Текст книги "Последняя из рода Леер - 4 (СИ)"

Автор книги: Ольга Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

Илана уже несколько дней ходила сама не своя. Что-то происходило внутри нее. Ощущалось какое-то томление в груди, словно зов, которого не понимала и безумно боялась. Но поговорить об этом с Рей не решалась. Было страшно и плохо. И это что-то находилось в комнатах травницы, сейчас пустующих.

Она могла бы проникнуть туда, даже почти решилась на столь явное безрассудство, если бы не Жанна. Она словно преследовала ее. Иногда ей казалось, что так и есть. Но в один из дней, когда Жанна осталась с приболевшим сыном, она решилась. Прошла по коридору почти спокойно, даже не взглянула на стражей, хотя все те мгновения, что шла, ей казалось, что они наблюдают за ней, знают все ее секреты и стоит только ей войти в комнату, схватят и бросят в сырую темницу. Но, завернув за угол и оказавшись перед дверью, поняла, что за ней никто не гонится и не собирается нападать. Она всего лишь никто. И не стоила внимания даже стражников. Обидно немного. Не то, чтобы она хотела, чтобы ее поймали, но была бы не прочь, если бы все эти вельможи во дворце и даже слуги проявляли чуть больше почтения.

Повернув ручку, она бесшумно проскользнула внутрь. Прикрыла дверь, оказавшись в кромешной темноте, и на ощупь попыталась найти источник зова. А еще чертыхалась сквозь зубы и проклинала себя за то, что даже не удосужилась взять фонарь. Наконец, она добралась до комода, ощущая, что именно здесь находится источник ее странных чувств. И едва открыла ящик, как ее руку перехватили, а рот зажала рука в кожаной перчатке. Хватка незнакомца была настолько сильной, что она начала задыхаться. В глазах потемнело от страха и нехватки воздуха. Но внезапно хватку ослабили, и она могла глубоко вдохнуть всей грудью, а потом закашлялась. В темноте она не много видела, но и этого хватило. Незнакомец был очень красив какой-то первобытной, животной красотой. По-своему притягателен. И он также пришел за камнем. Взял его из комода и напрягся еще больше.

– Четвертый, – почти неслышно проговорил он, рассматривая камень. Очевидно, его эта темнота не смущала.

– Кто вы? Что вам нужно? Я закричу.

– Не закричите, – хмыкнул он, а потом перевел взгляд на нее и напрягся еще больше. То, как он ее рассматривал, словно не мог понять и с удовольствием бы вскрыл, чтобы развеять свои сомнения, вызывало страх и дрожь где-то внутри. А когда он приблизился и даже коснулся ее лица, попыталась сбежать. Не дали. Схватили, больно ударили о стену, и на удивление теплая рука схватила за подбородок, не давая шанса увернуться. Он смотрел и смотрел ей в глаза, пугая своим взглядом до чертиков. Словно в душу глядел, а ей так хотелось отвернуться от этого страшного взгляда и уйти. Пыталась вызвать свою вновь обретенную магию, но лишь сильнее дрожала.

– В тебе что-то не так. Ты…

Он не успел договорить. Послышался гул, холод пробежался по ногам, и в темноте комнаты кто-то появился.

– Какого черта здесь творится? – спросила возмущенная и недовольная Рей, а Илана улыбнулась и перестала дрожать, понимая, что теперь все будет хорошо. Но каково же было ее удивление, когда вместо того, чтобы убить нападавшего, посмевшего ее так сильно напугать, она улыбнулась и позволила ему себя обнять.

* * *

В Морию возвращаться не хотелось. Вообще расставаться с ним с каждым разом становилось все труднее и труднее. Он – моя персональная, любимая грелка, мой сдерживающий фактор, мой стимул жить дальше. Он – все, что я хочу. Не его титул, вся та власть, что таится где-то внутри, прячется от меня, когда мы вместе. Иногда я вижу ее, и любопытство, с которым она на меня смотрит. Присматривается. Конечно это бред. Плод моего воображения, но так легче для меня. Я люблю и принимаю того Рейвена, которым он был, и совсем не знаю нового. Наверное, и этой новой части его я дам шанс, попытаюсь понять и принять. Потом. Но не сейчас.

