Текст книги "Подари себе рай (Действо 3)"
Автор книги: Олесь Бенюх
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Рассказ Матреши
– Че туто было! Че было! Маша прям в двер встренулась с Ленкой. Ага. Стоять и смотрять друг на дружку. Маша сняла со спины эту, ну, военную торбу, говорить: – Значится, вот ты какая есть из себя! – Ленка говорить: Да, такая я и есть. Что, завидки беруть? – Ах ты, гнида тыловая, – Маша говорить. – Мы там всю кровь свою отдаем, вшей кормим, а ты тута в крепдешинах да меховых польтах прохлаждаисси. И ищо нашинских мужьев блядками завлякаишь! – А хоть бы и так! – Ленка ногу свою вперед выпятила, сама из себе как буряк малиновый стала. – Тода я те щас по-свойски, по-фронтовому пояснению покажу, – и, ты знаишь, я чуть в оморок не сподобилася. Достаеть Маша из торбы револьверт. – Я, говорить, тебя, курва бессовестна, смерти предам. Ага. Прям так и сказываеть. Ленка таперича заместь буряка молоком подернулась. – Я, говорить, беременна. Двоих, значится, жисти решишь. – Цельных пять минут был молчок. И вот Маша командоваит: – Даю те, крыса поганая, ноги отселева унесть четверть чaса. Апосля того стрыляю. Все, стрелка побёгла. – Ленка завсегда така надута, делат все важно. А здеся куды оно все подевалося? Глядь, она уж из двери шмыг на лестницу. Два чемодана еле тащить. А ить пришла в одном платьишке, и то штопано-перештопано. Маша ищо ее одежку найшла, с лестницы ей вдогон как швырнеть. И как крикнеть: – Как тебя из эвтой фатеры, так и фашистов с нашинской земли-то турнем так, что кшки вон. – А соседи, выскочимши на лестницу, на зло Ленке радоваются. Приговаривають: – Поделом шлюшке-страмнице. Другим неповадно будеть. На чужой каравай рот не разявай!
Когда мы с Матрешей вернулись на кухню, Костик всё ещё сидел за столом. Поднял голову с ладони, на которой она лежала, зевнул, сладко чмокнул губами. Сказал сонно, обращаясь ко мне:
– Как ты думаешь, Лёлик, Ленка где-нибудь сейчас плачет?
– Не знаю. Может быть.
– Вот ее мне не жаль. Ни капелюшечки!
"...И ОСТАВИ НАМ ДОЛГИ НАШИ..."
У Сергея и Элис появились друзья в Белом Доме. Собственно это были ее соклассники по школе в Чикаго. И пришли они в офис американского президента с Франклином Делано Рузвельтом. Однако, Сергей неукоснительно следовал советам Аслана Ходжаева: воздерживаться от активных контактов с работниками администрации, особенно близкими к ФДР. У него были веские на то причины. Агенты-нелегалы, клерк в Госдепартаменте и высокопоставленный чиновник в Департаменте юстиции, сообщали, что Сергеем и Элис с недавнего времени всерьез заинтересовалось Федеральное Бюро Расследований. Его глава Эдгар Гувер не скрывал своей неприязни к самому лучшему другу отца Элис и ее крестному Фрэнку Ноксу, убежденному республиканцу, за то, что тот активно поддерживал внешнюю политику "нашего розового Франклина". Особенно Гувера бесило установление дипломатических отношений с большевистской Россией. "Признание беса есть откровенный шаг к отрицанию Бога". Когда в сороковом году Фрэнк Нокс – республиканец, отважившись на неслыханный прецедент, стал министром военно-морского флота в администрации президента-демократа, "железный Эдгар" в кругу близких друзей сказал: "Этот король вшивых репортеров у меня еще попляшет. И дочь его дружка-банкира, агитатор Кремля, московская подстилка!" Но одно дело – грозные словеса, другое – действия. Гувер ненавидел, но и боялся Рузвельта. А Нокс был с президентом на дружеской ноге. И отец Элис – это он вкyпе с приятелями-ньюйоркцами и бостонцами (как они с гордостью о себе говорили – "Мы – ого-го! Сила двенадцать миллиардов!") разработали для ФДР хитроумную механику ликвидации страшного банковского кризиса.
