Текст книги "Геммы античного мира"
Автор книги: Олег Неверов
Жанры:
Искусство и Дизайн
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
В 1957 г. в статье, посвященной боспорской камнерезной мастерской эпохи Августа, М.И. Максимова в особую группу выделила 30 гемм, квалифицированных ею как «привозные, не из одной, а из многих стран». Сегодня мы можем уточнить происхождение вдвое большего числа резных камней, отнеся больше 60 гемм из некрополей северопонтийских городов к работам италийских мастеров от I в. до н.э. по III в.
Критериями для отнесения указанных гемм к числу изделий италийских камнерезов служили: материал, надписи, совместные находки, портреты римлян, копии римских памятников, аналогии в нумизматике и глиптике Италии и сюжеты, специфические только для италийского круга.
Из учтенных 60 с лишком гемм 18 имеют характерный для Италии признак – они исполнены из агата. Иногда это – так называемый агат «николо» (от итал. «ониколо» – маленький оникс), где, как в негативе, черное изображение неожиданно рисуется на голубовато-белом фоне, но чаще – коричневый сардоникс с поперечной белой полосой. По италийскому поверью, агат, вставленный в перстень, делал его амулетом и обеспечивал его обладателю всеобщую благосклонность. Сохранилось предание, что сардониковые печати ввел в употребление [117] Сципион Африканский, материал этот стал популярным в италийской глиптике. Характерны в рассмотренной группе и двуцветные литики, словно имитирующие поперечно-полосатый сардоникс. Это также специфический для Италии материал. На втором месте по количеству стоят сердолики и сарды (22), обычно – плоские, четырежды встречен гранат, дважды – аметист.[13]13
Неверов О.Я. Италийские геммы в некрополях северопонтийских городов. – Из истории Северного Причерноморья в античную эпоху. Л., 1979, с. 104, сл.
[Закрыть]
В нескольких случаях италийское происхождение гемм подтверждено надписями: одна из них – подпись римского резчика Скилакса, создателя портрета обожествленного Клавдия, другая – латинское имя Гай, сопровождающее изображение Гая Цезаря, внука императора.
Камею из Керчи с портретом Друза Младшего на основании стиля исследователи относят к числу работ римского резчика Эпитюнхана, чье имя сохранилось в колумбарии мастеров императрицы Ливии. В двух случаях в Пантикапее вместе с геммами обнаружены римские монеты.
Характерны портреты римских императоров и их близких. Среди рассматриваемых гемм встречены изображения Октавии, Гая Цезаря, Друза, Клавдия, Нерона, Филиппа Араба с сыном. В отличие от местных воспроизведений римских портретов, также условно декоративных и схематичных, как и прочие изображения на боспорских геммах, италийские портреты точны и отличаются документальным сходством.
Не может быть случайным частое воспроизведение на геммах этой группы памятников искусства, находившихся в самом Риме или муниципильных городах Италии. Четырежды встречается изображение Венеры Победительницы из храма, стоявшего у театра Помпея, трижды – Марса Триумфатора с форума Августа, а также и другие памятники – Виктория на шаре из сенатской курии, скопасовский Потос, стоявший в здании Совета, Артемида Тимофея из храма Аполлона Палатинского, Гений удачи работы Евфранора, Гаиимед Леохара и т.п.
Наряду с римскими скульпторами есть здесь и воспроизведения живописных полотен – «Аякс» Тимомаха из храма на форуме Цезаря, «Эроты-виноградари», близкие помпейской фреске. На одной гемме из Пантикапея воспроизведена Диана из Ариции, а ближайшую аналогию Венере, завязывающей сандалию, на другой пантикапейской гемме мы находим в скульптуре из Помпей. [118]
Типологические, стилистические и сюжетные аналогии с монетами Италии – одно из решающих наблюдений для этой группы гемм. Они отмечены для бюста в виде гермы, для типа вооруженной Венеры, Виктории на шаре, Фортуны, Немезиды, Гермеса, Цереры, едущей верхом на козероге, пленника, сидящего на груде оружия. Очень важна и. близость с италийскими геммами в коллекциях Рима, Флоренции, Помпеи и Аквилеи. Частые совпадения с геммами из Аквилеи (20 случаев) вряд ли могут быть случайными и должны ориентировать изыскания в сторону североиталийских центров импорта.