Рейвен ушел готовиться к помолвке. Договорились на следующий месяц. Мы решили обойтись без связующего ритуала, так как уже были связаны. Но для людей, адеонцев, совета, всего мира надо было устроить такую показательную, грандиозную и очень пафосную церемонию, с нами в главной роли. Что ж. Я потерплю, если так надо. Вот только ускориться бы не помешало. И для начала надо завершить начатое с моей подопечной дело. А то что-то я совсем расслабилась и забыла об этой неугомонной девчонке, которую ни на минуту нельзя одну оставить, чтобы не влипла в неприятности. Вот и сейчас, стоило оказаться в темноте своей комнаты и зажечь светлячка, как обнаружила ее и какого-то незнакомца, который как муху прибил ее к стене и нагло рассматривает.

– Какого черта здесь творится? – грозно спросила я, собираясь если не драться, то натравить на ночного вора своего анвара. Но, когда он повернулся, я с удивлением узнала в нем…

– Яр?!

Он мгновенно отпустил девчонку. Обнял даже. Весь заросший, усталый какой-то, а в глазах тоска, которая сменилась лихорадочным блеском, стоило ему только прикоснуться. А потом с неохотой отпустил и поглядел в глаза Эйнара.

– Авалес енс? – спросил он на незнакомом мне языке.

– Норхес, – почти равнодушно ответил Эйнар, а вот руки в кулаки сжались.

– Поссар, – презрительно почти плюнул Яр и отвернулся.

– Мне кто-нибудь объяснит, что это за обмен любезностями?

– Нет, – синхронно сказали оба. А я настаивать не стала. Не маленькие. Сами разберутся.

– Эйн, ты не проводишь девушку до ее комнаты?

– И оставить тебя с ним? – скептически хмыкнул анвар.

– И это говорит «преяр»?

– Заткнись, – прошипел Эйнар и так страшно посмотрел. Вот-вот набросится. А это слово я уже слышала, и совсем недавно. Вот только не вспомню, что оно значит.

– Так, давайте не будем кричать, а то стража сбежится. А это никому из нас не нужно. Так что, Эйнар, сделай как прошу. Пожалуйста.

Он нехотя кивнул, но продолжал сверлить взглядом побратима.

– А ты… – обратилась к совсем запуганной девушке, – С тобой мы утром поговорим.

Они ушли. А я устало села на подлокотник кресла.

– За камнем пришел?

– Отдашь?

– Ты чувствуешь в нем силу?

– Да. Этот камень – один из семи. По легенде, если собрать их воедино, то Тринон снова обретет величие, которое потерял.

– Что-то я не поняла, разве Тринон не стерт с лица земли?

– Анвары постарались, чтобы так и было. Но… некоторые из нас, горстка, выжили. Мы построили новый дом. Я буду рад показать тебе его. Твое наследие.

– Я не знаю, будет ли у меня время и возможность.

– Боишься? – догадался он.

Ну, еще бы. Нет, я знала, что где-то остались побратимы, но не думала, что смогли создать сообщество и как-то жить, существовать, прятаться.

– Рано или поздно тебе придется вернуться к истокам. Пусть не сейчас, но когда ты завершишь слияние.

– Может быть, – согласилась я, не желая развивать тему, – Как ты?

– Лучше, чем ожидалось, – ответил Яр, – Иногда хуже. Но она счастлива. Мне достаточно.

– Врешь?

– Вру. Но и поделать ничего не могу. Люди непостоянны. Они могут в течение жизни уходить и возвращаться, любить и терять любовь, забывать, изменять, предавать.

