Текст книги "Спартанцы Гитлера"

Автор книги: Олег Пленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

В столь же значительных масштабах, как и в случае с Пруссией, нацисты злоупотребили проблемами Австрии после Первой мировой войны. Австрийцев, строго говоря, нельзя считать фольксдойч, поскольку и до Гитлера и после него они имели собственное национальное государство, но интенсивность интеграции Австрии после аншлюса указывает на родственное фольксдойч положение австрийцев в межвоенной Европе. Также, как и в случае с Пруссией, Австрия – по ряду объективных причин – оказалась в сфере действия сильных националистических эмоций, которые со временем стали частью нацистских мифов нации. Положение Австрии после окончания Первой мировой войны было более сложным, чем положение Германии, которая хотя и была исключена из круга держав, но это положение всеми воспринималось как временное, а Австрия была поставлена перед незавидным выбором: либо стать сателлитом Италии, либо частью Германии. Австрийская республика располагала только четвертой частью прежних габсбургских владений, и, следовательно, сильно усеченным сельскохозяйственным сектором, промышленностью и сырьевой базой.

Излишне и говорить о том, что Австрия, – ранее Австро-Венгрия – обладала уникальной политической культурой, необходимость интегральности и существования которой для стабильного развития Европы признавал в свое время даже такой ненавистник Австрии, как Бисмарк. Вместе с тем культурно, этнически и в языковом отношении Австрия, безусловно, была частью Германии; не случайно 12 ноября 1918 г. национальное собрание в Вене единодушно провозгласило Австрию составной частью будущей немецкой республики. Столь же единодушное стремление к аншлюсу наблюдалось и с другой стороны границы, причем вне зависимости от политических и партийных пристрастий немцев и австрийцев. Крупнейшим политическим просчетом Сен-Жерменского договора 1919 г. был запрет на аншлюс, так как, с одной стороны, это компенсировало бы немецкие территориальные потери по Версальскому миру и сделало бы немецкий реваншизм и ревизионизм не таким острым, а, с другой стороны, в межвоенный период граница между Австрией и Германией все равно была полностью проницаемой. Любопытно отметить, что в официальном названии страны имелось прямое указание на национальную принадлежность: «Немецкая Австрия» (Deutsch-Osterreich), что было беспрецедентным случаем в истории. Возвращение в состав Германского Рейха, к которому Австрия принадлежала до 1867 г., казалось естественным после того, как по Сен-Жерменскому миру иноязычные части Австрии стали самостоятельными. Для европейцев, однако, Германия и без Австрии была слишком мощным государством, чтобы к нему присоединять еще какие-либо территории, пусть и родственные Германии. К тому же немцы проиграли войну, и было бы странным приращивать их территорию. Поэтому Австрия стала небольшим самостоятельным государством в 84 тыс. км и с 6,8 млн. населения – в большинстве своем – немцев, (также в ней проживало 200 тыс. словенцев). Интересно отметить, что словенцы симпатизировали Германии по причине стремления к унификации со стороны белградского правительства. Поэтому в 1941 г. солдат вермахта приветствовали не только местные немцы, но и словенцы, радовавшиеся освобождению от «сербского ига». Во время войны словенская самооборона часто вступала в стычки с партизанами, поддерживая вермахт. По этой причине после ухода вермахта из мести за сотрудничество с Третьим Рейхом в Нижнем Штайермарке было убито 15 тыс. словенцев и 5 тыс. немцев^{879}. Немецкие власти, со своей стороны, также положительно относились к словенцам: так, после поездки в Словению инспекторы Гиммлера высказались не за выселение, а за ассимиляцию местных жителей, которые «в расовом отношении производили очень хорошее впечатление». В итоге, по приказу Гиммлера 65 тыс. словенцев были переселены в старые немецкие земли (Altreich); правда, это произошло только после отказа хорватских властей принять переселенцев.