Теперь же, в марте сорок первого, когда полыхавшая в Европе война придвинулась вплотную к границам Советского Союза, Сталин хотел иметь постоянно перед глазами политическую палитру всего Старого и Нового света со всеми ее нюансами и оттенками, цветами и тенями. И к главной задаче Сергея – информировать Центр о разработке сверх оружия – добавилось поручение, как его в шифровке сформулировал Ходжаев, "стратегического характера: какова будет позиция правящих кругов США в случае агрессии Германии против СССР?" Сергея перевели из "Известий" в ТАСС и он стал шефом бюро в Вашингтоне. Особенно довольна была Элис. Именно здесь, в Вашингтоне, была политическая кухня страны и процветали ее школьные дружки-подружки. Первый же выход в высший столичный свет был на редкость удачным. Эрни Бейлиз , помощник одного из заправил "Мозгового треста" Гарри Гопкинса, и Сара Уитни, секретарь вице-президента Генри Уоллеса, познакомили их со своими боссами на приеме в Белом Доме. Прием этот, широкий, веселый, представительный (полторы тысячи гостей) – как, впрочем, многие приемы Рузвельтов – был проведен по случаю утверждения "Программы Ленд-лиза". В газетах только что промелькнуло сообщение, что главой ее назначен Гарри Гопкинс, а президентским куратором – Генри Уоллес. О целях программы ФДР поведал нации в одном из своих еженедельных радиовыступлений "Беседа у комелька".
Когда Эрни подвел Сергея и Элис к Уоллесу, он раскачивал на качелях одного из внуков президента. За его движениями с настороженной улыбкой наблюдала Элеонора. Сергей, много всякого слышавший о первой леди, подумал, несколько раз взглянув на нее со спины и сбоку: "Нда, пожалуй, не Венера Милосская. Но сплетни злопыхателей о ее отменной некрасивости явно преувеличены. Зато, что она наделена поистине мужским умом, никто отрицать не отваживается. Ибо тотчас получит достойную отповедь". Прекратив, вопреки протестам вошедшего в раж капризного мальца изрядно утомившие его экзерсисы, Уоллес дважды поцеловал Элис. Пожал руку Сергею: "ТАСС? Вы давно знакомы? Уж не под вашим ли влиянием наша девочка агитирует за колхозы и Советы? Я шучу – ее интервью с дядюшкой Джо помогло многим в этой стране лучше понять, что же в самом деле происходит в вашей загадочной Совдепии".
– Да? – саркастично улыбнулась Элеонора. – Даже мои несмышленыши-"цыплята", – она посмотрела на игравших в "салочки" внуков, даже они поняли бы ангажированность, допускаю, неосознанную, ангажированность того интервью. Ну, это я так, ради красного словца. Я, конечно же, имею ввиду вдумчивого наблюдателя мировых событий. Рядовой же обыватель, как это ни прискорбно, увидел в свирепом палаче и жестоком диктаторе доброго, рачительного, мудрого отца нации.
Элеонора, гордая, независимая, проницательная племянница "несгибаемого Теодора", два срока железной рукой правившего империей янки в начале века, не любила Элис. С юности была знакома с ее отцом, саму ее знала с пеленок. Однажды, когда Элис рассказывала Сергею о семейных отношениях Рузвельтов, она походя обронила слова, его поразившие: "Элеонора – колдунья, у которой ее злые чары может действенно нейтрализовать только один человек – ФДР". "Насколько я смог уразуметь, ты и Элеонора едва терпите друг друга. Почему?" "Есть хорошая русская пословица, – необычно резко ответила она. Будешь много знать – скоро состаришься". "Если принять эту пословицу за аксиому, я древний старик", – вздохнув, подумал Сергей. Но допытываться не стал. Зная Элис, понял – дальнейшие расспросы будут бесплодны, более того могут заставить ее замкнуться, ожесточиться. Позднее смутно слышал от разных людей разное – то ли ФДР однажды переусердствовал в своих симпатиях к юной красавице Элис, то ли она бесцеремонно, гневно, почти публично отвергла домогательства кого-то из сыновей президента – Джеймса или ФДР-Младшего. Что ж, это было на нее похоже.
– Извините, – Элеонора с деланной улыбкой обратилась к Сергею, – все, что я здесь сейчас сказала, выражает мою, абсолютно личную точку зрения. И не предназначено для печати никоим образом. Не так ли?
– Разумеется, даю слово, – поспешно ответил Сергей. Первая леди с минуту изучала его скептическим взглядом, после чего неспешно удалилась в сопровождении английского посла и двух звезд Голливуда.
