Текст книги "На огне святом сожжем разлуку (СИ)"

Автор книги: Олесь Бердник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Поведаю сказку тебя, Зореслав. Давно это было, в славном восточном царстве. Жил в бедном семействе юноша, вырастал в бедности и беде, видел тяжелый труд родителей, ежедневное повиновение, терпение, а вся награда – пренебрежение и издевательства владык. И не стерпел этого надругательства юноша, собрал людей на площади, начал говорить:

– Люди! Вся сила – в вас, все богатство – вот вас, в вас – песни и мудрость; почему же склоняетесь вы перед капризами владык? Почему прозябаете в муках и лишениях, неся на спине собственных врагов?

Выслушав юноши, испугано разбежались люди по своим убежищам. А нашлись такие, которые рассказали обо всем царю. И схватили смельчака, бросили к темнице. Убежал юноша из неволи, собрал хороших ребят, начал грабить владык, раздавать сокровища беднякам. Благодарили рабы своего защитника, однако душе их оставались в рабстве, и еще более темный страх окутывал сердца, потому что слуги царские неистовствовали по поселкам и городищам, мстя за поражения в бое со свободными бунтарями.

Проходили лета. Один за одним погибали повстанцы. Опять остался смельчак одиноким, так и не разорвав кольцо рабства. И почувствовал он, как тяжело осуществить это, потому что обреченность и повиновение пустили глубокий корень в душах людей.

Пошел бунтарь в горы, зажег очаг на высокой скале, сел около него на камне. И сказал сам себя: «Я свободен. Не двинулся с места к тех пор, пока не придут ко мнет чистые сердца, которые хотят воли».

Прошло много дней. Странствовал темы горами еще один искатель правды. Увидел молодца около огня, все понял. Придвинул камень к костру, сел и себя, протянув руки к пламени. Долго горел неугасающий очаг, пока собралось к нему семеро рыцарей воли. С тех пор решили они идти в мир, чтобы нести людям сказку о грядущей воле. Так и сделали: где проходили они, там дети слышали сказки о героях, где появлялись кони свободных рыцарей, там загоралось восстание против произвола.

– А где же они теперь? – тронуто спросил Зореслав.

– Между людьми – тихо ответил ведун – незримо идут по миру, лишь младенцы и беременные женщины иногда видят их и их волшебных коней. Славутинская вольная твердыня – то эхо их движения. Древнейшее завещание оставлено нам: когда-то рыцари воли выведут из рабства всю землю.

– А когда это будет?

– Зачем спрашивать – когда? Считай, что ты в пути до того волшебного дня. Понял ли, юноша?

– Трудно мне охватить все сразу. Красиво и страшно. Однако легко в груди, как после грозы.

– Помогу. В том пути, куда ступаешь, надо иметь не только мужество, но и мудрость, знание. Твои воины товарищи знают греческое наречья, персидские, переймешь то знание от них. А еще научу я вас индийскому наречью, оно будет весьма важно. Глянь на эти свитки – здесь знаки языка.

– И их можно понять? – удивился парень.

– Да. Здесь записан путь к индийским краям, их слова и много другого. Дам тебе, сынок, меч огненный, ибо сталь не всегда поможет. Пусть же Яра-Див – наш покровитель – охраняет твою тропу.

– Ты благословил меня большим именем, отче. Скажи же мне, что означают странные рисунки на его болване?

– Ага – одобрительно отозвался ведун – ты приметил те знаки? Хорошо, цепкий глаз имеешь. Слушай же, что говорит к нашему сердцу то мудрое творение. Наверху – золотой шар: то Световид, Яра-Див, солнечное светило, которое дает нам силу, жизнь и ум. А под ним четыре лика человеческие – два женские, два мужские. То мы, люди, прошлые и грядущие, от начала и до конца земного рода. А еще четыреликость значит, что охватывает человеческая мысль и сердце четыре стороны света, владеет четырьмя силами: огнем, землей, водой и воздухом. Еще ниже ты видел коней, коров и разнообразную тварь, что свободно живет в лесах, степях, в водах и болотах. Все это имеет начало от деревьев и трав, потому что и твари, и люди питаются зеленью, а берет она соки от Земли-матери, а огонь – от Отца, Яр-дива. Так все, сынок, замкнуто в общий круг и никто не смеет нарушить его вековечную поступь. Лишь праведные герои, которые живут ради воли и других людей, покидают земной круг, чтобы вернуться к другим мирам в дивоколе, где когда-то жили наши пращуры Род и Лада.