– Ты так это воспринимаешь, как предательство?

– Она женщина. Я не могу ее винить за то, что любит другого.

– Мне очень жаль.

– Да. Мне тоже.

Мы помолчали, каждый думая о своем. Я видела в его глазах, нервных движениях, то и дело сжимающихся кулаков, что он хочет пойти туда, увидеть ее хоть одним глазком. Видела и молчала. Ему хватит и своего понимания. Да и жалость, какой бы благородной она не была, не примет.

– Эта девушка…

– Илана?

– Она… есть что-то странное в ней.

Я насторожилась.

– Что?

– Не знаю. Я даже не могу выразить этого чувства. Будь осторожна с ней. Будь очень осторожна.

Меня проняло. Не сколько его слова, сколько та убежденность в голосе, с которой говорил.

– Говорят, она наследница Легории.

– Хотите убедиться, коснувшись камня?

– Да. Я провожу ее в Легорию.

– Глупо.

– Возможно. Но это мой выбор.

– И как этот анвар тебе позволяет? А главное, твой побратим.

– Попробовали бы они мне запретить, – хмыкнула я.

– Тогда легче через пустыню. Там границы менее охраняются. Хочешь провожу?

– Нет. Мятежники обещали помочь с этим.

– Значит, этот… – он поморщился, – Освободил Марани?

– Он тоже умеет идти на уступки, – туманно ответила я. Он понял. Взял с меня обещание, что я позову его, если понадобится помощь. Не знаю, как? Сказал, что услышит. Я не очень поверила в это, но кивнула. А потом он исчез. Растворился в темноте ночи. Одинокий воин, побратим. Я еще долго стояла у окна, пытаясь увидеть хоть одну звезду, но их все заслонили тучи. Но и они были обманом, пустые, без капли воды. Просто пугающие облака. Ведь над Морией почти никогда не проливает дождь. И я, наконец, вспомнила, что значит «преяр». И над этой загадкой мне еще предстояло подумать.

* * *

Утром я объявила Миле, что мы уходим. Она порывалась со мной, но ее снова начала подводить магия. За завтраком ее ложка сама собой заледенела, и вода на столе. Мы посмеялись, а Лестар насторожился. Дальше больше. Во время обеда все жители Моравии смогли впервые в жизни наблюдать настоящий снег. А Мила лишь простонала, глядя на все это безобразие, и вконец разозлила короля. Он даже накричал на нее, причем прилюдно, если считать посторонними нас с Жанной и Илану, за отказ обратиться к врачу. Да уж. Мы то в курсе, с чего это у нашей принцессы магия шалит вместе с гормонами. А вот Лестар едва сдерживался, чтобы не схватить за шкирку и не отволочь к лекарю.

Я не очень хотела оставлять Милу одну, тем более сейчас, но она заверила, что справится. Мне показалось даже, что она выпроваживает меня. Или что-то задумала, или у меня паранойя разыгралась.

Вечером мы покинули столицу. Артур и его люди сопровождали. Магия Иланы больше не проявлялась, но она все еще боялась всего на свете, вздрагивая каждый раз, заслышав ночные звуки природы, местных хищников, морийских ветров, далеких раскатов пустого грома, воющих где-то в глубине и пробирающих до самых костей. Вот тебе и наследница. Трясется от каждого шороха. Может, в своем одиноком путешествии она потеряла чуточку больше, чем уверенность в себе?

На границе мы встретили первых безликих. И первый бой мятежников. Эйнар присоединился. Действовал четко и методично, как умели анвары. Я бы тоже не прочь дать потанцевать своему атами, но Илана так вцепилась в руку, что оставила кровавые полосы на коже. Больно. Но терпимо.

Чем дальше мы продвигались, тем больше встречали патрулей. Тем больше стычек. Тем больше шума и подозрений. А это не хорошо.