– Бьюсь об заклад, вы не вполне знаете о роли нашего Тэдди в укреплении американо-русских отношений, – Генри Уоллес остановил пробегавшего мимо официанта с подносом наполненных всевозможными напитками рюмок и бокалов, предложил Элис и Сергею, – шампанское и джин, напитки дня.
– Почему именно шампанское и джин? – удивилась Элис.
– Ленд-лиз призван помогать Великобритании и Франции.
– Логично, – согласился Сергей, взяв для себя напиток островитян и передавая золотистый брют Элис. – А насчет Т.Р., президента Теодора Рузвельта... Ну, почему же! Его роль в заключении Портсмутского договора 1905 года хорошо известна. Хотя... участники переговоров и добросовестные историки отмечают его прояпонскую позицию.
– Но он же поддержал Витте в вопросе о контрибуциях и в итоге японцы отказались от требований о ее выплате.
– А Ляодун и Порт-Артур? А ЮМЖД и Южный Сахалин? Нет, что ни говорите, этот договор саднит душу каждого русского до сих пор. И в адрес Тэдди в России лестных слов вы не услышите.
– А вот мировая общественность рассудила иначе. В 1906 году Т.Р., как великий миротворец, получил именно за Портсмутский мирный договор Нобелевскую премию мира. Кстати, первый американец, удостоенный этой премии!
"Хорош миротворец! – подумал Сергей, решив не обострять с первых же шагов отношения с влиятельным американцем. – Ведь именно он пригрозил Германии и Франции, что если они поддержат Россию, США выступят на стороне Японии".
– Хотите загадку? – Элис задорно тряхнула кудряшками, взяла еще бокал шампанского. – Кто сказал: "Правильный путь в международных отношениях разговаривать мягко, имея, однако, наготове большую дубинку"?
Уоллес тут же бросил взгляд на русского и по улыбке Сергея понял, что тот знает эти слова Тэдди.
– Плывем в далекую историю, – он сказал что-то Саре Уитни, выслушал ее тихий ответ, продолжал, – давайте о дне сегодняшнем. Я, между прочим, разрабатывая с Гарри Гопкинсон планы Ленд-лиза, подумываю и о России. Что скажете? – этот вопрос был прямо обращен к Сергею.
– О России? – Сергей готов был на резкое "Хотите, чтобы мы воевали с Германией?". Но сдержался, сказал преувеличенно беспечно: – Если вы имеете в виду Третий Рейх, то у нас гарантия – договор о ненападении.
– Вы верите гарантиям нацистов? – Уоллес смотрел на Сергея с удивлением, смешанным с сожалением. – Помнится, Гитлер не так давно откровенно провозгласил – любой международный договор есть всего лишь клочок бумаги. В лучшем случае – туалетной. Сталин тешит себя надеждой на нейтралитет гуннов. А между тем наш посол в Берлине сообщает, что план восточного блитц-крига не только разработан Генштабом в деталях, но и утвержден фюрером. Сомнения вашего правительства в истинности намерений нaци могут быть чреваты не только национальной, но мировой трагедией.
Безмолвно присоединившийся к ним Фрэнк Нокс внимательно слушал Уоллеса, с аппетитом обгладывая ножку индюшки.
– Ладно, я гражданский человек, последние семь лет занимался лишь навозом и прочими фермерскими проблемами... – Уоллес долго выбирал с подноса с закусками что-нибудь попривлекательнее и, махнув рукой, – мол, опять двадцать пять! – взял тарелку с пол дюжиной устриц... – А что скажет наш военно-морской министр?
Нокс отставил индюшку, поцеловал Элис, спросил вполголоса: "Это твой русский? Наконец-то я имею честь лицезреть твой выбор. Что ж, одобряю. Здравствуйте, я, как и Элис, ваш коллега". Повернулся к Уоллесу, подмигнул: "Генри все шутит. Я еще более штатский, чем он. А то, что он до вице-президентства командовал нашим сельским хозяйством, а я вот теперь крейсерами и эсминцами, я – прирожденный газетчик! – на то воля Божья и его наместника на Земле ФДР. Прошу простить за столь долгую, но и не менее необходимую интродукцию. А по существу вот что: над границами России нависли сто пятьдесят отлично вооруженных, вышколенных, победоносно промаршировавших по полям Европы нацистских дивизий. Не немецких нацистских! Безоговорочно и с удовольствием усвоивших то, что их Бог им объявил: "Я освобождаю вас от химеры, которая зовется совестью". Помните? А вы, русские, занимаете позу страуса – голову поглубже в песок, авось пронесет.