Помни же, Зореслав, мудрые знаки. Не нарушь завещания единства. Не убей даром ни одного существа, не сруби без надобности ни одного дерева. Ибо сделав иначе, ты гадишь и заиливаешь тот источник, который напоил тебя водами жизни.

Друзья

Они пришли второго дня, когда солнце вставало над верховьем леса, бросая багряные блики на славутинский плес. Яроган позвал юноши из землянки, подвел до двух ребят.

– Вот Ветрограй и Дуб – молодежи рыцари. А вот – Зореслав, наш новый побратим. Откройте души друг другу.

Парни остро поглядели на пришельца, осмотрели его с головы до ног, будто полоснули по души мечами. Оценивали неуловимое мгновение. А потом по-детски засмеялись. По нраву припала им красота юноши, ясные глаза, высокое открытое чело.

– Принимаем тебя к сердцу – сказал Ветрограй.

– Принимаю – подхватил Дуб – А ты?

Он тоже немного помолчал, потому что так испокон веков годилось: не спешить с проявлением сердечности. Смотрел в глаза новых друзей, туда, где таилась, как говорил слепой Боян, нерушимость молчание. Что же увидел он там?

Ветрограй – как огонь. Жилистый, подвижный, черноглазый. Кажется, что на нем кожа горит, что ему невмоготу устоять на месте, как необъезженному коню. А в глубине зрачков – что-то тайное и тревожное, чему нет названия.

Дуб – крепкий, невысокий. Глаза холодны, как зимнее небо, на выбритой голове гадюкой вьется рыцарский чуб – отличие свободных воинов. Нахмурены брови Дуба, видит Зореслав в сердце нового побратима несокрушимую верность и мужество.

– Вручаю вам жизнь свою и судьбу – просто отозвался яровит – навеки.

– Славно – обрадовался ведун – Скажите те же, а я зажгу для вас костер братания и позову рыцарей к священному кругу.

Миновало немного времени, и на березе вспыхнул огненный круг, сухая ветвь горела весело и дружно. В почтенном молчании костер окружили двенадцать старших рыцарей, вооруженных, с малиновыми накидками поверх кунтушей.

Ведун дал ребятам знак приблизиться, велел переступить костер и стать в пылающем кругу, взявшись за руки. Голос Ярогана звучал глухо – то угасал, то громом врывался в сознание. Жгло щеки, обнаженные руки, однако парни терпели, слушая торжественные слова посвящения:

– Отныне вы неразделимы, сыновья воли. Кровная семья распадается, иногда кровные братья даже становятся в битве друг против друга, а огненные побратимы отдают свою душу и жизнь за братьев. Где бы не были вы – на дне моря или в небе, под землей или в пустыне, – знайте: вас непреложно бережет огненный побратим. Слышишь, Зореслав?

– Слышу!

– Слышишь, Дуб?

– Слышу!

– Слышишь, Ветрограй?

– Слышу!

– Хорошо, дети! Отныне ваш отец – огонь. Знаю, измену не примете в душу свою, потому что там, где огонь, есть лишь верность и воля.

Старшие рыцари одобрительно подняли над костром обоюдоострые мечи, благословляя юных побратимов на тяжелый, таинственный путь.

Странствия 

Сообразительным учеником был яровит. Прошло несколько месяцев, а он уже понимал чужинские языки, многое знал о далеких краях, других народах и племенах. Длинными зимними днями, когда над ледяной грудью Славуты гуляла вьюга, одевая в пышные одеяния леса вокруг свободной твердыни, Зореслав сидел у очага в землянке ведуна, жадно перенимал от побратимов их умение читать знаки письма, а также выкладывать на свитках тонкой кожи свои мысли. По вечерам парни слушали мудрые слова Ярогана о прошлом и грядущем людей, о походах праславянских пращуров в далекую Индию, где они утвердили преславное царство, о легендарных людях звездных краев, что, бывает, летают над землей на огненных змеях, запряженных в дивоглядную сияющую колесницу.