Эйнар предложил разделиться. Увести след на восток и затеряться за границей, а мы втроем пойдем дальше. Вглубь. Мятежники согласились.

На третью ночь, когда Илана заснула, Эйнар решил заговорить:

– Ты уверена в ней?

– Ты не первый, кто задает мне этот вопрос. Но я и сама не знаю. Иногда кажется, что она совсем ребенок. Глупый и несмышленый. И так похожий на меня. Той, кем была когда-то.

– Может, внешне, – не согласился он, – Но она слабая. Словно желе. Совсем нет стержня.

– Не знаю, что тебе ответить на это. Она искренне верит, что является наследницей, а я не стану переубеждать. Ей пришлось многое пережить. Смерть родителей, предательство, это скитание по стране, плен у ведьм.

– И ты винишь себя?

– Я отпустила.

– Она не ребенок. И если хочет быть королевой, тогда должна научиться защищаться, и не только. А здесь и сейчас она ничто. Мятежникам нужен тот, кто поведет их за собой, а не эта бледная, никчемная моль.

– Значит, она станет такой.

– Твоя опека только вредит.

– И что ты предлагаешь? Бросить ее здесь?

– Ты слишком привязалась к ней. Слишком беспокоишься. Материнский инстинкт проснулся?

– Заткнись, – беззлобно отмахнулась я.

Он прав. Во всем.

– Когда мы доберемся до повстанцев, ты оставишь ее. От физической расправы они защитят, но она должна будет сама понять и себя, и свои возможности.

– Это как бросить слепого котенка в озеро и гадать, выплывет или нет. Жестоко.

– Нет. Рационально.

Он говорил, а я сама понимала справедливость его слов. Сама о том же думала и не раз. Решено. Я сделаю так, как хочет Эйнар. Займусь своими личными делами. Поговорю с Максом, чтобы убрал Азраэля подальше. Я чувствовала где-то внутри на уровне интуиции, что наш спор еще не закончен. Он готовит что-то. Подлянку. Надеюсь только, она не станет фатальной для нас всех.

– Эйнар, а ты побратим?

– Твой дружок сказал?

– Нет. Просто я вижу это сейчас. У тебя даже запах особый. И это слово: «преяр»…

– Да. Моя мама была побратимом. Отец, как ты знаешь, нет. А у таких пар со стопроцентной гарантией появляются именно такие дети.

– А у двух побратимов?

– Это редкость. Знаешь, я много читал об этом в свое время. Побратимы находят своих ли-ин, но исключительно среди других рас. Это своеобразная защита природы, разбавление крови свежим притоком. Это правильно. Мы с тобой дети природы. Можем слышать ее, лечить, помогать. И она тоже не оставляет своих детей в беде. Если соединяются два побратима, то их плод либо наделен огромной силой, либо пустой. Ничто.

– Ты так и не встретил своего халфа?

– Нет. Я ничего не чувствую. Но нас много таких. Не замечала?

– В Адеоне?

– Да. Наши народы были слишком сильно переплетены.

– Погоди. Но Гвинерва тоже была побратимом, а Рейвен нет. Как так?

– Она была пустой. Побратим, дочь двух побратимов. Без силы, без власти, пустышка. Вся ее сила отразилась в сыне.

– А ты бы хотел встретить его?

– Не знаю. Я привык быть таким. Это дает постоянство и спокойствие. Просто вижу, как бесится мой брат.

– Азраэль?

– Да. Мы никогда не ладили. Всегда соперничали за внимание Рейвена. Особых чувств я к нему не испытываю, но мне страшно смотреть, как он буквально сгорает, не в силах соединиться со своим халфом. Это изощренная, жестокая пытка. Иногда я вижу, как много в нем таится этой боли, что тихо радуюсь, что «преяр», как многие говорят.

Я не хотела слушать об этом. Понимала и пропускала через себя каждое слово, которое отдавалось острой болью где-то в районе грудины. Поэтому встала, прошлась по контуру круга, вгляделась в темноту и с удивлением обнаружила, что мы окружены, а в сердце мне целится острый наконечник стрелы арбалета.