– Того, что произошло в Европе, могло бы и не быть, – Сергей старался говорить спокойно. – Мы выступали против Мюнхена.
– ФДР тоже, – вступила в разговор Элис. – И еще как! Но разве свой ум другому вложишь? Все эти Деладье и Чемберлены...
– Увы, с помощью нашего посла в Лондоне Кеннеди и Буллита в Париже, с горьким укором добавил Уоллес.
– Еще в октябре тридцать седьмого года ФДР призвал установить карантин против эпидемии мирового беззакония, – продолжила Элис. – Но его никто не захотел услышать, ни Англия, ни Франция, ни ...
– Ни Россия, – в голосе Нокса звучал явный упрек. – Во-первых, заключение договора с агрессором. Во-вторых, нападение на маленькую Финляндию. Большего подарка врагам ФДР – изоляционистам – трудно было бы и придумать.
"Хотел бы я посмотреть, как вы повели себя, если на ваших границах нахально проводили бы вооруженные провокации какая-нибудь Коста-Рика или Доминиканская Республика?" – Сергей стиснул зубы, чтобы не превысить пределы дипломатически возможного. Он слишком хорошо помнил выступление ФДР, в котором он в самых острых выражениях осудил агрессию Кремля. "Я объявляю моральное эмбарго на продажу России самолетов и военного снаряжения". Какой свист и улюлюканье, поддерживая своего президента, подняла тогда американская пресса! Слов нет, Рузвельт – великий оратор. Великий дирижер общественного мнения. Великий политик.
– Скажу и чисто по-мужски, – закончил Нокс, подморгнув Сергею. – Драка равных – это я еще понимаю. Но тут же связался черт с младенцем! – он протянул Сергею руку: – Зови меня Фрэнком. Идет? Однако, все хорошо, что хорошо кончается. Мы не рассорились вконец – и это главное.
– Как русские говорят, – с улыбкой добавила Элис, – "Кто старое помянет, тому глаз вон". – Она перевела пословицу дословно и Уоллес и Нокс долго смеялись. Сергей своей пятерней обхватил ладонь Фрэнка.
– Пойдем, представлю тебя президенту, – Нокс взял под руку Сергея и Элис и они стали пробираться сквозь толпу гостей. Миновали Входной Зал и, покинув помещения, обычно открытые для туристов, спустились в Дипломатическую Приемную. Там Рузвельт, сидевший в кресле-каталке, был окружен сенаторами и конгрессменами. Охранник, стоявший у дверей снаружи, при виде Сергей и Элис нахмурился, но Нокс бросил короткое: "Со мной!" и последовало четкое отдание чести. Президент что-то быстро говорил, энергично жестикулируя правой рукой. Увидев вошедших, смолк на полуслове, улыбнулся Элис, скользнул удивленным взглядом по Сергею, с немым вопросом остановил его на Ноксе. "Не забыл февраль тридцать третьего, когда на него в Майами Джузеппе Зангара покушался, – мелькнуло в сознании Сергея. Поневоле не забудешь. Врагов у ФДР вагон и маленькая тележка – туполобые республиканцы, Клан, берчисты. Тяжко быть главою нации – того и гляди, кто-нибудь или пулю или бомбу предложит".
– Извините, господин президент, – Нокс легонько подтолкнул Сергея вперед. – Памятуя наш недавний разговор о русских, я решил представить Вам их толкового парня.
– Трояновский, Уманский, Литвинов – у них много толковых парней, – ФДР пожал руку Сергею, с интересом его разглядывал. – Мы только что говорили о том, что вы задали славную трёпку джэпам и в Монголии, и в районе Владивостока.
– Халхин-Гол и озеро Хасан, – уточнил Сергей.
– Да, Гитлер, Муссолини и Тодзио поделили сферы агрессии. Великая Япония мечтает не только о покорении Китая, Индии, Индонезии, – Рузвельт взглянул на висевшую на стене карту мира.
– Элис только что вернулась из поездки по Филиппинам, – Нокс посмотрел на девушку, приглашая ее принять участие в беседе.
– Теперь это твоя забота, Фрэнк, – вставил фразу Гопкинс. – Флот основа защиты наших заморских территорий.
– Моя, моя, – недовольно согласился Нокс. – Строить, большой флот строить надо.
– И срочно, – добавил твердо президент. Напряженно улыбнулся.