И, наконец, сюжеты, специфические только для Италии, – пастух Фаустул из патриотических легенд о Ромуле, Марс-тропеофор и Венера, которые почитались в Италии, как «рода Энеева мать и Ромулидов отец».[14]14
Рутилий Намациан. О возвращении, I, 67.
[Закрыть]
Сюжеты из сказаний троянского и фиванского циклов нередко восходят еще к репертуару этрусской глиптики. Таковы изображения Кадма, Тидея, Этеокла с Полиником, героев, бросающих жребий у фиванских ворот. Жанровые сюжеты также порой воспроизводят сцепы, специфические для Италии: бой гладиаторов, цирковые ристания, мужчины в тогах.
На основании перечисленных критериев, включающих особенности минералогического, технического, тематического и стилистического характера, мы можем отнести к изделиям италийских мастерских от времени поздней республики до последних столетий империи больше 60 гемм, происходящих из некрополей Ольвии, Херсонеса, Пантикапея, Фанагории и Горгиппии.
Если для эпохи Августа и ранней империи у нас есть данные о местных мастерах глиптики только для Пантикапея, то позже картина меняется. В I в. до н.э.– I в. геммы боспорских мастеров нередко можно отметить среди материалов херсонесского некрополя. Как две капли воды они похожи на выделенные Максимовой гранатовые кабошоны со схематическими, поверхностными изображениями богинь, воспроизводящих культовые статуи.
Во II—III вв. в Херсонесе уже работает локальная мастерская, в изделиях которой заметно не только боспорское влияние, идущее с Востока, но и западное, италийское и балканское. Характерный материал гемм здесь наряду с традиционным сердоликом – красная и желтая [119] яшма. Формы печатей нередко многоугольны. Любопытны две портретные геммы, выделенные когда-то Максимовой в качестве местных работ. Они связаны с боспорской ориентацией. Оба персонажа имеют диадемы, это дало основание видеть здесь портреты царей. Сопоставления с монетами позволили отождествить изображения с боспорскими царями Савроматом II и Котисом III. Первый портрет поражает экспрессивностью и богатством деталей в миниатюрном изображении головы пожилого, бородатого царя, во втором больше условности и схематизма. Однако технические приемы резьбы обнаруживают одну и ту же ремесленную традицию, а пренебрежение тектоникой, стремление пожертвовать органичностью во имя подчеркнутой выразительности свидетельствуют о том, что мастера воспитаны не на античных, а на каких-то иных, восточных образцах.[15]15
Максимова М.И. Античные печати Северного Причерноморья. – Вестник древней истории, 1937, № 1, с. 258.
[Закрыть]
По материалу, технике и стилю к этим портретам примыкает красная яшма со статуарными изображениями Асклепия и Гигиеи. Эта культовая сцена ближайшие аналогии находит в Западном Причерноморье. Точно так же изображения львов на херсонесских геммах из красной и желтой яшмы поразительно близки аналогичным темам в глиптике Мезии и Фракии. Темы, связанные с культами легионеров, орлы, штандарты, трактуются необычайно сходно на геммах из Херсонеса, Ольвии и центров Западного Причерноморья – из Варны, Нове, Ратиария, Ника, Марс, Афина и Диоскуры порой настолько неотличимы от балканских находок, что, надо думать, некоторые из них импортированы из центров Мезии и Фракии.