– Раз на сто лет – повествовал Яроган Зореславу – диви – ведуны с Черных Гор посылают свободных воинов к священным вершинам, чтобы встретиться с Родом и Ладой и их чурами. Если бы ты, сын, попал в такое посольство, все было бы проще. А в настоящее время тебя поведет собственное сердце, будешь иметь помощь лишь от своих побратимов. Однако помни: сила родной земли с тобой, и даст тебе силу жажда к небывалому. Не забывай этого, Зореслав. Отыщет сказку лишь тот, кто в самую тяжелую пору не потеряет веры в невероятное.

Весной, когда вскрылся лед на Славуте, готовили вольные воины торговые лодки в Византию. Смолили днища, латали широкие полотняные паруса, готовили припасы.

В майские тревожные дни, как из далекого юга возвращались домой аисты и журавли, побратимы пустились в странствие. Яроган благословил юношей, и долго еще видно было из лодок его высокую фигуру в белой рубашке.

Все было новым, необычным для парней: и необозримое пространство беспокойного моря, и византийские триремы под громадными парусами, и шумные базары на площадях чужинских городищ.

Царьград заворожил юношей разнообразию храмов, зданий, людей. Однако миновало несколько дней, и Зореславу стало тоскливо и грустно. Толпы казались пеной на волне, громаду храмов и жилья подавляли, утомляли. Вспоминались уютные яровитские рощи, простые, покрытые камышом хаты и землянки, украшенные цветами весенними венками девушки, которые пели над берегами широкого Славуты. И слезы наворачивались на глаза, сердце рвалось из груди, стремилось туда, где оно имело тише всего, самое очаровательное счастье.

Старшие рыцари, уладив дела, переправили парней на ту сторону Босфора, в Азию. Там их пристроили к каравану, который направлялся древнейшими торговыми путями к славной Басре. Оттуда побратимы намеревались морскими путями добраться таинственной Индии.

Попрощались рыцари с юношами. Караван тронулся в путь.

Горы, пустыни.

Холодные ночи, жаркие дни.

Необычно было славянам, странно. Но они привыкли ко всему. К молчаливым персам, которые на протяжении дня не говорили ни одного слова, к смешным, мягким верблюдам, к протяжным тоскливым песням погонщиков.

За три дня перехода до Басры на караван налетела стая пустынных грабителей. Жалобно кричали погонщики, испуганные верблюды метались по лагерю, топча шатры. Перси свирепо бились с нападающими, отстаивая свои сокровища, но силы были неравны.

Побратимы вскакивали на своих коней, обнажили мечи. Бились рьяно, неистово. Навалили вокруг десяток грабителей. Дуб, сверкая ошалевшими глазами, кричал:

– Убегайте, братья! Я их задержу!

– Бросить тебя самого? – хрипел от напряжения Зореслав, вздыбливая боевого коня – Ни за что!

– Тогда всем конец! – отчаянно вторил Дуб. – Вы вдвоем достанетесь гор. Убегайте!

– Огонь не дает убегать! – смеялся Ветрограй, отважно отражая врагов – Погибать – то всем!

Грабители что-то безумно кричали, пробовали накинуть на взбешенных славян арканы, однако все было напрасно. Тогда вожак разбойников решил лишить ребят коней, чтобы покончить битву. Засвистели стрелы, жалобно заржали кони, упав на горячий песок, сбросили всадников.

Враги кучей навалились на рыцарей, связали. Добавили к другим пленникам, повели неизвестно куда, оставив трупы своих соратников и персов между барханами на поживу пустынным стервятникам.

Ночевали пленные в каком-то полуразрушенном караван-сарае. Их хорошо кормили, велели переодеться, умыться. Ребята удивлялись: что бы это значило?

– Продадут – мрачно бросил пленный перс.

– Где? – поинтересовался Зореслав.

– В Басре. Или в Багдаде.

– Тогда мы скажем, что нас пленили – обрадовался яровит – что напали на торговый караван.