Получив от Лиги наций кредит в 300 млн. шиллингов, в соответствии с Лозаннским протоколом от 15 июля 1932 г. Австрия должна была отказаться от мысли о присоединении к Германии до 1952 г. – все это несмотря на громкие протесты немецкой и австрийской общественности. Для того, чтобы блокировать распространение в Австрии национал-социализма, австрийский бундесканцлер Энгельберт Дольфус предпринял государственный переворот и ввел корпоративную конституцию по итальянскому образцу. С 7 марта 1933 г. Дольфус правил, опираясь на так называемый Военный закон о чрезвычайных полномочиях (Kriegswirtschaftlichen Ermcichtigungsgesetz) от 24 июля 1917 г., по которому республиканский шутцбунд был распущен. 26 мая 1933 г. была распущена Коммунистическая партия Австрии, 19 июня 1933 г. – была запрещена НСДАП. Дольфус провозгласил «Отечественный фронт», и 17 марта 1934 г. заключил договоры с Италией и Венгрией. Во время нацистского путча и восстания в Каринтии и Штайере Дольфус был убит (25 июля 1934 г.), но путч захлебнулся. Гитлер воздержался от каких-либо военных акций, так как Муссолини был против немецкого проникновения в Австрию и на перевале Бреннер сконцентрировал свои войска. Вместо Дольфуса канцлером в Австрии стал Курт фон Шушниг[55]55
  K. von Schuschnigg (1897–1977), федеральный канцлер Австрии в 1934–1938, один из лидеров Христианско-социальной партии. В 1941–1945 находился в концлагере, из которого был освобожден в 1945, до 1967 г. был в эмиграции.


[Закрыть], бывший министр образования. Правительство Шушнига заключило с гитлеровской Германией соглашения (1936 и 1938 гг.), ускорившие аншлюс. В 1938 г., на переговорах, Гитлер заявил Шушнигу: «Вся история Австрии – это история предательства немецкого народа; так было раньше, так сохранилось и ныне. Этой исторической бессмыслице, однако, необходимо положить конец. Я заявляю, господин Шушниг, что я твердо решил это сделать. Немецкий Рейх – это большая держава, и никто не помешает этой державе навести на собственных границах порядок»^{880}.

После осуществления «аншлюса» в марте 1938 г., Австрия была моментально унифицирована: нетерпимость к кому-либо виду автономии – в природе тоталитарного государства: оно исключает признание даже некоторого регионального своеобразия. Как писал Генрих Манн, «то, что тоталитарное государство не проглотило, против этого оно и нацелено, и эта не поглощенная еще часть для него противник, враг»^{881}. К тому же после аншлюса экономическое положение в Австрии стало быстро меняться к лучшему. Так, аншлюс имел большое значение для ликвидации безработицы: если в январе 1938 г., незадолго до аншлюса, в Верхней Австрии было 37 тыс. безработных, то год спустя, благодаря притоку капитала из Германии, – 11 тыс. Сразу после аншлюса началось осуществление большой программы жилищного строительства, по этой программе до 1944 г. было построено 11 тыс. новых квартир в Линце и 2,5 тыс. – в Штайере; причем квартиры предназначались в основном рабочим семьям. Именно поэтому полиция Линца в 1940 г. доносила, что среди рабочих, обычно критически настроенных по отношению к властям, царит благодушие и удовлетворение^{882}.

Негативная часть унификации Австрии также протекала быстро: уже через пару дней после аншлюса редакции австрийских газет должны были уволить сотрудников-евреев. Вскоре были уволены еврейские артисты, театральные деятели, судьи, адвокаты, учителя и врачи^{883}. Только в Вене 800 евреев-юристов лишились работы. Евреи-профессора, ассистенты, доценты и студенты должны были покинуть университеты. Дети евреев больше не могли посещать школу вместе с арийцами. Автомобили евреев, если они находились в общественных гаражах, конфисковывали.