В херсонесских геммах II—III вв. можно встретить темы, необычные для пантикапейской мастерской, – таковы изображения орлов с венком в клюве, стоящих на шаре, на алтаре или в окружении воинских значков, легионных знамен. Эта тема, несомненно, связана с пребыванием в Крыму римских легионов. «Орлы – римские птицы, святыни, присущие легионам», – замечает историк Тацит. Геммы с изображением орла, терзающего зайца, также, видимо, связаны со значками римских когорт. Эти печати из сердолика и яшмы нередко имеют восьмиугольную форму, всегда плоски и оправлены в перстни характерной формы с выделенными плечиками, украшенными резьбой. Аналогии им можно найти среди гемм и перстней, найденных на Рейне на местах стоянок легионов, а также в Мезии и Фракии. [120]
В глиптическом материале позднеантичной эпохи темы, связанные с войной и легионами, как будто преобладают. Золотой перстень из Херсонеса с изображением рукопожатия относится к IV в. Смысл сомкнутых в рукопожатии рук, означавших некогда супружеское согласие, раскрывают легенды монет – «согласие воинов». Скорпионы, львы, орлы, прежде, видимо, имевшие астрологическую символику, теперь чаще связываются со значками легионов и культом легионеров.
Иногда в исключительных случаях мы в состоянии уточнить центры импорта. Так, на одной гемме III в. из Херсонеса сохранилось изображение коня, двух богинь со скипетрами и горы с пещерой в центре. Это локальное каппадокийское святилище на г. Аргей, недалеко от Цезареи в Каппадокии. Тема эта изредка встречается в глиптическом материале Закавказья и балканских провинций и связана, по всей вероятности, с малоазийскими переселенцами или легионерами. Херсонесская гемма могла быть доставлена в Северное Причерноморье из Цезареи Каппадокийской.
Из Пантикапея происходит вторая гемма, для которой может быть указана более точная локализация центра импорта. Всадник в короне с лучами на коне – это Митра или астральное восточное божество, объединяющее функции Митры и каппадокийского Мена, бога луны. Это специфически локальное божество, которому поклонялись в г. Трапезунде, Идентичность изображений на пантикапейской гемме и трапезундских монетах III в. приводит к выводу о том, что и этот резной камень имеет также малоазийское происхождение.
Стиль изображений на позднеантичных геммах Северного Причерноморья заметно меняется. Мастера все чаще отходят от античных статуарных и живописных оригиналов, некогда лежавших в основе типов. Уже в III в. как у мастеров Херсонеса, так и у пантикапейских резчиков встречаются предельно упрощенные, с трудом читаемые изображения фигур из трех-четырех перекрещивающихся линий. Но сам факт обильных находок гемм римской эпохи в Херсонесе, Пантикапее и других городах Северного Причерноморья свидетельствует о том, что смешанное греко-туземное, теперь в значительной степени сарматизованиое население этих городов продолжало широко пользоваться печатями. В эллинизированной среде печать была необходимым элементом всего уклада жизни – [121] культового, хозяйственного и эстетического. Можно утверждать, что наличие печатей в археологических материалах городища или могильника может служить критерием степени эллинизации его населения.
Социальная дифференциация сказывается в материалах, употреблявшихся для гемм и перстневых оправ. Дешевые имитации каменных печатей, которые Плиний характеризует как «стеклянные геммы в перстнях простонародья», обычно имеют теперь бронзовые или железные оправы. Нередко можно встретить одинаковые литики в различных городах Северного Причерноморья. Так, идентичные изображения Одиссея в остроконечном пилосе происходят из Пантикапея и Ольвии. Это заставляет предположить местное изготовление подобных стеклянных отливок – копий каменных гемм.
В памятниках глиптики из Северного Причерноморья, как в зеркале, отразились многие стороны культуры этого удаленного от средиземноморских, центров угла античной ойкумены. Здесь нашли свое отражение менявшиеся контакты, культурные, торговые и политические, военная экспансия и дипломатические союзы, выразившиеся в серии портретов от Митридата VI до поздних римских императоров.
Особенно богатое выражение нашла в геммах, сложная картина религиозной жизни, в которой античное наследие, принесенное первыми поселенцами, причудливо сочеталось с туземными культами и верованиями ближайших соседей. Обычай употребления печатей, завезенных переселенцами-греками в Северное Причерноморье, нашел здесь благоприятные условия, что привело к богатейшему непрерывному импорту гемм в этот район из различных центров Средиземноморья. Одновременно на основе этого укоренившегося обычая, связанного с античным укладом жизни, начал создаваться новый местный вид искусства, давший в эллинистическую и римскую раннеимператорскую эпохи ценные памятники глиптики, отмеченные ярким своеобразием форм и самобытностью стиля.