– Смешной ты – покачал головой перс. – Разбойников уж давно нет. Мы в руках порядочных перекупщиков, уважаемых людей. Кому ты скажешь слово правды? Султану? Но султану и его визирам тоже нужные рабы. Напрасное, надейтесь лишь на собственную судьбу и на счастливый случай. Вы молодые, сильные, можете попасть в добрые руки. Молитесь богам, чужестранцы, святому огню или солнцу. Может, они сжалятся над вами.

Султанская дочь

Миновало два дня. Побратимы стояли на базарной площади в Басре средь скопища рабов. Вокруг клокотало торжище, кричали люди, сновали бродяги и воры, ржали кони. Продавал славян горбатый перекупщик с маленьким, как печеное яблоко, личиком, на котором блестели два злобных глаза. Однако с пленными горбун был мягок, одел их в новые полосатые халаты, велел умыться и расчесаться. Юноши стояли в толпе бронзовых, черных и желтых людей, тоскливо глядя вокруг, привлекая внимание покупателей белой кожей, русыми волосами и надменной осанкой.

К ним подходили, щупали мышцы, пытались посмотреть на зубы. Побратимы отворачивались, излучая ненависть и бессильный гнев. Перекупщик, вероятно, правил за славян непомерно высокую цену, потому что покупатели сокрушенно покачивали головами, чмокали языками и с сожалением шли прочь.

Солнце поднималось выше, над базаром стоял столб пыли, начало припекать. Парни изнывали от жары, обливались потом. Но вот площадью прокатились тревожные крики, потом зацокали копыта коней, сотни мелких торговцев и воров ринулись наутек: к торжищу приближалась пышная процессия, шестеро черных рабов несли на длинных шестах голубой шелковый шатер, их окружала цепочка всадников. Горбун что-то перепугано вещал побратимам, упал на колени, усердно кланяясь. Ребята заинтересованно смотрели на причудливое зрелище.

– Падайте ниц! – крикнул горбун – Приближается дочка султана, пусть пошлет ей небо сто тысяч лет жизни!

– Нам безразлично, кто она – буркнул Зореслав – Мы не привыкли склоняться даже перед ясным Яр-Дивом!

– Хорошо сказал – скупо отозвался Дуб.

Процессия остановилась напротив славян. Из-за покрывала выглянуло смугловатое личико, мелькнули черные глаза, сразу спрятались. Послышался звонкий голос, а затем один из всадников дал знак горбуну, что-то спросил. Тот, угодливо кланяясь, униженно отвечал. Всадник, пренебрежительно улыбнулся, брезгливо бросил на землю кожаный кошель. Зазвенело золото, перекупщик пал ниц, схватив добычу, а побратимам велели трогаться следом за всадниками.

Их провели узенькими улочками Басры к высокой зубчатой стене. Отсюда видно был широкий залив, паруса кораблей, небосвод с белыми кудрявыми тучами. У тяжелых ворот стояла многочисленная стража, на стенах тоже ходили, перекликаясь стражники. Пленных ввели на двор, шелковый шатер понесли дальше, а славяне остались в буйном цветущем саду. Подошли чернокожие рабы, сняли цепи с ног, дружелюбно похлопали по спинам. Приказали ожидать.

Побратимы оглядывались, удивлялись волшебным строениям, которые возвышались над стеной невиданных деревьев, прозрачному водопаду, который прыскал прохладным источником из пасти мраморного гривастого зверя.

– Диво дивное – прошептал Ветрограй – Мы без цепей, в каком-то сказочном саду. Есть надежда, братья! Не горюйте. Отсюда можно улизнуть.

– Цыц – остерег его Дуб – Услышат – тогда черта лысого убежишь. Видел, сколько стражников вокруг?

К побратимам приблизился толстенький добродушный человечек в белой чалме с длинным острым верхом, писклявым голосом сказал по-гречески:

– Радуйтесь, рабы. Имеете счастливую судьбу. Это – сад султанской дочки Зульфиры, она выбрала вас трех для присмотра за ее любимыми деревьями и цветами. Я покажу вам где должны есть и спать. Идите за мной.