Глава 19

Зак обнаружил его. Там, где меньше всего мог ожидать. Времени почти не осталось. А он так надеялся, что Лестар снимет приказ, когда Мила вернется. Не снял. Наоборот, ускорил. Асир вызвался помочь. Но не хватало только одного, Аена. Слезы передали вместе с запиской от Ауры. Она только просила, чтобы он был осторожен. И хотел бы пожелать ей того же. Яр был в Моравии. И Зак прекрасно понимал, почему он здесь. Не может уйти. Он сам всегда возвращается туда, где его сердце. Поэтому, обнаружив друга, которого намеревался предать, не стал задавать вопросов, а просто уселся рядом.

– Как дела?

– Плохой вопрос, – отозвался он.

– Не сомневаюсь.

– Ты просто так здесь оказался? Случайность?

– Скорее закономерность. Я тебя искал, вообще-то.

– Зачем?

– Чтобы тебя убить, – отозвался Зак, вызвав легкий намек удивления на суровом лице.

– Хм. И с чего бы я удостоился такой чести?

– Не догадываешься? Ты ему поперек горла стоишь. И он хочет избавиться моими руками.

– И чего ты ждешь? Думаешь, сопротивляться стану? Нет. Даже помогу тебе в этом.

– Дурак. О себе не думаешь, так о Аене подумай, о Рокси, о Киаре. О ней.

– Она потеряна.

– Пусть так. Но этот чертов король когда-нибудь убьет в ней все то, что она чувствует к нему. И тогда ей понадобится друг.

– Ты сам-то в это веришь?

– Нет. Но тебе верить никто не запрещает. Если так легче будет. В мире еще много тех, кто желает нам зла. В том числе и ей. Сосредоточься на этом. И перестань жалеть себя.

– Хорошо. Я понял. Так что там за проблема с моим убийством?

– Он связал меня заклинанием подчинения. Неудобное заклятье, не выполнить которое невозможно, – скривился Зак и потянул за шею цепочку, почти незаметную, но обжигающую шею. А еще затягивающуюся все туже каждый день. Тут выбирать не приходится. Кто-то из них должен умереть.

– И чем я могу помочь?

– Все просто. Мы находим Аена, я тебя убиваю, только прежде ты выпиваешь это.

– Зелье?

– Лучше. Слезы паука камнееда.

– Да ну! – присвистнул Яр и даже оживился как-то. – Потрясающе. Пауки никогда не плачут. Точнее, плачет, но один из тысячи. Где взял?

– Друг помог.

– Хороший у тебя друг, – хмыкнул Яр.

– Самый лучший, – согласился Зак.

Яр повертел в руках склянку со слезами, а потом понял, что не станет пить. Незачем. Она не вернется. Ни сейчас, ни когда-либо. Он видел это той ночью, когда украл камень. Наблюдал из окна и даже гнев вызвать не мог. Просто смотрел, как она отдается другому, и не мог оторвать глаз. Это был конец. Просто выжгло все. Не осталось даже надежды. Быть может, это трусость. Да, он согласен им быть. Потому что иначе просто не выдержит. Даже сейчас, увидев все это, он не мог даже разозлиться. Перестать любить. Хотел бы он ее ненавидеть, презирать, вырвать из сердца. Вот только не вырывается. Она захватила его целиком. Тогда лучше смерть. Нет. Он не станет пить. Сделает вид. И тогда его мучения, наконец, закончатся.

Аен пришел на удивление быстро, словно только и ждал, когда позовут. А вечером они решили сделать то, что задумал Зак. Вот здесь и должен был помочь Асир. Своеобразная подстраховка. Если Зак не сможет остановиться, тот вырубит его.