Глава VII. Геммы магов и гностиков, закат античной глиптики
К древнейшим античным верованиям относится дожившее еще до наших дней представление о таинственной «всеобщей симпатии элементов», о тесной связи планет, металлов и минералов. Бирюза и свинец связывались с Сатурном, сердолик и олово – с Юпитером, изумруд и железо – с Марсом, сапфир и золото – с Солнцем, аметист и медь – с Венерой, магнетит и ртуть – с Меркурием, хрусталь и серебро – с Луною[1]1
Кибальчич Т. Южнорусские геммы. Берлин, 1910, с. 5, сл.
[Закрыть].
Вера в особую, таинственную силу камней, силу, которую они могут передавать человеку, сопровождала геммы в течение всего античного периода. В этой вере свою роль играли и древнейшие слои примитивной народной магии, и реликты халдейских, вавилонских, ассирийских теологических теорий, и практика античных магов-астрологов, предсказателей, и метафизические построения античных ученых. В эллинистическую и римскую эпохи существовала довольно обширная «литература этого вопроса», так называемые «лапидарии», фрагменты которых порой в переработанном виде дошли до наших дней.
С этой литературой в своем минералогическом трактате полемизирует в I в. энциклопедист Плиний, называя эти специальные сочинения «измышлениями магов». [123]
В первые века нашей эры, когда эти трактаты активно переписывались и изучались в Александрии, авторам даются мистические, «авторитетные» имена – Орфея и даже бога Гермеса, врачей Гиппократа и Диоскурида, ученых мудрецов Птолемея и Плутарха. Вот образец текста трактата Псевдо-Плутарха «О реках»: «В Пактоле находят камень, называемый аргюдофюлакс, сходный с серебром. Его трудно увидеть, так как он смешан с зернами золота, которые река катит в песке. У этого камня особое свойство. Богатые лидийцы, которые одни только и в состоянии его купить, помещают его на порог помещения, где хранятся их богатства, и сохраняют таким образом свое золото, ибо как только приближаются воры, этот камень издает звук трубы»[2]2
Mely de F. Les Lapidaires de l'antiqutes. P., 1902, v. III, p. 29.
[Закрыть].
Способность сделать человека невидимым, говорить правду в глаза царям, нравиться женщинам и вышестоящим, видеть вещие сны, избегать козней – в этих свойствах, которые якобы могли даровать геммы, читаются затаенные желания клиентуры магов. Особенно изобилуют «лапидарии» медицинскими рецептами, – правильно выбранная порода минерала, изображение, которое следует вырезать на амулете, имена богов и демонов, которые будут его сопровождать, способны превратить камень в действенный филактерии против любых недомоганий.
Позднеантичный врач Александр из Тралл советует в своем медицинском трактате: «На медийском камне вырежь Геракла, душащего льва, и дай носить как филактерий тому, кто страдает от колик»[3]3
Неверов О.Я. Магические амулеты императорской эпохи. – Искусство и религия. Л., 1981, с. 37.
[Закрыть]. В собрании Эрмитажа хранятся три таких амулета из кровавой яшмы. На обратной стороне для усиления действия филактерия вырезаны три буквы «К» (колика). В книгах «Киранид», изобилующих подобными рецептами, мы читаем: «на зеленой яшме вырежь коршуна, разрывающего змею... носи ее на груди, она успокоит всякие боли в желудке и позволит есть много и хорошо переваривать». На гемме с близким изображением добавлена недвусмысленная надпись-заклинание: «переваривай!»
Врач IV в. Марцелл Эмпирик в трактате «О медикаментах» советует: «Вырежьте на яшме следующий знак: ZZZ и подвесьте ее на шею больного, страдающего болями в боку, и вы достигнете чудесного исцеления». На гемме из Керчи рядом с этим магическим знаком нанесена греческая надпись: «для желудка». [124]
Амулеты эрмитажной коллекции с изображением скорпиона или ящерицы точно следуют рецептам названного трактата, где они рекомендуются как средство от укуса скорпиона и глазных болезней.