– Господин президент, – Элис достала из сумочки сложенные вчетверо листы бумаги. – Я могу передать Вам копию отчетной статьи о поездке, которая завтра появится в моей газете.
– Ну зачем так официально? – Рузвельт недовольно посмотрел на стоявших рядом с ним государственных мужей. Развернул листы: – "Гавайи? Филиппины? Кто первый?" Спасибо, Элис. После приема первым делом изучу твой труд. Действительно – кто? – И, обратившись к Сергею: – Вы, журналисты, народ осведомленный. Скажите, что думают в Кремле о скорой возможности большого конфликта между Германией и Россией?
Сергей посмотрел на Элис, на Нокса, на карту. Отыскал взглядом Берлин и Москву. В комнате стояло молчание. Все ждали ответа.
– Что думают в Кремле – я не знаю. Знаю, что думают простые люди, наконец, начал он. – Воевать с немцами придется, в этом не сомневаются даже неизлечимые оптимисты. Когда? Боюсь, эта большая кровавая драка может начаться в любой момент. Беда в том, что мы не совсем к ней готовы. Потому я был рад сегодня услышать от господина Уоллеса – надеюсь его мнение разделяет и господин Гопкинс – что Ленд-лиз, в случае печальной нужды, будет распространен и на мою страну.
Рузвельт и Гопкинс переглянулись и оба согласно кивнули.
– Драться мы умеем. Особенно с немцами. Да и со многими другими. Имеем большой исторический опыт.
– Медведь! – Элис поднялась на цыпочки, пощупала бицепсы Сергея. Все заулыбались, Рузвельт с явной симпатией смотрел на девушку и "медведя".
– Если эта страшная гроза разразится, весь мир удивится способности России сражаться, – эти слова Джозефа Дэвиса Элис встретила радостными хлопками.
– Кто-кто, а наш бывший посол в Москве слов на ветер не бросает, Рузвельт произнес эти слова одобрительно. Вновь обернулся к Сергею: Простые люди допускают вероятие войны на два фронта? Германия на Западе, Япония – на Востоке?
"Дернул меня лукавый идти на этот прием, – с тоской подумал Сергей. Ничего себе вопросики подкидывает! И ведь не кто-нибудь – Президент Соединенных Штатов Америки... Э, была не была, где наша не пропадала".
– На этот вопрос я отвечу так – будь я в Кремле, я сделал бы все возможное и невозможное, чтобы такого никогда не случилось. Ни за какие коврижки!
Последнюю фразу, сам того не осознавая, Сергей произнес по-русски. Рузвельт посмотрел на Дэвиса, словно ожидая перевода. Тот развел руками. Перевела Элис. Напряженно слушавший президент посмотрел долгим взглядом на Сергея. Подумал: "Многим на Западе, да чего греха таить – и в моем ближайшем окружении – хотелось, очень хотелось бы именно такого развития событий. Россия, воюющая на два фронта. Но этот русский прав. Jesus Christ, he IS right!"
После перевода Сергея в Вашингтон Элис сняла номер в отеле "Капитол Хилл", аккредитовалась в Белом Доме и Конгрессе. И занялась поисками жилья для Сергея. Пока он жил несколько дней в маленькой служебной квартирке в здании посольства, они исколесили весь город и пригороды. В центре они не нашли ничего подходящего – то просторно, но мрачновато; то светло, но не уютно; то просторно, светло и уютно, но очень шумно. Александрия, Сильвер Спринг, Фолз Чёрч, даже Роквилл – везде или она, или он находили что-нибудь, что делало жилье неприемлемым – планировка, расстояние от посольства, соседство с шумными общественными местами. Наконец, выбор был сделан: очаровательный двухэтажный домик в Бетезде – гостиная с камином, две комнатки для слуг, три спальни, гостевая, две террасы. Деревья и садовые кусты огораживали вместительный участок со всех сторон, по нему веером разбегались дорожки, обсаженные цветами. Одна из дорожек вела к ажурной беседке, почти сплошь заросшей плющем. Приятно удивили две вещи: умеренная арендная плата и – мебель. Владелец дома, молодой биржевой спекулянт, живший в Нью-Йорке и получивший родительскую недвижимость в наследство, заново обставил оба этажа, да так элегантно, модно, рационально, что не хотелось менять ни единой вещи. Даже картины, в основном олеографии и гравюры, изображавшие сцены покорения Дикого Запада. И в ближайший уик-энд решили устроить