Они нашли подходящее место, чтобы подальше от любопытных. Сняли квартиру в самом криминальном районе. Такие везде есть, неотделимы от города. Туда никогда или очень редко заглядывают ищейки, и все, что там творится, остается похороненным в тишине молчания. Люди предпочитают закрывать глаза, проходить мимо, потому что своя шкура дороже. Здесь нет справедливости и чести. Они давно забыты, похоронены вместе с другими грязными секретами города. Хорошее место, чтобы сыграть последнюю партию. А результат? Они поймут, когда наступит рассвет.

И все же, когда он был уже готов вонзить в грудь друга кинжал, а тот приготовился встретиться с Всевидящей, ничего не получилось. За секунду до непоправимой ошибки, он получил приказ, и цепочка распалась сама собой. Зак был свободен. А Яр обернулся белоснежным ягуаром и кинулся на улицу. И многие люди, даже во дворце слышали далекий тихий плач кота, с разбитым сердцем. Все, кто хотел слышать.

* * *

Майк все еще надеялся, что Мила передумает. Даже речь заготовил, но ее решительное лицо, когда она вошла в свои покои, говорило само за себя. Не поможет. И он сдался. Начал вплетать в полотно мира созданные иллюзией образы. То, что видел сквозь призму воспоминаний Лестара. Он открыл их, во время турнира. Хотел бы не трогать, забыть, но не мог. А вот показывать кому-либо не имел права. И все же показал.

Маленький мальчик, настолько слабый, что его отталкивают от большого чана с похлебкой, и он в очередной раз остается голодным. Но ладно он, потерпит, а вот мама приболела. Ей нужны силы. Поэтому он прокрадывается ночью на кухню, пролезает между прутьями, как крыса и берет всего понемногу. Так, чтобы не заметили. Сыр, колбаса, хлеб, даже конфетка. Всего одна. Он никогда не пробовал. Только слышал и мечтал иногда по ночам, что когда-нибудь сможет позволить себе миллион этих самых конфет. Они не понравились ему, когда он попробовал, спустя много лет. Но всегда держал целую горсть в вазе на столе. Как символ, напоминание о тех страшных днях. Лет до четырех они с мамой жили в достатке. Она сияла. Одевалась в лучшие наряды, а в ушах горели красивые, переливающиеся на солнце камушки. И на шее тоже, и на запястьях их было не счесть. Но главное – улыбка. Она не сходила с ее лица. Она так мягко, нежно улыбалась. Ему, а еще мужчине, который приходил. Приносил игрушки и леденцы на палочке. Очень вкусные. Сладкие. А он пачкался, но мама не ругала. Только целовала и называла сладеньким.

А потом мама перестала улыбаться.

Он помнил тот день, когда к ним пришли солдаты и ударили маму. Он еще не понимал, что происходит, но видел, что они делают ей больно. И мама кричит и вырывается, а он ничего не может сделать. Только смотреть на закрытую дверь, за которой эти люди делают маме больно. С тех пор она не улыбалась больше. Никогда. И он не улыбался. Это потом он, в лагере, понял, что сделали с ней солдаты. В лагере быстро взрослеешь. Мама много и часто болела. Она не могла работать наравне с остальными. Да даже не это было самым отвратительным, а то, как все эти рабы относились к ней. Они не могли простить ей того, что она была чуть ли не леди. Особенно женщины. А мужчины хотели попробовать то, что так привлекало богатого лорда. Когда он был слишком мал, то они приходили часто и делали маме плохо, как те солдаты, когда повзрослел, то начал нападать, как дикий зверек. Только тогда мама уже перестала быть собой.

Его поймали. Высекли так, что он неделю не мог даже встать. Не убили только потому, что надзиратель частенько заглядывал к маме. И не за тем, чтобы попить чаю. А он все сильнее ожесточался. На них, на себя, что так слаб, на маму, которая позволила этим скотам сломать себя. И дрался. Со всеми. Его прозвали бешеным, а он улыбался. Зато мужчины перестали приходить. Быть может, просто оттого, что мама совсем ослабла. В последние дни она приходила к нему, садилась на кровать, гладила по голове, как маленького и рассказывала сказку, в которую он не верил.