Жнец, вырезанный на гематитовом амулете из Керчи, не сопровождается надписью, но на других геммах этого рода – красноречивые надписи, говорящие о том, что он считался средством от «прострела» (радикулита). Тремя античными писателями приведено заклинание против лихорадок: «Убирайтесь, лихорадки, вас преследуют лесные волки». Этот по-детски наивный наговор в любопытной вариации сохранился на эрмитажном филактерии какого-то подагрика. На одной стороне геммы IV в. изображен летящий Персей с головой Медузы, а на другой – заклинание: «Убирайся, подагра, тебя преследует Персей!»[4]4
Неверов О.Я. Античные инталии в собрании Эрмитажа. Л., 1976, № 143.
[Закрыть]
Медицинскими амулетами, пользовавшимися широкой популярностью, были геммы с изображениями, о которых спорили ученые в XVIII и XIX вв., в них видели культовую вазу Изиды. Но еще в XVII в. Рубенс и Пейреск дали верное истолкование сюжету на амулете в собрании великого фламандского художника. Это изображение матки женщины и ключа, филактерий от женских страданий. На одном из эрмитажных амулетов этого рода на матку помещена фигурка богини, все изображение заключено в круг змеи, закусившей собственный хвост, символ вечности, самопожирающей и самовоспроизводящей. На обороте вырезано нанесенное греческими буквами иудейское обращение к божеству: «светоч света»!
Пожалуй, одна из самых пространных надписей сохранилась на любопытном амулете из Горгиппии. Это агатовый шарик, занятый надписями по всей его поверхности. Одна надпись гарантирует владельца «против ядов», а другая, обращенная, как кажется, к Изиде, просит у нее здоровья для головы, ушей, мозговых оболочек, язычка, мягкого неба, гортани, переносицы, ноздрей, зубов, рта![5]5
Кобылина М.М. Изображения восточных божеств в Северном Причерноморье в первые века н.э. М., 1978, с. 162.
[Закрыть]
Особую группу гемм-амулетов составляют любовные талисманы. Чаще всего сюжеты здесь заимствуются из традиционной языческой мифологии: Апеллесова «Афродита, выжимающая волосы», одна или с Эротом, Марс, Леда и т.п. Афродита в объятиях Марса или один Марс нередко сопровождаются надписью: «прелесть» (Эрмитаж). На амулете из Грузии точно такая же надпись сопровождает изображение богини Победы. Видимо, ее задача в данном случае – победить того, кто не желает [125] отвечать на любовь. На амулете из Тиры изображен Эрот, привязанный к колонне, увенчанной грифоном Немезиды. Рядом с Эротом – надпись: «справедливо!», а на обороте – другая: «прелесть»[6]6
Неверов О.Я. Магические амулеты..., с. 36.
[Закрыть]. Первая надпись часто сопровождает изображение Эрота, которого, в противность старой иконографической традиции, связывает Психея. Леда в объятиях лебедя, изображенная на другом эрмитажном амулете, предстает в сопровождении пожелания: «на счастье!»
Эрмитажные геммы с изображением трех Граций, поэтессы Сафо, бросающейся с Левкадской скалы, Эрота верхом на льве и льва, подающего лапу Эроту, – несомненно, амулеты любовной магии. Две последние темы словно развивают мысль древнего поэта: «Все побеждает Амур». У Лукиана эта же мысль о всесилии любви приобретает комический оттенок. Эрот уверяет Афродиту: «Успокойся, мама, я даже с этими львами в хороших отношениях: часто влезаю им на спину и правлю ими, держась за гриву, а они виляют хвостами и позволяют совать им в пасть руку».
Любопытно, что основные темы, встречающиеся среди любовных амулетов, принадлежат к числу тех, которые в книгах «Киранид» рекомендуется вырезать для целого «пояса Афродиты» из талисманов: «В центре пояса будет лихнит или керавния с вырезанным вооруженным Марсом... с каждой стороны – два красных камня без пятен с Афродитой, убирающей волосы, и Эротом рядом с нею, затем – два сердолика с Гелиосом на квадриге...»