Австрии было возвращено ее старинное название «Остмарк» (Ostmarck). 10 апреля в бывшей Австрии и в Германии был проведен референдум по следующему вопросу: «Признаешь ли ты нашего фюрера Адольфа Гитлера и осуществленный 13 марта 1938 г. аншлюс?». Ответ поразил даже самих нацистов – из 49 493 028 голосовавших 49 279 104 (99,08%) высказались положительно^{884}. Гитлер сам был несказанно удивлен такой поддержкой австрийцев и воспользовался этой победой для того, чтобы еще на 4 года продлить закон о чрезвычайных полномочиях.

О политической позиции австрийского населения в момент аншлюса в послевоенной австрийской историографии высказываются так: «нацистское мировоззрение для австрийцев было слишком энергичным, нетерпимым, без чувства юмора, столь присущего южанам, слишком динамичным, чтобы стать для них приемлемым»^{885}. Что касается воодушевления австрийцев приездом Гитлера, то обычно это относят к аффективной реакции и впечатлительности местных жителей. Впрочем, впечатлительность австрийцев в условиях действия нацистской тоталитарной машинерии никакого значения уже не имела, более того – они оказались в невыгодном положении, будучи вынужденными доказывать новым хозяевам свою лояльность в гораздо больших масштабах, чем это делали собственно немцы, поскольку для нацистских властей австрийцы были чужаками.

После аншлюса Гитлер говорил, что за несколько дней Германия получила больше, чем после крупной победоносной войны: 84 тыс. км² территории и 6,8 млн. населения. Совершенно беспрецедентным было и то, что такое приращение произошло в мирных условиях. Кроме того, нацисты получили запасы валюты в размере 1,4 млрд. рейхсмарок, в то время как немецкие запасы равнялись всего 76 млн. рейхсмарок^{886}.

После аншлюса Австрии гауляйтером Вены был назначен один из самых радикальных нацистских функционеров, эсэсовский головорез Одило Глобочник, известный своими высказываниями о необходимости ликвидации самого термина «Австрия» как исторического и географического понятия. Несмотря на поддержку имперского штатгальтера гауляйтера Бюркеля, своей грубостью и финансовыми махинациями Глобочник в короткий срок восстановил против себя и своих подчиненных и некоторых высоких функционеров партии, в том числе и главного казначея партии Шварца. Методы Бюркеля мало чем отличались от методов Глобочника, поэтому он его и защищал, правда, до тех пор, пока Шварц, ссылаясь на поддержку Гитлера, не пригрозил прикрыть финансирование гау^{887}. 30 января 1939 г. Гитлер отправил Глобочника в отставку, но Гиммлер тут же назначил его в Люблин шефом местных СС и полиции. Дольше всего гауляйтером Вены был руководитель ГЮ Бальдур фон Ширах, являвшийся по нацистским масштабам довольно умеренным и «терпимым» руководителем.

Трудно выбрать какой-то особый масштаб оценки поведения австрийцев в нацистском Рейхе, так как после аншлюса они ничем особенным не выделялись и были такими же немцами, как и все прочие.

Использование нацистами проблем фольксдойч в процессе культивирования национальной общности

Среди составляющих гитлеровских мифов нации – помимо Пруссии и Австрии – следует упомянуть специфический национализм фольксдойч, складывавшийся в особых условиях и имевший большое значение для культивирования национальной общности в Третьем Рейхе. К значительным группам фольксдойч в Европе относятся немецкие колонисты в Польше, Чехословакии и в других странах Европы – о них и будет речь в данном разделе работы.