новоселье. Элис пригласила Эрни Бейлиза и Сару Уитни. Эрни прикатил на спортивном "бьюике" с агрессивно декольтированной девицей. – Знакомьтесь, моя кузена – крошка Хани, представил он ее несколько сконфуженно. Когда она скинула норковую пелерину, Элис недовольно прищурилась. "Из какого борделя подхватил наш тихоня Эрни этакую беззастенчивую стриптизершу? – фыркнула она про себя. И сама себе ответила: – Из того, который ненавидит вся Америка. Кузена! Как же, знаем мы таких кузен". Сару привез молодцеватый майор, крепкий, как двухдневный белый гриб, с лихо закрученными кверху до синевы нафабренными усами и обширной плешью. "Как сказал бы Иван – не одну супружескую подушку протер наш пострел!" – добродушно улыбнулся Сергей. И тут заметил значок военной разведки. Ого! Со своей стороны он пригласил посла Уманского. С ним у Сергея давно сложились добрые, приятельские отношения. Еще когда Уманский был советником. Тому способствовало несколько обстоятельств: они были почти одногодки; Константин Александрович много лет проработал в ТАСС'е; по складу характера они были на удивление близки. Уманский был наслышан о широких, а главное влиятельных связях Сергея. Теперь он сам убедился в этом. "Впечатляет, впечатляет! – довольно промурлыкал он про себя. – Все из офиса президента – и Бейлиз, и Уитни, и Хью Макинтайер – так, кажется, представился этот веселый майор. Из военных помощников ФДР. Достойно, Сергей. Очень даже достойно". А Сергей ощутил эту оценку его связей послом и тоже улыбнулся. Если бы он знал, что крошка Хани встретилась с Эрни, чтобы ехать на новоселье русского газетчика, полчаса спустя после дотошного инструктажа у заместителя "железного Эдгара", он воспринял бы ее совсем иначе. И вряд ли Сергей держал бы какое-то зло на Эрни – тот сделал то, что должен был сделать по инструкции: сообщил о первичном контакте с русским журналистом своему куратору из ФБР, передав при этом подробное описание по минутам всего, что произошло. Что. Кто. Почему. Где. Когда. Но Сергей ничего этого не знал. И эта крошка Хани такая милашка, такая аппетитная хохотушка. И весельчак-майор так уморительно пародирует и походку, и жесты, и говор военного министра Генри Стимсона. Он даже разыграл в лицах "доктрину Стимсона", что потребовало от него мгновенного перевоплощения в японца.
Стимсон: Мы не позволим вам нарушения никаких международных договоров.
Японец: Моя не плизнает никакой договола. Есть одна договола – мой сила.
Стимсон: Мы объявляем вам экономический бойкот.
Японец: Моя твоя не боится. Хоцитса бай-котта? Позалоста, бели, полуцай.
Уманский смеялся до коликов в животе. Отдышавшись, спросил наивным тоном:
– Если грянет война с империей Восходящего Солнца, что вы будете делать с вашими гражданами японского происхождения? Их ведь у вас не сто, и даже не двести тысяч.
Благодушное выражение лица Хью мгновенно сменилось суровым, даже жестоким.
– Интернируем, всех до единого, – не задумываясь, ответил Хью.
– То есть?...
– То есть, поместим в резервации, колонии за колючей проволокой, лагеря. – Он ухмыльнулся, взял стакан с виски, повертел его в руках. – Не играть же с ними в гольф в самом деле! Мы их нрав, слава Святому Петру, знаем. "А у нас ведь немцев в их республике на Волге около трех миллионов благоденствует", – такая или почти такая мысль мелькнула в сознании и Сергея, и Уманского. Обменявшись взглядами, вздохнули. "Американцы думают, готовятся к такому. А мы?"
Два приглашенных из ресторана официанта ловко управлялись с баром и закусками. Элис повела Эрни на второй этаж показать спальни. В первой же, хозяйской, плотно прикрыла дверь, подошла к нему вплотную, сузила глаза и прерывающимся от гнева голосом произнесла:
– Я для того тебя с Сергеем знакомила и пригласила на новоселье, чтобы ты приволок в его дом эту шлюху?
– Не такая уж она и шлюха, – растерянно ответил Эрни. И в голосе его явно промелькнули нотки обиды за свою подругу.
– Ты отлично знаешь, что я имею ввиду. Я же видела ее в офисах ФБР, когда была там на брифинге.
– Когда? – совершенно смешавшись, промямлил Эрни.