На многие античные геммы позже, в эпоху поздней империи, были нанесены надписи, сделавшие их амулетами. Таким своеобразным «палимпсестом» является аметистовая гемма в Тбилиси. На ее лицевой стороне вырезана вдохновенная головка Менады, судя по стилю, конца I – начала II в. Столетием-двумя позже на обратную сторону была нанесена надпись, умоляющая «госпожу», видимо, Изиду, быть благосклонной к некоему «Кторию который это носит». На венской камее с изображением Нерона в виде Юпитера поздние заклинания нанесены на троне рядом с фигурой императора, вокруг его головы и даже на обеих его ногах. Понятные для нас сегодня куски чередуются с наборами семи гласных греческого алфавита, которые связывались с семью планетами и символизировали их. На эрмитажной камее с портретом императора Коммода оборотная сторона геммы занята «каббалистическим [126] квадратом», где читаются нанесенные древнееврейские письмена, дающие при расшифровке имена Моисея, Иосифа и архангелов – Шиншиэла и Хуриэла.
В каждой более или менее крупной коллекции резных камней обязательно представлены так называемые «гностические геммы». Иногда в эту группу вводят рассмотренные выше медицинские филактерии и любовные амулеты, вообще любые геммы с надписями, символами и изображениями, имевшими в глазах древних магический характер. Повод к подобному смешению дали сами древние, так как одни и те же имена богов и демонов гностических сект нередко читаются в магических формулах на медицинских филактериях и амулетах, куда они, видимо, добавлялись для усиления их действия. В то же время в первые века н.э., в эпоху религиозного синкретизма, в период отмирания старых и поисков новых культов, чисто гностические формулы можно встретить рядом с изображениями традиционных олимпийских богов. Таким образом, между надписями, обнаруживающими элементы учения гностиков, и изображениями, которые они сопровождают, на первый взгляд нет ничего общего.
Геммы, по традиции носящие названия «гностических», было бы вернее именовать магическими амулетами, так как изучение позднеантичных магических папирусов Египта обнаружило тесную связь этой многочисленной группы резных камней с идеями и практикой современной им магии. Их исполняли в городах Египта и Сирии, а возможно, и в других центрах Римской империи. Это были скорее талисманы, которые должны были защитить и обеспечить здоровье их владельцам, чем памятники, целью которых было пропагандировать сложные герметические доктрины гностиков.
Эти геммы не рассматривались в качестве печатей, это подчеркивается тем, что надписи читаются верно лишь на оригинале, а не в оттиске. Для их изготовления избирались предпочтительно определенные минералы, здесь уже не игравшие никакой эстетической роли, а несшие магическую нагрузку. Около трети гемм вырезано на гематите, камне, никогда не употреблявшемся в греко-римской глиптике, но очень часто – в древнейшей ассиро-вавилонской и египетской. Таким образом, эта «магическая» группа позднеантичных гемм связывается с древневосточной традицией. Больше пятой доли магических гемм вырезано на яшме разных цветов с предпочтением гелиотропа или [127] «кровавого камня». Стиль резьбы этих гемм чаще всего невысокого качества. Если их сравнивать с непрерывной античной традицией, то можно назвать их стиль «упадочным» или «деградировавшим», как это обычно и делается. Но для задач, присущих этому виду резьбы, обращенной к самым широким слоям общества, характерна лаконичная ясность и какая-то подчеркнутая экспрессивность изображений.
Изобразительные элементы, так же как языковые, носят синкретический характер – наряду с таинственным именем «Абрасакс», в цифровом значении дававшем число 365 (по гностическим спекуляциям – количество небес), много семитских терминов – «Иао» (Яхве), «Адонай», «Саваоф», «Семесилам» (Солнце мира), «Орориуф» (Светоч света), «Абланатаналба» (Отец, приди к нам!), фраза, которая могла читаться одинаково слева направо и наоборот и т.д.