О мужчине, который влюбился в рабыню. Богатом и сильном. Он хотел ее освободить, так же, как и своего сына, но не успел. Погиб в бою. Они остались одни, и жена этого господина, жаждущая мести, не пожалела никого. Даже себя. Ведь такое зло всегда наказывается.

Он слушал и слушал эту сказку, а она думала, что он спит, и был счастлив. В такие мгновения казалось, что все эти ужасные годы ему просто приснились. А утром он открывал глаза и возвращался в свой оживший кошмар. Спустя год мама умерла.

* * *

– Вы, если не ошибаюсь, лучший морийский лекарь и не можете объяснить, что творится с моей женой? – холодно и спокойно, как умеет только он, спросил Лестар. Лекарь пытался крепиться, не выказывать, как нервирует его король, а руки дрожали.

– Простите, но без осмотра я не смогу с четкой уверенностью сказать…

– Меня интересует все, включая предположения, – перебил он.

– Ваша жена маг?

– Совершенно верно.

– Тогда здесь может быть два варианта. Либо в ней переизбыток энергии, что маловероятно. Это было бы объяснимо, если бы она была не обучена или нестабильна. Но, насколько я знаю, это не так.

– Не так, – согласился король.

– Тогда остается второй вариант.

– Говорите, или мне все клещами из вас вытягивать придется?

– Или она беременна, – сообщил доктор и даже сжался весь, ожидая очередного приступа гнева. Но его не последовало. Лестар просто застыл, не в силах поверить. Ребенок. Беременность. Здесь следует закономерный вопрос – а кто отец? И он бы его задал, если бы они не пережили вместе то, что пережили. Почему она вернулась? Он тысячу раз задавал себе этот вопрос. Ведь знал наверняка, что причина должна была быть очень веской, неоспоримой, такой, чтобы стать сильнее ее любви к рабу. И вот ответ. Она беременна от него. Эта новость не то, чтобы его поразила, но наполнила душу чем-то незнакомым. Каким-то особым смыслом. А ему казалось, что сильнее он любить не умеет. Умеет и еще как. Так и хотелось броситься к ней, обнять крепко-крепко, зарыться лицом в волосы и вдохнуть любимый аромат, а потом покрыть все ее тело поцелуями и слушать, словно музыку ее стоны и крики наслаждения. Любить и отдавать, и брать не меньше. Но для начала…

Он отпустил лекаря, предупредив, что своими предположениями он не должен ни с кем делиться. А потом подошел к камину и открыл шкатулку, лежащую на нем. В ней была бумага, которая очень быстро умеет сгорать. Договор. То, что он хотел бы сделать раньше. Теперь это было ни к чему. Она его. Целиком и полностью. Вся, без остатка. А раб… ему остается только смотреть издали или в окно, как он делал прошлой ночью. Наблюдать издалека и выть где-то вдали. Потому что это единственное, что ему остается. А он проследит, чтобы раб не издох раньше времени и горел в агонии своей собственной боли, потому что он намерен наслаждаться счастьем и любовью обожаемой женщины всю жизнь и даже дольше.

А потом поток его мыслей прервало чувство, словно кто-то копается в его голове, и хватило минуты, чтобы понять, что это такое и броситься туда. В покои его самой любимой, но такой упрямой девочки. И он ее накажет. Сильно. Так, что будет просить пощады за все. За то, что не сказала, водила за нос и играла в эти игры с подменами. Ох, как же он ее накажет! Он даже улыбнулся в предвкушении и открыл дверь ее комнаты, предварительно отослав всех стражей. А вот то, что увидел, ему совсем не понравилось.