Весьма многочисленная и активная немецкая община вне собственно Германии была благодатным полем деятельности нацистских пропагандистов и нацистской идеологии по объективным причинам, кроющимся в особенностях исторического развития и распространения немецкой колонизации Восточной Европы. Дунайские швабы, саксонцы Семиградья, немцы Галиции, Буковины, Бессарабии и Добруджи, Крыма, Кавказа и Волги попали туда, где они жили, не вследствие завоевательных походов и войн, а по приглашению тех, кто владел землей и к взаимной выгоде. Поселенцев приглашали на земли, по каким-либо причинам пришедшие в запустение для того, чтобы они их освоили в хозяйственном отношении и обеспечили лояльность этих территорий. Первое письменное упоминание о таком предложении относится к 1192–1196 гг., когда саксонцы были приглашены в Семиградье (по-венгерски – Трансильвания или по-румынски – Ардял) осваивать лежащие в запустении земли. В 1723 г. венгерский сейм в Пресбурге (Братиславе) создал правовые основания для немецкой колонизации вследствие того, что после войны с турками придунайские земли лежали в запустении, и поселенцы должны были вдохнуть в них жизнь. Российская императрица Екатерина II неоднократно призывала немцев селиться в неосвоенных землях присоединенного к империи юга России. Поселенцы никого не теснили: на этих землях вследствие войн и междоусобиц народу практически не было, и места хватало всем. Поселенцы много сделали для освоения новой родины: они осушали болота, превращали лесные дебри в пашню, поднимали степную целину. Необходимые для этого знания и технику они принесли с родины, связи с которой долго не порывались^{888}. В этой связи была заметна существенная культуртрегерская роль немцев в Восточной Европе.

После англичан немцы являлись, наверное, самым активным элементом западной колонизации, и при нацистах это обстоятельство всячески эксплуатировали для оправдания имперской экспансии. Во многом объективной причиной последней долгое время было отсутствие у германского мира естественных границ (таких границ никогда не имела и Россия, что также было одной из причин активной российской колонизации) и, как следствие, широкое распространение немцев по всему миру. В 1934 г. некий Шумахер опубликовал брошюру, название которой «Deutschland – Fibel» можно перевести как «Германия – объединяющее (опоясывающее) начало (фибула, пряжка) всего мира». Шумахер пришел к ошеломляющему выводу, что в начале 30-х гг. XX в. в мире проживало 99 662 000 немцев. Памятуя о вошедшей в поговорку немецкой аккуратности и точности, любопытно проследить, каким образом немецкий публицист получил эту несуразную цифру. В соответствии с подсчетами Шумахера, собственно в европейских государствах с преобладающим немецким населением проживало 73,3 млн. (Германия – 64,5 млн., Данциг – 0,348 млн., Австрия – 6,3 млн., Люксембург – 0,25 млн., Швейцария – 2,9 млн., Лихтенштейн – 0,01 млн.); в утраченных по Вфсальскому договору немецких землях – 6,2 млн. (Эльзас – 1,634 млн., Эйпен-Мальмеди – 0,05 млн., Северный Шлезвиг – 0,077 млн., Мемель – 0,098 млн., Западная Пруссия, Померания, Познань – 0,35 млн., Верхняя Силезия – 0,3 млн., Гульчинс-кий округ – 0,075 млн., Судеты – 3,5 млн., Нижний Штайермарк и Южная Каринтия – 0,04 млн., Западная Венгрия – 0,035 млн., Южный Тироль – 0,235 млн.); в прочей Европе – 3 млн. (в Прибалтике – 0,15 млн., в Польше – 0,6 млн., в Чехословакии – 0,3 млн., в Словении, Бачке, Воеводине, в южнославянском Банате – 0,7 млн., в румынском Семиградье, румынском Банате, Буковине, Бессарабии, Добрудже – 0,8 млн., в Венгрии – 0,55 млн.); в СССР – 1,1 млн. (в волжской колонии – 0,45 млн., на Черноморском побережье – 0,35 млн., на Волыни – 0,12 млн., на Кавказе – 0,07 млн.); за пределами Евразии проживает 14,3 млн. (в Канаде – 0,5 млн., в США – 12 млн., Аргентине – 0,2 млн., в Бразилии – 0,75 млн., Чили – 0,72 млн., в других странах Латинской Америки – 0,078 млн., в Австралии – 0,1 млн.)^{889}. Такая статистика производила неизгладимое впечатление и будоражила воображение, особенно в пораженной бациллой национализма послевоенной Германии, униженной Версальским миром.