Один из самых популярных образов на позднеантичных магических амулетах – демон, змееногий, как античные гиганты, но с головой петуха, одетый в кирасу римского легионера. В руках его щит Марса и хлыст Гелиоса. На щите или рядом с демоном чаще всего добавлены имена Иао и Абрасакс. Это – солярное божество. Макробий сообщает: «Отец Дионис и Солнце обозначаются именем Иао»[7]7
Макробий. Сатурналии, I, 18.
[Закрыть]. На одном из амулетов в эрмитажном собрании петушиная голова демона поднята вверх, словно он поет, а на обороте в виде крыла «птеригомы» начертаны ряды из семи греческих гласных, символизирующих планеты. Таким же предпочтением пользуется львиноголовая змея в нимбе – Хнубис, как он называется в надписях. Солярный характер этого божества, отождествляемого с египетским богом созидателем Хнумом, не вызывает сомнений. В одном из магических папирусов Хнубис характеризован как «древний природный огонь».
Религия Солнца в позднеантичную эпоху, принявшая на какое-то время монотеистический характер, подкрепляемая астрологией и магией, кажется, дает основное содержание «магических амулетов». Так, не удивительно, что популярностью в ней пользуются боги старого египетского пантеона, среди которых Гор, изображаемый то на лотосе, то в солнечной ладье в окружении бабуинов, то в виде сокола или скарабея.
На одной гемме из Северного Причерноморья Гор, восседающий на троне, сопровождается именем иудейского [128] бога Саваофа. В синкретических культах римского времени боги Востока нередко отождествляются с их паредрами в эллинско-римском пантеоне. Изида-Гигиея предстает со змеей, Изида-Фортуна – с рогом изобилия и рулем. На гемме из Ольвии Анубис изображен с жезлом – кадуцеем Гермеса. В «Метаморфозах» Апулея Изида вещает герою романа: «Фригийцы зовут меня Пессинунтской матерью богов..., критские стрелки – Дианой Диктинской..., сицилийцы – Стигийской Прозерпиной, ... те – Гекатой, эти – Рамнузией (Немезидой)»[8]8
Апулей. Метаморфозы, XII, 5.
[Закрыть]. В надписях этого времени Изида характеризуется следующим образом: «все, что существует – в ней». Изображение Сераписа на геммах часто сопровождается восклицанием: «единственный Зевс – Серапис!» На гемме из Пантикапея бюст Сераписа словно парит над фигурой Зевесова орла. Справа и слева изображены звезда и полумесяц. С этими же символами Серапис предстает на гемме из Ольвии, на обороте которой читается имя гностического божества: «Абрасакс». Эти астральные символы говорят о космическом характере божества.
И в слиянии этих восточных богов с высшими божествами эллинского пантеона, и в том космическом характере, которые придавали им астральные символы, можно увидеть одну тенденцию: проявление характерных для эпохи поисков универсальных монотеистических культов, своего рода соперников культа императора и предшественников христианского монотеизма. В одной из речей императора Юлиана, посвященных Солнцу, мы читаем: «Серапис – единственный Зевс, Аид и Гелиос!» А в стихотворном оракуле, сохраненном Макробием, Серапис предстает как всеобщее, космическое божество:
Изображение Озириса в виде мумии на одной из керченских гемм сопровождается эпитетом солярного бога: .Семесилам» (Солнце мира). На эрмитажных амулетах рядом с Сераписом и Изидой на солнечной ладье можно видеть Гермеса, Фортуну, Персефону. Порой космический характер придается и старым божествам греко-римского пантеона. Изображения Артемиды Эфесской, как нового универсального божества, на геммах в Эрмитаже и ГИМ окружены астральными символами. На амулете, хранящемся [129] в Париже, подобное изображение сопровождает надпись: «созидательница всего живого». А рядом с Гелиосом на квадриге на одной из эрмитажных гемм мы читаем формулу: «Иао, Абрасакс, помоги!»
Митра, сам и его символы – лев и астральные знаки, лев, пожирающий скелет, часто изображаются на этих амулетах, тесно связанных с солярным культом поздней античности.