– Одно скажу вам – тихонько говорил Зореслав, шествуя за человечком между каменными рвами, по которым струилась прозрачная вода – надо терпеть и смотреть, запоминать и готовится. Ни одного лишнего шага, братья.

Покатились дни. Труд в саду был легок, приятен – рыхлить землю, окапывать деревья, поливать, присматривать за кустами разнообразных роз. Парни даже удивлялись, почему для такого дела избрали именно их, сильных воинов?

По вечерам яровиты сажались вокруг водопада на мраморных плитах и пели тоскливые славянских песен. К им собирались чернокожие рабы, грустно слушая чужие мелодии.

Как-то Зореслав отметил, что не только рабы слушали их пение, между деревьями видно было стайку девушек в длинных платьях с покрытыми покрывалами лицами.

– Зульфира, Зульфира – шептали со страхом рабы, отворачиваясь.

Парни удивлялись: чем так заинтересовалась султанова дочь, что даже слушает песни пленных?

Миновало две недели. Побратимы решили убегать. Дуб присмотрел место, где можно было копать подземный ход: возле густых кустов роз – к круче за стеной, которая выходила к заливу.

Копали ночью, по очереди. Один спал, а двое работали. Землю рассыпали между деревьями, а часть бросали в поток, и вода несла ее за пределы сада.

За три недели нору выкопали под стену. Работы осталось немного дней на три. Парни приготовили чистый наряд, ножи, немного харчей. Но в предпоследнюю ночь их выследили.

Чернокожие воины с факелами окружили славян, нацелили в грудь копья и сабли, кто-то ударил Зореслава боевой палкой, слышались угрожающие возгласы. А потом – властный голос:

– Дорогу!

Пораженные побратимы узрели прекрасную девушку: она отбросила дымку и сверлила черными глазами Зореслава. Парни молчали, затравлено оглядываясь вокруг. Теперь им не выбраться из неволи, все пути к побегу отрезаны! Оставалось одно – в темницу, в кандалы и вонь.

– Вы хотели убежать, чужестранцы? – звонко спросила Зульфира.

– Да, владычице – смело глянул Зореслав в ее прекрасное лицо – разве нет это последнее право раба?

– Странные люди – вела далее султанова дочка – зачем убегали вы из этого волшебного сада? За ним – толпища моих подчиненных, они свободны, и что имеют, кроме бедности и вечного стремления получить убежище и еду? Много из них мечтают попасть сюда.

– Домашние звери – ответил Зореслав, – а есть звери дикие. Одним хорошо в неволе, а другим неволя – смерть. Мы – свободные птицы, прекрасная владычице. Жизнь нам – лишь в небе.

– Знаете ли вы – остро сказала Зульфира – что за побег из моего сада лишают жизни?

– Нам известно об этом – склонил голову яровит.

– И все-таки шли на смерть. Во имя чего?

– Большая судьба ведет нас – пылко говорил Зореслав, с доверием, глянув девушке в глаза – Что нам смерть, когда там, вдалеке от твоего волшебного сада, ждут нас родные люди? Без них мы лишь тени, потому что жизнь без любви – мираж.

– Жизнь без любви – мираж – прошептала Зульфира, и на ее личике промелькнула тучка печали. – Как страшно ты сказал, чужестранец! Ты поразил меня в сердце. Я не ведаю любви, не знаю, что она дает. Я слушала ваши песни, они тревожили мое сердце не понимаю почему.

– Ты прекрасна, владычица – искренне говорил яровит – и можешь дать счастье наилучшему рыцарю. Верь мне. Но сердце мое не вместит другой, кроме той, которая прыгнула со мной над священным огнем.

– Расскажи мне о себе, юноша – попросила Зульфира – расскажи все.

Чернокожие воины, которые только что готовы были растерзать на куски беглецов, с удивлением смотрели, как могучая владычица слушает взволнованный язык белокожего чужестранца. Глаза ее то загорались огнями увлечения, то туманились печалью, то мерцали тревогой. И такой искренней, нежной и доверчивой казалась она побратимам, что они забывали иногда, где оказались и в каком состоянии.

