, – Мы уже сколько? Лет десять знакомы? Почти родные.

– Ах так, ну тогда ладно, – ответил лесовик, – Я пойду за строителями пригляжу. А то, что-то прораб мне их не нравится. На мой лес косится. И речи странные ведет. Вроде тех, что зачем древесину издалека везти, если вон ее сколько под боком. Бери не хочу. Ух, я бы ему побрал.

– Я разберусь, – ответил мужчина, уже примеривая на себя роль руководителя. А когда лесовик исчез, обернулся, и предательское сердце пропустило удар. Как же она была…

Хотел сказать – красива, но это глупое слово так мало выражает. Увы, но даже сейчас ее понимающая полуулыбка сводила с ума.

Он отвернулся и пошел вперед. Лесовик постарался. Тропинку им организовал, только узкую очень. И не поговорить толком. Зато у источника они смогли присесть. Впрочем, это она сидела, а он смотрел на переливы силы. Хотелось прикоснуться, ощутить всю эту энергию, бьющую из под земли, а потом он почувствовал…

– Не может быть?!

– Я тоже не поверила, когда поняла.

– Сила духа?!

– Да. Я же говорю, лес волшебный. И словно создан для таких, как мы.

– Аура, ты понимаешь, что это значит?

– Что вы нашли свой дом, профессор. Я не сомневаюсь, что замок примет вас. А вы его.

– И опять это холодное вы? – он выгнул бровь и уселся рядом. Но на нее не смотрел. Не мог, – Ты хотела поговорить.

– У меня есть вопросы. Тысячи вопросов, на которые я не могу найти ответы. Думала, вы поможете, прости, ты.

– Я слушаю, – сказал он и поморщился, услышав оговорку. А потом она начала говорить, и чем больше он слышал, тем меньше понимал.

– Постой, два Нила? Тот мальчик из гильдии, который постоянно ходил за тобой хвостом? Я видел Зака, когда он учился в корпусе, видел его друзей. Обыкновенные мальчишки.

– И Нил кажется обыкновенным. Если не знать, что их двое.

– Думаешь, каким-то образом он оказался здесь из будущего? Тогда только через врата. Другого пути нет.

– Значит там, в его мире, они были открыты?

– Тобой?

– Не знаю. Он ничего не рассказывает. А я боюсь настаивать. К тому же, открыть врата могу не только я.

– Да, но здесь нужно полное слияние.

– Если этот неизвестный мне брат или сестра вообще побратим, – она встала и заходила по поляне в глубокой задумчивости, а он наблюдал. Как же она устала. Почти на грани. Он тоже поднялся. Заставил остановиться, заставил смотреть в глаза, без возможности уклониться.

– Рассказывай.

Попыталась, хотела отвернуться, но не дал. А потом она тихо всхлипнула и осела на землю. Понял, что давно не плакала, а иногда это просто необходимо, особенно для женщин.

– Я думала, легче будет. Думала, узнает и гора с плеч. А все только хуже стало. И Азраэль… он…

– Как давно ты не питалась?

Она вырвалась, глубоко вздохнула и снова заплакала.

– Одного раза хватило.

– Вы поссорились?

– Это не была ссора. Я не знаю, что это было. Просто… он умеет быть жестоким. В тот ужасный день я впервые увидела, каким он может быть.

Ее трясло, а он никак не мог успокоить. Держал в объятиях, и его колотило вместе с ней.

– А твой анвар?

– Он откажется от меня. Я знаю. Вижу это каждый раз, стоит только закрыть глаза. Говорит, что я не стою всего этого, отдает меня ему и уходит. А я бегу за ним и не могу догнать. Это невыносимо.

– Глупенькая. Я уже говорил тебе много раз. Как бы я ни относился к нему, как бы сильно ни ненавидел, в одном мы схожи. Он никогда не сможет от тебя отказаться.

Она не поверила. Такая же упрямая, как и раньше. И те же ошибки совершает. Бежит из-за глупых детских страхов, из-за комплексов, даже не понимая, какую ценность представляет для него, да и для этого существа. Остается только надеяться, что он за эти годы поумнел и не совершит прежних ошибок. А вот то, что девочка на части разрывается, нехорошо. И он знает, как ей помочь, не избавить от страхов и боли, но хотя бы облегчить их. А там судьба сама расставит все по местам. Главное, чтобы поздно не было.

* * *

Ну вот, рассопливилась, как какая-то размазня. И ведь обещала себе, что реветь не буду. И что в итоге? Ну, не дура? И рубашку всю Гаару промочила. Бедный. Что он теперь обо мне думать будет? Но знаете, полегчало. Отпустило. Мы, женщины, такие – наревемся, выплеснем эмоции наружу, а потом встаем и топаем дальше за новыми свершениями или приключениями на свою… это уж кому как. А мужики все в себе держат. Может, поэтому такие серьезные вечно и суровые, как деверские зимы. И вообще, хватит слезы лить. Что, в первый раз, что ли, больно? А кому-то еще хуже. Да и за примером далеко ходить не надо. Одна Мира чего стоит. И ведь не вытравишь из души никакими настойками и снадобьями эту любовь проклятую. А так иногда хочется щелкнуть пальцами и забыть. Только вот вопрос, в кого мы тогда превратимся, без любви этой?

– Покажешь браслет?

Я кивнула и расстегнула застежку. Надо было давно отдать его Нэйне и Кариму, но как-то случай подходящий не подворачивался. А потом я заметила, что с ним легче. Он словно на грани держит. Не дает скатиться в пропасть отчаяния и слабости. А я, увы, альтернативы пока не вижу. Вот и приходится носить, хотя, была бы моя воля, избавилась бы при первой возможности.

– Вы чувствуете его магию? – с надеждой спросила я. Не знаю, что хотела услышать, но ответ разочаровал.

– Нет. Если и есть что-то, то мне не доступно.

– Жаль. И тем более я не понимаю, зачем он может понадобиться? Когда врата открывались в первый раз, он был на запястье Гвинервы.

– Возможно, это всего лишь вторая пара. Как с кольцами. Твое им не получить, кольцо Арона тем более. Остается браслет.

– То есть думаете, для открытия врат браслет будет не нужен?

– Я просто вижу сходство. Тот же металл, те же узоры. Змейки, как и твое кольцо. И опять же надпись.

– «Пока время не повернется вспять», – процитировала я.

– На твоем ведь тоже надпись есть.

Он не спрашивал, утверждал. И откуда только знает.