Помимо «численных» эмоций, в пропаганде нацисты активно проводили мысль о культурном превосходстве немцев над их окружением в диаспоре. Принципы собственной «национальной политики» (Volkstumpolitik) нацисты разрабатывали на основе превосходства немецкого народа над всеми остальными народами; они представляли немецкий народ как расовую общность высшего типа, как «народ господ», которому должны подчиняться все другие народы. Проживавшие практически во всех европейских странах немецкие меньшинства объявлялись принадлежащими к «высшей расе», составной частью немецкой народной общности (Volksgemeinschaft). Под таким предлогом Третий Рейх присвоил себе право распоряжаться судьбой этнических немцев (Volksdeutsch) по своему собственному усмотрению, несмотря на то, что они являлись гражданами других государств. Потребностью воссоединения всех немцев в одном государстве Третий Рейх мотивировал аншлюс Австрии, присоединение Судет, перекройку границ с Польшей и т. д.

В межвоенный период, вследствие неловкой и агрессивной политики по отношению к немцам за пределами Германии (особенно в Восточной Европе), традиционно популярная в среде фольксдойч пангерманистская имперская политика была вытеснена в область национальных чувств и культурнополитических устремлений и требований и стала частью культурного стереотипа. Этот поворот в мышлении и в представлениях фольксдойч имел огромное значение. Немцы в Чехословакии, Польше, Венгрии, Румынии, Югославии, Латвии, Литве и Эстонии активизировались – это была их защитная реакция на ассимиляционную политику правящих кругов тех стран, где они проживали. Будучи сами достаточно слабыми, эти страны хотели ликвидировать в культурном, экономическом и политическом смысле национальные меньшинства, реализовав за их счет свои собственные националистические претензии. В процессе нарастающего отчуждения фольксдойч Восточной Европы следует учесть и то, что многие фольксдойч были набожны, что еще более подчеркивало их идентичность: это были немцы-лютеране среди католиков-поляков, немцы-католики среди православных украинцев или румын, немцы-баптисты или немцы-меннониты среди тех же украинцев. Соответственно, национальные чувства немецкого меньшинства подкреплялись религиозными, – впрочем, для нацистов с их враждебной церквям позицией это обстоятельство было скорее помехой^{890}.

Все это и стало причиной пробуждения национализма фольксдойч, которые до Первой мировой войны имели только ландшафтную идентичность и именовали себя швабами Баната, саксонцами Семиградья, остзейцами и т. д., а не немцами – резкий поворот произошел после Версальского мира. Обратной стороной «национального пробуждения» фольксдойч стало стремление к присоединению к Рейху, и это их стремление совпало с целями нацистских политиков и Гитлера, который всячески поощрял эти настроения. Строго говоря, Гитлер и сам был фольксдойч; вообще бросается в глаза, что в нацистском руководстве фольксдойч явно преобладали. После Первой мировой войны из Польши, Судет, Югославии, Румынии и Прибалтики в Германию устремились тысячи немцев, национальные чувства которых были чрезвычайно обострены; во многом именно они и стали разносчиками почвеннической идеологии фелькише. С распространением идеи национального государства судьба немцев в европейской диаспоре становилась все более определенной. Так, в Словении в 1910 г. было 106 тыс. немцев, в 1921 г. – уже 41,5 тыс., в 1931 г. в югославской Дравской Бановине (так называли Словению) уже всего 29 тыс. немцев^{891}. В 1881 г. в Эстонии и Латвии насчитывалось 180 тыс. остзейцев, на рубеже веков их было уже 153 тыс., накануне Первой мировой войны вследствие поселения 20 тыс. немецких крестьян в Курляндии численность остзейцев поднялась до 162 тыс. После Октябрьской революции половина остзейцев перебралась в Германию, и в 1922 г. в Эстонии было 18 319 немцев, а в 1934 г. – 16 346 немцев. В Латвии в 1925 г. их было 70 964 человек, а в 1935 г. – 621 44 человек^{892}.