На темно-синем дивоколе уже бледнели звезды, когда яровит закончил свой рассказ. Зульфира порывисто поднялась с мраморного сидения, решительно махнула рукой воинам:

– Идите прочь!

– Но, повелительница… – со страхом сказал надзиратель – они беглецы и должны…

– Я освобождаю их – властно сказала султанова дочь. – Выпиши им фирман, дай золота в дорогу. Отныне они не рабы, а странствующие рыцари.

– Твоя воля – закон – кланяясь, пробормотал надзиратель, завистливо посматривая на изумленных славян.

Парни не верили тому, что случилось, глядя, как отступают от них часовые и исчезают между деревьями сада. Девушка мягко улыбнулась, коснувшись нежными пальцами плеча Зореслава.

– Ты разбудил меня, ясноокий чужестранец! Я очень долго спала. Лети! Мои слуги помогут вам сесть на корабль, который плывет в Индию. Встретишь свою любовь – вспомни меня.

Водоворот

Персидский торговый корабль счастливо доставил побратимов в Индию. Без особенных приключений добрались они к Лахору, где на окраине города нашли условленное пристанище. Там их встретил немолодой мужчина в оранжевом плаще, с выбритой головой. Глянув на прибывших пронзительными черными глазами, на хорошем греческом языке их поприветствовал, пригласив отдохнуть. Почтительно взял в руки знак, какой славутинский ведун из вольной твердыни положил в ладунку Зореслава: то был серебряный болван Световида – Яр-дива маленькое подобие того кумира, который стоял на площади Хортицы. Яровит также отдал хозяину свиток тонкой кожи, зашитый в ноговицу. Там было послание от Ярогана. Прочитав знаки, индус пристально глянул на побратимов, одобрительно кивнул, но больше не сказал ни слова. Отвел их к небольшой уютной комнате, а сам исчез.

Парни отсыпались после тяжелого пути, даже есть не хотелось. На рассвете за ними пришли. За воротами, у каменной стены, били копытами землю оседланные кони. Кроме хозяина, славян приветствовал еще низенький парнишка с узкими глазенками, одетый в белую рубаху и такие же штанишки. Зореслав хотел что-то спросить, и хозяин приложил палец к устам, и дал знак садиться на коней.

Ехали долго, целый день. Отдыхали и кормили коней в скалистом ущелье около огня. Рядом гремел в долине прозрачно-зеленый поток, в густых зарослях пронзительно верещали смехотворные создания – обезьяны, которых побратимы видели впервые в жизни.

– Будто человек – удивлялся Дуб, глядя, как животные выхватывают друг у друга из рук плоды – Только что с хвостами.

– Расскажем дома – не поверят! – заливался смехом Ветрограй.

Еще двое суток странствовали побратимы вслед за молчаливым проводником. Горы стали выше, поднялись в дивоколе величественной стражей, заискрились ледяные шапки на верховьях. Коням уже трудно было идти узкими тропами над глубокими безднами, иногда приходилось спешиваться и осторожно пробираться крутизной, ведя животных под уздцы. Наконец под вечер они достались высокого плато, увидели дом из смолистых хвойных деревьев, покрытую тесом. Навстречу ним вышел высокий дед с палкой в руке, помог расседлать коней, молча повел к жилью. На плотной циновке старик посадил гостей, предложил молоко и дикий мед, а после велел спать.

На рассвете юного проводника уже не было, с ним исчезли и кони. Дед знаками показал, что дальше надо идти пешком.

Скалы возвышались к небу, нависали над головами, угрожая раздавить неосторожного. Проводник пробирался между каменными великанами легко и уверенно, без оглядки, а побратимы не могли избавиться от тревоги, хоть на душе было торжественно и празднично.

Дышать стало тяжелее. Везде скалились грозные пасте бездн, где-то внизу клокотали, пенились потоки, но так глубоко, что к тропе даже шума не доносилось.

Тишина, красочные скалы и небо.

Иногда Зореславу казалось, что все это снится. Идут они над крутизной, направляются в таинственную даль, стремятся достичь чего-то желанного, и никак не могут проснуться.

Опускались сумерки. Проводник зажег факел, вел побратимов очень осторожно. Багряный круг огня выхватывал из мрака небольшой кусок тропы, а по бокам дрожала, дышала неизвестностью и беспокойством зловещая мгла.