* * *

Мила видела все воспоминания Лестара в таких мельчайших подробностях, словно сама пережила все это. И позволяла слезам заливать лицо. Сколько же зла было там, сколько же плохого пережил этот маленький мальчик и суровый мужчина! А потом видение, созданное Майком рассыпалось, превратившись в пепел.

– Я же просил тебя не лезть, – услышала она мрачный голос у двери. Майк лежал в отключке. Она хотела подойти, но он предостерегающе выдвинул руку.

– Отныне ты больше не будешь выказывать свое пренебрежение моим приказам, где бы то ни было.

– Ты забываешься, – скорее по инерции, чем от злости ответила она. Ее все еще не отпускали его мысли и чувства, и вся та боль. Но следующие его слова заставили ее вырваться из той бури чужих чувств, которые ее окружали.

– Нет, это ты страдаешь удивительно избирательной памятью. Например, забываешь, что подобные игры могут повредить ребенку.

– Откуда ты…

– У меня свои связи. Почему ты не сказала?

Она не ответила. Отвернулась. И простояла так не меньше минуты. Ей было плохо и больно от всего увиденного, не за себя, за него.

– Я сама еще не совсем привыкла к этому.

– И кто отец?

– Да как ты… – она резко развернулась с намерением наброситься на этого болвана и идиота, но оказалась в стальном захвате его рук.

– Я люблю тебя. Больше, чем могу, чем умею выразить. Знаю, со мной не просто, но и ты не подарок. Давай постараемся. Просто попробуем. Я не знаю, что такое семья, не знаю, каково это, но хочу узнать. С тобой.

– И я хотела бы узнать. Какой она будет, наша семья.

– Для начала давай создадим ее. Как насчет клятв?

– Но Ясмина еще не…

– Думаю, уже. Не зря я оставил этого глупого мальчишку в живых. А мог бы убить.

– Ты неисправим, – покачала головой она.

– Не с тобой. Обещаю. Я буду стараться.

– И прислушиваться?

– Иногда.

– И перестанешь угрожать моим друзьям?

– Уже перестал. К тому же есть более действенный способ от них избавиться.

– Какой же?

– Если у них будут свои девушки и жены, они перестанут досаждать мне. И займутся более полезными вещами.

– Это какими же?

– Продолжением рода. Я, кстати тоже собираюсь заниматься тем же самым.

– Боюсь, что для нас как-то поздновато, не находишь?

– На первом я останавливаться не собираюсь.

– Ты коварный соблазнитель, – улыбнулась она.

– А ты моя злая, жестокая и обожаемая ведьма.

Хм. Похоже, так и есть. И это совсем не страшно оказалось. Довериться ему.

– Как назовем нашего маленького? Я рассчитываю на сына.

– Все вы, мужики, такие, подавай вам наследника рода, а если девочка будет?

– Девчонка? Хм. Надо бы посмотреть, кто там из соседей разродиться собирается.

– Только попробуй использовать нашу дочь в своих политических интригах, – прошипела она и вырвалась даже, но король оказался проворнее, схватил за руку, чтобы не убежала далеко, а потом медленно притянул назад и поцеловал ее ладонь.

– Что ты, сердце мое. Ты же меня испепелишь своим протестом.

– Скорее заморожу, – ответила она, – И поставлю твою скульптуру в дворцовом парке.

– Жестокая.

– Сам не лучше.

– Коварная.

– У тебя мне еще учиться и учиться.

– Бессердечная.

– Ага, а это что стучит?

– Где?

– Да прямо здесь. Слышишь?

В ответ он дотронулся ладонью до ее груди, а потом рука, сама собой спустилась к животу. Туда, где было его маленькое, крохотное продолжение. И все равно, кто это. Мальчик или девочка. Он будет любить обоих. Потому что его или ее ему подарит самая прекрасная, самая желанная женщина на свете, его любимая, обожаемая пока не жена, но скоро ею станет. Уж он позаботится.