Поощрять и развивать националистическую идеологию среди фольксдойч были призваны специальные подразделения нацистской партии. Такую роль исполняла «Организация немцев за границей» (Auslandsorganisation NSDAP – АО), во главе которой с 1933 г. находился гауляйтер Эрнст Боле; она насчитывала 500 зарубежных групп^{893}. Первоначально АО располагалась в Гамбурге, потом правление АО со своими 800 функционерами переехало в Берлин. АО занималась в основном культурной и просветительской деятельностью и поощрением изучения немецкого языка. Практическая работа с фольксдойч была зарезервирована за эсэсовской «посреднической инстанцией фольксдойч» ФОМИ (Volksdeutsche Mittelstelle). Во время войны организацию переселения фольксдойч взяло на себя «Расовое и переселенческое главное ведомство» СС – РУСХА. На компетенции в отношении фольксдойч претендовали и другие организации в Третьем Рейхе: в этой сфере все обстояло точно так же, как и в прочих государственных сферах: царил обычный для Третьего Рейха институционный дарвинизм и борьба компетенций.

Сразу после Первой мировой войны наиболее острой была проблема фольксдойч в Польше. Во время войны в борьбе за национальную независимость часть польских политиков во главе с Пилсудским сделала ставку на Германию, а другая часть – во главе с Романом Дмовским – на Россию. Немецкий и австрийский императоры провозгласили независимость Польши 5 ноября 1916 г., но только на российской территории. После Брест-Литовского мира (3 марта 1918 г.) судьба послевоенной Польши оставалась неясной. Бывший российский «забор» Польши должен был составить центральный элемент «Mitteleuropa» (срединной Европы) под эгидой Германии^{894}.

После войны, однако, пути немецких и польских политиков разошлись. Дело в том, что западные районы Польши подверглись интенсивному немецкому культурному и экономическому освоению и ассимиляции. Поэтому провести там национальную границу (как того требовал принцип национального самоопределения, провозглашенный после войны победителями) было довольно сложно.

Так, Верхняя Силезия как спорная территория была оккупирована французскими (13 тыс. солдат) и итальянскими (2 тыс. солдат) войсками. Полицейская власть также принадлежала оккупационным войскам, международная комиссия по плебисциту была, по сути, французской комиссией и поддерживала только польские требования. В Верхней Силезии по переписи 1910 г. проживало 264 тыс. поляков и 698 тыс. немцев. Местные поляки не хотели жить в Германии и бойкотировали выборы в Национальное собрание Германии в январе 1919 г., требуя присоединения района к Польше, поэтому международная комиссия взяла управление Верхней Силезией на себя[56]56
  По постановлению этой комиссии Верхняя Силезия до 20 марта 1921 г. объявлялась самостоятельной территорией; выпускались даже почтовые марки Верхней Силезии, которые сейчас очень ценятся филателистами.


[Закрыть]. Это продолжительное напряжение в национальных отношениях не могло оставаться без последствий – в августе 1919 г. вспыхнуло первое Силезское восстание, подавленное немецкими фрайкорами. Через год – 17 августа 1920 г. – началось второе Силезское восстание, в Катовице было объявлено чрезвычайное положение, погибло несколько немцев, восставшие поляки сожгли немецкую деревню, стараниями властей волнения едва удалось унять.