– Временнaя привязка меняет дело? – с издевкой спросила Элис. – В прошлую пятницу, вот когда!
– Ну что, мне увезти ее отсюда сразу же? Как скажешь, так я и сделаю.
– Совершил подлость, не спеши добавить к ней глупость. Веди себя хотя бы естественно. В школе ты это умел. Завтра поговорим.
Когда они вернулись в гостиную, крошка Хани, играя глазками, ворковала о чем-то с Сергеем. Он держал ее и свой стаканы, а она то хмурилась, то деланно хохотала, изображая диалог начальника с секретаршей в фирме, терпящей банкротство. Уманский и Макинтайер увлеченно обсуждали роль маршала Петена и Пьера Лаваля в капитуляции Франции. Сара тихо наигрывала на пианоле попурри из фильмов Чаплина. Ангорский кот Дасти, доставшийся Сергею от предыдущих арендаторов, меланхолично лакал майонез из банки, стоявшей на одном из боковых столиков. Шикнув на кота, на что он среагировал крайне неохотно, Элис велела официанту предложить гостям главное блюдо вечера – пышный техасский стейк.
– Two inch high fillet steak! Tender and fluffy! Ariadne's clew to perfect bliss! The pride of the New world!
Элис шла вместе с официантом, сопровождала каждый выбранный гостем кусок мяса такими или подобными им фразами.
– Еда с техасских пастбищ, а вино из погребов горной Грузии! – вторил ей Сергей, обходя гостей с бутылками цинандали и саперави.
Вскоре стал прощаться Уманский.
– Все было превыше похвал, Сережа. И люди очень интересные. Зна-ющие, – говорил он, садясь в машину. – Ни за что не уехал бы, но была договоренность с дуайеном, у него какой-то срочный вопрос ко мне.
– Спасибо, что заехал, Костя. Завтра буду в посольстве, расскажу подробно о реорганизации в Пентагоне, особенно в ведомстве Нокса.
Заторопился и Эрни. Пока он, уже надев плащ, толковал о чем-то с Элис, крошка Хани сунула в руку Сергея записку.
– Это мой номер, – она игриво толкнула его своей грудью. – Найди минутку-другую, развлечемся на славу. Я такие штучки знаю!
Она взяла указательный пальчик в ротик, завела глаза под верхние веки. Элис оторвалась от Эрни, быстро подошла к Сергею.
– Эрни и этой пора уматывать, – она одарила девицу такой улыбкой, что любая другая провалилась бы сквозь пол. Но крошка Хани была не из робкого десятка. "Нет, точно не из робкого, – подумал Сергей, наблюдая за этой дуэлью взглядов. – Обязательно спрошу Элис, почему она так невзлюбила эту смазливую искательницу постельных приключений. Конечно, завязать с ней легкую интрижку оченна даже было бы можно. Подчеркиваю – легкую. Но для дела разумно приобнять Сару Уитни. Они с Элис старые подружки и уже по одному этому Сара не станет болтать лишнего. А мне она может рассказать многое. Источник информации завидный. Хью Макинтайер – с ним во сто крат сложнее. Но и его проверить на вшивость не мешает. На идейной основе его, разумеется, не возьмешь, но есть другая – почем нынче майоры в офисе президента США?"
Официанты мгновенно убрали посуду. На столе появились фрукты, яблочный пирог, сыры. При зажженных свечах Сара, поставив бокал с "хеннесси" на верхнюю крышку пианолы, вдруг запела под собственный аккомпанемент кусочек из "Байки про лису" Игоря Стравинского. Хью блаженно смежил веки. Элис уткнулась носом в щеку Сергея, прошептала: "Поедем куда-нибудь нa люди, проветримся, потанцуем". "Есть конкретное предложение?" "Да хотя бы в "Харвей'з". "Принимается". Сергей любил этот ресторан. Не за помпезность, не за подчеркнутую в каждой мелочи королевскую роскошь. И уж вовсе не за нахрапистую кичливость, с которой владельцы рекламировали свое заведение как "Ресторан Президентов с 1858 года". Как раз вопреки всему этому, менеджеры и вся обслуга – швейцары, гардеробщики, официанты, шеф-повар и его многочисленные помощники, действуя редкостно слаженной командой, умудрялись создавать атмосферу ненавязчивой благожелательности, домашнего уюта, безыскусной комфортности.