Как показывают археологические находки, сделанные в городах Северного Причерноморья, магические геммы довольно часты в этом районе античного мира. Вообще наши сведения об их происхождении неполны. Лишь немногие из сотен «гностических» амулетов, хранящихся в крупнейших коллекциях мира, найдены в ходе документированных археологических раскопок. Чрезвычайно важные вопросы об ареале распространения подобных памятников, о местонахождении мастерских, о локальных отличиях их изделий и т.п. могут быть поставлены и разрешены только после публикации региональных находок.
Астрологические и метафизические доктрины гностических сект поздней античности, с одной стороны, сливаются в этом материале с образной символикой древнейших религий Востока – вавилонской, персидской, египетской, иудейской, а с другой стороны – с элементами народных верований, наговоров примитивной магии.
На закате античной цивилизации сложным мистическим построениям восточных религий и учению астрологов о «всеобщей симпатии элементов мироздания» суждено было слиться с древнейшими народными суевериями, связанными с поклонением таинственной силе гемм.
Античная глиптика отнюдь не закончилась на магических геммах, где художественные задачи мало-помалу исчезали, уступая место нерассуждающей слепой вере, которая вместо пластически богатых образов вполне удовлетворялась лаконичными намеками-символами и пространными надписями-заклинаниями. III—IV вв. были временем своеобразного возрождения глиптики. Особенно это касается портретных гемм. Особый стиль резьбы, лаконичный и экспрессивный, рождается в это время, возможно, не без влияния искусства варварской периферии. Варварский мир, юный и полный сил, словно электризует художественную жизнь дряхлеющего античного мира, вливает в него новую энергию. [130]
К самому началу III в. относится богатая серия портретов императора Каракаллы. Аметистовая инталья из Урбниси (Тбилиси), оправленная в роскошный золотой медальон на цепочке, возможно, является даром, полученным одним из иберийских князей из рук самого императора на Востоке[10]10
Макробий. Сатурналии, I, 20.
[Закрыть]. Сходство этой недавней находки с эрмитажной геммой, хранящейся в собрании с XVIII в., настолько очевидна, что они могут быть приписаны одному талантливому резчику, которого можно условно назвать «мастером портретов Северов».
Зато, несомненно, из-под резца другого мастера вышла эрмитажная камея с портретом Каракаллы. В ней поражает странное и неожиданное сочетание графической плоскостности, лаконизма и даже примитивности художественных приемов и экспрессивного, предельно выразительного результата. Такими упрощенными средствами добивались живости своих портретов мастера пальмирских надгробий. Беспощадная характеристика императора-солдата, цезаря той эпохи, когда власть захватывал самый сильный и беззастенчивый, совпадает с описанием И. Тэна впечатления от пластических портретов Каракаллы: «Квадратная голова, вульгарная и жестокая, беспокойный взгляд лживого животного, которое хочет броситься на вас»[11]11
Тэн И. Путешествие по Италии, т. 1. М., 1913, с. 102.
[Закрыть]. Знаменитый Я. Буркгардт, увидев неаполитанский скульптурный портрет этого императора, воскликнул: «Это – Сатана!»[12]12
Burkhardt J. Der Cicerone. München, 1925, S. 495.
[Закрыть]
К этому же периоду относятся эрмитажные геммы с портретами Макрина, Гелиогабала и Гордиана III. В небольших по размерам инталиях мастера умеют подняться до вершин психологического портрета. Каждый из императоров характеризован скупыми, но безошибочно точно отобранными чертами: цинично самодоволен Макрин, убийца Каракаллы, плотоядно-бездуховны и отмечены печатью порочности черты Гелиогабала. Пожалуй, с симпатией и сочувствием изображен резчиком лишь Гордиан III, получивший у современников прозвище Благочестивого. Фрагментированная инталья с его портретом – подлинный шедевр позднеантичной микротехники. Тревожный взгляд, скорбные складки в углах губ, каждый волосок стрижки «ежиком» подмечает зоркий взгляд резчика[13]13
Неверов О.Я. Античные инталии..., № 141.
[Закрыть].