После проведения референдума (59,6% – за Германию и 40,4% – за Польшу) и поражения на нем, польское правительство решило действовать самостоятельно, и 3 мая 1921 г. началось третье Силезское восстание: в течение короткого времени восставшие поляки заняли почти всю Верхнюю Силезию. Все три Силезских восстания с польской стороны возглавлял Адальберт Карфанти. В ответ на действия Польши по всей Германии начали формироваться добровольческие войска. Особую известность и символическое значение приобрела оборона Аннаберга, который немецкий добровольческий отряд защищал от превосходящих сил поляков. После завершения военных действий Верхнюю Силезию поделили, насколько это вообще было возможно: немцы там преобладали в городах, а на селе – поляки – 59,6% населения Верхней Силезии, несмотря на оккупацию союзными войсками и сильное давление со стороны поляков, на плебисците 20 марта 1921 г. проголосовали за то, чтобы регион оставался в составе Германии, но ⁴/₅ этой богатой промышленной области тем не менее отошло к Польше^{895}. По преимуществу немецкие города – Tamowitz, Konigshutte, Kattowitz, Plefi, Rubnik – отошли к Польше. Поэтому западная граница Польши, установленная в 1921–1922 гг., никогда не признавалась Веймарской республикой. В этих городах осталось довольно значительное немецкое население^{896}. Территория, на которой находился Аннаберг, отошла к Германии, и монастырь сделался символом немецкого национализма: там нацисты соорудили памятник погибшим 50 немецким добровольцам, а также место для тинга (народное собрание у скандинавов в средние века). После победы над гитлеровской Германией поляки взорвали немецкую стелу и в 1952 г. поставили памятник польским героям третьего Силезского восстания (скульптор Дуниковский).

Положение польских фольксдойч накануне войны стало невыносимым; их численность – вследствие давления на них местных властей – стремительно сокращалась.

Не лучшее положение было и у немцев Познани, оказавшихся после Первой мировой войны в составе Польши. Еще до официальной передачи Познани ²/₃ местных немцев покинули родные места и переехали в Германию. Численность немецкого населения в Познани сократилась с 455 тыс. в 1910 г. до 327 тыс. в 1921 г., а в 1924 г. – до 224 тыс. В самых крупных городах провинции Познань – в Бромберге и Познани – немецкое население сократилось на 85%. Поляки были этому только рады и пытались ускорить этот процесс^{897}. Культурная автономия местных немцев подвергалась постоянным ограничениям. Большинство немецких детей не имело возможности учиться на родном языке: если в 1919 г. в центральной Польше было 564 немецких школы, то в 1936 г. – только 11. В 1933 г. вышло правительственное распоряжение о том, чтобы преподавание истории и географии в немецких школах осуществлялось на польском языке^{898}.

Нацисты и в самой Польше весьма энергично эксплуатировали проблемы фольксдойч, несмотря на то, что в этой стране фольксдойч было относительно немного: среди национальных меньшинств в Польше немцы составляли 3% населения (от 750 тыс. до 1 млн.) – это немного по сравнению с украинцами (их было 14%), евреями (9%), белорусами (4%)^{899}. Немецкое меньшинство в Польше было в основном сосредоточено на Западе и, в принципе, считалось лояльным по отношению к польским властям, которые проводили довольно жесткую дискриминационную по отношению, к немцам линию. Повсеместно практиковавшаяся на Востоке Европы дискриминация немецкого меньшинства имела место и в Польше: власти стремились подавить немецкую культурную жизнь, не допустить развития национальной школы, прессы, системы общественных организаций. Неправительственные организации также проявляли активность: так, польская националистическая организация «Объединение западных областей» проводила бойкоты немецких товаров. Немецкое меньшинство в Польше было практически исключено из политической жизни и ощущало себя скорее замкнутой, изолированной группкой, а не функциональным и равноправным меньшинством внутри титульной нации Польского государства. Весной 1939 г., после разрыва отношений с Польшей, немецкие власти всеми способами стимулировали радикализацию антипольских настроений фольксдойч. Польские же власти, со своей стороны, закрывали немецкие школы и газеты, проводили дискриминационную по отношению к немцам экономическую политику, инициировали и поощряли антинемецкие эксцессы.