Легли отдыхать в полночь. На рассвете встали, опять шли целый день, отдохнув лишь раз, чтобы сварить похлебки из ячневой муки.

Прошла неделя. За это время путешественники не встретили ни одного человека. Лишь иногда на скалах можно было усмотреть пугливых коз и круторогих баранов.

Наконец проводник вывел славян к берегу узкой полноводной реки. Между черно-багряными скалами пенился водоворот, а дальше, преодолев преграду острозубых порогов, прыгал в жуткую бездну, которая дышала влажным зеленым туманом.

Проводник остановился на маленьком выступлении под ветвью высокого, буйного деодара – голубого горного кедра. Зажег костер, дал знак побратимам сесть вокруг. Нарушив длинную молчанку, сказал:

– Оставляю вас, искатели. Ждите сужденного. Дальше пусть ведет карма и воля звездных сыновей.

Он вернулся, чтобы идти. Зореслав остановил его вопросам:

– Кого нам ожидать, друг?

Дед кивнул в сторону реки, ничего не сказав.

– Что такое карма? – переспросил яровит.

– То, что вы заслужили собственным подвигом и сердцем – сказал проводник, дружелюбно посмотрел на побратимов. – то, что невозможно обойти. Ваша судьба.

Он уже не оглядывался и исчез так быстро, будто его и не было. Парни обеспокоенно переглянулись, никто не хотел нарушать молчания: слишком величественны были горы вокруг, слишком торжественно пела вековечную песнь река.

Внезапно до них донесся звук падающих камней. Кто-то спускался сверху по тропе. Парни насторожились. Кусты горного шиповника расступились, и путешественники увидели высокую фигуру человека в оранжевой одеже, в конической шапке такого же цвета. Лица неизвестного светилось улыбкой, темные глаза смотрели из-под густых бровей спокойно, дружелюбно. Он приложил ладони к груди, молча сел к огню, протянув руки к пламени. Смотрел в танцующий костер сосредоточенно, будто делал важное неотложное дело. Наконец тихо спросил:

– Кто вы?

– Люди с далекого края, где заходит солнце – ответил Зореслав, пытаясь правильно выразить мысль чужим языком – Мы много странствовали в чужих краях, пока пришли сюда, к наивысшим горам. Мы были в рабстве, судьба освободила нас. Мы – искатели.

– Чего хотите? – не меняя позу, спросил неизвестный.

– Живой воды. Должны ее найти у Рода и Лады, наших звездных пращуров. Так завещано мудрецами нашего края.

Мужчина шелохнулся, его глаза блеснули, словно угли. И угасли.

– Следуйте за мной – решительно сказал он, вставая с камня.

Побратимы направились за новым проводником, они уже привыкли к молчаливой послушности. Тропа извивалась по такой крутизне, что захватывало дух. Река исчезла где-то слева, вокруг серели голые скалы. Между ущельями появилось хмурое городище, окруженное высокой стеной. Вокруг него струился глубокий поток, к узким вратам вела вымощенная черными плитами дорога, а дальше – мост на толстенных цепях.

– Ты со мной – ровным голосом сказал проводник, поглядев на Зореслава – Твои спутники пусть подождут здесь.

Дуб хотел возразить, но Зореслав глянул неодобрительно, и побратим промолчал. Вместе с Ветрограем сели они над потоком, а проводник с яровитом прошли по мосту к вратам, которые бесшумно отворились. Вокруг не было и души: ни стражи, ни тех, кто мог бы открыть.

Проводник вел юношу в подземелье по узкой лестнице. Кое-где в нишах брезжил призрачный свет, будто жар в кузнечном горне. Чем ниже спускались они под землю, тем тревожнее становилось на душе Зореслава. Наконец они вошли в большой зал, где высился болван какой-то богини. На шее у нее белели бусы из человеческих черепов, в одной руке она держала человека, во второй – кровавый нож, которым собиралась отрезать голову обреченного. Богиня танцевала, стоя одной ногой на груди сильного юноши, его веки были закрыты, будто в глубоком сне. Зореслав так увлекся поразительной фигурой, что остановился. Проводник остановился тоже, скупо сказал:

– Кали.