– Вы – прелесть! – Сара поцеловала Сергея в щёку. – Я так давно не была в "Харвей'з". Только там готовят кальмара по моему вкусу.. Я есть, конечно же, не хочу, но пока мы туда доберемся, пока посидим в баре...
– Сара согласна, так что я вас, Хью, и не спрашиваю, – Сергей посмотрел на майора, – ведь так?
– Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, – хохотнул тот. Эта пословица была произнесена на таком чистом русском, с такой естественной славянской интонацией, что Сергей оторопел.
– Вы говорите по-русски?
– И читаю, и пишу.
– Специально изучали?
– Моя мама урожденная княжна Меньшикова в одна тысяча девятьсот первом году вышла замуж за военного атташе Америки в Санкт-Петербурге. Я родился здесь, но в нашем доме и английский и русский были на равных правах. Так что отвечая на ваш вопрос – специально ли я изучал русский язык? отвечаю – нет, русским и английским я владею одинаково с детства.
– И давно вы в офисе президента?
– Полгода.
"Разумно, – подумал Сергей. – Гром еще не грянул, а они уже перекрестились, насколько я понимаю. И, видимо, на многих направлениях". Элис, невольная свидетельница этой сцены, была удивлена не меньше его. "Крошка Хани – карта в обычном пасьянсе ФБР, – размышляла она. – Здесь расклад явно не сойдется. К Эрни какие могут быть претензии? Он, насколько мне известно, начал работать на Гувера еще в колледже. Ему и карты в руки попытаться подсунуть русскому провокаторшу. Для Эрни это часть его работы. Но Сара?! Ей зачем надо было тащить сюда майора-разведчика? Или это все скоординировано, звенья одной цепи? Тогда хороши же у меня друзья юности... Но чего я, собственно, возмущаюсь? Это для меня Сергей – дорогой, любимый, единственный. Для них – Эрни, Сары, Хью, крошки Хани, любого среднего американца, он, в лучшем случае, подозрительный чужак, в худшем – враг, угрожающий основам процветающего общества".
Метрдотель Джордж Флаэрти, высокий, стройный, с редкими серебряными нитями в густой черной шевелюре, расцеловав дам и пожав руки мужчинам (Сергею: "Рад с вами познакомиться, уже премного всего лестного наслышался о вас!"), усадил их в своеобразной гостиной в просторные кожаные кресла и, стоя, торжественно-интимно исполнил оду лучшим блюдам и винам дня. Сюда же были доставлены аперитивы и испытанные "возбудители аппетита": орешки всех известных в подлунном мире видов, пропитанные сыром сухарики, россыпь мелко нарезанных ломтиками помидор, огурчиков, цветной капусты, редиса, сельдерея – все на одном блюде с оранжевым кисло-острым соусом в широком судке в центре, крошечные канапе с рыбой, ветчиной, оливками и маслинами. В соседнем зале зазвучали негромкие, ритмичные, приятно-будоражащие слух аккорды – саксофон, контрабас, ударник, рояль. Хью опрокинул в себя остатки бурбона и увлек Сару в круг танцующих. Искоса наблюдая за ними и отпивая мелкими глотками терпкое шерри, Элис поделилась с Сергеем мыслями о тандеме крошка Хани – Хью Макинтайер. Внешне он воспринял ее слова спокойно, даже с легкой ироничной улыбкой – подумаешь, пусть наблюдают. Мысли же были тревожные: "Как только сунулся в Белый Дом, сразу переполошились. Странно, если бы было иначе. Но теперь надо вырабатывать новую тактику поведения. И объекты работы и источники информации определять безошибочно. В Нью-Йорке, этом гигантском муравейнике, легче затеряться, уйти от слежки. В Вашингтоне все как на ладони. Значит, надо переносить встречи в многолюдные помещения, парки – особенно в выходные и праздники, злачные места, кинотеатры. Боюсь, придется и Элис чуть приоткрыть завесу таинственности. Она, конечно, сама о многом догадывается. Впрочем, торопиться не следует. Пока лишь намеки на тревогу. Опасные – но всего лишь намеки. Надо прощупать, что им известно. Откуда-то этот ветерок подул-повеял. Все, Сергей, проанализируй. Продумай. Прикинь. Посоветуйся с Асланом. Проштудируй вербовку – в ней, в ней может быть собака зарыта. "Думай, Ананий, думай!" – в каком это фильме герой говорит эти слова? "Антон Иванович сердится"? "Сердца четырех"? Неважно. Важно шурупить. Трезво. Спокойно. Взвешенно".