Когда 1 сентября 1939 г. Гитлер напал на Польшу, противостояние фольксдойч и поляков резко обострилось – немцы частично спонтанно, частично организованно осуществляли многочисленные акты саботажа и неповиновения властям^{900}. Теперь уже трудно судить об эффективности, масштабах и последствиях деятельности немецкой «пятой колонны» в Польше – ясно только, что никакого влияния на ход войны она не оказала. В горячке войны польские власти отдали приказ об аресте активных саботажников из фольксдойч и о выводе всех фольксдойч из районов боевых действий; тех, кто не мог идти, польские солдаты часто расстреливали, немцев изгоняли из домов и издевались над ними. 3 сентября 1939 г., после того, как группа фольксдойч напала на польские войска, начались антинемецкие погромы, многие сотни фольксдойч были убиты. Нацистская пропаганда утверждала, что было убито 58 тыс. немцев, современные исследователи чаще всего сходятся на цифре в 4 тыс.^{901} Для сравнения, польские потери в «блицкриге» составили 66 300.

Представляется, что Эрнст Нольте вполне справедливо указывал, что «война против Польши началась тенденциозным геноцидом, осуществлявшимся польской стороной. Сомнительно, что немецкое меньшинство пережило бы войну, если бы она продолжалась более трех недель»^{902}. Причина подобной враждебности по отношению к немецкому меньшинству состояла в следующем: после образования единого Польского государства у него появилось масса проблем в процессе интеграции различных по своему уровню развития частей, и выравнивание этого уровня происходило за счет снижения стандартов развития наиболее высокоразвитых областей (в большинстве своем – немецких). Бедой Польши была растущая безработица и бедность – отдушиной для досады и злобы служили этнические конфликты с немецким меньшинством, которое до 1918 г. выделялось экономическим преуспеванием.

Гитлер, узнав об антинемецких погромах в Польше, приказал создать отряды самообороны «хаймверы» (Heimwehr). Эта «самооборона» сразу приобрела значительные масштабы: из 200 тыс. фольксдойч, проживавших в округе Данциг-Западная Пруссия, 38 300 вступило в эти отряды; еще больший процент фольксдойч проявил активность в районе Варты^{903}. Легко предположить, что «самозащита» вела себя гораздо хуже польских погромщиков, отличившихся в первые дни войны. Генерал-губернатор Польши Ганс Франк называл «хаймверы» не иначе как «бандой убийц», гауляйтер Данцига-Западной Пруссии Форстер неоднократно требовал, чтобы безобразия «хаймверов» были прекращены. Против актов насилия выступали и отдельные офицеры вермахта; случались даже случаи арестов погромщиков немецкой армией. Освободить погромщиков армейское начальство отказывалось даже после объявления Гитлером 4 октября амнистии «по случаю навязанного нам похода в Польшу»^{904}. В конце концов, 8 ноября 1939 г. Гитлер распустил «самозащиту», и ее активисты перебрались в СА, СС и другие нацистские организации. Роспуск отрядов «самозащиты» знаменовал собой завершение самой зловещей фазы нацистского террора в Польше и некоторую консолидацию власти. Упомянутая консолидация оккупационной власти в Польше не означала завершения террора, как и пресечение самоуправства СА в 1934 г. не означало прекращения нацистской деспотии, но некоторое облегчение, некоторая предсказуемость действий властей были, бесспорно, налицо. Тем более что перед Польшей, ставшей плацдармом готовящегося вторжения в СССР, были поставлены дополнительные требования в смысле обеспечения транспорта, безопасности и снабжения. Именно этим целям служила аннексия польских районов – Силезии, Познани, района Варты. На эти земли в 1939–1945 гг. эсэсовцы переселили около 400 тыс. этнических немцев, но другие 500 тыс. немцев, перемещенные в Польшу из Венгрии, Словакии, Румынии и Югославии, так и оставались беженцами и перемещались из лагеря в лагерь^{905}. Когда на Восточном фронте началось гитлеровское отступление, к этим несчастным присоединились еще 350 тыс. советских немцев, попавших под власть оккупантов.