– Кто такая? – спросил юноша.

– Наивысшая мать.

– Почему страшная? Зачем черепа?

– Так ее видят люди, пока спят, как тот бог, что на котором она танцует. Он спит и видит сны, будто мать Кали пожирает живые существа. На первый взгляд, это действительно так: человек рождается, чтобы умереть – вот что такие бусы, надетые на шею богини.

– А в действительности? – тревожно спросил Зореслав.

– Надо проснуться.

– И что будет?

Незнакомец помолчал, лишь остро глянул на юношу. Зореслав вздохнул, покачал головой.

– У нас тоже есть Большая Мать. Мы ее называем Живия, потому что она дает жизнь. У нее прекрасное девичье лицо, добрые руки, цветы и колосья хлеба в ладонях. Наша Живая говорит, что смерти нет, смерть есть лишь для того, кто ее боится.

– И ты веришь в ту сказку?

– Меня так научили.

– Почему же ты хочешь живой води? – улыбнулся проводник, и между его бровями залегла глубокая морщина.

– Это не мое желание – ответил яровит.

Внезапно свет погас. Юношу окутала кромешная тьма. Ни звука. Глухая всепоглощающая тишина.

Страх родился в сердце, коснулся сознания: что случилось, куда он попал? Яровит ступил шаг вперед, протянул руку туда, где только что стоял проводник. Там никого не было.

Среди мрака блеснула фиолетовая зарница, громыхнул оглушительный гром. Зореслава ослепило. Там, где была фигура Кали, замерцало багряное сияние: на голове статуи загорелся глаз, призрачным светом освещая подземелье. Юноше показалось, что перед ним отворилось пространство, а из трещины выросла могучая фигура мужчины: длинные темные волосы вихрились, будто степной смерч, глаза изменялись цветами радуги, вытянутое лицо было волевым, властным и привлекательным. Он схватил Зореслава за плечи, глянул в глаза, в самую сокровенную глубь души. Яровит почувствовал, будто раскаленный прут прожег его естество, всколыхнул тело в глубине.

– Кого ищешь? – загремел громкий голос.

– Рода и Ладу наших пращуров – прошептал парень.

– Глянь на меня – послышалось в ответ – Ты нашел то, что искал. Я – звездный сын, вечно юный и бессмертный. Чего жаждешь?

– Живой воды.

– А что отдашь за нее? – пророкотал голос, и Зореславу услышал в нем насмешку – Ведь немалого ищешь. Знаешь, что даром ничего не достается?

– Что у меня есть? Лишь я сам.

– Есть душа, сердце – отрицал голос, а пылающие глаза вперились в душу парня – отдаешь их мне?

– Бери! – устало прохрипел Зореслав, мгновением позже почувствовал тревожное предостережение. Но было поздно. Перед внутренним зрением мелькнуло укоризненное лицо Бояна, темные провалы его слепых глаз, послышался предостерегающий голос: «Мы есть то, что нельзя отдать».

Где-то послышался смех. Или это показалось? Волна безвольности подхватила яровита, а над ним в странном колдовском ритме раздавались зловещие слова, усыпляя сознание:

– Отныне твоя жизнь принадлежит мне.

– Принадлежат тебе – послушно повторил Зореслав.

– Ты пойдешь дальше, чтобы добыть живую воду.

– Я достану живую воду.

– Ты вернешься сюда, вернешься сюда, сюда, сюда, сюда….

– Я вернусь сюда – согласился Зореслав.

– И забудешь, где ты был, что видел.

– Забуду! – всхлипнул от страшного напряжения яровит – Забуду.

– Ты принадлежишь мне, мне, мне… – гремело в подземелье, и безразличные стены поглощали эхо, а зловещая Кали, танцуя на груди юного спящего бога, улыбалась насмешливо и загадочно.

Дума четвертая

Мара волчьей долины 

Ведьма

Печерун решил довести свой замысел до конца. Темной ночью пустился он к Волчьей долине. С собой никого не брал, чтобы даже доверенные дружинники не ведали, куда он ходил.